Текст книги "НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

Соавторы: Джон Кейт (Кит) Лаумер,Лэрри Найвен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

Я рассмеялся.

– Ну тогда какими же, вы полагаете, я обладаю способностями? Я ничего толком не умею делать,

– Лиджен, вы человек достаточно большого ума, с уровнем культуры значительно выше среднего. Вы много путешествовали, знаете как вести себя в трудных ситуациях, иначе бы вы не выжили. Я уверен, что ваша подготовка предусматривает умение проникать туда, куда вам нужно; вы знаете методы сбора информации, неизвестные обычному человеку. Но, вероятно, наиболее важным является то, что будучи человеком честным, вы все-таки способны преступить закон, когда это необходимо.

– Ну, хватит, – отрезал я.

– Нет, Лиджен, не подумайте, что я сколачиваю воровскую шайку. Как я уже писал в своем объявлении, это будет не обычное приключение. Оно может и, скорее всего, будет связано с теми или иными нарушениями законов и правил. Теперь, после того, как вы узнали мою позицию, оставляю вам самому судить, стоит ли игра свеч.

Если Фостер пытался разбудить во мне любопытство, то сделал это успешно. Он подходил абсолютно серьезно к тому, что задумал. Но его затея, похоже, была таковой, что любой здравомыслящий человек поостерегся бы в нее ввязываться. Однако с другой стороны, сам Фостер не был похож на человека, способного пойти на глупость…

– А почему бы вам не рассказать мне все подробно? – сказал я. – Зачем вам, человеку, имеющему все это… – я обвел рукой его роскошные апартаменты, – нужно вытаскивать из грязи такого бродягу, как я, и уговаривать его взяться за вашу непонятную работу?

– Ваше "я", Лиджен, пережило несколько серьезных ударов – это очевидно. По-моему, вы боитесь, что я ожидаю от вас слишком многого или что меня может шокировать какая-нибудь еще не известная сторона вашего "я". Возможно, если бы вы на время забыли о себе и своих проблемах, мы могли бы прийти к соглашению…

– Да, – сказал я, – забудем о моих проблемах…

– В основном, конечно, денежных. Большинство проблем нашего общества связаны с абстракциями тех ценностей, которые представлены деньгами.

– Ладно, – сказал я. – У меня свои проблемы, у вас – свои. Давайте на этом закончим.

– Вы полагаете, что поскольку я обладаю материальным достатком, мои проблемы должны быть обязательно мелкими, – продолжал Фостер. – Скажите, мистер Лиджен, вы когда-нибудь знали человека, который бы страдал от амнезии?

Фостер пересек комнату. Подойдя к небольшому письменному столу, он взял что-то из его ящика и взглянул на меня.

– Мне хотелось бы, чтоб вы познакомились вот с этим, – произнес он.

Я приблизился и взял из его рук предмет, который он держал. Это была небольшая книга в пластиковом переплете тускло-коричневого цвета, на котором, кроме выпуклого рисунка из двух концентрических колец, не было никаких украшений. Я откинул обложку. Страницы были тонкими, как папиросная бумага, но не прозрачными. Они были исписаны странными незнакомыми знаками чрезвычайно мелким почерком. Последний десяток заполненных страниц был исписан по-английски. Мне пришлось поднести книгу поближе к глазам, чтобы прочесть такое мелкое письмо:

"19 января 1710 года. Я очутился на краю беды, едва не утеряв ключ. Отныне сей дневник буду вести на английском языке…"

– Если эта запись что-либо и объясняет, то для меня такое объяснение слишком сложно, – промолвил я.

– Лиджен, как по-вашему, сколько мне лет?

– Трудный вопрос, – ответил я. – Когда я увидел вас впервые, я подумал, что вам, вероятно, за тридцать пять. Сейчас, если откровенно, вы выглядите ближе к пятидесяти.

– Я могу предоставить вам доказательства того, – сказал Фостер, – что я провел чуть ли не год в военном госпитале во Франции. Очнулся в палате забинтованным по самые глаза и без единого воспоминания о своей жизни до этого дня. Согласно сделанным тогда записям, мне, по всем признакам, было около тридцати лет.

