Текст книги "Платиновая карта"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Фридрих Незнанский
Платиновая карта

Глава первая
Таинственная смерть

1

«Москва, Москва… Как быстро она меняется. Еще несколько лет назад здесь не было этих красивых домов. А на месте вот этого шикарного банка стоял старый, обветшалый особняк. Конечно, неплохо было бы отреставрировать особнячок, но обществу, которое смотрит только вперед и стыдится своего прошлого, не пристало заботиться о старых вещах и домах. Для них все это не более чем рухлядь, которая лежит под ногами и которую нужно поскорее убрать с глаз долой. Эх-хе-хе… Время летит, города молодеют, а мы, люди, стареем… Странная штука».

Солидный, седовласый господин в элегантном темно-синем костюме опустил тонированное стекло черного, как воронье крыло, «мерседеса», выглянул наружу и зажмурился от яркого солнца.

– What a good day, – негромко проговорил он и улыбнулся.

Денек и впрямь выдался солнечный, что для России было в общем-то весьма и весьма нехарактерно. Прежде американский миллиардер Лайэм Платт (а именно так звали элегантного, седовласого господина в темно-синем костюме) уже бывал в Москве, и она встречала его неприветливо – дождем и холодом. Нынче же погода стояла такая, словно мистер Платт прибыл с визитом не в Москву, а куда-нибудь на Французскую Ривьеру.

– Хороший день, Ник, – сказал Платт по-английски, обращаясь к своему переводчику Никите, человеку средних лет с задумчивым, мрачноватым лицом. – В России это редкость, правда?

– Ну почему же… – Никита тоже посмотрел в окно, но, похоже, солнце его не особенно впечатлило. Вместо того чтобы поддержать радостный тон Платта, он лишь небрежно пожал плечами. – Россия не Аляска, мистер Платт. У нас бывает очень жаркое лето.

Платт нахмурился (магнат не любил, когда ему противоречили, даже в пустяках), но затем вспомнил, что богатые люди должны снисходительно относиться к бедным, и снова улыбнулся:

– Вы все время со мной спорите, Ник. Между тем как я не хуже вас знаю климат России. По крайней мере Москвы. Я ведь здесь не впервые.

Никита дернул уголками рта, пытаясь дружелюбно улыбнуться, однако это у него плохо получилось.

– Знаю, господин Платт. В прошлый раз я у вас был переводчиком.

Платт вгляделся в хмурое лицо переводчика и недовольно спросил:

– Ник, скажите, почему вы всегда такой мрачный? У вас даже лицо бледное, несмотря на жару. Может, у вас что-то болит?

– Нет, мистер Платт, со здоровьем у меня проблем нет.

Платт понимающе кивнул.

– Значит, личная жизнь, – полувопросительно-полуутвердительно произнес он.

Переводчик покрутил головой:

– Нет, мистер Платт. У меня хорошая жена и две дочки.

– О! Иметь большую, дружную семью большое счастье для мужчины. Вы этого пока не понимаете, но доживете до моих лет и сами убедитесь, что семья – самая важная вещь на свете.

– Я знаю, – сказал Никита и вздохнул.

– Друг мой… – Лайэм Платт любил обращаться к людям, называя их my friend, он считал, что слова – плохие или хорошие – несут в себе заряд энергии и имеют обыкновение воплощаться в реальность, и если бы все люди называли друг друга «мой друг», то на свете давно бы уже установились мир и порядок. – Друг мой, – мягко сказал Платт, – скажите мне, что вас тревожит? Почему вы так мрачно смотрите на мир?

Переводчик Никита нахмурился. На его бледном лице отобразилась борьба холодного разума с горячим чувством. Через пару секунд чувство победило – и он сказал в сердцах:

– Да кредит в банке не дают, падлы. – Слово «падлы» было сказано по-русски, и Платту оно было незнакомо. – Четвертый год снимаем квартиру, – продолжил Никита. – Нынче решил купить квартиру в рассрочку, но денег мало. Хотел взять кредит в банке, а они мне: «У вас слишком малый доход, и к тому же вы единственный член семьи, который работает. Остальные находятся на вашем иждивении».

– Так что, неужели отказали? – удивился Платт.

Никита горестно вздохнул и кивнул:

– Отказали. Даже не знаю, что теперь делать.

