Текст книги "НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

Соавторы: Джон Кейт (Кит) Лаумер,Лэрри Найвен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

– Там имелся небольшой поток энергии, питающий экраны, – объяснил Фостер. – Ведь им для существования необходим источник энергии. А до появления на Земле электричества сто лет назад это был единственный источник на планете.

– А как они проникли в шахту, не раскалывая ее?

– При наличии достаточного времени они легко проникают сквозь пористые субстанции. Но прошлой ночью, конечно, когда я приблизился к ним, они, изголодавшись от долгого поста, просто вырвались наружу.

– Ну, ладно. И что случилось потом, после того, как вы похоронили того человека?

– В дневнике говорится, что на меня напали аборигены, люди в звериных шкурах. Один из них забрался в модуль. Он, видимо, передвинул ручку управления, и модуль взлетел, оставив меня на произвол судьбы.

– Значит, мы нашли в модуле его кости, – задумчиво произнес я, – те, с ожерельем из медвежьих зубов. Интересно, почему его скелет не оказался в корабле?

– Он, безусловно, прилетел сюда. Но помните тот скелет, который мы обнаружили прямо в шлюзе для приема модулей? В те времена, когда дикарь ступил на борт корабля, этот скелет еще представлял собой достаточно свежий и порядком окровавленный труп. Человек, видимо, принял его за недвусмысленное предостережение о том, что его ждет, если он осмелится идти дальше, от ужаса забился в модуль, чтобы переждать опасность, и там, наверное, умер с голоду.

– То есть, он оказался заброшенным в ваш мир, а вы – в его.

– Да, – ответил Фостер. – Потом я, судя по записям, жил среди первобытных людей и стал их королем. Множество долгих лет я провел у посадочной площадки в надежде на спасение. Поскольку я не старел ТАК, как окружавшие меня люди, мне стали поклоняться как богу. Я мог бы соорудить сигнальный маяк, но у меня не было чистых металлов или других материалов, которые можно было бы использовать. Я попытался обучить аборигенов, но для этого мне нужны были века.

– Вам следовало организовать школу и отобрать самых толковых из них, – сказал я.

– Я не испытывал недостатка в способных учениках. Мне было абсолютно ясно, что эти дикари и люди Двух Миров – одной крови. Видимо, когда-то, давным-давно древние изгнанники из Двух Миров стали источником разума на Земле.

– Но как вы могли столько прожить – сотни лет? Вы что, сверхлюди, которые живут вечно?

– Естественная продолжительность жизни очень велика. Вы, земляне, страдаете опасной болезнью, от которой умираете молодыми.

– Это не болезнь, – возразил я. – Мы естественно стареем и умираем.

– Человеческий мозг – великолепный инструмент, – сказал Фостер, – рассчитанный на долгое существование.

– Мне придется поразмышлять над этим. – сказал я. – А почему вы не заразились этой болезнью?

– Против нее всем валлонианам делается прививка.

– Хотелось бы мне получить такой укол, – признался я. – Ладно, вернемся к вам.

Фостер полистал страницы дневника.

– Я правил многими народами и под разными именами, – сказал он. – Я объехал много стран в поисках искусных мастеров по металлу, стеклодувов, колдунов. Но всегда возвращался к посадочной площадке.

– Наверное, тяжело жить изгнанником в чужом мире, – заметил я, – век за веком влача свое существование среди дикарей…

– Моя жизнь не была лишена определенного интереса, – возразил Фостер. – Я наблюдал, как мой дикий народ сбрасывает с себя звериные шкуры и приобщается к цивилизации. Я обучил их строительству, показал им, как разводить стада и возделывать землю. Я построил большой город и опрометчиво попытался привить их знати рыцарский кодекс Двух Миров. Но, сидя чинно за круглым столом, как в большом Круглом Совете в Окк-Хамилоте, они так толком и не поняли его сути. А потом они стали слишком любопытными и начали присматриваться к своему королю, который почему-то не старел. Я покинул их и снова попытался соорудить сигнальный маяк дальнего действия. Его учуяли Охотники. Они обрушились на меня, но я отогнал их огнем. Потом меня разобрало любопытство, и я выследил их пристанище…

– Знаю, – вставил я, "…это было место, издавна мне известное… никакой постройки, только шахта, сооруженная людьми…"

– Они буквально облепили меня. Я едва спасся: голод сделал Охотников бешеными. Они могли лишить мое тело всей жизненной энергии.

