Текст книги "Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По"

Автор книги: Гарольд Шехтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Часть третья
ПОИСКИ ПО СЛЕДУ

Глава двенадцатая

Сент-Джонс-Парк на Гудзон-сквер, в котором в среду утром обнаружили изуродованные останки десятилетней Розали Эдмондс, слыл когда-то центром одного из наиболее фешенебельных районов Манхэттена. Спроектированный талантливым архитектором, засаженный живописными купами разнообразных пород деревьев: катальпа, серебристая береза, каштан – этот зеленый уголок служил местом отдохновения состоятельных обитателей близлежащих импозантных строений.

В недавние годы, однако, местность неузнаваемо изменилась. Состоятельная публика сбежала на север, за 14-ю улицу, спасаясь от наплыва переселенцев. Некогда прелестный миниатюрный парк потерял свою привлекательность. Газоны более не подстригались, заросли сорняками, заполонившими также цветочные клумбы и рабатки; ветер шуршал рваными газетами, на аллеях валялся никем не убираемый мусор. Чинно прогуливающиеся под руку парочки сменились какими-то маловразумительными фигурами обоего пола, не имеющими пристойного дома и слоняющимися где попало в любую сколько-нибудь терпимую погоду.

Несмотря на желание поскорей приступить к делу, Карсон отказался от моего предложения воспользоваться омнибусом, и мы отправились пешком. Причины скаут не объяснил, но по тому, как он постоянно осматривался по сторонам, подозреваю, что ему хотелось освоиться с местностью, проникнуться характером новой для него среды.

Сменив одежду, Карсон почти не привлекал внимания пешеходов. Если не считать его шляпы и походки, он ничем не выделялся из серой толпы городских обитателей. Никто за нами не бежал, никто не приставал к знаменитому следопыту с расспросами.

Шагали мы в основном молча. Отчасти потому, что внимание Карсона было посвящено окружающей обстановке, отчасти благодаря его сдержанности и природной молчаливости. Иногда он задавал мне вопросы. Самым большим из населенных пунктов, которые он до этого посещал, был заштатный городишко Санта-Фе, и, разумеется, его интересовала архитектура Нью-Йорка, обитатели мегаполиса и их странные привычки. Что это за высокое здание на Бродвее, в которое постоянно входят и из которого выходят разряженные дамы и господа? Кто эти смуглые уличные музыканты, вертящие ручки органчиков-шарманок, и для чего у их ног прыгают разряженные обезьянки? Зачем эта худая девочка в лохмотьях продает бумажные цветы? На каком языке возбужденно общаются эти странные бородатые люди в темных одеждах и причудливых шляпах?

Отвечая на вопросы гостя с Дальнего Запада, я тоже умудрялся выудить из него ту или иную информацию, в основном о предмете нашего поиска. Джонсон прославился среди горных охотников не только силой и свирепостью, но и искусством следопыта, знанием леса.

– Говорят, он мог понюхать пепел дотлевшего кострища и определить, сколько индейцев и какого племени сидели у костра.

– Явное преувеличение! – отмахнулся я. – Такое никому не под силу, каким бы тонким обонянием он не обладал.

– Не спорю, не спорю, – согласился Карсон. – Но довелось мне встречать и очень чутких на нюх трапперов.

Карсон рассказал историю, иллюстрирующую нечеловеческую жестокость Джонсона, благодаря которой он стал столь популярной фигурой среди обитателей диких лесов. Несколькими годами ранее он с группой приятелей, включавшей и Дела Гью, застал врасплох группу индейцев сиу, около двух дюжин воинов, отдыхавших на берегу Милк-ривер. С убитых индейцев сняли скальпы, Джонсон, как водится, вырезал и сожрал в сыром виде печень вождя.

Но и этого ему показалось мало. Он приказал своей команде отрубить у трупов головы, выварить их в котле, чтобы отделить мясо от костей. Черепа насадили на две дюжины шестов и воткнули вдоль берега рядочком, на радость пассажирам речных судов.

– Таких страстей я еще не слыхивал! – ужаснулся я. – Что же это за человек, который способен на столь извращенные зверства? Такое и помыслить-то страшно!

