355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гарольд Шехтер » Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По » Текст книги (страница 14)
Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 04:16

Текст книги "Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По"


Автор книги: Гарольд Шехтер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава девятнадцатая

Зуд от укусов чиггеров снова невыносимо усилился, и я поспешил наверх, чтобы нанести на свои воспаленные лодыжки новый слой средства доктора Китреджа. После этого я спустился к товарищам, ожидавшим меня перед домом.

Во время прежних наших путешествий по городу Карсон настаивал на пешем способе передвижения. Теперь же он сам предложил воспользоваться экипажем, тем более что дом Картрайта находился достаточно далеко от моей квартиры. Мы остановили карету и приказали кучеру как можно быстрее доставить нас на Кортленд-стрит.

Во время поездки Карсон не проронил ни слова, но выражение его лица не оставляло сомнений, что он готов к решительным действиям. Я со своей стороны тоже придерживался железной уверенности в том, что Картрайт заслуживает беспощадного и жестокого наказания. Он не просто уничтожил невинное преданное четвероногое существо, но подверг смертельной опасности жизни самых дорогих для меня существ. Лишь счастливая случайность спасла их и сына Карсона от той же участи, что постигла несчастного пса.

За такое преступление любая кара казалась слишком мягкой, и я сожалел лишь о том, что не мне доведется покарать негодяя. Ибо Карсон, судя по выражению его лица, роль мстителя отвел себе.

Менее чем через двадцать минут мы прибыли к месту назначения. Место, где проживал Картрайт, еще не так давно относилось к наиболее фешенебельным районам Манхэттена. Сейчас, однако, аристократические особняки уступили место громоздким складским корпусам. Лишь кое-где между неуклюжими коммерческими зданиями-коробками еще торчали старинные дома. В одной из таких обветшавших, но все еще импозантных построек, очевидно, и обитал Картрайт.

Наша повозка остановилась перед сорок шестым номером. На лице Карсона, сидевшего у окна, отразилось удивление, и я, вытянув шею, тоже выглянул в окошко и понял, что привлекло внимание следопыта.

Перед домом номер сорок шесть на тротуаре толклась группа людей. Они оживленно обсуждали что-то, то и дело тыча руками и кивая в сторону дома. При первом же взгляде на них я ощутил беспокойство. Такие сборища, напоминающие стаи падальщиков, собирающихся к месту наживы, всегда означают что-то недоброе.

Следующая картина, которую воспринял мой взгляд, еще больше встревожила меня. Над сточным желобом у края тротуара стоял, согнувшись чуть ли не вдвое, молодой полицейский и извергал в канаву содержимое своего желудка.

– Что за дьявольщина, – пробормотал Таунсенд, тоже выглянувший в окно кареты.

Карсон уже выскочил на мостовую и расплатился с извозчиком. Мы последовали за скаутом и втроем направились к полицейскому, кое-как выпрямившемуся и с тихим стоном протиравшему рот тыльной стороной руки. Подойдя к юному стражу порядка, я заметил на его слегка позеленевшем лице изумление и тут же изумился сам. Я узнал в нем Бойла, того самого постового, который откликнулся на мои крики о помощи двумя днями ранее, когда я обнаружил убийство Уайэта.

– Мистер По! – воскликнул Бойл. – Как вы быстро прибыли!

– Не понимаю, – озадаченно нахмурился я.

– Пяти минут не прошло, как капитан Даннеган отправил за вами гонца.

– Даннеган здесь? – спросил Карсон.

Бойл кивнул и вытянул дрожащий палец в сторону дома.

– Там, внутри.

– Мы приехали не по вызову капитана, – пояснил я. – Мы здесь, чтобы увидеть мистера Картрайта по чрезвычайно важному делу.

Бойл открыл рот, казалось, для ответа. Но тут же выпучил глаза и прижал ко рту руку. Заурчав и забулькав, он отвернулся от нас и снова сложился над канавой в повторном приступе рвоты.

– Пошли, – поморщился Карсон.

Протолкавшись сквозь толпу, мы поднялись на крыльцо и, пренебрегая потускневшей латунной колотушкой, переступили через порог.

– Недоброе что-то. Нутром чую, – мрачно буркнул Таунсенд.

