Текст книги "Синдикат киллеров"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Все продавать не торопились. Отдали два с рожками, деньги большие взяли. Да к чему деньги-то, когда жить толком негде, все по углам, а в ресторанах питаться накладно. Вот тогда и решили покончить со всем арсеналом разом, чтоб уж больше не бояться, а ехать по домам. И так уж всю зиму проваландались. Тогда же и нарвались на дружков Бароновых. Сам Барон только с Ахметом говорил. Предложил дело. Но – один на один. Ты сделал, мой кореш тебе заплатил, и забыли друг друга. Поинтересовался, хорошо ли владеет оружием. Ахмет расхвастался, что одиночными из «Калашникова» птицу влет бьет. А ежели оптику на него поставить да глушитель навинтить, тогда как? Взялся бы пришить одного гада?

Ахмет боялся продешевить и назвал фантастическую для себя сумму два миллиона. И лучше в долларах. Все в долларах не выйдет, возразил Барон, тут же завалишься со своей валютой, а требовалось, чтоб Ахмет сделал дело и навсегда исчез из Москвы. За это он и получит «пол-лимона» деревянных, а остальное – в долларах. Деревянные – это чтоб немедленно с глаз долой. Автоматы же Барон покупает, платит, но чтоб Ахметов напарник тоже исчез немедленно. Хорошие были условия. Напарник получил свою долю и тут же уехал, а Ахмета поселили на недельку в какой-то пятиэтажке на окраине Москвы, жратвы принесли и сказали, чтоб ни на шаг не отлучался: может понадобиться в любую минуту.

Через неделю явился за ним Барон и сказал: поехали. Ахмета охватило возбуждение, но Барон, заметив, как вздрогнули его руки, нахмурился и велел не нервничать. Еще не на дело едем, добавил. Они сели в большую и красивую машину Барона, Ахмет не знал, что это за марка – дорогая, наверное, иностранная, – и поехали. Долго катили, за город куда-то. Барон предупредил Ахмета, что знать маршрут ему ни к чему, и залепил клейкой лентой глаза. Так вот они и ехали побольше часа, Ахмет даже заснул. Потом его взяли под руки и повели куда-то. Шли долго, похоже, даже нарочно петель добавляли, чтоб окончательно запутать его, Ахмета.

Ленту с глаз сняли в светлом небольшом помещении, где была койка, стол, стул и телевизор. Сказали, здесь поживешь, покажешь, как стрелять умеешь.

Для стрельбы был оборудован целый тир. Барон принес Ахмету оружие и сказал, что заводской номер сбили, навинтили глушитель и поставили оптический прицел. А стрелять он должен вот в кого. Барон бросил на стол перед Ахметом толстую пачку фотографий черноволосого и круглолицего человека. Ну что, человек как человек. Пока все не перестреляешь, не привыкнешь к нему, здесь поживешь.

Выходил в тир Ахмет под присмотром Барона, а больше никто к ним не заходил, даже кто к нему в комнату завтрак, обед, ужин доставлял, неизвестно, в таких вот почти тюремных условиях и провел Ахмет целую неделю. Однажды только пришел мужик в камуфляже, с черной шапочкой-маской на голове, посмотрел, как работает Ахмет, поправил ему маленько руку – чувствовалось, что хорошо владел оружием, и добавил еще, что правду говорил Ахмет – умеет стрелять. И к оружию приладился.

В общем, в течение недели изрешетил Ахмет лбы на всех фотографиях, к этому круглолицему брюнету привык, кажется, в толпе его сразу бы узнал, а главное, полюбил свое оружие, автомат с удобным откидным прикладом. Снимешь упор для плеча, отвинтишь глушитель – и он становится маленьким, в штанине спрятать можно. Хорошо кто-то над ним поработал.

И снова заклеили глаза Ахмету и повезли на машине. И проснулся он уже возле своей пятиэтажки. Вывели его, велели еще немного подождать. А уж весна в Москву пришла, свежим запахло! Погулять бы. Но приказали сидеть и не высовываться.

