Текст книги "Недобрый час"
Автор книги: Фрэнсис Хардинг
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Вскоре они побежали уже вчетвером. Дзынь-дзынь, дзынь-дзынь, тихо позвякивали ключи на поясе.
На улице Рудознатцев дома еще не ломали, но в соседних кварталах уже стоял треск. Оглядевшись, мужчины в перчатках быстро открыли замки на фасаде и сдвинули его вбок. Стала видна красная дверца. После кратких переговоров оттуда вышли двое – здоровенный детина и паренек лет пятнадцати. Парагон это или нет, сказать было сложно: ему на голову надели мешок. Сегодня это нормально, на пожаре часто заматывают лицо от дыма.
Надо действовать, пока его не увели в другой конец города и не спрятали за очередной дверью. Но Тихоня одна, а их пятеро. Что же делать? Она видела единственный путь.
Ключники предприняли все меры предосторожности. Двое наблюдали за улицей, третий встал на углу, четвертый стал запирать дом, а пятый следил, чтобы мальчик с мешком на голове не делал глупостей. Но вверх они не смотрели, и тощая девчонка, прыгнувшая с крыши, застала их врасплох. Тихоня дернула Удачу за ворот и прижала когти к горлу.
– Назад! – рявкнула она. – Или сегодня будет неудачный день! Ну-ка, отошли!
Ключники долго переглядывались, семафорили друг другу бровями, но все понимали, что любое неосторожное движение окончится гибелью Удачи. Делать нечего, и, еле сдерживая жажду убийства, они отступили.
Мальчик, косолапый, неуклюжий, с длинными руками, оказался выше Тихони. Что не помешало ему дрожать и всхлипывать, как малышу под одеялом.
– Меня прислала девочка из дымохода, – шепнула Тихоня, и всхлипы стихли. – Говорит, ты хочешь на свободу. Это правда?
Голова в мешке кивнула.
– Тогда поступай, как я скажу.
Тихоня стянула мешок. Парагон зажмурился, у него отвисла челюсть.
– Я не сделаю тебе больно. Но этих людей надо убедить в обратном. Доверься мне.
Парагон снова кивнул.
– Ах, – разинул он рот. На густые ресницы впервые за много лет упали солнечные лучи, и перед глазами поплыли прекрасные сверкающие круги.
ДОБРЯК НАЖИВИТЕЛЬ, ЗАЩИТНИК ИЗВИВАЮЩЕГОСЯ ЧЕРВЯ
Бренда Эплтона к замку провожала огромная толпа. Впервые в истории Побора одного арестанта конвоировала четверть города. Мэр изрядно удивился, когда во двор хлынули люди с хохочущим «радикалом» на руках.
Поднялся гвалт: все бросились наперебой перечислять грехи Эплтона и делать прогнозы на будущее, где фигурировала крепкая веревка и ближайшее дерево.
Мэр шагнул вперед:
– Ни в коем случае! Мы же не звери! Его следует арестовать, допросить, судить и казнить в строгом соответствии с законом! Самосуда я не потерплю!
Подойдя ближе, мэр разобрал отдельные крики, и лицо его заострилось. Он развернулся к Бренду:
– Это правда? Ты посмел поднять руку на Удачу Побора?
Толпа, затаив дыхание, следила за Брендом. Он, в свою очередь, смотрел то на бледное, печальное лицо Лучезары, то на серые стены дома. «Не так давно я был здесь желанным гостем, – думал он. – Она играла мне на клавикорде».
– Да, – бесхитростно ответил он.
– Это ложь, – объявил один из советников мэра, седой импозантный джентльмен с ключами на поясе. – Удача находится в безопасном…
– Докажите, – потребовал Бренд. – Что, не можете? Потому что Удача мертва.
– Я тебе не верю! – взорвался мэр.