– Представляю, как бы вам пригодился тогда этот передатчик! Но ведь вы не знали о нем. И поэтому отгородились от них океаном.

– Они нашли меня и там. Всякий раз я уничтожал их в несметных количествах и обращался в бегство. Но каждый раз несколько Охотников оставалось невредимыми, чтобы размножиться и скова заняться поисками меня.

– А ваш сигнальный маяк, он что, так и не заработал?

– Нет. Это была безнадежная затея. Сырье, необходимое для его изготовления, могла дать только высокоразвитая технология. Мне ничего не оставалось, как обучать землян тому, что знал сам, способствовать развитию науки и ждать. Но тут я качал терять память.

– Почему?

– Мозг постепенно устает, – пояснил Фостер. – Это цена, которую он платит за свое долголетие. Он должен обновиться. Жизненные потрясения и лишения ускоряют Переход. Я старался отодвинуть его в течение многих веков, но в конце концов почувствовал, что он наступает… Дома, на Валлоне, – продолжал он, – человек в таком случае обычно снимает копию своей памяти, которая хранится в электронном регистраторе, а после Перехода использует ее для восстановления старых воспоминаний в обновленном теле. Но, поскольку я был оторван от своего мира, память, которую я терял, должна была уйти безвозвратно… Я сделал все, что было в моих силах: нашел безопасное место, заготовил самому себе послание, чтобы прочитать после того, как очнусь…

– Когда вы пришли в себя там, в гостинице, вы всего за одну ночь стали вновь молодым. Как это могло случиться?

– Когда мозг обновляется, стирая следы времени, вместе с ним регенерирует и тело. Кожа избавляется от морщин, а мускулы – от усталости. Они вновь становятся такими же, как были.

– При первой нашей встрече вы рассказали мне, что последний раз теряли память сравнительно недавно, в 1918 году.

– Ваш мир жесток, Лиджен. Я, видимо, терял память не один раз. И где-то когда-то потерял жизненно важное звено: забыл, что ищу. Поэтому когда на меня снова напали Охотники, я, ничего не понимая, обратился в бегство.

– В своем доме в Мейпорте вы установили пулемет. Он что, мог пригодиться против Охотников?

– Думаю, что нет, – ответил Фостер. – Но я этого не знал, я только знал, что за мной охотятся.

– К тому времени вы уже могли бы сделать сигнальный маяк, – размышлял я, – но забыли как… Или что – может, он вообще больше вам не нужен?

– Но в конце концов я все выяснил… с вашей помощью, Лиджен. И все же тайна остается: что случилось на борту корабля так много веков назад? Как я оказался здесь? Кто убил остальных?

– Послушайте, – сказал я, – вот вам гипотеза: пока вы снимали копию со своей памяти, возник бунт. А когда вы очнулись, все кончилось – экипаж был мертв.

– Возможно, – сказал Фостер. – Но когда-нибудь я должен узнать правду обо всем этом.

– Одно непонятно, почему никто с Валлона не прилетел за этим кораблем. Он же все время был здесь, на орбите.

– Представьте себе всю безмерность пространства, Лиджен. А Земля – всего лишь крошечный мир среди мириадов звезд.

– Но ведь на ней была оборудована станция для управления вашими кораблями. Похоже, что Землю регулярно посещали. Да и книги со снимками – они свидетельствуют о том, что ваши люди прилетали к нам и улетали на протяжении тысячелетий. Почему это прекратилось?

