Текст книги "В воскресенье рабби остался дома"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава VI

Покупателей не было, и Мейер Пафф, неуверенно оглядевшись, прошел в заднюю часть магазина, где, сердито глядя на него, сидел мистер Бегг.

– Я Мейер Пафф. Мистер Морхед сказал, что у вас есть ключ от Хиллсон-плейс, вы там вроде сторожа…

– Я живу в вагончике. И присматриваю за домом, – бесстрастно произнес Бегг.

Мейер Пафф был крупный, медлительный человек. Все в нем было крупным: круглая голова, увенчанная хохолком седеющих светлых волос, мясистый нос, квадратные, белые, как мел зубы, красные руки с похожими на сосиски пальцами, ноги, обутые в ужасно бесформенные ботинки, словно кожа была недостаточно прочной, чтобы вместить их. Когда он говорил, раздавалось глубокое низкое бормотание, причем большие красные губы еле двигались, и звук, казалось, исходил не столько изо рта, сколько из живота. Однако под пристальным взглядом Бегга он чувствовал себя неловко.

– Морхед сказал, что звонил вам…

– Я говорил с ним по телефону сегодня утром.

– Да, так если бы я мог взять ключ…

Не ответив, Бегг наклонился вперед и откуда-то из проема между тумбами стола извлек картонку, на которой карандашом было написано: «Вернусь через час».

– О, вам вовсе незачем оставлять магазин. Если вы просто дадите мне…

– Дом обставлен, и я не даю ключи незнакомцам, – категорически заявил Бегг. Но, увидев, что Пафф покраснел, добавил: – В это время дня все равно никакой торговли. Вы на машине? Тогда езжайте за мной.

Хиллсон-плейс и стоявший неподалеку вагончик находились на мысу, известном как Тарлоу-Пойнт. Это были единственные два здания в этой части улицы, отстоявшие от дороги примерно на сорок футов. Высокая, густая изгородь почти скрывала лужайку перед домом и тянулась вдоль края участка, сливаясь с полоской всклокоченных сосен, ведущей к пляжу и воде.

Пафф указал на узкую тропу за изгородью, ведущую к воде. – Это часть имения? – спросил он.

– И да, и нет. Это часть участка, но есть право прохода для публики. Хиллсоны в течение многих лет время от времени сражались за это с городом.

– Так это не частный пляж?

– Хиллсоны заявляют, что да. Город говорит, что тот вон свободный участок через дорогу – он повел подбородком – имеет право доступа к пляжу. Тогда несколько лет назад Хиллсоны и купили этот участок, чтобы выглядело, словно весь Тарлоу-Пойнт принадлежит им. Но муниципалитет говорит «нет», потому что они могут продать тот участок отдельно, а новый владелец должен иметь право доступа к океану.

– Понимаю.

Бегг направился к парадной двери.

– Они продают все хозяйство? – спросил он.

– Я так понял.

Дверь вела в вестибюль, за которым находилась большая гостиная. Из трех окон два выходили на лужайку перед домом, а третье на ту сторону, где стоял вагончик. Все они были завешены кружевными занавесками и тяжелыми, старомодными красными бархатными портьерами с оборками наверху, подхваченными посередине петлями из того же материала. Мебель была закрыта большими кусками полиэтилена, но то, что было видно сквозь него, соответствовало бархатным портьерам – огромные мягкие диваны, обитые парчой стулья и тяжелые, неуклюжие столы красного дерева.

– Это был летний дом? Мебель, вроде, неподходящая…

– Думаю, это из их старого дома в Кембридже. В те дни люди не выбрасывали хорошие вещи.

Бегг провел Паффа через холл, ведущий вглубь дома, открывая по пути двери с обеих сторон. За первой дверью открылся маленький кабинет с кушеткой, книжными полками, парой стульев и П-образным столом. Как и мебель в гостиной, кушетка и стол были закрыты полиэтиленом. Остальные комнаты были спальнями, и в каждой из них по крайней мере кровать была закрыта полиэтиленом. Пафф постучал по стене.

– Это капитальная?

– Не думаю.

На одной из стен дальней спальни было большое чернильное пятно. Пафф показал на него.

– У кого-то из Хиллсонов плохой характер?

– Вандалы, – коротко ответил Бегг. – Пару лет назад старшеклассники стали забираться в некоторые летние дома, портить вещи, устраивать беспорядок. Поэтому я и получил эту работу. Хотите подняться наверх?

– Думаю, не стоит.

Они зашли в кухню, откуда сквозь ряд сосен был виден океан.

– Сейчас отлив, – сказал Бегг, – но во время прилива вода поднимается до самого волнолома и отрезает Пойнт от остальной части пляжа.