Наконец где-то через неделю явились, покатали Ахмета по Москве, переехали Москву-реку, откуда уже пошли пешком. Сопровождал теперь Ахмета дружок Барона, Коля, ,с золотым зубом во рту. Неприятный такой мужичок. С ним походили по улицам, показал он, куда потом прийти надо будет за зарплатой – так он сказал с кривой усмешкой. Но Ахмет почему-то верил Барону, наверное потому, что солидным этот мужик был, спокойным, разговаривал чисто, без блатных словечек и мата, и Коля его внимательно слушал и не перебивал. Значит, большой вес этот Барон имел. И сам же говорил, что посредники ему не нужны. Только помощники.

Поселили Ахмета у чудика какого-то на пару дней, все показали, рассказали, куда целить, в каком часу и прочее. Ну он дождался нужного часа, выцелил мужика в окне и снял его, как и хвастался, одним выстрелом.

А вот оружие бросить пожалел. Уж очень легло оно к руке. И оптика, и глушитель – кто сейчас так сделать-то сумеет? Словом, пожалел, в портки хорошо спрятал, а потом получил свою «зарплату» и был таков. Конечно, самолетом быстрее, поскольку решил Ахмет убраться на другой конец державы. Но в самолет оружие не пронесешь. Оставался поезд. Он и купил себе купейный билет аж до Хабаровска. Лучше б, конечно, до Владика, но там граница, пограничники, обыски, ну их всех...

В общем, сошел на землю в Хабаровске, за хорошие деньги снял номер в гостинице и стал думать, что делать. Идти работать с такими деньгами – надо быть полным идиотом. О доме родном он уже давно позабыл: что в деревне-то делать? Деньги голову кружили, деньги. В гостиничном ресторане познакомился с молодой парой, которая «челночила» в Китай, много знала и могла кое-чему научить. За деньги, конечно. Паспорт помочь заграничный оформить, маршрут рассказать, связи нужные наладить. Он уши развесил, а они его и «кинули». Небольшие по его понятиям деньги, но жалко, тем более обидно, что как с фраером обошлись. Словом, недели не прошло – встретил он их, голубчиков. На беду, уже под банкой был, сперва стал права качать, а потом и до рукопашной дошло. Но тут сила оказалась на их стороне, потому что не одни они новичков «кидали». Да и крыша в городе у них была. Менты их и спрашивать ни о чем не стали, а увезли драчуна в ИПС, по дороге еще, чтоб не огрызался, по почкам добавили. А когда обыскивать стали, все отделение сбежалось: «Вот это мильенщик! Валютой-то обклеиться можно?» Дурак, зачем он с собой столько денег-то таскал!

Ну, голубчик, говорят, раскалывайся сам, пока не поздно. Где взял, откуда прибыл, куда путь держишь, остановился где? Долго молчал. Но нашлись умельцы, взялись всерьез, и он решил частично расколоться. Пришли в номер с обыском, а под кроватью – мать твою! – автомат, да со всеми причиндалами... Снова вопросы: где купил? У кого? Ответил, как тут смолчать? В Москве купил, на Тишинке. У мужика, он из Приднестровья приехал. Деньги нужны были срочно. А свои деньги откуда? А в поезде почти две недели трясся, в карты выиграл. А чего, не могу, что ли? Садись напротив, сдавай, я тебе покажу!

Нет, не клеилось ничего. Никто не верил, чтоб столько валюты – на полтора миллиона наших кровных – мог Ахмет в вещмешке таскать.

И пока сидел он в хабаровском КПЗ, выяснили менты, что в собственном спецотделе это оружие не проходит, ну это у них быстро. Тогда послали запрос в Центральный спецотдел МВД. Указали номер оружия. Хоть и сбили его еще в Москве, но определить все равно можно, есть у них свои хитрости, о которых не рассказывают.

Ответ скоро последовал. Пропажа оружия из воинской части номер такой-то, расквартированной в Уфе и так далее. Потребовали фотографию для выяснения принадлежности оружия, которое и отправили в Уфу, в родную часть, которую покинул больше полгода назад. А уж там так обрадовались! Иди сюда, родной ты наш! Как же мы тебя давно не видели! И в камеру, ибо занялась им окружная военная прокуратура.

