Текст книги "Опасное хобби"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 35 страниц)

57

Сияющие от средиземноморского загара женщины, щебеча, хлопотали на кухне. Турецкий с Грязновым уединились, чтобы никто не мешал мужскому разговору.

Рассказывал Слава.

– Лариса выступала в суде как потерпевшая. Как я и ожидал, был устроен грязный спектакль. Адвокат этого мерзавца начал задавать ей такие вопросы, за которые я бы лично просто набил ему морду. Ну к примеру, как могла потерпевшая отличить одного насильника от другого, если сама же показала, что временами впадала в беспамятство? Или требовал, чтобы она указала, в какой последовательности ее насиловали подсудимые. Я еще никогда не видел подобного издевательства над человеком. Прокурор пробовал чего-то вякать по этому поводу, но судья, как говорится, оставлял без последствий. Зал небольшой, но был набит людьми, явно пришедшими на спектакль. С соответствующей реакцией. Но понял я только одно: хотя у Ларисы железный характер, однако и она с трудом сдерживала себя.

Грязнов ходил по комнате, размахивая руками и ероша свои рыжие волосы. Он словно заново переживал постыдную комедию в суде.

Судья, председательствующий на процессе, прекрасно знал, что делал. Похоже, ему «предложили» так делать, и он в меру своих сил старался. Арестованные, как и следовало ожидать, брали все на себя, всячески выгораживая «дядю Гурама», который, естественно, ни сном ни духом… Оружие, едва ли не хором утверждали они, это дело старого Мкртыча. Вот возьмите его, и пусть он ответит перед законом. А дядя

Гурам! Они изображали его с такими ангельскими крылышками, что впору было орден «Дружбы народов» давать, а не хороший срок…

Адвокаты отработали свое. Судья был непререкаем: Ованесов не виновен. Дело с оружием требует тщательного доследования, а по этой причине Гурам Ильич Ованесов освобождается из-под стражи под подписку о невыезде прямо в зале судебных заседаний.

– Да, кстати, – сказал Слава, – этот наш Ашотик получил десятку. Я так понимаю, за то, что на дядю Гурама поклеп возвел. Остальные – соответственно от пяти до восьми с учетом отсутствия судимостей, отличных характеристик и еще черт знает чего. Словом, адвокаты добились своего. И все основные пункты обвинения, по дружным показаниям этой шпаны, были свалены на Погосова и покойного Гоги, который, оказывается, был у них своего рода заводилой.

Мы сидели втроем: я, Лариса, а справа от нее Никита Емельяненко. Когда осужденных увели, Гурам хотел подойти к нам, то есть, конечно, к Ларисе. Но на его пути встал Никита. Он достаточно громко сказал приближающемуся Гураму: «Уходи!» Тот говорит: «Я хочу женщине принести извинения за действия этих негодяев, которых совершенно справедливо покарал суд». Представляешь? Но Никита посмотрел на Гурама так, что, будь я на его месте, честное слово, съежился бы. «Лучше исчезни с глаз, – говорит. – Нам двоим тут тесно. Исчезай, потому что я тебя все равно уничтожу». А Гурам заявляет: «На завтра у меня назначена встреча с первым замом премьера, который сделает мне ценное предложение – надеюсь, государственный пост предложит. Я скажу ему, чтоб он сделал тебя, Никита Семенович, начальником моей охраны. Верным людям плачу очень хорошо. Подумай, пожалуйста, над моим предложением». Жаль, ты не видел Никиту. Говорит спокойно так: «Я же сказал: убирайся. Пока не поздно». Ох, как осерчал Гурамчик! Помолчал многозначительно и говорит: «Хорошо. Но тебя я запомню». На что Никита со свойственной ему, как ты говоришь, прямотой солдата громко заявил: «Лучше бы тебе этого не делать, мерзавец. Тебе достаточно уже того, что я запомнил тебя. Однажды я надел на тебя наручники, чтобы отдать в руки правосудия. Ты обошел его. Второго раза не будет. Я сам выполню функцию суда». Ну что, постоял Гурам, прикрикнул на зашумевших было его подпевал, которые сидели в зале, зрители, так сказать, моральная поддержка, и те вмиг смолкли. На том все и кончилось. Я увез Ларису домой. Ее трясло всю дорогу. Но она не плакала. Сильная баба, такое пережить!.. Как оплевали…

Слава опять нервно вскочил, сказал, что пойдет поглядит, как там дела на кухне.