– Гм… – Платт задумался. – Знаете, это… Это черт знает что! – негромко выругался он.

– Полностью с вами согласен, – кивнул Никита. – Жаль только, что они так не считают, те, кто сидит в кредитном отделе этого чертова банка.

– Но ведь банков много, – возразил Платт. – Вы не пробовали обратиться в другие?

– Я обращался в четыре банка, – угрюмо ответил Никита, – и везде получил отказ.

– Н-да, неприятная история. – Платт сочувственно покосился на переводчика, и внезапно в голову ему пришла великолепная идея. – Сколько вам не хватает? – спросил он.

– Чего? – не понял Никита.

– Денег, – сказал Платт.

– На квартиру?

– Да. – Платт сделал нетерпеливый жест рукой. – Отвечайте живее, пока я в хорошем настроении.

Никита прикинул в голове и сказал:

– Ну где-то тысяч двадцать.

– Всего-то? – Платт покровительственно улыбнулся, затем достал из кармана чековую книжку и золотое перо. – Чек возьмете или вам только кэш? – осведомился он у обескураженного переводчика.

Переводчик обалдело на него уставился:

– Что-то я не очень понимаю… Мистер Платт, вы что, хотите дать мне денег на квартиру?

– Какой же вы тугодум, мой друг. Если вы точно так же вели себя в банке, ничего удивительного, что вам отказали в кредите. Ладно, я выпишу вам чек на двадцать тысяч. Я думаю, у вас не будет проблем с обналичиванием.

Мистер Платт подмахнул чек своей размашистой подписью и протянул его переводчику:

– Вот держите!

Однако Никита не спешил принять благодеяние. То ли не верил своим глазам и ушам (в душе Платт забавлялся этим фактом), то ли в нем вдруг заговорила гордость. (Это было хуже, ибо мистер Платт не любил иметь дело с гордыми людьми. Почему? Да потому что гордость и бизнес – вещи несовместные. Гордый человек не идет на компромиссы, тогда как деловое партнерство сплошь строится из взаимных компромиссов).

Смуглая рука магната с зажатым в пальцах чеком повисла в воздухе. Пауза делалась слишком двусмысленной, и Платт нахмурился.

– Ну что же вы? – строго сказал он. – Берите!

Переводчик покачал головой:

– Я не могу взять.

– Почему? – удивился Платт, нахмурив седоватые брови.

Никита посмотрел на чек, сглотнул слюну и сказал:

– Честно говоря, я… я не знаю, когда смогу вернуть вам эти деньги.

Вот, оказывается, в чем дело. Мистер Платт снисходительно улыбнулся:

– А, бросьте! Считайте это моим подарком. У вас скоро день рождения?

– Через полтора месяца, – вяло ответил переводчик.

– Ну вот и считайте, что я сделал вам подарок на ваш день рождения. Если это успокоит вашу совесть, можете воспользоваться этими деньгами через полтора месяца.

Никита протянул руку и взял чек – так нежно и так бережно, словно тот был сделан из хрупкого, тончайшего стекла. Взял и еще некоторое время держал в руке, словно не знал, что ему делать с этакой драгоценностью.

– У вас рука не устала? – весело поинтересовался мистер Платт.

Никита смущенно улыбнулся и запихал чек во внутренний карман пиджака.

– Смотрите не потеряйте, – с напускной строгостью сказал мистер Платт.

Никита слегка покраснел.

– Что вы, – промямлил он. – Скорей, я потеряю руку или ногу, чем этот чек. – Переводчик сделал паузу, собрался с духом и сказал дрогнувшим от нахлынувших противоречивых чувств голосом: – Спасибо вам, мистер Платт. Правда спасибо. И от меня, и от жены, и от дочек… Вы самый лучший человек на свете. Простите, я больше не знаю, что сказать… Мистер Платт, я…

Мистер Платт поморщился, словно терпеть не мог, когда ему пели дифирамбы за столь незначительные с общечеловеческой точки зрения поступки.

– Не надо ничего говорить, – остановил он Никиту. – Вы сказали «спасибо», и этого вполне достаточно. Не обижайтесь, мой друг, но я не люблю многословия.

В глубине души мистеру Платту нравилось выслушивать слова благодарности, но, как человек воспитанный, он взял за правило принижать свои заслуги в глазах общественности, сколь бы немногочисленной эта общественность ни была.