– Нехороший человек, злой.

– Я не кровожаден, – заверил я Карсона. – Но уверен, что такое чудовище следует уничтожить. Чем скорее, тем лучше.

– Сначала его найти надо, – напомнил Карсон.

Я спросил, видел ли Карсон портрет Джонсона, выполненный Освальдом.

– Да, мистер Барнум показал.

– И что, похож, как вы считаете?

– Не сказал бы. Больше похож на деревянные шаманские маски, как у Ассинибойнов.

– Вот-вот, мне он тоже с первого взгляда маску напомнил. К тому же вряд ли Джонсон настолько глуп, чтобы не принять мер к изменению внешности. Сбреет бороду, волосы покрасит сапожной мазью или чернилами.

– Вероятно.

Наконец мы увидели впереди небольшой парк, цель нашего пути. Пересекая Лэйт-стрит, Карсон задержался. Кучер-угольщик, коренастый субъект с широкой грудью и толстенными, поросшими густой шерстью, похожими на медвежьи лапы руками, спрыгнул с сиденья и принялся безжалостно хлестать лошадь. Хилая кляча остановилась среди улицы, очевидно не в состоянии тянуть далее перегруженную телегу. Непрерывно ругаясь, возчик осыпал свою лошаденку ударами, а она ржала и стонала от боли, вздрагивая от каждого удара.

Выражение лица Карсона не изменилось, но по напряженным чертам его я понял, что он готов вмешаться.

– Кит, я понимаю ваше возмущение, – попытался я его урезонить. – Ваша реакция делает вам честь, но, к несчастью, это совершенно обычное явление в нашем городе, особенно распространенное среди низших классов. Ваше вмешательство неизбежно привлечет к нам внимание, которого следует всеми способами избегать.

– Я только словечком с ним перекинусь, – пообещал Кит Карсон.

Минуты не прошло, как угольщик, несмотря на кнут, грудь размером с пивную бочку и перевес в массе, растянулся на мостовой, орошая булыжники кровью из разбитого носа.

– Пошли дальше, – бросил на ходу Карсон.

– Весьма своеобразное понимание фразы «перекинусь словечком», – заметил я, входя в парк. – Я из ваших уст ни слова не услышал.

– Он меня понял, – заверил следопыт.

Не посещал я этот район более полугода. Уже тогда в парке заметны были признаки запустения. Теперь же его состояние меня просто-напросто шокировало. Заросший, замусоренный, аллеи завалены сломанными ветками кустов и деревьев. И безлюдный. Лишь кое-где виднеется несколько фигур: плохо одетые люди, с землистыми лицами, представители беднейших слоев населения. Два юнца в изношенной одежке забавляются игрой в ножички. Рядом с ними в траве сидит маленькая девочка, срывает созревшие одуванчики и сдувает с них белый пух, любуясь плавным полетом семечек-пушинок. Опираясь на суковатую палку, по дорожке плетется седая старуха в накинутом на плечи рваном шерстяном платке. Время от времени она нагибается и исследует мусор на предмет пригодности для дальнейшего употребления. На сломанной скамейке, сколоченной из реечек, навалена куча грязного тряпья, при ближайшем рассмотрении оказывающаяся спящим бродягой. Да мы с Карсоном. Вот и все представители человечества на этом обширном участке громадного города.

Карсон на мгновение замер у входа, обводя парк внимательным взглядом. В газетах сообщалось, что труп девочки обнаружен в парке, но точное место не указывалось. Карсон что-то, очевидно, заметил, так как вдруг быстро шагнул вперед. Я устремился за ним. Он подошел к кустарнику, отделявшему живой изгородью парк от проходящей с северной стороны Вестри-стрит.

Все так же молча Карсон опустился на одно колено и принялся исследовать землю. Трава вокруг была смята, истоптана до земли. Теперь я понял, что он обнаружил место, где нашли труп девочки. Здесь топтались не только полицейские и газетчики, но и неизбежные зеваки, жадные до любого рода новостей, расцвечивающих их пустую, серую жизнь. Но как Карсону удалось определить это место с другого конца парка!

