Текст книги "Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы"

Автор книги: Фредерик Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Глава 11

Десять минут ходьбы от дома Эдне Бенсен, и он спустился на уровень подземных площадей, переулков и тупиков, туда, где жили забытые люди.

Форрестер шел без провожатого, без инджойера, который бы высвечивал зеленые указательные треугольники. Крадучись, он пересек полосу травы, увернулся от ревущего ховеркара – теперь его жизнь была только в его собственных руках – и вышел к стоэтажной башне. Навстречу смиренно шагнул человек, которого Форрестер смутно припоминал.

– Незнакомец, – сказал мужчина с мольбой в голосе. – У меня была ужасная жизнь. Все началось с закрытия шахт и болезни моей жены Мери.

– Приятель, – спросил Форрестер. – А не ошибся ли ты номером!

Мужчина отступил на шаг и внимательно оглядел Форрестера с головы до ног. Был он высокого роста, худой, с темной кожей и терпеливым интеллигентным лицом.

– Не тебя ли я раскрутил, когда ты приперся сюда с двумя малолетками? – обвиняюще произнес он. – Откинул полташку, кажется.

– У тебя прекрасная память. Но тогда я был при деньгах; а сейчас я разорен. – Форрестер оглядел негостеприимные высотные здания и сквер. – Я буду очень признателен, – добавил он, – если вы скажете, где можно заночевать.

Мужчина настороженно огляделся вокруг, подозревая некий подвох, но затем заулыбался и протянул руку.

– Добро пожаловать в клуб, – сказал он. – Уитлоу. Джерри Уитлоу. Что произошло?

– Уволили, – напрямик вывалил Форрестер и затем представился.

– Такое с каждым бывает, – посочувствовал Джерри Уитлоу. – Смотрю, вроде без инджойера, но как-то сразу и не смекнул. Посчитал, о Пот, что очередной зеленый забыл захватить его с собой. Но тебе надо немедленно достать штуковину.

– Зачем?

– О Пот! Ну, удивил! Да ты желанная дичь для любого охотника. Они наезжают в район, замечают твое банкротство… Черт, да тебе и дня не продержаться. – Он отстегнул от ремня инджойер – или то, что Форрестер принял за оный, – и гордо протянул его. – Подделка. Усек? Но как две капли похож на настоящий. Кого хочешь одурачит. Держу пари, ты тоже не разобрался.

Форрестер действительно принял его за настоящий. Но когда поднес к глазам – подделка стала очевидна. Очень легкий – видимо, штамповка из пластика, но раскрашен под настоящий инджойер.

– Конечно же, не фурычит, – улыбался Уитлоу. – Но есть преимущество: можно не платить за аренду! Зато никто не привязывается. А без него – любой извращенец, оттягивающийся на тотальной смерти, в три секунды уложит меня.

Он ненавязчиво взял жезл из рук Форрестера и, оценивающе прищурившись, поглядел на него.

– Тебе надо достать такой же. И тебе чертовски повезло, прямо с первой попытки. Через два дома живет парень, делающий их на продажу. Он мой друг. Держу пари, он уступит индж за… черт!.. за смехотворную сумму в сто баксов!

У Форрестера изумленно приоткрылся рот.

– Восемьдесят? А семьдесят пять?

– Уит, – честно сознался Форрестер. – У меня нет и десяти центов.

– Пот! – с уважением воскликнул Уитлоу. Затем пожал плечами. – А, черт! Нельзя допустить, чтобы тебя шлепнули за паршивые пятнадцать баксов. Так и быть, подсоблю.

– Пятнадцать?

Уитлоу улыбнулся.

– Мои комиссионные. Отдашь, когда накопишь. Топай за мной. Без знакомств ты здесь пропадешь.

Забытые люди жили на задворках Великого Мира, раскинувшегося наверху, но Форрестеру показалось, что и внизу не бедствовали. Джерри Уитлоу не шиковал, но и не голодал. Чистая одежда в хорошем состоянии, спокойные манеры. Вероятно, заключил Форрестер, когда освоюсь, такая жизнь может даже нравиться.

Уитлоу оказался первоклассным учителем, хотя имел один недостаток: рот его практически не закрывался. Он провел Форрестера через подземные лабиринты и мосты, о которых даже не подозревал Форрестер, не переставая болтать. В основном – о своей жизни.

