Текст книги "В воскресенье рабби остался дома"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава XLVI

– Ну, что скажете? – спросил Лэниган.

– Вы, пожалуй, узнали не слишком-то много, а? – заметил рабби. – Хотя кое-что интересное выяснилось. Они, похоже, весьма единодушно сходятся в том, что это Картер первым предложил забраться в Хиллсон-Хаус и заверил, что их не заметят.

Лэниган усмехнулся.

– Ну да, от него ведь ответа не дождешься.

– Оно, конечно, так…

– Меня заинтересовала маленькая шпилька девочки Эпштейн насчет того, что Бетти Маркс немного встречалась с Музом в прошлом году.

– Вы придаете этому какое-то значение? Тогда вы не отреагировали на это.

– Я решил, что выгоднее расспросить об этом попозже.

– В самом деле? А я решил, что это обычное женское коварство, – заметил рабби. – Из всех остальных показаний единственное, что заслуживает внимания, на мой взгляд, это вопрос о передней двери.

– А именно?

– Билл Джейкобс сказал, что он установил защелку на передней двери так, чтобы они могли вернуться и забрать Муза.

– Ах, да, – сказал Лэниган. – Ну и что из этого?

– Это означает, что после их ухода войти туда мог любой.

– Если он знал об этом, – быстро прервал его Лэниган. – Но это не имело никакого значения для человека с ключом.

– Например?

– Например, для человека по имени Пафф. Знаете его? Он член вашей конгрегации.

– Мейер Пафф?

– Именно. У него был ключ от дома, и он был неподалеку в тот вечер приблизительно в то самое время.

Рабби Смолл ответил не сразу.

– Послушайте, – сказал он, наконец, – очевидно, в этом деле есть много такого, о чем я не знаю. И у вас нет никаких оснований посвящать меня. Это дело полиции. Но если это касается членов моей конгрегации, и вы хотите, чтобы я сотрудничал…

– Не горячитесь, рабби. Я собирался выложить это все перед вами. – Он подошел к стенному шкафу и вернулся с портфелем. – Вот копия заявления Паффа.

Рабби прочитал его, а затем поднял глаза и спокойно сказал:

– Выглядит достаточно честным.

– О, да, – поспешно сказал Лэниган. – И все же интересно уже то, что он был там. Прежде всего, он знал парня. Муз работал у него.

– Мистер Пафф – активный член городской группы поддержки и знает всех спортсменов из средней школы. Безусловно, он должен был знать и Муза Картера.

– Это только маленькая деталь. Есть другая. Кегельбан в Линне был под наблюдением полиции. Они подозревают, что это пункт распространения наркотиков. Кегельбан принадлежит Паффу, и именно там Муз обычно работал по вечерам как помощник управляющего.

– Вы подозреваете, что Муз распространял наркотики, а Пафф его за это убил?

– Вероятность существует, – рассудительно сказал Лэниган.

– Она существует почти везде, – сказал рабби, пожимая плечами. – Но я не верю, что насчет мистера Паффа – вы это серьезно…

– А если нет, то почему?

– Начнем с того, что вы бы не стали тратить столько усилий, чтобы собрать всю эту компанию и допрашивать ее весь вечер.

– Это уж точно, – усмехнулся Лэниган. – Но в отличие от вас, рабби, я считаю, что встреча с ребятами на многое проливает свет.

– Да ну?

– Вообще-то говоря, она нужна была мне для подтверждения того, что я подозревал все время, и почти доказала это. Вырисовывается четкая схема – и все безошибочно указывает на Дженкинса.

– О?

– Да, все началось, когда Муз присоединился к компании. Он начал высмеивать Дженкинса, и, по словам ребят, цветного парня это, безусловно, бесило. Они все согласны с этим.

– Но Дженкинс никак не реагировал. Мы ни от кого не слышали, чтобы он что-нибудь говорил.

– Да, и потом тоже не заводился. Лучше бы уж что-то делал. Такие вещи накапливаются. Пока Муза не начали заворачивать в накидку, он молчал. А тут вдруг заявляет во всеуслышанье, что его надо бы накрыть с головой. Джейкобс говорит, что это была шутка, но вы же знаете – в каждой шутке – как иногда выплывает – доля шутки.

– Продолжайте.