Я разразился было льстивой тирадой, похвальным словом наблюдательности следопыта, но он тотчас прервал меня:

– Ш-ш-ш! – зашипел он, приложив палец к губам.

Несколько мгновений он таким коленопреклоненным образом исследовал траву и почву, даже просеял щепотку земли меж пальцев. После этого встал и посмотрел на кусты зеленой изгороди. Когда-то они регулярно подстригались усердными садовниками, – верхнюю плоскость можно было проверять плотницким уровнем. Сейчас изгородь, предоставленная природе и произволу парковых завсегдатаев, разрослась самым диким образом.

Карсон сосредоточился на участке изгороди, на первый взгляд ничем не выделяющемся на общем фоне. Присмотревшись внимательнее, я заметил, однако, некоторую неоднородность, промежуток между ветвями; как будто кто-то недавно побеспокоил заросли. Карсон раздвинул ветки руками и выглянул через образовавшийся просвет. Стоя за ним в высокой траве, я попытался понять, что он обнаружил.

Через мгновение скаут выпрямился, отступил от зарослей и повернулся ко мне:

– Да, это он, – сказал он совершенно спокойно.

– Я тоже так думаю. Но на каком основании вы утверждаете с такой уверенностью? Обнаружили отпечаток ноги?

– Нет, – покачал головой следопыт. – Тут все растоптано. Как стадо бизонов пронеслось.

– Тогда что?

– Запах.

От столь неожиданного ответа я лишился дара речи. Наконец, несколько оправившись и откашлявшись, я обратился к своему партнеру с такими словами:

– Ни в коем случае не подвергая сомнению ваше утверждение, я не могу представить себе, Кит, как живое существо может воспринять, э-э… ароматический образ другого живого существа по прошествии нескольких дней. В моем представлении это уже граничит с потусторонними способностями и явно превосходит обонятельный фокус с выгоревшим индейским костром, который вы приписали Джонсону.

– Я не назвал бы это чудом, Эдди. Джонсон с десяток лет бобров ловит. Бобровый дух ничем не отобьешь.

Из дневников мистера Паркера, а также из других источников я почерпнул некоторые сведения о методах, применяемых горцами Запада для добычи этих животных. Определившись с потоком, в котором интересующие его звери водятся в достаточном количестве, охотник устанавливает на мелководье ловушки. В качестве приманки чаще всего применяют «бобровую струю», продукт специфической железы взрослого самца. Запах этого масла вводит в заблуждение бобра-хозяина, полагающего, что на его территорию посягнул чужак. Он бросается на разведку и попадает в ловушку.

Замечание Карсона о долгих годах бобрового промысла Джонсона позволило мне прийти к заключению, что регулярное применение в качестве приманки обладающих устойчивым обонятельным воздействием веществ имеет следствием усвоение запаха этих веществ субъектом, их применяющим. Данный запах неощутим для обычных индивидов, но существо, само выживание которого в суровых условиях Скалистых Гор зависит от способности ориентироваться по еле уловимым аномалиям окружающей среды, способно его воспринять и найти применение полученной таким образом информации.

– К каким еще заключениям вы пришли относительно Джонсона?

– Вошел здесь с телом. Вышел здесь же.

– Полагаю, – решил я, – что он выбрал именно это место для проникновения в парк, чтобы свести к минимуму вероятность обнаружения. Вашего внимания, разумеется, не избежал тот факт, что с обеих сторон от входа в парк возвышаются два столба, увенчанные фонарями; здесь же в ночное время господствует полная тьма. Джонсон глубоко испорченный человек, но бесшабашно отчаянным его не назовешь. Он не только избавился от тела во мраке ночи, когда улицы пустынны, но и принял дополнительные меры предосторожности, выбрав для входа в парк место, погруженное во тьму.

– Думаете, его берлога в прилегающем районе?

– Считаю это в высшей степени маловероятным. Именно в силу только что упомянутой мною осторожности Джонсона. Выбрать жертву в районе проживания мог лишь неосмотрительный и бесшабашный преступник. Одна из черт характера Джонсона, без сомнения, – дьявольская хитрость. Кроме того, все его преступления совершены в разных районах города. Следовательно, по месту совершения преступлений мы не можем судить о местонахождении логова преступника.

