Текст книги "Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По"

Автор книги: Гарольд Шехтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Я встрепенулся. Итак, я оказался прав. Именно Великого Мазеппу видел Гарри Пратт в доме Уайэта.

– Ваш друг не упоминал цель визита?

– Не припомню. Но какое отношение, извините за любопытство, имеет это к вашему расследованию?

– Дело в том, что человек, к которому Мазеппа направлялся, не кто иной, как мистер Уильям Уайэт, убитый два дня назад преступником, по следам которого идем мы с Карсоном.

– Бог мой, вы имеете в виду убитого альбиноса! Я как-то не сопоставлял, не связывал… – Он покачал головой и добавил: – Странно, что у них с Мазеппой общего? Да и какое отношение к его смерти имеет Мазеппа? Ведь он погиб больше месяца назад.

– На этот вопрос у меня нет ответа. Я даже не знаю, существует ли здесь какая-либо связь. Пока что я хочу найти как можно больше данных, которые бы помогли пролить свет на мотивы убийства мистера Уайэта. Можете вы мне рассказать что-либо о Мазеппе?

– Да если бы я что-то знал! Конечно, мы с ним хорошо относились друг к другу, но что он делал в свободное время, тем более вне музея, я не знаю. Знаю, что он из Бостона. Что настоящее его имя – Томас Дадли. Пожалуй, и все.

Это я уже слышал от Барнума. Возбужденное предчувствие чего-то нового сменилось горьким разочарованием.

Я открыл рот, чтобы попросить мсье Бокса напрячь память и попытаться вспомнить что-либо новое о погибшем друге, но не успел вымолвить ни слова, как услышал свое имя. Кто-то продвигался к нам по темному зрительному залу. По приглушенному голосу подходившего я понял лишь, что это мужчина. Предположив, что это Карсон или Барнум, я сложил руки рупором у рта и крикнул:

– Я за кулисами с мистером Боксом!

Предположение мое оказалось, можно сказать, дважды неверным, ибо я увидел показавшегося из зала Джорджа Таунсенда. Он пробрался к нам через лабиринты закулисья и крепко пожал мне руку.

– Признаюсь, не ожидал вас здесь увидеть, – выразил я свое удивление, представив репортера «Дейли миррор» чревовещателю. – Каким образом вы меня нашли?

– Дело несложное, – ответил Таунсенд. – Заскочил к вам домой, там мне сказали, что вы у Барнума. Здесь я отыскал Барнума, который и направил меня сюда.

– Что же привело вас ко мне? – спросил я, ощущая легкое беспокойство. – Сколь ни легкой оказалась процедура обнаружения моей скромной персоны, вряд ли может так случиться, что вы пустились в путь без достаточно веской причины?

Таунсенд кивнул, искоса глянув на Бокса. Тот намек понял и тут же вспомнил о неотложных делах. Извинившись и собираясь уходить, он напоследок вернулся к волнующей – теперь нас обоих – теме.

– Не могу выразить, насколько я увлечен постановкой вашего «Ворона», мистер По. Собираюсь инсценировать его, когда откроют музей после ремонта. Если вспомню что-либо о Мазеппе, тут же дам вам знать.

Вокс подошел к своей кукле, засунул правую руку в ее спину, поднял и посадил на левую. Манекен тут же чудесным образом ожил. Он крутанул головой и, уставившись на Бокса, запричитал:

– Ну, наконец-то! Я уж думал, ты никогда болтать не кончишь.

– Но-но, Арчибальд! – строго одернул его Вокс. – Мы с мистером По обсуждали очень серьезные вопросы. Он старается раскрыть страшную тайну.

– Ха-ха! Уж он-то что-нибудь придумает. Он не такой болван, как некоторые из нас. Я не о себе, конечно.

– Арчи, твои грубости мне надоели.

– А меня твои приставания доели.

– Все, Арчи, хватит. Попрощайся с господами.

– До свиданья, господа! – Арчи чинно поклонился, и тут же из его рта высунулся, мелькнул червячком и снова спрятался маленький ярко-красный язычок. Вокс тоже поклонился, но язык почему-то не продемонстрировал. Странная парочка исчезла в лабиринте реквизита.

Лишь только они исчезли, я повернулся к Таунсенду и обратился к нему со следующими словами:

– Прошу вас немедленно сообщить мне причину, коя заставила вас меня разыскивать.