– …уволили с шахты. Оказался я, приятель, без работы. Семья висит на шее. Кое-как перебивались. Потом заболела Мери. Пришлось обратиться к чинушам. Пришел к ним один, направили на курсы переподготовки, закидали тестами, и – Боже Потный! – не поверишь, Чак, набрал я столько баллов, что у них головы ходуном заходили. Затем опять школа и…

Уитлоу остановился и настороженно посмотрел вверх. Они находились на участке, зажатом двумя огромными зданиями, под крошечным квадратом открытого неба. Он схватил Форрестера за руки и затащил в подвал, где инджойерных дел мастер содержал лавку.

– Будь осторожен! – свирепо прошептал он. – Наверху караулит айер.

Смысл слова ничего не сказал Форрестеру, зато он понял все по интонации. Они побежали, каждый своим извилистым маршрутом, но возле лавки индж-мастера, которая находилась в червеобразном отростке внутри здания, оказались практически одновременно.

Некогда в этом аппендиксе хранилось какое-то оборудование, потом оно устарело, было вывезено, а помещение осталось пустовать. Коротышка, торгующий инджойерами, занимал три комнаты на трех разных уровнях. Каждая комната имела выход-тоннель в полтора метра шириной. В целом помещения составляли причудливую хитросплетенную сеть. В один из таких тоннелей юркнул Форрестер, следом за ним – Уитлоу.

Было темно. Форрестер бежал по неровному полу, пригибаясь, чтобы не удариться головой, до тех пор, пока наступившая кромешная тьма и выбоина не остановили его и не опрокинули на жесткий каменный пол.

Судорожно дыша, он не осознавал причину бегства, но Уитлоу заразил его своим страхом. Он пробудил в Форрестере сотню старых страхов; до этого момента он почти не вспоминал об избиении первого дня… Но бегство и физические усилия акцентировали полузабытую боль каждой ссадины. Бока ломило, в голове шумело.

С момента, как он стал забытым человеком, прошло ровно два часа.

Форрестер лежал на холодном каменном полу, слушая… Тишина была полной, как и темнота.

А преследователя, кого так опасался Уитлоу, рядом не оказалось. Только человек-горностай способен догнать человека-кролика в этих дебрях, подытожил Форрестер; а в темноте даже у кролика могут вырасти острые когти. Сумасшедшего марсианина хватало ему с избытком. А теперь…

Он вздохнул и перевернулся на жестком полу. Интересно, что произошло с мебелью и аппаратурой, так необдуманно купленной для квартиры, уже не принадлежавшей ему, задумчиво размышлял Форрестер. Существует ли компенсация, если он вернет все?

Даже если компенсация существует, необходимого опыта для ее получения у него нет. Форрестер с интересом подумал, а сможет ли Хара вытащить его из данной передряги. Дабы получить ответ, он решил во что бы то ни стало разыскать доктора. Собственно говоря, в том, что он попал в столь незавидное положение, есть и вина Хары…

– Нет, – сказал Форрестер в темноту громко и отчетливо.

Вины Хары нет и не было. Форрестер сам отвечал за свои поступки. За два часа в шкуре забытого человека он осознал, что должен принять на себя ответственность за происшедшее. Не существует общества, которое охраняет человека. Он попал в мир одиночек; он капитан своей судьбы, хозяин своей души…

И пленник собственных ошибок.

Когда в темноте Уитлоу осторожно произнес его имя, Форрестер уже смирился с фактом одиночества в этом холодном, жестоком и безработном мире.

Он осторожно перебрался через трубы, пересек ховер-трассу, и двинулся к зданию, тысячи несущих конической формы колонн которого вонзались в газон. Свет, контролировавший рост травы, падал из аккуратно спрятанных светильников десятиакровой крыши.

Уитлоу, к которому вернулась уверенность, довел Форрестера до колонны с дверью, на которой красные буквы высвечивали надпись: Запасный выход.Он распахнул дверь, подтолкнув Форрестера, и закрыл ее за собой.

– Чудненько, – жизнерадостно произнес он. – Чуть не накрыли, но сейчас все в порядке. Проголодался?