– По вашему мнению, он утащил ее куда-то, убил, а потом обеспокоился приволочь обратно?

– Да, моя гипотеза именно такова. Я даже рискну предположить, что он проделал значительный путь с останками девочки, для чего понадобилось средство передвижения. Обратите внимание на дом через дорогу.

Карсон направил взгляд в сторону трехэтажного кирпичного жилого дома с высоким крыльцом, еще не утратившего полностью былую элегантность.

– Обратите внимание на столб на краю тротуара перед этим домом. Этот столб расположен как раз напротив места, выбранного Джонсоном для проникновения в парк. Не будет безосновательным предположить, что место это и выбрано именно потому, что рядом находится столб, к которому можно привязать лошадь. Преступник оставил здесь свое транспортное средство и направился с ужасной ношей к зеленой изгороди.

– Очень возможно, – согласился Карсон.

– Нет, правда, что заставило Джонсона после убийства похищенного ребенка идти на дополнительный риск – его ведь могли обнаружить при транспортировке трупа? Вероятно, причиной тому его извращенная натура, желание причинить как можно больше горя, подбросив изуродованные останки туда, где их могли обнаружить знакомые, соседи или даже родственники покойной.

– Он гнусная скотина, это верно. Девочку, говорите, сильно изуродовал?

– Настолько, что даже чтение протокола осмотра тела далось мне с трудом. Чем вызван ваш вопрос?

Карсон отступил на шаг и присел, упершись руками в колени. Я принял такую же позу, сев рядом.

– Что-нибудь замечаете? – спросил следопыт, указав на участок обнажившейся почвы.

Я направил взгляд в указанное место и напряг органы зрения, прежде чем ответить отрицательно.

– В чем и суть. Было б это здесь – крови было бы немерено. А так… Ни следа, ни кровиночки; ни на траве, ни на земле, ни на камушке.

Я чуть помолчал, обдумывая фразу Карсона. И вдруг меня снова охватил ужас, тело пронзила судорога.

– Значит, – дрожащим голосом произнес я, – тело было совершенно обескровлено. Он выпустил из девочки всю кровь.

– И я об этом.

– Теперь понятна деталь, ранее поставившая меня в тупик. Лодыжки жертвы преступник туго перетянул веревкой. Согласно сообщению в газете, для того чтобы девочка не смогла убежать. Но обычно пленников связывают по рукам и ногам, то есть запястья тоже. Вот почему этот мерзавец связал только ноги!

– Да, – мрачно сказал Карсон. – Он подвесил ее за ноги и перерезал глотку. Так свиней подвешивают.

– Боюсь, так и случилось, – чуть не прошептал я. – Хотя даже при мысли об этом дурно становится.

– И это может в любой момент повториться, если мы ему не помешаем, – сказал Карсон, поднимаясь.

Я тоже выпрямился, причем голова сразу же закружилась, вероятно от представившейся мне ужасной картины: изуродованное маленькое тело свисает над каким-то ведром или корытом, как туша забитого на ферме животного. Я закрыл глаза и замер.

Головокружение почти прекратилось, когда за моей спиной раздался высокий, ломкий голос. Повернувшись и открыв глаза, я увидел сморщенную старушонку, ту самую, которая рылась в мусоре на парковых дорожках. Спутанными седыми космами, слезящимися глазами, иссохшею фигурой и крючковатым носом она напоминала одну из зловещих макбетовских ведьм.

– Прошу прощения, – обратился я к ней. – Вы что-то сказали?

– Вы видели ее? – повторила она вопрос, зябко кутаясь в изодранный, свисающий лохмотьями платок.

– Ее? – переспросил я. – Вы о девочке Эдмондсов, Розали?

Глаза ее удивленно расширились.

– Розали? Так ее звали? Я, кажется, иначе помню… – Она медленно покачала головой из стороны в сторону. – Так давно… Так давно это было… Так давно прошло…

– Вы знали девочку, мэм? – спросил Карсон.

– Знала ее? – вскинулась старуха. – Вот! – Она задрала подбородок и подняла костлявый указательный палец правой руки к иссохшей морщинистой шее. – Вот, смотрите!