– Что ж, – заметил я, – во время войны амнезия не такая уж редкость среди раненых. Однако вы, судя по всему, достаточно преуспели с тех пор.

Фостер нетерпеливо покачал головой:

– Добиться материального достатка в нашем обществе нетрудно, хотя для этого мне пришлось хорошо потрудиться в течение нескольких лет. Это отвлекло мои мысли от вопроса о моей прошлой жизни. Но пришло время, когда я смог отложить дела в сторону и заняться своей проблемой. Ключей к разгадке было совсем мало: возле меня нашли дневник, который я вам показал, да еще кольцо на пальце.

Фостер вытянул руку: на среднем пальце была массивная печатка с таким же выгравированным рисунком из двух концентрических колец, который я видел на обложке дневника.

– Я сильно обгорел, моя одежда обуглилась. Но, как ни странно, дневник оказался в полной сохранности, хотя и был обнаружен среди обгоревших обломков. Он сделан из очень прочного материала.

– И что же вы узнали в результате своих поисков?

– Если одним словом, то ничего. Ни одна воинская часть не искала меня. Я говорил по-английски, из чего сделал вывод, что я – англичанин или американец.

– А по акценту нельзя было определить?

– Однозначно – нет. Оказалось, что я говорил на каком-то смешанном диалекте.

– Может, вам и повезло. Я, пожалуй, был бы счастлив забыть первые тридцать лет своей жизни.

– Я истратил значительную сумму, пытаясь узнать свое прошлое, – продолжал Фостер. – Плюс несколько лет жизни. В конце концов я решил отказаться от этой затеи. И вот тогда-то появились первые неясные намеки.

– Так вы все-таки что-то нашли? – спросил я.

– Ничего такого, чего бы я не имел все это время при себе. Дневник.

– Я был уверен, что до того; как предпринимать какие-либо шаги, вы прочли его, – заметил я. – Не будете же вы утверждать, что сунули его в ящик стола и забыли.

– Конечно, я прочел его, вернее, то, что можно было прочитать. Только сравнительно небольшая часть записей сделана на английском языке. Остальное – шифр. Но даже то, что я прочел, для меня непонятно и, к тому же, совсем со мной не связано. Вы сами просмотрели его: это не более, чем дневник, который велся нерегулярно. К тому же он настолько зашифрован, что смысла в нем не намного больше, чем в самом шифре, который для этого использовался. Ну и, конечно, даты – они охватывают период от начала восемнадцатого до начала двадцатого века.

– По-видимому, это что-то вроде семейных записей, – предположил я, – которые велись из поколения в поколение. Там не упоминаются какие-либо имена или места?

– Взгляните на него еще раз, Лиджен, – продолжал Фостер. – Может, вы заметите еще что-нибудь необычное, помимо того, что мы уже обговорили.

Я снова перелистал дневник. В толщину он был не более дюйма, но по весу – тяжел, на удивление тяжел. В нем было множество страниц. Я бегло пролистал не одну сотню мелко исписанных листов, и все-таки дневник был заполнен меньше чем наполовину. То здесь, то там я пробегал глазами отдельные записи:

"4 мая 1746 года. Путешествие было неудачным. Мне нужно оставить это направление поисков…"

"23 октября 1790 года, Высота западного Барьера увеличена на локоть. Костры теперь горят каждую ночь. Неужто их дьявольскому упорству не будет предела?"

"19 января 1831 года. Я возлагаю большие надежды на филадельфийское предприятие. Нетерпение – вот мой самый большой враг. Все приготовления к Переходу завершены, и все же я должен сознаться, что чувствую некоторую тревогу…"

– Здесь немало странного, помимо самих записей, – заметил я. – По идее, эта вещь должна быть старой, однако качество бумаги и переплета превосходит все, что я видел до сих пор. Да и почерк слишком изысканный для гусиного пера…

– Перо закреплено там, на корешке, – сказал Фостер. – Им и писали.

Я осмотрел корешок, вытащил оттуда тонкую ручку и взглянул на Фостера.