– Дальше: Джейкобс оставляет дверь незапертой. И кто об этом знает? О, только Джейкобс. Вы помните, я расспрашивал его об этом довольно тщательно. Он выходил последним и заблокировал замок. Позже, когда они были у Эпштейнов и собирались вернуться за Музом, Горфинкль спросил, как они попадут туда, и тогда Джейкобс сказал им, что он заблокировал замок так, чтобы тот не защелкнулся. Это обычный замок для входной двери с двумя кнопками. Одна отпускает защелку, а вторая блокирует ее. И заметьте, именно тогда Дженкинс сказал, что ему надо немедленно отправляться домой, потому что завтра рано утром он едет в Нью-Йорк.

– Вы думаете, что по дороге в Бостон он заехал в Хиллсон-Хаус?

– Чертовски уверен в этом. У него была возможность – я имею в виду его мотоцикл. И у него был мотив. Он единственный, о ком мы точно знаем, что у него был мотив.

– Потому что молодой Картер издевался над ним? А вам не приходит в голову, что Дженкинс мог привыкнуть к такому обращению? Что этот эпизод мог быть просто очередным – в длинном ряду ему подобных, от которых он страдал всю жизнь?

– Вы хотите сказать, что к этому можно привыкнуть. Конечно, но такое, бывает, накапливается, и этот случай мог стать последней каплей. Можно утверждать и то, и другое. Я-то думал, вас обрадует такой поворот событий.

– Обрадует? Обрадует то, что юноша, который был у меня дома, хоть и недолго, подозревается в убийстве?

– Бросьте, рабби. Давайте будем реалистами. Муз Картер убит, и это означает, что кто-то убил его. А кто под подозрением? До настоящего времени это были дети из вашей конгрегации и Мейер Пафф, еще один ваш человек. Я думал, вас обрадует, что это не они и не кто-то, с кем вы связаны, а какой-то приезжий, посторонний.

– Ах, посторонний. Благодарим тебя, Боже, за постороннего!

Рабби поднялся со стула и стал расхаживать взад и вперед по комнате.

– Мы, евреи, празднуем Песах в течение двух дней. Во многих отношениях это самый необыкновенный праздник, и мы празднуем его необыкновенным способом. Мы начинаем с того, что очищаем дом от всей пищи и даже от всей посуды, которой пользуемся в течение года, и в течение праздничной недели мы не только покупаем особую пищу, но и готовим ее в особой посуде и едим ее на особых тарелках особыми приборами, которыми пользуются только на этой неделе. В канун праздника мы проводим трапезу, которая повторяется на следующий вечер. И в каждом случае трапезу предваряет сложный ритуал, в котором самый младший из присутствующих спрашивает о значении трапезы, необычной пищи, которую мы едим, и необычном способе еды. И тогда мы, остальные участники трапезы, объясняем, как мы были рабами в Египте, и как нас угнетали, и как Бог откликнулся на наши страдания и вывел нас мощной рукой из рабства и гнета.

– Да, рабби, я знаю происхождение этого праздника. Но в чем суть?

– Суть в том, что Песах не просто праздник благодарения или радости. У нас несколько таких праздников, но этот – единственный, у которого есть тщательно разработанный особый ритуал и который содержит особый набор правил, Агаду, чтобы мы выполняли его исключительно точно. Почему?

– Расскажите.

– Чтобы запечатлеть его уроки в нашем сознании, – сказал рабби. – Это мнемоника, нитка на пальце, способ вложить в наше сознание и память то, о чем люди предпочли бы не думать или легко могут забыть.

– Один раз в год папа римский моет и целует ноги нищим, – сказал Лэниган.

– Именно. И он, без сомнения, извлекает пользу из урока смирения, который это дает ему, – слегка наставительно сказал рабби. И тут же добавил: – Жаль, что этого не требуют от всех представителей вашей веры.

Лэниган рассмеялся.

– Хорошо, рабби. И чему же учит ваш праздник?

– Это связано с особой заповедью, основной в нашем законе: «И когда будет жить у тебя пришелец в стране вашей, не притесняй его… как житель страны среди вас пусть будет у вас пришелец; ибо пришельцами были вы в стране египетской».

– Вы имеете в виду, что я несправедлив к Дженкинсу, потому что он цветной и не из нашего города?

– Вы арестовали его, и он признался?

– Мы еще не нашли его, рабби, но найдем. Мотоцикл – не автомобиль. Его можно закатить по тротуару в прихожую или даже в подвал, и попробуй найди. Но я предупредил полицию Нью-Йорка, и они найдут его.