Таунсенд молча полез в карман и извлек оттуда сложенный вдвое листок писчей бумаги. Лист этот он также молча вручил мне.

Я повернул листок к свету и прочел следующее сообщение:

По!

Я вас предупреждал.

Пришла пора расплаты.

К. А. К.

– Картрайт, – пробормотал я.

– Сегодня утром поступило в редакцию. Еще одна писулька с угрозами адресована мистеру Моррису. Очевидно, Картрайт не слишком обрадовался публикации вашей сатиры.

– И мистер Моррис всерьез отнесся к этим угрозам?

– Достаточно всерьез, чтобы тут же сообщить в полицию. Насколько я знаю, этот Картрайт ревностно относится к своей особе и не слишком уважает критиканов. Потому-то мистер Моррис сразу отправил меня вас искать. Он полагает, что вам угрожает непосредственная опасность.

– Возможно, Кит был прав относительно ночного инцидента.

– Уже инцидент? – насторожился Таунсенд.

– Меня чуть не сбила несущаяся во весь опор колесница, а точнее, колымага пожарного обоза. Я переходил через улицу перед своим домом. Зная манеру езды этих горе-пожарных, выходцев из самых захолустных и заброшенных трущоб, я сначала принял происшествие за случайный инцидент. Карсон же, чьей молниеносной реакции я отныне обязан существованием, заподозрил иное, особенно в свете отсутствия в окрестности всяких признаков возгорания.

– Карсон совершенно прав. Прошлой ночью в городе вообще не было пожаров, на которые кто-то выезжал. Я веду пожарную рубрику в «Миррор».

– Таким образом, возница данного пожарного средства покушался на мою жизнь?

– Боюсь, что так. Эти пожарники отнюдь не мальчики из церковного хора. Многие входят в банды. «Бочки и Затычки», «Мертвые Кролики», «Тараканья Гвардия». Прелестная публика! Вот, к примеру, Паинька Мак-Линн. Слышал о таком?

– Это имя мне незнакомо.

– Бывший вожак «Шкуровязов». Встречался с ним, когда стряпал репортаж о преступности в Бауэри. Просто душка! Он раз выпустил рекламные листовки с прейскурантом услуг. Зубы выбить – пять долларов. Нос сломать – десять. Уши оторвать – пятнадцать. И так далее, вплоть до «мокрого дела». Это уж не меньше сотни, в зависимости от технологии. Пристрелить, прирезать, придушить, отравить…

– Полагаете, что Картрайт мог нанять одного из этих недостойных, чтобы посягнуть на мою жизнь?

– Мистер Моррис придерживается именно такого мнения. Поэтому он и послал меня к вам.

Доведенная до меня Таунсендом информация – о том, что я представляю собой потенциальную цель наемного убийцы, – произвела на меня двоякое впечатление. Меня охватила естественная тревога, смешанная с презрением к гнусному характеру Картрайта. Презрение это относилось не к желанию упомянутой персоны ответить ударом на удар. Напротив, желание отплатить за оскорбление прямым физическим воздействием – совершенно естественная реакция, на мой взгляд. Я и сам никогда не оставлял безнаказанными посягательства на мое доброе имя, девиз мой – Nemo me impune lacessit,что означает: никто не оскорбит меня безнаказанно.

Выросший в Вирджинии, где рыцарский кодекс регулирует les affairs d’honneur, [23]23
  Дела чести (фр.).


[Закрыть]я привык встречать такие посягательства обычным для южанина освященным временем вызовом на кровавый поединок. Нанимать же для возвышенной цели низкорожденного негодяя, как это сделал Картрайт, казалось мне предприятием, достойным презрения.

– Полагаю, следует поставить в известность мистера Карсона, – решил я, глянув на свои карманные часы. – Нам с ним уже пора встретиться.

Мы с Таунсендом вышли из театра. Путь наш пролегал мимо Большого Таксидермического Салона, в котором Барнум демонстрировал множество чучел всевозможных животных: антилопы и медведи, пумы и верблюды, слоны и лисы; горные козлы, гиппопотамы, ягуары… – сотни замерших на подставках фигур. Здесь же представлены акульи челюсти, рога газелей, панцирь гигантской галапагосской черепахи и ошеломляющее количество иных, не менее завлекательных экспонатов. Мой взгляд, однако, приковала к себе группа возле самого входа. Я остановился и повернул в салон.

– Нам сюда? – удивился Таунсенд.

