Текст книги "НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

Соавторы: Джон Кейт (Кит) Лаумер,Лэрри Найвен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

На мысленное изображение лица Фостера наложилось другое, изображение Кулклана, короля Ртра, повелителя Валлона и властителя Двух Миров.

В моем, земном сознании Лиджена, появились и другие картины, похищенные мной из памяти захватчика:

Хранилище с копиями памяти каждого гражданина, расположенное глубоко в скальной толще под свеянным легендами Окк-Хамилтоном и запертое королем Ртром на замки, которые подчинялись только его сознанию;

Аммэрлн, подбивающий короля на дальнее космическое путешествие и при этом уговаривающий его захватить с собой копию королевской памяти ссылками на отрицательное воздействие бремени власти;

Неохотное согласие Кулклана и тайная радость Аммэрлна по поводу успеха первой части его замысла;

Приближение Перехода для Ртра на борту корабля в открытом космосе., и смелый шаг визиря;

Наконец, те глупцы, которые нашли его около спасательного модуля… и утрата всего-всего…

Эту историю подхватили мои собственные воспоминания: пробуждение ничего не подозревающего Фостера, запись памяти умирающего Аммэрлна, бегство от Охотников, копия памяти короля, валявшаяся три тысячелетия среди костей первобытного человека, пока я, дремучий дикарь, не поднял ее и, наконец, карман грубоватой одежды, где этот цилиндр сейчас находился… у самого бедра того тела, в котором я обитал, но такой же недоступный для меня, как если бы он находился за миллион миль отсюда.

Но была копия и еще одной памяти – Аммэрлна. Я пересек Галактику, чтобы найти Фостера,. и привез с собой в немаркированном, окрашенном под олово цилиндре его заклятого врага.

Я дал его врагу жизнь и тело.

Фостер, который когда-то был Ртром, вопреки всякой логике выжил и вернулся, вернулся из мертвых, как последняя надежда золотого века…

Чтобы принять из моих рук то, что уготовано ему судьбой.

– Три тысячи лет, – услышал я свой голос. – Три тысячи лет люди на Валлоне жили без памяти, и слава Валлона была заперта в подземелье, не имеющем ключа.

– Я и только я, – промолвил Оммодурад, – нес на себе бремя этого знания. Давным-давно, во времена Ртра я взял копию своей памяти из Хранилища в надежде дожить до того самого главного дня, когда он падет. Но его падение принесло мне мало радости.

– И сейчас, – произнес мой голос, – ты хочешь заставить его разум, который уже и нельзя назвать разумом, открыть Хранилище?

– Я знаю, что это безнадежная затея, – ответил Оммодурад. – Вначале я, думал, что раз он знает язык старого Валлона, значит, он просто не хочет выдать этот ключ. Но оказалось, что он больше ничего не помнит. Это – всего лишь высохшая оболочка Ртра… Я чувствую отвращение при виде его. Я с радостью убил бы его сейчас и положил конец этому долгому фарсу.

– Нет! – прервал его мой голос. – Когда-то я приговорил его к ссылке. Да будет так!

Лицо Оммодурада перекосилось от ярости:

– Твоя глупая болтовня мне тоже надоела.

– Погоди! – зарычал мой голос. – Ты что, хочешь выбросить ключ?

В полной тишине Оммодурад вглядывался в мое лицо, В поле зрения глаза появилась моя рука9 в ней была зажата копия памяти Фостера.

– Два Мира – у меня в руках, – произнес мой голос. – Посмотри на черные и золотые полосы. Это – копия королевской памяти. У кого этот ключ, тот всемогущ. Что же касается этого тела без разума, я согласен, пусть оно будет уничтожено.

Оммодурад взглянул мне в глаза и произнес:

– Да будет так!

Рыжий, улыбаясь, вытащил из-под плаща длинный стилет. Я не мог больше ждать.

По единственному проходящему сквозь барьер каналу, который я поддерживал открытым, я бросил остаток энергии своего разума. Враг отпрянул, но потом нанес сокрушительный ответный удар. Однако я уже был по ту сторону барьера.

