355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гарри Килворт » Танцы на снегу » Текст книги (страница 17)
Танцы на снегу
  • Текст добавлен: 9 ноября 2017, 11:30

Текст книги "Танцы на снегу"


Автор книги: Гарри Килворт


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава тридцать третья

Руки, которые ухватили Кувырка на винтовой лестнице, принадлежали работнику одной из ферм. Это были сильные, крепкие, мозолистые руки, обветренные и покрытые шрамами и следами хорьковых укусов. Эти руки умело управлялись с кожаной сбруей, инструментами, машинами, не раз сворачивали шею курам и кроликам. Им приходилось тянуть проволоку, забивать гвозди, валить заборы. Не такие, словом, это были руки, чтобы заяц мог из них вырваться.

Человек вытянул правую руку, в которой держал Кувырка, высвободил левую из рукава куртки, потом перебросил зайца в левую руку, снял куртку – и Кувырок оказался плотно завернутым в противно пахнущую одежду. Он гневно заскрежетал зубами и только свистеть не мог: не хватало воздуха.

Спеленутого Кувырка куда-то понесли – мимо разговаривающих людей, прочь от гулкой церковной музыки. От этого путешествия Кувырку запомнился только запах сушеной травы, которую люди поджигают, чтобы вдыхать ртом дым, застарелый запах пота и многие другие въевшиеся в ткань куртки запахи. Эта куртка видела много зим, но ни разу ее не опустили в воду, чтобы хоть немного отмыть. Во внутреннем кармане шелестели какие-то бумажки, на которых Кувырок и выместил свое раздражение, разодрав их зубами в клочья.

Когда куртку развернули, он оказался в загоне, огороженном деревянной рамой с проволочной сеткой. Фактически это была клетка размером примерно шесть прыжков на три. Пол оказался цементным, так что прорыть ход наружу было невозможно. Кувырок заметался в панике, но вскоре слегка успокоился и понял, что стачивает когти о твердый цемент. Ему хотелось пометаться еще, но тогда от его когтей скоро ничего не останется – если он освободится, нечем будет и норку вырыть. Он решил неподвижно лежать в углу. Только когда кто-нибудь подходил к сетке посмотреть на него или что-то просунуть внутрь, он отскакивал в другой угол.

По двору сновали молодые человечки. Они то и дело совали в клетку капустные кочерыжки, уговаривая зайца поесть. Но Кувырок не брал угощения – отчасти от страха, а отчасти им назло. К тому же кочерыжки пахли человеческими руками, и в любом случае Кувырку было не до еды – он был близок к отчаянию. Если бы он мог откусить себе голову и разом покончить со своими горестями, он, возможно, так бы и сделал. В клетку он попал во второй раз в жизни, и ему это понравилось еще меньше, чем в первый. Очень уж противен цементный пол, и на этот раз у него не было товарищей, чье общество могло бы хоть немного скрасить неволю.

Немало времени прошло, пока он чуть успокоился, собрался с силами и к нему вернулась способность к наблюдению и интерес к тому, что происходило за пределами загона.

Когда человечкам наконец надоело к нему приставать и они ушли играть в другой конец двора, Кувырок смог осмотреться. Цементный прямоугольник, на котором он находился, когда-то, видимо, служил полом сарая, но сейчас был открыт всем стихиям. К нему примыкала задняя стена дома с пристройкой.

Тут же стояла старомодная водокачка. Она проржавела насквозь, изогнутая рукоятка в виде буквы S выглядела так, словно к ней давно никто не прикасался, конец шланга, лежащего на ограждении загона, был забит землей.

Кувырок чувствовал запах воды. Здесь был колодец, и вода в нем оставалась хорошей и чистой. Но им давно не пользовались. Прошел не один десяток лет с тех пор, как люди прикрыли колодец каменной плитой и забросили его, и теперь воду пили только животные, заточенные во мраке глубокой ямы.