– Может, я сумею как-то вас отблагодарить? – робко спросил переводчик.

– Мне достаточно и того, что у меня стало одним другом больше. Мы ведь с вами друзья, Ник?

– Да, мистер Платт.

– Вот и отлично. И хватит об этом.

Мистер Платт небрежно зевнул, давая понять, что ничего необычного не произошло и что жизнь вернулась в прежнее, обыденное, русло.

Переводчик Никита, не зная, что еще можно сказать, смущенно замолчал. Некоторое время они ехали в тишине.

Однако вскоре, непонятно почему, прекрасное настроение мистера Лайэма Платта стало улетучиваться. «Если швырять по двадцать тысяч баксов направо и налево, – говорил ему подлый внутренний голос, – никаких денег не напасешься! А потом добавлял, чтобы добить мистера Платта окончательно: – Человечество нельзя облагодетельствовать подачками. Тут нужна четкая, продуманная политика, а не игра в мать Терезу!»

«Милосердие не может быть абстрактным, – сказал своему внутреннему голосу мистер Платт. – Если помог одному конкретному человеку, значит, помог всему человечеству. Ведь человечество – это совокупность личностей, единый мозг и единая духовная субстанция».

Внутренний голос пристыженно замолчал. Довольный таким оборотом дела, мистер Платт решил закрепить вновь поползшее вверх настроение каким-нибудь веселым, разухабистым поступком, как это обычно делают русские. (По крайней мере те русские, о которых он читал когда-то в великих русских романах.) Он повернулся к смущенному переводчику и сказал:

– Ник, что, если мы отпразднуем нашу маленькую сделку в ресторане?

– В ре… в ресторане? – промямлил Никита.

Мистер Платт с энтузиазмом кивнул:

– Именно! Закажем мою любимую форель, жаренную с фисташками. Вы когда-нибудь ели форель с фисташками?

Совсем сбитый с толку, Никита («Какую такую сделку собирается праздновать мистер Платт?») вяло покрутил головой:

– Нет.

Мистер Платт сверкнул белоснежными фарфоровыми зубами:

– Вот и отлично! То есть… плохо, конечно, что вы не ели форель с фисташками. Но мы исправим эту вашу досадную ошибку.

Мистер Платт коснулся пальцами плеча шофера:

– Базилио, отвезите нас, пожалуйста, в ресторан «Иволга». Вы знаете, где это?

Шофер Василий (по совместительству сотрудник охранного агентства «Щит») хорошо знал английский язык, поэтому кивнул и сказал:

– Сделаем, мистер Платт!

2

В меню ресторана «Иволга» можно было увидеть блюда разнообразных кухонь: французской, итальянской, немецкой, русской и китайской. Любители «хорошо посидеть» могли вдоволь наесться русских пельменей и холодца, запивая его галлонами шотландского виски.

Лайэм Платт любил такие заведения. В них не было дурацкой этнической напыщенности и царил дух свободы, освещенный великой идеей межнационального людского братства.

Все начинается с таких вот мелочей, частенько думал мистер Платт, сначала я угощу тебя своей едой, потом попробую твою (какой бы отвратительной на мой вкус она ни казалась), а потом мы пожмем друг другу руки, раскурим трубку мира и заживем бок о бок мирно и счастливо.

Да и с музыкальным оформлением в ресторане «Иволга» дело обстояло неплохо.

Здесь не было площадки с «живыми» барабанами и гитарами, от которых у мистера Платта с души воротило. Вместо сценического помоста в центре зала стоял блестящий белый рояль, а за роялем сидел задумчивый молодой человек во фраке с длинными темными волосами и столь же длинными бледными пальцами. Он играл популярные классические вещи, перемежая их вариациями на темы известных рок-и поп-композиций. Рахманинов соседствовал здесь с группой «Дорз», Бетховен – с ретро-шлягерами «Битлов», а слезоточивые композиции Эннио Марриконе – с джазовыми пассажами Гершвина и Бернстайна.

Одним словом, обстановка была умиротворяющая.

– Ну что скажешь? – обратился мистер Платт к своему переводчику. – Хорошее местечко, не правда ли?