– Ого, прилив такой высокий?

– Не меньше двух-трех футов.

От фасада дома участок отлого спускался к пляжу, поэтому вниз от черного хода вела лестница в дюжину или больше ступеней.

– Мы можем посмотреть на все это сзади?

– Послушайте, мистер, у меня дела в городе.

– О, конечно, – сказал Пафф. – Вы можете ехать. Я сам осмотрю.

– Как угодно. – Он открыл дверь, и Пафф стал спускаться по лестнице. Бегг запер за ним дверь и через парадную вышел к своей машине.

Пафф дошел до деревьев и обернулся посмотреть на дом. «Надо будет вернуться с рулеткой и кое-что измерить», подумал он. «И взять с собой архитектора… Можно поставить балки и убрать все перегородки. Кухню можно пристроить в стороне или наверху и использовать буфет-автомат, а остальную площадь – под столы и кабины. А для дорожек пристроить сзади сборный барак. Тогда в кегельбан придется спускаться по лестнице, но зато в обеденном зале будет тише. Везде окна, виден океан, все лето здесь будет приятно и прохладно. Тот участок через дорогу можно заасфальтировать…»

Он вернулся к машине, раздумывая, куда ехать – в Линн или Глостер. Линн ближе, но долгая поездка вдоль берега по красивой дороге поможет хоть немного расслабиться.

Управляющий кегельбаном в Глостере не сообщил ничего необычного; все шло благополучно.

– Ты уверен, что все в порядке?

– В чем дело, мистер Пафф? Вам кажется, что я не справляюсь? Тогда…

– Да нет, все в порядке, Джим. Просто сегодня день такой, куда ни придешь – все кувырком…

– Понимаю, мистер Пафф. У вас все на сегодня?

– Сейчас в Линн, а потом домой. Я еще вчера объездил несколько мест.

– Хорошего уикэнда, мистер Пафф. И не переживайте так.

Когда он приехал в Линн, в кегельбане был только администратор, который попыхивал сигарой, облокотясь на стойку.

– Скучаешь, Генри?

– Перед самым ужином тут всегда скучно, мистер Пафф. Обычно вы приезжаете пораньше.

– Я заехал сначала в Глостер. Все хорошо? Пепельницы что-то полноваты…

– Минут пять-десять решил передохнуть. Примерно через полчаса здесь будет наплыв.

– А через час ты уходишь.

– Да, если Муз придет вовремя. Пока что каждый вечер на этой неделе он опаздывал. – Генри застыл, увидев подъехавшую машину, из которой вышли двое мужчин и направились к дверям. – Легавые, – шепнул он.

– Здесь? Чего им надо? В чем дело?

– Привет, мальчики, – обратился Генри к сыщикам. – Хотите пару раз бросить шары?

– Не сегодня, Генри. Мы хотим только осмотреть помещение.

Один из них решительно направился в маленькую пристройку, где были туалеты. Генри вышел из-за стойки, чтобы проследить за ним. Тот остановился перед дверью с надписью «Для женщин».

– Там кто-нибудь есть?

– Нет, но тебе туда нельзя, – разозлился Генри.

– Почему?

– Читать умеешь? Это дамский туалет.

– Ничего, я присяду по-ихнему. – Он открыл дверь и вошел внутрь.

Второй высыпал на пол одну из пепельниц и присел на корточки, чтобы изучить содержимое. Пафф подошел к нему.

– Послушайте, – сказал он. – Что тут происходит?

– Кто вы такой, мистер?

– Я – Мейер Пафф. Владелец заведения.

– Не отойдете ли в сторонку? Вы заслоняете мне свет. – Он поднялся и начал осматривать пепельницы у следующей дорожки. – Полицейские дела, – сказал он. – Мы получили информацию и проверяем ее. Вы здесь часто?

– Вообще-то… Ну, может, пару раз в неделю. Иногда только раз.

– Ты не заметил, что насорил, – сказал Генри. – Собираешься оставить этот мусор?

– Конечно, оставим его уборщице.

– Парни, а у вас есть ордер на обыск? – спросил Генри.

– Нет-нет, – сказал Пафф. – Не надо, Генри…

Полицейский удивленно посмотрел на администратора.

– А зачем нам ордер? Это общественное место, а моему напарнику нужно было в туалет.

– В дамский?

– Пожалуйста, Генри. – Пафф повернулся к полицейскому. – Послушайте, вы не могли бы сказать, что вы ищете?

– Мы ищем наркотики, мистер.

– Но почему здесь?

Второй полицейский присоединился к ним, покачав головой в ответ на вопросительный взгляд партнера.