В колодце жили жабы. С тех пор как люди перестали опускать в колодец ведро на веревке и установили водокачку – новинку по тем временам, – жабы потеряли возможность выбираться на землю и остались внизу навсегда. До чутких ушей Кувырка долетали их разговоры. Это были таинственные, загадочные беседы отшельников-духовидцев.

Жабы живут долго, а передвигаются мало. Иная жаба так и проводит всю жизнь в углублении под камнем. Ясно, что такое существование порождает причудливые характеры с метафизическим складом ума, создающим экзотические философские системы и эксцентрические теории. Даже если бы Кувырок понимал язык жаб, он вряд ли понял бы мысли, которыми они обменивались в душном мраке своего неподвижного и бессобытийного мира. Что мог знать заяц о музыкальных свойствах еле заметных солнечных отблесков или осязательных отличиях многочисленных разновидностей мрака? Что понимал он в мистической поэзии стоячих вод, в поисках которой тянутся под землей корни отдаленных деревьев? Или в тайной истории камней, которую можно было узнать из шепота растений, окружающих его клетку?

Жабы из заколоченного колодца беседовали с водой, камнем и деревом, ощущали вращение земли и запах окаменевших листьев (эти листья помнили диковинные непроходимые леса под древним солнцем), слышали крики динозавров, раздающиеся из бездонной пропасти времени. Жабы давно достигли просветления, неведомого больше никому на земле, и души их, когда приходил час, отправлялись прямиком на колени к Богу. Вертикальная бездна со скользкими стенами, в которой существовали жабы, была полой сердцевиной вселенной – весь мир вращался вокруг этого цилиндра со спертым воздухом. Колодец был потаенным святилищем космоса, и сосредоточенные души жаб видели во сне вещи, невидимые большинству обитателей земли.

Водокачка возвышалась над черной пропастью колодца, как обелиск. Бесчисленные поколения жаб, возможно, будут сменяться в колодце до конца времен, изобретая сложнейшие системы, наслаждаясь глубочайшими прозрениями, создавая символы и образы, которые, может быть, ошеломили бы великих философов земли – зверей, птиц, рыб и людей, – но которым суждено навек оставаться неизвестными. Не исключено, что жабы давно превзошли все художественные достижения человеческого искусства, что их творчество содержит разгадку жизни и смерти, мира и войны, возможно, им известно, как избавиться от болезней и голода, – но никто, никто никогда этого не узнает, и все разгадки так вовек и останутся погребенными внутри колодца.

Кувырок потряс головой, чтобы не слышать бормотания отшельниц-жаб.

Двор был огорожен символической оградой, наспех собранной из кусков проволочной сетки, колышков, натянутой проволоки, кусков ржавого железа и даже верхушки кухонной плиты. В дальнем углу был небольшой огород, где целый день рылись, ища пропитания, куры. На ночь их, помня о лисах и горностаях, запирали в курятник.

Рядом с курятником стояла конура, принадлежащая лохматой черной дворняжке. Эту собаку, грязную и злобную – она рычала даже на хозяина, хотя и негромко, – никогда не спускали с цепи. Большую часть времени она лежала на земле, угрюмо оглядывая двор, и разражалась лаем, стоило кому-то поблизости пошевелиться. Спокойно она относилась только к курам и самому маленькому из человеческих детенышей. Кувырок был очень рад, что собака далеко от его загона. Она присматривалась издали к зайцу с мрачным интересом. Кувырок вздрагивал, когда ловил ее взгляд – взгляд убийцы.

По всему двору валялись разбросанные игрушки маленьких человечков. К забору был привязан самокат, сделанный из детской коляски, – дети привязали его, как лошадь, чтобы не убежал.

С одного конца двора до другого тянулась, держась на двух столбах, бельевая веревка. Она никогда не пустовала – в доме было семеро ребятишек, которых следовало держать в чистоте. Земля под веревкой всегда была влажная, со следами куриных лап. Дикие птицы тоже иногда пили тут из лужиц, когда в других местах воды было мало.

