Текст книги "Русский Бертольдо"
Автор книги: Галина Космолинская
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
И в популярных «Наставлениях», и в просветительских переделках романа Кроче, и в оригинальном тексте «Бертольдо», в сущности, говорилось об одном и том же, но разным языком с расчетом на разного читателя [331]331
Ср. в рукописных переводах «Бертольдо»: «О, несчастия и бедства придворнаго!» (СпМГУ. Л. 22); «О, злополучие и злощастие при дворах!» (СпСЗ. Л. 29 об.); «Кто привык жить в поле, пусть не входит во двор» (СпМГУ. Л. 51 об.) и т. д.
[Закрыть]. Если низовой читатель рукописных переводов «Бертольдо» воспринимал серьезные темы через смех над остроумными выходками «царского шута», то благородный читатель «Истинной политики знатных и благородных особ» не мог себе этого позволить. Правило 34 «Овеселости и привычке к шуткам», содержащееся в этом трактате, бесконечно далеко разводило благородных и подлых:
<…> привычка к шуткам не прилична есть знатному и благородному человеку. Надобно оставить подлым людям, чтобы они веселили компании. <…> знатные люди чрез породу, или чрез достоинства унижают себя, когда они хотят шутить, и приходят в презрение тем, которые у них слушают. Должность сия очень подла и низка, чтобы смешить других [332]332
Ремон де Кур Н.Истинная политика знатных и благородных особ, переведена с францусского чрез Василья Тредиаковского, С.-Петербургския Имп. Академии Наук секретаря. 3-е изд. СПб., 1787. С. 78.
[Закрыть].
Петровская отмена запрета на смех не могла отменить усиления охранительных тенденций в сфере смеховой культуры [333]333
См. об этом: Ромодановская Е. К.Русская литература на пороге Нового времени. Пути формирования беллетристики переходного периода. Новосибирск, 1994. С. 185–186. См. также: Панченко А. М.Русская культура в канун Петровских реформ. Л., 1984. С. 112–137.
[Закрыть], а значит – и самоцензуры. Так, шут, который шутит буквально над всеми, над царем смеется все-таки реже и «чуть помягче, чем над остальными» [334]334
Małek Е.«Неполезное чтение» в России… С. 20.
[Закрыть]. Одновременно непочтительные по отношению к власти анекдоты подвергались цензурным изъятиям [335]335
Как это было сделано, например, при издании сборника анекдотов К. Ф. Николаи «Новый спутник и собеседник веселых людей» (М., 1796) – СК 4608.
[Закрыть]. Ближе к концу столетия от шута все чаще требовалось умение «жить при дворе», то есть принимать незыблемость правил сословного общества. В противном случае его изгоняют, как это произошло в забавном стихотворном жарте из сборника «Фаболы о шуте-плуте», появившемся в России в 1720–1730-х годах, но не утратившем популярность до конца века. Царь прямо говорит провинившемуся шуту:
Я тебя любил и хотел любить,
Ты же не так у меня стал жить <…> [336]336
ГИМ ОР: Вахр. 556. Л. 3 об.; ср. печатный вариант того же жарта: «Я тебя любил и хотел всегда любить, / Но ты не умел как при дворе жить <…>» (О шуте // Старичок весельчак, рассказывающий давния московския были. СПб., 1790. С. 59). Впрочем, участь быть изгнанным постигала шутов всегда и везде (см.: Отто Б.Дураки. Те, кого слушают короли. СПб., 2008. С. 205–208); тем не менее в этой коллизии (конфликт между шутом и властью) можно усмотреть некоторые национальные особенности. Они хорошо просматриваются на примере развития сюжета «о двух монахах» из сказания о «праведном тиране» («Повесть о Дракуле») в немецком и русском его вариантах. В немецком – царь, получив ответы на свой вопрос «Что хорошего о нем говорят?», убивает льстеца и милует правдолюбца; в древнерусском – напротив, смерти заслуживает хулитель, не умевший говорить с великим государем. Интересно, что в одном из списков русской «Повести о Дракуле» XVIII в. строптивый монах-правдолюбец смягчает свое суждение и соглашается признать справедливость тирана (Повесть о Дракуле / Исследование и подготовка текста Я. С. Лурье. М.; Л., 1964. С. 64, 21, 137, 80). Для нас важно, что исследователи «Повести» отмечают ее связь с «Соломоном и Китоврасом» – древнерусской разновидностью «Соломона и Маркольфа» и ближайшим прототипом «Бертольдо».
[Закрыть].
Недаром в многословном заглавии «Италиянского Езопа» анонсируются не только Бертольдовы «хитрости», но и «хорошее поведение при дворе».
Таким образом, выходки Бертольдо, чередующиеся с рассуждениями на тему «Что такое двор», явно сближали плутовской роман с многочисленными в то время «Наставлениями» и «Науками» по придворному этикету. «Придворный» аспект в романе Кроче откровенно выходит на первый план в театральных версиях, что прямо отражено в названии – «Бертольд при дворе».
Театральные постановки
В России первые театральные версии «Бертольдо», широко распространенные во многих европейских странах с начала XVIII в. [337]337
См.: Sonneck O. G.Ciampi’s «Bertoldo, Bertoldino e Cacasenno» and Favart’s «Ninette à la cour». A contribution to the history of Pasticcio // Sammelbände der Intemationalen Musikgesellschaft. 12 Jahrg. Heft 4. (Jul. – Sep.), 1911. S. 526.
[Закрыть], стали известны после появления его рукописных переводов. В начале 1760-х годов, еще до того как русский читатель получил в руки печатные переделки романа Кроче, в которых герой представал скорее морализирующим, чем смеющимся, Бертольдо оказался на театральной сцене, где уже окончательно превратился в заправского придворного.
В апреле 1761 г. «Санкт-Петербургские ведомости» по меньшей мере трижды сообщали о том, что «на итальянском оперном театре представлена будет новая опера „Бертольд при королевском дворе“» [338]338
Санкт-Петербургские ведомости. 1761. 10, 13 и 23 апреля.
[Закрыть](«Bertoldo in corte», либретто К. Гольдони, музыка В. Чиампи). Опера шла с успехом, о чем свидетельствуют очевидцы. Постановку «Бертольдо» как событие, достойное внимания, отмечают князь и княгиня Воронцовы в письме к дочери графине А. М. Строгановой, находившейся в то время за границей [339]339
Письмо от 24 апреля 1761 г. – Архив князя Воронцова. М., 1782. Т. 4. С. 465. № 16.