– Еще несколько бытовых деталей. – Он остановился в дверях. – Акимов, он был с нами, заметил в зале суда ту девицу, которая пыталась ввести стрихнин. И написал судье записку об этом. Тот прочитал и кивнул Акимову. А потом, когда суд сделал короткий перерыв, подозвал Володьку и сказал, что по этому поводу у него уже была беседа с дежурным врачом, с той старушкой. Короче, она сказала, что никакого стрихнина не было, просто Акимову, да и ей тоже, с перепугу да со сна показалось. Понял? Это Володьке-то показалось! Ну и хрен с ними со всеми! Нервов не хватает… Да, а тот единственный из арестованных, который заявил, что Лариса «поступила» к ним уже после того, как ее изнасиловал дядя Гурам, почему-то скончался. Оказывается, у него был врожденный порок сердца. Это у бугая-то! Чисто работают негодяи. Ну ладно, пойду посмотрю, что там у наших дам и когда можно звать гостей к столу, а ты пока отдохни.

Турецкий поднялся, походил по комнате. Взял сигарету, закурил. Славка рассказывал хотя и кратко, но атмосферу в зале суда сумел передать вполне зримо. Саша воочию видел всех действующих лиц, даже различал выражения их физиономий…

– Ну? – вернувшись через несколько минут, сказал Грязнов. – Как ты сейчас себя чувствуешь? Отошел малость от беседы с народом? Там, – он ткнул большим пальцем себе за спину, – уже другой народ тобой интересуется.

– Я-то давно уже отошел. А чего ты еще хотел рассказать?

– Закончить нашу историю. Ну так вот. Неделю с небольшим назад, или в начале той недели, не помню… Смешалось уже все в голове. Словом, звонит мне Лариса, просит срочно приехать. В чем, думаю, дело? Однако порулил. Да, кстати, после моего возвращения из Венгрии я ей в двух словах пересказал суть допроса Богданова. В общем, приехал я, охраны никакой, сама дверь открыла. Я, значит, спрашиваю, что случилось, почему, мол, так? Она отвечает, что теперь в этом нет никакой нужды. Поскольку она уезжает и квартира на Комсомольском продана. Кому? Вот об этом и речь. Гурам ей звонил, оказывается, вскоре после суда. Как она сказала, настойчиво попросил не бросать трубку и выслушать его. В охране ее, сказал, больше нет необходимости. Он распорядился, чтобы волос не упал с ее головы. Ничьей мести может не опасаться. Напротив, предлагает ей встретиться, чтобы он мог лично объяснить, как она ему нравится и какое безумное впечатление она произвела на него. А все происшедшее – это какой-то кошмар, затмение, помрачение ума! Он всю жизнь будет казнить себя за то, что доставил такой прекрасной, замечательной женщине столько неприятностей и беды. Ну, короче, активно предлагал ей стать его любовницей, содержанкой. Все, что хочет, любые деньги – все к ее ногам. Она, как ты можешь догадаться, объяснила этому подонку, что не только видеть, но даже одним воздухом дышать с ним не может и не желает. И бросила трубку. Это она мне так рассказывала… Через день-другой новый звонок. Чей-то явно кавказского происхождения голос стал объяснять Ларисе, что с дядей Гурамом так нельзя разговаривать. И если он приказал ее не трогать, это еще ничего не значит. Пока могут не трогать, а потом могут и крепко тронуть. Ну, короче, начался шантаж. Целью которого, как скоро выяснилось, точнее прояснил сам Гурам, было вот что. Он вдруг заявляет, что как-то ехал мимо и заодно решил посмотреть ее бывшую квартиру на Комсомольском. Она его вполне устроила. Это ж надо такое! Сам открыл, вошел, осмотрел и остался доволен. Ввиду того что возвращение Вадима не ожидается, а ей две квартиры не нужны, он предлагает ей продать эту ему. Все документы уже подготовлены и оформлены, осталась только ее подпись, не более. Когда можно подъехать, чтобы привезти деньги и подписать бумаги на владение? Ей, скажу тебе, стало страшно. Но на всякий случай поинтересовалась, во что он оценивает ее квартиру? А вы сколько хотите? – был ответ. Она возьми и ляпни: сто миллионов! Рублей, уточнил он, не долларов же? Ну хоть и рублей. Хорошо, отвечает, могу привезти завтра в полдень. Хочу рассчитывать застать вас дома. Можешь себе представить, приехал и привез – сберкнижку с сотней миллионов. На ее имя. Она позвонила в банк, проверила, ей подтвердили поступление денег. Что оставалось делать? Подписала на продажу. Охранник сидел рядом, глаз с него не спускал. Поэтому Гурам вел себя, по ее словам, вполне корректно. На убийцу никак не был похож.