– О да! – кивнул Никита. Он уже успел отойти от шока и теперь источал миллиардеру благодарные, дружелюбные улыбки – одну лучезарнее другой. – Как говорит моя старшая дочь, «клевое» место!

Беседа шла на английском языке, однако мистер Платт мнил себя великим полиглотом – вот уже два месяца учил русский язык и живо интересовался жаргонными выражениями и словечками.

– Как вы сказали? – наморщил он лоб. – «Клевое»?

Никита кивнул:

– Угу. Клевое! Это значит «cool», «hard-boiled».

– Клевое, – с удовольствием повторил мистер Платт. – Забавное слово. У русских вообще много забавных слов. Не помню кто… кажется Томас Манн, назвал русский язык бескостным. Возможно, на немецкое ухо он и кажется бескостным, но, на мой взгляд, русский язык очень богат и выразителен. – Мистер Платт грустно вздохнул. – Но, к сожалению, труднопроизносим, – посетовал он. – И потом, все эти ваши падежи и склонения! Это же просто ужас какой-то!

К столику подошел официант.

– Форель уже готовят, – с улыбкой сообщил он. – Не желаете пока чего-нибудь попить?

Мистер Платт посмотрел на Никиту. Тот смущенно пожал плечами:

– Даже не знаю.

– На меня не смотрите, – сказал ему мистер Платт. – У меня сегодня вечером важная встреча, поэтому я ограничусь яблочным соком. Выпью с рыбой бокал сухого вина, и все. А вы берите, что хотите.

– М-м… Тогда, пожалуй… – Никита посмотрел на официанта и сказал, меняя тон с подобострастного на уверенный: – One beer, please.

– Какого желаете? – вежливо уточнил официант. – «Батвайзер», «Хольстен», «Клинское»? А может быть, наше фирменное?

– Ваше фирменное, – сказал Никита.

Официант кивнул и повернулся к Платту:

– Яблочный сок, если я правильно понял?

– Yes, my friend!

Официант вежливо поклонился и умчался выполнять заказ.

– Еще годик-два, и вы станете вполне цивилизованной страной, – заметил мистер Платт, глядя вслед удаляющемуся официанту. Затем оборотил свой взгляд на Никиту и спросил: – Так на чем я остановился?

– На падежах и склонениях, – напомнил магнату переводчик.

– Ах да. Так вот…

Мистер Платт разглагольствовал еще десять минут, наслаждаясь собственной великолепной дикцией и тем, как легко и свободно текут его мысли. Никита не вполне разделял восторги миллиардера, но предпочитал не перебивать.

Рыбу и два бокала белого вина принес не официант, а сам шеф-повар, невысокий, сухопарый человечек с челочкой черных волос и заискивающей улыбкой на тонких губах. Он поставил блюда и бокалы на стол и улыбнулся:

– Подарок от нашего заведения, мистер Платт.

Никита перевел слова шеф-повара Платту.

– Подарок? – Миллиардер приподнял брови (не так уж часто мистеру Платту делали подарки, поэтому он относился к подобным проявлениям гостеприимства с большим подозрением). – За какие заслуги? Я что, кинозвезда?

– Вы наш постоянный клиент, – ничуть не смутившись, ответил шеф-повар. – Причем один из лучших. Это простая дань уважения. Пожалуйста, не отказывайтесь!

Мистер Платт хотел было возразить, но рыба благоухала так заманчиво, а улыбка шеф-повара была такой располагающей, что он лишь вздохнул и развел руками.

– Приятного аппетита! – пожелал шеф-повар, повернулся и ушел.

Миллиардер внимательно осмотрел рыбу, словно подозревал какой-то подвох. Однако выглядела рыба великолепно.

– Думаете, они подсунули нам неликвид? – усмехнулся Никита.

В ответ мистер Платт пробурчал что-то невразумительное.

– Вот видите, мистер Платт, – все с той же насмешливой улыбкой сказал Никита, заметив, как порозовели щеки миллиардера, – не вы один умеете делать подарки.

Миллиардер вздохнул:

– Н-да, это верно. И все же… Черт, теперь я понимаю ваше смущение, Ник. Оказывается, человека очень легко смутить, делая ему добро.

Переводчик кивнул: – Абсолютно верное замечание.

– Ну что же, – мистер Платт вновь заговорил уверенно и деловито, – приступим, пожалуй. Посмотрим, не подсунул ли он нам дрянь. Как это по-русски?.. На ха-ля-ву?