– Такие маяки установлены в тысячах миров, – ответил Фостер. – Вообразите, что это буй, указывающий на риф, или тропа первопроходца в чаще. Пройдут века, прежде чем какой-нибудь странник снова наткнется на нее. Тот факт, что вентиляционная шахта в Стонхендже, когда я впервые там приземлился, была завалена многовековыми обломками, свидетельствует о том, насколько редко посещался ваш мир.

Я задумался над словами Фостера. Кусочек за кусочком он складывал мозаику прошлого, но она была еще далеко не полной. У меня возникла идея:

– Послушайте, вы сказали, что очнулись тогда на столе регистратора сразу после восстановления памяти. А почему бы не попытаться повторить это восстановление сейчас? Конечно, если ваш мозг сможет выдержать такую нагрузку через столь короткий промежуток времени.

– Да, – резко поднявшись, сказал он. – Это – шанс. Пошли!

Я прошел за ним из библиотеки в ту комнату, где валялись скелеты. Он с любопытством стал их осматривать.

– Стычка что надо, – прокомментировал я. – Целых три.

– Судя по всему, это комната, где я очнулся, – произнес Фостер. – А вот люди, которых я увидел мертвыми.

– Они и сейчас не очень живые, – заметил я. – Так как же насчет регистратора?

Фостер подошел к этой необычной кушетке, наклонился рядом с ней, но потом отрицательно закачал головой:

– Нет. Конечно, ее здесь нет…

– Чего?

– Копии моей памяти, которая использовалась тогда для восстановления.

Вдруг я вспомнил о цилиндре, который прикарманил несколько часов назад. С непонятно почему забившимся сердцем я поднял его в зажатом кулаке вверх так же нетерпеливо-торжественно, как тянет руку ученик, когда знает правильный ответ:

– Этот?

Фостер лишь мельком взглянул на него.

– Нет, этот чист так же, как к другие, что выстроены там. – Он указал на полку на противоположной стене с цилиндрами, окрашенными под олово. – Это на случай, если срочно потребуется произвести запись. Заполненные же носители обычно кодируются цветными линиями.

– Этого и следовало ожидать, – сказал я. – Иначе все оказалось бы слишком уж просто. Нам, видно, суждено добираться до цели самым сложным путем. Да-а, нелегко будет найти под таким большим комодом пуговку от воротничка, но мы попытаемся.

– В том нет нужды. Я восстановлю свое прошлое, когда вернусь на Валлон. Там, в хранилищах, содержится копия памяти любого гражданина.

– Но ваша была здесь, с вами.

– Она – лишь вторая копия. Основная же всегда хранится в Окк-Хамилоте.

– Представляю, как вам хочется вернуться туда, – произнес я. – Каким счастьем будет для вас попасть домой после стольких лет отсутствия! Кстати о годах. Вы можете сказать, как долго пробыли на Земле в отрыве от своих?

– Я потерял счет дням уже давным-давно, – ответил Фостер. – Я мог бы сказать лишь очень приблизительно.

– Ну и сколько примерно? – продолжал настаивать я.

– С того времени, как я покинул этот корабль, Лиджен, – произнес он, – прошло три тысячи лет.

– Мне очень жаль, что наша команда распадается, – признался я. – Я уже почти начал привыкать к роли бестолкового ученика. Мне будет вас не хватать, Фостер.

– Полетим со мной на Валлон, – предложил он.

Мы стояли в наблюдательной рубке, глядя на залитую светом поверхность Земли в тридцати тысячах миль от нас. Ниже ее, подобно вырезанной из картона игрушке, висел мертвенно-бледный диск луны.

– Как бы то ни было, спасибо вам, дружище, – промолвил я. – Конечно, хотелось бы посмотреть на эти ваши другие миры, но боюсь, что в конце концов от этого останется только сожалеете. Что толку дарить эскимосу телевизор? Буду я торчать на Валлоне и чахнуть по дому, по этим изнуренным людям, по этим мерзким запахам и по всему прочему.

– Когда-нибудь вы сможете вернуться.