[Закрыть]. В декабре 1765 г. французская оперная труппа познакомила петербургских зрителей с комической оперой Ш. C. Фавара на музыку Э. Р. Дуни – «Любовный каприз, или Нинетта при дворе» («Le caprice amoureux, ou Ninette à la cour»). На одном из представлений (15 декабря) присутствовал будущий император Павел I, который, как пишет его наставник Семен Порошин, «очень много аплодировать изволил»; зал же при этом был переполнен («партер наполнен был смотрителями») [340]340
Порошин С.Записки, служащие к истории его императорского высочества… Павла Петровича. 2-е изд. СПб., 1881. С. 550–551.
[Закрыть]. Следует напомнить, что опера «Le caprice amoureux» была не чем иным, как пародией на интермедию Г.-Ш. де Латеньяна «Бертольдо в городе» («Bertholde à la ville»), которая, в свою очередь, являлась пародией на интермедию Гольдони «Бертольдо при дворе» («Bertholde à la cour»). Многократное использование одного и того же сюжета свидетельствует о том, что интерес публики к нему не угасал.
Те, кому не удалось увидеть Бертольдо на сцене, узнавали о его театральной карьере, читая «Bibliothèque universelle des Romans» (1778) или ее русский перевод – «Библиотеку немецких романов» (1780). Здесь читателям сообщалось о том, что проделки Бертольдо широко «представляют на Италианских театрах», таким образом, о них «каждому почти известно» [341]341
Жизнь Бертолда… С. 288.
[Закрыть]; назывались успешные постановки итальянской труппой гольдониевой комедии (intermède) «Bertholde à la cour» в Парижской Opéra,а ее версии (imité) «Bertholde à la ville» – на сцене Comédie Italiene [342]342
Bibliothèque universelle des Romans… P. 139–140.
[Закрыть].
Так или иначе, Бертольдо – мудрый придворный, счастливо улаживающий любовный конфликт при дворе, умело расставляя всех участников по своим местам согласно социальной иерархии, – несомненно, сыграл свою роль в том, что образ «сельского мудреца» вскоре прочно укоренился на русской сцене.
Один такой персонаж по имени Нардо – «богатой мужик и от натуры философ» из комической оперы «Сельской философ», представленной «на Московском театре 1774 году» [343]343
Драмматической словарь… С. 123–124. Еще ранее, в 1758 г., комедия шла в Санкт-Петербурге на итальянском языке: Il filosofo di campagna, drama giocoso per musica. Da rappresentarsi nel Teatro del Giardino di Corte per il giorno 5 settembre nell’anno 1758. St. Petersbourg, [1758]; см.: Горохова P. M.Драматургия Гольдони в России XVIII века // Эпоха Просвещения. Из истории международных связей русской литературы. Л., 1967. С. 350.
[Закрыть], – прямо заявлял о себе без ложной скромности: «Хотя я и крестьянскаго рода, и ничему не учился, однакож могу чрез тонкия разсуждения здраваго разума многих вещей причину познавать» [344]344
Гольдони К.Сельской философ. Опера комическая на музыке… Переведена и напечатана при Имп. Московском университете. [М., 1774]. С. 95; см.: Мельникова Н. Н.Издания, напечатанные в типографии Московского университета. XVIII век. М., 1966. № 677.
[Закрыть]. Незатейливые рассуждения Нардо о жизни наполнены прозрачными аллюзиями, которые должны были, очевидно, внушить зрителям мысль о присущем ему врожденном достоинстве: его лопата – это «скипетр», на поле он «царствует», капуста и прочие растения – его «подданные» [345]345
Гольдони К.Сельской философ… С. 27.
[Закрыть].
Очевидные параллели с романом Кроче читаются и в анонимной комедии «Сельской мудрец», которая в 1785 г., по сведениям составителя «Драмматического словаря», также была «представлена на Московском театре» [346]346
Драмматической словарь… С. 123. В «Собрании некоторых театральных сочинений, с успехом представленных на Московском публичном театре» эта комедия напечатана с пометой, что она «была выучена Актерами, но не представлена» на сцене (М., 1790. Ч. 2. С. 37).
[Закрыть].
Положительный и вполне состоятельный крестьянин Иван при всем своем уважении к верховной власти имеет (как и Бертольдо) самые что ни на есть эгалитаристские убеждения: «<…> какогоб кто знатнаго роду ни был, а в земле не займет более шести футов» [347]347
Ср. слова Бертольдо: «Все мы от земли, ты от земли, я от земли, и все возвращаемся в землю; однако ж земля никогда не наклоняется пред землею» (НБ МГУ: Рук. 191. Л. 29).
[Закрыть]. Он пренебрегает предлагаемыми ему почестями, отказывается даже от получения дворянства и не испытывает ни малейшего любопытства к самой персоне короля («Чтоб я пошел смотреть короля!») [348]348
Сельской мудрец… // Собрание некоторых театральных сочинений, с успехом представленных на Московском публичном театре. М., 1790. Ч. 2. С. 68, 22–23.
[Закрыть]. Если в «Бертольдо» после смерти героя «царь для вечной памяти такого великаго человека велел высечь на гробе его надпись золотыми словами», то в «Сельском мудреце» эпитафия заготовлена заранее самим Иваном, который предусмотрительно пожелал выразить свою жизненную философию:
Здесь погребен земледелец Иван, которой ни перед кем не унижался, никогда не бывал в городе и никогда не видывал Короля, хотя и почитал его. Он никогда ничего не пугался, и сам никого не устрашал; не зная ни нужды, ни ран, ни тюрьмы, и чрез шестдесят лет в доме его не приключилось ни нещастия, ни ссоры, ни болезней <…> [349]349
Там же. С. 31.
[Закрыть].
Без «золота» и в этом случае не обошлось: «Эта эпитафия так хороша и замысловата, – воскликнул прочитавший ее король андалузский, – что я в жизни своей лучше не читывал. Она достойна начертана быть золотыми буквами» [350]350
Там же. С. 30. В дополнение укажем еще на одну «Надгробную речь одному крестьянину» из романа Л. С. Мерсье «Год 2440», перевод которой был опубликован в «Утренних часах»; в ней среди многих добродетелей покойного упоминался его «дар употреблять иногда остроумныя шутки», но с оговоркой, что он «никогда и никого оными не обидел» (1788. Ч. 2. № 26. С. 196).
[Закрыть]. Чтобы заполучить Ивана (вместе с его прекрасными дочерьми!) ко двору, король также прибегает к хитрости, – правда, более изощренной, чем заниженный косяк двери в покоях короля Альбоина из романа Кроче. Зато мотив «поклона королю» обыгрывается здесь уже в духе «просвещенного» времени: крестьянину Ивану все же пришлось припасть к ногам короля, но сделал он это исключительно из сострадания к провинившемуся придворному, которому грозила смертная казнь.