– Точно! А русские говорят, что на халяву и уксус сладкий.

Мистер Платт рассмеялся. Затем миллиардер и переводчик положили на колени салфетки и взялись за ножи и вилки.

– М-м… – качал головой Платт, поедая рыбу и жмурясь от удовольствия. – Божественно! Просто божественно! Как вам рыба, Ник?

– Очень вкусно, – заверил его Никита. – Правда. Никогда не ел ничего вкуснее!

– А я вам говорил! – Лицо Платта сияло, глаза поблескивали лукавым огоньком. – И не забывайте про вино, Ник. Белое вино подчеркивает вкус рыбы.

А Никита и не забывал. Он уплетал рыбу за обе щеки, ни на секунду не забывая о том, что во внутреннем кармане его пиджака лежит чек на двадцать тысяч долларов. Поскорее бы закончился рабочий день (в шесть часов мистер Платт отправится на деловую встречу, и Никиту заменит другой переводчик), поскорее бы отправиться в банк и получить вожделенную сумму. Никита представил, как обрадуется жена, и его губы сами собой раздвинулись в широкую, глуповатую улыбку.

Платт хохотнул:

– Я вижу, Ник, рыба вам и в самом деле понравилась! Ничего удивительного. В свое время я…

Внезапно миллиардер осекся. Его лицо побелело и судорожно вытянулось. Он хрипло вдохнул и вскинул руки к горлу.

– Что с вами? – недоуменно спросил Никита, не понимая, плохо Платту, или он попросту валяет дурака.

Из горла мистера Платта вырвался судорожный хрип.

Ни секунды не раздумывая, Никита вскочил с места, обежал вокруг стола, просунул мистеру Платту руки под мышки, положил ему ладони на солнечное сплетение и резко надавил (он видел в кино – так спасали парня, который подавился вишневой косточкой). Однако это не помогло. Мистер Платт по-прежнему хрипел, загребая по полу ногами, обутыми в дорогие лакированные туфли.

Больше Никита не успел ничего предпринять. Сильнейший удар в челюсть отбросил его в сторону, он рухнул на соседний столик и потерял сознание.

Глаза мистера Платта остекленели, и он упал лицом в блюдо с рыбой.

Когда телохранитель поднял голову миллиардера из блюда, тот был уже мертв.

Глава вторая
Турецкий начинает

1

В этот вечер Александр Борисович Турецкий решил устроить жене праздник. Утром ему в голову пришла мысль о том, что он слишком мало внимания уделяет любимой жене. Пришла эта мысль не просто так. Вот уже два дня Ирина практически не разговаривала с мужем. На все его вопросы она отвечала односложно – «да» или «нет». Ужин она приготовила из идиотских полуфабрикатов, которые несколько дней пролежали в холодильнике. А после ужина сразу ушла в спальню.

Александр Борисович, понимая, что с женой творится что-то неладное, быстро сходил в душ, побрился, освежился туалетной водой и спустя десять минут предстал пред очами любимой жены во всем своем мужском великолепии.

Но жена уже спала.

Утром, собираясь на работу, она по-прежнему вела себя чрезвычайно странно. Молчала, хмурилась, а когда Турецкий напрямик спросил ее о причинах столь странного поведения, ответила: «С волками жить – по-волчьи выть». И ушла на работу.

Загадочная реплика жены совершенно сбила Александра Борисовича с толку. Весь день он размышлял о переменах, стараясь вспомнить, не обидел ли чем-нибудь жену. Но никаких обид припомнить не удалось.

Свет на ситуацию пролил Меркулов. Заметив, что Турецкий пребывает в дурном расположении духа, он весело поинтересовался:

– Что случилось, страдалец? Опять Ирина пилила за то, что уделяешь мало времени семейным заботам?

В ответ Турецкий холодно улыбнулся и сказал:

– Константин Дмитриевич, ты же знаешь, у меня нет семейных забот. У меня есть только тихие семейные радости.

Неприятная тема, таким образом, была закрыта. Однако осадок от слов начальника в душе остался. Проведя в тягостных размышлениях остаток рабочего дня (благо дел на сегодня было немного), вечером Турецкий решил действовать.