– Кстати о необычном, – сказал я. – Не каждый день можно встретить подлинно антикварную шариковую ручку раннего колониального периода…

– Не спешите с выводами, пока не узнаете всего, – вставил Фостер.

– И двести лет на одном стержне – неплохо, – закончил я.

Я еще раз перелистал дневник и бросил его на стол:

– Кто кого дурачит, Фостер?

– Дневник был подробно описан в официальном документе, копиями которого я располагаю. Упомянуты и бумага, и переплет, и перо. Даже процитированы некоторые записи. Соответствующие органы изучили его достаточно тщательно, пытаясь выяснить мою личность. Они пришли к такому же выводу, что и вы: это – дело рук сумасшедшего. Но все в том, что тогда он выглядел точно таким же, каким вы видите его сейчас.

– Ну и что? Значит, дневник был сфабрикован во время войны. И что это доказывает? Я готов согласиться, что ему шестнадцать лет…

– Вы не понимаете, Лиджен, – сказал Фостер. – Я говорил вам, что пришел в сознание в военном госпитале во Франции. Но то был госпиталь союзных экспедиционных войск. И произошло это в 1918 году.

ГЛАВА II

Я скосил глаза на Фостера. Он не был похож на психа…

– Вы выглядите чертовски бодрым для семидесятилетнего старичка, – съязвил я. – Вот все, что я могу сказать.

– Вас удивляет моя молодая внешность. А какова будет ваша реакция, если я вам скажу, что сильно постарел за последние несколько месяцев? И что год назад я без малейшего труда мог сойти за молодого человека не старше тридцати?..

– Боюсь, что мне трудно будет вам поверить, – заявил я. – И извините, мистер Фостер, ко я нисколько не верю в вашу историю с 1918 годом. Это невозможно. Это…

– Я знаю, фантастично. Но давайте на минутку вернемся к дневнику. Посмотрите внимательно на бумагу. Ее исследовали эксперты, и она их озадачила. Попытки провести химический анализ закончились неудачей – они не смогли взять опытный образец. Бумага не поддается растворителям…

– Не могли взять образец? – перебил я. – Нужно было просто оторвать уголок листа.

– Попытайтесь, – предложил Фостер.

Я взял дневник и потянул за край одного из чистых листов, потом крепче сжал бумагу пальцами и дернул. Она не поддавалась. Я взялся поудобнее и дернул еще раз. Бумага была подобна тонкой, прочной коже, разве что она совершенно не растягивалась.

– Ничего себе, прочная, – удивился я.

Я вытащил свой перочинный нож, открыл его и провел острием по краю листа – никакого эффекта. Я подошел к комоду, разостлал на нем один из листов дневника и попытался пилить его, налегая на нож всем своим весом, потом, размахнувшись, с силой ударил сверху вниз острием по бумаге. На листе не осталось ни малейшего следа. Я спрятал нож в карман.

– Вот это бумага, мистер Фостер! – восхитился я.

– Попробуйте разорвать переплет, – предложил Фостер, – Поднесите горящую спичку. Выстрелите в него, если хотите. Ничто не оставит следа на этом материале. Послушайте, Лиджен, вы ведь умеете мыслить логически. Есть ли в этом что-нибудь, выходящее за рамки повседневного опыта, или нет?

Я сел и поискал у себя сигареты, которых как всегда не было.

– И что это доказывает? – спросил я.

– Только то, что дневник – не простая подделка. Перед вами вещь, которую нельзя отвергнуть как некий плод фантазии, Дневник существует. И это наша главная отправная точка.

– И куда мы от нее пойдем?

– Есть еще один фактор, который следует проанализировать, – продолжал Фостер. – По-видимому, когда-то в прошлом я нажил себе врага. Кто-то или что-то систематически охотится за мной.

Я попробовал рассмеяться, но это прозвучало явно не к месту.

– А почему бы вам не сесть спокойно и дождаться, пока это нечто не настигнет вас? Может, оно вам объяснит, что все это значит, – пошутил я.

Фостер покачал головой.