Форрестер предполагал устроить Уитлоу допрос, но встречный вопрос проводника полностью отвлек его внимание.

– Да! – с удивлением для самого себя выкрикнул Форрестер.

– Засветился, – Уитлоу улыбнулся. – И горе твое не останется безутешным. Я крепко связан с одним субчиком, он работал со мной еще в лабораториях той жизни. Сейчас он программирует диеты и всегда из продуктов для эксперимента подкидывает и на мою душу. Поглядим…

Порывшись в шкафу, он вытащил две тарелки в термоупаковке. Они раскрылись от прикосновения, выставив напоказ ароматный ужин.

– Черт, сегодня он в ударе! Это тянет на копченые устрицы по-милански! Рубай от души, Чак. Гарантирую, такой еды даже и двенадцать апостолов в глаза не видывали.

Поглощая еду, Форрестер изучал обстановку комнаты, в которой они находились. Узкий коридор вел из здания в бомбоубежище, расположенное в подземном парке; его давно не активировали, так как с появлением угрозы нападения сириан на двухсотметровой глубине были построены совершенно новые убежища. Но забытое, полностью оснащенное убежище сохранилось как бесполезное напоминание о прошлом. Уитлоу экспроприировал его. Температура строго контролировалась, электричество и водопровод остались включенными, и, как Форрестер уже заметил, убежище было полностью оснащено оборудованием для хранения пищи. Уитлоу требовалось одно – достать еды и забить ею пустующие объемы хранилищ.

Форрестер в приятном расслаблении откинулся на спинку кресла, собираясь с силами, чтобы прикончить шоколадный мусс, и лишь краем уха улавливал беспрерывный поток болтовни Уитлоу.

– …Закончил университет. Но устроиться по специальности горного инженера не удалось. Я вернулся в университет и получил второй диплом по электронике твердых структур. Зазывалы «Белл Компани» подкатились с предложением, я принял его и приступил к работе в их лаборатории. Для начала – за девять тысяч. Пот! Дела повалили в гору. Мери временами толстела, дети были в порядке. Но меня какое-то время мучил кашель, и…

– Уит, – сказал Форрестер, – прервись на минуту. Один вопрос. Почему мы прятались от… репортера?

Уитлоу насторожился.

– Прости, – сказал он через минуту. – Все забываю, что ты зеленчик. Значит, не в курсе об айерах, то есть репортерах?

– Абсолютно.

– Они хуже любой отравы. Вот самое главное, что тебе нужно знать. Они как стервятники, которые, увидев труп, начинают кружить над ним. Свобода прессы. Какой-нибудь идиот, получивший лицензию на убийство, немедленно оповещает репортеров. Он расписывает подробный план действий, чтобы репортеры подоспели к кровопролитию. Пресса запечатлевает убийство на пленку, а потом прокручивает через стены обзора. Особенная для них радость – если убийца участвует в одном из турниров. Один такой на прошлой неделе был здесь. Он участник открытого национального чемпионата, и, потный Боже, репортеры глазели из каждого облака.

– Кажется, я понял, – сказал Форрестер. – Держась подальше от репортеров, мы избегаем встречи с убийцами.

– В этом есть логика, а?

– Не знаю, есть или нет, – скромно ответил Форрестер. Он начал сожалеть, что так быстро последовал совету детей, не желая выслушивать упреки Эдне. Он ощутил прилив злобы. Как посмел мир так пренебрежительно отнестись к его жизни!

Но ведь именно этот мир подарил ему жизнь. Много веков назад, превратив в труп с сожженными легкими, его не закопали в землю, в которой он давным давно растворился бы. Форрестер вздохнул, устроился поудобней в кресле и позволил Уитлоу убаюкать себя рассказами о его приключениях.

– Сходил я к доктору, работавшему в компании, и он обрадовал меня. Рак. Но компания впихивала в программу замораживания своих сотрудников. Доложил я обо всем медикам. – Черт, – говорят они. – Рак легких, значит? Ложись, будем замораживать твои кости…

Расслабившись, слушая в пол-уха, Форрестер клевал носом. Странный выдался день, подумал он, а затем заснул.