Пошли допросы, но Ахмет, окончательно запутавшись в своих показаниях, уже не мог придумать какую-нибудь стоящую правдивую историю, врал теперь что в голову придет. То он сам нарезку для глушителя сделал, когда купил его на Тишинке у того, из Тирасполя, который ему и оптику заодно продал, деньги срочно нужны были. А Ахмет их в карты выигрывал. В поездах поди проверь. И ни к какому преступлению он подготовку не вел, хоть убей, не было этого. Но вот зря он про Москву придумал. Надо было любой другой город назвать, где бывал. А эти суки зацепились за Москву и решили, что он наверняка там кого-нибудь «замочил», и на всякий случай послали оружие на экспертизу в Москву. В МУРе примерили автомат к той деформированной пуле, найденной в ванной у Мирзоева, и тут же доложили Романовой: она, родненькая.

Турецкий торопливо завтракал на кухне. А за его спиной слонялась в накинутом на плечи длинном забугорном халате Ирина. Она нарочито и вызывающе зевала, всем видом показывая, что явившийся уже и не за полночь, как обычно, и даже не на рассвете, что приличествовало бы ветреному гуляке, каким он глубоко в душе и является, к сожалению надо сказать, а просто в тот час, когда все нормальные люди выходят на работу, целуя полусонных жен в висок. И это уже совсем черт знает что такое. Ни в какие ворота не лезет.

Саша внимательно слушал ее бранчливые и тоже полусонные стенания, направленные скорее вовнутрь, а не наружу, то есть для собственного успокоения, а вовсе не для поучения провинившегося, а сам думал, как осуществить сегодняшним вечером глубоко продуманную операцию, против которой, как показывает мировой опыт, еще ни одна, хм, девица... ну хорошо, будем считать ее девицей – для успокоения совести, не смогла устоять.

И еще он подумал, уже заканчивая завтрак: что было бы сейчас правильнее: выпить чашку кофе или утащить Иринку в койку, пока она еще не совсем проснулась и не сможет оказать достаточного сопротивления? Победил кофе. Второе он оставил на вечер, как завершающий аккорд для своего сюрприза. И это правильно. Для рубрики в газете: так поступают настоящие мужчины.

В этот волнующий миг и раздался телефонный звонок. Ирка взяла трубку, промычала что-то невразумительное, а потом вдруг совершенно ясным, проснувшимся голосом, только что не завопила:

– Да вы знаете, когда этот нахал явился, а? Только что! Пять, а может быть, шесть минут назад! И вы считаете, что это порядочно с его стороны? И я всю жизнь должна терпеть, да? А он будет на служебной машине по ночам раскатывать, да? И при этом снисходительно улыбаться? Вот брошу его... – Ирка опасливо покосилась на него из-под руки с задранной к потолку телефонной трубкой: какова реакция и можно ли, не опасно ли продолжать концерт?

На что Саша подумал, что зря он так с Иркой. Ну конечно, надо было отказаться от утреннего кофе, тем более что он все равно со сгущенкой, а такой напиток можно выпить и в собственном буфете.

– Шучу, Александра Ивановна, это я так, для него, а то сидит себе как ни в чем не бывало и на меня ноль внимания... Передаю ему трубку! – Она замахнулась телефонной трубкой: – Иди, снова без тебя жить не могут! У-у! Глаза б мои не глядели!

Саша отставил чашку с недопитым кофе и пошел к телефону. По пути успел ухватить Ирку за талию, приподнять и так притиснуть к себе, что она только слабо охнула и обхватила его обеими руками за шею. Так, держа ее на весу, он и начал разговаривать с Романовой, пока не сообразил, о чем идет речь, и вообще не забыл об Ирине. Машинально отпустил ее и молча слушал, пока Романова не закончила свою информацию, что этого уфимского молодца уже, вероятно, вчера вечером отправили сюда, и ожидать его следовало в первой половине дня. Если, конечно, умники из военной прокуратуры не решили отправить его с какой-нибудь партией этапируемых. Тогда-а... Жди до морковкина заговенья. Правда, обещали побыстрее. Да разве ж им можно верить?

В свою очередь, он рассказал ей, что проводил Славу, а сейчас собирается не спамши на службу, поскольку самолет улетал только в пять утра. Но Ирина все равно не верит, и он не знает, как поступить. Наказать ее и пойти на работу или наказать Костю и не пойти.