– Но у вас нет никаких бесспорных улик – только то, что вы считаете мотивом и возможностью.

– О, у нас есть хорошая улика. Мы нашли ее в самый первый вечер, почему я и отпустил домой вашу молодежь. Как только они рассказали нам про Муза и мы поняли, что это убийство, я послал своих людей порыскать вокруг Хиллсон-Хаус и посмотреть, что там можно найти. И мы нашли. Перед домом есть высокая и широкая живая изгородь, и позади нее, на мягкой земле, в месте, не видном с улицы, мы нашли четкий отпечаток мотоциклетной шины.

Глава XLVII

Плотник робко вошел, неуклюже снял старомодную, широкополую войлочную шляпу и в ответ на приглашение рабби сел на край стула.

– Жена решила, что я должен переодеться, – сказал он, объясняя, почему на нем черный костюм, начищенные до блеска черные ботинки, белая рубашка с неудобным, тесным воротником, широкий кричащий галстук. – Из уважения, понимаете.

Рабби кивнул – не потому, что понял, но как знак, чтобы тот продолжал.

– Лэниган позвонил мне сегодня утром и сказал, чтобы я пришел подготовить похороны. Он сказал, они решили, что им не понадобится вскрытие.

– Понимаю.

– И когда я все подготовил, я решил, что зайду поблагодарить вас.

– Я ничего не сделал, мистер Картер. Ничего.

– А я считаю, что если бы вы не пошли вечером в понедельник…

– Нет, мистер Картер, – твердо сказал рабби, – это действительно не имело никакого отношения к их решению. Шеф Лэниган вполне справедливо отказался выдать тело тогда, потому что у него были сомнения относительно причины смерти. Справедливые, как оказалось. Когда выяснилось, что смерть наступила от удушья, эксперт сказал ему, что вскрытие не нужно, что оно им ничего не даст. Насколько я понимаю, острое алкогольное отравление приводит к параличу нерва, который управляет дыханием, так что действие на органы то же самое, что при удушье.

– Я все же думаю, что если бы вы не пошли туда, они все равно могли бы это проделать. Доктора делали так и просто для практики, это известно, – неодобрительно добавил он.

– Вы организовали похороны? – спросил рабби, чтобы сменить тему.

Картер кивнул.

– Это будет в тесном кругу – только семья. Мы не хотим толпы, только семья и мой друг, проповедник, с которым я работал во время кампании против фторирования. Он скажет несколько слов.

– Думаю, так лучше всего.

– Вы знаете, рабби, я мог бы спасти мальчика. – Картер сжал кулаки. – Я не сказал бы этого своей жене, но вам я говорю.

– Что вы имеете в виду?

– Я не услышал, рабби. Бог говорил со мной, а я не услышал.

Рабби с интересом взглянул на него.

– О?

– Я вышел поискать его в тот вечер. Я искал в центре города в барах, думал, что именно там его можно найти. А его там не оказалось, я просто ездил вокруг, по разным улицам, вроде как бесцельно. Я проезжал Тарлоу-Пойнт. А зачем бы я поехал туда, если бы Бог не указал мне? Я даже притормозил, когда проезжал Хиллсон-Хаус. Так направлял Господь мои шаги или нет? – спросил он. – Но я сердился на мальчика, и это заглушало глас Божий. Если бы я был восприимчив, Он говорил бы со мной и сказал бы, где искать. Но мой разум был блокирован, рабби, и голос не мог проникнуть в него.

– Вы не должны так думать, мистер Картер.

– Мне стало легче от того, что я сбросил с себя эту тяжесть, рабби. Я должен был рассказать это кому-то, и просто не мог сказать об этом жене. О, я знаю, что пути Господни неисповедимы, и это часть какого-то великого плана, выходящего за пределы моего понимания, или же это наказание мне или, может, даже моей жене за грехи, совершенные в прошлом. Но я хочу, чтобы вы знали, что моя собственная вера не дрогнула – ни на мгновение. И если мой гнев заглушил голос, это тоже, возможно, было частью божественного плана. А может, это должно было научить меня, что мой гнев греховен.

– Вы намекаете, что Господь мог взять жизнь вашего сына только для того, чтобы научить вас сдерживать свой гнев? – резко спросил рабби.