По пути с работы Турецкий заехал в супермаркет и накупил всякой вкусной всячины: копченое мясо, куриный рулет, селедочку в винном соусе, немного фруктов, немного сладостей, немного икры и большой кусок свинины. Поразмыслив, он добавил ко всем этим элементам сладкой жизни две бутылки шампанского и бутылку водки (нужно ведь подумать и о себе).

Вернувшись домой, Александр Борисович, ни слова не говоря жене, прошествовал на кухню и принялся за работу. За час, который Турецкий провел у стола и плиты, жена лишь однажды появилась на пороге. Появилась, глянула на творящийся в ее епархии беспредел изумленными глазами, усмехнулась и ушла в гостиную.

И вот час расплаты настал. Александр Борисович торжественно поставил на стол блюдо с куском запеченной в горчице свинины. К основному блюду добавилось еще несколько тарелок с весьма аппетитными вещицами. А вслед за ними и шампанское с водкой.

Турецкий сел напротив Ирины, провел ладонью по вспотевшему от нечеловеческих усилий лбу и сказал:

– Уф-ф…

– Тэк-с, – сказала Ирина в ответ и насмешливо прищурилась. – И что все это значит? Тебя повысили по службе?

Турецкий покачал головой:

– Нет.

– Уволили? – спросила Ирина.

Александр Борисович усмехнулся:

– Опять мимо.

Ирина задумчиво нахмурила лоб:

– Ты меня пугаешь, Турецкий. Кажется, я перебрала в уме все радостные события. Что еще могло случиться?

– Ничего, – ответил Александр Борисович. – Просто я подумал, что мы давно с тобой не сидели вот так… тихо и по-семейному.

– Да что ты? – всплеснула руками Ирина. – Неужели соскучился?

– Напрасно иронизируешь, – спокойно сказал Турецкий. – Помнишь, как мы любили сидеть вот так в молодости? Тебе тогда не нравились рестораны и кафе. Ты говорила, что на свете нет ничего вкуснее еды, приготовленной руками любимого мужа. Неужели твои вкусы так сильно изменились с тех пор?

Ирина печально вздохнула:

– Да нет, вкусы-то как раз остались прежними. Муж изменился – вот беда.

– В таком случае считай этот вечер маленьким путешествием в прошлое!

Александр Борисович взял бутылку шампанского и, помудрив несколько секунд над пробкой, разлил шипящий, пенящийся, благоухающий напиток по высоким фужерам.

Однако Ирина не спешила успокаиваться.

– Не нравится мне все это, – подозрительно сказала она.

– Все это? – удивленно спросил Турецкий, обводя рукой стол, уставленный яствами.

– Я не про еду, я про сам пир. Такое ощущение, что ты меня замасливаешь. Или притупляешь мою бдительность. Шурик, скажи честно, что-то случилось? Тебя посылают в долгосрочную командировку?

– Ангел мой, успокойся, – мягко сказал Турецкий. – Никуда меня не отправляют. Обещаю, что отныне я буду устраивать для тебя маленький пир регулярно.

– Регулярно? Раз в год, что ли?

Турецкий отрицательно покачал головой:

– У-у…

– Еще чаще?!

Он кивнул:

– Угу.

Ирина взяла фужер с шампанским, пересела с кресла на диван, улыбнулась и обвила шею мужа гибкими, тонкими руками:

– Ты моя радость…

– Нет, – возразил Турецкий, – это ты моя радость. А я – дерьмо, которое портит тебе жизнь.

– Дурачок. – Ирина нежно поцеловала мужа в щеку. – Ты не поверишь, но я видела от тебя не только гадости. Иногда мне было очень и очень приятно проводить с тобой время.

– Неужели? – притворно удивился Турецкий.

Ирина кивнула:

– Да.

– Наверное, в те моменты, когда я спал, отвернувшись зубами к стенке?

Ирина засмеялась:

– И в эти моменты тоже.

– Ну тогда давай выпьем за то, чтобы в нашей совместной жизни было как можно больше радостных моментов! – провозгласил Турецкий.

– Давай!

Они чокнулись и отпили из своих фужеров.

– Ну как? – спросил Турецкий.

– Здорово! – сказала Ирина и поцеловала мужа в губы. – Хорошо, что Нинка у бабушки, да?

– Ты думаешь, она бы нам помешала?

Глаза Ирины заблестели теплым, томным блеском.

– Это смотря по тому, как ты собираешься продолжить этот вечер, – сказала она низким, грудным голосом.

Турецкий посмотрел на жену и хищно прищурился.

– Сегодня вечером я собираюсь тебя съесть! – угрожающе сказал он.

Ирина приблизила свое лицо к лицу мужа и улыбнулась.

– Звучит заманчиво, – тихо сказала она. – А не боишься подавиться?

Турецкий, не спуская с жены влюбленного взгляда, легонько покачал головой:

– Не-а. Посмотри, какие у меня острые зубы.

Он щелкнул зубами и тихо зарычал.

– Какие мы страшные, – прошептала Ирина.

Она поставила бокал с шампанским на стол.

И в этот многообещающий для Александра Борисовича момент зазвонил телефон.

– Пусть катятся к черту! – сказал Турецкий, сжимая жену в объятиях.

Ирина покачала головой:

– А если это Нинка?

Она высвободилась из цепких объятий мужа и пошла к телефону.

– Алло, я слушаю. – Лицо Ирины помрачнело. – Хорошо, сейчас позову. – Она холодно посмотрела на Турецкого и сказала: – Тебя.

Мысленно чертыхаясь, Александр Борисович, подошел к телефону. Самые худшие ожидания Турецкого сбылись – это был Меркулов.

– Саня, привет, давно не виделись.

– Угу, – пробурчал Турецкий. – Часа три.

– Так много! С ума сойти. Но ничего, есть повод повидаться. Ты не смотрел сегодня новости?

– Нет. А что?

– Слышал что-нибудь о Лайэме Платте?

– Разумеется. Миллиардер и меценат. Вкладывает деньги в экономику России.

– Уже не вкладывает, – сказал Меркулов. – Два часа назад он умер.

– Очень жаль. А я здесь при чем?

– Ни при чем. Если не считать того, что ты будешь расследовать это дело.

– Черт… – Турецкий посмотрел на Ирину. Она была мрачнее тучи. Глаза жены, прежде такие теплые и мерцающие, стали холодными и неприязненными.

– Значит, этот толстосум откинул копыта в Москве, – уныло сказал Турецкий. – Что он здесь делал?

– Это ты узнаешь сам.

– Как он хоть умер-то?

– По виду – сердечный приступ. Ел рыбу в ресторане, схватился за грудь и помер.

Ирина вздохнула и отвернулась к окну. На душе у Турецкого стало тоскливо.

– Так какого черта я понадобился, если это сердечный приступ? – горячась, спросил он.

– Есть подозрение на отравление. Шеф-повар ресторана как в воду канул. А рыбу принес именно он. Опера уже отдали посуду и бокал, из которого пил Платт, на анализ. Слушай, мне сейчас некогда. Я послал за тобой машину, приедешь в управление – там все узнаешь. Пока!

На том конце провода раздались короткие гудки.

Турецкий медленно положил трубку на рычаг. Ирина пристально на него посмотрела и сухо усмехнулась:

– Как я понимаю, романтический ужин отменяется?

Александр Борисович вздохнул, сел на диван и попытался обнять жену, но она выскользнула из его объятий и резко встала с дивана.

– Езжай. Когда вернешься – постарайся не шуметь. Я буду спать.

2

Следующий день, в отличие от предыдущего, выдался пасмурным и ветреным. Солнце почти не показывалось из-за темных, мохнатых туч. К обеду начал накрапывать мелкий, противный дождь, но в ливень он так и не превратился.

Переводчик Никита Андреевич Сергеев съежился под колючим взглядом Турецкого. Обстановка кабинета следователя прокуратуры явно действовала на него угнетающе. Время от времени он прикладывал руку к лицу – на скуле переводчика темнел большой синяк. Турецкий отмечал эти движения ироничной усмешкой. Сергеев в ответ хмурился.

– Вы ведь не в первый раз работали с Платтом? – спросил Турецкий после очередного такого жеста.

Переводчик пожал плечами:

– В прошлый его приезд в Москву я тоже был переводчиком.

Турецкий откинулся на спинку стула и задумчиво склонил голову набок:

– Никита Сергеевич, могу я узнать, что вы с ним праздновали?

– Ничего, – угрюмо ответил переводчик. – Мы просто ужинали.