– Правда? Значит, я убил не того человека. Высокий паренек, темноволосый, пятнадцати лет от роду, сросшиеся брови. Сюртук не по размеру из зеленого бархата. Долговязый, неуклюжий. Это не он – ваша Удача?
У мэра лицо застыло от ужаса. Даже седой Ключник утратил былую уверенность. Откуда им было знать, что Бренд повторяет Мошкино торопливое описание?
– Очень похоже. Видят Почтенные, очень похоже. – Мэр посмотрел на Ключника. – Вы мне врали! Все время врали!
Озираясь, мэр видел в людях отражение собственной паники. Наконец он медленно развернулся к дочери. На его лице промелькнула сложная гамма чувств: сожаление, гордость, облегчение, уныние и, наконец, решимость.
– Тихо! – рявкнул мэр.
Поднявшийся было испуганный гвалт затих.
– Слушайте все! Спасение есть! Произошло кошмарное святотатство, но в Поборе пока есть Удача! Подлый радикал хочет запугать нас непроверенными слухами о пожаре. Но вы, как и я, знаете, что Удача – это человек с самым светлым, самым благостным именем в Поборе! Когда Удача умирает, ей на смену приходит следующее имя по списку. Удача оставит город, только если живой выйдет за стену. Узрите! Новая Удача! Моя собственная дочь Лучезара!
Глаза Лучезары превратились в синие блюдца ужаса, на побелевшем лице ярко проступили веснушки. Как животное, попавшее в капкан, она искала путь к спасению, но восторженные люди медленно сжимали кольцо. Они смотрели на нее, как на встающее солнце, она на них – как кролик на удава. Людское восхищение всегда защищало Лучезару от проблем, но теперь оно само являло собой проблему.
Клент без особых усилий подавил приступ жалости. Его холодный ум бесстрастно разложил ситуацию по полочкам. Если бы только страхи Лучезары сбылись! До конца жизни запертая в башне, она больше не будет делать гадости. Причем в таком варианте есть красивая завершенность, ведь Лучезара всегда была истинной Удачей Побора.
Но если верить Мошке, Бренд врет. Он был ранен еще до того, как похитили Удачу. Лежа в лихорадке, убить он никого не мог. Клент не знал, зачем Бренду понадобилось оговаривать себя, навлекая всеобщий гнев. Видимо, тот понял, что от виселицы не уйти, и решил напоследок устроить переполох. Увы, Ключники скоро предъявят Парагона Худосочия, живого и невредимого, и тем самым спасут Лучезару. Значит, надо переломить ситуацию прямо сейчас.
– Простите, милорд мэр, я боюсь, вы считаете Удачей не того человека.
Все уставились на Клента, причем Лучезара – с надеждой и ужасом утопающего, схватившегося за змею.
– Я расскажу вам одну необычную историю. Мисс Лучезара, если можно ее так называть, подтвердит мою правоту. Недавно я познакомился с повитухой из Ночного Побора, которая призналась, как однажды пожалела слабенького, больного малыша и ради дневного имени на пару минут изменила в бумагах истинное время рождения. – Клент пересказал историю Парагона, тщательно избегая упоминаний имени и пола ребенка.
– Мисс Лучезара, скажите нам, кто этот ребенок? – спросил он в конце.
Пойманный зверь готов отгрызть себе ногу.
– Это была я. Когда я родилась, час добряка Бонифация уже прошел.
Толпа испуганно загомонила.
– Получается, вы родились в час… – доброжелательно подсказал Клент.
Лучезара нахмурила прелестное личико, вспоминая, кто из Почтенных идет после Бонифация, и вздрогнула от омерзения.
– Мухобойщика, – прошептала она.
Может, она верила, что эта новость не пошатнет ее позиций. Может, она думала, что умницу-красавицу и всеобщую любимицу ни за что не сошлют в Ночной Побор. Первый же взгляд на отпрянувшую толпу развеял ее заблуждение. Люди, словно просыпаясь ото сна, смотрели на Лучезару острыми, враждебными глазами. Она утратила ореол святости. Чего можно ждать от дочери Мухобойщика, кроме обмана и лжи?