В небольшом сарайчике возле огорода жили другие пленные животные. Когда дверь сарая оставляли открытой, Кувырок мог их видеть. Хомяк, две песчанки и карликовый кролик сидели в клетках среди садового инструмента, горшков, ящиков и сухих тюльпанных луковиц, которые лежали тут невесть с каких пор. Кишели пауки, сплетая и переплетая паутину. Все углы сарая и большую часть еле видного в темноте потолка покрывали паучьи сети, путаясь и налезая одна на другую. Иной раз, когда какая-нибудь бедная муха запутывалась в прочных шелковых нитях, сигналы шли ко всем восьминогим любителям мушатины, и каждый из них мгновенно выскакивал из засады, но с разочарованием обнаруживал, что добыча принадлежит вовсе не ему, а малознакомому собрату из противоположного угла.

Кувырок видел все это, но докричаться до сарая не мог – у зайцев не слишком громкие голоса, – так что пообщаться ни с кем не удалось, даже с кроликом. Жители сарая выглядели в своих зловонных клетках довольно жалко. Они либо тупо смотрели в пространство, либо играли какой-нибудь человеческой игрушкой – у хомяка было колесо, у песчанок какие-то картонные трубочки.

Такова была обстановка, в которую попал Кувырок, и он возненавидел ее лютой ненавистью, какой не знал раньше. Озлобил его, главным образом, цементный пол. Противно было ощущать под лапами эту твердую гадость, которая жадно впитывала и прочно удерживала запах мочи и помета. И наказать ее было невозможно, она сопротивлялась самым яростным укусам. Оставалось только грызть деревянную раму ограды.

Когда дети привыкли к нему и перестали дразнить, он стал лучше к ним относиться – все же некоторое развлечение, ведь животные, сидящие в клетке, испытывают невыносимую скуку. Кувырок понимал, что если поддастся унынию и впадет в апатию, то станет похож на тех, в сарае, чьи глаза давно покинула надежда. Нет, он сделан из более прочного материала! Мысль о побеге не оставляла Кувырка. Возможно, напоминал он себе, здесь тоже любят зайцев в горшочке. Но кажется, съесть его не собирались. Поймавший его человек почти не уделял ему внимания, а кормили его так, что только-только хватало, – непохоже, чтобы его откармливали.

Может быть, люди снова собираются затеять травлю? Вряд ли. Это развлечение богатых фермеров, у которых нет земли под ногтями. А человек, у которого жил Кувырок, напоминал того, с трактора – он был намного ближе к земле, чем те, кто поймал Кувырка в первый раз.

Кроме детей, которые бегали, скакали, визжали, плакали и хохотали – иногда все сразу, отчего у Кувырка голова шла кругом, – во дворе жили куры. По большей части они ходили по двору и клевали землю. Трудами многих куриных поколений земля во дворе превратилась в бесплодную и голую, как скала, пустыню, по сравнению с которой Сахара показалась бы идеалом изобильного плодородия. Но куры продолжали ее клевать – то ли по привычке, то ли со скуки, то ли из упрямства.

В курином обществе царствовала строгая иерархия. Во главе стоял петушок довольно вредного нрава. Он изводил кур своим полным нежеланием придерживаться какого-нибудь брачного сезона. Он гонялся за ними, пригвождал к земле и делал свое дело независимо от погоды, времени дня или года – что перед равноденствием, что после солнцестояния, ему это было все равно, он знать ничего не знал, кроме своих кипучих страстей. Единственное, что спасало бедных кур от полного истощения, было их количество – при всей неуемности петуха количество знаков внимания, достающихся каждой отдельно взятой курице, лежало почти в терпимых пределах.

Впрочем, некоторым курам все же хотелось большего, и они кокетливо прохаживались перед своим владыкой, тряся грязноватыми рябенькими перьями. Но справедливости в жизни вообще мало, и куриное общество не исключение – те куры, что больше других жаждали петушиной ласки, получали ее всего меньше. Петушок пренебрегал покладистыми дамами, преследуя застенчивых и высокомерных.