Тьму в зале рассеивали лишь несколько газовых светильников дежурного освещения. Из лестничного колодца, однако, падало достаточно света, чтобы разглядеть экспозицию в деталях.

На круглой платформе высотою примерно в два фута и диаметром около десяти, окруженной невысоким ограждением для сдерживания особенно активных посетителей, был представлен последний миг жизни знаменитого укротителя. Кукла, изображавшая Мазеппу, стояла на коленях, облаченная в запятнанную запекшейся кровью одежду. Голова, покрытая черными, лоснящимися от помады волосами, засунута в разинутую пасть сидящего льва. Рядом витрина с кнутом, трехногой табуреткой и – на отдельной полочке – банкой с этикеткой: «Крем для волос „Эксцельсиор“ майора Мичема».

– Великий Мазеппа, – сказал Таунсенд.

– Да, – проронил я, пристально глядя на восковую физиономию, размалеванную алой краской, призванной изображать кровь, обильно хлещущую из расколотого львиными зубами черепа укротителя.

– Что вас в нем так заинтересовало? – спросил Таунсенд.

– Не знаю пока, до какой степени повлияет этот факт на наше расследование, но я только что выяснил, что Мазеппа посещал мистера Уайэта.

– Интересно, – оживился репортер. – Кстати, я был здесь, когда это случилось.

– Вы хотите сказать, что видели, как погиб Мазеппа? – в изумлении повернулся я к Таунсенду.

– Совершенно верно. Ко мне как раз приехала племянница из Филадельфии, крошка Мэри Бетт. Горела желанием увидеть барнумовские чудеса. Ну и увидела. Только этот макет и сотой доли того ужаса не отражает.

– Могу себе представить…

– Не думаю, – мрачно проронил Таунсенд. – И не надо. Поверьте, я множество трагедий освещал, видел раскромсанные в куски трупы. Но это оказалось еще ужасней. До ста лет доживу, а не забуду. Особенно звуки.

– Звуки?

– Да. Лев сначала как будто кашлянул, и сразу – хрясь!

По спине моей пробежал холодок. Я представил, как кости черепа Мазеппы трещат, сжатые мощными львиными челюстями.

– Кошмарный конец, – поежился Таунсенд. – Послужить льву вторым завтраком.

Упоминание о еде вызвало в моем мозгу неожиданную вспышку.

– О! – воскликнул я.

– Что?

– Вспомнил, что надо Барнуму передать. Пошли.

Барнум как раз внимательно рассматривал настоящие сапоги для верховой езды, снабженные полым каблуком-тайником для сокрытия документов. Сапоги якобы принадлежали архипредателю генерал-майору Бенедикту Арнольду. Заслышав наши шаги, Барнум обернулся.

– Ну как, мистер Таунсенд, нашелся наш Эдгар По?

– Да, мистер Барнум, я сразу его обнаружил, где вы и сказали.

– Как тебе Бокс показался, По, дружище? – обратился Барнум ко мне.

– Вашу оценку его способностей как чревовещателя ни в коей мере не назовешь преувеличенной.

– Ага, я же говорил! Это же титан! На сто голов выше любого другого чревовещателя. Верь мне, я их и навидался, и наслушался. Наслышался. Синьор Блиц, Алессандро Веттермаре, Кристофер Сагг, пресловутый «мастер внутренней элоквенции»… Х-ха! Детишки в сравнении с нашим гением, любители. Все равно, что заики из начальных классов рядом с Цицероном. Ты еще не знаешь, на что он способен. Да его Арчибальд высвистывает всю Casta Divaиз «Нормы» Беллини, а сам маэстро в это время попивает молочко. А как он твоими стихами восхищается!

– Действительно, – согласился я. – Его трактовка моего «Ворона» произвела на меня впечатление, и я согласился на инсценировку этого произведения.

– Да это просто здорово! Публика с ума сойдет. Придется давать дополнительные представления. Финансовые детали обсудили?

– Я полностью удовлетворен всеми деталями соглашения.

– Прелестно, прелестно. Рад, что заработаешь шекель-другой. Побалуешь своих милых дам.

– Что касается милых дам. Обе они, и тетя Мария и Вирджиния, в высшей степени благодарны вам за последнюю посылку. Как, разумеется, и я сам. Позвольте выразить вам глубочайшую признательность.

– Спасибо, спасибо, дружок, – озадачился Барнум, – только я что-то не понимаю, о чем ты ведешь речь. Что за посылка?