– Мы получили информацию и проверяем ее. Ты не видел тут каких-нибудь шумных ребят? – спросил он у Генри.

– Эти маленькие ублюдки всегда шумят, – сердито сказал Генри. – Но это не дает вам никакого права являться сюда…

– Без ордера на обыск? Слушай, Бастер, когда мы придем сюда с ордером, мы тут все разберем на мелкие кусочки.

– Хорошо, офицер, не стоит волноваться, – сказал Пафф. – Мы всегда рады помочь полиции.

– Да? Так скажите об этом вашему человеку.

Дома миссис Пафф встретила его в дверях.

– Где ты был? Уже так поздно, что я начала волноваться. Иди быстро мыться. Обед полчаса как готов.

– Что-то сейчас не хочется, Лора. Я устал. Поем позже.

– Но мы же собирались в храм, Мейер. Сегодня пятница.

– Сегодня, пожалуй, я не пойду. Я устал.

– Да брось, Мейер, сядь, поешь чего-нибудь, и сразу все пройдет. А потом пойдем в храм, там ты расслабишься. Сегодня служба «Братства». Тебе она всегда нравилась.

Глава VII

Когда Тед Бреннерман широкими шагами направился к кафедре проповедника, конгрегация выжидающе притихла. У него была репутация пробивного малого и оригинала («Этот Бреннерман говорит, что вздумается, но всегда выходит сухим из воды»). Облокотившись на кафедру в манере, явно напоминающей рабби Смолла, он объявил:

– Добрый вечер, это ваш добрый рабби Бреннерман. – Раздался одобрительный смешок, и он продолжил: – Серьезно, люди, в моей жизни было много публичных выступлений, но впервые я должен произнести проповедь. Должен сказать, это отрезвляет.

Снова раздалось одобрительное хихиканье, поскольку среди членов «Братства» Бреннерман пользовался репутацией человека, который знает, как обращаться с бутылкой.

– И когда я узнал, что в соответствии с программой должен произнести проповедь, то спросил нашего рабби, не может ли он одолжить мне свою книгу проповедей. (Смех.) А он заявил, что у него такой нет и что он готовит свои проповеди сам. Тут я подумал про себя: я знаю, что подарить вам на ваш день рождения. (Смех.) Никто из присутствующих больше меня не ценит нашего рабби. Я считаю его одним из самых знающих и самых умных людей, которых когда-либо встречал. И он доказал это, когда решил прогулять эту службу. (Смех.)

Так вот, поскольку помощи от нашего рабби я не получил, то напрямую посоветовался с его боссом, с Моисеем. Всегда имей дело с начальством – вот мой девиз. Я достал семейную Библию и начал читать об Исходе. Я читал на английском, потому что под рукой не оказалось моих очков для иврита. (Смех.) Это было откровение. И это вовсе не каламбур. Все мы знаем историю об Исходе из Египта, десяти казнях и всем остальном еще со времени учебы в воскресной школе. Но когда читаешь Библию, действительно начинаешь понимать, какими придурками были фараон и египтяне. И недавние события на Ближнем Востоке[26]26
  Впервые книга издана в 1969 году. Намек на Шестидневную войну 1967 года.


[Закрыть] доказывают, что они не слишком поумнели за три тысячи лет. (Одобрительный смех.) Если не считать того, что тогда они хотели, чтобы мы остались, а теперь они хотят, чтобы мы ушли. Неужели не могут решить, наконец, чего они хотят? (Смех.)

Но когда я прочитал дальше, я обнаружил, что и наши люди были ненамного умнее. Полюбуйтесь: им только что преподнесли самую шикарную демонстрацию Господнего могущества, какую когда-либо представляли человечеству. Снова и снова Бог показывал, что относится к детям Израиля с особой благосклонностью. Он насылал на страну мух и саранчу, тьму и смерть, и в каждом случае израильтяне выходили невредимыми. Им нужно было более сильное доказательство? Он дал его: раздвинул воды Красного моря, чтобы дать им пройти. Как реагировали израильтяне? Должны бы были, кажется, смело пойти за Моисеем. Но нет, как только они обнаружили, что египтяне преследуют их, кое-кто – не все, конечно, уверен в этом, – начали наезжать на него. «Разве могил недостает в Египте, что взял ты нас умереть в пустыне?»… А остальным: «Ведь об этом мы говорили в Египте: оставь нас, и будем мы служить египтянам, ибо лучше нам работать на египтян, чем умереть в пустыне». Вы знаете, как ответил на это Бог. Когда египтяне подошли, Он вернул воды моря назад и потопил их войско.