Куры не обращали внимания на зайца и даже не поворачивали головы, когда он пытался с ними заговорить. Он для них просто не существовал. Их вообще мало что интересовало, кроме зерен и червей.

Время от времени какую-нибудь курицу хватал хозяин и у всех на виду сворачивал ей шею. Когда Кувырок увидел это в первый раз, он был так потрясен, что целый час потом не переставая дрожал. Его потрясла обыденность убийства. Человек вышел из дому, огляделся, выбрал жертву, подкрался к ничего не подозревающей курице, схватил ее, зажал под мышкой и свернул шею.

Кувырок испуганно оглядывался – не за ним ли очередь.

После того как это повторилось несколько раз, Кувырок понял принцип, по которому отбирались жертвы, и порадовался, что зайцы не несут яиц. На суп шли плохие несушки. Он видел, как иной раз мучились куры, которым не удавалось снести яйцо, как они ни старались. Куры вовсе не так глупы, как принято о них думать. Они умнее многих и чувствуют, когда близится их час. Петушок тоже знал ближайших кандидаток в кастрюлю и не трогал их, считая, видимо, излишним тратить свой жизненный материал на тех, кому жить осталось недолго. А может, это была плохая примета. Остальные куры тоже подвергали обреченных остракизму, так что в их жалкой жизни последние дни были самыми несчастными и жалкими.

Еще два человека уделяли курам внимание: женщина, которая их кормила и собирала яйца, и малый детеныш, едва научившийся ходить. Он расхаживал среди кур, как великан, и все норовил схватить какую-нибудь за хвост. Его приводило в восторг, что куры разбегаются перед ним.

Это бесстрашное маленькое существо часто совало палец в клетку Кувырка, невнятно что-то лепеча. Оно садилось на собаку верхом, таскало ее за хвост и уши, и дикий гордый пес безропотно все терпел. Но для хозяина, держащего собаку на цепи круглые сутки, ее сердце окаменело бесповоротно.

Глава тридцать четвертая

Шли дни, а Кувырку никак не удавалось убежать. Прошел месяц, и наконец на землю навалилась зима. Она завладела полями и не прекращала попыток проникнуть в человеческие жилища, а люди оборонялись как могли. Утвердившись на земле бесповоротно, зима стерла всякую память о лете, весне и осени, затоптала в землю все, что осталось от теплых месяцев, – поглубже, с глаз долой, словно никогда не цвели деревья, не пели птицы, не летали бабочки, словно всегда над землей угрожающе нависало свинцовое небо.

От пышного великолепия изгородей осталось только переплетение гибких черных ветвей. Оголенные деревья стояли печально, как виселицы, нескромно выставив напоказ старые птичьи гнезда. Грустно было смотреть на обнаженную землю.

С приходом зимы Кувырок неожиданно для себя стал объектом пристального внимания всех обитателей дома. Даже человек, который поймал его и посадил в загон, не раз подходил и рассматривал его, удивленно покачивая головой. Кувырка немало озадачило поведение людей. Они толпились у клетки, издавая бессмысленный лай и ворчание, обычный знак человеческого возбуждения, и указывали на него пальцами. Дети приводили своих приятелей, чтобы те тоже поглядели на зайца. Все таращились на него с непонятным удивлением.

Наконец людям надоело удивляться, и мало-помалу все вернулось в норму. Никто больше не обращал на зайца внимания. Только женщина не забывала вовремя кормить его и ставить воду, да дети по-прежнему совали в клетку свои пальцы, а также морковку и капустные кочерыжки, но к этому он уже привык.

Как и большинство животных на ферме, Кувырок совсем не дичился самого маленького. Сердечко этого детеныша было переполнено радостью жизни и неугомонным любопытством. Он желал все попробовать на вкус, потрогать, погладить, схватить зайца за уши и посмотреть, что будет. Он обязательно должен был гоняться за всеми, кто соглашался от него убегать. Жизнь била ключом в этом юном существе, а зла в нем не было ни капли.