Было бы глупо упускать этот миг потрясенной тишины. Клент потер ладони.
– Раз уж мы начали рассказывать истории, я вспомнил еще одну. Презабавнейшую повесть о похищении, точнее, о бегстве или даже о предательстве… Выбирайте сами, добрые друзья. По-хорошему, на моем месте должен стоять мистер Бренд Эплтон, ибо он был главной жертвой заговора, но, боюсь, благородство сомкнет ему уста. Я же, наоборот, на время утратил присущую мне галантность, посему…
Когда посыльный протолкался через толпу и сообщил мэру, что Парагон Худосочень, живой, невредимый и взятый в заложники, стоит на мосту, Клент уже закончил рассказ о злодействах Лучезары. Жители Побора смотрели на приемную дочь мэра, будто она у них на глазах откусила голову котенку.
* * *
На мосту Тихоню с Парагоном зажали со всех сторон. Сперва при виде когтей, почти вонзившихся в горло Парагона, люди расступались. Но стоило им шагнуть на древние доски, как растущая толпа осознала, что странная девчонка собирается увести бесценную Удачу из города.
Парочка остановилась ровно посередине моста. На восточной стороне целое море зевак толпилось в арке и глазело из окон Часовой башни. На западной стороне была видна манящая дорога на Манделион, но путь преграждала тяжелая решетка и отряд стражников. Даже статуи Почтенных на мосту взирали на беглецов с открытой враждебностью.
Тихоня, ослепленная дневным солнцем и брызгами Длиннопера, ничего не видела. Она сорвала голос, перекрикивая шум воды, и все равно не помогло.
– Выпускайте всех с кичи и тащите сюда! – орала Тихоня. – В первую очередь рыжую редиску, Бренда Эплтона! Открывайте ворота и мордоворотов с мушкетами уберите, а то я вашу Удачу порешу!
– Кто-нибудь понял, что она говорит? – спросил Малиновый, который выполз из кабинета на шум.
Дюжина человек покачала головами.
– Вот досада… приведите уже кого-нибудь, кто знает феню!
– Ха, – повторил Парагон.
Тихоня заметила, что его волосы, щеки и усмешка сверкают капельками воды. Потом глянула вниз полюбопытствовать, чему он там улыбается, и чуть не потеряла сознание. Шум Длиннопера был ей так же привычен, как ветер на коже, она давно перестала его замечать. И вот перед ней открылись пенные буруны, павлиньи перья водопадов, бесконечная мощь потока, стайки радуг, играющих в водяной пыли. Река казалась живой, красивой и женственной. Тихоня впервые увидела богиню, рядом с которой прожила столько лет.
Она поняла, что приказывать бесполезно. Люди смекнули, что она хочет забрать Удачу из Побора. Самые смелые уже шагнули на мост. Тихоня оскалила зубы, как загнанная в угол собака.
– Назад! – крикнула она, но те и не подумали остановиться. Жаль, но ее угроза больше не действовала.
– Почему тебя не слушаются? – шепнул Парагон.
«Потому что твоя смерть их устроит, в отличие от твоей свободы».
– Собственная жизнь им дороже, чем твоя, – нехотя объяснила Тихоня. – Они верят, что, если ты уйдешь из Побора, город погибнет. А если умрешь, твое место займет другой человек.
Поднялся ветер. Парагон восторженно заорал. Тихоне стало его жаль. Он вообще понимает, что творится, что все планы пошли коту под хвост, что свободы им не видать? А стоит ли объяснять? Пусть пока радуется.
– Можно теперь я буду приказывать? – спросил он.
– Нет, – процедила Тихоня сквозь зубы. – Ты заложник, а заложники не командуют.