Пока захватчик пытался окружить меня, я разбил единый импульс своей атаки на мириады нервных ручейков, которые потекли, опутывая противостоящий разум сверху, снизу, по бокам. Я проникал все глубже, получая доступ к новым магистральным источникам энергии.

Я ощутил злобный удар волны истинного гнева, которая едва не опрокинула меня, и схватился с чужаком вплотную. Но он оказался сильнее меня.

Подобно едкой жидкости, массивная структура его личности разорвала поле моего "я". Я начал отступать, медленно, неохотно. Передо мной промелькнуло смутное видение моего тела, негнущегося, с пустыми глазами, и я услышал рокочущий голос Оммодурада: "Быстрее! Самозванца!.."

Вперед! Теперь я нанес удар по правому зрительному центру и вцепился в него мертвой хваткой. Разум чужака взбесился, когда его окружила тьма. Я услышал пронзительный крик своего голоса и увидел в виде яркой сценки ту картину, которая угрожала моему захватчику: рыжий рванулся в мою сторону, в руках его блестел стилет…

И вдруг разум, захвативший мой мозг, сдался, закружился в беспорядочном вихре и исчез…

Потрясенный, я пошатнулся. Я был абсолютно один в своем черепе: мозг нависал надо мной, темный; необитаемый. Я начал двигаться, пробираться по основным нервным стволам, вновь занял кору…

Агония! Я скорчился, почувствовал, как лавиной возвращались ощущения к моим рукам, ногам, раскрыл глаза, чтобы увидеть размытые движущиеся фигуры…, И почувствовал ужасную боль в груди.

Я лежал на полу, с трудом дыша. Вдруг ко мне пришло понимание: рыжий нанес моему телу удар, и тот, другой разум, который имел полный контакт с болевыми центрами, сдался под воздействием шока и оставил обреченный мозг мне.

Как сквозь красную вуаль, я увидел возвышающуюся над собой гигантскую фигуру Оммодурада, которая склонилась надо мной и снова выпрямилась с королевским цилиндром в руке. А дальше, за ним – Фостер, выгнувшийся назад и затягивающий цепь своих кандалов на шее рыжего. Оммодурад повернулся к ним, сделал шаг, вырвал своего наперсника из петли Фостера и отшвырнул в сторону. А потом вытащил свой кинжал. Фостер в мгновение ока подскочил к нему, ударил кандалами… и кинжал зазвенел по полу. Оммодурад отступил с проклятьем, а рыжий тем временем подхватил свой оброненный стилет и пошел на Фостера. Фостер, качаясь, обернулся, чтобы встретить его грудью и поднял вверх тяжелые кандалы.

Я с усилием подтянул руку к своему боку и стал возиться с кожаной застежкой. Чужой разум похитил у меня сведения о цилиндре, но мне удалось все-таки утаить факт наличия пистолета. Моя рука была уже на рукоятке. Превозмогая боль, я вытащил его, подтянул руку к себе, с трудом поднял оружие, направил его в середину затылка, свободного от капюшона и покрытого копной рыжих волос… и выстрелил.

Оммодурад нашел свой кинжал в углу, куда тот влетел, крутясь от удара Фостера, и поднял его. Забрызганный кровью рыжего Фостер отступил, пока не уперся спиной в стену: измученная фигура на фоне слишком ярких лучей солнца. Пламя металлической чеканки мерцало и горело перед моим угасавшим взором. Огромные золотые кольца Двух Миров, казалось, распались, и на меня начали накатываться волны тьмы.

Но была еще одна мысль – что-то, что я нашел в сознании моего захватчика. В центре настенного рисунка была розетка, черно-золотая, выступавшая из стены на фут, похожая на рукоятку меча…

Издалека пришло знание: это – меч Ртра, который король-воин использовал когда-то на заре своих дней, а потом убрал подальше, замкнув в каменных ножнах на замок, подчиняющийся только его разуму, чтобы никто другой не мог использовать его в дурных целях.

Меч, настроенный на стереотипы сознания короля…

Я сделал последний вдох и разогнал тьму перед глазами. Оммодурад шел мимо меня с кинжалом в руке на безоружного человека.