После первых заморозков человек поставил в загон деревянный ящик с отверстием в стенке и положил в него сена. Кувырок понял: люди боятся, что он замерзнет на голом цементном полу. Иногда он действительно залезал в ящик, но на солому не ложился – он же не хомяк какой-нибудь, не морская свинка. Он дикий горный заяц!

Однажды вечером выпал легкий, пушистый снежок, уютно укутав землю.

Собака по большей части сидела в будке. По ночам до Кувырка доносился ее хриплый лай. Иногда к курятнику прокрадывались лисы, но собака тут же осыпала их отборными ругательствами, и лисы поспешно убирались прочь. Кувырок не понимал, что заставляет собаку сторожить на совесть – ведь хозяева обращались с ней плохо, не пускали побегать, не брали на прогулки, а вслед за хозяевами и весь двор ни в грош ее не ставил. Хуже и презрительнее всех обращались с ней куры, зная, что она не посмеет их тронуть, иначе будет жестоко наказана или даже поплатится жизнью – для хозяев куры явно были дороже собаки.

Почему же это угрюмое, озлобленное существо, проводящее всю жизнь на цепи, презираемое домашними животными и не любимое людьми, выполняет свой долг и защищает кур? Эту тайну Кувырок так и не разгадал.

После снегопада налетел яростный ветер и набросился на землю, стараясь повалить дома и деревья.

Сильно похолодало. Вода, которую ставили Кувырку, быстро покрывалась ледяной коркой. Воробьи приходили к нему в загон попить, протискиваясь сквозь дырку в сетке. Кувырку было не жалко – пусть пьют. Он знал, что на воле птицы умирают сотнями, пытаясь найти хоть немного незамерзшей воды. Женщина выбрасывала во двор крошки, но их подбирали куры, а поставить воды для диких птиц ей не приходило в голову. Белье она теперь сушила где-то в доме – во дворе на веревке оно моментально стало бы жестким, как деревянное.

Однажды холодной ночью Кувырок сидел в своем ящике, дрожа и пытаясь согреться. Вдруг он услышал чье-то дыхание и шаги. Он принюхался, узнал знакомый запах и высунул голову. В лунном свете он увидел совсем рядом собаку. На другом конце двора, у конуры, валялась цепь с порванным ошейником. Падающий снег понемногу прикрывал эти рабские оковы.

Собаке удалось освободиться. Кувырок испугался. Что собирается делать злое животное? Собака посмотрела на него горящими глазами и что-то сказала на своем языке – тихо, чтобы не услышали спящие в доме хозяева. Что-то подсказало Кувырку, что собака не хочет причинить ему вред, что она ему сочувствует. Она еще постояла, глядя на зайца, бросила непрощающий взгляд на дом и скрылась в ночи.

«Я рад за тебя, – подумал Кувырок, – уходи поскорее. Уходи подальше».

Снег валил все сильнее. Собака правильно выбрала время для побега. Снег скроет ее следы, никто не узнает, в каком направлении она скрылась. Кувырок не знал, долго ли она готовилась к побегу. Скорее всего, ошейник истерся давно, и оставалось только хорошенько рвануть. Наверное, собака долго и терпеливо ждала подходящего момента.

Наутро, когда все проснулись, никто не хватился собаки. Люди даже не заметили, что ее нет. Они положили еду в миску, а заглянуть в конуру не догадались. Картошку и ошметки мяса поели куры, и ни одна из них даже не вспомнила про своего охранника.

Высыпали во двор ребятишки и подняли обычный шум. Они играли в снежки, лепили снежную бабу, возили друг друга на санках. Никто из них не подумал подойти к конуре и проведать верного сторожа. Набегавшись, они ушли в дом, усталые и потные, и больше Кувырок их в этот день не видел.