Что, кончились жалобы? Кончились сомнения? Отнюдь. Это повторялось опять и опять. Всякий раз, когда ситуация не была на сто процентов кошерной[27]27
  Кошерной – от «кашрут» (см. сноску на стр. 9 – примечание № 5) – здесь: не вполне приемлемой.


[Закрыть], эта компания – а я уверен, что это все время была одна и та же компания, – начинала бузить. Так было, когда они пришли в Мару и вода оказалась горькой. Позже, когда стало не хватать еды, они тосковали о горшке с мясом в Египте. Тогда Бог послал им манну небесную. Потом, когда у них кончилась вода, они заподозрили, что Бог позволит им умереть от жажды. Вот тут-то Моисей и ударил по камню своим посохом и добыл воду. И, наконец, то же самое случилось снова, когда Моисей поднялся на гору, чтобы получить Скрижали Завета. Когда он вернулся не сразу, они были уверены, что их бросили, и заставили Аарона сделать для них изображение золотого тельца, чтобы они могли поклоняться ему.

Тон Бреннермана изменился, и конгрегация обратилась в слух.

– И вот Моисей дал им свод законов. Это не были законы ритуала и молитвы. Это были законы, по которым следовало жить, законы, необходимые для сохранения жизнеспособного общества. В те дни у них было примитивное общество, и для его существования они нуждались в довольно простых этических правилах: «Не убий», «Не укради», «Не лжесвидетельствуй». Все мы знаем, что не может существовать общество, где убийство, воровство и лжесвидетельство разрешены или оправданы. Оно бы тут же распалось. Эти законы были необходимы для общества того времени, чтобы сохраниться, вырасти и преуспеть. И не является ли наша религия по существу именно этим – сводом правил, по которым могут жить люди?

Но сегодня мы живем в более сложном обществе, и это требует других правил или – возможно – новой интерпретации старых. Мы знаем теперь, что когда широким слоям населения не хватает еды, одежды и крова, это разновидность убийства. Когда мы не позволяем негру изложить свои доводы и протестовать против своего поистине тяжелого положения – это разновидность лжесвидетельства. И когда нашей молодежи не позволяют слушать голос собственной совести, а заставляют ее выполнять желание большинства, это значит, что мы поклоняемся другому богу – богу Истеблишмента. И я говорю, что истинная функция храма – или церкви, если на то пошло, – следить, чтобы современное общество было жизнеспособным, а в наши дни это означает проявлять инициативу в таких вопросах, как гражданские права, социальная справедливость и мир во всем мире.

Бреннерман поправил кипу на голове.

– Я хотел бы видеть, что наш храм занимает ясную позицию во всех этих вопросах и заявляет об этом во всеуслышание. Я хотел бы видеть, как наш храм принимает резолюцию по этим вопросам и затем уведомляет о нашей позиции ежедневную прессу и посылает копии законодательному собранию штата и нашим представителям в Конгрессе.

И я бы хотел, чтобы мы сделали больше. Когда наши чернокожие братья устраивают демонстрации в защиту социальной справедливости, я хотел бы видеть рядом с ними команду этого храма. И когда проходят слушания по различным социальным вопросам, я хотел бы видеть на слушаниях представителей этого храма, однозначно дающих понять, что мы расцениваем их как религиозные вопросы.

Более того, я хотел бы, чтобы мы выделили деньги для специального фонда социальной активности, чтобы мы могли внести свой вклад в различные достойные дела – такие, как марш бедных в Вашингтон, юридическая помощь политическим заключенным на Юге, и даже – в некоторых случаях – в поддержку кандидатов на общественные должности, которые представляют наши взгляды и выступают против реакционеров и фанатиков.

Мое отношение к этому не тайна и не является для вас неожиданностью, потому что это предвыборная платформа, на которой я проводил кампанию за должность президента «Братства», и это платформа, на которой проводила кампанию нынешняя администрация храма. Сам факт нашего избрания показывает, что большинство конгрегации согласно с нами и дало нам наказ действовать. А наша платформа может быть выражена в нескольких словах: деятельность храма должна помогать развитию демократии.

Как я сказал, ничто из этого не является для вас неожиданностью, потому что мы все время заявляли об этом. Но одно дело заявлять, а другое – претворять в жизнь. И сегодня вечером я хотел бы объявить о первом шаге нашей новой программы. Мы полагаем, что демократия должна начинаться дома. Поэтому вместо старой системы забронированных мест, когда лучшие места всегда доставались одним и тем же немногим личностям, мы собираемся ввести систему, при которой никакие места в храме не резервируются и все рассаживаются по принципу «кто первый пришел, того первого и обслужили». Наш президент, Бен Горфинкль, посчитал вполне уместным, чтобы объявил об этом я, поскольку именно «Братство» будет устанавливать новые стулья к Верховным праздникам.