– Фостер, – прохрипел я. – Меч…

Фостер поднял голову. Я говорил по-английски. Слоги странно и непривычно звучали в такой неземной обстановке, но Оммодурад не обратил внимания на незнакомые слова.

– Вытащи… меч… из камня!.. Ты… Кулклан… Ртр… король Валлона.

Я увидел, как он протянул руку и схватился за богато украшенную рукоятку. Оммодурад с криком метнулся к нему…

Меч легко выскользнул из стены – четыре фута сверкающей стали. Оммодурад остановился, уставившись на закованные в кандалы руки, держащие рукоятку легендарного меча. Он медленно опустился на колени и преклонил голову.

– Сдаюсь, Кулклан, – произнес он. – И молю короля Ртра о пощаде.

Я услышал за спиной громкий топот ног. Смутно как в тумане, я почувствовал, как Торбу поднимает мою голову, как надо мной склоняется Фостер Они что-то говорили, но я не слышал. Мои ноги похолодели… холод продвигался выше…

Я ощутил прикосновение рук и прохладного гладкого металла к своим вискам. Мне хотелось что-то сказать, сообщать Фостеру, что я нашел тот ответ, который прежде постоянно ускользал от меня. Хотел сказать, что продолжительность любой жизни, если ее отсчитывать от смерти, одинакова и что жизни, как и музыке, нужен не смысл, а лишь некая симметрия.

Но это было для меня слишком трудно. Я попытался ухватиться за эту мысль, чтобы унести ее с собой в надвигающуюся холодную пустоту, но она ускользнула, оставив мне лишь ощущение самого себя, и ветры вечности унесли этот последний обрывок моего "я", растворив его во тьме…

ЭПИЛОГ

Я очнулся и увидел свет, яркий, как утро нарождающегося мира. Легкие занавеси трепетали на высоких окнах, через которые была видна стая нарядных белых облаков, плывущих в высоком синем небе.

Я повернул голову. Рядом со мной стоял Фостер, одетый в короткую белую тунику.

– Какой глупый наряд, – заметил я, – но на вашей фигуре он выглядит неплохо. А вы постарели, вы выглядите на двадцать пять и ни днем меньше.

Фостер улыбнулся.

– Добро пожаловать на Валлон, друг мой, – произнес он по-английски. Я заметил, что он выговаривал слова немного неуверенно, как будто давно их не употреблял.

– Валлон, – повторил я. – Значит, все это был не сон?

– Считайте сном, Лиджен. С сегодняшнего дня ваша жизнь только начинается.

– Я что-то должен был сделать, – сказал я. – Но это, кажется, уже не важно. Я чувствую себя расслабленным.

Кто-то вышел из-за спины Фостера.

– Гоуп! – воскликнул я, но потом засомневался. – Вы Гоуп, так? – спросил я по-валлониански.

Он засмеялся:

– Когда-то меня знали под таким именем. Но истинное мое имя Гванн.

Я взглянул на свои ноги и увидел, что одет в такую же тунику, что и Фостер, только бледно-голубую.

– Кто меня так облачил? – спросил я. – Где мои брюки?

– Эта одежда вам больше к лицу, – сказал Гоуп. – Взгляните в зеркало.

Я поднялся на ноги, подошел к высокому зеркалу.

– Ну, ребята, это не я! – И застыл с раскрытым ртом. На меня из зеркала ошеломленно смотрел какой-то Геркулес, черноволосый и великолепно сложенный. Я закрыл рот… и его рот закрылся, я двинул рукой, и то же самое сделал он. Я резко повернулся к Фостеру:

– Что… как… кто?

– То бренное тело, которое было Лидженом, умерло от ран, – сказал он. – Но память его была записана. Мы прождали много лет, прежде чем оживить этот разум снова.

Я повернулся к зеркалу и посмотрел в него с изумлением. Оттуда с таким же изумлением таращился на меня молодой гигант.

– Я помню… – произнес я, – помню… нож в животе… и рыжеволосого человека… и Великого Властителя и…

– За его преступления, – сказал Гоуп, – он был отправлен в ссылку до наступления у него Перехода. Долго же нам пришлось ждать.