Если бы дело было ночью, если бы она не так устала, следующий ход Парагона не застал бы ее врасплох. Мальчик вывернулся из рук, прыгнул через перила, схватил за рога Добряка Фуллока и повис над водой, касаясь досок пальцами ног.
– А теперь? – спросил он, скаля ровные жемчужины зубов.
Раздался общий испуганный вздох, приправленный криками и щелчками взводимых мушкетов.
– Не стреляйте! – крикнул Парагон так, чтобы его слышали по обе стороны моста. – Не стреляйте, а не то я улечу!
К ужасу толпы, он попрыгал на носочках. Тихоня поняла, что ее сейчас убьют. Она спряталась между статуй, чтобы было труднее попасть. Ни единого выстрела. Вскоре она выглянула из убежища. Солдаты остановили мерную поступь и тревожно уставились на буйную Удачу.
– Слушайте все! – Беспечный смех Парагона отразился от нависающих скал. – Слушайте меня!
И люди прислушались. Даже Ключники, шедшие со стороны города, в бессильной ярости смотрели на счастливую Удачу. Даже мэр следил за этой сценой из окна Часовой башни. Горожане замерли, воздев руки над головой, будто хотят поймать падающего мальчика или отвести беду. Многие уставились на бурлящий поток далеко внизу.
Тихоня далеко не сразу поняла, почему его угроза вдруг сработала. Мальчик молодец, он слушал, делал выводы, а потом одним ловким ходом всех оставил в дураках. Люди не любят смотреть, как в реку падает беспечный мальчик, особенно носитель святого имени. Но больше они боятся, что за ним в пропасть полетит весь Побор. Смерть Удачи – это несчастье. Насильственная смерть – жуткое святотатство. Но если Удача заживо прыгнет с моста, это будет настоящая катастрофа. Если бы Тихоня когтями перехватила горло Парагону, Удача просто перешла бы к следующему по списку. Но если он спрыгнет или упадет в реку, он покинет город живым. Что будет дальше? Вдруг беда разразится мгновенно, люди даже до дома добежать не успеют?
– А теперь открывайте ворота!
У Парагона сияли глаза. Это была главная проверка. Все взгляды обратились на мэра, который так вцепился в подоконник, что едва не выдрал его из стены. Ощетинившись, мэр резко кивнул. Стражники на дальнем конце моста с трудом раздвинули створки ворот и начали поднимать скрипящую решетку.
– Все ворота! – каркнул Парагон. – Открывайте все ворота, все двери, по всему городу!
По напряженной позе мэра было видно, что этот приказ разрывает ему душу. Но он снова кивнул.
– Вы слышали Удачу! Снимайте фасады! Открывайте двери! Делайте, что он говорит!
Никто не рискнул сообщить мэру, что жители города давно заняты этим. На борьбу с пожаром бросили все средства, потому что ненасытный огонь с ловкостью ночного вора скакал с балкона на балкон, залезал в каждую щель, перелетал через улицы, находил в подвалах склады пороха, масла и спиртного. Поборцы отважно боролись с ним. Одни хватали бочонки, кувшины, кожаные фляги, вставали цепочкой и передавали воду из колодца. Другие брали топоры и лестницы, а то и пожарные багры, разбирали крыши и ломали стены, чтобы пламя не перекинулось дальше.
Поначалу тронуть барьеры Ключников казалось немыслимым кощунством, потом – храбрым поступком, позже – суровой необходимостью. Но со временем настрой поменялся. Люди крушили замки и фасады от всей души. Дневные и ночные жители спасали город плечом к плечу, невзирая на цвет значков.
Такое единство застало пожар врасплох. Когда ветер, его главный союзник, исчез, огонь утратил волю к победе. Он ждал нового порыва, чтобы показать городу свою мощь, но так и не дождался. Тем временем пожарные отбивали у него одну улицу за другой.