Лишь только мы оказались в помещении, я ощутил сильнейшее негативное воздействие едкой атмосферы, наполовину состоявшей из испарений грандиозного, судя по силе запаха, количества кошачьих экскрементов.

– Ф-фу! – задохнулся Таунсенд, морща нос.

– Да, запашок, – согласно склонил голову Карсон.

Действительно, в воздухе, казалось, плавал желтоватый туман кошачьих выделений. Читатель, надеюсь, смог составить представление о нежных чувствах моих к милым четвероногим спутникам нашим, животным вида Felis domestica, кошкам домашним. Однако не следует доводить естественную и похвальную человеческую наклонность до таких гротескных извращений!

Остановившись в холле, мы услышали доносящийся сверху приглушенный гул голосов. Поднявшись по широкой лестнице, размашистой дугою ведущей к верхним помещениям, мы проследовали по широкому проходу, блеклые стены которого словно взрывали яркие пятна: множество картин современных художников в причудливых золоченых рамах украшало жилище Картрайта. Голоса доносились из большой комнаты, которая оказалась библиотекой. Освещение здесь обеспечивал большой стеклянный шар под потолком, посылавший вниз мягкий, таинственный свет.

В отделке помещения доминировал тусклый алый цвет: шторы, ковер, обои… Из мебели, кроме книжных полок, лишь сафьяновое кресло да стол с восьмиугольной столешницей, затянутый зеленым сукном. И еще небольшая кушетка-канапе с обивкой красных оттенков и письменный стол. Последний, правда, скрывала группа крепко сбитых граждан, офицеров нью-йоркской полиции. Лишь уголок письменного стола виднелся из-за их темных фигур. Полицейские стояли, отвернувшись от двери, и о чем-то оживленно беседовали.

Тут же мы получили и объяснения по поводу неприятного запаха. На полу, на подушках диванчика, в кресле, на столе расположились не менее дюжины кошек самого разнообразного обличья. Очевидно, Картрайт принадлежал к тому особому виду людей, которые, не обладая необходимыми качествами для создания тесных связей с себе подобными, стараются избежать пугающей их изоляции, окружив себя невероятным количеством домашних животных.

Лишь только мы вошли в библиотеку, как одному из этих созданий – маленькой серой в полоску кошке – вздумалось метнуться куда-то мимо моих ног. Я нечаянно наступил на кошачий хвост – и дикий вопль оскорбленного животного не только заставил сердце мое подпрыгнуть в груди, но и привлек внимание офицеров. Сразу же узнавший меня капитан Даннеган, центральная фигура группы у письменного стола, не меняя всегдашнего мрачного выражения лица, воскликнул:

– По! Черт побери…

Принудив сердце замедлить бешеное биение, я откашлялся и обратился к капитану с такими словами:

– Из вашего выражения изумления, капитан Даннеган, я могу заключить, что вы, как и полицейский Бойл минутою раньше, не в состоянии объяснить моего столь скорого прибытия. Действительно, курьер ваш еще не достиг дверей дома моего. Да он там меня и не застанет, ибо я уже здесь. Дело в том, что мы уже направлялись сюда, еще до того, как ваш посланец пустился в путь.

– Да ну? – ответил Даннеган, с изумлением осматривая нашу группу. – И чего вас сюда потянуло?

Ответил Карсон:

– С Картрайтом хотелось побеседовать.

– Х-ха… – фыркнул Даннеган. – Что ж, добро пожаловать! – Он отпихнул стоявшего рядом с ним подчиненного в сторону, сам шагнул в противоположную, открыв нам для обозрения центральную часть письменного стола.

В жизни иной раз встречаются ситуации, когда мы сталкиваемся со столь неожиданными, неестественными, нелепыми зрелищами, что сначала не можем понять, что именно находится перед нами, на что устремлен наш взор. Наши глаза воспринимают окружающую обстановку, убеждая в ее реальности. Но разум, сопротивляясь этой ужасающей реальности, отказывается осознать воспринимаемое зрением.