Прошло двое суток – собака за это время могла уйти на край света, – и наконец кто-то додумался заглянуть в будку. Из-под снега откопали цепь и порванный ошейник. Люди много лаяли по этому поводу. Они разошлись в разные стороны и громко вопили, очень, видимо, обиженные на неблагодарность своего раба, убежавшего подальше от хозяйской доброты.

Поиски собаки оказались безуспешными. Кувырок надеялся, что она жива и здорова и либо нашла новый дом, где к ней относятся с любовью и заботой, либо живет на воле.

В одно ясное утро, еще до того, как появилась новая собака, Кувырку снова пришлось испытать смертельный ужас. В рассветном небе он увидел тень и понял, что это Убоище. Кувырок забился в ящик и оттуда смотрел, как летит, высматривая добычу, убийца. Заяц понимал, что внутри загона он в безопасности, но не мог с собой справиться, не мог побороть дрожи.

Целый день он не вылезал из ящика.

Даже здесь, в неволе, убийца преследовал его.

Люди, видно, долго надеялись отыскать и снова водворить на цепь пропавшую собаку. Они далеко не сразу нашли ей замену.

Однажды в лунную ночь Кувырок, как обычно, дремал внутри ящика, спасаясь от холодного ветра, когда до него донесся запах, от которого сердце ушло в пятки. Во двор забрела лиса. Найдя дыру в ненадежном заборе, она темной тенью скользнула во двор и стала медленно красться, прижимаясь к земле и переводя взгляд от загона, где сидел Кувырок, к курятнику.

Куры тоже ее учуяли и заволновались. Курятник огласился испуганным кудахтаньем. В доме все спали, если не считать оживленно снующих мышей. Никто из людей даже не пошевелился.

Лисичка, молоденькая девочка, подошла к загону и посмотрела на зайца невинными янтарными глазами. Ее пасть приоткрылась, и Кувырок заглянул в бездну, усаженную острыми белыми зубами. Он засвистел, на что лисичка прищурила глаза и что-то сказала. Кувырок перестал свистеть и заскрежетал зубами, отчаянно оглядываясь по сторонам в поисках пути к спасению. Деваться было некуда.

Кувырок понимал, что проволочная сетка, ограждающая загон, его не спасет. Зайцу через нее не пробраться, но для лисы эта непрочная преграда с деревянной рамой – сущий пустяк. Хищница легко могла бы оторвать и перевернуть раму.

Лиса смотрела на зайца ярким немигающим взором. Она знала, что внушает ему ужас, с которым не сравнится никакой ночной кошмар.

Но вот она резко отвернулась и направилась к курятнику. Недолго порыскав у его деревянных стен, она быстро нашла гнилую доску, отодрала ее зубами и скользнула внутрь. В курятнике началось столпотворение. Шум был такой, что проснулись все в округе, включая жаб-философов, присоединившихся к общей какофонии.

В воздухе запахло смертью. Одной курице удалось протиснуться в дыру и убежать. Многие уже сложили головы. Кувырок метался в загоне, думая, не настал ли конец света. Даже люди проснулись. В доме послышался шум, зажегся свет. На заснеженную землю упали яркие отблески электрической лампы.

Из курятника выскочила лиса, держа в зубах мертвую курицу. Одновременно распахнулась дверь дома, и на крыльцо вывалился полуодетый хозяин. На краткое мгновение человек и зверь замерли. Потом лиса исчезла, растворившись в темноте.

Грянул выстрел, вспыхнуло пламя. У зайца остановилось сердце и остекленели глаза. Разнесся запах, который ни с чем невозможно спутать, запах прогремевшего выстрела – острый запах пороха. Кувырок изо всех сил прижался к холодному цементу.

После этого было много беготни и суеты. Люди ходили осматривать курятник, пересчитывали мертвых кур, изрыгая в адрес лисы невнятные проклятия. Человек с ружьем ушел в темноту, но вернулся без лисьего трупа.

Наконец все затихло. Люди вернулись в свои постели.