– Чтобы жить припеваючи, следует чрезвычайно тщательно подбирать «клиентов», – поучал Уитлоу. – Неправильная оценка человека приводит к печальным последствиям. Но, подыскав клиента и правильно обработав его, получаешь шанс наткнуться на богатого бездельника, который нацелился совершить экономическое убийство, но который безропотно оплатит все расходы по замораживанию жертвы. Однако можно напороться на убийцу, который испытывает двойную радость от того, что жертва останется мертвой навеки.

Во избежание «неприятностей» они скрупулезно изучали каждого потенциального клиента. Деловые люди, бизнесмены не совали носа на нижний уровень. Самые выгодные клиенты – разношерстные «туристы». Обычно они приходят парами. Один – «ведомый», – кому показывали, либо свежеразмороженный новичок, либо только что вернувшийся космонавт. В любом варианте «ведомый» для убийства еще не созрел. Сложнее было оценить компаньона – «ведущего», – того, кто показывал.

– Поэтому я раскрутил именно тебя, Чак. А мальчик меня не волновал. Хотя напороться на «детский» сюрприз можно элементарно.

«Промысел» считался противозаконным, поэтому приходилось остерегаться полиции.

Полицейские не вмешивались, если только не видели явного нарушения закона или если человек не находился в розыске. И уж тогда начинались серьезные неприятности. Первый контакт Форрестера с полицией произошел, когда он в одиночку попытался обработать женщину. Уитлоу спрятался за кустом сирени и шепотом наставлял приятеля.

– Эй, Чак! Видел? Выкинула хабарик. Десять против одного, что она из 1980-го или того раньше. Обкатай ее, мой мальчик!

Не успел Форрестер пройти и двух шагов, как раздался громкий шепот Уитлоу:

– Фараон!

Двухметровый полицейский в голубой форме недвусмысленно поигрывал дубинкой. Форрестера предупредили, что это инджойер, напичканный снотворными или слезоточивыми аэрозолями плюс оружием. Полицейский вычислил Форрестера издалека и сразу же подошел к ним, покачивая на ходу дубинкой; он остановился и уставился на Уитлоу, который прятался за сиреневым кустом.

– Доброе утро, человек Уитлоу, – вежливо поздоровался полицейский, повернулся к Форрестеру и молча посмотрел ему в глаза, а затем произнес – Приятного вам дня, человек Форрестер, – и удалился.

– Но как он узнал? – ошеломленно спросил Форрестер.

– По сетчатке глаз. Не обращай внимания. Он давно бы заграбастал тебя, находись ты в розыске. Обожди маленько, пусть он отвалит подальше.

Перспективный клиент удалился восвояси быстрее полицейского. Но, как вскоре усвоил Форрестер, не составляло труда подыскать других «лопухов». Тщательно сторонясь полицейских, старательно перенимая опыт и навыки Уитлоу в потенциальной оценке клиента, Форрестер забыл о времени. И нельзя было сказать, что день прошел бездарно. Погода стояла теплая и сухая, зелень, обрызганная эрзац-ароматами, приятно пахла, а «раскрученные» клиенты принесли нормальный среднедневной доход. Форрестер добыл пять долларов у девушки в зеркальном бикини, затем пятьдесят у мужчины, который выгуливал обезьянку с серебристым мехом; Форрестер получил у него деньги якобы за пользование подземным парком и сразу отдал Уитлоу долг за поддельный индж. С деньгами в кармане и не предвидя особенных трат, он снова ощутил себя платежеспособным гражданином.

Орлиные глаза Уитлоу сверкнули, и он напряженно прошептал:

– Шикарно! Глянь туда! Похоже, нам повезло.

Около газона с высокими гладиолусами из ховеркара выбирался мужчина. Отпустив машину, он неспешно, как турист, стал прогуливаться по траве. Его походка была необычна, лицо излучало радость. Он приблизился к ним.

– Погляди на походку! – Уитлоу аж затрясся от возбуждения.

– Гляжу. Ну и что в ней особенного?

– Чак, он после уменьшенной гравитации! Мужик вернулся после длительного перелета. А деньгами он, по самым хилым прикидкам, заряжен немерено. Раскручивай болвана!

Форрестер слепо принял диагноз Уитлоу. Он подошел к астронавту и напрямик сообщил:

– Мое имя Чарлз Д. Форрестер. Вследствие моего незнания обычаев этого времени я потерял все деньги и лишился работы. Я буду глубоко признателен, если вы дадите мне хоть сколько-нибудь…

Уитлоу по мановению волшебной палочки уже стоял рядом.

– Это касается и меня, босс, – печально сказал он. – Мы попали в жуткую передрягу. И если вы любезно поможете нам, то мы будем ненавязчиво, но вечно вам признательны.

Человек остановился, держа руки в карманах, ничуть не удивленный и не обеспокоенный. Повернув к «нищим» лицо, он с серьезной заинтересованностью произнес:

– Как это прискорбно слышать, джентльмены. В чем причина ваших трудностей?

– Моих? Наши судьбы с Форрестером удивительно схожи. Мое имя Уитлоу, Джерри Уитлоу. Все началось в первой жизни. Я работал на шахтах в Западной Виргинии. А когда их закрыли…

Астронавт оказался не только вежлив, но и терпелив. Он внимательно выслушал и длинный рассказ Уитлоу, и исповедь Форрестера, поведавшего отредактированную Уитлоу версию своих злоключений. Астронавт посочувствовал им, записал имена и пообещал обязательно разыскать их, вновь оказавшись в этих краях. Он оказался идеальным клиентом на перспективу. Он был членом сменного экипажа спутника связи, вращающегося вокруг Солнца под прямым углом к эклиптике и обеспечивавшего свободную от помех ретрансляционную связь внутри Солнечной системы. Работа оплачивалась превосходно, а экипажи менялись через полугодовые интервалы. Астронавты возвращались с целым состоянием в кармане и ненасытной жаждой общения. Уитлоу и Форрестер долго общались с астронавтом, за что получили по две тысячи каждый.

Вечером они ужинали в ресторане. Несмотря на протесты Уитлоу, угощал Форрестер.

Ресторан был любимым пристанищем забытых, как мужчин, так и женщин, причудливо сочетая интим дома и безличие автоматизированного сервиса. Клиентов обслуживал инджойер – опускаешь в специальное отверстие несколько монет и делаешь заказ. Конечно, от цен волосы вставали дыбом, но Форрестер решил, что никакие деньги не заменят налаженных связей и приобретенного опыта. По предложению Уитлоу, они разогрелись веселящей смесью (пятьдесят долларов за выхлоп), затем последовали коктейли (сорок), затем сытный супец (двадцать пять), следующая порция выпивки, после которой Форрестер потерял деньгам счет. Кажется, им подали блюдо, напоминавшее мясо, но в оболочке из ванильного мороженого и с кровью внутри; а уж после него они начали пить одну за одной.

Они «гуляли» не одни. В переполненном ресторане, где Уитлоу, казалось, знал всех, собралась компания людей с семи континентов, нескольких планет и лун; всех их вытащили из заморозки за последние шесть веков.

Форрестер едва не впал в шоковое состояние, увидев громадного, краснолицего мужчину, как две капли воды похожего на Хайнци-убийцу. Они познакомились. Кевин О’Рурк да Солис Ласис тоже оказался марсианином, а по призванию – поэтом. Из принципа он отказывался принимать взятки от государства железноголовых. Расспросив Рурка, Форрестер выяснил, что речь шла о государственных стипендиях, предоставляемых любому поэту, но Рурк с гневом отверг ее. На непродолжительное время он связался с обществом Нед Луд. Но в нем было полно таких же железноголовых, как и в государственных учреждениях. Земля, как он считал, сплошная зона бедствия. Пусть сириане захватывают ее!

– А почему ты не вернешься на Марс? – вежливо поинтересовался Форрестер.

Но марсианин счел вопрос оскорбительным, побагровел и ушел в противоположный угол зала.

– Не обращай на Кевина внимания, – ласково посоветовала миловидная смуглая девушка, которая, прильнув к плечу Форрестера, помогала уничтожать спиртное из его стакана. – Он вернется. Certainement [2]2
  Несомненно.


[Закрыть].