– Я не знаю, но долг Его слуг пытаться понять Его. А иначе зачем мысли приходят в мою голову?

– Не все мысли, которые приходят в голову человеку, мистер Картер, вложены туда Богом. И не все, что происходит вокруг, – Его дела. Если вы видите Его руку во всем, что происходит, через некоторое время вы начнете обвинять Его во всех отталкивающих и страшных событиях. Некоторые вещи – результаты наших собственных ошибок, а некоторые происходят просто случайно.

Картер поднялся.

– Мне не нравятся ваши слова, рабби. Мне кажется, что это говорит о недостатке веры, а я не ожидал этого от вас. Или вы говорите это только для того, чтобы мне стало легче. – Он пошел к двери. Было очевидно, что он уязвлен. – Вот увидите, рабби, – сказал он и похлопал его по руке, – если у вас есть вера, в конце концов все станет на свои места. – Лицо его вдруг прояснилось и даже смягчилось в улыбке. – Кстати, они поймали этого цветного парня, который отобрал жизнь у моего мальчика. Они привели его, когда я был в отделении.

Картер ушел, и рабби повернулся к Мириам.

– Где мое пальто? Я еду в участок.

Глава XLVIII

Бен Горфинкль позвонил в первой половине дня, чтобы сказать, что придет домой на ленч.

– Я хочу поговорить со Стью. Он еще не ушел?

– Он еще в постели, Бен.

– В одиннадцать часов? Может хотя бы к полудню он снизойдет до разговора со мной?

– Вчера ты допоздна расспрашивал его про встречу.

– Я лег не раньше, и встал, тем не менее, вовремя.

– Он же еще ребенок, им нужно больше спать. Что-нибудь случилось?

– Просто я хочу поговорить с ним. Постарайся, чтобы он был дома, когда я приду.

Он заканчивал свой спартанский ленч, состоявший из сэндвича и кофе, когда, зевая и потягиваясь, появился Стью в пижаме и халате.

– Что случилось, папа?

– Если бы ты встал вовремя, ты мог бы услышать новости по радио. Арестовали того парня, Дженкинса.

– Ого! И что?

– Я говорил с одним из наших заводских адвокатов. Он считает, что с нашей стороны было ошибкой позволить Лэнигану допрашивать вас без присутствия адвоката.

– Естественно, он же адвокат. Что он еще сказал?

Старший Горфинкль отметил в уме проницательность сына.

– Во всяком случае, он согласен со мной, что твое положение отличается от других, и если ты правильно разыграешь карты, ты вообще не будешь замешан. – Заметив, что сын собирается возразить, он решительно продолжил. – Нет, послушай меня, хорошо? Есть только три вещи, три препятствия, которые нам надо преодолеть. Прежде всего, вопрос проведения пикника на Тарлоу-Пойнт. Если это частный пляж, то вы нарушили владение. Насколько я могу понять, ты не имел никакого отношения к решению устроить там пикник, но, с другой стороны, ты вел машину. Далее, насколько я понимаю, даже городской совет не уверен, частный это пляж или нет. По моему мнению, для тебя совершенно безопасно признать, что ты знал, что вы идете на Пойнт. Просто ты думал, что пляж общественный, потому что там и раньше проводили пикники.

– Да, конечно…

– Послушай, пожалуйста! Хорошо. Ты уехал перед грозой и не имел никакого отношения к взлому Хиллсон-Хаус. Правильно? И когда ты вернулся – я имею в виду, в первый раз, – ты не входил, так ведь?

Стью покачал головой, не понимая, к чему отец клонит.

– Ты услышал их голоса внутри, и когда ты крикнул, что вернулся, они открыли дверь. Правильно?

– Я еще и стучал…

– Но ты услышал их внутри. Именно поэтому ты стучал. Чтобы дать им знать, что ты вернулся. А сам ты не входил. Правильно, не входил?

– Да, они сами вышли.

– Хорошо. Пока ты вне подозрений. Ты был точно в таком положении, как водитель автобуса или шофер такси, который отвозит компанию людей на вечеринку и потом возвращается за ними. Теперь, когда вы вернулись, чтобы забрать этого мальчика, Муза, – вот тут ты сделал ошибку, потому что у тебя не было никакого права входить в этот дом. Одна вещь, конечно, говорит в твою пользу – дверь была открыта, так что это не взлом и не вторжение. И все это время ты думал, что там, в доме, лежит твой больной друг – возможно, серьезно больной…

– Ты имеешь в виду Муза? Он вовсе не был мне другом.