Не хотелось мне к ней приближаться, но пришлось. Я пригнулся и увидел, что шею окружала узкая полоска ткани, испачканная и обтрепанная. Не сразу я понял, что давным-давно эта тряпочка была розовой ленточкой. Такими лентами девочки обыкновенно украшают волосы.

– Вы хотите сказать, что эта полоска шелка принадлежала маленькой жертве? – усомнился я.

– Да, да, – закивала старуха. – Это ее любимая. Я сберегла. Скажите мне, когда найдете ее, джентльмены.

Повернувшись к спутнику, я зашептал, словно вспомнив, что служу проводником Карсона по джунглям Нью-Йорка:

– Город кишит такими несчастными, Кит. Она выжила из ума от лишений и преклонного возраста. Старческий маразм. Безнадежно non compos mentis [10]10
  Не в своем уме (лат.).


[Закрыть]Ничего мы от нее не узнаем.

Карсон согласно кивнул и сунул руку в карман. Последующими действиями он вверг меня в состояние глубокого изумления. Из кармана появился кожаный кошелек, а из кошелька – новенький серебряный доллар. Этот доллар он вложил в ладонь старухи, сразу ошеломленно уставившейся на монету.

Осознав наконец, что поблескивает у нее в руке, она отвернулась и, не проронив ни звука, торопливо зашаркала прочь, опираясь на узловатую клюку.

Глава тринадцатая

День клонился к исходу. Карсон поторапливал, и мы направились к месту последнего злодеяния Джонсона, в резиденцию Уильяма Уайэта на Вашингтон-сквер. Мы шагали по шумным улицам; товарищ мой хранил молчание, которое я использовал для размышлений по поводу его уникального характера. Доброе и отзывчивое сердце билось в груди Кристофера Карсона. Дважды я стал свидетелем того, как он без колебаний выступил в поддержку нуждающихся. Сначала защитил несчастное четвероногое, клячу свирепого угольщика, затем помог полубезумной старухе.

Но действия гостя с Дикого Запада могли носить совершенно иной, пожалуй, противоположный характер. Рядом со мною вышагивал по Манхэттену умелый и беспощадный боец, молниеносную реакцию и эффективные действия которого мне довелось наблюдать в Американском музее… Да и за лошадь он вступился, прямо скажем, своеобразно. Это странное сочетание нежности и жестокости, альтруизма и насилия отметил и мистер Паркер в своих дневниках. Вот один из запомнившихся мне анекдотов с участием Кристофера Карсона.

Зимою 1833 года одного из добрых знакомых Карсона, траппера-француза Антуана Робиду, обокрал его наемный рабочий – увел полдюжины лучших лошадей. Зная Карсона как лучшего следопыта, Робиду попросил его догнать вора. Через два дня Карсон вернулся со всеми украденными лошадьми.

Когда благодарный Робиду поинтересовался подробностями подвига скаута и, в частности, судьбой вора, Карсон равнодушно пожал плечами.

– Пришлось пристрелить.

Приводя эпизод в книге, Паркер обратил внимание на это краткое высказывание, которое, по его мнению, наилучшим образом характеризовало противоречивость натуры следопыта, в которой сочетались самоотверженность, мягкость и холодная беспощадность. Теперь, шагая рядом с Карсоном, я, в свою очередь, размышлял над загадочной душою моего нового знакомого, готового в любой момент проявить христианское милосердие и выступить жестоким мстителем, носителем начал доброго и разрушительного, воплощения сочувствия ближнему и сеятеля смерти.

Прибыв к северной части Вашингтон-Сквер-Парка, мы с Карсоном на мгновение остановились напротив дома Уайэта. Прямо перед крыльцом собралась небольшая группа, судя по приличному виду – местные обитатели. Взгляды собравшихся то и дело обращались к фасаду двухэтажного здания, в котором накануне произошли столь трагические события. Ни одного полицейского перед домом я почему-то не заметил.

Следовало ознакомить Карсона с тем, что было известно мне, и я рассказал ему о приключениях предыдущего вечера, начиная с прибытия по приглашению Уайэта. Я сообщил, как безуспешно стучал в дверь, как проник в дом, обнаружил жертву, как прибыла полиция и чем она занималась. Карсон внимательно слушал, одновременно изучая окружающую обстановку.