– Насколько я разбираюсь в путешествиях на кораблях, подобных этому, я вернусь назад не ранее чем через пару столетий, хотя продолжительность самой дороги мне покажется всего лишь в несколько недель. А я бы хотел прожить свою жизнь здесь, среди людей, которых знаю, в мире, с которым сросся. В нем есть свои недостатки, но это мой дом.

– Тогда, – с сожалением сказал Фостер, – я больше ничего не могу сделать, чтобы вознаградить вас за вашу терпимость и выразить вам свою благодарность.

– Ну, кое-что все-таки можете, – сказал я, – Позвольте мне взять спасательный модуль и набить его кое-каким добром из библиотеки, несколькими камешками из хранилища и парочкой небольших механических безделушек. Думаю, что я смогу продать их так, что выровняю свою пошатнувшуюся экономику, а может быть, даже обеспечу себя на всю жизнь. Я ведь, как вы выразились, материалист.

– Как хотите, – ответил Фостер. – Берите все, что пожелаете.

– Когда я вернусь назад, – продолжал я, – то сделаю еще кое-что: расчищу вход в туннель ровно настолько, чтобы туда могла пролезть термитная бомба. Если, конечно, станция еще не обнаружена.

– Насколько я могу судить по сдержанному характеру местного населения, эта тайна сохранится еще, по меньшей мере, три поколения.

– Я посажу модуль в глухом месте, чтоб его не засек радар, – рассуждал я. – Время пока подходящее. А то еще несколько лет и такое станет невозможным.

– Да. И этот корабль будет обнаружен, несмотря на его противорадиолокационные экраны, – добавил Фостер.

Я взглянул на огромный гладкий шар, сияющий среди абсолютной тьмы. На поверхности Тихого океана играло яркое отражение солнца.

– Мне кажется, там внизу я вижу отличный островок, то, что надо, – разошелся я. – Ну а если он не подойдет, остается еще миллион других для выбора.

– А вы изменились, Лиджен, – заметил Фостер. – Сейчас вы разговариваете как человек, в котором есть много joie de vivre[2]2
  Радость бытия (фр.).


[Закрыть].

– Мне всегда казалось, что я – один из тех парней, которым всегда не везет, – ответил я. – Но стоя здесь и глядя на весь мир, я почувствовал что-то такое, отчего подобные мысли начинают казаться глупыми, Там внизу есть все, что нужно человеку, чтобы поймать свою удачу… даже если у него нет запаса товаров на продажу.

– В каждом мире свои правила жизни, – произнес Фостер, – в одном сложнее, в другом проще. Но столкнуться с вашей реальностью – это настоящий вызов.

– Я… и Вселенная, – провозгласил я. – Да на таком фоне и неудачник буде, выглядеть красавцем.

И повернулся к Фостеру:

– Мы находимся на орбите с периодом обращения десять часов. Пора приступать к делу. Я хочу посадить модуль в южной части Южной Америки – там есть одно место, где можно разгрузиться без необходимости отвечать кое-кому на множество вопросов.

– В вашем распоряжении есть несколько часов до наиболее подходящего момента старта, – сказал Фостер. – Не надо торопиться.

– Может, и не надо, – заметил я, – но у меня много дел…

Я в последний раз взглянул на величественную планету на обзорном экране:

– …и мне не терпится начать…

ГЛАВА VIII

Я сидел на террасе, наблюдая, как солнце погружается в море, и думая о Фостере, который находился где-то там, за пурпуром далекого горизонта, и наконец возвращался домой на корабле, который прождал его три тысячи лет. Было странно представлять себя на его месте, летящим почти со скоростью света. Для него прошло всего несколько дней, а для меня – три года… три коротких года, которыми я очень удачно воспользовался.