Закопченный авангард борцов с огнем вовсю махал топорами и молотками, когда пришла весть, что мэр приказал ломать все замки и стены Ключников. Почему? Да какая разница. С новыми силами люди принялись за дело. Трещали доски, скрипели засовы, разлетались замки. И гнев Ключников не обрушился на них. Поборцы разрушали город с радостью ребенка, обнаружившего, что родители не всеведущи, а тарелки легко бьются.
Вдруг прошел новый слух, как холодный дождь в опаленной пустыне:
– Ворота! Ворота открыты!
* * *
Ночные жители грамотно распорядились свежеобретенной свободой. Те, что поумнее, бросились за своими вещами, а самые расторопные – за чужими. Люди хлынули из города через восточные ворота, откуда их манили богатые земли вокруг Оттакота и Чандеринда.
Обитатели трущоб на западном берегу Длиннопера не сильно от них отстали. Похватав котомки, они вбегали в западные ворота и вылетали из восточных быстрее, чем успеешь сказать «голодная смерть». По настоянию Удачи стражники западных ворот перешли на другую сторону моста, и решетка осталась без охраны.
Тихоня защищала Парагона, готовая порезать когтями любого, кто попробует поймать Удачу за руку. Никто не рискнул подойти к ним. По приказу Парагона выпустили всех арестантов, включая доходяг, отбывающих трудовую повинность.
– Теперь приведите сюда Бренда Эплтона! – потребовал Парагон по просьбе Тихони.
Безмолвная толпа ждала битых две минуты, пока мэр изображал поющего скворца. Наконец он придушенно хекнул и махнул рукой. Стражники верно истолковали этот жест как согласие. Через пять минут к мосту притащили избитого восемнадцатилетнего паренька с криво перевязанным боком и с рук на руки передали когтистой девушке.
– Надеюсь, в Манделионе все как ты говорил, – буркнула Тихоня. Она озабоченно посмотрела на Парагона, но тот, хихикая, лишь махнул в сторону открытых ворот.
Мэр в бессильной ярости смотрел, как Тихоня с раненым Эплтоном исчезает за воротами, уходя от расплаты.
На мосту остался один Парагон Худосочень. Солнце зашло за тучи, радуги погасли, и промокший мальчик задрожал на ветру.
– Как холодно, – сказал он, стуча зубами.
Мэр спустился вниз и медленно подошел к Удаче, ни на миг не забывая, что Парагон в любой момент может устремиться к воротам.
– Мальчик, пойдем, – сказал он с теплотой и даже почтением в голосе, ведь перед ним стояла сама Удача. – Наигрались, хватит. Ты ведь не привык ни к свету, ни к холоду.
Парагон покачал головой и дрожащими руками вцепился в голову добряка Фуллока.
– Пойдем. Мы согреем тебя и отведем в безопасное место. Никто тебя не тронет. – Мэр осторожно делал шажок за шажком. – Возьми меня за руку, и пойдем домой. Ты нам нужен. У тебя есть важное дело. Ты же понимаешь?
Мальчик устало прижался щекой к деревянной голове Почтенного и кивнул.
– Да. Важное дело. Всех спасать, – буркнул он. Потом захохотал, помахал кому-то в толпе, с неожиданной прытью перепрыгнул через перила и бросился бежать.
– Быстрее! Стреляйте… по ногам… – пролепетал мэр.
Захлопали мушкеты, но Парагон бежал так неуклюже, так дергался и вихлял на ходу, что ни одна пуля не попала в цель. Он проскочил в ворота и был таков.
– В погоню! – крикнул мэр, спешно ретируясь с моста.
Один-единственный стражник рискнул пойти вперед, но через пару шагов древняя доска подломилась под его весом, и он по пояс ухнул в дыру. Отчаянно цепляясь, он сумел вылезти на мост и медленно добрался до твердой почвы.
Повисла мертвая тишина. Как обычно, ненадолго.
– Спасайтесь! Удача Побора сбежала! Удача ушла! Мост падает! Бегите из города!