Именно такое зрелище открылось нашим взорам. Упитанный, хорошо одетый джентльмен мирно сидел за своим столом в своей личной библиотеке. Но джентльмен этот подвергся изощренным надругательствам. Его окровавленная оскальпированная голова была откинута назад под неестественным углом. Глотка взрезана так, что кажется, голова вот-вот отвалится. Кровью залиты одежда и стол.

Это я осознал сразу. Чего я не мог понять – точнее, стремился не понимать – это некая странность его костюма. На груди болтался в высшей степени необычный галстук, необычных размера, толщины и текстуры. Галстук этот свисал со взрезанной шеи и был густо покрыт кровью, что еще более мешало разглядеть эту уникальную деталь туалета.

Не знаю, как долго я глазел на убитого хозяина дома. Смутно помню странно прозвучавший выдох Карсона, похожий на шипение разозленной змеи, да еле слышное бормотание Таунсенда:

– Бох-х-х ты мой!

Наконец рассудок мой прекратил сопротивляться, воспринял и усвоил информацию, предоставленную органами зрения, и на меня навалился приступ дикого головокружения. Я отпрянул и рухнул в сафьяновое кресло, чудом не раздавив метнувшегося с сиденья рыжего крапчатого кота.

Сжав виски руками, я несколько мгновений сидел неподвижно, ожидая, когда прекратится головокружение.

С шеи Картрайта свисал не пропитанный кровью галстук. На груди убитого болтался его собственный язык. Очевидно, убийца, взрезав глотку жертвы, вытянул его через рану и оставил в таком положении.

Постепенно головокружение ослабло. Я поднял голову и огляделся. Карсон стоял у стола, изучая обстановку. Таунсенд удалился в уголок и что-то строчил в репортерском блокноте.

– Похоже, что мистера Картрайта навестил ваш друг Джонсон, – сказал Даннеган.

– Возможно, – неопределенно ответил Карсон. – И, похоже, он кой-чего нахватался у апачей.

– Чего именно? – поинтересовался Даннеган.

– Старый фокус мескалеро. Они иногда так развлекаются с пленными.

– Ничего себе развлечение! – возмутился Даннеган. – Проклятые краснокожие дикари!

Карсон покосился на капитана.

– Я тут в Сан-Луи разок заглянул мимоходом. Там толпа развлекалась с негритенком лет тринадцати. Он белую шлюху обидел. Что они с ним выделывали! По сравнению с тем представлением у вас здесь просто детский утренник. А как веселились! Приличная публика, сплошь белые, ни одного краснокожего. Так что встречаются дикари разного цвета, капитан.

Даннеган неопределенно хмыкнул и повернулся ко мне.

– Я вот не могу определиться с вами, мистер По. Каким боком вы со всем этим связаны?

– Э-э… Что вы имеете в виду? – промямлил я.

– Сначала Уайэт, теперь Картрайт. Насколько я могу судить, их объединяет только два обстоятельства: то, что их разделал этот проклятый Джонсон, и то, что они как-то связаны с вами.

– Я больше всех удивляюсь этому совпадению, – ответил я, вспыхнув от возмущения. – Не хотите ли вы предположить, что я как-то замешан в этих ужасных преступлениях?

– Ничего я не хочу предполагать, просто удивляюсь.

– Можно спросить, капитан, как вы узнали о преступлении? – донеслось из угла, в котором обосновался Таунсенд.

– Ваш босс, мистер Моррис, сообщил об угрозах. Я послал пару своих людей разобраться. Вот и разбираемся.

– Благодарю. А мистер По зачем вам понадобился?

– На столе Картрайта нашли писульку. Он, похоже, ее и намарал.

Капитан шагнул к моему креслу. Вытащив из кармана листок, он протянул его мне.

Принимая листок, я заметил, что это обычная писчая бумага, сложенная вчетверо и запятнанная свежей кровью. Аккуратно придерживая листок за края, я принялся за чтение.

– Что там? – спросил Таунсенд, подходя к креслу сзади.

Я дочитал до конца и лишь затем ответил:

– Письмо Картрайта адвокату. Просьба возбудить судебный процесс о клевете и оскорблении личности. Против меня.

Даннеган бесцеремонно выхватил письмо из моих рук и вернул в свой карман.

– Что за дрязги у вас с Картрайтом, По? – спросил он, буравя меня мрачным взглядом.