– Он твой одноклассник? Ты никогда не дрался с ним? Значит так: он был твоим другом. И он был болен…

– Он был пьян.

– Ты этого не знал. Ты знал только, что тебе сказали, будто он потерял сознание. Вроде как упал в обморок. Ты был на машине, и, естественно, не раздумывая решил помочь ему. – Он пристально посмотрел на сына, словно провоцируя его возразить против такого объяснения. Но Стью молчал, и он продолжил, наклонившись вперед:

– Пожалуйста, это важно, и я хочу, чтобы ты обратил на это особое внимание. Когда ты увидел Муза, ты понятия не имел, что с ним. Ты не врач. Все, что ты знаешь, – он лежал без движения. Ты собирался быстро уйти оттуда за помощью, позвонить в полицию или врачу. Тебе и в голову не приходило, что он мог быть убит. Ты знаешь только, что он выглядел неестественно…

– Но это выглядело, как убийство, потому что кто-то ведь натянул ему этот пластик на голову.

– Ты же не видел, как они завернули его вначале?

– Да, но…

– Послушай, я пытаюсь тебе объяснить, что ты ни в чем не замешан. Ты не выбирал место; ты не забирался в дом; ты вернулся забрать Муза только потому, что он был болен, а у тебя была машина; и, наконец, когда ты увидел, что он очень болен, твоей единственной мыслью было оказать ему помощь.

– Но Диди и Билл сказали…

– Ты вряд ли запомнил, что они говорили. Ты только помнишь, что был какой-то разговор про Муза и про то, как они положили его на кровать. А деталей ты просто не помнишь. Тебя там не было; ты ничего не видел и ничего не знаешь.

– Да, я просто очень осторожный человек.

– Вот именно, – нетерпеливо сказал отец.

Стью встал.

– А потом, когда все закончится, что я буду делать? Найду себе новых друзей или перееду в другой город? А с самим собой как мне быть? Я просто тупой щенок, а ты – находчивый, классный руководитель. Только ты, пожалуй, слишком находчив. Никто, и уж тем более Лэниган, не поверит во все эти мои благородные намерения. Я на все сто уверен, что если я ни в чем не замешан, то Лэниган и не собирается втягивать меня. И еще: я ни за что не поверю, что ты беспокоишься только обо мне. – Он направился к двери и уже с порога сказал: – Ты и твоя репутация – вот о чем ты беспокоишься.

Вошла миссис Горфинкль.

– А где Стью? Вы закончили?

– Да, мы закончили, – сквозь зубы ответил муж.

– В чем дело? Опять поссорились?

– Для кого ты еще работаешь, пашешь, надрываешься, если не для детей? А что получаешь в ответ? Для них ты – лицемер, думающий только о себе.

Глава XLIX

Дженкинс с любопытством переводил взгляд с рабби на Лэнигана.

– Этот парень грузил меня весь вечер, а вы удивляетесь, почему я не хотел помочь доставить его домой, чтобы папочка не узнал, что он напился? Мне больше хотелось не валандаться с ним, а посмотреть, как старик спускает с него шкуру. Я не считаю, что надо подставлять вторую щеку, как учат религиозные типы вроде вас, рабби.

– Мы такому не учим. Это христианский принцип, а мы считаем, что это потворствует злу.

– Ого, интересно.

– И ты решил вернуться туда, где вы его оставили, – подсказал Лэниган.

Негр пожал плечами.

– И не думал, если хотите знать. Я просто хотел свалить. Они же дети – неплохие, в основном, – но дети.

– И решили вернуться домой, – предположил рабби.

– Ну да. Вообще-то вечер был страшно нудный. Дети в этом не виноваты, что они могли сделать? А оставаться было уже невмоготу. Так что я забрал у Диди свой мотоцикл и смылся. Только отъехал, как опять начался дождь. Тут я и вспомнил про Хиллсон-Хаус, где дверь открыта…

– Что было ближе, Хиллсон-Хаус или Диди? – спросил рабби.

Дженкинс пожал плечами.

– Какая разница? Хиллсон-Хаус по дороге, а к Диди надо было возвращаться.

– Ты, конечно, и думать не думал про Муза, который лежит там крепко связанный и беспомощный? – язвительно спросил Лэниган.