Слушая панические вопли, мэр обернулся посмотреть, кому Парагон махал на прощание, но увидел лишь безымянные маски ужаса. Правда, краем глаза он заметил сиреневое пятно.
ДОБРЯК КРУЧЕНЫЙ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ПОСЛЕДСТВИЙ
Побор опустел с изумительной скоростью. Ночных жителей и так, кроме стен, ничего не держало, а дневные, лишившись Удачи, тоже растеряли былой апломб. Люди брали все, что могли унести, уволочь или укатить, и отправлялись в путь. К рассвету в городе не осталось ни единой живой души.
Причем через западные ворота вышло всего три человека: Бренд Эплтон, Тихоня и Парагон. По общему мнению, первая парочка отправилась в Манделион, а куда делся Парагон, никто не знал. Парень вприпрыжку ускакал в неизвестность и без следа растаял в вересковых пустошах.
Прочие жители хлынули через восточные ворота, изрядно озадачив сэра Фельдролла. Он и не подозревал, что в Поборе живет столько народу. Хуже того, его армия категорически отказалась переходить Длиннопер по «проклятому» мосту. В своем нежелании они были не одиноки, древние доски пугали всех.
Однако из любого правила есть исключения.
На рассвете, когда в прошлой жизни заревел бы первый горн, на восточный край моста шагнула одинокая фигура. Даже не шагнула, а скакнула. Всем весом обрушилась на доску, попрыгала на месте и пошла дальше.
Мошка, закутавшись в шаль, со всей дури молотила башмаками по обветренным доскам. Вчера, когда стражник провалился сквозь мост, Мошкины убеждения пережили сильный удар. На миг она поверила, что Удача на самом деле хранила Побор, что без Парагона мост рухнет в реку и город полетит следом. Ночью, заворачиваясь в одеяло, позаимствованное у солдат сэра Фельдролла, она ощутила, что не может до конца отделаться от этой веры. И поняла, что если оставит все как есть, то сомнения будут глодать ее вечно.
– Хорошо, – процедила она сквозь зубы, – докажи, что ты проклят. Докажи, что доска сломалась не случайно. Сбрось меня в реку.
Она так увлеклась экспериментом, что не заметила человека, бесшумно подошедшего с другого края моста. Лишь увидев под носом пару сапог, она прекратила скакать, выпрямилась и посмотрела в глаза Арамаю Тетеревятнику.
Он, как на прошлой встрече, был затянут в черный костюм, только сверху накинул плащ, а на руки натянул бежевые детские перчатки.
– Май, ты задолжала мне город.
Мошка, вздрогнув, вспомнила собственные слова: «Побор достается вам». Девочка взмахом руки указала на город, где зияли пустые окна, скрипели открытые двери, а ветер гонял по улицам хлопья пепла.
– Забирайте, мистер Тетеревятник, Побор ваш. Больше никто не предъявит на него прав. Даже голуби.
– Город – это больше, чем тонны камней, скрепленных раствором. В Поборе жили люди, а теперь их нет.
– А зачем вам люди, мистер Тетеревятник? Вам ведь нужен был только мост.
– Бесполезный мост.
– Вы и хотели, чтобы он стал бесполезным. Вы бы столкнули его в Длиннопер, если бы смогли.
– Правда? И зачем же?
Мошка рискнула исподлобья посмотреть Тетеревятнику в лицо.
– Потому что вы торгуете страхом. Напуганные люди бегут к вам, просят разобраться с радикалами, с преступниками, с пауком под кроватью. Они вручают вам свои города и позволяют диктовать вашу волю. Знаете, что я думаю? Революция в Манделионе – это самая большая удача Ключников за много лет. Теперь все ищут радикалов у себя в сортире, в погребе, в каждом шкафу. Правители в ужасе. Наверняка у вас в приемной толпятся губернаторы в париках, они кричат, что радикалы лезут прямо из тарелки с супом, и умоляют защитить их. Ваш праздник продолжается, пока стоит Манделион. Вот зачем в комплект к Ночному Побору вам понадобился Дневной. Чтобы без вашего разрешения через мост не прошла армия.
Предрассветный мороз посыпал статуи Почтенных перхотью. Тетеревятник с абсолютно невозмутимым лицом смотрел вниз на Длиннопер.
Пока Мошке везло. Хоть они с Тетеревятником скрестили клинки, они не метили друг в друга. У них была общая цель, так что два лезвия, одно длиной с палец, второе – до неба, сработали как ножницы. Только зря она не сдержалась. Надо было притвориться глупее. Дуру, случайно влезшую в большие дела, Тетеревятник мог бы отпустить.
– Май, ты думала о будущем?
– А что, у меня есть будущее?
Снова она краем глаза заметила, как уголки губ приподнялись на высоту волоска. Редкое, пугающее явление – улыбка Тетеревятника.
– Ты по-прежнему водишь дружбу с Эпонимием Клентом, шпионом Книжников? Что ж, он годится, чтобы сделать первые шаги в ремесле, но рано или поздно тебе предстоит принять решение. Выбрать будущее. Выбрать сторону.
Мошка оперлась на деревянный лоб добрячки Сиропии и ощутила, как острые льдинки тают под рукой.
– Я могу еще многому научиться у мистера Клента.
– Хорошо. В следующие именины к тебе придет человек и спросит, не изменила ли ты мнения. Имей в виду, я пристально слежу за судьбой одного драгоценного камня…
Беженцы из Побора собрались в лагере сэра Фельдролла. Вернувшись туда, Мошка увидела, как многие взваливают котомки на спину и уходят на восток. Неподалеку Малиновый изучал открытые пространства, недоумевая, где тут делать записи и как переворачивать страницы. Дальше по дороге девочка увидела Сыпь и Трепачку с малышом на руках. Судя по всему, семейство благополучно воссоединилось.
Клент с характерным бесстыдством объявил себя дипломатом на службе сэра Фельдролла и выбил себе и секретарше место в армейской палатке, где и нашла его Мошка. Клент делал пометки в черном блокноте. Наверху красовалась надпись «Побор». Дальше шло: «Похищения, костяная лошадь, ПОЖАР, города больше нет».
Клент оторвался от записей и протянул девочке конверт.
– А, Мошка, держи, очередной плод твоей искусной лжи.
Уважаемый мистер Хвощемордый Прыщенос!
Я не слишком люблю шутки и еще меньше люблю ловушки. Я долго ждал на условленном месте встречи. Каково же было мое удивление, когда, опоздав на целый час, вместо нанимателя на площадь заявились молодчики самого бандитского толка и наивно спрятались за углом.
Гильдия Ростовщиков уведомила меня, что нарушение условий контракта огорчает их не меньше, чем меня. Сим уведомляю вас, что, если вы не выплатите должную компенсацию мне и Ростовщикам, ваши права будут аннулированы.
Ваш преданный слуга,Романтический Посредник
– Этот засоня Могилкин! – воскликнула Мошка. – Я была права! Они, похмельные, опоздали и упустили Романтического Посредника.
– Не ругай их слишком строго. Полагаю, молодая хозяйка специально угостила их ромом. – Клент вздохнул. – Похоже, список тех, кто смертельно оскорбится, узнав о наших проделках, пополнился гильдией Ростовщиков.
Мошка признала его правоту. На аукционе она видела, как Ростовщики «аннулируют права» – крик бедолаги, улетевшего в шахту, до сих пор стоял у нее в ушах.
– К счастью, если мы без лишнего шума уйдем со сцены, вся вина ляжет на гнусного Скеллоу и гадкую девицу Марлеборн. Они с приемным отцом сбежали?