– Все началось почти тридцать лет назад. Как-то ночью я ехал за рулем автомобиля из Олбани, штат Нью-Йорк, в южном направлении по длинному, прямому участку дороги. Вокруг не было ни единого жилища. Я заметил, что меня преследуют огни. Нет, не фары автомобиля, а какие-то огни, пляшущие над полем вдоль дорога. Они двигались с большой скоростью, постепенно обогнали меня и сосредоточились впереди, держась вне досягаемости света фар. Я остановился, не придавая этому большого значения, просто из любопытства. Мне захотелось разглядеть их получше. Я включил фару-искатель и направил ее на эти огни. Они рассеялись во вес стороны, как только на них упал луч. Штук пять исчезли, а остальные начали приближаться. Я принялся их методично уничтожать. Все сопровождалось каким-то звуком, похожим на тонкое жужжание. Потом я почувствовал запах серы, и меня вдруг охватил страх, смертельный страх. Последнего я поразил лучом всего в десятке футов от машины. Мне трудно описать весь ужас, который я испытывал в тот момент…

– Звучит весьма таинственно, – сказал я. – Но чего вы испугались? Наверняка это была какая-то разновидность зарницы.

– Успокаивающее объяснение можно придумать всегда, – ответил Фостер. – Но чем можно объяснить тот инстинктивный страх, который меня охватил? Я завел машину и мчался без остановки всю ночь и следующий день. Я чувствовал, что мне нужно уехать как можно дальше от того, с чем я повстречался. Я купил дом в Калифорнии и попытался выбросить этот случай из головы, правда, без особого успеха. Потом это повторилось.

– То же самое? Огни?

– На этот раз все было сложнее. Началось с появления помех в виде статических разрядов при работе радиоприемника. Потом это нечто воздействовало на электропроводку: все лампочки стали тускло светиться, хотя были выключены. Я чувствовал, чувствовал нутром, что "оно" приближается, обступает меня. Я попытался удрать на машине, но двигатель не завелся. К счастью, в то время я держал несколько лошадей. Я вскочил на одну из них и поскакал в город – и весьма резвым галопом, смею вас уверить. Я видел огни, но мне удалось их обогнать. Потом я сел на поезд и продолжил бегство.

– Не понимаю…

– Это случалось еще – в общей сложности четыре раза. Последнее время я уже было подумал, что мне удалось наконец от них уйти, но ошибся. Сейчас уже обнаружились верные признаки того, что спокойный период моей жизни здесь подходит к концу. Я давно бы уехал отсюда, да мне еще нужно уладить кое-какие дела.

– Послушайте, – сказал я, – все это чушь. Вам необходимо обратиться к психиатру, а не к бывшему супермену. Мания преследования…

– Было очевидно, – упрямо продолжал Фостер, – что объяснение этому можно найти в моей прошлой жизни. Я вернулся к дневнику – единственной имеющейся у меня ниточке. Я переписал его, включая зашифрованный текст, и сделал увеличенные фотокопии первой части – той, которая написана непонятными знаками. Никто из экспертов, изучавших по моей просьбе рукопись, не смог ее прочитать. После этого я, естественно, сосредоточил все внимание на последней части текста, которая написана по-английски. Меня сразу же поразил один любопытный факт, на который ранее я не обращал^ внимания. Автор ссылался на какого-то "Врага", упоминались таинственные "они", против которых необходимо было принять меры защиты.

– Может именно поэтому вам пришла в голову эта навязчивая идея, – предположил я. – Когда вы читали дневник впервые…

– Автора этого дневника преследовал тот же рок, что и меня, – заявил Фостер.

– Но это – абсурд! – возразил я.

– Прекратите на минуту искать логику в данной ситуации. Проанализируйте лучше общую схему, – сказал Фостер.

– Да, в этом есть определенная закономерность, – согласился я.

– И следующим фактом, который поразил меня, – продолжал Фостер, – было упоминание о потере памяти – второе явление, с которым я, мягко говоря, немного знаком. Автор выражает досаду по поводу своей неспособности восстановить в памяти некие факты, которые могли бы ему помочь в его поисках.

– В каких еще поисках?