Зал возбужденно загудел, но Бреннерман продолжал:

– Да, я знаю, что не все члены конгрегации и даже «Братства» согласны с нашим представлением о функции храма. Я знаю, некоторые считают, что храм должен быть просто местом, куда приходят молиться и соблюдать ритуал. Они похожи на тех, которые заволновались, когда Моисей поднялся на гору, и настояли, чтобы Аарон сделал золотого тельца. Это люди, которых не интересуют настоящие убеждения, которые боятся быть втянутыми в полемику. Им нужна религия, состоящая из набора ритуалов. Я считаю, что это сродни поклонению золотому Паффу – я хочу сказать, кафу[28]28
  Calf (англ., произносится: каф) – телец.


[Закрыть]. (Громкое хихиканье.) И я считаю это религией золотого – он сделал паузу, словно для того, чтобы удостовериться, что на этот раз он произносит правильно – тельца.

Бреннерман продолжал еще несколько минут, сравнивая то, что он назвал настоящей религией, с религией тельца. И каждый раз был преувеличенно осторожен с произношением. Он закончил призывом к единству, «чтобы мы сделали наш храм лучшей религиозной организацией на Северном побережье».

Он вернулся на свое место рядом с Горфинклем, который встал и, как принято, поздравил его торжественным рукопожатием. Но когда они снова уселись, Горфинкль, прикрывшись молитвенником, сложил из пальцев букву О в знак безоговорочного одобрения.

Глава VIII

– Привет, Хьюджи, дружище. Эт-то твой старый друг Кевин О’Коннор.

– Ага. – Хью Лэниган, шеф полиции Барнардс-Кроссинга, не любил, когда его называли Хьюджи, и особенно не любил Кевина О’Коннора, начальника полиции соседнего Линна. Он считал его профессиональным ирландцем, даже театральным ирландцем, так как родился О’Коннор в Америке и ирландский акцент был явно наигранным. Кевин был уверен, что в Линне это может дать политические преимущества.

– Ты пойдешь на весенний бал шефов полиции, а, Хьюджи?

– Еще не решил.

– Жаль, а то я мог бы записать тебя прямо сейчас. Я в комитете и хотел бы произвести хорошее впечатление.

– Я дам тебе знать, Кевин.

– Не надо подавать анкету. – Лэниган с удивлением заметил, что акцент бесследно исчез. – Просто позвони мне, буду рад внести твое имя, а деньги можешь послать в любое время, когда вспомнишь.

– Хорошо, Кевин.

Но тот еще не закончил.

– Да, кстати, ты случайно не знаешь такого – Пафф, житель вашего прекрасного города, вроде бы еврей?

– Мейер Пафф?

– Именно.

– Да, я его знаю, – осторожно сказал Лэниган. – Что ты хочешь о нем узнать?

– Да как обычно. Приличный ли он человек? Имел ли ты с ним когда-либо дело – скажем, по службе?

– В городе он на хорошем счету. Никаких полицейских протоколов, если ты это имеешь в виду. Что он сделал? – Лэниган уже записал имя в блокнот для заметок.

– Пока не знаю, сделал ли он что-нибудь. Но у него здесь кегельбан.

– У него их полдюжины в городах и городках Северного побережья.

– Я знаю, но ни одного в Барнардс-Кроссинге. – Это прозвучало как обвинение.

– У нас здесь нет, но кегельбан в Салеме достаточно близко. Так что там с вашим кегельбаном?

– У нас есть ребята, которые покуривают травку и доставляют нам время от времени небольшие неприятности, – так это один из их постоянных притонов.

– И ты думаешь, что он может продавать наркотики? – Лэниган вычеркнул имя в блокноте. – Не могу представить его в этой роли. Начнем с того, что он одна из важных шишек в местном храме.

– Послушай, Хьюджи, а ты не думал, что это может быть своего рода прикрытием?

– Нет, не думал, но я подумаю об этом, когда не найду лучшего занятия.

– Шутишь, как обычно. А у вас с этим не было проблем?

– С наркотиками? Было немного, – осторожно сказал Лэниган. – Насколько мы смогли выяснить, идет это из Бостона.

– Послушай, если до тебя что-нибудь дойдет, любая мелкая сплетня насчет этого Паффа, я буду благодарен, если ты дашь мне знать.

– Положись на меня, Кевин… дружище. – Лэниган положил трубку и некоторое время пристально смотрел на нее. Потом усмехнулся.