Я снова взглянул в зеркало, но теперь увидел там две физиономии, и обе молодые. Одна находилась очень низко, чуть выше моих щиколоток, и принадлежала кошке, которую я знал когда-то под именем Иценка. Во второй я наконец узнал человека, который был когда-то известен мне под именем Оммодурада. Только теперь это был ясноглазый молодой человек не старше 21 года.

– Мы переписали вашу память в его чистый мозг, – сказал Гоуп.

– Он обязан вам жизнью, Лиджен, – сказал Фостер. – Ведь своей он лишился.

– По-моему, здесь я должен застучать ногами, заорать и потребовать назад свой первоначальный уродливый вид, – медленно произнес я, изучая свое отражение. – Но дело в том, что мне нравится выглядеть как Мистер Вселенная.

– Ваше старое земное тело было заражено микробами прежних времен, – сказал Фостер. – Теперь же вас ожидает очень продолжительная жизнь.

– А сейчас пойдем, – сказал Гоуп. – Весь Валлон ждет, чтобы выразить вам свое почтение. – Он подвел меня к высокому окну.

– Ваше место теперь рядом со мной в тронном зале, – сказал Фостер. – А после – все Два Мира в вашем распоряжении.

Я взглянул в открытое окно и увидел ковер бархатистой зелени, уходящий пологами холмами к опушке далекого леса. Внизу, на длинном газоне, я разглядел процессию блестящих рыцарей и дам верхом на черных и золотистых животных, в которых весь мир узнал бы единорогов.

Я поднял глаза, туда, где свет огромного белого солнца блестел на синих башнях. Где-то зазвучали фанфары.

– Ну что ж, – сказал я, – вполне подходящее предложение. Я его принимаю.

МИР ПТАВВОВ
Лэрри Найвен

То был миг настолько краткий, что его вряд ли можно измерить, и все же он всегда длился слишком долго. В тот момент казалось, что каждый ум вселенной, каждый ум, который когда-то был или мог быть, выкрикивал ему свои самые глубинные эмоции.

Затем все кончилось. Звезды вновь изменились.

Даже Кзанол, который был хорошим астрогатором, не пытался гадать, где сейчас мог находиться корабль. При 0,93 световой скорости, когда средняя масса вселенной становится достаточно большой, чтобы позволить вхождение в гиперпространство, – звезды становятся неузнаваемыми. Спереди они болезненно вспыхивают сине-белым, а сзади кажутся тускло-красными, как рассыпавшиеся угольки. Сжатые по бокам, они вытягиваются в крошечные линзы. Поэтому Кзанол посасывал таблетки гнал до тех пор, пока бортовой мозг корабля наконец не издал глухой звук. Он подошел к экрану.

На экране бортового мозга появилась надпись: "Оценка времени подлета к Тринтану: 1,72 дня".

Никуда не годится, решил он. Можно было выскочить к Тринтану и поближе. Но в таких случаях удача, а не мастерство, решала, когда гиперпространственный корабль зайдет в порт. Законом гиперпространства был принцип неопределенности. Поэтому нет нужды быть нетерпеливым. Пройдет несколько часов, прежде чем фьюзер перезарядит батарею.

Кзанол повернул кресло, чтобы видеть звездную карту на задней стене. Сапфировая булавка мерцала и слабо светилась в другом конце кабины. Секунду он наслаждался ее сиянием – сиянием неограниченного богатства. Затем вскочил и пробежал пальцами по клавишам пульта управления.

Конечно же, есть причины быть нетерпеливым! Возможно, сейчас кто-то другой, с такой же картой и булавкой, воткнутой в ту же точку, куда Кзанол вставил свой сапфировый указатель, мог мчаться на полной скорости, чтобы заявить свои права" Владение всем этим миром рабов на протяжении жизни будет законным правом Кзанола, но только в том случае, если он достигнет Тринтана первым.

Он напечатал: "Как долго будет перезаряжаться батарея?"

Мозг запыхтел почти сразу же. Но Кзанол ответа так и не узнал.

Внезапно в заднем окне блеснул ослепительный свет. Кресло Кзанола разложилось в кушетку, завыла громкая музыкальная нота, и на него навалилось давление. Ужасное давление. Судно не было рассчитано на такое огромное ускорение. Его хватит секунд на пять. Потом…

Звук был таким, словно две свинцовые двери шлепнулись друг о друга, а корабль оказался между ними.

Давление ослабло. Кзанол встал и взглянул в заднее окно на раскаленное добела облако, которое бы то его фьюзером. У машины нет ума, поэтому не прочесть ее "мыслей"; ты не знаешь, когда она предаст тебя…

Бортовой мозг заработал.

Он прочитал: "Время для перезарядки батареи"; после строки следовал спиральный иероглиф – знак бесконечности.

Его лицо было по-прежнему прижато к оконному, алмазному стеклу, и Кзанол мог видеть, как горящая силовая установка исчезает среди звезд. Бортовой мозг отстрелил ее в тот миг, когда она стала опасной. Вот почему она была уже в полумиле позади корабля: да, фьюзеры иногда взрываются. Он почти потерял ее из вида, когда свет вспыхнул снова, превращаясь в нечто более яркое, чем солнце.

Бум! – щелкнул бортовой мозг. Кзанол прочел: "Оценка времени подлета к Тринтану", и снова за надписью шла спираль.

Ударная волна далекого взрыва настигла корабль. Хлопок прозвучал так, словно резко затворилась дальняя дверь.

Теперь можно не торопиться. Кзанол долго стоял перед картой ка стене, рассматривая сапфировую буланку.

Крошечная звездочка на крошечной драгоценности подмигнула ему, говоря с двух миллиардах рабов и полностью индустриальном мире, который только и ждал, чтобы служить ему; она рассказала ему еще о большем богатстве и мощи, чем знавал его дед, великий Рейкарлив; она рассказала о сотнях наложниц и десятках тысяч слуг для услаждения каждого его каприза в течение долгой ленивой жизни. Он был заядлый потребитель гнала, и вкусовые щупальца по углам его рта скорчились, как голодные дождевые черви. Ум заполняли сожаления, что ничего этого пока нет.

Его деду оставалось продать плантацию, когда тнуктипы – рабы Плорна – создали антигравитацию. Плорн надо было уничтожить вовремя, и это произошло. Кзанол был вынужден остаться на Тринтане и даже служить ради средств к существованию. Ему надо было купить запасной фьюзер вместо этого суперкостюма, роскошной аварийной кушетки, сигнализатора запаха в воздушной установке и его последнего приобретения – сапфировой булавки.

Был день, когда он сидел, сжимая сине-зеленый пластиковый шнур, который мог сделать его либо владельцем космического корабля, либо безработным бродягой. Согбенные, белые скелетообразные формы быстро мелькали вокруг него: видоизмененные скоростные виприны, самые быстрые животные в галактике. Но слава Силе! Виприн Кзанола оказался быстрее остальных. Если бы он только мог отбросить эту нить…

Какое-то время он заново проживал свою жизнь на огромной арене трех плантаций, где вырос и стал взрослым. Лаговая станция Кзазита с ее фактической монополией на твердое топливо исчезла теперь навсегда. Если бы он только оказался там сейчас…

Но Лаговая станция Кзазита была полем космодрома, где он в последний раз садился десять лет назад.

Он подошел к рундучку и надел свой костюм. Здесь было два костюма, включая запасной, который Кзанол купил на случай, если первый перестанет функционировать. Глупец! Если костюм откажет, он тут же умрет.

Кзанол провел массивным, похожим на обрубок, пальцем по кнопке тревоги на своей груди. Возможно, вскоре ему придется воспользоваться ею, но не теперь. Были вещи, которые следовало сделать в первую очередь. Ему надо выбрать лучший из возможных шансов на выживание.

Он набрал на пульте: "Рассчитать курс до любой цивилизованной планеты с минимальным временем подлета. Указать время подлета".

Мозг счастливо замурлыкал. Иногда Кзанол думал, что бортовой Мозг доволен только тогда, когда загружен тяжелой работой. Он часто пытался угадать безэмоциональные мысли машины. Его беспокоило, что он не может читать в ее уме. Иногда его даже раздражала неспособность приказывать ей как-нибудь иначе, чем через пульт. Возможно, он слишком одинок, подумалось ему: тринтане никогда не контактируют с другими формами жизни, кроме протоплазменной. Ожидая ответа машины, он для пробы попытался достать спасательный выключатель на своей спине.

Это ему не удалось, но то была наименьшая из его забот. Когда он нажмет на кнопку тревоги, включится поле стазиса, и время остановит свой бег внутри костюма. Однако спасательный выключатель будет выдаваться из него. И расположен он так, чтобы спасатель Кзанола, а не сам Кзанол, мог добраться до него.

Бум! Экран ответил: "Нет решения".

Вздор! У батареи огромный потенциал" Даже после гиперпространственного прыжка в ней должно оставаться достаточно энергии, чтобы доставить судно на какую-нибудь цивилизованную планету. Тогда почему бортовой мозг…

И тут он понял. У корабля есть мощность для достижения нескольких планет, ко ее не хватает для замедления судна до скорости любого из известных миров. Хорошо, пусть будет так. В своем поле стазиса Кзанол может не беспокоиться о том, насколько сильным будет удар при посадке. Он напечатал: "Исключить из вычислений уменьшение скорости для посадки. Составить курс до любой цивилизованной планеты. Довести до минимума время подлета".

Ответ последовал через несколько секунд. "Время подлета до Автпрана 72 тринтанских года 10048 дней".

Автпран. Ладно, не вопрос, где он будет находиться; он может вскочить в корабле на Туинган тут же, как только они выключат его генератор поля, а если за эти 72 года какой-то другой разведчик найдет Рейкарливан? Все может быть.

Дух Силы! Кзанол торопливо напечатал: "Аннулировать курс на Автпран" и устало обвис в кресле, напуганный столь узкой дорогой к спасению.

Если он рухнет на Автпран со скоростью более девяти десятых световой, то убьет больше миллиона людей. Допустим, он врежется в океан! Ударная волна обрушится на каждый летящий в воздухе объект на тысячу миль вокруг и начисто вылижет сушу, затопив острова и разрушив половину строений всей планеты.

За такую грубую ошибку его предадут смерти после года пыток. Муки в условиях телепатического, высокоразвитого общества – вещь ужасная. Студенты биологии будут наблюдать за ним, неистово строча статьи, пока члены Штрафной коллегии тщательно проверят его нервную систему стимуляторами…

Мало-помалу его затруднительное положение начинало проясняться. Ему нельзя спускаться на цивилизованную планету. Все верно. Но он не может приземлиться даже на планете рабов; Кзанол был уверен, что разрушит несколько дворцов смотрителей и перебьет рабов на сумму в несколько десятков миллионов.

Возможно, стоит подумать над проходом через планетную систему, в надежде, что увеличенная масса его корабля будет замечена? Но он не отважился и на ото. Оставаться в пространстве было неразумно. Почему? Он мог выскочить из галактики! Кзанол увидел себя навеки затерянным между островными вселенными, увидел судно, которое распадалось на части вокруг него, увидел спасательную кнопку, стертую космической пылью до маленького блестящего пятна… Нет!

Он осторожно протер закрытый глаз вкусовыми щупальцами. Может, приземлиться на спутнике? Если он врежется в спутник достаточно сильно, вспышку наверняка заметят. Но бортовой мозг не так хорош даже здесь, а там такое расстояние! Орбита спутника – хитрая вещь, и он может угодить в луну цивилизованной планеты. Автпран был ближе всех, и Автпран был самым недоступным.

И с этим кончено, подумал Кзанол, высосав последний гнал. Чувствуя– жалость к самому себе, он сидел до тех пор, пока огорчение не прошло, потом встал и начал мерить комнату шагами.

Ну конечно же!

Он стоял, как столб, посреди комнаты, обдумывая идею, осенившую его, пытаясь найти хоть какой-нибудь изъян. Кзанол не нашел ни одного. Он торопливо набрал на пульте: "Рассчитать курс на пищевую планету, сведя до минимума время подлета. Судно не нуждается в замедлении скорости для посадки. Выдать подробности".

Его вкусовые щупальца свисали безвольно и расслабленно. Все будет хорошо, подумал он, и они подтверждают это.

В галактике было не так уж много планет, годных для обитания протоплазменных форм жизни. Природа создала невероятное число условий. Чтобы обеспечить нормальный состав атмосферы, планета должна находиться точно на нужном расстоянии от солнца С-типа, она должна иметь необходимые размеры и причудливо укрупненную луку в своем небе. Назначение луны состояло в том, что она скрывала большую часть атмосферы планеты, обычно около 99 процентов. Без луны годный для жизни мир становился совершенно необитаемым; воздух приобретал сокрушительный вес, а температура становилась, как в раскаленной духовке.

Из 219 годных для жизни миров, найденных Тринтаном, 64 были обитаемы. На семнадцати существовала разумная мысль, точнее на восемнадцати, если придерживаться широких взглядов. 155 бесплодных миров не были пригодны для оккупации Тринтаном, и пока на них шел длительный процесс посева. Между тем их тоже использовали.

Их засевали созданной тнуктипами пищевой закваской. Через несколько веков закваска обычно видоизменялась, но до тех пор мир становился пищевой планетой, с океанами, наполненными самой дешевой едой в галактике. Конечно, употребляли ее только рабы, но рабов было много.

По всей галактике создавались пищевые планеты для пропитания рабских миров. Дворцы смотрителей всегда располагались на спутниках. Кому захотелось бы жить в мире с бесплодной сушей и пенистыми морями? Не говоря уже об опасности бактериального заражения закваски! Поэтому со спутников велось тщательное наблюдение за пищевыми планетами.

Когда закваска мутировала до стадии, после которой она становилась несъедобной даже для рабов, мир засевался стадами белковых, пожирающими закваску. Белковые пожирали все, но и сами служили хорошим источником пищи. Поэтому наблюдение продолжалось постоянно.

Со своей нынешней скоростью Кзанол врежется в планету с такой силой, что это вызовет протуберанец раскаленного газа. Взорванная горная порода поднимется в пространство; это будет выглядеть пугающе и достоверно даже для наблюдателя с луны. Оранжевый жар кратера сохранится несколько дней.

Была вероятность, что Кзанол окажется под землей, но не очень глубоко. Раскаленный воздух и осколки, которые движутся впереди метеорита, обычно разрушают метеорит еще в воздухе, и они рассеются, осев на огромной площади. А Кзанол, надежно завернутый в поле стазиса, будет отброшен назад из образовавшейся дыры и не зароется слишком глубоко при вторичном падении. Смотритель тут же найдет его с помощью любого горно-проникающего инструмента. Ведь поле стазиса – единственный идеальный отражатель.

Бортовой мозг прервал его размышления: "Ближайшая доступная пищевая планета – Ф124. Оценочное время подлета 202 года 91,4 дня",

Кзанол напечатал: "Предъявить Ф124 и систему".

Экран покрылся крапинками света. Одна за другой, крупные планеты и их системы спутников проходили через стадию увеличения. Ф124 предстала дымящимся, быстро вращающимся шаром: типичная пищевая планета, даже вращение ее луны было почти нулевым. Луна казалась не только довольно крупной, но и слишком удаленной. А внешняя планета заставила Кзанола раскрыть рот от восхищения. Она была окольцована! Великолепно окольцована. Кзанол подождал, пока не были показаны все крупные миры. Затем, когда начали появляться астероиды в порядке убывания размеров, он напечатал; "Довольно. Следовать курсом на Ф124".

Ему оставалось только надеть шлем, и тоща он будет полностью готов для долгого сна. Кзанол чувствовал ускорение корабля, пульсацию в металле от двигателя. Сила притяжения в кабине заметно уменьшалась. Он взял шлем и насадил его на шейное кольцо, затем передумал и снял. Кзанол подошел к стене, сорвал звездную карту, свернул ее и просунул через шейное кольцо в недра своего костюма. Он уже хотел надеть шлем, когда на него нахлынули внезапные сомнения.