По окончании моего рассказа он повернулся ко мне и сказал:

– Надо внутри осмотреться.

Он пересек улицу и направился к парадной двери.

Шагая за ним, я выразил сомнение в возможности проникнуть в дом таким путем.

– Попытаемся, – кратко ответил Карсон.

Мы с уверенным видом прошли сквозь толпу, расступившуюся при нашем приближении. Поднявшись на крыльцо, мы убедились в том, что дверь заперта. Полиция позаботилась о недоступности имущества покойного как для воров, так и для вездесущих искателей сувениров.

– Замок взломать ничего не стоит, – задумчиво процедил Карсон.

– На глазах у такого количества зрителей данное действие было бы в высшей степени неразумным.

– Обойдем, – предложил Карсон.

Мы спустились с крыльца и направились вдоль фасада. Тут же некий хорошо одетый пожилой господин отделился от группы собравшихся и подошел к нам. Лицо подошедшего, изрытое оспой, украшала седая «козлиная» бородка.

– Извините, вы из полиции, господа?

– Нет, – отрезал Карсон.

Мне показалось, что от этого человека можно что-то узнать, и я тут же вмешался.

– Мы не служим в полиции, сэр, но помогаем ей преследовать преступника, виновного в ужасном убийстве, совершенном в этих стенах. Вы местный житель?

– Хасвелл. Чарльз Хасвелл. – Он прикоснулся к полям высокой шляпы. – Сосед из номера двадцать шесть.

– Вы, полагаю, добрый знакомый пострадавшего?

– Пожалуй, близким знакомым не назовешь. При встрече здоровались, иной раз парой слов перекинемся, даже побеседовать довелось на улице разок-другой. – Он сокрушенно покачал головой: – Кто бы мог подумать! Как по голове ударили. Только что узнал. Даже не верится.

– Как – только что? – удивился я. – Все по соседству сразу всколыхнулись. Газетчики кричали на каждом углу.

– Так-то оно так, да меня в городе не было. Вот, вернулся, надо бы полиции сообщить.

– О чем? – прищурился Карсон.

– Странная штука вчера случилась. Очень странная.

– Прошу вас, продолжайте, – насторожился я.

– Вчера встретились мы с ним случайно на улице. Недели две не виделись. Я ему рассказал о книге, как раз дочитал. Пунические войны. Он интересовался историей, знаете ли. Книги любил, хотя зрение у него – хуже некуда. Да, о книге я ему рассказал, а имя автора из головы вылетело. Память, знаете, уже не та. И как раз перед отъездом вспомнил имя. Надо, думаю, ему сказать, пока снова не забыл. Вышел из дому и поднялся к нему на крыльцо. Постучал. Слышу – шаги, почти сразу. «Кто там?» – спрашивает. «Чарли Хасвелл, – отвечаю. – Вспомнил я автора. Артиний». «Спасибо», – отвечает. И ушел.

– Полагаю, странным в этом эпизоде вам кажется то, что сосед ваш не открыл дверь.

– Ни на щелочку.

– А вы уверены, что слышали голос мистера Уайэта?

– Конечно! – уверенно воскликнул Чарльз Хасвелл. – Его голос ни с каким другим не спутаешь. Как флейта.

– А не сможете ли вы припомнить, в какое время это произошло?

– В семь тридцать две я вышел из дому.

– Такая точность? – удивился я.

– Я ведь на пароход направлялся, к Батарейным причалам. Все время на часы поглядывал.

– Понятно. Что ж, мистер Хасвелл, я вам весьма благодарен за информацию. Возможно, ваше сообщение поможет определить преступника. А теперь извините, нам с другом нужно продолжить расследование.

Мы с Карсоном свернули в проезд между домами.

– Что скажете об этом старике? – спросил меня Карсон.