Романова захохотала, обожая подобные ситуации и еще более обожая давать полезные советы. Решили, что ему лучше все-таки пойти. Что он торжественно и выложил Ирке. Обидев ее, естественно, до самой глубины души.

– Все, дорогая, шутки кончились, – сказал ей, повесив трубку. – Нашли, наконец, убийцу. Сегодня, скорее всего, будет в Москве. А еще я очень надеюсь на Славку. Он должен отыскать мне концы этого проклятого Молчанова.

Конечно же Ирина все прекрасно понимала и не надо было ей ничего объяснять. И Славу-то он совершенно правильно поехал провожать. Но как же не поворчать, если выдается такая исключительная возможность?

3

Ну конечно, он опоздал на работу. Не мог не опоздать. Да, в конце концов, человек он или машина? Машине и той теплый гараж требуется. А человеку? А ему требуются Иркины объятия, и чем сильней, чем горячей, тем свежей у него потом мозги становятся. Варят лучше. Это уж замечено. Когда ее раньше подолгу не бывало рядом, в сон тянуло, всякая чертовщина в очень заманчивом виде представлялась. А по улицам, особенно по весне, прямо-таки ходить трудно было: глаза так под встречные юбки и шныряли. Пока не адаптируется взгляд и ножки не примелькаются

В таком отмытом и очищенном от посторонних мыслей виде и явился он на работу. Сразу, на всякий случай сделав умное и задумчивое лицо, заглянул в приемную, но Клава не оценила его хитрости, а сказала, что Константин Дмитриевич уже с утра пораньше у генерального, а когда освободится, одному Богу известно. Саша мимоходом окинул привычным взглядом Клавины прелести, но остался к ним равнодушен, и это обстоятельство его даже очень обрадовало. И он даже не сразу понял, о чем она продолжала говорить.

А сказала она, что ровно в девять звонил из Самары Вячеслав Иванович и велел – она так и сказала, – велел ровно в девять быть у себя на телефоне, он сообщит важную новость.

Ну и ну, дошло наконец до Турецкого, если и ему удалось, то сегодня не обычный рабочий день, а красная дата в календаре. Убийца – раз, сбежавший Молчанов – два! Так и дело можно будет скоро закончить. Но, вспомнив ночное сообщение о покушении на Антона Тарасюка в Лондоне, подумал, что не исключено – вызов Кости к генеральному может быть связан именно с этим событием. Это что ж, и это дело теперь со своими соединять? А вдруг придется в Лондон слетать? Вот будет номер!

– Сидишь? – спросил у Залесского.

– Сижу, – охотно подтвердил тот и поковырял концом авторучки в ухе. – Вас, говорят, уже поздравлять можно?

– Рано, старик.

– А чего это у вас в Лондоне случилось?

А то, что по ночам не спать надо в теплых постелях с женами, а информацию получать. Радио хотя бы слушать. Шлепнули там очередного из моей компании.

– То-то я и смотрю, с утра пораньше совещание.

Турецкий достал из сейфа достаточно толстое уже следственное дело и бросил его на свой стол.

Они откровенно тянули время. Не хотелось приниматься за дела, потому что никто не знал, что случится в ближайшие пять минут и какая последует команда. Да и Славка с минуты на минуту должен был позвонить с новой информацией.

Наконец включился аппарат внутренней связи и раздался голос Меркулова:

– Турецкий на месте?

– Так точно, Константин Дмитриевич, жду сообщения из Самары.

– Игорь Палыч пусть сразу даст знать. А ты – ко мне.

Костя, видимо, как вошел в кабинет, так и не присел. Кивнув Турецкому, он пальцем указал на стул, спросил:

– Ты уже в курсе?

– Лондон?

Он самый. Наша ведь компания-то? С утра уже генеральному последовали высокие звонки, куда, мол, смотрим? Можно подумать, что это мы призваны их охранять. Совсем уже ошалели. Словом, так, предложено связаться в срочном порядке с Национальным центральным бюро Интерпола Российской Федерации, есть там Мельников Юрий Александрович, подполковник внутренней службы, начальник бюро, это возле «Новых Черемушек», и договориться с ним о сотрудничестве со Скотленд – Ярдом. Вернее, он сам договорится по своим каналам, а нам, не исключено, придется лететь в Лондон. Кто займется, решим позже. Но боюсь, что это будет у нас пустой номер.