– Как, а корзина с продовольствием сегодня утром?

– Продовольствие, – наморщил лоб Барнум. – Корзину я послал, вернувшись из Европы, точно. Как приехал, так и заказал подарочный набор в «Парк энд Тилфорд», лучшие продавцы деликатесов во всем городе, да и в Новом Свете. Барнум выбирает лучшее, сам понимаешь. Все лучше и лучше – мой девиз. Только ведь когда это было-то…

– Значит, вы не отправляли нам корзину этим утром? – спросил я, холодея от недоброго предчувствия.

– Мальчик мой, я бы сказал тебе, если бы послал, чего тут скрывать. Должно быть, какой-нибудь твой поклонник… По, что с тобой? Ты побелел, как призрак!

Я был не в состоянии отвечать. Круто развернувшись и испустив вопль, я бросился к лестнице.

Глава восемнадцатая

Карсон уже поджидал меня возле скелета мастодонта, изучая ископаемое скучающим взглядом. Скелет этот, отрытый на ферме под Скенектеди, штат Нью-Йорк, Барнум купил за огромную сумму в три тысячи долларов и с большой помпой выставил на обозрение прошлой зимой. Поздоровавшись с Таунсендом, следопыт заметил на моем лице выражение крайнего расстройства и поинтересовался, что случилось.

– Нам следует немедленно отправиться домой, – сказал я. – Боюсь, что над нашими близкими сгустились тучи. Я все объясню по дороге.

Оказавшись вне музея, мы втроем направились к моему обиталищу. Я пустился в объяснения, возвысив голос, дабы перекрыть уличный шум.

– Я уверился, что ночной инцидент с несущейся во весь опор пожарной колесницей не был случайностью, как вы и подозревали, дорогой Кит. Более того, я убежден, что это предумышленное нападение устроено наемным убийцей. Неудача первой попытки побудила его предпринять вторую, чтобы добиться желаемого результата и тем самым выполнить условие, необходимое для получения гонорара. Мистер Таунсенд – я кивнул в сторону шагающего рядом репортера – рассказал мне о бандите из Бауэри, который распространял прейскурант на услуги своей шайки, и упомянул об отравлении как о способе убийства. Сопоставляя эту информацию с фактом получения продовольственной корзины от неизвестного лица, я не мог не впасть в беспокойство, когда узнал, что подарок этот прислан не нашим другом Барнумом.

– Корзина с отравленными продуктами? – спросил Карсон.

– Я этого сильно опасаюсь. Молю небеса, чтобы я оказался не прав. Или же, если я прав, чтобы эти дары остались нетронутыми до нашего возвращения.

Мы очень торопились и вскоре прибыли к нашему домику, выглядевшему светло и беззаботно в ярких солнечных лучах. Ворвавшись во двор через калитку, я увидел миссис Уитэйкер, с лейкой в руках склонившуюся над цветочной рабаткой. В нормальных обстоятельствах я не преминул бы остановиться и перекинуться с доброй женщиной несколькими ничего не значащими, но способствующими поддержанию духа замечаниями о погоде, о цветении природы, о новостях нашей округи, города и всего мира, но сейчас я лишь кивнул ей и почти бегом устремился ко входу.

И вот я уже колочу в дверь квартиры, с замиранием сердца ожидая ответа. Через несколько мгновений (показавшихся мне вечностью) изнутри послышались шаги. Дверь открылась, я увидел перед собою милое лицо Путаницы, испуганно воскликнувшей:

– Эдди! Что с тобой?

Я переступил через порог и схватил тещу за плечи.

– Тетушка, дорогая, вы все целы?

– Д-да, у нас все в порядке, – удивленно ответила она. – Все живы-здоровы, слава Богу.

Подтверждая ее слова, в этот момент в прихожую высунулись Сестричка и Иеремия.

– Что случилось, Эдди? – спросила моя дорогая жена. Иеремия молча смотрел на меня внимательными глазами.

– Ничего-ничего, теперь все в порядке, раз я убедился, что вы невредимы.

Карсон подошел к сыну и ласково взъерошил его волосы.

– Ты хорошо себя вел, Иеремия?

Мальчик улыбнулся и подтверждающе кивнул.

– Вы уже знакомы с мистером Таунсендом, – указал я на журналиста, скромно мявшегося у дверей со шляпой в руках. – Мы все обязаны ему – он указал на грозившую нам опасность.