Самое тяжелое время меня ожидало в первые несколько месяцев после того, как я посадил модуль в каньоне пустынной местности к югу от небольшого перуанского города под названием Иценка. Я проторчал у модуля целую неделю, чтобы убедиться, что вокруг не соберутся бдительные граждане со своими полезными советами и затруднительными для меня вопросами. Затем, увязав в узелок несколько тщательно отобранных образцов товара для начала своей новой карьеры, я доехал на попутных до города. Две недели мне пришлось вкалывать, врать, мошенничать или упрашивать, чтобы добраться до портового города Калао, и еще неделю, чтобы пристроиться палубным матросом на банановоз, направляющийся в сторону моего дома. В Тампе я смылся на берег и, не привлекая особого внимания, добрался до Майами. Насколько я понял, полиция уже потеряла ко мне интерес.

Мое появление не вызвало восторга у моей старой подружки, сеньориты тяжелой весовой категории. Тем не менее, она помогла мне устроиться, и я приступил к реализации плана обратить мои сувениры в деньги.

Я захватил с собой из модуля полный карман маленьких серых пластинок, смахивающих на кости домино, но в действительности представляющих собой фильмы, и к ним маленький проектор. Но я не думал их продавать. Я договорился со старым знакомым из числа деловых людей снять фильм для частного показа, пообещав при этом очень низкие затраты. Установив проектор, я принялся крутить свои фильмы, а он переснимал их на 35-миллиметровую пленку. Я сказал ему, что вывез эти фильмы контрабандой из Восточной Германии. О фрицах он был невысокого мнения, но ему пришлось отдать должное их техническому мастерству: комбинированные съемки были просто сногсшибательными. Особенно ему нравился фильм, который я назвал "Охота на мамонта".

В общей сложности у меня было двенадцать фильмов. Сделав незначительные редакторские сокращения и добавив титры с комментариями, мы получили динамичные короткометражные сюжеты по двадцать минут каждый. Мой компаньон вышел на своего друга в Нью-Йорке, который занимался распространением кинопродукции, и после осторожной полемики по поводу условий контракта мы заключили сделку на сто тысяч долларов за все двенадцать роликов с возможностью продажи следующей дюжины по такой же цене.

Через неделю после также осторожного пробного показа фильмов в провинциальных кинотеатрах в окрестностях Байонна, штат Нью-Джерси, мне, без всяких вопросов предложили полмиллиона за следующую партию. Пообещав ему проценты, я оставил своего приятеля Майка улаживать детали, а сам отправился назад в Иценку.

Модуль был на том же месте, где я его оставил. Степень вероятности, что его случайно найдут, была ничтожно малой, так что он мог спокойно торчать здесь еще лет пятьдесят.

Команде, которую я привел с собой, я объяснил, что это макет ракетного корабля, являющийся реквизитом для фильма, который я снимаю. Я позволил им все облазить, чтобы они сбросили давление любопытства в своих головах. Общее мнение было таково: этой штукой никого не проведешь – ни хвостового оперения, ни лучевых пушек, а приборная панель – вообще курам на смех. Но поскольку я им платил, они принялись воздвигать систему маскировочных сетей (в соответствии с моим сценарием) и сгружать мои товары.

Спустя год после возвращения домой, я уже имел собственный остров – квадратную милю суши с идеальным климатом в пятнадцати милях от побережья Перу – и дом, в котором архитектор учел каждый мой каприз, чем заслуженно заработал себе целое состояние. Самый верхний этаж дома – по сути дела башня – был чем-то вроде огромного сейфа. Именно там я хранил свой запас товаров. Я распродал большую часть из тех примерно ста фильмов, которые прихватил, расставаясь с Фостером. Но у меня еще оставалось много другого товара. Сам проектор был весьма дорогой вещью: его автономная система питания преобразовывала ядерную энергию в свет с эффективностью в 99 процентов. Он последовательно сканировал "пленку" по молекулярным слоям и проецировал непрерывную картину – не то, что наши мигалки по 16 кадров в секунду. Цвет и звук были совсем как в жизни, так что мой дистрибьютор иногда жаловался мне, что при пересъемке на самую лучшую пленку фирмы "Текниколор" цвет изображения казался каким-то блеклым.

Принцип работы проектора был до сих пор абсолютно неизвестным и, по крайней мере, теоретически значительно превышал уровень понимания наших физиков. Но практическое его применение было проще простого. Я рассчитал, что при наличии нужных связей в научных кругах, которые помогли бы мне внедрить эту систему, я быстро налажу индустрию и она принесет миллиардные доходы. Я уже выпустил на рынок несколько своих штучек: прочную бумагу для изготовления рубашек и белья, химический состав, от которого зубы делались белыми, как свежевыпавший снег, переливающийся всеми цветами художественных красок. С теми знаниями, что я почерпнул из своих стержней-памяток я владел технологиями для целой сотни новых индустрии. Но все равно мои возможности были бы далеко не исчерпаны.

Большую часть года я провел, разъезжав по свету и получая все то, что может дать человеку свобода, помноженная на доллары. Следующий год я посвятил обустройству острова, покупке картин, ковров, серебра для дома… и концертного рояля – когда первоначальное опьянение экономической свободой у меня прошло, я снова стал наслаждаться музыкой.

В течение шести месяцев я держал собственного спортивного тренера на полной ставке; он круглосуточно следил за режимом моего питания, сна и за выполнением всех придуманных им атлетических упражнений, которые только могло перенести мое бедное тело, В конце курса занятий я приобрел отличную форму, а от моего тренера осталась одна лишь тень. Я стал искать новое хобби.

Но сейчас, по прошествии трех лет, началось то, от чего я зарекался: меня стала доставать скука – болезнь всех богатых бездельников. Мечтать о богатстве и иметь его – совершенно разные вещи. И я начал вспоминать почти с ностальгией старые крутые времена, когда каждый день был приключением; то с полицейскими, то с голодным желудком, то с неутоленными желаниями.

Конечно, нельзя сказать, что от богатства я особенно страдал. Развалясь в удобном кресле, я отдыхал после целого дня, проведенного на рыбалке или за скромным обедом с шатобрианом. Я курил тонкую сигару, скрученную виртуозом своего дела из листьев лучшего в мире табака, и наслаждался прекрасной музыкой в таком звучаний, какое могла обеспечить самая качественная аппаратура стоимостью в тысячи долларов. А окружавшую меня местность, хоть она и была бесплатной, можно было бы оценить в миллион долларов за минуту созерцания. Потом я прогуляюсь к эллингу, заведу свой катер с мотором фирмы "Роллс-Ройс" и поплыву на большую землю. Там я пересяду в свой "кадиллак" с откидным верхом и поеду в город, где высокая брюнетка из Стокгольма ждет, чтобы я сводил ее в кино. Моя постоянная подружка была трудолюбивой секретаршей в электронной фирме.

Я докурил свою сигару и подался вперед, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, но тут что-то далекое на красной от заходящего солнца морской глади привлекло мое внимание, Я прищурился и попробовал разглядеть, что это такое, затем сходил в дом и вернулся с мощным биноклем. Наведя резкость, я стал изучать темную точку, которая уже четко вырисовывалась на фоне неба. Прямо к моему острову шел тяжелый моторный катер.

Я наблюдал, как он приближается, разворачивается у бетонного пирса длиной в сто футов – его я выстроил за волноломом – и причаливает бортом под рокот мощных двигателей. Потом двигатели смолкли, и в наступившей тишине катер закачался у пирса. Я изучал его серо-голубой корпус и неприметный флаг на корме. На баке стояли два палубных орудия, а по бортам размещались четыре пусковых устройства, заряженные торпедами. Но все железо катера не оставило у меня и половины того впечатления, которое произвели шеренги выстроившихся на палубе солдат в касках.

Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на пирс и построились двумя отделениями. Я насчитал 48 солдат и двух офицеров. До меня донесся слабни звук отрывистых команд, и колонна двинулась по мощеной дороге, извивающейся среди высаженных королевских пальм и кустов китайской розы, к широкой подъездной аллее, которая плавно заворачивала к моему дому. Они остановились, повернулись по команде налево и замерли по стойке "смирно". По аллее, стараясь выглядеть естественно, насколько позволяли обстоятельства, поднялись два офицера в парадной форме и толстый, коротконогий штатский с "дипломатом" в руке. Они остановились у подножия широкой мраморной лестницы, ведущей к крыльцу.

Возглавляющий группу военный – по званию не менее, чем бригадный генерал, – глянул вверх и спросил:

– Разрешите подняться, сэр?

Я обвел взглядом молчаливые шеренги, выстроившиеся у начала аллеи, и сказал:

– Если ребята хотят попить водички, сержант, скажите им, чтобы шли сюда.

– Я – генерал Смейл, – поправил он меня, – Это – полковник сухопутных войск Перу Санчес, – он указал на второго военного, – и мистер Пруффи из посольства США в Лиме.

– Привет, мистер Пруффи, – произнес я. – Привет, мистер Санчес. Привет..

– Этот… гм… визит носит официальный характер, мистер Лиджен, – начал генерал, – по делу чрезвычайной важности, затрагивающему безопасность вашей страны.

– О'кей, генерал, – сказал я. – Поднимайтесь сюда. В чем дело? Может, вы, ребята, начали новую войну, а?

Они гуськом поднялись на террасу, потоптались немного, пожали мне руку и робко расселись по стульям. Пруффи поставил "дипломат" себе на колени.

– Если хотите, можете положить свои сэндвичи на стол, мистер Пруффи, – предложил я. Он моргнул и сжал в руках свей "дипломат" еще крепче.

Я предложил всем изготовленные по моему заказу, сигары. Пруффи сильно удивился, Смейл отказался, а Санчес взял три.

– Я прибыл сюда, – сказал генерал, – чтобы задать вам, мистер Лиджен, несколько вопросов. Мистер Пруффи представляет Государственный департамент в качестве заинтересованной стороны, а полковник Санчес…

– Ладно, не рассказывайте, – оборвал его я. – Он представляет правительство Перу. Вот я почему-то не спрашиваю вас, что делает вооруженный отряд американских войск на перуанской земле.

– Послушайте, – встрял Пруффи, – я не думаю…

– Я вам абсолютно верю, – заткнул его я. – Так в чем же дело, Смейл?

– Я перейду сразу к сути, – сказал он. – На протяжении некоторою времени органы безопасности и расследования при правительстве США собирали данные по делу, которое за неимением более подходящего варианта было названо "Марсиане". – Смейл, извиняясь, кашлянул. – Немногим более трех лет назад, – продолжал он, – неопознанный летающий объект…

– Вы интересуетесь летающими тарелками, генерал? – спросил я.

– Ни в коем случае, – отрезал тот. – Объект наблюдался несколькими радиолокационными станциями при его снижении с чрезвычайно больших высот. Он приземлился… – Генерал замялся.

– Только не говорите, что вы забрались сюда, в такую даль для того, чтобы сообщить мне, что этого вы сказать не можете, – произнес я.

– …в одном из районов в Англии, – закончил генерал. – Для изучения этого объекта были направлены американские самолеты. Но прежде, чем они смогли его идентифицировать, объект взлетел, разогнался до огромной скорости и был потерян средствами слежения на высоте нескольких сот миль.

– А я думал, что ваши радиолокационные станции лучше, – заметил я. – Программа искусственных спутников…

– У нас не было в наличии никакой специальной аппаратуры, – ответил Смейл. – В результате активного расследования установлено, что два неизвестных – возможно, американцы – побывали там всего за несколько часов до этого… э-э… посещения.

Я кивнул, представив в какую скверную ситуацию мог бы попасть, если бы отправился туда затем, чтобы сунуть в шахту бомбу и уничтожить тот маяк. Сейчас там набилось секретных агентов в штатском как незамужних девиц на похоронах кинозвезды. Ну и пусть. Главное, что они ничего не нашли, Взрывы ракет обрушили туннель, а само подземное сооружение, видимо, было построено из неметаллических материалов, на которые не реагировали технические средства обнаружения. У меня даже мелькнула мысль, что в мире, откуда прибыл Фостер, металл – уже давно пройденный этап.

