355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фредерик Дар » Убийца (Выродок) » Текст книги (страница 10)
Убийца (Выродок)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 20:07

Текст книги "Убийца (Выродок)"


Автор книги: Фредерик Дар



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

– Охотно… – как бы со стороны услышал я собственный ответ. В конце концов, почему бы еще и не пожрать задарма? Сэкономленные деньги означали для меня выигрыш во времени.

Мы отправились в какой-то модный кабак. С артистами международного класса и американскими попками. Чтоб культурненько поскучать и позевать, лучше места и не надо. Съехавшиеся отовсюду важные шишки хвастались своими прилипалами-подружками; порция икры стоила три тысячи, и тот бедняга, который вздумал бы заказать для начала форель с печеными яблоками, рисковал заслужить всеобщее презрение…

Я был не совсем подходяще одет, чтобы хряцать цыпленка с карри, но мой синьор Роберто просто ликовал. У присутствующих уже не осталось на наш счет никаких сомнений. То, что я его любимый дружок, – это было так же заметно, как Эйфелева башня на кухонном буфете. С виду я относился к категории соблазнителей из низшего сословия, от которых чаще всего балдеют как раз гомики – аристократы. Когда мы входили, на нас таращились вовсю. Дамочки смотрели на меня с симпатией и интересом, потому что педы всегда вызывают у них тайную нежность и подогревают их скрытые желания. Мужчины – настоящие, разумеется, – слегка морщили нос, но те, другие, прямо пожирали меня взглядом. Им всем страшно хотелось отведать стройного красавчика вроде меня. А один Паша в тюрбане – тот вообще, видно, готов был загнать на барахолке весь свой гарем, чтоб купить хоть чуток противоестественного экстазу.

Вы себе представить не можете, что чувствуешь, когда забрасываешь в пустое брюхо ужин вроде того, что он мне устроил. Я подметал его глазами, втягивал носом, уплетал за обе щеки… Я исходил слюной, как старый немощный пес, сидящий у подвала колбасной лавки… Это был настоящий рай. Я почти обессилел от удовольствия. Я чувствовал себя маленьким мальчишкой. Куда и подевался убийца Капут… Мой аппетит, мое наслаждение делали меня безобидным и безвинным. Все будто началось заново. Я будто только что выскочил из маминой утробы, и первородного греха во мне было не больше, чем денег в кармане у папуаса.

Рапен с умилением смотрел, как я чавкаю: даже про собствённый ужин забыл.

– До чего же вы, видно, изголодались! – пробормотал он, когда я выплюнул в пустую тарелку последнюю персиковую косточку.

Теперь меня охватил легкий стыд. Все вокруг смотрели на меня, как смотрят на только что вышедшего из-за кулис шпагоглотателя: с любопытством и даже с некоторым восхищением.

– Хотите, поедем в какой-нибудь клуб? – спросил Робер. – Я тут знаю несколько довольно любопытных местечек…

Я покачал головой.

– Нет, сегодня не могу. Извините, но мне нужно отдохнуть. Я падаю с ног…

– Что ж, тогда я вас отвезу, ладно?

И отвез – на моторной лодке, которой управлял одетый в форму лодочник. Меня уже не интересовали ни полная яркая луна, ни залив, ни цветные витражи дворцов, отражающиеся в темной воде… Я, как святыню, вез домой в животе свой ужин. Я радовался начинающемуся во мне трудному и благородному процессу пищеварения. Радовался простой, почти животной радостью…

Я понял, что ему хочется засечь, где я живу. Он проникновенно сказал мне «до свиданья» у входа в мою «Стеллу де Оро», и я тяжело вполз по крутой лестнице наверх.

Хозяин встретил меня пристальным взглядом, выстукивая пальцами «Риголетто» на крышке стола.

Я без единого слова положил перед ним десятитысячную купюру.

Его лицо засияло, как Париж вечером 14 июля. Он отсчитал мне сдачу и воскликнул завидным бельканто:

– Буона нотте, синьоре!

– Чтоб ты сдох, засранец! – ответил я ему с сердечной улыбкой.

Жратва возвращала мне силы: я полным ходом превращался в прежнего Капута.

II

На следующее утро, когда я храпел громче «боинга», в дверь осторожно постучали.

Я зевнул, как аллигатор, пытаясь сообразить, кто это может быть. Потом мои подозрительность и недоверчивость резко выставились вперед, как антенны насекомого. Когда стучат в дверь гостиничного номера, в котором живет убийца, – это ничего хорошего не предвещает. Это может означать многое: например, приход карабинеров с полными карманами железа.