Мошка кивнула. Семейство Марлеборн вышло из города с основной массой людей. Лучезара в тщетной попытке защититься от всеобщего презрения прятала лицо под вуалью.
– У меня есть чувство… – Мошка прищурила глаза, – такое чувство, что она ушла от расплаты.
– Ты бы предпочла публично высечь ее розгами? Или затравить собаками? Мадам, мы уничтожили ее доброе имя, теперь она на собственной шкуре узнает, что мир жесток. Наверное, даже отец теперь зовет ее Мухозаврой. Можешь радоваться тому, что на каждом шагу ты была колючкой в ее атласной туфельке. Она наняла Романтического Посредника, а ты расстроила встречу с ним. Потом явилась к ней домой и выдала отцу ее планы. Когда она уже держала выкуп в руках, ты прискакала в облике призрачной лошади и снова все испортила. Она собралась было вновь потребовать выкуп, но ты ее спасла.
От этих мыслей Мошке и впрямь стало теплее на сердце. Вдобавок у нее были веские подозрения о судьбе искомого редиса.
– Интересно, куда делся камень? – тоскливо вопросил Клент. Его мысли явно двигались в том же направлении.
– Понятия не имею, – заявила Мошка. Ее честные глаза казались бездонными колодцами невинности.
– Ладно, дитя, есть и хорошие новости. Я встретил Книжника и, лишь слегка покривив душой, убедил его, что мы, действуя в интересах гильдии Книжников, предотвратили захват города Ключниками. Наша звезда снова восходит на небосводе, наш флаг снова гордо реет в вышине. Короче говоря, они покупают мои стихи, так что нам не придется зимой жрать траву и камни.
Он кинул взгляд на Сарацина, радостно щиплющего траву. Гордая шея гуся играла мускулами, а клюв смачно ломал мясистые стебли.
– Хотя одному из нас такая диета по нраву. С травой понятно, но зачем это свирепое создание ест камни?
– Потому что кусать своими зубами он может, а жевать нет, – ответила Мошка, стараясь не смотреть Кленту в глаза. – Он глотает мелкие камешки, они попадают в зоб и там, как жернова, перемалывают пищу.
Девочка бросила на Клента острый взгляд. Похоже, тот спросил без задней мысли. Мошка решила сменить тему.
– Мистер Клент, я встречалась с мистером Тетеревятником.
– Да? – вскинулся Клент. – Хотя по тебе незаметно, ты цела и невредима. Что же сказал мистер Тетеревятник?
– Он не то чтобы предложил мне работу, а я не то чтобы отказалась.
– Ясно. Если уж завел милое увлечение решать судьбы городов, будь готов к повышенному вниманию. Он, случайно, не уточнил, надо ли нам настраиваться на полет с обрыва в реку?
– Я сказала, что могу у вас многому научиться, а он ответил, что в мои следующие именины пришлет человека. – Мошка скорчила рожу. – Одолжила немного времени.
Клент помолчал.
– Я глубоко убежден, что с одолженным временем надо обращаться как с одолженными деньгами. Тратить без оглядки, а когда они кончаются, исчезать.
– А потом настанет час расплаты, к нам придут кредиторы и приставы…
– …И мы одолжим снова, под больший процент. Наша новая афера будет ярче, обещания громче, истории невероятнее, а ложь изощреннее. Мы будем торговать картами затерянных кладов, мы покорим новые вершины… а потом рухнем оттуда, и падать будет больно. Ключевое слово – «потом». Больше у нас ничего нет, но «потом» наступит потом.
Сарацин, спешно подхваченный на руки, не выказал неудовольствия. Он привык, что мир вокруг рушится, что очередная катастрофа всегда маячит на расстоянии вытянутого крыла. Он всегда был готов к побегу, он спокойно переносил крики, погоню и запах дыма. Черные бусины глаз бесстрашно взирали на мир из-под задиристого лба, а в зобу перекатывался камень из короны последнего короля.