– В качестве редактора солидного ежеквартального литературного обозрения, – объяснил я, – я имел случай опубликовать свой в высшей степени взвешенный и обоснованный анализ последнего произведения Картрайта. Неадекватно реагируя на содержание моего обзора, мистер Картрайт прислал мне настолько грубое письмо, полное необоснованных нападок, что я сочинил уничижительную пародию на его опус. Публикация этой сатиры на страницах «Дейли миррор» подвигнул а Картрайта на угрозы в адрес мистера Морриса и меня лично; угрозы не вполне явного характера.

– Теперь явного, – бросил Даннеган. – Хотел вам обоим клизму вставить в суде.

– Похоже, – пробормотал я в ответ на это в высшей степени вульгарное, хотя, по сути, и верное замечание.

Даннеган, судя по выражению физиономии, хотел сморозить еще какую-то гадость в мой адрес, но тут он заметил что-то за моей спиной и крикнул:

– Коутс! Наконец-то изволили пожаловать.

Я высунул голову из-за спинки кресла и глянул назад. В дверях стоял высокий, тощий коронер, которого я уже встречал в квартире Уайэта.

– Великий боже! – воскликнул Коутс. – Что тут случилось?

– Опять бойня, – просветил его капитан и, обращаясь к нашей троице, отрезал: – Вам пора домой, ребята. А нам пора работать.

– Уверены, что помощь не нужна? – спросил его Карсон.

– Я очень прошу вас, мистер Карсон, заняться своими делами и не мешать профессионалам делать свое дело.

Глядя Даннегану в глаза, Карсон спокойно промолвил:

– Как прикажете. Пошли, Эдди.

Продемонстрировав абсолютную некомпетентность в доме Уайэта, Даннеган и его люди – я в этом не сомневался – провалят расследование и здесь. Протестовать, однако, не имело смысла.

Кроме того, мне не терпелось покинуть этот провонявший кошачьей мочой виварий, уйти из дома, отмеченного проклятием убийства. Чувствовал я себя в тот момент примерно как полицейский Бойл. Поднявшись из кресла, я быстро вышел из комнаты, преодолел лестницу и вышел на крыльцо, где остановился, глубоко дыша.

Сзади послышались шаги моих товарищей, также с облегчением покинувших место трагического события.

Сунув блокнот в карман, Таунсенд сказал:

– Срочно мчусь в редакцию. Скоро сюда заявится толпа нашей братии. Надо сообщить об убийстве мистеру Моррису и сразу взяться за обработку материала.

Попрощавшись с нами, репортер исчез.

Игнорируя вопросы толпившихся снаружи любопытных, мы с Карсоном вышли на улицу и направились по Кортленд-стрит в западном направлении. Не останавливаясь, дошли до Гринвич и притормозили у входа в конюшню, из которой доносилось приглушенное ржанье и стук копыт.

– Как настроение, Эдди? – спросил Карсон.

– Вынужден признать, что развитие событий совершенно сбивает меня с толку. Предположение, что Картрайт стоит за обоими покушениями на мою жизнь, кажется теперь крайне сомнительным, если не абсурдным. Совершенно очевидно, что он собирался отомстить за оскорбление, но не посягая на мою жизнь, а цивилизованными средствами, обратившись в суд. Таким образом, неясно, кто же стоит за двумя попытками убить меня, если это не Картрайт?

– Ответить может только сам Печенка. И сейчас, пожалуй, подошло время, когда его можно об этом спросить.

– Не понимаю?! – устремил я изумленный взор на невозмутимое лицо следопыта.

– Насколько я наслышан, этот тип от крови заводится настолько, что ему требуется разрядка. Регулярно он, обвешанный новыми скальпами, появлялся в городишке, требовал шлюху, ящик бутылок и на пару дней зарывался на дне.

– Вы хотите сказать, – спросил я с гримасой отвращения, – что преступные деяния возбуждали его плотские вожделения?

– Можно и так.

Тело мое пронзила судорога омерзения, когда я воспринял эту ужасающую информацию. Конечно, я читал о подобных явлениях. О французском маньяке Жиле де Рэ, о венгерской графине Елизавете Баторий, похоть которых подогревалась актами жестокости и кровью. [24]24
  Среди прочего рассказывают, что упомянутая Елизавета Баторий омывала кожу кровью убитых девочек, а Жиль де Рэ (прообраз Синей Бороды) убивал детей ради алхимических экспериментов.