Атмосфера сборища несла в себе оттенок интернационализма Объединенных наций. Форрестер отметил, что, за исключением редких чудаков, таких, как Ттоэт-марсианин, забытые в основной своей массе пришли приблизительно из одного с Форрестером временного отрезка. Они тяжело вживались в мир, предположил он, и с трудом зарабатывали на жизнь. Но это касалось не всех. Миниатюрная чешка – смуглая девушка, расстрелянная в 1991 году по обвинению в шпионаже в пользу большевистского Китая, была заморожена с величайшим риском боевиками Хрущевского подполья, потом оживлена, а затем еще семь раз убита самыми разными способами и при самых разных обстоятельствах, но каждый раз ее воскрешали. Но не деньги побудили ее искать прибежище среди забытых людей. Денег у нее было навалом, как прошептал Уитлоу. Она собрала коллекцию золота и драгоценных камней от многочисленных поклонников из самых разных стран и на протяжении веков, так что капиталы ее возрастали в геометрической прогрессии. Но после очередного убийства в ее мозгу произошли необратимые изменения: каждое утро она просыпалась с твердым убеждением, что агенты Сталина выслеживали ее. Она не боялась их. Ее нежелание умирать напоминало Форрестеру посещение дантиста; повода для волнений нет, но процедура сама по себе неприятна. Как человек, перевидавший семь веков, она притягивала внимание Форрестера, не говоря уже о ее красоте. Но она очень быстро надралась, и воспоминания пошли путаным и бессвязным потоком.

Форрестер поднялся и, покачиваясь, побрел за очередной выпивкой. Если я пьян, то лишь самую малость, подумал Форрестер и, споткнувшись, пролил содержимое стакана на худого лысого старика, который улыбнулся, кивнул головой и сказал:

– Tenga dura, signore! Eprecioso! [3]3
  Держитесь крепче, сеньор! Осторожно! (итал.).


[Закрыть]

– Вы абсолютно правы, – сказал Форрестер, садясь на соседний стул.

Войдя в ресторан, Уитлоу первым делом указал на него. Старик, родившийся задолго до Форрестера, был некой достопримечательностью. Он умер в 1988 году от эмболии в возрасте ста семи лет. С эмболией справились бы еще и в те годы, но не с опустошительным действием старости. Прошло шесть веков черного забытья в жидком гелии, и его капиталы приблизились к отметке, когда директорат морозильника решил оживить его. Денег хватило на хирургическое омолаживание, но не на косметическую операцию.

– Держу пари, что вы прожили интересную жизнь, – торжественно заявил Форрестер, допивая остатки из бокала.

Старик степенно кивнул.

– Signore, – сообщил он, – durante la vita mia prima del morte, era un homo grande! Nel tempo del Duce – ah! Un maggiore dei eserato, io, е dappertutto mon mi dispacciono le donne! [4]4
  Сеньор, во времена моей первой жизни была эпоха Великого человека! Эра Дуче. Я служил в чине майора и не раз доставлял ему депеши.


[Закрыть]

Уитлоу похлопал старика по плечу и увел Форрестера.

– Травма передней доли мозга, – прошептал он.

– Но он говорил по-итальянски.

– Конечно, Чак. Учиться он не смог, поэтому очутился здесь. Не слишком много работы существуют для человека, который не может говорить, как все мы.

Марсианин, пошатываясь, прошел мимо, голова была повернута в их сторону. Слышал ли он их разговор, Форрестер сказать не мог, но тот сказал громко и кстати:

– Говори, как все! Живи, как все! Живи ради государства! И оно позаботится о тебе!

Вечеринка набирала обороты. Собравшиеся оживились, повеселели и напились. Человек небольшого роста в зеленом жабо, имитирующем раскраску сириан, закричал:

– И каким же образом? Полтысячелетия назад Адольф Берль спросил: «Что хочет корпорация?» И государство стало корпорацией.

Балерина заикала, приоткрыв остекленелые сердитые глаза.

– Сталинисты, – прошипела она и вновь погрузилась в сон.

Форрестер запустил руку в карман, нащупал стодолларовые бумажки и скормил их инджойерам, заказав выпивку на всех.

Форрестер отдавал себе отчет, что вторая и последняя тысяча тает с устрашающей быстротой. Но ему нравилось транжирить деньги. Он был достаточно пьян, достаточно эйфоризован, чтобы переложить на утро все страхи завтрашнего дня. Сомнительно, что день грядущий окажется хуже дня прошедшего. Он оценил преимущества жизни забытых людей.

Залезть в долг невозможно, ведь у тебя нет даже кредита. Мудрый Таре Таркас! Прекрасные дети дали прекрасный совет!

– Ешьте! – закричал он, не обращая внимания на предостерегающий шепот Уитлоу. – Пейте! Веселитесь! Ведь завтра мы снова умрем!

– Domani morire! [5]5
  Умрем завтра!


[Закрыть]– пискливо вторил старик-итальянец, поднимая в честь Форрестера бокал с неизвестно-на-сколько-но-безумно-дорогой-граппой.

Форрестер выпил и за его здоровье.

– Чак, послушай, – тревожно сказал Уитлоу. – Сбавь-ка обороты. Такие клиенты, как астронавт, не каждый день на дороге валяются.

– Заткнись, Уит. Перестань поучать, как старая бабка.

– Что ж. Это твои деньги. Но, оказавшись завтра на бобах, не обвиняй меня.

– От тебя тошнит, – с улыбкой сказал Форрестер.

– Кто бы говорил! – вспыхнул Уитлоу. – Да если бы не я, где бы ты был? Черт подери, я не собираюсь выслушивать подобный базар и…

Марсианин с ирландским именем прервал их.

– Эй, мужики! Завязали!

Уитлоу остыл. Форрестер обернулся и с удивлением разглядывал марсианина.

– Где ты научился так говорить? – спросил он.

– Так – это как? Я что-нибудь неправильно сказал?

– В некотором роде, да.

Но лицо марсианина изменилось, он щелкнул пальцами.

– Погоди! Твое имя, кажется, Форрестер?

– Да. Но мы обсуждали тебя…

– Невежливо перебивать подобным образом, – упрекнул Кевин О’Рурк да Солис Ласис. – Вот что я хотел сказать. Тебя разыскивал сирианин.

– Сирианин? Зеленый? – Форрестер попытался сконцентрироваться сквозь винные пары. – Эс-Четыре?

– Откуда мне знать его номер? Он был одет в гравитационную накидку, но я распознал сирианина. Их я на своем веку перевидал достаточно.

– Возможно, он подал иск на компенсацию за нарушение контракта, – с горечью сказал Форрестер. – Пусть судится сколько угодно.

– Думаю, дело не в этом, потому что…

– Довольно, – перебил Форрестер. – До омерзения противно, как вы, марсиане, ловко меняете тему. Меня интересует вопрос: почему ты… так вот говоришь? Тот, который собрался прикончить меня, говорил с немецким акцентом. У него было и немецкое имя. Ты говоришь так же, как он. Но ты ирландец.

Кевин О’Рурк неодобрительно посмотрел на него.

– Форрестер, ты пьян. Что, черт побери, означает «ирландец»? Ты хочешь меня оскорбить, да?

Сколько длилась гулянка? Форрестер помнил длинные разглагольствования пьяной балерины, пытавшейся объяснить, что акцент был марсианский, а не немецкий, и что гелиево-кислородный воздух с давлением в шестьсот миллибар делал их невосприимчивыми к некоторым частотам. Он отчетливо помнил, как засунул руку в карман, обнаружил отсутствие денег, и расплывчатое, приправленное ужасом воспоминание о неприятном инциденте.

Но все было несколько туманно и отдаленно – в сознании всплывали только отрывочные воспоминания.

На следующее утро он проснулся в тоннеле невдалеке от индж-лавки, не представляя, как добрался сюда. К тому же, один.

И его мучило грандиозное похмелье.

Форрестер смутно припоминал, что Уитлоу предупреждал и об этом. Общественные инджойеры не оснащались автономными контурами слежения. А момент «торможения» он должен был выбрать сам, индж обслуживал до тех пор, пока в него подкладывали деньги.

Очевидно, он долго «подкармливал» инджойер.

Форрестер печально покачал головой. Движение вызвало водопад боли в затылке.

Произошло что-то неладное?

Он вяло попытался вспомнить, и в сознании возникала мозаика лиц, охваченных массовым ужасом.

Нечто прервало гулянку, разогнало напуганных и подвыпивших посетителей ресторана. Даже итальянец и балерина очнулись от пьяного забытья и дали деру.

Но что это было?

Форрестер не был уверен, но подозревал, что сейчас о вчерашнем лучше не вспоминать.

Пошатываясь, он добрел до конца тоннеля, спустился по металлическим ступенькам и открыл дверь. Он стоял и смотрел на кусты, цветы, траву, недовольно отворачиваясь от ласковых прикосновений теплого ветра. Был уже день. Исключая отдаленный шум ховеркаров, он не слышал больше ни звука.

Нельзя делать выводы, отталкиваясь только от двадцатичетырехчасового опыта. Несомненно, все его беды произошли по его же вине. А место среди забытых людей – в этом Форрестер с готовностью признался – явно оказалось не для него. Но существует ли в этом новом мире место для него?

Неожиданно появился Уитлоу, счастливый и довольный, как будто в мире не существовало похмелья. Форрестер посмотрел на него и сделал вывод, что пока ты жив, следует продолжать жить.

– Все в порядке? – радостно подмигнул Уитлоу. – Ну и нагрузился же ты вчера вечером!

– Меня уже известили, – мрачно огрызнулся Форрестер. – И любым подробностям я поверю на слово. Уитлоу, как бы мне снова получить работу?

– Зачем?

– Надоели детские игры, – малодушно сказал Форрестер. – Я никого не осуждаю, но сам не хочу вести такую жизнь.

– Достань денег, – посоветовал Уитлоу. – Иначе никто и слушать тебя не станет.

– Отлично. А стартовый капитал придется зарабатывать жульничеством?

– Точно! – закричал Уитлоу. – И у меня приятное известие, Чак. Астронавт опять ошивается поблизости. Обработаешь его еще разок, а?

Они прошли под пилонами через газон, выискивая открытое небо. Уитлоу заметил, что астронавт в одноместном флайере бесцельно летает по окрестностям. По предположению Уитлоу, астронавт собирается приземлиться и снова погулять по району забытых людей, но сейчас его почему-то уже не было видно.

– Прости, – извинился Уитлоу. – Но я уверен, он где-то поблизости.

Форрестер пожал плечами. Положа руку на сердце, он никому не хотел зла. Даже соратникам псевдореволюционера Тайко, призывавшего к крушению строя. Форрестер решил, что если выбрать работу, найти занятие, которое принесет пользу и доставит удовлетворение…

– Что я говорил, Чак! – вскричал Уитлоу. – Видишь? Там!

Форрестер взглянул вверх. Уитлоу оказался прав. Из кабины флайера внимательно и прямо на них смотрел астронавт. Он поднес инджойер к губам и отдал команду: флайер пошел на снижение в направлении посадочной площадки.

– Он садится, – отметил этот факт Форрестер.

Уитлоу, потирая подбородок, наблюдал за посадкой флайера.

– Да, – оживленно произнес он. Глаза его тревожно заблестели.

– В чем дело? – спросил Форрестер.

– Что? – Уитлоу нахмурился и вновь посмотрел на флайер. – Да ничего, Чак. Дурное предчувствие, вот и все.

– В каком смысле?

– Ну… Ничего, Чак. У летунов порой бывают странные представления о развлечениях и… Чак, пожалуй, надо сматываться. – Он резко повернулся, схватил Форрестера за руку и потянул за собой.

Тревога Уитлоу передалась Форрестеру, и он побежал следом за ним. Уитлоу струсил, анализировал на бегу Форрестер, что типично для этого века трусости, когда надежда на бессмертие инициирует преувеличенный страх перед перманентной – абсолютной, необратимой – смертью.

Но животный страх пришел и к нему, стоило ощутить над головой мощный поток воздуха.

Флайер кружил над ними.

– Это он! – закричал Форрестер. – Ты прав. Он охотится за нами.

Форрестер припустил, как ужаленный. Уитлоу, увертываясь, рванул в другую сторону. А флайер, то снижаясь, то набирая высоту, описывал круги.

Странно, с запозданием осознал Форрестер, но он не заметил в кабине астронавта.

И в этот момент он услышал крик Уитлоу. Астронавта не могло быть в кабине. Он запрограммировал автопилот флайера и сейчас стоял около желтого конусообразного здания на пути Уитлоу и держал в руках кнут.