Угадывается присутствие Бертольдо и в комической опере Екатерины II «Федул с детьми» (1790) [351]351
Екатерина II(муз. В. А. Пашкевичаи В. Мартина-и-Солера).Федул с детьми, Опера в одном действии. СПб.: Имп. тип., 1790. – СК 2189.
[Закрыть], первое исполнение которой состоялось 16 января 1791 г. в Эрмитажном театре. Возможный образец этой оперы – интермедия К. Гольдони «Бертольдо при дворе» – был давно известен императрице. Еще в 1761 г. интермедия в ряду праздничных торжеств в честь ее дня рождения (тогда великой княгини) несколько раз шла на столичной сцене [352]352
Объявления о спектакле печатались в газете «Санкт-Петербургские ведомости» 10 и 13 апреля 1761 г.; есть сведения о представлении, которое состоялось 23 апреля 1761 г. ( Mooser R.-A.Opéras, intermezzos, ballets, cantates, oratorios joués en Russie durant le XVIII siècle. Essai d’un répertoire alphabétique et chronologique. 2-me éd. Genève, 1955. C. 21).
[Закрыть]; ее либретто, без сомнения, можно было найти в Эрмитажной библиотеке [353]353
Экземпляр издания РНБ (6.17.5.24) имеет штамп «Императорской Эрмитажной иностранной библиотеки»: Goldoni С.Bertoldo in Corte. Intrmezzo per musica In due atti. Da rapresentarsi in Parigi, nel Teatro dell’Opera, l’anno 1753. Texte français et italien. Paris: la veuve Delormel et fils, 1753. 69 p. По желанию императрицы была заказана также «Bibliothèque universelle des Romans», в состав которой входила «Vie de Bertolde» – РГБ ОР: Ф. 323 (А. В. Храповицкий). М 1347. № 9. Л. 18.
[Закрыть].
Все содержание оперы «Федул с детьми» (которая, разумеется, шла с огромным успехом) сводилось к любимой мысли императрицы – каждый человек должен быть счастлив на своем месте. Она была выражена предельно просто словами разумной дочери Федула, Дуняши: «Я крестьянкою родилась, / Так нельзя быть госпожой», и «Я советую тебе, / Иметь равную себе» [354]354
Сочинения императрицы Екатерины II / Изд. А. Смирдина. СПб., 1849. С. 547.
[Закрыть]. Следует учитывать, что, помимо литературного прообраза, за этим незатейливым сочинением Екатерины II стояла реальная судьба актрисы придворного театра Елизаветы Урановой (Сандуновой), что придавало истории вокруг постановки оперы особую остроту [355]355
Об этом подробнее см.: Зорин А.Редкая вещь («сандуновский скандал» и русский двор времен Французской революции) // НЛО. 2006. № 80. С. 91–110.
[Закрыть].
Но прежде чем русский зритель увидел Бертольдо на сцене, он получил возможность косвенно познакомиться с одним из эпизодов романа Кроче. Летом 1759 г. «на привилегированном Публичном новом театре столичного города Москвы» была представлена комическая опера К. Гольдони «Обращенный мир», название которой на самом деле переводится как «Мир наизнанку, или Женское правление» [356]356
Goldoni С.(mus. Galuppi, Baldassare,1706–1785). Il mondo alia roverscia о sia Le donne che comandano, dramma giocoso per musica / Обращенный мир, драмма увеселительная с музыкою, представляется на привилегированном публичном Новом театре столичного города Москвы в 1759 году. [М.]: Печатана при Московском Имп. университете, (1759]. См. также: Драмматической словарь… С. 98.
[Закрыть]. Уже то, что составитель «Драмматического словаря» счел нужным отметить эту постановку, свидетельствует о проявленном к ней зрительском интересе.
Сюжет «комической драмы» Гольдони представляет собой вариацию на античную тему вражды женской и мужской половины, хорошо известную по «Лисистрате» Аристофана. В «Бертольдо» эта тема представлена как бунт женщин против мужчин за равные права в управлении государством. Логично предположить, что в «Обращенный мир» она перешла именно отсюда – из уже хорошо знакомого Гольдони источника его театральных версий. Текст московского издания либретто, по наблюдению Р. Гороховой, «значительно отличается от канонического», здесь все последовательно переведено в «сугубо лирический план» [357]357
Горохова P. M.Драматургия Гольдони в России XVIII века… С. 312.
[Закрыть]: женщины боятся потерять вовсе не свою свободу или господство в государстве, а любовь своих мужей. Аналогичная трактовка «бабьего бунта» содержится и в обоих французских переделках «Бертольдо», где острота проблемы сводится к расхожей житейской морали – «единственно от мужей зависят добрыя и худыя поступки их жен» [358]358
Италиянской Езоп… С. 51–52.
[Закрыть].
Столкновение мужского и женского начал, борьба между двумя половинами вызывала в обществе XVIII в. не только известный интерес, но и скепсис [359]359
О различных аспектах проблемы мужского и женского начал в европейской культуре см.: XVIII век: женское/мужское в культуре эпохи. Научный сборник / Под ред. Н. Т. Пасхарьян. М., 2008.
[Закрыть], который в литературе проявлялся в форме сатиры. В качестве характерного образца можно назвать утопию «Подземное путешествие Нильса Клима» («Nicolai Klimii iter subterraneum», 1741), написанную по-латыни знаменитым датским писателем и философом Людвигом Хольбергом (Holberg, Ludvig, 1684–1754) и переведенную на многие языки, в том числе на русский [360]360
Хольберг Л.Подземное путешествие представляющее историю разнородных с удивительными и неслыханными свойствами животных, також образцев житья и домостроительства оных, / Которое с чудными и разнопревратными похождениями чрез двенатцать лет отправя, наконец в Копенгагене на латинском языке на свет издал Николай Клим бергенский студент, подземной герой и после бывшей бергенской же крестовой кирхи пономарь; А на российской язык переведено ея имп. величества кабинет переводчиком, что ныне коллежской асессор Стефаном Савицким. СПб.: [Тип. Сухопут. кадет, корпуса], 1762 – СК 1523.
[Закрыть]. Как нечто невообразимое, в ней описывалось царство женщин на одной подземной планете:
Ужасное чужестранцам бывает тамо удивление <…> видеть хозяйку в кабинете с пером за пищим столиком сидящую, а хозяина, по поварне шатающегося и горшки с блюдами перемывающего <…> [361]361
Цит по: История русской переводной художественной литературы… Т. 1. С. 125 (глава написана Р. Ю. Данилевским).
[Закрыть].
В «Италиянском Езопе» сатира на образованных женщин доведена до крайнего гротеска. Мало того что дочь короля Мустеликарпакса (из сказки о двух раках, которую Бертольдо рассказывает королю Албоину) «говорила по латыни, по гречески, по еврейски, по арабски, по сирски, по турецки, по немецки, по италиянски, по аглински, по французски: словом сказать, разумела все языки, как живые так и мертвые», она знала «все части математики, философии, богословия, чародейства, хиромантии, астрологии, мифологии, географии, истории, хирургии, медицины, музыки, химии, стихотворства, ботаники и политики». Дурная бесконечность в перечислении достоинств принцессы на этом не заканчивалась: «она также умела делать стихи, слабительное, календари, пилюли, романы, кружева, тализманы и всякия подобныя сим хорошия вещи». А чтобы у читателей не оставалось никаких сомнений в качестве столь широкой образованности, назван ее источник – «осел придворный доктор» [362]362
Италиянской Езоп… С. 106–107.
[Закрыть].
Говоря о театральных постановках «Бертольдо» в России XVIII в., нельзя не вспомнить имя Санчо Пансы, с которым тогда прямо отождествляли героя романа Кроче. Закономерно, что именно В. Левшин, вскоре после своего перевода «Жизни Бертолда» (1780), обратился к нашумевшей комической опере Антуана Пуанзине (Poinsinet, Antoine Alexandre Henri, 1735–1769) «Санчо Панса на своем острове» [363]363
Poinsenet A. A. H. (mus. Philidor, François-André Danican, 1726–1795). Sancho Pança dans son isle, opéra bouffon en un acte, représenté devant Leurs Majestés à Fontainebleau, le… 20 octobre 1762, par les Comédiens italiens… [Paris]: impr. de C. Ballard, 1762 (до конца столетия переиздавалось неоднократно).
[Закрыть]. В его переводе опера «Санха Панса, губернатором в острове Баратории» была представлена как сюжет, взятый из «Дон Кишота Гишпанскаго» [364]364
Драмматической словарь… С. 121; Mooser R.-A.Opéras, intermezzos, ballets, cantatas, oratorios joués en Russie durant le XV1I1 siècle. Essai d’un répertoire alphabétique er chronologique. Genève, 1945. P. 124.
[Закрыть]. Премьера состоялась 22 октября 1785 г. в Москве на сцене Петровского театра. В России интерес к сюжету о Санчо Пансе-губернаторе, который в романе Сервантеса есть не что иное, как сводка «фольклорных эпизодов о мудрых судах» [365]365
См.: Шкловский В.Развертывание сюжета. Сборник по теории поэтического языка. Пб., 1921. Вып. 4. С. 57.
[Закрыть], сохранялся еще долго. Другое «смехотворное зрелище» под названием «Губернаторство Санха Пансы на острове Баратории» (авторство приписывается Н. Н. Сандунову) дошло до нас в рукописи начала XIX в. [366]366
Азадовский М. К.Неизвестная пьеса о губернаторстве Санчо Пансы // Сервантес. Статьи и материалы. Л., 1948. С. 149–157; Алексеев М. П.Очерки истории испано-русских литературных отношений XVI–XIX вв. // Алексеев М. П. Русская культура и романский мир: Избранные труды / Отв. ред. Ю. Б. Виппер, П. Р. Заборов. Л., 1985. С. 72–73.
[Закрыть]Сам архетип сюжета мог реконструироваться на разных уровнях сознания по-разному. Укажем на существующую перекличку между ним и известным анекдотом о шуте Петра I: итальянец д’Акоста получил за усердную шутовскую службу от русского царя остров Соммерс в Финском заливе, – правда, безлюдный и песчаный, но его владелец тем не менее стал носить титул «самоедского короля» [367]367
Русская старина. 1873. Т. 7. С. 336–137. О популярности анекдотов о Петре Великом, возникших на пересечении литературы, истории и фольклора, см.: Никанорова Е. К.Исторический анекдот в русской литературе XVIII века. Анекдоты о Петре Великом / Отв. ред. Е. К. Ромодановская. Новосибирск, 2001.
[Закрыть]. В этой «царской игре», как и в «игре в царя», карнавальном проявлении массового народного самозванчества [368]368
См.: Лукин П. В.Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000. С. 103 и далее, особенно с. 163–169; на фоне «массовой эпидемии» самозванчества (с. 112) выделяется редкий случай, который произошел в 1679 г. в Серпухове: очередной самозванец объявил себя не царем, как это было обычно, а царским шутом (с. 137).
[Закрыть], явно просматриваются общие мифологические корни.
Во всяком случае, есть все основания полагать, что у русского читателя XVIII в., знакомого с романом Сервантеса еще задолго до появления его перевода (1769) [369]369
См.: История русской переводной художественной литературы… Т. 1. С. 201–202 (глава написана Ю. Д. Левиным). Из рассказов А. Нартова известно, что Петр I, находясь в 1717 г. вблизи Дюнкирхена, выразил свое восхищение зрелищем множества ветряных мельниц такими словами: «То-то бы для Дон-Кишотов было здесь работы!» – цит по: Никанорова Е. К.Исторический анекдот в русской литературе XVIII века… С. 433.
[Закрыть], характеристика Бертольдо – «герой сея повести есть род Езопа или Санхопансы» [370]370
Жизнь Бертолда… С. 261.
[Закрыть]– находила полное понимание.
Узнавание героя происходило и в демократических (площадных) театрах. Здесь народ традиционно увеселялся играми о Гаере и о царе Соломоне, в которых Маркольф / Бертольдо появлялся в роли шутовских персонажей (маршалка, Гаер), ни во что не ставящих премудрого царя [371]371
«Царь Соломон и маршалка», «Соломон и Гаер», «Игра о царе Соломоне» – все «это были, по всей вероятности, шутовские сцены Соломона и Морольфа, которые и теперь еще входят в состав белорусского вертепного действа» – Морозов И. О.История русского театра до половины XVIII в. СПб., 1889. С. 282.
[Закрыть]. В этой среде Бертольдо, можно сказать, знали в лицо. Когда в первых рукописных переводах он предстал перед русским читателем во всей своей красе:
<…> малоличен, толстоголовой, весь кругл как пузырь, лоб морсливой, глаза красные как огонь, брови долгия и дикия как свиная щетина, уши как у вола, великоротой, криворотой, губа нижняя отвисла как у лошади, борода густая и гораздо ниже подбородка, похожа на Козлову, нос кривой и вверх поднялся с ноздрями широкими, зубы снаружи как у борова, ноги длинныя и толстыя как у лешаго, а тело же его все волосатое. Чулки у него были из толстого отрепья, все в заплатах, башмаки высокия, убранныя разными лоскутками и, коротко сказать, был он во всем не сходен с Наркизом [372]372
НБ МГУ: Рук. 191. Л. 2.
[Закрыть], —
в нем безошибочно распознали и Маркольфа [373]373
Ср.: «Маркольф был приземист и толст. Голова у него большая, лоб широченный, красный и морщинистый. Уши – волосатые, достававшие до середины подбородка. Борода грязная и вонючая, как у козла. Руки скрюченные. Пальцы маленькие и толстые. Ноги кривые. Нос мясистый и горбатый. Губы большие и толстые. Лицо ослиное. Волосы, словно ежовые колючки. Обувь очень грубая. Чресла подпоясаны половинным мечем. Ножны потрескавшиеся посредине и у острия разошедшиеся надвое. Чаша у него была липовая, козлиным рогом украшенная. Одежды цвета самого гнусного, обтрепавшиеся и мятые. Ремни куцые, туника до ягодиц. Сапоги стоптанные» – цит. по: Соломон и Маркольф // Парламент дураков / Пер. с лат. Н. Горелова. СПб., 2005. С. 31–32.
[Закрыть], и Эзопа [374]374
Ср.: Эзоп «при немалом горбе, нос имел широкий, губы толстая, голову большую, тело неравное, брюхо толстое, ноги кривыя, а лицом чорен был; и потому Ефионом, то есть безобразным Арапом прозван <…>» – цит. по: Езопово житие // Езоповы басни / С нравоучением и примечаниями Рожера Летранжа… СПб., 1947. С. 13.
[Закрыть], и других персонажей, скроенных по тому же канону, например – балаганного Гаера. Его автопортрет из популярной интермедии первой четверти XVIII в., опубликованной Н. С. Тихонравовым, явно сопоставим с «описанием красоты Бертолдовой»:
Гаер (сидя, бьет себя в голову): Голова моя буйна! куда ты мне кажешься дурна! Уши не как у людей, будто у чудских свиней; глаза как у рака, взирают нимака. Рот шириною в одну сажень, а нос на одну пядень; лоб как бычачий, а волосы подобны шерсти свинячей. Брюхо – волынка: е! диконька детинка! [375]375
Тихонравов Н. С.Русские драматические произведения 1672–1725 годов. СПб., 1874. Т. 2. С. 485.
[Закрыть]
Мотив «внешнего уродства – внутреннего богатства» был, несомненно, хорошо знаком русскому демократическому читателю/зрителю, как и выходки безобразного героя, которые узнавались с полуслова. Интермедия «Царь Соломон и маршалка», не сходившая со сцен рогожных балаганов на протяжении всего столетия [376]376
Народные увеселения с игрой о царе Соломоне, которые происходили в Москве на масляной неделе, упоминаются в автобиографии знаменитого Ваньки Каина (История славного вора, разбойника и бывшаго московскаго сыщика Ваньки Каина, со всеми его обстоятельствами, разными любимыми песнями и портретом, писанная им самим при Балтийском порте в 1764 году. [М., Сенатская тип.], 1782. С. 57–58).
[Закрыть], состояла всего из одного эпизода, минимизированного до голого буффонного гротеска, смысл которого объяснять не требовалось, – «сделать нос» власти, силе, всему, что «над». Маршалка (он же Гаер, Маркольф, Бертольдо) без лишних слов просто демонстрировал царю Соломону свой зад, да еще под аккомпанемент нескромных звуков (сжимая телячьи пузыри, подвязанные у него под мышками) [377]377
«Царь Соломон и маршалка» // Ровинский Д. А.Русские народные картинки. СПб., 1881. Т. 5. С. 253–254; см. также: Морозов П. О.История русского театра… С. 282–283.
[Закрыть]! Бертольдо, делая то же самое (без звуков), выступал поборником идеи естественного равенства, которую он отстаивал не только словесно в споре с властью, но и «приветствуя царя ледвеями» (не желая поклониться, он влезал в дверь, косяк которой был умышленно понижен, задом) [378]378
В рукописи НБ МГУ текст с этим эпизодом утрачен, в настоящей публикации восстановлен по списку ГИМ. См. также: Космолинская Г. А.«Естественное равенство» как тема плутовской литературы… С. 117–124.
[Закрыть].
Мирное сосуществование различных версий романа Кроче («народной» и «элитарной») в России XVIII в. придает особое звучание проблеме трансплантации чужого текста в новую языковую среду и его восприятия. Здесь особенно хорошо видно, как разошлись пути смеха. Если в «Бертольдо», по версии французской «Bibliothèque», предназначавшейся для дам, эпизод с приветствием царя «ледвеями» безоговорочно изымается, то в балаганной интермедии «Царь Соломон и маршалка» неприличный жест в сторону власти, доведенный до крайности, собственно и составляет все ее содержание.
Глава 3. «Бертольдо» и его русский читатель XVIII века
Неприлежныя читатели любят только читать скверный любовныя повести, а прилежныя читатели ищут хороших нравоучительных или физических описаний; но я не нахожу и десяти прилежных читателей в тритцети тысячах неприлежных.
Вопрос о русском читателе итальянского комического романа о Бертольдо вовсе не такой простой, как может показаться. Эта забавно-двусмысленная, иногда откровенно дерзкая «народная» книжка, которую у нас на протяжении XVIII столетия неоднократно переводили с разных языков, совершенно неожиданно обнаруживается в очень далеких друг от друга слоях русского общества.
Нет ничего удивительного в том, что русский демократический читатель XVIII в. знал о «подвигах» Бертольдо – присутствие романа Кроче в народном чтении не было случайным. На Руси давно познакомились с ближайшими прототипами этого персонажа – античным Эзопом романной традиции и средневековым Маркольфом (Китоврасом) из европейских сказаний о Соломоне [381]381
Впрочем, Маркольф/Морольф был известен русскому читателю не только как Китоврас: в низовой письменности XVIII в., как свидетельствует крестьянин Ивин, циркулировал «перевод с немецкого целой поэмы о Морольфе» ( Ивин И.О народно-лубочной литературе (К вопросу о том, что читает народ. Из наблюдений крестьянина над чтением в деревне) // Русское обозрение. 1893. № 9. С. 251).
[Закрыть]. Сам плутовской архетип, воплощенный в итальянском протагонисте, распознавался в низовой среде без труда: глуповато-простоватая или крайне безобразная маска, за которой скрывается хитроумный герой, – привычный топос русского сказочного фольклора, в героях которого нельзя не узнать Бертольдо. Так же очевидна его близость к комическим персонажам площадных театров (Гаер, Петрушка, маршалка и др.), которые, в свою очередь, как показывают исследования [382]382
Pesenti М. С.Arlecchino е Gaer nel teatro dilettantesco russo del Settecento. Contatti e intersezioni in un repertorio teatrale. Milano: Guerini Scientifica, 1996; Пезенти М. К.Комедия дель арте и жанр интермедии в русском любительском театре XVIII века. СПб., 2008.
[Закрыть], многими нитями связаны с итальянской комедией дель арте.
Гораздо более странно выглядит «Бертольдо» в библиотеках людей просвещенных, тем более высшей российской знати. Здесь следует сделать оговорку. Конечно же, речь не идет в первую очередь об оригинальном тексте романа Кроче начала XVII в. или о его русских рукописных переводах следующего столетия. Скорее в русских книжных собраниях XVIII в. можно обнаружить итальянские издания поэтической версии «Бертольдо, Бертольдино и Какасенно», созданной Академией делла Круска, разноязычные театральные либретто на тот же сюжет, французские переделки или же их русские печатные переводы. Очевидно одно – многогранность феномена «русский Бертольдо» обеспечивала этому тексту широту бытования.
Двойственность, присущая сознанию переломных эпох (в России этот перелом наступает с конца XVII в.) [383]383
См. об этом, например: Панченко А. М.Русская культура в канун Петровских реформ. Л., 1984.
[Закрыть], не могла не отразиться на восприятии культурных новшеств во всех областях русской жизни. Менялось и отношение к рекреативной литературе, нацеленной, в отличие от традиционно-душеполезного чтения, на простое развлечение, забаву и смех. Она знакомит русского читателя с различными образцами европейского романа – авантюрно-любовного, рыцарского, плутовского, – уже с 1730–1740-х годов начиная составлять заметную часть его книжного обихода. Таким образом, обогащение репертуара низовой письменности новой беллетристической литературой происходило прежде всего за счет переводов. Большинство из них так никогда и не были напечатаны, но оставались востребованными вплоть до конца столетия.
Читатель, однажды испытавший на себе магию романа, неизбежно начинал проявлять интерес к художественному вымыслу [384]384
При всей неоднозначности отношения к роману, которое прослеживается на протяжении XVIII в., его притягательность не оспаривалась даже строгими критиками, вынужденными признавать, что « хорошиероманы вообще много способствовали внушить охоту ко чтению книг» – Санктпетербургский вестник. 1778. Апрель. С. 316 (подчеркнуто мной. – Г.К.).
[Закрыть]и, в конце концов, к литературе занимательного свойства, не имеющей в виду никакой пользы. Сдвиг читательских интересов в сторону «неполезного чтения» в России, по наблюдению Элизы Малэк, стал очевиден во второй половине XVIII столетия [385]385
Małek Е.«Неполезное чтение» в России XVII–XVIII веков. Warszawa; Łódź, 1992. С. 47, 61.
[Закрыть].
Однако изучение рукописной народной книги традиционного содержания (четьего сборника, не утратившего своего влияния на читателя на всем протяжении восемнадцатого и даже в девятнадцатом столетии) приводит, казалось бы, к совершенно противоположному выводу. Суть его в том, что народное чтение развивалось своими консервативными путями, мало связанными со светской тенденцией в литературе. И тогда, считают исследователи, возможно, стоит «пересмотреть наше представление о народной культуре и народной книге на Руси, традиционно связывающихся с фольклорной, сатирической и юмористической струей» [386]386
Фокина О. Н.Древнерусский сборник поздней рукописной традиции. Проблема народной книги // Русская книга в дореволюционной Сибири. Археография книжных памятников. Сб. научных трудов. Новосибирск, 1996. С. 50. По мнению Е. К. Ромодановской, в Сибири читателями светской литературы было лишь купечество и посадское население, а «крестьянство и духовенство и в конце столетия продолжали читать в основном произведения древнерусской литературы» ( Ромодановская Е. К.О круге чтения сибиряков в XVII–XVIII вв. // Исследования по языку и фольклору. СО АН СССР. Новосибирск, 1965. С. 252).
[Закрыть].
Как совместить эти две основанные на серьезном научном анализе точки зрения на русского низового читателя XVIII в., который, с одной стороны, якобы жадно интересовался всем тем новым и даже запретным, что было привнесено в русскую культуру Западом, а с другой – смертельно этого боялся?
На самом деле здесь имеет место не столько противоречие, сколько сложнейшая проблема комплексного изучения человека переходной эпохи, оказавшегося перед неизбежным выбором между «старым» и «новым», «своим» и «чужим» [387]387
Исследований, касающихся этой проблемы, много, см., например: Панченко А. М.Русская культура в канун Петровских реформ. Л., 1984; Черная Л. А.Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени. Философско-антропологический анализ русской культуры XVII – первой трети XVIII века. М., 1999; Марасинова Е. Н.Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII века (По материалам переписки). М., 1999; Сазонова Л. И.Литературная культура России. Раннее Новое время. М., 2006. С. 85–112 (раздел «Культура перед выбором пути»); Вульф Л.Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М., 2003; Imagining Frontiers Contesting Identities / Ed. by S. G. Ellis and L. Klusáková. Pisa: University press, 2007 (Frontiers and Identities: thematic work group 5; 2) и др.
[Закрыть].
Русский читатель, каким бы «консервативным» он ни был, уже в XVII в. знакомится с отдельными образцами западноевропейской смеховой литературы [388]388
См.: Державина О. А.Фацеции: переводная новелла в русской литературе XVII века. М., 1962; Małek Е.Narracje staropolskie w Rosji XVII i XVIII wieku. Łódź, 1988; Morris M. A.The Literature of Roguery in Seventeenth– and Eighteenth-Century Russia Northwestern University Press. Evanston, Illinois, 2000.
[Закрыть], а к середине следующего столетия более или менее свободно ориентируется в новом, достаточно обширном репертуаре рекреативного чтения [389]389
См.: Пыпин А. Н.Для любителей книжной старины. Библиографический список рукописных романов, повестей, сказок, поэм и пр., в особенности из первой половины XVIII века. М., 1888; Дополнение к «Библиографическому списку рукописных романов, повестей и пр. первой половины XVIII века» // Сборник Общества любителей российской словесности на 1890 год. М., 1890. С. 541–556; Сперанский М. Н.Рукописные сборники XVIII века. Материалы для истории русской литературы XVIII века. М., 1963.
[Закрыть]. Все чаще (о чем свидетельствует сам этот репертуар) ему в руки попадает увлекательный плутовской роман. То же подтверждают современники:
<…> ныне любезные наши граждане, не боятся за сие [т. е. за чтение неподобающих книг] пустаго древняго анафемическаго грому, не только благородный, но средняго и низкаго степени люди, а особливо купечество весьма охотно во чтении всякаго рода книг упражняются, с которыми я, имея не редкое обхождение, слыхал, как некоторые из них молодые люди, читая переведенную с Немецкаго языка книжку о Французском мошеннике Картуше, удивлялись мошенническим его делам, говоря при этом, будто у нас в России как подобных ему мошенников, так и других приключений достойных любопытнаго примечания не бывало [390]390
Комаров М.Обстоятельныя и верныя истории двух мошенников… СПб.: [Сенатская тип.], 1779. С. [1–2] – «Предуведомление».
[Закрыть].
Образ «нового» героя-плута, который смеется по-новому, предпочитая быть хозяином положения и всеми правдами и неправдами отвоевывать себе место под солнцем, скорее импонировал русскому читателю, чем его отталкивал. Ведь и сам он был теперь не тот, что прежде, как не без горечи признают приверженцы «доброй старины»:
Мы сделали страмной промен, променяючи бороду, которую мы нашивали тому полтораста лет, так и все наши добросердечие и нашу природную доброту, на пригожия мушки, на грубость и на плутовство [391]391
РНБ OP: Q XV 19. Л. 20; автор рукописного сочинения «Приписание орлам», скрывшийся под криптонимом «х г д g l s k n р m r v f», русский поклонник Лабрюйера, находит «великую разницу между нынешными и тысяча шестьсот пятьдесят девятаго года народом» (л. 2 об.) – то есть, по-видимому, между 1659 и 1759 г.
[Закрыть].
Действительно, в России «Жиль Блаз» [392]392
Плутовской роман А. Р. Лесажа «История Жиль Блаза из Сантильяны» на русском языке (перевод В. Теплова) впервые вышел в 1754–1755 гг.: 75 экз. были розданы «знатным персонам», 1075 поступили в Академическую книжную лавку (СК 3653); до конца столетия перевод переиздавался семь раз. Не меньшей популярностью пользовались в России переводы его переделок – «Новой Жилблаз» (М., 1794), «Немецкой Жилблаз» (М., 1795–1797) и др.
[Закрыть]популярностью не уступал самому «Телемаку» [393]393
Знаменитый роман воспитания «Похождения Телемака» Ф. Фенелона был переведен на русский язык и распространялся в списках еще в 1720-е годы, напечатан впервые в 1747 г., после чего переиздавался несколько раз в разных переводах (см.: История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век. Т. 1: Проза / Отв. ред. Ю. Д. Левин. СПб., 1995. С. 85, 116–117, 161–162 и др.).
[Закрыть], которого в XVIII в. называли «непревзойденным».
Под каким же углом зрения читали в низовой среде роман Кроче в восемнадцатом и даже в девятнадцатом столетии? Это помогают понять в первую очередь записи, оставленные на полях рукописей теми, в чьи руки попадали русские переводы «Бертольдо». Для нас важно, насколько эти свидетельства отражают некоторые общие тенденции.
Прежде всего бросается в глаза, что все русские читатели упорно называли Бертольдо шутом (что, на самом деле, соответствует его архетипу), не придавая значения тому, что формально он был все-таки не шутом, а царским советником. Бертольдо назван шутом в записи безымянного читателя университетской рукописи [394]394
НБ МГУ: Рук. 191. Л. 57.
[Закрыть]. Другой список 1740-х годов – «Гистория о Бертолде» [395]395
ГИМ ОР: Муз. 3793.
[Закрыть]– получил от одного из читателей, экономического крестьянина д. Потаповки Калязинского уезда Григория Слоботскова, уточненное название: «История о Бердолде царском шуте» [396]396
Там же. Л. 41 об.
[Закрыть]. Тем же почерком на листе 87 об. еще раз подчеркивался шутовской статус героя: «Сия книга история славнаго шута Бердолда которой привлекал человек, как в опросах, так и в ответах». В фольклорном сознании обе эти роли – шут и царский советник – близки или, точнее, одна подразумевает другую. То, что шутов, которые смертельно враждовали между собой, в тексте оказывалось двое – Бертольдо и настоящий придворный шут Фагот, – русского читателя, по-видимому, не смущало. Он легко находил этому объяснение: один шут царский, другой царицын («шут, которой при царице стоял»). Именно так, следуя традиционной логике древнерусского литературного канона, выраженного в оппозиции «добрый царь» – «злая царица», расставил акценты один из переписчиков «Бертольдо» [397]397
Там же. Л. 25.
[Закрыть].
Переписчики рукописей – совершенно особая категория, их смело можно причислить к наиболее активным читателям. Чаще всего они оставались безымянными, но для нас это не означает – безличными. Прежде всего о них свидетельствуют сами рукописи: внешним видом, почерком, исправлениями, редакторскими маргиналиями и ремарками на полях. Текст, который они, казалось бы, просто копировали, на самом деле говорит о многом, являясь подчас единственным полноценным источником. Нередко в процессе работы над рукописью между переписчиком (заинтересованным читателем) и текстом устанавливалась особого рода эмоциональная связь, сродни творческому вдохновению [398]398
«Я находил какое-то особливое удовольствие в сей работе [переписывании книг. – Г.К.], и она была мне не только не трудна, но еще и увеселительна» – читаем в записках молодого А. Т. Болотова, который за неимением книг в деревне переписывал уже много раз читанного «Телемака», а заодно и Жития святых (цит по: Щепкина Е.Популярная литература в середине XVIII века (По запискам Болотова) // ЖМНП. СПб., 1886. Апрель. С. 242–243).
[Закрыть], которая позволяла ему ощутить свою причастность к содержанию книги, а себя почти ее соавтором. Отсюда – то довольно непринужденное отношение к тексту со стороны переписчика, которое мы нередко встречаем в рукописях.
Об анонимном переписчике рукописи «Бертольдо» РНБ (Собр. Вяземского Q 143) можно совершенно определенно сказать, что он был страшным женоненавистником, превосходящим в своих чувствах даже то традиционное не слишком любезное отношение к женщине, которое бытовало на Руси [399]399
Об антифеминизме в древнерусской литературе см. статью Ф. И. Буслаева «Повесть о Горе и Злочастии» (1856) – Буслаев Ф.О литературе: Исследования; Статьи / Сост., вступ. статья, примеч. Э. Афанасьева. М., 1990. С. 201–205.
[Закрыть]и которое, кстати, в достаточной мере присутствует в тексте самого романа Кроче. Везде, где это только было возможно, он старался усиливать антифеминистские выпады Бертольдо, добавляя собственные высказывания негативного характера, в которых явно сквозит личный, не слишком удачный жизненный опыт.
Так, ему показалось, что на вопрос царя «Какая та кошка, что спереди тебя лижет, а сзади карапает?» Бертольдо отвечает грубо, но недостаточно точно: «Курва и блядь»; тогда он добавляет: «<…> и жена льстивая» [400]400
PHБ ОР: Вяз. Q 143. Л. 2 об.
[Закрыть]. А в ответ на царскую загадку «Которыя болезни суть не исцелимы?» привносит свое знание жизни, добавляя к словам Бертольдо «Безумие, раковая опухоль и долги» как итог грустных раздумий: «<…> равно тому и жена неудашная» [401]401
Там же. Л. 2 об. Далее ссылки на листы этой рукописи даются в тексте.
[Закрыть]. Пожар женоненавистнических чувств перекинулся и на другую, вполне невинную загадку – «Что то за детище, которое зжет язык у матери?»; его приписка к ответу – «Светилня в свече» – несет в себе все ту же горечь мыслей: «<…> и злое дитя девица»(л. 2 об.). Вопрос Бертольдо царю «А ты разве вериш женским слезам?» он уточняет: «<…> словами слезам?» (л. 8 об.), а к гневному окрику царя в сторону разбушевавшихся женщин – «Что говорите вы, безумныя <…>» – прибавляет характерный штрих: «Что говорите вы, безумныя, с великим шумом<…>» (л. 13). Другое сердитое восклицание царя – «О, какое сокрушение, какое смятение учинили сии безумные и вспылчивые <…>» – приобретает под его пером грубоватый оттенок введением в него слова «бабы» (л. 14 об.).
Даже в тех случаях, когда этому несчастному приходится переписывать царские панегирики в адрес женщин, в его истинных чувствах сомневаться не приходится. Он становится вдруг очень «невнимательным», начинает пропускать слова и целые фразы, уменьшая количество прекрасных эпитетов, как будто рука отказывается ему служить. Так, в выражении «человек без жены как виноград без огороды» пропало значимое слово «виноград» (л. 16), вовсе исчезла метафора мужа без жены как «дерева без сени» (л. 16 об.), и, совсем уж по Фрейду, начав писать фразу «в любви она верна», он «забывает» дописать слово «верна» (л. 9 об.). Видно, как его раздражение в адрес женщин растет и наконец прорывается (правда, не совсем к месту) грубоватой репликой: «однако ж в народе между протчим пословица происходит якобы у семи баб одна козья душа! Да каб правдиво разсудить и того много» (л. 16 об.).
На примере чрезвычайно популярных в XVIII в. сборников фацеций, пришедших в Россию через Польшу из Италии, исследователи уже отмечали, что русскому книжнику нередко по разным причинам приходилось вторгаться в текст развлекательного характера. Делалось это прежде всего для того, чтобы приспособить забавное содержание и смелый натурализм выражения переводной новеллы к традиционным читательским вкусам [402]402
См.: Кукушкина Е. Д.Переводная новелла в рукописных сборниках XVIII в. // XVIII век. Л., 1983. Сб. 14. С. 181 и др.
[Закрыть]. Это было непросто, а зачастую даже в ущерб смысла художественного образа [403]403
Весьма характерно, считает Э. Малэк, что плутовское начало в образе столь популярного в XVIII в. Эзопа все же осталось до конца не понятым русским читателем – Małek Е.К истории восприятия плутовского романа в России XVII–XVIII вв. (Эзоп и Совизжал) // Slavia Orientalis. 1992. Т. 41. № 4. С. 38.
[Закрыть]. Рассмотренные выше примеры вторжения в текст со стороны переписчика рукописи «Бертольдо» из собрания Вяземского (РНБ) имеют скорее интимный, чем идеологический характер. Его добавления, может не столь значительные сами по себе, тем не менее позволяют увидеть «частный случай» – отражение эмоций человека, который при соприкосновении с текстом захотел привнести в него свою «правду» [404]404
О характере явно пережитых им неприятностей можно судить по следующей приписке: на вопрос царя «Что то за вещь, которой никто не хочет видеть в своем доме?» Бертольдо отвечает: «Проступка, то есть вина» – «и напрасного поклепу» – добавляет переписчик (РНБ ОР: Вяз. Q 143. Л. 29 об.). А в наставлении Бертольдо царю «Сохранял бы праведной суд ко вдовам и сиротам» в его редакции слышен голос истца, знающего о «неправедном суде» не понаслышке: «Сотворял бы праведной суд ко вдовам и сиротам и прочим безгласным сиротам убогим» (л. 74 об.).
[Закрыть].
Что касается коллективного портрета переписчиков «Бертольдо», следует отметить, что часто это были люди не слишком хорошо образованные, несмотря на, казалось бы, «интеллигентный» род их занятий. Упоминаемые в тексте «Бертольдо» достаточно популярные имена античных исторических деятелей и мифологических персонажей, географические и прочие названия у многих из них вызывали трудности прочтения. Это не может не показаться странным, имея в виду, что в России знание, например, мифологии имело в то время самое широкое распространение [405]405
Особое значение мифологии придавалось в культурной политике Петра I: насаждаясь повсеместно, она даже введена была в круг основных школьных знаний, см. об этом: Живов В. М., Успенский Б. А.Метаморфозы античного язычества в истории русской культуры XVII–XVIII вв. // Из истории русской культуры. Т. 4 (XVIII – начало XIX века). М., 2000.
[Закрыть].
Так, все тот же переписчик рукописи РНБ (Вяз. Q 143) воспроизводит имя «Орфей» как «Алфей» (л. 20); возможно, имея смутное представление о «дедаловых крыльях», он называет их «дедесовыми» (л. 64 об.); а название поэмы Гомера («Илиада») предпочел опустить вовсе (л. 75 об.) [406]406
Ср. в списке МГУ – «книгу Омирову» (Рук. 191. Л. 56); в списке РНБ – «Илиаду Омирову» (Q. XV. 102. Л. 74).
[Закрыть]. В рукописи ГИМ такого рода проблемы еще более очевидны: Карфагенскую битву переписчик переделывает в «Порфагенскую», Лукулловы пиры – в «Лукеловы», Пиррову победу – в «Кирилову», Нарцисса – в «нарцыга» [407]407
ГИМ ОР: Муз. 3793. Л. 1, 3.
[Закрыть]и т. д. Зато, нужно отдать должное, с именами Эзопа и Александра Македонского, как правило, все справлялись отлично [408]408
Контаминация текста (в том числе искажение имен) в процессе его неоднократного копирования была неизбежна, но для нас важно, что одни имена были более на слуху и писались правильно, другие – менее и при воспроизведении искажались.
[Закрыть].