– Несколько месяцев спустя, – продолжал Смейл, – в США начала демонстрироваться целая серия довольно любопытных короткометражных фильмов, В них были представлены сцены, характеризующие условия существования на других планетах, а также древние и даже доисторические события, происходившие здесь, на Земле. Фильмы предварялись комментарием, будто все отснятое отражает лишь предположения науки о том, что могут представлять собой отдаленные миры. Эти фильмы привлекли внимание широкой публики и, кроме нескольких исключений, били высоко оценены учеными за свою правдивость.

– Я всегда восхищался умно сработанными подделками, – вставил я. – А такая актуальная тема, как путешествия в космосе…

– Техническое исполнение фильмов признано превосходным, но в одном из них была отмечена непростительная погрешность, – продолжал Смейл. – Там демонстрировался вид нашей планеты из космоса: Земля на фоне россыпи звезд. Изучение созвездий астрономами позволило быстро определить "дату" этой сцены – приблизительно 7000 год до нашей эры. Как ни странно, центр северной полярной шапки находился в заливе Гудзон. Признаков южной полярной шапки вообще не было. Континент Антарктиды оказался на широте около тридцати градусов абсолютно свободным ото льда.

Я смотрел на него и ждал продолжения.

– Так вот, результаты совсем недавних исследований подтвердили, что 9000 лет назад Северный полюс действительно находился в заливе Гудзон, – сказал Смейл. – А Антарктида в самом деле была свободной ото льда.

– Ну, эта идея обсуждалась уже давно, – заявил я. – Существовала теория…

– Кроме того, есть сомнения относительно изображений Марса, – продолжал генерал. – Аэрофотоснимки "каналов" были признаны очень искусными.

Он повернулся к Пруффи, который открыл свой "дипломат" и передал ему две фотографии.

– Вот – эпизод, взятый из фильма, – сказал Смейл. Это был цветной кадр 8010, запечатлевший на фоне черно-синего горизонта ряд насыпей, занесенных розоватой пылью.

Рядом с первым Смейл положил другой снимок:

– А этот сделан автоматическими камерами во время успешного полета нашего зонда к Марсу в прошлом году.

Я взглянул на них. Второй снимок выглядел нерезким с заметным сдвигом цветовой гаммы в сторону синего, но перепутать ландшафт было невозможно, Слой пыли, конечно, толще, угол съемки – другой, но насыпи – те же.

– Тем временем, – упорно продолжал бубнить Смейл, – на рынке появился ряд необычных изделий. И химики, и физики были поражены теоретической основой технологий, использованных при их изготовлении. Один из этих продуктов – неизвестный доселе вид красителя – основывался на абсолютно новой концепции в кристаллографии.

– Прогресс, – заметил я. – Знаете, когда я был еще маленьким…

– Нам пришлось распутать чрезвычайно сложный след, – продолжал Смейл. – В конце концов мы обнаружили, что все эти любопытные сведения, которые содержатся в папке под заголовком "Марсиане", имеют только один общий знаменатель. И этим знаменателем, мистер Лиджен, являетесь вы.

ГЛАВА IX

Солнце только-только взошло. Мы со Смейлом снова сидели на террасе, дожевывая завтрак из ветчины и мускатной дыни.

– Отбывать заключение в собственном доме – значит, иметь одно преимущество: хорошую кухню.

– Я понимаю ваши чувства, – сказал Смейл. – Откровенно говоря, задание меня не прельщало. Но, согласитесь, все это требует объяснения. Я питал надежду, что вы сочтете целесообразным добровольно сотрудничать с нами.

– Забирайте свою армию и отчаливайте на рассвете, генерал, – ответил я. – Может, тогда я смогу сделать что-либо добровольно.