[Закрыть]
Однако я не сомневался, что подобные извращения – пройденный этап в развитии человечества. Существование подобного изверга в наши просвещенные дни не укладывалось в мое представление о мире.

– Очень возможно, что после подвигов у Картрайта его потянет на клубничку, – продолжил Карсон. – И не в шикарный бордель, а в самый низкопробный и дешевый притон. Вот там бы его и поискать.

– Следует испробовать эту возможность.

– Куда пойдем? – обратился скаут к знатоку местных достопримечательностей.

– Нью-Йорк, к великому моему прискорбию, переполнен домами с дурной репутацией, начиная с роскошных заведений и кончая грязными норами. Если Джонсон предпочитает последние, то поиск можно ограничить лишь одним районом.

– Ну, ну, – прервал Карсон поток моего красноречия.

– Пять Углов.

Часть четвертая
ПУЛЯ ДЛЯ МЕРЗАВЦА

Глава двадцатая

Сосредоточенный вокруг стыка пяти кривых, косых и нечистых улиц район нижнего Манхэттена назывался Пять Углов и славился как царство нищеты и порока. Репутация его утвердилась, можно сказать, во всемирном масштабе. Чарльз Диккенс во время своей знаменитой поездки по Соединенным Штатам настоял на посещении этого квартала, желая почерпнуть информацию для сравнения с не менее знаменитыми трущобами Лондона. Опубликованные впоследствии впечатления от посещения сего локуса – острые (хотя и исходящие из ложных посылок) путевые дневники данного автора под названием «Американские заметки» – прославили Пять Углов во всех странах цивилизованного мира как место, где непереносимые страдания соседствуют с неисцелимым грехом.

За время проживания на Манхэттене нога моя ни разу не ступала на разбитые мостовые этих ужасных кварталов. Ни один уважающий себя человек не отважился бы нырнуть в эту кошмарную бездну. Такое безрассудство считалось сродни самоубийству. Даже полицейские едва рисковали там появляться, особенно с наступлением темноты. Лишь высоко развитое чувство гражданской ответственности да сознание, что радом находится столь надежный и мужественный товарищ, подвигнули меня отважиться ступить в район, где сам воздух напитан духом преступления и порока.

Расположенная на расстоянии не более полета пули от бурлящего делового Бродвея с его кичливыми роскошными дворцами, клоака Пяти Углов щеголяла зловонными развалинами и обширными лужами на разбитых мостовых. Перейдя пограничную Баярд-стрит, мы попали в царство нищеты, мрака и позора. С обеих сторон торчали какие-то покосившиеся деревянные курятники, казалось подпиравшие друг друга, столь часто они были понатыканы. Дыры на мостовой поросли клочками грязной травы. Стоки были забиты вонючей грязью, отравляющей воздух.

Провожаемые открыто враждебными взглядами оборванных и мрачных обитателей, мы с Карсоном шагали по узким извилистым улочкам. Здесь мы снова столкнулись с неожиданностью. Хотя дома с дурной репутацией встречаются в разных районах Манхэттена, чаще всего они, однако, не слишком выделяются на фоне общей застройки. Более того, в так называемых респектабельных кварталах их владельцы всячески стремятся замаскировать истинный характер своих заведений.

Здесь ситуация оказалась совершенно иной. Проституция прославлялась на каждом углу. Казалось, в каждой развалине размещается бордель. Женщины всех возрастов, рас, национальностей и комплекций стояли в дверях с обнаженными руками и бесстыдно выставленными грудями, зазывая прохожих в самой неприкрытой и грубой форме. Проходя по Малбери-стрит, я чувствовал, что уши у меня пылают, оскорбленные столь шокирующими и гадкими призывами.

Через десять минут прогулки в такой оскорбительной для порядочного человека обстановке мы задержались на углу Кросс-стрит и Перл-стрит. В нескольких ярдах от нас воодушевленно хрюкали три свиньи, роясь в кухонных отбросах, извергнутых из опрокинутой помойной бочки. За свиньями – и за нами – наблюдала старая карга с торчащими из подбородка в разные стороны седыми волосками, сидевшая на деревянном ящике и сосавшая глиняную курительную трубку.

Повернувшись к Карсону, я заметил на его лице, освещенном тусклым светом уличного фонаря, признаки отвращения. Разумеется, человек, проведший жизнь на просторах Запада и попавший в район Пяти Углов, должен утвердиться в предубеждении против пороков урбанистического образа жизни. Там он встречался с насилием, невежеством, жестокостью, но был свободен от атмосферы распада и испорченности, пронизывающей каждый квадратный дюйм кошмарных городских трущоб.

– Такого я за всю жизнь не видел, – сказал, помолчав, Карсон. – Вы точно выбрали место, Эдди.

– Нашим поискам могло бы помочь уточнение предпочтений Джонсона в его предосудительных развлечениях.

– Вы о чем?

– Как вы, без сомнения, заметили, бордели в этом адовом районе предлагают клиентам товар на любой вкус. Некоторые специализируются на молоденьких, едва созревших девушках, другие приглашают любителей негритянок и мулаток. Есть заведения для любителей полных женщин. Спектр предложения соответствует потребительскому спросу. Зная, какой тип женщин более привлекателен для Джонсона, мы могли бы сузить диапазон поиска.

– Откуда мне знать, – отозвался Карсон. – Там, откуда он прибыл, выбор не слишком велик. Одно я знаю определенно. Из того, что я о нем слышал, можно понять, что Печенка на юбке не зацикливается. Его тянет к выпивке и к игре, кутит он с размахом.

– Я понял вас. Это тоже полезные сведения. Здесь множество и таких притонов, но наиболее знаменитый, конечно, – салун одноглазого Динаху на Орандж-стрит.

– Пошли.

Упомянутое заведение располагалось поблизости, и через две-три минуты мы оказались на месте. При одном взгляде на вывеску, на изъеденный фасад здания, слепые окна, мрачный вход я окончательно упал духом. Хотя солнце едва село, в дверь салуна уже вливался поток непотребнейших оборванцев, оскорбляющих слух мой бранью и вульгарным, непристойно громким смехом.

Карсон оставался совершенно спокоен, однако я заметил, как он проверил – или поправил – пистолет, скрытый полой сюртука.

Огибая грязь и переступая через лошадиные испражнения, мы пересекли улицу и вошли в заведение Динаху. Тут же мои органы чувств подверглись интенсивному воздействию всевозможнейших раздражителей самого неприятного свойства. Воздух в этом помещении, придавленном низким потолком, насыщала невообразимая смесь миазмов, состоящая из дыма дешевых сигар, испарений немытых тел и паров всяческой алкогольной бурды. Из дальнего угла доносился какой-то скрежет, извлекаемый пьяным скрипачом из своего инструмента с такой потрясающей немузыкальностью, что в сравнении с ним бездарные музыканты Барнума показались бы виртуозами. Раскрашенные Иезавели, восседая на коленях партнеров, оглашали помещение взрывами резкого, неестественного смеха. Сброд, сгрудившийся вокруг игорных столов и спускавший в фараон невесть как добытые деньги, не стеснялся в выражениях.

Осмотревшись в помещении, мы с Карсоном направились к длинной стойке бара, у которой беспорядочно толклась и шумела публика того же пошиба.

В ожидании хозяина, отпускавшего какие-то ядовитые напитки у дальнего конца стойки, я рассматривал висящую на стене напротив картину в потрескавшейся и облупившейся золоченой раме. Изображенная на полотне пышнотелая красотка возлежала на бархатной кушетке, кокетливо прикрыв бедра каким-то крохотным клочком ткани. Обращала на себя внимание, однако, не практически полная обнаженность натуры, а откровенно непристойная, похотливая улыбка, с которой она смотрела на зрителя. Грязная, невероятно закопченная от долгого присутствия в этом помещении и засиженная мухами картина как нельзя больше подходила к грязной обстановке притона.

От созерцания шедевра станковой живописи меня оторвал добравшийся до нас владелец заведения, неприятный тип со впалыми, землистого оттенка щеками, кожаной нашлепкой на одном глазу и рваным шрамом от виска до подбородка. Сверкнув на нас из зрячей глазницы, он грубо спросил, чего нам надо.

– Пиво, – ответил Карсон.

– И мне, – добавил я.

Через мгновение Динаху брякнул перед нами две засаленные кружки с зазубренными краями, наполненные зеленовато-желтой жидкостью с шапкой какой-то сернистой пены. Я пригубил свою и чуть не выплюнул жидкость, вкусом напомнившую мне пропитанную кошачьей мочой атмосферу дома Картрайта. Сделав над собою усилие, я проглотил это пойло.

Карсон чуть приподнял свою кружку, поморщился и поставил ее обратно.

– Вот это да… – пробормотал он чуть слышно.

– Пиво не нравится?

– Это, стало быть, пиво… – повторил скаут, как прилежный ученик.

– Прощения просим, коли не угодили на ваш нежный вкус, милостивые господа. Что привело долбаных денди в наши края? Юбчонку желаете?

– Нет, мужичонку, – ответил Карсон.

Динаху искривил в усмешке безгубый рот.

– Есть тут и для «голубых» заведения, но мое не из их числа.

Как бы не расслышав, Карсон повернулся ко мне.

– Картинка с собой, Эдди?

Изображение Джонсона, выполненное Горацио Освальдом и помещенное на первой полосе «Дейли миррор» я носил с собой, надеясь, что оно, при всем несходстве с оригиналом, поможет опознать злодея. Я передал газетную вырезку Карсону, который развернул ее перед Динаху.

– Такого видел? Шесть футов два, может, и все три. Рыжий.

Почти не взглянув, Динаху отрицательно покачал головой.

– Не слишком вглядываешься, – заметил Карсон.

– Все, что надо, я всегда вижу. Послушайте, милейшие, почему бы вам не убраться отсюда ко всем чертям?

Скосив взгляд на Карсона, я заметил в чертах его лица еле заметные изменения. Такое же выражение я замечал на его лице дважды: перед тем, как он отдубасил возчика у Сент-Джонс-Парка, и в карете на пути к дому Картрайта, когда он собирался отомстить за смерть любимой собаки. Я уже приготовился к тому, что владелец заведения сейчас уляжется на пол за стойкой.

Тут, однако, за нашими спинами раздался грохот и крик. Резко обернувшись, я увидел, что за одним из полудюжины карточных столов вспыхнула ссора. Худощавый молодой человек отбросил стул, вскочил и, стоя, тряс кулаками перед носом игрока, сидящего напротив. Тот, казалось, не замечал угроз, сидел неподвижно, массивной спиною к нам. Остальные игроки за этим столом отъехали вместе со стульями подальше, освободив место.

– Жулик поганый! – кричал молодой человек, раскрасневшийся от гнева. – Я все видел! Ты затер карту! – Его голос заполнил помещение. Все затихли, даже скрипач прекратил терзать инструмент.

– Отдавай мой проигрыш, до последнего цента! – вопил молодой человек. – Мне плевать на твою кубатуру, не очень-то испугался! – Он наклонился и протянул руки к деньгам, лежавшим перед противником.

Тут последовала молниеносная, неожиданная для такой массы реакция. Правая рука сидящего взметнулась вверх, в ней что-то сверкнуло, и молодой человек, задохнувшись, выпрямился и схватился за шею. Из-под пальцев его обильно струилась кровь.

– Ч-черт! – выругался Динаху. – Весь пол мне зальет, придурок.

Он живо обежал прилавок бара и подскочил к молодому человеку как раз в момент, когда тот рухнул. Умирающий еще не успел упасть на пол, как цепкие руки бармена вцепились в него. Непрерывно чертыхаясь, Динаху поволок молодого человека к двери, оставляя на полу кровавый след. Вышвырнув тело на улицу, Динаху мгновенно вернулся. К набору пятен на его переднике добавились следы только что пролитой крови.

– Бенни! – заорал он.

На зов откуда-то выполз сухой как щепка, сутулый старик.

– Слушаю, мистер Динаху, сэр! – прошамкал старик беззубым ртом.

– Шевели своим костлявым задом! Убрать здесь! – Динаху ткнул рукой в сторону кровавых луж. – За что я тебе плачу?

– Слушаю, мистер Динаху, сэр! – как попугай, повторил старик и поплелся куда-то, очевидно за своими нехитрыми рабочими инструментами.

В помещении уже восстановился прежний ритм жизни. Так же надрывалась скрипка, изображая модную «Угольно-черную розу», так же визгливо хохотали проститутки.

Стоя спиной к бару, я пытался унять дрожь в руках. Потрясенный увиденным, я почувствовал искушение снова приложиться к пивной кружке, и сдержал меня лишь оставшийся от первой попытки омерзительный гнилой привкус во рту.

– Боюсь, что в этой мерзкой норе мы ничего не обнаружим, – обратился я к Карсону нетвердым голосом.

Следопыт, на которого все происшедшее, казалось, не произвело никакого впечатления, согласно кивнул.

– Джонсона здесь не видно. У этого сброда о нем ничего не узнать.

– Возможно, пора покинуть это место, – предложил я.

– Возможно.

Этот ответ Карсона вызвал в моей груди чувство облегчения, какого не ощущал и сам Данте, поднимаясь из бездны Ада.

Тут я, однако, почувствовал, что за мной наблюдает кто-то со стороны, кто-то, кто находится вне поля моего зрения. Повернув голову влево, я встретился взглядом с одной из представительниц женского пола, промышляющих продажей своего тела в заведении Динаху. Очевидно, она незаметно подошла, когда я беседовал с Карсоном. Опершись безвкусно унизанной перстнями рукой о стойку бара, она уперла другую в вызывающе выставленное бедро. Из выреза алого платья чуть не вываливалась пухлая молочно-белая грудь. Когда она увидела мое лицо, выражение ее грубой физиономии, которую, впрочем, нельзя было назвать отталкивающей, резко изменилось с любопытно-оценивающего на похотливо-ликующее.

Я же, как ни пытался, не смог вспомнить, где я встречал это лицо.

– А я ведь так и подумала, что это вы оба! – воскликнула она, нечетко выговаривая слова под влиянием дешевого виски. – Как мило с вашей стороны. Разыскали меня все-таки, молодцы.

Услышав этот голос, я вспомнил, где мы встречались. В устричном погребе Ладлоу ее спутник, которого Карсон вынужден был утихомирить, называл ее Нелл.

Карсон узнал ее сразу. Он вежливо улыбнулся и сказал:

– Извините, мэм, мы здесь по другой причине.

– И очень зря. – Нелл надула губы. – Все равно лучше меня не найдете, не старайтесь.

Карсон подсунул ей иллюстрацию. Нелл прищурилась, наморщилась, всмотрелась.

– Видала я за свою жизнь уродов, но такого… нет, не видела.

Она вернула картинку скауту и покачала бедрами.

– Может, я вам чем другим помогу…

– Спасибо, – ответил Карсон, пряча иллюстрацию. – Нам пора.

– Ой, бросьте! Чего, меня испугались, такой милашки? А еще великий Кит Карсон! Говорят, вы классный наездник. Пошли наверх, я вам такую скачку устрою! И вашему другу дам поскакать. Он тоже ничего.

Легко представить себе мою реакцию на ее слова. Я ощутил не только отвращение, услышав шокирующее приглашение проститутки, но и тревогу, когда она громко произнесла имя моего друга. Весьма вероятно, что этот притон посещали и те, кто принимал участие в погроме барнумовского музея и кому Карсон так удачно встал поперек дороги. Конечно, они не испытывали теплых чувств в отношении следопыта.

Еще до того, как Нелл назвала Карсона по имени, я заметил недружественные взгляды в нашу сторону. Теперь же на нас сконцентрировалось враждебное внимание толпы. Некоторые игроки положили карты на столы. Другие ссадили с коленей женщин и встали. Стоявшие у бара повернули головы в нашу сторону.

– Точно, это он! – услышал я чей-то голос.

– Переоделся, собака. Да морду не спрячешь.

К нам неспешно подтягивались примерно с дюжину головорезов. Выглядели они как братья – одинаковые низкие лбы, жилистые шеи, массивные челюсти, горящие ненавистью глаза.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю