Текст книги "Жизнь в ожидании счастья (СИ)"

Автор книги: Галина Евстифеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Выйдя из следственного комитета, Стас посмотрел на часы, было 12 дня, самое время пообедать. За долгие годы работы в Департаменте он полюбил обедать в небольшом ресторанчике, недалеко от центральной площади города, поэтому сегодня Стас именно туда и направился. В «Барине» чудесно готовили солянку и жарили бифштексы, Макаров решил, что заслужил спокойный обед, подальше от семейки Андрея. Стоило ему припарковаться возле ресторанчика, как на противоположной стороне дороги, Стас увидел знакомую фигурку.

Рита выглядела неважно, лицо ее осунулось, волосы были забраны в небрежный пучок на затылке, джинсы и кардиган молочного цвета болтались на ней, как на вешалке. Наверное, она решила прогуляться на обеде, ведь сестра Лики работала где-то недалеко от площади.

– Рита, – окликнул девушку Стас, пытаясь перекричать людской гомон.

Та обернулась, не понимая, кто её может звать, испуганно озираясь по сторонам, увидев машущего ей Стаса, она неуверенно махнула рукой, явно собираясь идти дальше по своим делам. Но Макаров уже переходил дорогу, нарушая все правила ПДД, не дождаться его было невежливо.

– Привет, – он с интересом смотрел на её лицо, на котором не было ни грамма косметики, светлые ресницы причудливо отражали солнечные лучи, делая глаза девушки еще более светлыми.

– Привет, – неохотно протянула девушка.

– Я тут тебя увидел и хотел спросить как ты, – невольно сказал Стас и сам внезапно осознал, что это было правдой. Ему нравилась эта замкнутая девушка с холодными глазами и отсутствием веры в лучшее. Она была похожа на него. После двух месяцев общения с чересчур романтичной Лизой, ему хотелось поговорить с нормальной, земной женщиной, пусть и не очень вежливой и доброй, да что уж, жесткой, как шина КамАЗа. Зато твердо стоящей на ногах, не находящейся постоянно в своих мечтах и не отгораживающейся от реальности книжкой. И Маргарита Ковалева подходила на эту роль лучше всего.

– Нормально, – протянула Рита, – ты как?

– Тоже ничего. Вот пообедать решил, может, компанию мне составишь?

Рита посмотрела на яркую вывеску «Барина», затем на Стаса, потом взглянула на крупные практически мужские часы, плотно обхватывающие её запястье, и неуверенно кивнула.

– Всё равно у меня обед, – объяснила она своё согласие, видимо, для того, чтобы Макаров сильно не обольщался на счёт удовольствия, которое она может получать от такого сомнительного общества.

Они прошли в затемненный зал ресторанчика и сделали заказ, Стас всё это время исподтишка поглядывал на свою спутницу. Она была всегда такой разной: то красивой и яркой, то заплаканной и злой, то рассеянной и одинокой, но чего нельзя было отнять у Риты, так это характера. У этой женщины был «железный стержень» внутри и после «мягкотелой», во всем неуверенной Лизы, это Макарову импонировало. Маргарита вообще странным образом действовала на него, эта девушка всегда заставляла Стаса задумываться об её жизни и потерях, сочувствовать ей. Но не жалеть – и это было ключевым моментом интереса Макарова к Рите, он уважал сильных людей, но презирал тех, кто вызывал жалость к себе.

– Ты устало выглядишь, Рита, – обронил он, ожидая заказ.

– Да? – она равнодушно повела плечом, – Это довольно странно, мне кажется, я все время сплю.

– Почему тебе так кажется?

– Наверное, потому, что это правда.

– С тобой тяжело разговаривать, – сказал Стас, – ты вся, как колючий ежик, милый, но с острыми иглами по тельцу.

– Да? – она ухмыльнулась, – не я тебя окликнула и позвала обедать, если я все правильно помню. А на память я пока еще не жалуюсь.

– Ну да, это была моя инициатива, у меня было хорошее настроение, я увидел тебя и окликнул, – поднимая руки вверх, будто сдаваясь на милость победителя, ответил Макаров, – виноват, не спорю.

– Вот то-то же, – Рита натянуто улыбнулась.

– Как ты теперь живешь? – посерьёзнев, задал вопрос он.

– Так же, как и раньше, только уже без цели, знаешь, работа – дом. Никаких планов, желаний и прочего, существование, короче.

– Почему так, Рита? – серьезно спросил Стас, ему стало не по себе от того сколько у него общего с этой печальной женщиной.

– Потому что, Стас, – ответила она, так, словно этим было всё сказано.

К их столику подошла официантка и поставила на стол салаты и тарелочку с хлебом. Рита внимательно смотрела в свою тарелку, словно увидела там нечто интересное.

– Рита, только не говори мне, что ты увидела там насекомое, – трагическим шепотом произнес Стас, – это мой любимый ресторан.

– Нет, насекомого вроде нет, я просто задумалась, – она подняла голову и осмотрелась, – здесь мило, немного темновато, но ничего. Не шумно и располагает к задумчивости, что редкость для забегаловок

– Отдаю пять сотен за твои мысли, – Макаров нацелил на девушку вилку, словно она была шпагой, а Рита побежденным врагом.

Девушка засмеялась и взяла в руки столовые приборы, внимательно осмотрев их, она подцепила на вилку листочек салата и сосредоточенно прожевала, затем ответила:

– Заверяю тебя, в моих мыслях не было ничего интересного, я думала о том, что не помню, когда я в последний раз где-то обедала или ужинала. Будто целая жизнь прошла, – она опять погрустнела и нехотя погрузила вилку в салат.

– Рита, его посадили? – внезапно спросил Макаров, вспомнив их последний разговор накануне похорон Лики.

– Нет, – она вскинулась, будто раненый зверек, перед охотником, что сделал его подранком, – Три года условно и всё. Предсказуемо.

– Мне жаль, – Стас серьезно смотрел на неё, думая о том, как она пережила смерть сына.

– Мне тоже, но это жизнь, я ничего не могу с эти поделать, видит Бог, я пыталась. Хотя, ничего он не видит, его просто нет, – Рита опустила глаза в тарелку.

– Думаешь?

– Я уверенна, я это знаю, – в голосе девушки не было и намека на сомнения.

– Пессимистично, однако.

– Реалистично, однако, – отчеканила она, – думаешь, я не размышляла о том, как бы всё было иначе, как было бы если бы… Если бы Бог на самом деле был, мой сын не умер, Лика была бы жива, а Андрей сел бы в тюрьму. Но этого не будет, твой друг останется на свободе, а мой сын и сестра погибли.

– Ты права, – после некоторого молчания ответил Стас, – Бога нет, это выдумки. Справедливости тоже нет.

Оставшийся обед прошел в молчании, когда принесли счёт, Рита настояла на том, чтобы заплатить за себя. По какой-то непонятной причине, это обстоятельство очень задело Макарова. Расстались они быстро, Рита попрощалась и пошла в направлении своей работы, ни разу не обернувшись, а Стас долго смотрел ей в след и думал о том, что же в ней такого особенного или, действительно, чужое горе привлекает, в этом наша славянская сущность. А еще Стас думал о том, что сегодня до обеда он сделал всё, что бы справедливость не восторжествовала, а виновный остался на свободе.

ГЛАВА 19

Майор Кожевников задумчиво взглянул на выписку из амбулаторной карты Анжелики Соколовой и невольно крякнул. Ну, что сказать, молодцы Соколовы, как могут шевелятся лишь бы дорогого сынка от тюрьмы отмазать. Вполне предсказуемое поведение, ничего удивительного. Вот теперь и женушка Андрея, оказывается, была чуть ли не социопаткой и шизофреничкой, для полноты картины не хватало только прилюдно зафиксированного неадекватного поведения.

Сергей снова посмотрел на лежавшую среди кипы документов на столе бумажку и взял в руки, гербовая печать отливала фиолетовым цветом, видимо, недавно заправили штамп, размашистая подпись главного врача не оставляла сомнений в подлинности, майор её уже не раз видел. Все хотят кушать и главный врач психдиспансера тоже, интересно, во сколько обошлась семье Андрея вот эта выписка? Наверное, не дешево. И ведь комар носа не подточит, выписка подлинная, да и девушка, мягко говоря, неоднозначная была. Занятно, однако, выходит, Анжелика Вячеславовна явно была девушкой со странностями, иначе на себя руки не наложила бы, суицид, как ни крути, психическое отклонение. Только что её на самоубийство подвигло, семейная жизнь или «пирующие тараканы»? Сергей посмотрел еще раз диски с записями, он уже знал их почти наизусть, каждый жест, каждое слово. Но майор не замечал явных признаков сумасшествия у запечатленной на видео женщины, он не верил в то, что Соколова была психически нездорова. Анжелика, возможно, была психически неуравновешенна, но не настолько больна как хотят показать родственники её мужа. Да, и вообще, она вряд ли была психически больна.

Сергей перебирал в памяти допросы семейства Соколовых, все они, как один, твердили, что Андрей Соколов был любящим и заботливым мужем. Только вот не убеждали Кожевникова эти показания, слишком «гладкими» они были. Соколовы лгали, стоило только посмотреть диск с записью избиения Анжелики и всё становилось ясным и понятным. Семейка выгораживала старшего сына Валерия Соколова, другого не дано. Больше всех старалась мать Андрея – Валентина Ивановна, если принять за чистую монету её слова, то выходит, что сын её прямо ангел, только не летает.

Но не мать Андрея Соколова поразила Сергея, на его взгляд самым занятным из этой семейки был младший сын – Дмитрий, тот еще лоботряс, безработный, вечно полупьяный товарищ, матерящийся на допросе через слово. Он вел себя нагло и вызывающе, но за брата стоял горой, ни слова против него не сказал, вот что значит семья. Когда Дмитрий Соколов в явном подпитии заявился в следственный комитет, Сергею показалось, что именно сейчас он узнает все тайны этого семейства. Однако, все вышло абсолютно наоборот. Допрос Дмитрия кроме обилия нецензурной брани больше ничем не отличался от бесед с остальными Соколовыми. Он точно также, как и другие члены семьи, заявил, что брат сильно любил погибшую жену, теперь он неимоверно страдает, только вот запись рукоприкладства Андрея пояснить не мог, тогда и принялся Дима сильно материться, пытаясь достоверно донести до майора глубину чувств между братом и Анжеликой. Донести не удалось, ибо брань Кожевников слушал на допросах часто и давно уже уяснил, что кому-то она нужна для связки слов, а кому-то для поддержания образа и запутывания следствия. Дмитрий Соколов относился к последней группе, причем актером он был явно посредственным, если не сказать бездарным. И не будь он Соколовым, то «расколол» бы его Кожевников на раз – два. Вот только не велено было майору руководством докапываться до истины, одни формальности и не больше, ни к чему проведение лишних следственных действия, правда никому не была нужна. А Кожевников хотел бы побеседовать еще разок с Дмитрием и, желательно, в алкогольном угаре, не для дела, просто для себя, чтобы получить ответы на некоторые вопросы. Однако, поговорить с ним повторно Сергей не смог, поскольку младшего Соколова поместили в наркодиспансер дабы «откапать» после очередного запоя.

А вот допрос сестры Андрея – Лизы, хотя и был самым малоинформативным, девчонка была так запугана, что еле пищала в ответ на вопросы майора, но заставлял о многом задуматься. Сергей погрузился в воспоминания о том жарком летнем дне, через пару дней после похорон Анжелики, когда он познакомился с Елизаветой Валерьевной Соколовой.

Майор Кожевников до этого случая ни разу не бывал в посёлке «Ясный», остальных членов семейства он допросил в своём кабинете и даже не догадывался, что пропустил кого-то из них. В тот день он отправился к Соколовым домой в надежде узнать что-то интересное или необычное от соседей или прислуги, так просто для себя. Высокое начальство его уже предупредило, чтобы особо сильно не копал, просто создавал видимость бурной деятельности. А это Кожевников умел делать феерично, кипа бумаг и нулевой результат.

Тогда он с интересом разглядывал коттеджи, стоявшие по обе стороны дороги. «Живут же люди!» – думал Сергей, нда простому российскому следаку такая роскошь и не снилась. Из местного магазинчика вышла блондинка неопределенного возраста, в черных брючках и майке с глубоким декольте, из которого выглядывала грудь странным образом не колышущаяся при ходьбе. Неужели силиконовая? Ни фига себе! До этого Сергей такое видел лишь по телевизору или в мужских журналах. Блондинка уже давно осталась позади, но Кожевников всё еще думал о ней и её груди, интересно, а какая она на ощупь эта самая грудь? Жесткая или упругая? Может, она вообще как волейбольный мяч на ощупь?

Дом Соколовых потряс воображение Кожевникова еще больше, чем силиконовая грудь девицы, раньше майор такие хоромы видел только в сериале и даже не подозревал, что в его родном городе может быть построен такой дворец. Не просто безвкусное нагромождение красного кирпича, а вот такой дом, что от него просто глаз не оторвать. Дверь Сергею открыла экономка и провела в гостиную, где на диване сидела девушка с каштановыми волосами и глазами невероятного цвета, теплого и искристого, будто солнечный лучик, попавший в бокал с коньяком.

– Здравствуйте, меня зовут Сергей Викторович Кожевников, я – майор следственного комитета и расследую дело о гибели Анжелики Вячеславовны Соколовой, – представился он, стараясь казаться выше и стройнее.

– Здравствуйте, – растеряно протянула девушка, – а дома никого нет, я одна, поэтому вам, наверное, лучше заехать ближе к вечеру, когда вернется отец.

– А, может быть, мы побеседуем с вами, мне же всё равно надо опросить всех домочадцев. Как вас зовут?

– Меня зовут Лиза, я сестра Андрея – мужа Лики, – она нервно стиснула пальцы на коленях.

Этот жест показался Сергею обнадеживающим, значит, девчонка нервничает и её можно «продавить», может он что-нибудь интересное расскажет, главное только не спугнуть. Майор оглядел гостиную, обставленную с большим вкусом и, улыбнувшись, сказал:

– У вас очень красивый дом, Елизавета Валерьевна.

– Спасибо, – девушка покраснела, – папа очень хотел, чтобы всё было натуральных, экологичных оттенков: охра, песочный, беж, дизайнерская фирма все его пожелания учла. Мы остались довольны домом, – она оживилась, стараясь увезти разговор в сторону пустой болтовни, но Сергей не поддался на это.

– Ладно, давайте вернемся к нашему делу, выходит, Елизавета Валерьевна, вы знали покойную? Какие у вас с Анжеликой Вячеславовной были отношения? Вы ссорились? Ругались? Может, между вами было какое-то соперничество за влияние на Андрея Валерьевича?

Лиза, понурив голову, молчала, очевидно, не зная, что можно говорить. Девушка вздохнула, потом еще раз, но ничего не сказала, она стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев, но опять не проронила ни звука. Молчание было настолько долгим, что Кожевников не выдержал:

– Вы не хотите со мной разговаривать? – спросил он, слегка удивленный, – зря, однако. Коли не хотите в дружеской беседе провести допрос, поступим мы иначе. Ну, что ж давайте всё по правилам сделаем, – и Кожевников достал из папки листок бумаги с графами.

Девушка сжалась в комочек на диване, видимо, надеясь исчезнуть. Жаль, но это было невозможно. Майор посмотрел на неё с показным сочувствием, в душе ликуя на счёт того, что сумеет «расколоть» сестру Соколова.

– Ваше имя? – спросил Сергей, готовый записать ответ.

– Соколова Елизавета Валерьевна, – выдавила Лиза.

– Год рождения и дата? – вопросы были отработаны годами, бесчисленное количество допросов заставляли Сергея выдавать их один за другим, совершенно не задумываясь.

– 06.10.1986 года рождения.

– Образование?

– Среднее, – смущенно ответила девушка.

– Семейное положение? – он оторвал взгляд от листка бумаги и посмотрел на допрашиваемую, та залилась краской.

– Не замужем, – с нажимом произнесла Лиза.

– Дети есть?

– Есть, дочка Варя, 2004 года рождения, – девушка произнесла это слишком быстро, стараясь поскорее перейти к следующему вопросу.

– Работаете?

– Нет, – ответила она с легкой тенью сожаления в голосе, видимо, девчонке было скучно сидеть дома.

– Что вам известно о гибели Соколовой? – вопросы следовали друг за другом.

– То же что и всем, – Лиза пожала плечами, – я была дома, когда папа сказал, что Лика умерла. Это было ударом, шоком для всех. Мы не ожидали такого, ничего не предвещало этой трагедии. Накануне Лика была такой же, как обычно. Ничто в её поведении не предвещало самоубийства, – соврала девушка.

– Как вы можете охарактеризовать Анжелику Вячеславовну? – посмотрев в упор на неё, спросил Кожевников.

– Лика, она была такой…тихой что – ли, – задумчиво сказала Соколова.

– Что значит тихой? – Сергей просто чувствовал запах крови, вот с этого вопроса и начнется настоящая беседа, он нетерпеливо щелкнул ручкой.

– Ну, она никогда не спорила, не скандалила, просто молчала в основном. Она была хорошей, – девушка замолчала на несколько минут, затем неожиданно добавила, – она была несчастной. Но я этого не видела, не хотела видеть.

– Почему вы так думаете? – вопрос прозвучал слишком резко и девушка встрепенулась, а майор про себя выругался, слишком уж он нажал на это нежное создание.

– А разве счастливые люди поступают так, как Лика? – ответила она вопросом на вопрос.

– Наверное, нет, – сказал Сергей.

– Я думаю, что не наверное, а точно нет, – в голосе девушки прозвучали холодные нотки так не вяжущиеся с её обликом.

– Вы знали, что ваш брат избивает жену? Что у них проблемы в семейной жизни?

– Нет. Я никогда об этом не догадывалась, Лика мне никогда не жаловалась, впрочем, мы не были особенно близки. Это видео было для меня, как гром среди ясного неба, – задумчиво ответила Лиза.

– Разве вы не были с Анжеликой подругами? Вы же жили в одном доме, были примерно одного возраста, – Кожевников не сводил взгляда с лица допрашиваемой, он надеялся поймать её на лжи.

– Мы никогда с Ликой не были подругами. Не знаю, не сложилась у нас как-то дружба. Я не особо общительный человек, наверное, причина в этом. Да, и Лика была достаточно закрытым человеком, у нас не было общих тем для разговоров. Наверное, мы были просто разными.

– Елизавета Валерьевна, замечали ли вы что-нибудь странное в поведении невестки? Может, вы что-нибудь слышали или видели? Может, у Анжелики Вячеславовны был любовник, друг или знакомый, к которому она относилась иначе? А, может, у погибшей были какие-то проблемы, о которых вы догадывались или слышали?

– Ничего подобного я не замечала, – поспешно ответила Лиза.

Слишком поспешно отметил тогда про себя Сергей, после того разговора он часто думал о реакции Лизы на предположение, что у Анжелики был любовник или друг. Но никаких подтверждений этого факта найти не смог, не помогли распечатки звонков с мобильного телефона, опрос знакомых, соседей, прислуги. Но что-то было тут не так, Кожевников это чуял носом, только вот интуицию к делу не пришьешь, да и не надо.

ГЛАВА 20

Когда вечером Рита вернулась домой, в окнах квартиры приветливо горел свет, и казалось, что там тепло и очень уютно. Но это было иллюзией. Яркие лампочки освещали стены, заклеенные фотографиями Лики, с младенчества до последних дней. Со свадебных фото был аккуратно срезан жених, и чудилось, будто плечи невесты обнимает какая-то странная бестелесная рука, обтянутая черной тканью костюма. Жуткое это было зрелище, но Рита к нему привыкла. Она уже не отшатывалась от стен, с которых смотрела сестра, она просто не смотрела на фото, упорно глядя себе под ноги.

– Рита, это ты? – из кухни послышался голос матери.

– Да, я, – ответила девушка, разуваясь в прихожей.

– Проходи, я как раз ужин приготовила, картошечки пожарила всё так, как твоя сестра любила. Помнишь, как она приезжала к нам и заказывала мою картошечку? Поджаристую такую, золотистую, укропчиком посыпанную.

Рита помнила это, но картошку поджаристую и золотистую она не любила, от жирной пищи у неё начинал болеть желудок. И мать это знала, но все равно упорно жарила эту проклятую картошку. Деваться было некуда, хорошо, что хоть «Мезим» был куплен сегодня в аптеке, как чуяла, что именно картошка будет на ужин.

Девушка прошла в ванную, вымыла руки, плеснула в лицо холодной воды и поймала в зеркале своё отражение. На Риту из серебристой глади стекла смотрела женщина неопределенного возраста с потухшими, почти бесцветными глазами. Она замерла на месте, не шевелясь, боясь даже вздохнуть, и женщина тоже стояла неподвижно, с лица на одежду капала вода, но Рита не могла оторваться от созерцания себя в зеркале. Какая же она стала! Никогда не могла Рита сравниться в красоте с сестрой, но теперь она была практически дурнушкой: бескровные губы, запавшие щеки, черные круги под глазами, изможденный и усталый вид. Господи! Ходячий труп, иначе и не скажешь.

Рита резко схватила полотенце и наскоро вытерла лицо, довольно с неё этого, она устала страдать и терпеть. С силой толкнув дверь ванной так, что та ударилась об стену от силы удара, девушка шагнула в коридор. С решимостью, которой в ней так давно уже не замечалось, Рита зашла на кухню. Светлана Александровна сняла сковороду с плиты и доставала тарелки. Она тоже осунулась с момента гибели Лики и ухода мужа, но тешила себя воспоминаниями, упивалась своим чувством вины, и странным образом это помогало ей держаться, будто самобичевание стало для неё смыслом жизни.

– Мама, я картошку не буду, – сказала Рита.

– Что? Почему? Я же тебя с работы ждала, готовила, а ты, – Светлана Александровна обиженно поджала губы.

– У меня от неё болит желудок, – объяснила Рита.

– Раньше ела хоть бы что…

– Мам, ну хватит врать, у меня с детства от жареной картошки живот болит, ты это прекрасно знаешь. И пичкаешь меня её уже третий месяц, я больше не могу, хочешь обижайся, хочешь нет. А есть я её не стану!

Светлана Александровна молчала, всем своим видом демонстрируя оскорбление в лучших чувствах. Она аккуратно выключила газ под сковородой и подняла крышку, от еды вверх поднялось облако ароматного пара.

– Мам, ты можешь хоть одной картошкой всю жизнь питаться, только Лику это не вернет.

– Ты думаешь, я не знаю этого? Полагаешь, я не догадываюсь об этом? Кровинушка моя ненаглядная в сырой земле лежит, а этот изувер барствует. Хоть бы хны ему, – женщина всплеснула руками, стараясь выразить этим жестом всю несправедливость жизни.

Светлана Александровна повернулась к раковине, заново ополаскивая совершенно чистые тарелки, пытаясь занять себя хоть чем-то. Тишина была гнетущей, но Рита решила не сдаваться, пора уже переломить эту ситуацию, начать жить иначе, ведь жизнь такая короткая. Раз и всё, пролетела мимо, а ты так и не был счастлив.

– Есть у нас еще еда, кроме картошки? – спросила дочь.

– Сейчас макарон тебе сварю, с сыром и помидорами, – нехотя проронила Светлана Александровна.

– Вот и чудно, – довольно отозвалась Рита, радуясь такой легкой победе.

Девушка задумчиво смотрела как мать достала небольшую кастрюльку, налила в неё воды, поставила на огонь и достала пачку спагетти. В движениях Светланы Александровны была отработанная годами уверенность, настоящая хозяйка на своей маленькой кухоньке.

– Мам, а давай Ликины фотографии уберем со стен, не правильно это. Мертвые должны обрести покой…

Светлана Александровна резко обернулась, всё также сжимая в руках пачку макарон.

– Что ты надумала, Рита? Или уже забыла о своей бедной сестре? – в голосе женщины звенел гнев. – Бессовестная! Вся в отца!

– Нет, мама, я никогда её не забуду, просто мне тяжело каждый день в своём доме видеть эти фото. Жутко это, – попыталась объяснить матери свою точку зрения Рита.

– А мне так легче. И это мой дом, прежде всего. Если хочешь, можешь сбежать, как твой трусливый отец, дезертир проклятый, – Светлана Александровна со злостью бросила пачку спагетти на стол, длинные макаронины высыпались на стол причудливой кучей, – а фотографии останутся на своих местах. Я дочь потеряла! Я её никогда больше живой не увижу, дайте мне хоть посмотреть на её фото.

Рита встала с табурета, силясь не закричать на мать, не сделать все еще хуже и, молча, ушла в свою комнату. Свернувшись калачиком на диване, девушка изо всех сил старалась не заплакать, но слезы струились по щекам, принося осознание того, что в родительском доме ей не преодолеть проблем, никогда не забыть о потерях. А значит, надо уходить, убегать с этого корабля и стараться не утонуть в море жизненных трудностей в одиночку.

***

В ту ночь еще одна девушка горько плакала, стараясь не разбудить спящего подле неё мужчину. Лиза Соколова глотала слёзы, зажимала нос руками, чтобы не дай Бог не всхлипнуть и не проснулся Стас, она даже боялась встать с кровати и пройти в ванную. Казалось, что любое движение обязательно станет толчком к пробуждению Макарова. А он спал рядом, сладко посапывая, закинув одну руку за голову, чуть приоткрыв рот. На лице Стаса отпечатался край подушки, и это придавало ему трогательный вид, вот только Лиза больше не умилялась таким вещам.

Господи, что могла она найти в этом мужчине? Почему столько лет безнадежно его любила? За что? За какой поступок, за какие слова? У Лизы не было ответов на эти вопросы, теперь она была разочарована Стасом, его холодностью, спокойствием, циничностью. А нынче вечером Стас превзошёл самого себя, когда назвал её глупой истеричной, избалованной дурачкой, что может только рожать детей непонятно от кого. Не то, чтобы Лиза не подозревала об истинном отношении к себе Макарова, но одно дело думать, другое сказать вслух, с такой гаденькой улыбочкой, будто сделал ей одолжение, высказав всю правду о характере девушки. Толчком ко всему послужила безобидная фраза Лизы о каком-то фильме, вот тогда Стас и рассказал кому, по его мнению, могут нравиться подобные киноленты, изобилующие слезливыми сюжетными ходами. А после этого он, как ни в чём не бывало, пришёл к ней в постель и даже попытался быть с ней любящим. Только всё это пустое, копящиеся обиды в какой-то момент перечеркнут всё. Эти отношения никогда никуда не приведут, глупые детские мечты всегда несбыточны. Господи, как же она хотела, желала, чтобы Стас был рядом с ней, чтобы засыпал на её плече, утомленный, усталый. И как всё обернулось! Какой же она была, действительно, глупенькой дурачкой!

Лиза всхлипнула и в ту же секунду зажала себе рот, в испуге глядя на Стаса, но тот и бровью не повел, его сон не могла потревожить такая мелочь. Лиза еще долго размышляла о своих отношениях с Макаровым и мысли эти были безрадостными. Лишь к утру девушку сморил тревожный сон, в котором всплывало лицо смеющегося Стаса, унижающего её бессердечными словами.

На следующий день Лиза повезла Варю в городской цирк, посмотреть новую программу. Девушка с детства не любила цирковые представления, особенно клоунские номера, но ребенка надо было везти, потому что Варя давно выпрашивала эту поездку. Да и вырваться из дома было полезно, домашние уже сидели поперек горла со своими разговорами, которые заводились не по первому кругу. Соколовы все обсуждали смерть Лики, увольнение Андрея, потерю денег, казалось, что им никогда не надоест «пережевывать» эти темы снова и снова. Именно поэтому Лиза и Варя отправились в цирк на такси, не сказав никому ни слова о своих планах. Это было спонтанным приключением самых младших – Соколовых, этакий девчачий бунт против обыденности жизни.

И теперь Варя зачаровано смотрела на арену, пытаясь не пропустить ни одного жеста артистов, ни одного трюка акробатов и самое главное – ни одного слова клоунов. А Лиза не запомнила ничего из выступлений, она была слишком увлечена своими мыслями, чтобы обратить внимание на потуги циркачей заинтересовать публику. Лиза думала о том стоит ли держать при себе Стаса и пытаться выглядеть счастливой или необходимо порвать эту связь и навсегда забыть об иллюзиях. С одной стороны, так просто убедить себя, что все будет хорошо, что Стас – её мужчина, с другой, в это так сложно поверить. Парадоксально, но факт. А еще ей так хотелось быть не одной, думать о том, что в её жизни есть мужчина, красивый, шикарный, пусть и равнодушный. Но он есть. Это было своеобразным ответам всем кумушкам «Ясного», которые считали Лизу неполноценной из-за её несвоевременной беременности, из-за того, что она была одна.

– Мам, смотри, какие собачки, – Варя дернула мать за руку, стараясь привлечь её внимание к манежу.

По бортику арены бегали красивые белые пудели в ярких курточках, повинуясь каждому жесту дрессировщицы в обтягивающем трико.

– Да, милая, они замечательные, – рассеяно отозвалась Лиза.

– Но ты же совсем на них не смотришь!

– Ничего, зато ты потом мне все расскажешь в подробностях и красках, – улыбнулась та.

Девочка послушно кивнула, снова обращая лицо к арене, а Лиза горестно вздохнула, подумав о том, что Стас никогда не станет отцом для Вари. Макаров просто не замечал девочку, она была для него, словно домашний питомец, такой же бесполезной и никчемной. Такой, как пудели на манеже цирка, такой, как сама Лиза.

Представление заняло два часа и когда Лиза с Варей вышли из цирка, на улице шел дождь. Всё вокруг было серым и безрадостным, дул пронизывающий, холодный, по-настоящему осенний ветер. Так странно, всего два часа назад, казалось, что лето вернулось, а теперь от былого тепла не осталось и следа.

Пока Лиза копалась в недрах сумочки в поисках мобильно телефона, Варя бегала вокруг неё, пытаясь согреться. К сожалению, в таксопарке не было свободных машин в районе цирка и им предложили подождать около 20 минут, Лиза отказалась, понимая, что за это время ребенок простынет. Она с силой захлопнула телефон, когда возле входа в цирк затормозила старенькая «Тойота» неопределенно-серого цвета. Лиза мельком посмотрела на неё и подумала о том, что вот, везёт же кому-то их ждут, какая-то женщина с ребенком, отсидев представление в цирке, будет встречена и доставлена до дома без проблем. Потому что о ней заботятся, потому что её любят, а Лизу ни один мужчина никогда не любил и никому она не нужна. Как и её Варя, а это, пожалуй, самое обидное.

– Елизавета Валерьевна, что же вы стоите? Вымокните совсем, – стекло у пассажирского сидения опустилось и из машины донесся мужской голос.

Лиза подняла голову и увидела, что из серой «Тойоты» ей машет рукой следователь, который допрашивал её по делу Лики. Она неуверенно махнула рукой, не зная как поступить верно. Они были едва знакомы и это смущало.

– Елизавета Валерьевна, садитесь в машину, простудитесь.

Лиза, наконец, очнулась и, взяв Варю за руку, нерешительно направилась к «Тойте». Девочка уже порядком вымокла и безропотно следовала за матерью. Усевшись на заднее сидение, Лиза нерешительно протянула:

– Здравствуйте, спасибо, что подобрали нас. Я не смогла вызвать такси, у них не оказалось свободных машин, – она оправдывалась за то, что этот мужчина пришёл ей на помощь.

– Ну, как же иначе? Не мог же я допустить, чтобы такие очаровательные создания мокли под осенним дождем, – Кожевников улыбнулся, оглядываясь через плечо на промокших пассажирок.