Кувырок понял, что ему повезло – если бы стены курятника оказались попрочнее, лиса выбрала бы его. Попав в курятник, она словно обезумела и передушила множество кур, хотя унести с собой могла только одну. Кувырок знал, что у лисиц есть какой-то дефект психики, из-за которого они превращаются в машины истребления, когда перед ними не одна беспомощная жертва, а несколько. Для кур стены курятника оказались слишком прочными. Лиса убила бы только одну, если бы остальным было куда убежать.

Наутро все увидели кровь на снегу. Кувырок смотрел, как мужчина и женщина угрюмо прибираются во дворе. Среди погибших оказался и петушок, но никто так и не узнал, погиб ли он смертью храбрых, защищая свой гарем, или впал в истерику вместе с курами и умер в тщетных попытках найти выход и убежать.

Человек подошел к загону и долго смотрел на Кувырка тяжелым, угрюмым взглядом. Кувырок задумался: семья потеряла много кур, какое-то время у людей будет плохо с яйцами. Не отправят ли его в горшок?

Но на следующий день на ферму явился гость. Он стал очень внимательно приглядываться к Кувырку – заяц вспомнил, как его все разглядывали в начале зимы. Человека Кувырок узнал – это был тот самый любитель пеших прогулок, что жил в домике рядом с Винследовым лугом, участком Большеглазки. Кувырок впервые увидел вблизи его черную кустистую бороду и темные глаза, но узнал фигуру и запах. Он вспомнил, что выдра Стиганда хорошо отзывалась об этом человеке. А тут и собака появилась и стала рядом с хозяином. Это была Бесс, большая сенбернарша.

К чрезвычайному удивлению Кувырка, собака с ним заговорила.

– Привет, заяц! Ты, кажется, напуган? Не надо бояться. Мой хозяин хочет купить тебя у этого человека.

– Ты говоришь по-заячьи?

– Я знаю много языков. Хозяин часто приносит домой разных зверьков. Я стараюсь у каждого чему-то научиться.

Кувырок обдумал ее слова. Интересно, зачем ее хозяину столько разных животных.

– Он меня съест? – спросил он.

– Да нет, что ты! Наоборот, мы тебя спасаем от этой участи. Тебе повезло, что ты не русак, иначе мой хозяин мог бы не заинтересоваться, но так как ты, очевидно, голубой заяц…

– Я с гор.

– …то ты ему очень интересен. Ему про тебя рассказали, и теперь он хочет взять тебя домой и поизучать.

– А потом, когда изучит, что со мной будет?

– В зоопарк, наверное, пошлет или еще куда-нибудь.

Кувырок недоумевающе моргнул:

– Что еще за зоопарк?

– Это такое место, где держат диких животных. Их там наблюдают. Хозяин пошлет тебя в хороший зоопарк. Он не любит, когда зверей держат в клетках. Если бы ты был русак, он бы тебя вообще выпустил, но ты другое дело. Вряд ли тебе удастся добраться отсюда до твоих гор.

– Но сейчас мой дом здесь, на равнинах. Спроси у выдры Стиганды, она говорила, что вы знакомы.

Бесс поглядела на него своими добрыми глазами:

– А, теперь вспомнила, я слышала про тебя. Ты Кувырок, верно? Не знаю, как бы тебе помочь. Рассказать хозяину про тебя я не могу, ты ведь знаешь, что люди, даже самые умные, не владеют речью, а только издают бессмысленные звуки. Кое-что я могу втолковать ему знаками, но твоя история слишком сложна для этого.

– Пожалуйста, попробуй. Пожалуйста! Не хочу я ни в какой зоопарк! Хочу на волю!

Кувырок слышал о таких местах, как зоопарки, и мысль провести остаток дней в неволе привела его в ужас. Пока он оставался в этом загоне, у него хоть была надежда убежать. Люди рано или поздно допустили бы какой-нибудь промах. В конце концов подгнили бы доски, и Кувырок смог бы прогрызть дыру и вылезти.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю