Текст книги "Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По"

Автор книги: Гарольд Шехтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Подними руки, друг.

Молодой человек среагировал мгновенно и весьма неожиданным образом. Он вскрикнул, вскинул руки и рухнул на пол без сознания.

– Пугливый, – заметил Карсон, осторожно спуская курки и засовывая оружие за пояс.

Пульс мой заметно замедлился, кровь возобновила спокойный ток, во рту появилась влага.

– Да, действительно, чрезвычайно робкий молодой человек.

Карсон нагнулся и слегка коснулся щеки юноши.

– Проснись, сынок.

– Я не вор, – простонал молодой человек. – Не стреляйте!

Он уселся на полу, вытянув руки вверх. Руки под стать фигуре: длинные, тонкие. Голова невелика, сидит на длиннющей худой шее. Нервно скачет под кожей здоровенный кадык. Подбородок слабый, неразвитый. Как бы компенсируя этот недостаток, природа наградила его грандиозными ушами с висячими мочками и значительного размера носом, несколько схожим с клювом обычного Larus argentatus,морской чайки. Глаза большие, бледные, круглые… возможно, от испуга. Шляпа слетела с головы при падении, обнаружив спутанную каштановую шевелюру. Внешность никак нельзя было назвать располагающей.

– Вставай, сынок, – сказал Карсон. – Мы тебя не обидим.

Молодой человек огляделся и неуклюже поднялся с пола.

– Вы не полицейские? – спросил он тонким голосом.

– Нет, мы проводим собственное расследование, – сообщил я ему.

Глаза молодого человека стали еще больше.

– Я знаю, кто вы. Вы мистер По. А вы… Вы Кит Карсон!!!

– А вы кто? – сразу же поинтересовался скаут.

– Пратт. Гарри Пратт, – возбужденно выпалил молодой человек. – Даже не верится. Мистер По и мистер Карсон во плоти! Вот это да! Я о вас только утром в «Миррор» читал. Вы, конечно, ловите убийцу, этого Ливерного Джека, как его…

– Вы правы, именно эта миссия привела нас сюда, – подтвердил я его догадку. – А что привело сюда вас?

– Меня? О, я помощник мистера Уайэта. У него, видите ли, зрение слабое, вот он и нанял меня, чтобы я ему читал.

Я вспомнил, что Уайэт упоминал молодого человека по имени Гаррисон именно в связи с этой функцией.

– Да, это я, – согласился молодой человек, когда я сослался на это высказывание покойного. – Но все зовут меня просто Гарри. Кроме мистера Уайэта. Он очень строго соблюдает правила приличия. Нет, он не педант, просто очень утонченный человек. Настоящий джентльмен. – В голосе молодого человека появились горестные нотки. – И почему кто-то захотел причинить ему зло…

До этого момента внимание Гаррисона Пратта уделялось лишь Карсону и моей персоне. Но вот он начал оглядывать помещение и заметил следы крови на месте, где погиб Уайэт.

– О, бог ты мой, – вырвалось у него.

Опасаясь, что он снова впадет в бессознательное состояние, я постарался его отвлечь.

– Возможно, вы этого не знаете, Гарри, но мое присутствие здесь объясняется именно вашей инициативой, – обратился я к нему как можно более дружественным тоном. – Ведь это вы привлекли внимание мистера Уайэта к моему очерку.

– Что? – несколько рассеянно откликнулся Пратт. – А, да, статья в «Бродвейских ведомостях». Мистер Уайэт очень заинтересовался ею. Не знаю даже почему. Мне очень понравилось. Поэтому я ее и прочитал ему. И удивился, как он сразу разволновался.

– Причина в желании мистера Уайэта убедиться в подлинности важного для него документа. Он надеялся сделать это с моей помощью.

На физиономии Пратта отразилось недоумение.

– Я этого не знал.

– Мистер Уайэт обладал каким-то неизвестным документом, который – в случае подлинности – имел колоссальное значение. Вы ничего об этом не слышали?

– Нет, сэр, – с жаром заверил молодой человек. – Важный документ… Хм… Я с удовольствием помог бы вам, но… – Он пожал узкими плечами.

– Когда вы в последний раз были здесь? – вмешался Карсон.

– За несколько дней до… до этого… – молодой человек кивнул в сторону пятен запекшейся крови.

– По способу вашего появления можно заключить, что у вас есть ключ от дома, – сказал я.

– Да, это так. Мистер Уайэт дал мне его зимой. Он не хотел, чтобы я мерз снаружи, если его не будет дома.

– Заботливый, – заметил Карсон.

Пратт сглотнул, адамово яблоко на горле его дико подпрыгнуло.

– Да, такой он был… Настоящий джентльмен. Он, конечно, не хотел бы, чтобы что-то случилось с моим Батлером.

– Извините? – не понял я.

– Здесь моя книга. Сейчас покажу.

Осторожно обогнув забрызганную кровью часть комнаты, Пратт направился к шкафу-секретеру. Присев возле него, он принялся рыться в нижних полках и в вываленных на пол книгах.

– Вот этого я и боялся, – бормотал он. – Ага, нашел! – раздался тут же его облегченный возглас. Он поднялся и зашагал обратно, сжав в руке свое сокровище.

– Вот, – протянул он мне книгу.

Я принял у него том, открыл титул и увидел, что держу в руке старое, но хорошо сохранившееся издание знаменитого бурлеска Сэмюэля Батлера «Гудибрас» [13]13
  Героико-комическая поэма сатирика С. Батлера (1612–1680).


[Закрыть]произведения, замечательные достоинства которого лишь слегка запятнаны повсеместными погрешностями стиля, тона и формы.

– Я им очень дорожу, – признался молодой человек, принимая книгу обратно. – Принес только на прошлой неделе и не успел дочитать. Мистер Уайэт предложил, чтобы я не носил книгу с собой, а оставил у него. Когда я услышал, что произошло, то решил забрать ее, пока не поздно. Очень редкая книга.

Произнося это, он поглаживал сафьяновый переплет, как будто ласкал горячий лоб любимой, пораженной тяжелой болезнью.

– Что ж, Гарри, рад, что с вашей книгой ничего не приключилось. А теперь нам с мистером Карсоном надо заняться делом.

– Может, я смогу помочь? – вызвался Гарри. – Документ поискать.

– Спасибо, сынок, сами справимся, – отмахнулся от него Карсон.

– Что ж… Но в случае, если понадоблюсь, можете найти меня в юридической конторе мистера Лоу на Мэйден-лейн. Я там младший клерк.

Молодой человек распрощался и направился к двери. Тут я спохватился.

– Гарри, еще вопрос. Скажите, бывал ли кто-либо у мистера Уайэта при вас?

На лице молодого человека отразилась работа мысли, он чуть подумал и ответил:

– Да, когда вы спросили, я сразу вспомнил. Несколько месяцев назад. Недели две подряд приходил какой-то довольно молодой джентльмен. Очень эффектный господин.

– Весьма общее определение. Уделите больше внимания описанию внешности гостя, Гарри.

– Значит, так. Невысокий, но мощный. Осанка гордая. Голова вскинута, плечи расправлены, держится прямо. По-королевски, можно сказать. Плащ черный с красной подкладкой. Красивый. Волосы темные, волнистые. Шрам на лице, но он его не портил. Вот, пожалуй, и все, что помню.

– Большое спасибо. А причины посещения не знаете?

Молодой человек покачал головой.

– Нет. Мистер Уайэт беседовал с ним в другой комнате. Недолго, десять, от силы пятнадцать минут. После его ухода мистер Уайэт возвращался, и мы продолжали чтение. Он об этом человеке никогда не говорил, а я, разумеется, не спрашивал.

Получив эти сведения, я поблагодарил Пратта за содействие и заверил, что в случае надобности мы найдем его в конторе. Он покинул комнату, зажав под мышкой своего Батлера, – нескладный молодой человек в болтающейся, как на вешалке, одежде.

– Насади этого парня на шест, – заметил Карсон, когда внизу хлопнула дверь, – и получится хорошее пугало. – Потом он глянул на меня. – Ну как, Эдди?

– Все в порядке, – заверил я его.

По правде, однако, я был в этот момент полон разочарования. Мало что вызывает большую досаду, нежели наличие чего-то, какой-то мелочи, которая крутится в голове, но никак не поддается осознанию. И именно такая ситуация сложилась сейчас. Описание гостя мистера Уайэта, данное Праттом, задело в моей памяти какую-то струну, вызвало уверенность, что встречал я где-то этого импозантного брюнета с вьющимися волосами.

Но где?

Глава четырнадцатая

Пратт ушел, и мы с Карсоном приступили к поискам. Работа продолжалась до темноты. Мы обыскали весь дом, все помещения, все шкафы и полки. Но поиски наши ничем не увенчались. Не обнаружили мы и никакого документа, который предположительно мог бы представлять значительную ценность. Это утвердило нас во мнении, что кучка золы в камине представляла собой все, что осталось от тайны мистера Уайэта.

Завершив поиски, мы покинули дом тем же путем, каким в него проникли, через заднюю дверь. Обогнув угол дома и выйдя на Пятую авеню, Карсон сказал:

– Неплохо бы перекусить, Эдди. Есть здесь какая-нибудь приличная едальня неподалеку?

Так как я и сам с самого завтрака не подкреплял организм ничем питательным, то тоже ощущал интенсивное чувство голода. Не менее остро я ощущал, однако, что после недавней трапезы у Суини я не мог позволить себе другую по причинам финансового характера. Пытаясь разрешить сие затруднение, я почувствовал, что вдобавок также испытываю затруднение в выборе пристойного ответа.

Карсон чутьем следопыта определил характер моих затруднений и добавил:

– Я плачу.

– Нет, нет, как можно, – запротестовал я. – Вы гость в моем городе.

– Я считаю иначе, – возразил скаут. – Вы оказываете мне услугу. Меньшее, чем я вам обязан, – поддерживать ваши силы. Кормить.

Я вынужден был признать определенную логичность и правомочность его точки зрения.

– Если вы рассматриваете проблему под таким углом зрения, я не могу отвергнуть ваше щедрое предложение. Позвольте мне предложить вот что. В Нью-Йорке множество устричных ресторанчиков. Как гостю города вам будет интересно познакомиться с этой его гастрономической особенностью.

Выяснилось, что устриц Карсон в жизни не пробовал, и из любопытства он сразу согласился. Мы направились в ближайшее устричное заведение «У Ладлоу». Снизу – ресторанчик спрятался в полуподвале – доносился шум и характерный рыбный дух. Спустившись по короткой лесенке и толкнув дверь-вертушку, мы оказались в битком набитом, звучном и пахучем устричном погребке.

Глянув на своего попутчика, я заметил, что он слегка повел губами, возможно осваиваясь с непривычной обстановкой: сильный запах весьма, впрочем, привлекательного характера, неослабевающий шум, болтовня любителей устриц, звяканье посуды, выкрики официантов и поваров – ресторан вибрировал от шума. Для человека, уши которого привыкли к лесной тишине, для которого еле слышный треск сломавшейся веточки уже может означать опасность, это звукоизвержение могло показаться оглушительным.

Через минуту к нам подплыл представительный господин средних лет с грубыми, словно вырубленными чертами лица, василькового цвета глазами и ржавыми волосами такой густоты и курчавости, что напоминали шерсть овцы-мериноса. Он обратился к нам с подчеркнутой вежливостью. Я сразу подумал, что это сам Ладлоу.

– Прошу за мной, джентльмены, – пригласил толстяк и провел нас мимо густо обсаженного клиентами бара через наполненный дымом зал к маленькой нише в глубине. Повесив шляпы на латунные крюки, мы уселись и получили два довольно затертых меню. Ладлоу пожелал нам наесться «от сердца» и поспешил обратно ко входу, встречать новых гостей.

В меню значилось великое множество устриц – разных сортов и из разных мест: Кейп-Код, Чезапик, Блу-Пойнт, Линн-Хейвен, Мэттитак, Пеконик… И в разном виде: сырые, вареные, жареные, маринованные. Гурманам предлагались устрицы тушеные, устричный пирог, рыба под устричным соусом, а также блюдо, обозначенное как poulet à la Ludlow’s, представлявшее собою вареного цыпленка, фаршированного устрицами.

Едва мы успели ознакомиться с меню, как перед нами вырос коренастый официант в заляпанном переднике.

– Что предпочитаете, Эдди? – осведомился Карсон.

– Глаза разбегаются, – откровенно признался я. – Но я не в силах устоять перед устричной тушенкой. Она по праву считается spécialité de la maison. [14]14
  Фирменное блюдо (фр.).


[Закрыть]

– Мне то же самое.

– Что пьем? – деловито осведомился официант, карябая наш заказ в блокноте.

Карсон заказал пиво.

Для меня выбор напитка очень часто связан со значительными затруднениями. Вследствие весьма тонкой конституции моей нервной системы и ее неординарной чувствительности к стимулирующим воздействиям алкоголя я всегда в высшей степени щепетилен и осторожен в отношении возлияний. Вопреки необузданной клевете недоброжелателей, ничтожность личности коих соответствует микроскопическим дозам их таланта, меня нельзя обвинить в невоздержанности.

В то же время, будучи прекрасно воспитанным джентльменом с Юга, я позволяю себе принимать скромные дозы живительной влаги, когда сложившаяся обстановка и правила общения этого настоятельно требуют. Сейчас сложилась именно такая ситуация. Предложение Карсона оплатить мою трапезу делало меня его гостем. Позволить радушному хозяину пить в одиночку осмелился бы лишь неблагодарный, даже грубый, не побоюсь этого слова, гость.

В силу этих соображений я заказал большую кружку ромового пунша.

– Сию минуту, – обронил официант и исчез в дымных глубинах шумного заведения.

В процессе обследования обиталища Уайэта Карсон сохранял сосредоточенное молчание и почти не открывал рта. Теперь же, когда наступила пауза между принятием заказа и его исполнением, я воспользовался возможностью и спросил его, что нового он почерпнул из наших трудов.

– Маловато. Там же стадо коровье топталось.

– А запах Джонсона? – спросил я, все еще находясь под впечатлением обонятельных чудес, продемонстрированных Карсоном в Сент-Джонс-Парке.

Карсон покачал головой.

– От ребят Даннегана разит так, что больше никакого запаха не учуешь. Им бы мыться почаще не мешало.

Я понимающе кивнул. Даже моих обонятельных способностей, существенно уступающих уникальному обонянию следопыта, хватило, чтобы ощутить вонь застоявшейся атмосферы гостиной Уайэта, в которой к тому же полицейские наглухо закупорили все окна. Кровь, пот да громадная сигара Джеймса Гордона Беннета преобладали в этом обонятельном винегрете.

– Ваше замечание о свойствах атмосферы в гостиной Уайэта затрагивает весьма интересный аспект, – оживился я. – Как вы, без сомнения, заметили, окна верхнего этажа распахнуты настежь, включая окно спальни хозяина. И это вполне естественно, учитывая погодные условия в городе в последние дни. Почему же тогда Уайэт, принявший все меры по вентиляции верхнего этажа, не сделал то же и внизу? Напрашивается предположение, что окна нижнего этажа были закрыты не хозяином, а вторгшимся в дом убийцей. По какой причине? Напрашивается ответ: чтобы никто не услышал криков жертвы.

Давайте примем во внимание еще несколько обстоятельств, – продолжал я. – Мы знаем, что убийца привязал Уайэта к креслу. Мы также знаем, что, в отличие от Энни Добс и Розали Эдмондс, у него не взрезано горло. Уайэт даже не успел умереть до моего прибытия. Сведя воедино эти факты, включая закрытые Джонсоном окна, неизбежно приходим к выводу, что убийца переступил порог дома с целью не просто убить хозяина, но и подвергнуть его пытке. Опять спросим себя: для чего? Из похотливого пристрастия к созерцанию чужих страданий? Но это лишь часть истины. Ведь ранее он обходился без столь затруднительных попутных действий, как тайное проникновение в дом, привязывание жертвы к стулу, закрывание окон и так далее. Нет. Следует вывод, что Джонсон подверг несчастного Уайэта мучениям не ради развлечения, но для того, чтобы узнать что-то. А именно – где спрятан этот таинственный документ. И именно это объясняет идеальный порядок в доме. Джонсону не было необходимости обыскивать дом, он узнал о местонахождении бумаги из уст ее владельца.

– А язык? – спросил Карсон. – К чему вырезать язык у того, от кого что-то хочешь услышать?

– Наиболее вероятное объяснение – язык убийца удалил уже после того, как узнал все, что ему было нужно. Ведь вы сами нашли свидетельство того, что Джонсон преуспел в осуществлении своего намерения.

– То есть он сжег бумагу?

– По всем признакам именно так.

Карсон чуть поразмыслил и отметил еще одно обстоятельство.

– Вы сказали, что Джонсон тайно проник в дом.

– Совершенно верно. Полагаю, тем же путем, что и я, через то же окно заднего фасада.

Карсон, не раздумывая, отверг мое предположение.

– Таким путем он мог улизнуть. Но внутрь попал иначе. К окну ведет лишь одна цепочка следов – ваших.

– Каким же образом он оказался внутри? – удивился я. – Неужели Уайэт сам открыл ему дверь?

– Возможно.

– Невероятно! Пригласить в дом совершенно незнакомого человека свирепого вида. Разве что… – вырвалось у меня в порыве какого-то озарения.

В этот момент появился наш официант с подносом.

– Прошу вас, господа.

Он поставил перед каждым из нас по громадной дымящейся посудине, опустив рядом заказанные напитки. Перед тем как удалиться, он водрузил в центр столика корзинку с крекерами.

Карсон изучающим взглядом уставился в свою тарелку. На лице его отразилась некоторая неуверенность. Надо признать, что миска устриц может произвести на непривычного едока гнетущее впечатление. Прежде всего обратим внимание на неприглядный облик главного ингредиента. Устрицы, деликатес со смачным ароматом, с виду весьма неаппетитны. К тому же порции у Ладлоу известны своей необъятностью. Дюжины жирных, поблескивающих мертвенным молочным блеском моллюсков горами громоздились перед каждым из нас.

Сомнения, однако, недолго одолевали моего товарища. Подстегиваемый голодом, он втянул носом соблазнительный аромат. Мы заткнули за воротники чистые салфетки, схватили ложки и, извините за несколько вульгарное, но весьма подходящее по смыслу словцо, «врылись» в свои порции.

Не могу сказать, что я мало слышал и читал об охотниках и трапперах Дальнего Запада, об их грубости и неотесанности, вполне объяснимых средою обитания. Тем больше удивлен я был, наблюдая за застольными манерами Карсона. Он ел – нет, вкушал пищу – с утонченностью английского аристократа. Ловкость его тем более бросалась в глаза, что некоторые устрицы оказались настолько гигантскими, что перед тем, как отправить их в рот, приходилось разрезать на три-четыре части. На салфетке следопыта за все время застолья так и не появилось ни одного пятнышка, ни одна капелька подливки не оросила скатерть возле тарелки Карсона.

Сначала мы жевали молча, увлеченные лишь процессом насыщения, беседа наша свелась к немногим кратким замечаниям относительно качества поглощаемой пищи. Карсон одобрительно заметил, что еда «нормальная». Постепенно, однако, грудь моя переполнялась теплыми товарищескими чувствами, вызванными, без сомнения, вкусной и питательной пищей и подогретыми необычайно крепким ромовым пуншем. Из меня полились слова. В ответ на вопрос скаута о характере моей работы я пустился в детальное описание своего творчества, уделив особое внимание нескольким произведениям, которые, как это ни горько, не принесли мне успеха материального, но по праву считаются недосягаемыми образцами одной из наиболее возвышенных форм творчества, краткого прозаического повествования.

Я подробно изложил сюжеты рассказов «Вильям Вильсон», «Лигейя», «Колодец и маятник» и еще одного-двух и тут заметил, что Карсон, оставаясь вежливым и внимательным слушателем, не слишком стремился скрыть своего невысокого мнения о тех, кто зарабатывает на жизнь сочинением художественных литературных произведений.

Сначала он не хотел открывать причину этого предубеждения, но затем согласился, видя мой горячий интерес. Случилось это несколькими годами раньше.

Осенью 1842 года, поведал Карсон в своей лаконичной манере, на некого Уайта, продвигавшегося со своей женой по тропе Санта-Фе, напали апаши Джикарилла. Уайта убили, жену прихватили с собой. Когда в Таосе об этом узнали, на поиски отправилась спасательная экспедиция, а повел ее Карсон.

– Нашли место. От Уайта немного осталось. Индейцы привязали его к колесу и поразвлеклись вволю. Остатки клевали птицы. Мы похоронили, что наскребли, и пустились в погоню. Трудный маршрут. Сложная местность. Неделю гнались. Догнали вечером, напали на лагерь. Перебили всех до единого. Но миссис Уайт это не помогло. Ее закололи минут за десять, и, может, из сострадания. Успела она намучиться.

– Намучиться – как? – спросил я, побуждаемый нездоровым любопытством и уже боясь того, что могу услышать в ответ. Карсон, однако, отказался уточнять характер доставшихся на долю миссис Уайт мучений, сказав, что не хочет портить мне аппетит.

Этот ответ лишь раздразнил мое воображение. Я внутренне содрогался от картин истязаний бедной женщины, представавших перед моим внутренним взором. Отогнав эти болезненные видения, я обратился к Карсону:

– Страдания несчастной миссис Уайт вызывают у меня глубокое сочувствие, но я не понимаю, какая связь между ними и вашим презрением к создателям прозы.

Карсон насадил на зубцы вилки и как раз отправил в рот большую устрицу, так что, соответственно этикету, задержался с ответом на время, необходимое для пережевывания пищи.

– Мы ее пожитки нашли. Среди прочего наткнулся я на мелкую книжонку. Называлась она «Кит Карсон, Король Гор». Похоронили мы миссис Уайт, и я заглянул в книжку. Никогда в такие помои не нырял! – воскликнул он с горечью в голосе. – Я великий герой, один с целой армией сражаюсь, индейцев сотнями крошу. Бедная миссис Уайт знала, что я где-то неподалеку, за эту книжонку держалась, как за Библию. Молилась, чтобы я появился и ее спас.

Карсон нахмурился.

– Такое нелегко проглотить, Эдди. Можно сказать, что этот поганый писака умышленно наврал бедной женщине.

Я секунду молчал. Вполне понятно, что Карсону претило, что его представляют каким-то полубогом в оленьей шкуре. Оправдано и его презрение к борзописцам жанра «кровь и молния», подсовывающим легковерной публике то, чего, в общем-то, эта публика и жаждет: вранье и дикие преувеличения. Но зачем же за грехи этих литературных халтурщиков осуждать все сословие тружеников пера?

Я открыл рот для возражения, но в этот момент обнаружил, что наше уединение нарушено. Кто-то остановился у стола. Подняв глаза, я увидел женщину весьма яркой наружности, явно старше тридцати лет. В пору расцвета она, очевидно, была весьма привлекательной. Даже сейчас, когда возраст и распутный образ жизни огрубили ее черты, лицо привлекало большими глазами с изумрудным отливом, полными губами и изящным, с легкой горбинкой, носом. Густые рыжие локоны убраны наверх и удерживаются двумя вычурной формы заколками.

Дарованная ей природой красота претерпела, однако, необратимые изменения к худшему в результате беспутства, если не разврата. Лицо покрыто толстым слоем румян, губы напомажены. Алое платье бесстыдно выставляет напоказ руки и грудь. По чрезмерной раскованности поведения и вызывающему покрою платья можно сделать вывод, что она принадлежит к тем женщинам, которыми кишат затененные проулки и притоны пораженного пороком мегаполиса.

За спиною женщины остановился молодой человек с острыми чертами лица, лет на десять ее моложе. Блестящие бриолином волосы, зеленый бархатный жилет с филигранными пуговицами, пестрый шейный платок, облегающие панталоны в клетку позволили заключить, что перед нами один из представителей многочисленной общины городских воров, сводников и мошенников. Молодой человек был изрядно пьян. Осоловелым взглядом сверлил он женщину, оценивающе озирающую Кита Карсона.

– Я не ослышалась? – нечеткая артикуляция свидетельствовала о том, что женщина также отдала должное алкогольным напиткам. – Вы и вправду Кит Карсон? – Очевидно, она услышала нашу беседу, проходя со спутником к выходу.

– Да, мэм, – спокойно ответил скаут, не поднимая на нее взгляда.

– Х-ха! – воскликнула она. – Я вас совсем не таким представляла. Думала… думала вы… покрупнее. Джимми, ты не думал, что он покрупнее? – повернулась она к своему спутнику, который, казалось, уже был не в состоянии ни о чем думать.

– Не з-знаю, – пробормотал тот мрачно. – П’шли отсюда, Нелл.

– А вы симпатичный, – продолжила женщина, снова повернувшись к Карсону. Она наклонилась, оперлась одной рукой о стол, другую протянула к лицу скаута и пощекотала его подбородок указательным пальцем.

– Да и ваш дружок тоже милашка, – повернула она голову ко мне.

Это бесстыдное, необузданное проявление кокетства вызвало в моей душе вспышку возмущения, отразившуюся и на щеках моих. Реакция спутника Нелл оказалась, однако, еще более бурной.

– Эй, Нелл, кончай! – крикнул он, схватив ее за руку и оторвав от стола. – Ты со мной!

– Хорошо, хорошо, – проворчала она, вырывая руку из его хватки. – Голову мне только не откуси.

– Я тебе не только голову оторву. Веди себя как следует. – Он посмотрел на Карсона и презрительно ухмыльнулся. – Чё ты в нем нашла? Тоже, герой! Угробил двух девчушек, вот и все его подвиги.

– Ты что, дурак неграмотный? – возмутилась Нелл. – Газет не читаешь? Девчонок другой болван убил, Джонсон звать.

– Сама ты дура безграмотная, соображать надо, – прорычал в ответ ее неотесанный спутник. – Если бы не этот, Джонсон сидел бы себе в горах. А твой герой его выгнал. Джонсон бил себе спокойненько индейцев, никому не мешал, наоборот. Чем меньше краснокожих, тем лучше. Слава богу, здесь их уж совсем, почитай, не осталось. Всех бы их…

Что еще собирался высказать разошедшийся молодой негодяй, мне узнать не довелось. Карсон молниеносным движением схватил его за шейный платок и пригнул к столу так, что нос подонка оказался на одном уровне с нашими тарелками и стаканами, в нескольких дюймах от них.

– Мы достаточно от тебя узнали, друг, – сообщил ему следопыт, не повышая голоса. Это спокойствие лишь подчеркивало угрозу, звучавшую в доброжелательно произнесенных словах. – Ты понял?

Костяшки пальцев Карсона уперлись в подбородок юнца, лицо которого налилось кровью. Он попытался кивнуть и что-то булькнул.

Карсон разжал пальцы и слегка оттолкнул молодого человека, отлетевшего на несколько шагов. Его рыжеволосая спутница, подавив смешок, подхватила ошеломленного мерзавца под руку и повлекла прочь. Уходя, она повернулась к Карсону и подмигнула ему так выразительно, что краска стыда залила мое лицо.

Безнадежная парочка удалилась, и я протянул руку к кружке. Несколько удивившись, что пунша осталось лишь на донышке, я опрокинул в себя остаток.

– Позвольте мне выразить сочувствие по поводу вульгарных признаков внимания, оказанных вам этой скандально непристойной особой женского пола, Кит.

– Да она еще ничего. Просто пообщаться захотела. Вот друг ее мне гораздо меньше приглянулся.

Он выдернул салфетку из-за воротника.

– Кажется, хватит. Как вы, Эдди?

Говоря по правде, хотя я не одолел еще и половины порции, голод меня перестал терзать уже давно. Даже смотреть в тарелку больше не хотелось.

– Боюсь, если я введу в организм еще хоть крошку этого весьма питательного морского продукта, мои органы пищеварения не справятся с чрезмерной нагрузкой, – оживил я застольную беседу изысканной шуткой. – Уходим?

Карсон подозвал официанта и оплатил счет. Мы встали из-за стола, и я тут же почувствовал приступ головокружения. Полагаю, это легкое недомогание имело место вследствие особенной крепости выпитого мною пунша, охмеляющее воздействие которого усиливалось и длительным воздержанием от употребления алкогольных напитков.

Выйдя на улицу, я сразу почувствовал себя лучше. После захода солнца стало прохладнее, вечерний воздух оказывал освежающее воздействие на организм, измученный дымом и испарениями устричного погребка.

Шагая в направлении моего семейного гнезда, я невольно обратился мыслями к рыжеволосой распутнице и ее малопривлекательному сопровождающему. Что-то связанное с этой парой нечистых беспокоило меня, грызло душу, можно сказать. Определить источник своего беспокойства я, однако, не сумел, как ни пытался. Очевидно, постэффекты моего возлияния в погребке отрицательно сказывались на ходе мыслительных процессов.

Карсон привычно хранил молчание. При свете уличных фонарей можно было заметить, что выражение лица его отражало напряженную работу мысли. Естественно, его тоже беспокоили многочисленные неувязки и нестыковки ситуации.

Но вот мы приблизились к пункту назначения, и все мысли о паре представителей худшей части человечества оставили меня, уступив место предвкушению наслаждения обществом моих дорогих Сестрички и Путаницы. Свет окон верхнего этажа притягивал, торопил, я уже представлял, как они расскажут, чем занимались в течение дня, куда ходили с Иеремией, маленьким сыном Карсона. Сойдя с тротуара, я направился через проезжую часть, пустынную ввиду позднего часа.

Уже на середине улицы я заметил, что Карсона рядом со мной нет. Остановившись, я обернулся и увидел, что скаут стоит на краю тротуара, глядя на полосу неба, виднеющегося между крышами домов.

– В чем дело, Кит? – спросил я его.

– Не слишком много звезд вы здесь видите, – промолвил он голосом, в котором угадывалась примесь печали. Эта сторона характера Карсона мне открылась впервые.

– Да, конечно, – согласился я. – Если сравнивать с просторами Запада, где можно подняться ночью на вершину горы и наслаждаться созерцанием обширнейших просторов Вселенной, несравненными красотами небес…

– Верите в небеса, Эдди?

– Разумеется. Ибо разве не слышим мы в трогающей душу музыке высокой поэзии отзвуки высшей, божественной, небесной красоты царства ангелов?

– Не все верят в ангелов, – сказал Карсон, опуская взор и ногу на мостовую. – И в небеса не все верят. Индейцы, например. К примеру, племя моей жены. Их мертвые попадают в такой же мир, как и наш. Лагерь Другой Стороны, так они его называют. Те же горы, те же животные, те же…

Внезапно Карсон замолчал, замер и напрягся. В свете газового фонаря я различил на лице скаута выражение сосредоточенного внимания. И тут же меня оглушил грохот стремительно приближающейся повозки, цокот копыт и лязг металлических колесных ободов о булыжную мостовую. Голова моя инстинктивно повернулась в сторону источника шума, и кровь застыла в жилах.

На меня неслась парная пожарная упряжка! Две лошадиные морды с разметанными над ними гривами стремительно приближались, а я, оглушенный неожиданностью и заторможенный воздействием пунша, замер, как замирает на месте представитель вида Herpestes edwardsi,индийский мангуст, загипнотизированный взглядом кобры. Я представил, как в следующий момент превращусь в ужасную массу переломанных костей, разорванной плоти и брызжущей крови. Я закрыл глаза и вознес к небесам безмолвную молитву – единственное, что я мог сделать в этот ужасный момент.

Тут я ощутил сильнейший толчок, лишивший мою грудь воздуха, и полетел на мостовую. Бешеный пожарник прогрохотал в каких-то дюймах от того места на мостовой, куда я рухнул под тяжестью тела Карсона, который, не помышляя о своей безопасности, в мощном прыжке отбросил меня в сторону в последний момент.

Грохот повозки удалялся. Карсон перевалился с моего тела в сторону, вскочил и посмотрел вслед удаляющемуся экипажу. Затем повернулся ко мне и протянул руку, помогая подняться.