– В высшей степени интересные сведения. Только вот с чем это связать? В первую очередь хронология. Хасвелл утверждает, что из дому вышел в семь тридцать две вечера. Пусть походка у него стариковская, медленная, но все равно, от его двери до порога Уайэта полминуты ходьбы, не больше. Поднялся на крыльцо, постучал. Откликнулся хозяин почти сразу, Хасвелл это отметил. Еще одна-две минуты. Обмен репликами через дверь, таким образом, состоялся самое позднее без двадцати пяти, без двадцати шести восемь.

А как раз в это время я оплатил счет в ресторанчике Суини, где принял легкий ужин перед походом к Уайэту. И при выходе посмотрел на свои часы. От Суини до дома Уайэта не больше полумили. Шел я скорым шагом, отчасти потому, что не терпелось приступить к работе, отчасти наслаждаясь процессом быстрой послеобеденной прогулки, столь полезной для здоровья. Хотя на часы я более не смотрел, но достиг места назначения в семь сорок пять, примерно через десять минут после беседы Хасвелла с соседом. В этом причина моего недоумения. Возможно ли, что Уайэт, совершенно здоровый и невредимый, всего через десять минут оказался в таком ужасном состоянии? Неужто этот Джонсон смог совершить все злодеяния в столь краткий промежуток времени?

– Знавал я умельцев, которые за десять минут бизона разделывали, – пожал плечами Кит Карсон.

Я содрогнулся, вспомнив, каким зверствам подвергся бедный Уайэт. То, что сделал с ним преступник, действительно напоминало разделку охотником туши добытого бизона.

Мы вошли в задний двор дома Уайэта. Преодолеть деревянный заборчик труда не составило. Карсон внимательно, так же как и после входа в Сент-Джонс-Парк, осмотрелся и осведомился, каким путем я проник в дом.

– Через окно, – ответил я, указав вверх. – Рама была чуть приподнята. Сегодня оно, как видите, закрыто. Очевидно, полиция постаралась перекрыть пути проникновения в дом.

– А дверь?

– Дверь была заперта, – сказал я и подергал за ручку. – И сейчас заперта.

Тут меня озарила идея. Я вынул из кармана нож, открыл малое лезвие и пригнулся к замку.

– Вчера мистер Таунсенд, молодой репортер из «Миррор», одолел таким образом замок. Я внимательно наблюдал. Попытаюсь применить полученный опыт.

Введя лезвие в замочную скважину, я начал манипулировать механизмом, стараясь повторить подвиг Таунсенда. Это мне, однако, не удалось.

– Попробуем иначе, – решил Карсон.

Он подтянул вверх правую штанину, обнажив голенище сапога, из которого торчала роговая рукоять ножа. Нож оказался весьма зловещего вида, с мощным клинком длиною примерно в восемь дюймов.

Я уступил Карсону место у двери. Он ввел лезвие ножа в щель между дверью и косяком, обхватил рукоять так, будто держал зубило, и использовал сжатый кулак в качестве молотка. Замок с негромким щелчком выломался, дверь повернулась на петлях.

Засунув нож в сапог и опустив штанину, Карсон вошел в дом, я последовал за ним. Мы поднялись по узкой лестнице и попали в гостиную.

От неожиданности я ахнул. Предыдущим вечером, как читатель, без сомнения, помнит, комната, несмотря на дикость обращения с ее хозяином, осталась в относительном порядке. Теперь же все оказалось перевернутым вверх дном. Стулья и кресла опрокинуты – валяются на боку либо уставились ножками в потолок. Декоративные предметы на этажерке розового дерева сдвинуты либо свалены в кучу. Ящики хеплуайтовского секретера выдвинуты, содержимое в них перерыто. Даже диванные подушки скинуты на пол.

Карсон осторожно и внимательно передвигался по комнате, обходя разбросанные предметы и переступая через них.

– Похоже, Печенка совсем свихнулся.

– Никто, видевший страшные увечья его жертв, не усомнится в верности вашей оценки состояния его рассудка. Однако беспорядок, который вы здесь наблюдаете, учинил не этот дьявол, но наши стражи порядка.

– Даннеган и его люди?

– Именно так. К сожалению, у нашей нью-йоркской полиции таковы методы расследования. В поисках улик они буквально разносят в пух и прах место преступления. Возможно, кстати, что Даннеган приказал людям искать документ, о котором я ему сообщил.