– Ну почему же пустой? Ты и тогда говорил...

– Я приводил статистику. Общее, так сказать, направление. Но бывают и исключения. Твой киллер натворил ошибок, вот и попался. Когда к нам привезут этого хмыря Каримова, сам поглядишь, что это за личность. Везение это твое. Хотя! – Костя поднял перед собой обе ладони. Ты знаешь, я никогда не возражал против везения. Это ведь тоже часть предварительного следствия.

– Слава Богу, согласился наконец, – буркнул Турецкий.

– Не бурчи. Я против удачи, повторяю, не возражаю. Но она не может быть постоянной... Что, раньше в Нью-Йорк, а теперь в Лондон захотелось? – спросил Меркулов язвительно.

– Да куда уж нам! Ты вон Игоря пошли, он уже полностью созрел для западной жизни.

– А что, хорошая идея! – Меркулов сделал вид, что обрадовался. – Не посылать же тебя за пустышкой. А так, можно сказать, мы и высокое неудовольствие видимостью активизации деятельности смягчим, и главные силы распылять не будем. Молодец, логично мыслишь... Что-то, мне думается, не зря Грязнов пробился с утра, похоже, нащупал что-то. Дай-то Бог! Люблю этого сыщика...

– Про него кино снимать надо. Кость, а Кость, посоветуй, что мне с комиссаром Гореловым твоим делать? Чувствую, по мелочам его беспокоить – как бульдозером орехи колоть. Ехать надо с чем-то, а у меня пока один Фиксатый, в законе он или нет, теперь роли не играет, а больше ничего. Может, этот Горелов какие-нибудь существенные его связи откроет? Это тот случай, когда и хочется, и колется. Подскажи, ты ж его знаешь.

Знал его человек, которого уже нет в живых. Он нас и познакомил... Есть, конечно, вариант. Простой. Я беру своих, ты – Ирину, и едем отдыхать. На дачу. А там, как говорится, за шашлычком да доброй беседой, глядишь, и вопрос-другой, как ты говоришь, спросишь. Давай не будем торопиться, пусть нам Грязнов информацию даст. Вот тогда...

В дверь без стука сунул голову Игорь Залесский.

– Пойдем, – решительно сказал Меркулов. – Ты поговори, а я вас послушаю.

– Саша, ты? – громко, будто из соседней комнаты, раздался голос Грязнова. – Подробности факсом. Слушай главное. Местные ребята кое-что прояснили. У меня была беседа с Егором Корабельниковым, ну его жилет, понимаешь? – Слава намекал на бронежилет, который носят охранники. – Я высказал Шурины опасения насчет всероссийского розыска и соответствующей статьи, отчего настроение упало. Понял? Короче, заказывай Иркутск, полету всего пять часов, позвони Никитину, моему коллеге он встретит. А тут интересные дела, поэтому хочу задержаться. Маме сказал, она дала добро. Какие пожелания?

Поскольку Турецкий держал трубку на расстоянии от своего уха, Меркулов все слышал и только утвердительно кивал. Саша посмотрел на него и спросил:

– Будем что-нибудь передавать?

– Не надо, он и так все знает. Скажи, вылетаешь.

– Понял, Слава, вылетаю. Спасибо.

А сам тут же подумал: как же с вечерними планами? Опять отложим, что ли?

Послышались гудки отбоя. Вот и весь разговор, как поет Кикабидзе. Десяток фраз, а сколько информации!

Ну вот видишь, – наставительным тоном сказал Меркулов. – Ничего в нашей жизни нельзя планировать. Ни тебе загранкомандировок, ни пикников на даче... Я так понимаю, что нашел он Молчанова, умница. Факс придет, будем знать, где его брать за хобот. Извини, Александр Борисович, но это дело должен доделать ты сам. А на более легкое мы сейчас направим нашего дорогого Игоря Палыча. Попрошу ко мне, господа хорошие. Обсудим детали.

– Клава, – сказал он, проходя через приемную, – тебе очень нравится Турецкий? Можешь не торопиться отвечать. Я знаю. Поэтому поручаю тебе выписать ему командировку в Иркутск с сегодняшнего числа... Недельки для суточных хватит? Хватит, а вернешься по возможности дня через два. Вот так. И билет, Клава, на любой вечерний рейс. Пять туда да плюс время набегает, утром и будешь на месте... А о пикнике, Александр Борисыч, я еще подумаю. Как раз к твоему возвращению. Ну пошли, решим, как силы распределять будем.

4

Иркутский аэропорт, холодный зимой и жаркий летом, встретил неуютом. Огромный стеклянный параллелепипед был забит народом, который давно собирался, но никуда не мог улететь ввиду отсутствия керосина. Заместитель Никитина майор Машков, невысокий и худощавый, одетый в серую куртку и брюки, заправленные в сапоги, встретив Турецкого у трапа самолета, провел через душный и шумный, как цыганский табор, аэровокзал на площадь, где их ожидала машина.

Саша, хотя и успел подремать в самолете, чувствовал себя тем не менее невыспавшимся. Похоже, срабатывал фактор времени – все-таки разница пять часов, в Москве сейчас самый сон. А здесь солнце вовсю и тепло не по-апрельски.

Ранняя в этом году весна у нас, – взглянув на небо, сказал Машков. – Но в Листвянке, несмотря на солнце, будет прохладно. Поэтому вы правильно сделали, что плащ прихватили. Мы уж после вашего звонка сообразили и, на всякий случай, одежку для вас подобрали.

– А Никитин, как я понял, в отъезде?

– Точно так. В Подкаменке он. А вас велено встретить и к нему препроводить. Как вы насчет позавтракать? Если не очень проголодались, думаю, нам лучше будет сразу махнуть в Листвянку, там перекусить и – дальше, в Подкаменку.

– А это далеко?

– Нет, до Листвянки час с небольшим, дорога хорошая, а там «Орионом» – суденышко есть такое, гидрографическое. Но сейчас у него работы нет и мы его используем как транспорт.

– Делайте, как считаете удобным. Согласен на любой вариант. Но, считаю, лучше ехать сразу.

– Тогда вперед. – Майор предупредительно открыл заднюю дверцу «Волги», а сам сел радом с шофером. А город, если захотите, мы вам на обратном пути покажем.

Машина, обогнув город стороной, скоро выскочила на хорошую асфальтированную дорогу, ведущую к Байкалу, и с обеих сторон потянулась настоящая тайга, которую Саше прежде приходилось видеть только на картинках. Деревья стояли голые и словно обожженные огнем – черные и рукастые. И он не сразу понял, что этот лес – лиственничный. Они же сбрасывают на зиму свои иголки и от того вид имеют – будто после пожара. А вон выше, по сопкам, сплошная темная зелень, это, наверное, знаменитые кедрачи. Красивые места. Приехать бы сюда отдохнуть. С Ириной...

Вчера, когда почти мгновенно решился вопрос с командировкой, поскольку пришел факс от Грязнова, где указывался точный адрес сбежавшего миллионера, Саша и обрадовался, и расстроился. Нет, мысли о Лондоне почему-то даже и не приходили ему в голову. Лететь на Байкал, где неожиданно обнаружился Молчанов, было в настоящий момент нужнее. Но вместе с тем рушились и определенные планы, которые Турецкий уже разработал для себя на вечер. И вот, когда, наконец, все решилось и билет в кассе в Домодедово был уже заказан, вдруг родилась еще одна мыслишка – маленькая такая, трусливенькая: а что, может, это пока и к лучшему? Ну чего, в самом деле, торопиться? Куда опоздать боишься? Ты уверен в своих чувствах, ну и...

Ирина же его сообщение приняла как должное. Ничем не выразила неудовольствие, спросила только, что надо приготовить в дорогу. Набор был, как всегда, известный – пара рубашек, тщательно выглаженных естественно, носки, носовой платок, бритва и зубная щетка с пастой.

Тем временем Романова, уже по своим каналам, отбила депешу полковнику Никитину в Иркутск, и тот, сообщив о получении задания, отбыл из города.