– Насколько я мог понять, что-то вроде научного исследования. Дневник пестрит загадочными для меня ссылками на вещи, которые нигде не объясняются.

– И, по-вашему, человек, который написал это, страдал амнезией?

– Возможно не в полной мере, – ответил Фостер. – Но вспомнить кое-какие вещи он был не в состоянии.

– Ну, если вы называете это амнезией, тогда мы все больны ею, – заявил я. – Ни у кого нет идеальной памяти.

– Но то были действительно важные вопросы, а не мелочи, которые легко забываются.

– Я понимаю, почему вам так хочется поверить, что – этот дневник имеет отношение к вашему прошлому, мистер Фостер, – сказал я. – Наверное тяжело, когда не знаешь своей собственной биографии. Но вы идете по ложному следу. Вы, видимо, полагаете, что этот дневник содержит вашу биографию, которую вы начали писать в зашифрованном виде, чтобы никто не смог ее случайно прочесть и посмеяться над вами.

– Лиджен, а что вы собираетесь делать, когда приедете в Майами?

Вопрос прозвучал для меня неожиданно.

– Ну… не знаю, – уклончиво ответил я. – Просто хотелось уехать к югу, где тепло. Когда-то у меня там было несколько знакомых…

– Другими словами – ничего, – сказал Фостер. – Лиджен, я вам хорошо заплачу, если вы останетесь со мной до тех пор, пока я не доведу это дело до конца.

Я отрицательно покачал головой:

– Только не я, мистер Фостер, Все это звучит для меня… Самое безобидное слово, которое мне приходит в голову, это – "безумно".

– Лиджен, – произнес Фостер, – вы действительно думаете, что я сумасшедший?

– Давайте скажем так, мистер Фостер: мне все это кажется немного странным.

– Я вас прошу не просто поработать на меня, – сказал Фостер. – Я прошу у вас помощи.

– С таким же успехом вы можете попытаться узнать свою судьбу по кофейной гуще, – раздраженно ответил я. – Мне не под силу сделать ни одного вывода из того, что вы рассказали.

– Но это еще не все, Лиджен, далеко не все, Недавно я сделал важное открытие. Когда я буду знать, что вы со мной, я расскажу вам о нем. Сейчас вы знаете достаточно, чтобы признать: все это не является плодом моего воображения.

– Я не знаю абсолютно ничего, – ответил я. – Пока это все разговоры.

– Если вы озабочены размером вознаграждения…

– Нет, черт возьми, – рявкнул я. – Где эти бумаги, о которых вы все время говорите? Меня нужно показать психиатру уже только за то, что я сижу здесь и выслушиваю вас. С меня достаточно моих собственных бед…

Я замолчал и помассировал руками голову.

– Извините, мистер Фостер, – сказал я. – Мне кажется, мое раздражение вызвано тем, что у вас есть все, чего я мог бы желать себе, а вы еще не довольны. Меня тревожит, что вы пустились в погоню за иллюзией. Если человек, обладающий здоровьем и массой денег, не может наслаждаться жизнью, то что же, черт подери, остается делать другим?

Фостер задумчиво посмотрел на меня:

– Лиджен, если бы у вас в жизни была возможность осуществить любое свое желание, что бы вы попросили?

– Любое? О, мне хотелось много чего. Когда-то я мечтал стать героем. Потом – умным, чтобы знать ответы на все вопросы. Еще позже я стал носиться с идеей, что самое главное – это иметь возможность честно выполнять работу, необходимую людям. Но я так и не нашел этой работы, и не поумнел, и не научился самостоятельно разбираться, где героизм, а где трусость.

– Другими словами, – заметил Фостер, – вы искали некую абстракцию, чтобы поверить в нее, в данном случае – справедливость с большой буквы. Но справедливости в природе не существует. На нее надеется и ее признает только человек.

– Но ведь кроме нее в жизни существует немало хорошего, и часть этого хорошего я бы не прочь получить в свое распоряжение.

– Ждите своего часа и не теряйте способности мечтать.

– Мечты! – воскликнул я. – О, их у меня хоть отбавляй. Я хочу иметь остров в теплых краях, где я мог бы коротать свой век, занимаясь рыбной ловлей и любуясь морем.