– He-а, пока не вошел, – весело сказал Дженкинс.

– Но перед этим осторожненько перевел мотоцикл через тротуар и спрятал за кустами.

– А как же еще, прав-то у меня не было никаких, чтобы там быть, хоть бы все двери были открыты. – Он перевел взгляд с одного на другого, чтобы убедиться, что они поняли. – Поэтому я и запер дверь, когда вошел.

– Зачем?

– Ребята говорили, что полицейский патруль иногда проверяет, заперта ли дверь. Потом я выглянул и увидел проезжающую машину. Напротив дома она притормозила и еле ползла, будто водитель пытался что-то рассмотреть. Но так и не остановилась.

– Пафф, – сказал Лэниган в сторону рабби. Рабби кивнул.

– Я слегка испугался, – продолжал Дженкинс, – и задернул шторы. У меня был фонарик, но я заметил, что сквозь шторы виден свет уличного фонаря, значит, с улицы свет в доме тоже могут увидеть. Поэтому я распустил плотные бархатные портьеры и уже в полной темноте спокойно включил фонарик.

– Ты входил в маленькую комнату посмотреть на Муза? С ним было все в порядке?

– А чего там смотреть, оттуда было слышно, как он храпит. Я выглянул из-за портьер и увидел, что машина теперь уже стоит прямо под фонарем, а парень за рулем сидит, будто ему время некуда девать.

– Та же самая? – спросил Лэниган.

Дженкинс покачал головой.

– Не знаю. В первый раз я видел ее мельком – только фары, но в тот момент я не думал, она это или не она, потому что меня беспокоила третья.

– Третья машина?

– Конечно. Я вижу одну машину: она медленно проезжает. Я вижу вторую: она останавливается и ждет. Дальше все понятно. Третий не прикуривает – успевают прицелиться. Когда приедет третья машина, парень влип. – Он посмотрел на допрашивающих, удовлетворенный своей безупречной логикой, которая обязательно до них дойдет.

– И за все это время ты ни разу не подумал про Муза? – в голосе Лэнигана явно чувствовалось недоверие.

– Конечно, я думал о нем, – сказал Дженкинс. – Я думал о том, что он лежит там, как вы говорите, славный и беспомощный.

– Ну-ну. – Лэниган пододвинулся вместе со стулом.

– И я подумал, что должен как-нибудь рассчитаться с ним. Устроить какую-нибудь глупую детскую штуку, ну хоть что-нибудь, чтобы полегчало. Будь у меня краски, я бы вымазал его физиономию черным. Я даже развеселился, представляя, как дети найдут его в таком виде. Неплохо было бы подстричь его как-нибудь прикольно, выстричь, например, мои инициалы в его патлах или, может, просто украсть ботинки и спрятать. Но тогда пришлось бы его разворачивать, а мне не хотелось.

– Естественно, – сухо сказал Лэниган.

– Вы думаете, я боялся его?

– Такое мне и в голову не приходило.

Дженкинс покачал головой.

– Драться по-честному я бы не стал. Зачем? Он был тяжелее меня фунтов на пятьдесят. Если бы мы были одни там, на пляже, когда он начал выступать, я бы хоть камнем в него запустил. Но при детях я не мог. Они бы не позволили.

– А тут их не было.

– Вот-вот. И я осатанел. Возможность была великолепная, а сделать ничего нельзя. А потом вспомнил про портсигар и решил забрать его, чтобы не оказаться совсем уж в дураках.

– Ты взял его портсигар?

– Да, я заметил его еще вечером. С одной стороны сигареты, а с другой косячки.

– Косячки? – переспросил рабби.

– Да, наркотики.

– Он курил их вечером? – спросил Лэниган.

– Да нет, он курил обычные, но те, другие, я узнал. Утром я собирался в Нью-Йорк и решил, что мне они пригодятся. Портсигар был у него в кармане рубашки, я вытащил его, и все. Потом вернулся в гостиную, выглянул за шторы и увидел, что машина уехала. Можете не сомневаться, ждать я не стал и тут же смылся.

– Дверь для Горфинкля и Джейкобса вы, конечно, оставили открытой, – сказал рабби.

Дженкинс улыбнулся и покачал головой.

– Конечно, нет. Я оставил ее запертой. Они же собирались спасать этого Муза. Зачем было облегчать им задачу?