– Вы всегда ужинаете со своими подопечными?

– Нет.

Александр Борисович кивнул, словно Сергеев подтвердил его подозрения.

– Платт никогда раньше не приглашал вас в ресторан, так ведь? – сухо спросил Турецкий.

Переводчик нахмурился. Видно было, что этот разговор не приносит ему никакого удовольствия.

– Нет. За исключением светских раутов, где я должен был переводить.

– Так что же случилось на этот раз?

– Не знаю, – ответил Сергеев.

Турецкий выдвинул верхний ящик стола, вынул из него помятый чек и положил его на стол.

– Телохранители магната сообщили, что вы беседовали с Платтом о каких-то деньгах, – по-прежнему с холодком в голосе сказал Турецкий. – Не об этих ли?

Сергеев покосился на чек и сглотнул слюну – острый кадык резко подпрыгнул на худой шее.

– Ладно, – с усилием сказал он. – Ладно, я расскажу. Этот чек дал мне мистер Платт. Я пожаловался ему на то, что мне не дают ссуду в банке, и он выписал мне этот чек.

– Вот так вот просто: взял и выписал, да? – усмехнулся Турецкий.

Переводчик нервно поморщился.

– Я говорю вам правду, – сказал он. – Я не просил у него эти деньги. Мистер Платт любил играть в доброго барина. Ему было приятно чувствовать себя благодетелем. У всех есть свои слабости, и я его за это не осуждаю. Но честное слово – я не просил у него этих денег. Я сказал, что не смогу вернуть ему такую сумму в короткие сроки, но он лишь отмахнулся. Он сказал, что это его подарок на мой день рождения.

– Гм… Весьма великодушно. А когда у вас день рождения?

– Да еще не скоро.

Сергеев перехватил недоверчивый взгляд следователя и в сердцах воскликнул:

– Не смотрите на меня так! Клянусь Богом, это правда! Он выписал мне чек, а потом предложил отпраздновать это событие в ресторане. Я не знаю, что ему так припекло. Вероятно, у него было хорошее настроение и ему нужен был человек, с которым он мог этим настроением поделиться. С вами такого никогда не бывало?

– Ну почему, бывало. Конечно, я не разбрасывался направо и налево тысячами долларов. Но, с другой стороны, я ведь и не миллиардер.

– Вы мне не верите, – угрюмо отозвался Сергеев. – И напрасно.

На самом деле Турецкий верил переводчику. За долгие годы работы в прокуратуре он научился хорошо разбираться в людях. Иногда ему хватало одного взгляда, чтобы сказать, кто перед ним – честный работяга или человек, вступивший в сделку с собственной совестью. Некоторые называют это интуицией, Александр Борисович же считал «обыкновенной профессиональной проницательностью».

Турецкий внимательно вгляделся в лицо Сергеева.

– Значит, рыбу вам принес сам шеф-повар? – спросил он.

– Да.

– Расскажите мне об этом поваре.

Лицо переводчика выражало крайнюю степень недовольства.

– Я уже рассказывал оперативнику из МУРа, – резко ответил он.

– А теперь расскажите мне.

Сергеев пожал плечами:

– Да тут, собственно, и рассказывать-то нечего. Заказ Платт сделал официанту. Пока горячее готовилось, он принес нам сок и пиво. Потом подошел повар с рыбой и рассыпался в любезностях. Сказал, что рыба – подарок заведения.

– За какие заслуги? – поинтересовался Турецкий.

– Платт так и спросил. А тот ему ответил: за то, что вы наш постоянный и лучший клиент.

– И как это воспринял Платт?

– Слегка напрягся. Сказал, что не привык получать подарки. Сказал что-то насчет русской халявы и… Черт, а почему бы вам не расспросить обо всем самого повара?

– Расспросим. Когда найдем.

Глаза Сергеева округлились от удивления.

– Так что, он пропал?

– Угу. Скрылся в неизвестном направлении. Сразу после смерти Платта.

Высокий, бледный лоб переводчика покрылся испариной.

– Вот черт… Значит, его все-таки отравили. А ведь я мог быть на его месте.

– В каком смысле?

– Ну если бы этот проклятый повар перепутал блюда.

– Но ведь он не перепутал, – с легкой усмешкой заметил Турецкий. – Скажите, о чем вы говорили с Платтом.