– В ваших словах сквозит цинизм. Но вы и сейчас пытаетесь конкретизировать абстракцию, – сказал Фостер. – А впрочем, не важно. Материализм – это просто другая форма идеализма.

Я посмотрел на него.

– Однако я знаю, что ничего у мена никогда не будет, как никогда не будет в мире той справедливости, о которой вы говорили. И как только окончательно поймешь, что тебе этого никогда не увидеть…

– Несбыточность, видимо, является важным элементом любой мечты, – прервал меня Фостер. – Но, тем не менее, вы должны беречь свою мечту, какой бы она ни была. Не оставляйте ее.

– Хватит философий, – заявил я. – Она нам ничего не даст.

– Вы хотели посмотреть документы? – спросил Фостер и вытащил из внутреннего кармана связку ключей. – Если вы согласитесь сходить к машине и, возможно, испачкать руки, то найдете в ней приваренный к раме сейф. Там я держу все фотокопии, свой паспорт, необходимый запас денег на крайний случай и прочее. Жизнь научила меня быть готовым в любой момент сняться с места. Поднимите коврик с пола и вы увидите сейф.

– Это не так уж срочно, – сказал я. – Я посмотрю их утром, после того, как немного посплю. Но, поймите меня правильно: я соглашаюсь на это только из-за своего проклятого любопытства.

– Хорошо, – ответил Фостер. Он откинулся на спинку кресла и вздохнул. – Я устал, Лиджен. Устал мой рассудок.

– Да, – согласился я, – и мой тоже. Если не говорить об остальных частях моей анатомии.

– Ступайте спать, – сказал Фостер. – Продолжим разговор утром.

Я отбросил легкое одеяло и осторожно встал с постели. Нога утонули в ковре, густом и мягком. Подошел ко встроенному шкафу, нажал кнопку, и дверь отодвинулась в сторону. Моя старая одежда валялась на полу там, где я ее бросил. Но у меня еще была и чистая, которую мне одолжил Фостер. Он не будет возражать, если я подержу ее у себя подольше. В конце концов, так ему обойдется дешевле. Фостер был чокнутым, но ждать утра, чтобы сообщить ему об этом, не имело смысла.

Среди вещей, которые одолжил мне Фостер, не было пиджака. Я хотел было надеть свой старый, но передумал: на улице было тепло, к тому же эта серая в полоску тряпка, заляпанная жирными пятнами, может привлечь излишнее внимание. Я переложил свои вещи из карманов грязной одежды, лежащей на полу, тихонько открыл дверь и спустился вниз.

Занавески на окнах гостиной были задернуты. Я едва различал очертания бара. Не мешало бы захватить с собой что-нибудь поесть. Я разглядел проход за баром, пошарил вслепую по полкам и наткнулся на горку небольших банок, которые при этом тихо забренчали. Должно быть, орехи. Я попробовал поставить одну банку на бар – она звякнула обо что-то невидимое. Я выругался про себя и стал ощупывать препятствие. Это было что-то большое и металлическое, судя по холодной, гладкой поверхности с небольшими выступами, имеющими острые углы. Я готов был отдать голову на отсечение, что это был…

Я наклонился и напряг зрение. Слабый луч лунного света, пробивающийся сквозь щель в тяжелых портьерах, падал так, что я почти смог рассмотреть очертания этой штуки. Я склонился еще ниже и увидел отблеск света вдоль перфорированного кожуха пулемета 30-го калибра. Я проследил, куда направлен ствол, и рассмотрел черный квадрат прихожей, а в глубине ее – крошечный блик света, который отражался от начищенной медной ручки на входной двери.