– Документ… – задумчиво повторил Кит Карсон, остановившись перед камином, мраморную полку которого поддерживали две псевдоклассические кариатиды, сплошь задрапированные античными складками.

– Теперь о причине моего прихода, – продолжал я объяснение. – Мистер Уайэт пригласил меня, чтобы проверить аутентичность какого-то таинственного документа. К сожалению, я об этом документе ничего не знаю, кроме того, что его считают весьма ценным.

Карсон тем временем присел перед камином. Я подошел к нему и увидел, чем он любуется.

Крохотная кучка пепла.

– Что бы это могло быть? – спросил Карсон, осторожно касаясь пепла указательным пальцем.

– Возможно, остатки зимнего огня, – предположил я, сам себе не веря. Наблюдения прошлого вечера позволили заключить, что прислуга содержала дом мистера Уайэта в образцовом порядке. Разумеется, камин по окончании отопительного сезона был тщательно вычищен.

Карсон подтвердил мои мысли. Он растер ничтожную крошку пепла большим и указательным пальцами и объявил:

– Вчерашний пепел, не старше.

– И… можете сказать, что это было?

– Бумага, скорее всего. Может, ваш документ.

Он снова побеспокоил кучку и вытащил из нее что-то весьма небольшого размера. Взяв это нечто с осторожностью энтомолога, прикасающегося к нежным крылышкам представителя семейства Papilionidae [11]11
  То есть к бабочке.


[Закрыть]он протянул обнаруженный предмет мне. Это оказался чудом уцелевший кусочек сильно обуглившейся бумаги овальной формы длиною не более полудюйма.

Приняв хрупкую, почти невесомую чешуйку из пальцев Карсона, я впился в нее глазами. Две буквы, выписанные некогда четко и ясно, но теперь едва угадываемые: Lo.

– Маловразумительный фрагмент, – заключил я. – Даже невразумительный. Все-таки следует его сохранить.

Продолжая осматриваться в комнате, я задержался у шкафа-секретера красного дерева. Было заметно, что полиция уделила особенное внимание этому предмету. Люди Даннегана выдвинули его ящики на всю длину, перерыли бумаги. Книги на полках секретера тоже перерыты, взъерошены, всунуты обратно кое-как. На полу валяются листки, брошюры, письменные принадлежности.

Я нагнулся и поднял с пола чистый конверт. Вложив в него недогоревший остаток документа, я сложил конверт вдвое и засунул его в карман сюртука. Поворачиваясь к Карсону, я обратил внимание на издание мистера Уильяма Ллойда Гаррисона. [12]12
  У. Л. Гаррисон (1805–1879) – политик и журналист, сторонник отмены рабовладения. Издавал упомянутый журнал в 1831–1865 гг.


[Закрыть]Аболиционистский «Либерейтор» валялся на полу возле моей левой ноги. Из высказываний Уайэта я понял, что он живо интересовался, возможно, даже участвовал в движении за отмену рабства.

– Что-то интересное? – спросил Карсон.

Я открыл рот, чтобы ему ответить, но тут же замер.

Кто-то отпер входную дверь.

Карсон, разумеется, тоже услышал шум. Он поднял палец к губам, шагнул к стене в стороне от входа и замер с мгновенно оказавшимся в руке пистолетом. Стволы пистолета смотрели в потолок.

Последующие моменты я вспоминаю как один из наиболее напряженных эпизодов моей жизни. Стоя лицом к двери и ожидая появления неизвестного, я чувствовал, как бешено колотится сердце, и подозревал, что чуткое ухо следопыта воспринимает мой пульс. Каждый шаг в коридоре укреплял мою уверенность, что сейчас в комнате появится Джонсон, по какой-то таинственной причине вернувшийся на место своего последнего преступления. Кровь стыла в жилах, во рту стало сухо.

В дверном проеме появилась высокая, нескладная фигура. Вовсе не дикий здоровяк с Дальнего Запада шагнул в комнату, а узкогрудый худой юнец лет восемнадцати-девятнадцати от роду. Вошел и замер, испуганно выпучив глаза и разинув рот. От стены раздался спокойный голос Карсона: