Текст книги "Хемлок, или яды"

Автор книги: Габриэль Витткоп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

—Не след этого делать, сахиб!.. Не след!

—Замолчи!.. Ты ничего в этом не смыслишь... Нужно разогреть тело, а то он весь закоченел...

Кларк ушел к Августе, а девочка, услыхав странные звуки, возвратилась к отцу. Хрипы вскоре прекратились, и слышались только ритмичный скрип панкхи, львиная зевота развалившегося на полу панкхавалы, невнятный уличный шум и проходивший мимо духовой оркестр (флейты, ситары, барабаны), который на время заглушил коровье мычание. Кэтлин вернулась в спальню.

Кларк отправил Букша с запиской к доктору, жившему рядом с клубом, однако не уточнил адрес, и не знавший города слуга долго в растерянности блуждал.

Со своей кровати Кэтлин видела, как лейтенант пощупал руку покойника:

—Преставился, – только и сказал Кларк, вернувшись в столовую к Августе.

Она же не проронила ни слова – даже не вскрикнула. Кларк вышел и сел на велосипед, но вскоре остановился, заметив Букша, который в замешательстве бродил вдоль фасадов.

—Ты отнес записку, которую я тебе дал?

—Как бы я это сделал, сахиб?

—Иди домой: сахиб Фулхэм умер.

Через десять минут после прихода слуги лейтенант вернулся вместе с капитаном Данном и, сделав вид, будто не знает о смерти Эдварда, заявил, что просто зашел его «проведать».

Замерев у стены, Букш смотрел и слушал. Съежившись в постели под противомоскитной сеткой, бледная Кэтлин тоже смотрела и слушала.

Капитан Данн из Медицинской службы Королевской армии рвал и метал. Он ужинал в клубе, когда вошел Кларк и уговорил сходить к больному другу. Как будто нет других врачей, и как будто сам он не врач!.. Данн подошел к кровати, где лежал мужчина, которого он никогда прежде не встречал. Тело еще даже не остыло.

Кларк не стал объяснять, от какой болезни умер Фулхэм, и лишь попросил капитана подписать свидетельство о смерти, которое сам же только что и составил.

«Удостоверяю, что мистер Э.Ф. Фулхэм, три месяца тому разбитый общим параличом, перенес рецидив и скончался от остановки сердца в 9:20 утра, го октября 1911 года.

Г.У.Л. Кларк Г.Г. Данн, МСКА».

Все оказалось легко и просто, но Августа в соседней комнате обгрызла ногти до крови.

Кэтлин дрожала. Она позвала мать и, не дождавшись отклика, пошла ее искать. В туалетной комнате горела лампа, отбрасывая яркие отблески на Августу и Генри: они были в белом – цвет невинности и мышьяка. Неподвижные, словно манекены, они стояли друг против друга, с подсвеченными снизу лицами.

—Вернись в постель, Кэтлин.

—Мне страшно, мама...

Кларк грубо схватил ее за плечо:

—Мы сейчас пойдем туда, где по-настоящему страшно...

Она поняла, что он говорит о смерти, и с вызывающим видом вскинула подбородок:

—Я пойду с вами. Я не боюсь...

Она действительно пошла вслед за ними в комнату, где по обе стороны от кровати Эдварда стояли две свободные. Кларк улегся на одну прямо в одежде, Августа с дочкой наспех разделись и нырнули в другую постель. Простыни отсырели. Кэтлин видела профиль отца, закрытые глаза, широко распахнутый рот, запавший скошенный подбородок – черепашья морда. Глядя на него, она и уснула.

На следующий вечер Эдварда Фулхэма похоронили на Лагерном кладбище. Ни летом, ни зимой с этим здесь не мешкали, ведь в Индии все наступает внезапно – и сумерки, и смерть.

Она выбрала надгробие из розового песчаника с неоготическим фронтоном – дороговатое, но мраморщик его очень нахваливал. «Я еще никогда не была такой счастливой, – писала она Генри, – никогда не знала подобного счастья...»

Оставалось лишь терпеливо дождаться смерти Джойс Кларк. Разве Генри не обещал «расчистить путь»? Он каждый вечер приходил к Августе, проявлял нежность и ревность, не в силах вынести даже присутствия Кэтлин. Говорил, что не хочет делить Августу ни с кем, и ей это льстило, несмотря на слухи о его давней связи с некой мисс Виде.

Ждать – значит, не шевелиться, спрятавшись в закутке веранды, чтобы тем самым заслужить подарок судьбы. Едва Кэтлин уходила в школу мисс Роксаны и мисс Вивьен Нэш, Августа устраивалась на плетеном диванчике и начинала прислушиваться к нервной дрожи, от которой с недавних пор замирало сердце, или устало наблюдала, как слуги расстилали на солнце рис и муку, прогоняя личинок. Она больше не читала, а лишь наугад пролистывала хорошо знакомые книги:

«Тело положили в костер, и когда оно сгорело, а прах развеялся, народ стал собирать обугленные кости. Те, что не смогли подобраться к эшафоту, видели над головой преступницы ореол и впоследствии называли ее святой. Аббат Пиро твердил об этом каждому встречному...»

Августе казалось, что слуги и особенно Букш как-то странно смотрят, будто им не терпится задать какой-то вопрос. Но никто ничего не спрашивал – все прошло на удивление гладко. Оставалось только ждать. Нужно доверять Генри, пусть даже в металлическом ящике с письмами Августы хранились и письма других женщин. Ведь именно ей отвез он этот сундук, перстень с печаткой и часы.

Августа Фулхэм отличалась поразительным простодушием. Она ни на секунду не усомнилась, что хранение ящика – лишь временная мера предосторожности. Как только Джойс будет ликвидирована, а все возможные подозрения окончательно отведены, Генри обязательно заберет письма обратно. Он объяснил, что к нему уже проникал грабитель, и потому хотелось быть уверенным, что переписка спрятана в надежном месте.

Ждать... Августа с радостью уехала бы из бунгало, где по ночам скрипели половицы. Изредка, с лампой в руке или сгрудив ладонь над пламенем свечи, она останавливалась перед зеркалами, в которых по вечерам часто отражались незнакомые взгляды – лазоревые, темно-винные, желтые глаза... Затем мало-помалу обрисовывалось ее собственное лицо – как всегда, круглое и компактное: узкий веснушчатый лоб в тисках золотисто-каштановой шевелюры, толстоватый нос и большеватый рот. Внезапно Августа вздрагивала от неотвратимого звона вестминстерских колоколов, предваряемого старческим скрежетом. В декабре после захода солнца тотчас наступал ледяной холод. После захода солнца уже не сыскать боев, которые разбегались от темноты, шагов, скрипов, шорохов. Зеленоватые зеркала ловили Августу, а затем резко отпускали, бросая на милость деревянных панелей. Слава Богу, скоро пробьют часы, и из школы приведут Кэтлин.

—Ты думаешь, дорогая Роксана, она понимает всю серьезность своих заявлений?

—Убеждена, ведь она очень умная девочка.

—Боже мой!.. Что же делать?..

—Абсолютно ничего, если хочешь знать мое мнение... Незачем поднимать шум, раз ничего нельзя изменить. Не говоря уж о том, что пострадает репутация школы.

Мисс Вивьен Нэш кивнула: с давних пор она беспрекословно подчинялась сестре. Мисс Вивьен протянула руку к чайнику, чтобы наполнить чашки из голубого фарфора.

Миссис Джойс Кларк протянула руку к чайнику, чтобы наполнить чашки из голубого фарфора.

—Очень вам благодарна за предостережение, мисс Виле. Право, я уже и сама догадывалась о подобной выходке, ведь мистер Кларк – отпетый негодяй. Избавиться от меня – как вам это нравится?.. Да уж, надо быть начеку.

Мисс Виле нервно поправила завитки желтой пакли, выбившейся из-под тока с торчащей эгреткой.

—Возможно, вам также известно, что они с братом собираются продать дом, доставшийся по наследству от отца-индийца, и хотят выручить за него не менее шести тысяч рупий...

—Да что вы говорите?.. Не может быть!.. Нет, не известно... И что же мистер Кларк намерен делать со всеми этими деньгами?

Мисс Виле пожала плечами. Их роман с Кларком как раз подошел к концу, и она горевала после разрыва.

—Не думаю, что вы или ваши дети увидят из них хотя бы рупию, миссис Кларк. Право же, это очень маловероятно.

—Значит, все достанется потаскухе Фулхэм! Он уже уволок к ней драгоценности и полный ящик писем... Нет, он не знает, что я об этом знаю... Как же мне опротивел этот брак! Неясно только, удерут ли они вдвоем или, возможно, она рассчитывает остаться в Агре?.. Хотя, наверное, я сама уеду вместе с детьми, ведь моя жизнь в опасности... В любом случае спасибо, что предупредили... Нет-нет-нет, не за что – право же, это я должна вас благодарить...

Обе одновременно встали, при этом у мисс Виле обнажились идеальные тонкие ноги и прелестные маленькие стопы в лодочках из малинового крепа, с украшенной фальшивыми аметистами округлой пряжкой и замысловатым бантом в виде крыльев голубки.

Лейтенант Кларк трепался налево и направо о том, что хочет убрать с дороги Джойс, и этот секрет полишинеля открыто обсуждался в клубах: «Его безумное бахвальство... Помните, когда я завел речь о терапевтических свойствах мышьяка, он сказал, что все зависит от дозы... Его жена приучена к ядам, ведь она съела их такое количество, которое убило бы десятерых мужчин... В мае... Мол, в печенках уже сидит... После отставки Бальфура... [240]240
  Бальфур, Артур Джеймс (1848 – 1930) – британский государственный деятель, премьер-министр Великобритании в 1902 -1905 гг.


[Закрыть]Явился ко мне и так прямо и сказал: сидит в печенках... Как раз на праздник ее величества в Дели... Дескать, в печенках уже сидит, и при первой же удобной возможности... Много раз пробовал, но безуспешно... Перед отъездом в Индор я написал миссис Кларк и попросил о встрече – хотел предупредить, но в последний момент струсил, да у меня ведь и не было доказательств... Пойдет бить окна, как суфражистки... Если вы внимательно меня слушали, он никогда и не утверждал, что намерен жениться на миссис Фулхэм, а говорил только, что влюблен в нее... По уши... Но китайское мороженое-фри... Сейчас ведь строятся Ворота Индии... Инннндхия...»

Абдул Латиф радовался тому, что спереди еще осталось два зуба – синий и каштановый. Ему бы ни за что не прокормить девятерых детей и кривую жену, не работай он хитмагаром [241]241
  Официант. – Прим. авт.


[Закрыть]и не приноси домой объедки из больничной столовой. Там-то лейтенант Кларк его и завербовал – прислуживать на кухне и подавать на стол за шесть рупий в месяц, которые миссис Кларк платила из своего кармана. Желая, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, а также зная о сомнительной репутации лейтенанта, Абдул Латиф не стал увольняться из госпиталя, где заручился поддержкой безвестного заместителя.

Абдул проработал у Кларков чуть больше трех месяцев, когда его вызвала к себе миссис Фулхэм. Она сидела с лейтенантом, но обратилась к Абдулу сама. Давний разговор с Бибу повторился слово в слово – с точностью до жестов.

—Я дам тебе пятьдесят рупий...

—Нет, мемсахиб... Не хочу.

—Кретин!.. Тебе нечего бояться... Вот и лейтенант-сахиб полностью согласен...

—Все равно... Не хочу...

Он ушел, посасывая бурый и синий зубы, забеспокоился и с тех пор больше не мог прислуживать миссис Кларк. Абдул сослался на то, что в госпитале слишком много работы, однако хозяйка настояла, и, в конце концов, он остался.

Абдул размышлял, лежа на койке, вдоль которой стояла этажерка, заставленная аптечными пузырьками, красными свечами, пакетами с пряностями, спичками, религиозным фигурками и латунными мисками. На глинобитных стенах висели корзины, белье на гвоздях, мотки троса и набор железных колокольчиков, так что трудно было рассмотреть отдельные части грубо намалеванного охрой бога Ганеши и стилизованный узор с Искандером верхом на павлине [242]242
  Ганеша – бог мудрости и благополучия в виде полного человека с головой слона и одним бивнем, один из наиболее известных и почитаемых богов индийского пантеона.
  Искандер – Александр Македонский (356 – 323 до н.э.), царь Македонии с 336 г. до н.э., полководец, создатель мировой державы, распавшейся после его смерти.


[Закрыть]. На земляном полу кучей-малой резвилась детвора, а мать варила в котелке чечевицу, сидя на корточках перед очагом.

Абдул Латиф всеми силами пытался сосредоточиться. Он не знал, как поступить, и не смел ни у кого спросить совета. Как-то вечером, когда он готовил в больничной ламповой светильники для ужина, пришел лейтенант и передал ему пакетик с порошком.

—Я растер его вчера ламповым стеклом. Подсыпь миссис Кларк.

Абдул Латиф согласился, а мемсахиб после этого захворала, хотя и не слишком сильно.

—Получишь пятьдесят рупий, если миссис Кларк серьезно заболеет. Повторяю: се-рьез-но.

Теперь это был крупный, тяжелый и блестящий, как сахар, порошок. Абдул Латиф испугался, и тогда лейтенант рассердился не на шутку:

—Не хочешь?.. Ну, ладно...

В это время Общественное медицинское управление как раз решило уволить негодных к воинской службе младших больничных сотрудников, и на следующий день имя Абдула Латифа попало в черный список. В отчаянии он рассказал миссис Кларк, что лейтенант пытается разжаловать его после восемнадцати лет службы. Миссис Кларк была женщиной отзывчивой, пусть иногда и поднимала крик по малейшим пустякам. Она обещала поговорить с сахибом, но, главное, убедила Абдул Латифа обратиться к майору Бьюкенену из ОМУ и даже дала денег на писаря. Когда майор ответил, что Абдул Латиф может остаться в госпитале, тот ушел от миссис Кларк, испугавшись дьявольского искушения.

Абдул рассчитывал, что его наконец оставят в покое, но как-то вечером его вызвала миссис Фулхэм: лейтенант Кларк был с нею и на этот раз.

—Я дам тебе не пятьдесят, а сто рупий... Что скажешь?

Слуга нерешительно переминался. Сто рупий – большие деньги.

—Мне нужно подумать...

И вот теперь он думал – в первую очередь, о сотне рупий, которые постепенно материализовались перед глазами, словно для того, чтобы он ими завладел, они должны были сначала завладеть им. С наступлением темноты Абдул вышел из дому и отправился на базар Лалкурти.

Лабиринт Лалкурти разительно отличался от ярко освещенных базаров, где туристы покупали медные чеканки, изготовленные в Бирмингеме, или самаркандские ковры, прибывшие прямиком с Петтикоут-лейн. Путаница заваленных отбросами темных пещер и смрадных дворов, словно высеченных из глыб тухлятины, тупики и ловушки с множеством углов и закоулков, логова из отрепья и трухлявых досок, облезлые картонки и несмываемая грязь – вся эта чудовищная архитектура, кишевшая насекомыми и сизыми крысами. Там, посреди усеянной мухами мясной шквары, гниющих кожевенных отходов, извлеченных из мусорных куч остатков и кусков, составлялись заговоры и замышлялись убийства. Здесь умели расшифровывать послания по взаимному расположению чапатти [243]243
  Индийские лепешки. – Прим. авт.


[Закрыть]; продавали толченое стекло и бамбуковую пыль, вызывавшие кишечное кровотечение и смерть; держали в корзинах свернутых кольцами кобр и загнанных с помощью колдовства в бутылки демонов; и здесь же предлагали свои услуги наемные убийцы – пестрая когорта презренных негодяев, готовых на любые злодейства. Таких, как Сукха.

Сукха, человечек в грязном дхоти, с табачного цвета кожей, один из миллионов себе подобных, родился в этом же лабиринте и всегда находил здесь пропитание. Прячась, как за шторой, за висящим тряпьем, Сукха выслушал рассказ Абдула Латифа и пообещал ответить на следующий день. Ответ его был четким и ясным:

—За сто рупий не могу – маловато...

Абдул Латиф повел Сукху к миссис Фулхэм, но она как раз вышла с лейтенантом. Сидя на корточках в саду, двое мужчин подстерегали парочку, а затем терпеливо дождались, пока Августа и Генри поужинали. Кларк жестом показал, что можно будет поговорить, как только уляжется прислуга, и пригласил обоих соучастников в столовую уже почти в десять часов.

—Деньги вперед, сахиб, и я все сделаю.

—Нет, ты получишь их только после того, как выполнишь задание.

—Нет, так не пойдет...

—Я подожду тебя здесь и тут же заплачу, когда закончишь.

—Вы могли бы сразу отдать деньги Абдулу Латифу...

—Ни в коем случае, – вмешалась Августа. —Абдул Латиф с тобой не справится, если ты вздумаешь отнять деньги силой.

Так они спорили до самого рассвета и никак не могли прийти к согласию. Когда Августа просила говорить потише, они перешептывались с присвистом, шипя друг на друга в полутьме, точно змеиный выводок.

***

Август. Точнее, его конец, когда были зачаты X. и Хемлок. Meсяц избытка, зенита, безумного опьянения ароматом канталупы и запахом молодой подмышки, который источает базилик, но уже и месяц конца, предвестник всевозможных изъянов. Лето пожирает себя – катоблепас [244]244
  Катоблепас (от греч. Καταβλέπω) – «смотреть вниз») – мифическое существо с телом буйвола и головой кабана, впервые описанное Плинием Старшим. Своим взглядом и дыханием катоблепас способен обратить человека в камень или убить.


[Закрыть] нашей жизни занят самоедством. Природа еще ликует, но гшин ее уже перерастает в похоронное карканье. В августе содрогнулась в кратере лава, которая затем погребла под собой Кракатау, в августе забурлил вулканический ил, затопивший Помпеи, а с омраченных красноватым дымом небес низринулись горящие заживо птицы и раскаленные лапилли [245]245
  Лапилли – мелкие куски лавы, выброшенные во время извержения вулкана.


[Закрыть] . Августовские катаклизмы. Яростный бред Беатриче Ченчи. Конец. Содрогания.

Душевные содрогания, содрогания всех душ в пору августовских гроз. Душевные содрогания X. Хемлок пообещала не уезжать слишком далеко. Нужно съесть вместе еще немного соли – так надо.

«А тень груши под окнами все шире и гуще. Что за остинато [246]246
  Остинато (ит. ostinato, от лат. obstinatus – «упорный, упрямый») – прием, основанный на многократном повторении в музыкальном произведении какой-либо мелодической или ритмической фигуры, гармонического оборота, отдельного звука.


[Закрыть] сопровождает пение всей нашей жизни?..»

– Ты много об этом думаешь... Эти слова написаны тобой, X., но ведь тогда тебе думалось об этом иначе?..

– Мы всегда думаем об этом слишком мало...

– Верно... Но что бы ни таилось на дне в миг нашего зачатия – кервель или цикута, все сводится к одному... Как писал Ли Бо: «Смерть грустна, но грустна и жизнь».

***

«Меня отравили», – стукнуло ей в голову на рассвете, после того как рвало всю ночь. Наверное, Джойс... Или кто?.. Она упрекнула себя, что на долю секунды заподозрила Генри, и даже дошла в своем раскаянии до истерики. Как она только могла!.. Чем загладить теперь это минутное недоверие?.. Пару дней спустя Августа заметила в себе какие-то перемены, снова вспомнилось некогда пережитое, а после забытое. На скулах появились коричневые пятна – как в ту пору, когда она ждала Кэтлин. От неожиданности даже захватило дух. Августа не готовилась к этому, но, поставленная перед фактом, смирилась: еще одно связующее звено с Генри, в любом случае – козырь, способный ускорить ход событий. А Кларк, пусть и не показывал свои чувства открыто, по крайней мере, сохранял самообладание. Всегда есть время подумать.

Абдул Латиф снова сходил к Сукхе и посоветовал взять деньги у лейтенанта Кларка сразу, как только выполнит работу, поскольку сам он хотел уехать в Дели. Сукха заявил, что ничего не станет делать, пока ему не заплатят вперед. В тот же вечер, услышав от Абдула Латифа об отъезде, Кларк запретил ему покидать город:

—Ты еще ничего не сделал...

Августа настаивала по-своему:

—У меня больше нет сил ждать, Генри-бачха, – обнимая его, часто говорила она.

Однажды он заметил щербинку в зубе, пошутил насчет брачного венца и на следующий день договорился о новой встрече в бунгало на Меткаф-роуд.

—Слушай внимательно, Сукха. Сегодня после десяти вечера я пойду в госпиталь и передам Абдулу Латифу деньги. Понимаешь, что это означает? Это означает, что все нужно сделать сегодня ночью.

Сукха кивнул и пообещал привести подручного – некого Мохана, наторелого в подобных делах.

В приоткрытую дверь Кэтлин очень хорошо увидела его жест. Она уже легла и сама не понимала, во сне все происходит или наяву. Снова этот страх...

—Ваша братия без конца требует деньги, – угрюмо сказал Кларк.

—Это был последний раз, сахиб. Ладно, все будет сделано сегодня ночью...

Августа посмотрела на него исподлобья:

—А что мне сказать дочке, если завтра утром она спросит, кто ты?..

—Ну... Скажите, что я дарзи...

Кэтлин не знала этого человека, но узнала голос невидимого Абдула Латифа, который часто приносил записки от Кларка. Когда вошла Августа, девочка притворилась спящей и, прищурившись, следила за тем, как мать выдвигает ящик стола и берет оттуда деньги. Индийцы вышли в сад и по акациям перелезли через стену. После их ухода лейтенант спросил Августу:

—В какую дверь постучать?

—В главную.

—А где будут спать слуги?

—Где обычно.

Они ушли из столовой, и Кэтлин вскоре заснула.

Выйдя из госпиталя, Кларк и Абдул Латиф заметили Сукху, который ждал их, опираясь на велосипед. Прежде чем уйти, Кларк показал ему шесть соверенов и десять рупий.

—Ну, теперь-то вы дадите мне деньги, сахиб? – спросил Абдул Латиф.

—Нет, а то другие отберут... Я улажу все позже... Знаешь, когда они будут у меня?

—Когда зайдет луна, сахиб.

Генри Кларк направился на вокзал, сообщив, что вернется к двум часам утра.

Ночной вокзал был безлюден, если не считать закутанных в лохмотья бездомных, спавших на платформах. Сидя в крохотном черно-желтом кабинете, заместитель начальника вокзала Митчелл подрёзал фитиль коптившей лампы. Тотчас стало светлее, а за стеклянной дверью блеснул белый мундир. Яркое освещение кабинета контрастировало с тусклыми ветрозащитными лампами, которые, покачиваясь над перроном, отбрасывали на лицо мужчины беспокойные тени. Митчелл увидел, что он тоже евразиец.

—Я пришел встретиться с другом, который должен проезжать здесь на делийском экспрессе.

—Делийский экспресс прибывает в двенадцать пятьдесят.

—Я знаю... Еще только десять минут одиннадцатого, верно?.. Взгляните на часы: десять часов десять минут... Видите?

—Хотите войти и присесть?

—С удовольствием, спасибо...

Он с порога представился – лейтенант Генри Кларк из Мед службы, затем сел, вступил в разговор и с самого начала повел себя так, словно пришел в гости. Обрадовавшись возможности пообщаться, Митчелл вскипятил на спиртовке воду для чая.

—Возможно, вы знаете моего друга хотя бы по фамилии? -спросил Кларк. – Мистер Мензис – знаменитый чемпион мира по шахматам... Нет?..

—К сожалению, нет... Еще чаю?..

Ситуация казалась Митчеллу странноватой. Почему мистер Кларк пришел с таким огромным запасом времени? Почему он болтает без умолку?

—Мистер Мензис – замечательный человек... По пути из Бомбея в Каунпур... На делийском экспрессе... В двенадцать пятьдесят, говорите?..

Митчелл встал и показал расписание, напечатанное на пожелтевшей, засиженной мухами бумаге. Неожиданно время замедлилось, в воздухе повис пресный запах стирки. Пламя лампы вновь задрожало, и Митчелл успокоился: можно заняться подрезкой фитиля – утешительной рутиной, позволившей снять неловкость. Негромко засвистел чайник.

—Скоро полночь, – сказал Кларк.

Наконец, хрипло пыхтя, выдыхая пар из ноздрей и прожигая огненно-красным взором темноту, прибыло железное чудище, и весь вокзал наполнился едким запахом нагретого металла и раскаленного угля. Опаловый луч света пересек толстую дымную струю, которой паровоз окатил балласт. Большинство лежавших вскочили и побежали вдоль пути, предлагая бетель, сигареты, различные отбросы, гороскопы, свежие и перезрелые фрукты, напитки в бидонах. Несколько пассажиров сошли с поезда – их тут же проглотила ночь. Митчелл помахал флажками, подудел в жестяную трубу. Он потерял лейтенанта Кларка из виду, но в целом не было причин сомневаться, что тот действительно встретился со своим другом мистером Мензисом – чемпионом мира по шахматам, направлявшимся на делийском экспрессе из Бомбея в Каунпур.

Жюли была желтой и флегматичной: ей не разрешали выходить из сада, опасаясь нападения или домогательств бродячих псов. В ту ночь она проснулась от шагов Абдула Латифа, и теперь, запертая в заброшенном курятнике в глубине сада, изумлялась своему новому положению. Жюли вздохнула и негромко прорычала, после чего забилась в угол и смиренно уснула.

—Отец еще не вернулся, – сказала Мод, одевая ночную рубашку.

Джойс как раз заплетала косы. Наконец она взглянула на большую серебряную луковицу в изголовье: пол-одиннадцатого... Обычно Генри Кларк возвращался к десяти после ужина у миссис Фулхэм. Джойс Кларк равнодушно пожала плечами и легла в постель.

Мод с матерью занимали длинную комнату в конце веранды, с двумя выходившими в холл окнами, между которыми стояли рядышком две кровати. Как правило, Кларк входил в холл через веранду (ее дверь никогда не запиралась на ключ) и направлялся в свою комнату, где в изножье кровати спала Жюли.

Мод внезапно разбудил чей-то вопль. Она вскочила и при свете повернутой вполоборота ветрозащитной лампы увидела туземца, стоявшего подле кровати с оружием в руке. Затем крик повторился, но вылетел он уже из ее собственного горла, порвав слизистые и заполнив собой весь мир. В тусклом свете Мод успела разглядеть, как взломщик убежал вместе с темнолицым человеком в светлом тюрбане.

Снова раздался ее вопль, и в полумраке эхом откликнулись какие-то другие хрипы, крики, призывы. Дрожа, как лист, Мод насилу зажгла свет. Джойс Кларк полусидела на подушках: череп расколот надвое, лобная кость отстала, и в щель виднеется краешек мозга, брызжут потоки крови.

—Не оставляй меня... Не оставляй, – захлебывалась несчастная.

Мод закричала, сжимая в руках лампу и уставившись на вскрытый череп. Ноги стали, точно в кошмаре, свинцовыми, и, точно в

кошмаре, чья-то рука затрясла дверь, задрожала щеколда: кто-то пытался войти! Внезапно Мод поняла, что это отец, насилу сдвинулась с места, добралась до двери веранды и открыла ее, даже не удивившись тому, что она заперта.

—Папа... Грабители... Они убили маму...

Кларк подошел к кровати и склонился над умирающей:

—Джойс!.. Кто это был?.. Ты кого-нибудь узнала?.. Кого?..

Но она уже впала в кому, и Генри Кларк с облегчением распрямился. Циферблат серебряной луковицы показывал ровно два часа. На стекло брызнула капля крови.

Еще до трех Кларк прибыл в отель «Лорис», где проживал майор Бьюкенен из ОМУ, который тотчас спустился, весь взъерошенный и расхристанный.

—Бандиты только что убили мою жену.

Глаза майора превратились в два чужеродных тела, с превеликим трудом удерживавшихся в орбитах. Ошеломил его не столько сам факт (в Иннндхии подобные казусы не редкость), сколько форма изложения.

Забрав по пути констебля Хусейна, двое мужчин еще застали вызванного Мод ассистента хирурга, который оказывал миссис Кларк первую помощь. Слуги молча наблюдали, а Жюли вдруг затянула заунывную песню, которую помнит каждая собака.

Когда поутру прибыл инспектор Смит, на обагренных подушках еще лежал левый мизинец, аккуратно отрезанный между первой и второй фалангой. Не предпринималось никаких действенных мер. Люди топтались в лужах крови и наследили по всему бунгало. На пару секунд миссис Кларк, похоже, очнулась, попыталась что-то сказать, но фраза потонула в зловещем урчании. К одиннадцати часам утра Джойс Кларк скончалась.

Около одиннадцати часов утра Кэтлин сидела у крыльца веранды, выкладывая розетки из гальки. Ночью она слышала, как в дверь постучали, мать встала и открыла. Девочка тотчас узнала голос лейтенанта Кларка, говорившего, правда, странным тоном: мол, к ним ворвались бандиты и напали на его жену.

—Как она сейчас? – спросила мама.

—Ничего... Череп расколот... Мозги видно... У тебя нет чего-нибудь выпить?

Кэтлин услышала звон стекла, а затем лейтенант ушел.

Рано утром явился туземец, которого она уже видела как-то вечером в столовой.

—Это портной, – сказала мама и пошла за чем-то в свою комнату.

Кэтлин приблизилась к мужчине:

—Это неправда, ты не дарзи... Я отлично знаю, кто ты...

Промолчав, тот прикрыл свою ненависть двойным пологом смуглых век. Потом Кэтлин увидела, как мать вручила человеку пачку банкнот:

—Исчезни... Тебя уже разыскивают...

В это же время Мод Кларк писала одному из своих дядьев:

«Она умерла насильственной смертью – ее убили двое туземцев, ворвавшихся в ночь на воскресенье... Они ничего не взяли... Дорогой дядюшка, если бы ты был здесь, я рассказала бы тебе, как все произошло... Боюсь, добром это не кончится...»

Она постоянно думала о том, что сказал отец, когда она приводила подробности для рапорта полиции:

—Ты не должна ничего говорить, Мод... Я изложу собственную версию событий.

Мод запомнила все странности: дверь была заперта на засов, Жюли исчезла и даже не залаяла, а потом вдруг случайно оказалась в переполненной людьми комнате. Конечно, все это очень подозрительно.

Произвели вскрытие. По мнению судебно-медицинских экспертов, человек, нанесший удары саблей, совершил умышленное убийство и действовал с уверенностью профессионала. На допросе двое сыновей Кларка упомянули о нескольких попытках отравления, а также назвали имя так и не найденного Абдула Латифа. Тучи сгущались. Словно пытаясь их разогнать, толпами повалили свидетели, рассказывавшие все, что знали или случайно подсмотрели. В госпитале и в клубе вспоминали, с каким нескрываемым отвращением лейтенант Кларк говорил о своей жене. Всем было известно о его любовных похождениях – в первую очередь, о романе с миссис Фулхэм, к которой он ходил каждый день, и об их переписке. На допросе мисс Виле изъяснялась пространно, с явной горечью в голосе. Доктор Линтон открыто заявил, что порошок, который дети Кларка принесли ему для экспертизы, оказался чистейшим мышьяком. А инспектор Смит, решив разыскать мистера Мензиса, очень скоро выяснил, что знаменитый шахматист еще пять лет назад скончался в Великобритании.

Шевелюра инспектора Смита напоминала низко вьющиеся волосы на коровьем лбу, большие голубые глаза и тяжелые красные щеки придавали ему совершенно дурацкий вид, и под покровом этой мимикрии, не привлекая к себе внимания, он предавался изучению фактов, кропотливо приводимых в запутанную систему, наподобие сообщающихся сот. Довольный своей идиотской внешностью, инспектор старательно запинался при разговоре, то и дело поглядывая на собственные башмаки. Смит обладал интеллектом с тройным или даже четверным дном, и, будь он католиком, из него бы вышел неплохой иезуит. Женившись, к несчастью, на девушке с четкой дикцией и засушливой промежностью, инспектор находил утешение в своей профессии, которая целиком и полностью его удовлетворяла, и отдавал ей всю свою энергию, с огромным интересом натыкаясь на бесконечные сюрпризы.

Служивший в силах резерва инспектор Смит не спеша направился к лейтенанту Кларку – расспросить о взломщиках.

—А где вы находились в ночь с 17-го на 18 ноября, мистер Кларк?

—По обыкновению ужинал у подруги – миссис Фулхэм. А затем отправился на вокзал, где должен был встретить своего старого знакомого мистера Мензиса...

Уткнувшись носом в блокнот, Смит старательно записал.

—А куда следовал мистер Мензис, проезжая через Агру?

—Из Бомбея в Каунпур: он проезжал через Агру на делийском экспрессе... Без десяти час... Сам я пришел слишком рано, и до прибытия поезда мы беседовали с помощником начальника вокзала, который может это подтвердить.

—Ясно... Не показался ли вам мистер Мензис встревоженным или подавленным?

—Нисколько. Да и с какой стати?

—Да, разумеется... Удалось ли вам опознать похищенные грабителями предметы?

—Пока нет... Точнее... Пропала только простыня с моей кровати. Но, кажется, прислуга нашла ее в углу – свернутую в комок.

—Гм... В котором часу вы вернулись домой?

—В два.

—А... Вы посмотрели на часы?

—Да... Совершенно случайно.

—Можете рассказать, как все произошло?

—Меня удивило, что дверь заперта на ключ. Я крикнул, и мне открыла дочь. Она была вся в слезах и сказала, что в дом проникли грабители и напали на мою жену. Она полусидела в кровати, с проломленным черепом... Кошмар...

—Когда вы вернулись, собака была дома?

—Конечно... Как всегда... Жюли обычно такая бдительная -ума не приложу, почему именно в этот раз...

—К тому же вы звали?