Я отпрянул и прижался к стене. Внутри у меня стало как-то пусто. Если бы я попытался выйти через эту дверь…

Идиотизма у Фостера могло бы хватить на двух обычных психов. Мой взгляд метался по комнате. Мне нужно было срочно убираться отсюда, пока он с диким воплем не выскочит из темноты и меня не хватит сердечный удар. Может, попробовать через окно? Я обогнул бар, стал на четвереньки, прополз под стволом пулемета к тяжелым портьерам и отодвинул их в сторону. За стеклом разливался бледный свет. Нет, не мягкий свет луны, а густое молочное свечение, напоминавшее фосфоресцирующую морскую воду…

Я отпустил портьеру, пробрался под стволом пулемета назад в холл и прошел через вращающуюся дверь в кухню. Блестящая ручка холодильника отражала слабый свет. Я распахнул дверцу, залив пол светом, и огляделся: множество блестящей кухонной утвари и ни одной двери. Я подошел к окну, почти полностью заслоненному снаружи листвой, осторожно открыл его – и чуть не сломал руку о решетку из кованого железа.

Вернувшись в холл, я попробовал еще две двери: обе были закрыты. Третья дверь открылась, и я оказался на ступеньках, ведущих вниз, в подвал. Они были крутыми и темными, какими кажутся ступеньки любой подвальной лестницы, однако этот путь мог вывести меня наружу, Я нашарил выключатель и щелкнул им, У подножья лестницы слабо высветился прямоугольник сырого с виду пола, но подвал от этого не стал менее мрачным. Я начал спускаться.

В центре помещения стоял масляный котел отопления, от которого отходили вентиляционные трубы, переплетающиеся под потолком. Вдоль одной стены были свалены большие упаковочные ящики из неструганого дерева; в глубине, забитый досками, стоял бункер для угля. И никакой двери.

Я повернул назад. И тут раздался какой-то звук. Я замер. Где-то быстро прошуршал таракан. Звук повторился: слабый скрежет камня о камень. Во рту у меня вдруг пересохло. Я стал вглядываться в затянутые паутиной темные углы… Ничего.

Единственное, что мне оставалось, – это рвануть по лестнице вверх, выбить железную решетку на окне кухни и бежать сломя голову. Но, на мою беду, чтобы сделать это, мне нужно было передвигаться, а звук моих собственных шагов был настолько громким, что буквально парализовывал меня. По сравнению с этой ситуацией, шок, который я испытал, наткнувшись на пулемет, казался мне пустяком, как если бы я уселся на хлопушку.

Обычно я не верил историям о привидениях, которые ходят и стучат по ночам, но тут я собственными ушами слышал глухие стуки, и единственное, что приходило мне в голову, был Эдгар Аллан По с его веселенькими рассказами о людях, которых хоронили, не дождавшись, пока они как следует умрут.

Потом раздался другой звук, за ним – резкий щелчок, и я увидел, как в темном углу в полу образовалась щель, и оттуда блеснул луч света. Этого с меня было достаточно. Я бросился вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки, и с грохотом ввалился в кухню. Я схватил стул, размахнулся и изо всех сил ударил им по решетке. Он отскочил и врезал мне по губам. Я бросил его, чувствуя вкус крови во рту. Наверное, именно этого мне и не хватало. Паника уступила место более сильной эмоции – ярости. Я вышел из кухни и медленно двинулся через темный холл в направлении гостиной. И тут вдруг вспыхнул свет. Я быстро развернулся и увидел Фостера, стоящего в дверях холла полностью одетым.

– Эй, Фостер, – заорал я, – ну-ка, покажите мне выход отсюда!

Фостер пристально посмотрел мне в глаза. Лицо его было напряженным.

– Успокойтесь, мистер Лиджен, – мягко произнес он. – Что здесь случилось?

– Подойдите к этой пушке, – скомандовал я, кивнув в сторону бара, на котором стоял пулемет, – разрядите ее и откройте парадную дверь. Я ухожу.

Фостер окинул взглядом одежду, которая была на мне.

– Угу, понятно, – сказал он и снова посмотрел мне в лицо. – Что вас напугало, Лиджен?

– Не стройте из себя невинного младенца, – огрызнулся я. – Или я должен думать, что эту ловушку установил домовой в то время, как вы спали?

Он перевел взгляд на пулемет, лицо его напряглось.

– Нет, я сам, – сказал он. – Это устройство автоматическое. Что-то поставило его на боевой взвод, хотя звуковая сигнализация у меня не сработала. Вы не выходили из дома?