Путаница ахнула и всплеснула руками.

– Тетушка, дорогая, скажи мне, где та корзина со съестным, которую доставили утром?

– Да так на кухне и стоит, на столе.

– И никто к ней не прикасался?

Сестричка покачала головой.

– Мы с Иеремией все время рисовали в гостиной.

– И я не трогала, – заверила тетушка.

– Благодарение небу! – облегченно вздохнул я, повернулся и отправился в кухню с целью обследовать вызвавшую такое беспокойство посылку анонимного отправителя.

Перешагнув через порог кухни, я замер.

Опрокинутая корзина валялась на полу. Содержимое ее рассеялось по всей кухне. Внимание мое сосредоточилось на увесистом клине чеддера, в котором отсутствовал неровно вырванный кусок. Пол рядом с фрагментом сырной головы был усеян желтого цвета крошками. Сердце мое сжалось в предчувствии, так как я уже понял, что сейчас увижу.

В следующее мгновение мои опасения подтвердились. Оглядев кухню, я заметил в углу неподвижное тело верного пса Карсона. Вскрикнув, я бросился к бедной собаке. Она еще дышала, не открывая глаз. Из уголков рта сочилась зеленоватая пена, язык мокрой тряпкой свисал на пол. Грудная клетка судорожно сокращалась, из горла вырывался зловещий свист. Я сразу понял, что бедное животное обречено.

Тут же за моей спиной послышался шум. Привлеченные моим криком, в кухню вбежали остальные. Я различил охи и ахи тетушки, вздох ужаса, исторгнутый из груди моей нежной супруги, негодующий рык Таунсенда. Даже всегда молчавший мальчик издал жалобный дрожащий стон. Лишь голоса Карсона я не услышал.

Через мгновение он присел рядом со мной. Угловым зрением я заметил, что черты лица его обострились. Бегло глянув на собаку, он повернул голову к Сестричке.

– Мэм, уведите мальчика, прошу вас.

– Пойдем, Иеремия, – всхлипнув, произнесла Сестричка и, обняв Иеремию за плечи, вывела его из кухни.

– Ох, Эдди, – обратилась ко мне подошедшая Путаница. – Да что же это такое творится?

– То, чего я опасался, – ответил я ей. – Корзину с продуктами послал не наш друг мистер Барнум, как мы предположили, а смертельный враг, поставивший перед собою цель нас уничтожить. Содержимое пропитано смертельным ядом. Ничего не подозревавшая несчастная собака отведала отравленных продуктов и пала жертвой зловредного зелья. Ее постигла участь, предназначенная мне.

Тетушка в ужасе заламывала руки, а меня пронзила еще одна ужасная мысль.

– Где Каттарина?

Зная пристрастие нашей любимицы ко всякого рода молочным продуктам, я вдруг испугался, что она тоже отведала отравленного сыра.

– С ней ничего не случилось, – заверила меня тетя Мария. – Она так и спит на моей кровати. Схожу проверю, на всякий случай.

Она повернулась и вышла из кухни.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил подошедший Таунсенд.

– Чем тут поможешь, – вздохнул Карсон.

Это замечание лишь подтвердило мои худшие предположения. Присев возле умирающей собаки, я, Карсон и Таунсенд беспомощно следили, как затихает ее дыхание. Для человека, сочувствующего страданиям бессловесной твари, такое состояние непереносимо. Когда наконец бедное животное испустило последний вздох, я с трудом сдерживал эмоции.

Выражение лица скаута совершенно не изменилось. Лишь в глазах его появился недобрый блеск да губы сжались крепче обычного, указывая на переживаемые им чувства скорби, ярости и решимости.

– Поговорю с парнем, – бросил он, вставая и выходя из кухни.

Я тоже выпрямился и даже покачнулся, почувствовав, что нетвердо держусь на ногах.

– С вами все в порядке, мистер По? – спросил обеспокоенный Таунсенд, уже стоявший рядом со мной.

– Да, хотя я, конечно, подавлен этим трагическим зрелищем. Следует предать земле это несчастное создание. Просто выбросить его было бы жестокой несправедливостью. Я подойду к миссис Уитэйкер и попрошу разрешения похоронить собаку на заднем дворе.

– Верная мысль. А я тем временем займусь этим, – он указал рукой на продукты, беспорядочно разбросанные по полу.

– Только не прикасайтесь ни к чему голыми руками.