Понимая, что на указание начальства так или иначе, но реагировать все равно придется, Меркулов дал задание: Залесскому немедленно приступить к ознакомлению с делом Мирзоева – Молчанова, убитого его помощника и Фиксатого, а Турецкому – сообщить Игорю всю необходимую дополнительную информацию, словом, вооружить его, если все-таки потребуется вылететь в Лондон. Сам же Меркулов не сильно верил в такую возможность: свяжутся, договорятся, начнутся консультации по факсу, а поисками убийц, если до этого дойдет-таки дело, англичане займутся сами. Но, скорее всего, те уже давно покинули Лондон. Если не Англию вообще.

А ближе к концу рабочего дня Меркулов снова позвал Турецкого к себе в кабинет.

– Я только что дал задание Иванцову просмотреть крупные дела за последние три года. Пока, думаю, этого достаточно. Можешь радоваться, – фыркнул Костя, – начальник пошел на поводу у подчиненного.

– На тебя это так не похоже! Но что случилось, Костя?

– Просто, поразмыслив над твоей бредятиной, я решил, а чем действительно черт не шутит? Ведь нельзя же полностью исключить, что кто-то из этой компании или они все вместе проходили по какому-нибудь делу? Уголовному, а может быть, и гражданскому. Ну, в общем, посмотрим. Если даже имеется хотя бы одна сотая процента, уже помощь. Но больше я надеюсь, что тебе удастся разговорить Молчанова. И тогда уже отпадет нужда искать преступника, он сам вычислится.

– Хорошо бы нам слона поймать большого... Ну а если Молчанов закроет рот на замок? Я ж не могу и в самом деле угрожать ему арестом. Он скажет, я все известное сообщил вашему следователю, оставил своего человека – начальника охраны, ну а сам от всех волнений решил отдохнуть. Что, не имею права? Я что, на государственной службе? Дисциплину нарушил? Вот и все аргументы. А то, что мы начали дело по факту его исчезновения, то как начали, так и кончим, если он с помощью все тех же своих друзей-приятелей выйдет на нашего генерального. Еще и нам врежут за эту, как ее – помнишь? – неавторизованную активность... Вот разве что по-человечески с ним как-то... Если он способен пойти на это. Да и Слава что-то любопытное там у него раскопал. Знать бы, другое дело. – И вдруг сказал без всякого перехода: – Костя, а ведь ты мне сегодня всю жизнь поломал.

Как это? – Костя взглянул поверх очков и напряженно наморщил лоб.

– А в прямом смысле. Я ведь собирался сегодня схватить Ирку и отволочь в загс для написания заявления. А ты меня вместо этого – в Сибирь. Теперь ведь могу и передумать.

Костя хмурился и смотрел недоверчиво, желая понять – всерьез ли говорит Турецкий или, как обычно, лепит горбатого? Кто его, однако, разберет! И Костя спросил неуверенно:

– Но ведь, судя по твоему очень неискреннему виду и явно жульническим замашкам, до сих пор тебя вполне устраивала этакая легкая и фривольная жизнь казака?

– Костя, – Турецкий постарался говорить как можно серьезнее, – все когда-нибудь кончается.

– А ей-то ты сказал об этом? – проявил прозорливость Костя.

– Что ж я, псих, что ли? Да она меня может знаешь куда послать? Ей нельзя давать времени на раздумье: за шкирку и...

– Ты говорил про подол, – напомнил Костя.

– Это одно и то же, просто с другого конца. Костя, Ирку надо брать с налету, в глубоком пике, понимаешь? Чтоб она не могла ни вправо, ни влево.

– А может, ты ошибаешься? И она, как вполне нормальная женщина, по неизвестной причине связавшая жизнь с таким оболтусом, как ты, только и ждет, когда ты ей скажешь ласково: моя дорогая и так далее, ну что обычно говорится в таких случаях?..

– А что говорится? – Вопрос Турецкого был коварен, но Костя не купился на него.

Ты хочешь узнать, что я сказал Леле? – Он наивно и беззащитно взглянул на Сашу, и тому почему-то стало неловко. Ибо Костины семейные отношения были табу, а для него, Турецкого, в первую очередь. Таких нежных и уравновешенных отношений надо было еще поискать. Им пришлось пережить вместе такое, что никому не пожелаешь, но их чувства друг к другу остались такими же чистыми и глубокими, как в первый день творения. Ни с кем нельзя было сравнивать этот семейный триумвират: Костя – Леля – Лидка, иначе можно было бы усомниться, что на земле вообще осталась хоть какая-то малая доля справедливости. Нет, не туда заехал брат Турецкий, и, пока не поздно, надо выруливать.

– До ваших отношений, Константин Дмитриевич, нам, конечно, далеко, сами понимаете, время не то, молодежь пошла, знаете ли... Да и Ирка не похожа, по-моему, на княгиню Волконскую, которая, если помните, кинулась за своим мужем в Сибирь. От Ирки такого не дождешься.

– Знаешь что, дорогой мой, – ласково улыбнулся вдруг Костя, – а пошел бы ты со всеми своими розыгрышами...

– Ну вот, – принял оскорбленный вид Турецкий, – в кои-то веки вызовешь начальника на откровенный, душевный разговор, как тебя сразу же отсылают по известному адресу!

– Ну если вопрос стоит таким образом, что ж. – Костя снял телефонную трубку и, зажав микрофон ладонью, сказал, глядя поверх очков: – Я вызываю срочно машину, время еще есть, мы заезжаем на Фрунзенскую, едем в загс, кажется, это где-то в районе Пироговки, неподалеку, и вы в моем присутствии подаете заявление. Ну, вызываю машину?

Турецкий онемел.

– Так ведь... Отчего ж не подать? Подать всегда можно. Но разве в этом дело? Сегодня у нее – да, а завтра? Наверное, ее устраивает такое положение, – попробовал было снова заморочить он голову Косте.

А Костя, покачав трубку в ладони, небрежно бросил ее на аппарат и после паузы сказал:

– Не в ней, дорогой мой, дело, а в тебе. Это тебя устраивает вольная жизнь. Потому что ты уверен: она рядом, никуда от тебя не убежит... ибо ей некуда бежать, а ты об этом никогда не думал... и она тебя поддержит, выручит, даже раны твои боевые залечит, чего ж тебе еще?

Костя сказал это таким спокойным и чуточку печальным голосом, что у Саши перехватило дыхание. Боясь все испортить какой-нибудь глупой шуткой, он только молча вздохнул.

– Я бы тебе вот что посоветовал. Езжай-ка ты домой и проведи вечер с ней вдвоем. Машину я тебе подошлю. На тот случай, если княгине захочется вдруг проводить тебя в Сибирь. До Домодедова. И запомни, пожалуйста, у тебя отличная толстая кожа, она быстро затягивает даже ножевые и пулевые отверстия. А у Ирины кожа нежней, она женщина, а с ними случается, что неловко сказанное слово может сделать рану пострашней пулевой, которая не затянется, как ты ее потом ни лечи. В общем, вали отсюда, надоел.

В Листвянке было пронзительно светло от солнца. Отражаясь в байкальской воде, оно било с такой силой, что все вокруг казалось залитым сияющим серебром. Сразу заболели глаза. Машков понимающе хмыкнул и протянул Турецкому солнцезащитные очки.

– Тут без этого нельзя, ослепнуть можно.

– Да, красота потрясающая. А что, разве Байкал у вас не замерзает? – спросил Саша.

Вообще-то замерзает, но нынче весна теплая, ранняя. То ли еще будет! – пообещал майор. – Ну, давайте сходим позавтракаем. Николай Николаевич, – нагнулся он к водителю, – ты как, с нами пойдешь или домой? В принципе ты нам сегодня больше не нужен, решай. – Шофер что-то сказал, и майор махнул ладонью. – Езжай, мы дадим знать.

Машина развернулась и укатила обратно в тайгу. А Турецкий с Машковым поднялись по недлинной улочке на высокий берег, где стояло вполне современное, в окружении одноэтажных деревянных домов за высокими заборами, здание гостиницы, где был и ресторан. Вот, оказывается, и сюда дошла цивилизация? Оно конечно, Байкал, туристы, их теперь стало особенно много из-за рубежа, вот и обслугу приходится держать соответствующую.