– Можно подумать, что у них на лицах фиолетовый штамп: убийца! – усмехнулся Турецкий.

– Вот именно. Уходя, снова посоветовал отказаться от охраны, поскольку он лично готов гарантировать ее безопасность. На что она ответила: можете не беспокоиться. Я все равно уезжаю за границу – от ваших убийц и от вашей любезности.

– Ну и тип!

– Это не все, – предупредил Слава. – Он тут же предложил ей продать ему и вторую квартиру. Ну, здесь уж нашла коса на камень. В общем, выпроводила его, а сама задумалась. И мне позвонила. Только не в тот же день, а немного позже, когда была уже полностью готова к отъезду. Вещей как таковых у нее было немного. Квартиру она запирала на все секретные запоры и ключи забирала с собой. Вдруг когда-нибудь захочется вернуться? Говорила, что едет как туристка, но, похоже было, надолго, если не навсегда. А цель моего вызова такова. Смешно рассказывать, ей-богу… – Славка засмеялся. – Она говорит, я вам всем тут столько забот доставила, что не знаю, как и отблагодарить. Бросьте, говорю, это наш долг. Долг-то долг, а человеческое отношение – это совсем другое. Поэтому… приготовься, Турецкий! Она говорит: из-за меня у многих из вас неприятности, вон у вашего друга даже машину сожгли. Не знаю, кто из вас помог мне больше, но с вами, Вячеслав Иванович, я за отца расплатилась полностью, хотя – что деньги! Не ими жизнь наша измеряется. В любом случае низкая, говорит, благодарность. А вашему другу, то есть, стало быть, тебе, передайте вот это. – Грязнов залез в свой письменный стол, стоящий возле окна, достал оттуда портмоне тисненой крокодиловой кожи и кинул Саше на колени.

Турецкий помнил это портмоне с документами и ключами от машины, он забирал их у Кисоты. Кстати, как она?

Слава сказал, что, вернувшись из Венгрии, позвонил ей по просьбе Богданова и передал от него привет. Вадим интересовался, не бросит ли она трубку, если он позвонит. Вот так дословно и передал. Богданов повторил, что, если все окончится благополучно, он немедленно продолжит контакты с Министерством культуры.

– Ну я и позвонил, – сказал Славка. – Интересно же было, как в этом мире складываются такие отношения. Доложил ей о допросе в Будапеште, то, что счел возможным. Она долго молчала, а потом прокуренным таким голосом базарной торговки ответила, будто ляпнула: «Не брошу!» Из чего я сделал вывод, что счастье еще может быть возможно. Правда, я ее не видел, а ты видел и даже в руках держал. Скажи, ей действительно нужно такое вот «счастье»?

Грязнов, конечно, имел в виду Богданова.

А Турецкий неожиданно вспомнил Веронику Моисеевну. И громко хмыкнул.

– Конечно, Славка!

– Я тоже так подумал, потому что буквально на следующий день позвонил, чтобы уточнить что-то по Богданову, не помню, какую-то мелочь, и не по своей воле, Кругликов что-то со временем уточнял, словом, на ее месте сидела совсем другая дама, которая сказала мне, что Алевтина Филимоновна взяла отпуск и оформляет документы для поездки за границу. Будет теперь не раньше чем через месяц. Вот так.

– Ну вот видишь, – сделал глубокомысленный вывод Турецкий, – хоть кому-то в этой грязной истории повезло.

– А по поводу твоей полной нелюбознательности, – Грязнов показал пальцем на портмоне, которое, не раскрывая, крутил в пальцах Турецкий, – мне следует сказать следующее. Постараюсь тоже дословно. Итак, передайте, говорит, это вашему другу Александру Борисовичу. Я хочу, чтоб он вспоминал обо мне не самыми худшими словами. Вот так, ничуть не меньше, Турецкий. Женщины тебе машины дарят! Ты хоть это-то понял, безлошадный ты наш?

Да, в портмоне были ключи от «Жигулей», которые Саша перегонял к Ларисе от Кисоты.

– Ну и что мне теперь с ними делать? – как-то равнодушно спросил он.

– Ездить, балда! – восхитился Грязнов. – Ездить и ни о чем не думать, понял? Ну вот, – шумно выдохнул он. – А теперь тебе напоследок. На вот, ты ж газет не читаешь, особенно таких.

Грязнов вынул из ящика и протянул Турецкому газету. Саша посмотрел шапку – «Подмосковные известия». Вишь ты, и такая, оказывается, есть! Одна из заметок на последней полосе была обведена красным карандашом. Называлась она «Огнем и мечом».

«Очередная разборка между преступными группировками, – писала газета, – произошла в подмосковном городе Фрязино… Неизвестные лица на трех иномарках, как сообщили нашему корреспонденту невольные свидетели, незадолго до полуночи въехали в Новый поселок, окружили один из коттеджей и выстрелами из гранатомета разбили, а затем, облив дом жидкостью, напоминающей напалм, сожгли особняк, принадлежащий известному авторитету преступного мира, некоему Ованесову Г. И. Как сообщили нам в отделении милиции, среди нескольких трупов, обнаруженных на пожарище, один несомненно принадлежит хозяину. По фактам поджога и убийства ведется следствие».

– Ну а теперь что скажешь? – уперся взглядом Грязнов.

– Когда труп принадлежит его хозяину – это газетчики просто отлично придумали. Но скажу другое. – Саша стал серьезным. – Страшно… Славка, жить в государстве, где закон не может наказать преступника.

– Да, – согласился Грязнов. – А нам? Нам-то что же остается?

Турецкий молчал.

– Ну, Саша?

– Забыть? – со странной интонацией не то сомнения, не то вопроса к самому себе сказал Турецкий и швырнул ключи от машины на Славкин стол.

– Вот так, значит? – с сарказмом протянул Грязнов.

– Еще неделю назад в телефонном разговоре Костя сказал мне, как бы между прочим, разумеется, чтобы я зря не рыпался:. они, – Саша ткнул указательным пальцем в потолок, – не рекомендуют в настоящий момент начинать новое расследование по тем фактам, что я привез из Эрмитажа. На фоне волны, которая поднята в прессе по поводу возвращения художественных ценностей их бывшим законным хозяевам, заострять внимание демократической общественности на фактах воровства в музеях несвоевременно и нецелесообразно. Таково решение, подсказанное, надо понимать, генеральному прокурору заинтересованными лицами из президентского окружения. Кстати, материалы следствия по делу об убийстве Константиниди, кражи ценностей и прочего уже переданы в Федеральную службу безопасности, которая, видимо, теперь уже сама найдет им дальнейшее применение. Ты понял, Грязнов?.. Ну вот, а говоришь: что делать?.. Забыть, Славка, – уже твердо закончил Турецкий. – У нас что, других важных дел мало?

– Мужчины! – донеслось из соседней комнаты.

Они переглянулись и разом хмыкнули, вкладывая в эти малоосмысленные звуки всю свою иронию, на которую были способны.