– Понятно. – И он вытащил из кармана брюк платок.

Я оставил Таунсенда на кухне и заспешил в передний двор, где миссис Уитэйкер все еще возилась с цветами. Чтобы не пугать домовладелицу, я сказал ей, что собака Карсона подавилась костью охлаждавшейся на тарелке вареной курицы. Затем испросил разрешения на погребение собаки, объяснив это тем, что просто выбросить труп любимого животного значило бы нанести удар по чувствам мальчика. Добрая женщина тут же дала согласие. Я сердечно поблагодарил ее и направился за дом, где, взяв из садового сарайчика лопату, скинул сюртук, закатал рукава и выкопал яму в углу двора, удаленном от туалета. Завершив работу, я воткнул лопату в холмик земли и отправился домой.

Кроме Карсона, который куда-то девался, все собрались в гостиной. Я поразился сдержанному поведению Иеремии, сидевшего между тетушкой и Сестричкой. Мальчик, без сомнения, скорбел об утрате четвероногого друга. Эта скорбь выразилась в его первоначальной реакции. Но сейчас, в отличие от сидевших рядом с ним женщин, на лицах которых ясно читались переживаемые ими чувства, Иеремия не проявлял никаких признаков эмоций, лицо его сохраняло полное спокойствие. Я объяснил это стоическим характером расы, к которой принадлежала его мать, и железным самообладанием отца-воспитателя.

Подойдя к молча стоявшему возле этажерки розового дерева – наследства мсье Деверо – Таунсенду, я спросил его о местонахождении Карсона.

– Он вышел несколько минут назад, – ответил Таунсенд. – Куда идет, не сказал.

Едва репортер закрыл рот, как вошел Кит Карсон. В руках он держал небольшое индейское одеяло, украшенное своеобразным геометрическим рисунком. Пройдя в кухню, Карсон почти тотчас вернулся оттуда с обернутой одеялом собакой.

– Давайте похороним его, – просто сказал Карсон, остановившись в дверях.

Мы последовали за скаутом во двор, где к нам присоединилась миссис Уитэйкер. Уложив тело животного в выкопанную мною яму, Карсон снял шляпу и, глядя на могилу, произнес:

– Он был мне верным другом. Отличный следопыт. Часто выручал меня. Трудно будет найти ему замену.

После этого Карсон повернулся к сыну и спросил:

– Хочешь что-нибудь добавить, Иеремия?

На лице мальчика проявились признаки одолевавших его эмоций. Последовала серия быстрых жестов – одно из движений выглядело так, как будто он отрезал волосы, – Иеремия провел ладонями по лицу и в заключение скрестил два указательных пальца.

– Что он сказал? – дрожащим шепотом спросила тетушка у Сестрички.

Промокнув глаза кружевным платочком, моя дорогая жена хрипло прошептала в ответ:

– Он скорбит о потере друга.

Карсон сжал плечо сына, после чего надел шляпу на голову и взялся за лопату. Он заполнил яму землей и утрамбовал ее, похлопав лопатой по холмику. Миссис Уитэйкер подошла к свежей могилке и возложила на бугорок земли срезанную в садике розу. Она повернулась к нам и сказала:

– Позвольте пригласить вас на чашку чаю. И бисквит я недавно вынула из духовки.

– Большое спасибо, миссис Уитэйкер, – откликнулась Путаница. – Мы вас не обременим?

– Ни в коей мере, – заверила домовладелица.

– Пойдем, Иеремия, – Сестричка протянула руку мальчику. Иеремия крепко сжал ее руку и посмотрел на отца.

– Иди, иди, Иеремия, – кивнул Карсон.

– А вы, мистер Карсон? – обратилась к нему миссис Уитэйкер.

– Извините, мэм, у меня срочное дело.

– Вы с другом к нам присоединитесь, мистер По?

– Благодарю вас, миссис Уитэйкер, но мы с Китом.

– Только не наделайте глупостей, ребятушки, – озабоченно нахмурилась тетушка.

– Не беспокойтесь, мэм.

Женщины с Иеремией проследовали в дом через черный ход, а мы втроем остались у могилки. Как только они удалились, Карсон повернулся ко мне.

– Знаете адрес этого Картрайта, Эдди?

Я вынул из нагрудного кармана конверт с угрожающим письмом Картрайта.

– Кортленд-стрит, сорок шесть.

Карсон мрачно кивнул.

– Пошли.