– Каким образом…

– Это очень важно, Лиджен, – перебил меня Фостер. – Одного вида пулемета слишком мало, чтобы вызвать у вас панику. Что вы видели?

– Я искал черный ход, – буркнул я, – спустился в подвал. Там мне не понравилось, и я вернулся назад.

– Что вы видели в подвале? – лицо Фостера напряглось еще больше и побледнело.

– Что-то вроде… – я запнулся. – Там была трещина в полу. Какие-то звуки, свет…

– Пол! – воскликнул Фостер. – Ну конечно. Вот слабое место.

Казалось, он разговаривал сам с собой.

Я ткнул пальцем через плечо:

– А еще что-то странное происходит у вас за окнами.

Фостер посмотрел в сторону тяжелых портьер.

– Слушайте меня, Лиджен, – произнес он. – Мы в серьезной опасности – и вы, и я. Ваше счастье, что вы проснулись вовремя. Этот дом, как вы уже, наверное, поняли, представляет собой нечто вроде крепости. В данный момент мы стали объектом нападения. Стены имеют достаточно мощную защиту. Но я не могу сказать этого про пол в подвале – всего лишь три фута железобетона. Нам нужно уходить, очень быстро и очень тихо.

– Хорошо. Куда? – спросил я.

Фостер повернулся, прошел через холл к одной из закрытых дверей и что-то нажал. Дверь отворилась, и я проследовал за ним в небольшую комнату. Он подошел к голой стене и нажал на нее. Панель стала отходить в сторону. Фостер вдруг отскочил назад.

– Боже мой! – сдавленно прокричал он и навалился всем телом на стену. Панель вернулась на место. Я стоял как вкопанный. Откуда-то появился запах, напоминавший запах серы.

– Что происходит, черт подери? – воскликнул я. Голос мой сорвался, как всегда бывает, когда я напуган.

– Этот запах! – крикнул Фостер. – Быстрее, назад!

Я отступил на шаг. Фостер бросился мимо меня через холл. Я помчался за ним по пятам, не оглядываясь из боязни узнать, что и я сам являюсь объектом преследования. Фостер взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и остановился на площадке. Он опустился на колени, отогнул персидский ковер, мягкий, как соболий мех, и ухватился за стальное кольцо, закрепленное в полу. Взглянул на меня. Лицо его было белым.

– Благослови, боже! – произнес он хрипло и потянул за кольцо. Кусок пола поднялся, показалась первая ступенька лестницы, которая вела вниз, в черную дыру. Фостер не мешкал: он опустил ноги и нырнул в проем. Я последовал его примеру. Лестница тянулась футов на десять вниз и заканчивалась каменным полом. Я услышал звук отодвигаемого засова, и мы вошли в большое помещение. Через ряд высоко расположенных окон я увидел лунный свет почувствовал свежий аромат ночного воздуха.

– Мы в гараже, – прошептал Фостер. – Зайдите с другой стороны машины и садитесь в нее, только тихо.

Положив руку на гладкую поверхность кузова, я осторожно открыл дверцу и, усевшись в кресло, тихо закрыл ее. Уже сидящий рядом со мной Фостер нажал кнопку, и на приборной доске зажглась зеленая лампочка.

– Готовы? – спросил он.

– Да.

Двигатель завелся с пол-оборота. Не мешкая, Фостер дал полный газ и отпустил сцепление. Машина рванулась в сторону закрытых ворот. Я инстинктивно пригнулся и услышал, как они с треском распахнулись от удара автомобиля, с ревом рванувшегося в ночь. Первый поворот подъездкой аллеи мы промчались со скоростью сорок миль в час, а на шоссе выскочили, визжа резиной колес, уже на шестидесяти. Я оглянулся и в последний раз увидел дом Фостера, белевший под луной своим степенным фасадом. Он тут же скрылся за изгибом дороги.

– Что происходит? – спросил я, стараясь перекричать свист воздуха. Стрелка спидометра перевалила за отметку "90 миль в час" и продолжала двигаться дальше.