Его спасатель мог запросить крупную сумму за альтруистический акт спасения. Но, допустим, награда не удовлетворит его? Каким бы он ни был тринтанином, он ухватится за карту сразу, как только ее увидит. К тому же это не противоречит закону. А Кзанол запомнят карту наизусть.

Но было и лучшее решение.

Да! Кзанол заторопился к рундучку и вытащил второй костюм. Затолкал карту в рукав. Прекрасная идея подняла ему настроение. В пустой костюм влезут многие вещи. Он проворно передвигался по кабине, собирая свои сокровища. Шлем-усилитель, универсальный символ силы и королевских привилегий, который принадлежал еще его деду. Это был легкий, но объемный инструмент, позволявший увеличивать природную Силу тринтанина для управления теми двадцатью – тридцатью нетринтанами, которые будут контролировать всю планету. Прощальный подарок брата, дезинтегратор с резной рукояткой ручной выделки. У него мелькнула мысль, которая заставила его на время отложить предмет в сторону. А эти статуэтки Птул и Миксиломаты? Может быть, им никогда не суждено встретиться! И обе женщины умрут, прежде чем он увидит их вновь, если только какой-нибудь друг не поместит их в стазис до его возвращения. Эти усыпанные алмазами часы с корпусом из халфаба и криогенным передаточным механизмом, который всегда будет медленно вращаться, независимо от того, как давно их заводили. Он не будет носить их на Ф124 – они предназначены только для официальных дел. Кзанол завернул свои ценности в одно из прекрасных платьев и только потом вложил в костюм.

А в комнате оставалось так много всего.

Наконец решившись, он вызвал маленького рейкарливанского раба из складского ящика и заставил его залезть в костюм. Кзанол завинтил шлем и нажал на кнопку тревоги.

Костюм выглядел, как бугристое зеркало. Все складки остались, но материал в одно мгновение стал жестче, чем алмаз или халфаб. Он впихнул костюм в угол и ласково похлопал по шлему.

"Аннулировать текущий курс на Ф124, – напечатал он. – Рассчитать и следовать более быстрым курсом на Ф124, используя половину оставшейся мощности и завершив все необходимые силовые маневры к следующему дню".

Днем позже Кзанол страдал от мягких симптомов отсутствия гнала, Он делал все, что только мог придумать, лишь бы быть занятым чем-то и не вспоминать о том, как сильно ему хочется гнала.

Фактически он просто завершил эксперимент" Кзанол выключил поле второго костюма, вложил дезинтегратор в его перчатку и снова включил генератор, Поле стазиса приняло свой металлический вид. Инструмент старателя вошел в стазис вместе с костюмом.

Наконец, симптомы прекратились. Почувствовав значительное облегчение, Кзанол подошел к пульту и напечатал: "Рассчитать самый быстрый курс до восьмой планеты системы Ф124. Ждать 1-2 дня, затем следовать рассчитанным курсом" Он надел костюм, поднял дезинтегратор и, прихватив кабельный шнур, вышел из воздушного тамбура. С помощью шнура он остановил свой дрейф, пока не оказался неподвижным относительно корабля.

Какие-нибудь последние мысли?

Он сделал лучшее из того, на что был способен. Он упадет на Ф124. Корабль подлетит к невидимой, необитаемой восьмой планете, но только через годы после его падения Кзанол врежется в третью планету. Корабль оставит славный, огромный кратер, который можно будет с легкостью найти. А это ему и надо.

Был риск, подумал он, что на спасательный выключатель подействует сильный нагрев при вхождении в атмосферу. Если это произойдет, он останется под землей, поскольку потребуется время, чтобы поле исчезло. Но он может проложить себе путь дезинтегратором.

Кзанол поднес толстый, неуклюжий палец к тревожной кнопке. Последние мысли?

К сожалению, их не было.

Кзанол нажал на кнопку тревоги.

Лэрри Гринберг вылез из контактного поля и встал на ноги. Его шаги эхом разнеслись в большой комнате с водоемом для дельфинов. На этот раз дезориентирующих эффектов не было, как не было проблем с дыханием и побуждением покачивать несуществующими плавниками и хвостом. Это было вполне естественно, так как "сообщение" пошло другим путем.