– Кто там? – спросил я.

– Это я, Робер…

Я узнал его сладенький голосок. Этот хлыщ времени не терял: решил застать меня еще в постели, чтобы я не успел упорхнуть.

Накануне, видя мою усталость, он решил не настаивать, но сегодня утром будущее принадлежало ему.

Я открыл.

Ни дать ни взять – картинка из журнала мод! На нем были сиреневые брючки и белый пуловер, а на запястье – золотой браслет, пробудивший у меня некоторый интерес. Наглаженный, причесанный, надушенный, он опять улыбался, как на рекламе зубной пасты.

– Доброе утро, соня вы этакая! – сюсюкнул он.

– Доброе утро.

– Я хотел предложить вам прогулку к морю…

– Да я вообще-то не готов…

– Да что там готовиться! Держу пари, это займет у вас не больше трех минут. Кстати, я захватил вам свитер.

Надо же, какой внимательный… Обо всем подумал.

– Мне очень рекомендовали один ресторанчик в лагуне. Туда нужно добираться по берегу моря. Местечко, говорят, замечательное: стоит среди скал, в сказочно красивом уголке…

«Местечко» я себе уже представлял: мандолины и кьянти, кьянти и мандолины…

– Хорошо. Подождите меня внизу. Видели там плетеное кресло? Оно заменяет здесь светский салон.

Робер тоненько хихикнул.

– Какой вы забавный. Послушайте, а почему бы вам не переехать в мой отель? Обслуживание у нас превосходное…

– Потому что мои средства к существованию не позволяют мне обитать во дворцах…

Он пожал плечами:

– Ну, к этому мы еще вернемся…

Он никак не мог заставить себя выйти. Ему, видно, хотелось поглазеть на мой утренний туалет. Меня все это уже начинало порядком доставать. Я чуть было не послал его ко всем чертям прямо на месте, но сдержался, вспомнив, что должен ему десять тысяч лир.

– И все же – прошу прощения. Я сейчас спущусь.

Он нехотя убрался. Я закрыл дверь и задвинул засов.

Если б этот тип не раздражал меня до такой степени своими педерастическими ужимками, приключение могло бы показаться мне даже в какой-то степени занимательным. Но он был мне слишком уж неприятен, а долгого соседства с неприятными мужиками я никогда не мог выносить.

Внезапно у меня возникла идея. Причем идея отличная. Такая, которую не стыдно было бы вписать в историю достижений человеческого мозга…

Я быстро побрился, вытащил из-под матраца свои штаны, натянул его лимонно-желтый свитер и старательно причесал волосы.

Результат получился неплохой. Я стал красивым парнишкой – со спокойным загорелым лицом и в довольно приличных шмотках.

Я сунул свои последние деньги в задний карман брюк и спустился к гомику.

Он сидел в том самом косолапом кресле и листал «ла газетту».

– Вы просто очаровательны! – восхищенно воскликнул он.

Я молча потянул его к выходу.

На моей узкой улочке было полно народу. Здесь витали запахи кислого вина и плесени, к которым примешивался слабый душок горячего подсолнечного масла. Горожане болтали, как попугаи…

Мы медленной и счастливой походкой дошли до площади Сан-Марко. Я раздумывал, с чего лучше начать, и испытывал некоторые затруднения: с одной стороны, мне не хотелось сразу хватать быка за рога, но с другой, я чувствовал, что гомик вот-вот заработает лучший за всю мою карьеру удар правой в челюсть.

Я выпалил свою заготовленную тираду посреди залитой солнцем площади, в окружении сотни голубей:

– Робер, я парень прямой. Я не хотел бы вас шокировать, но…

Он побледнел, решив, что я собираюсь объявить об ортодоксальности моих нравов. Бедный херувимчик уже горько сожалел, что обманулся и зря потратил время на ухаживания. Поэтому мои дальнейшие слова подействовали на него лучше, чем ведро крема на больного геморроем.

– Знаете, вы мне очень нравитесь. Я чувствую, что между нами зарождается крепкая привязанность…

(Держи карман шире).

Ну, он, конечно, сразу расцвел и возбудился до упора.

– …Вот только Венецию я в последнее время не переношу. Я столько здесь натерпелся, что этот город стал мне просто отвратителен. Скажите, вас здесь ничто не держит?

– Нет-нет, – поспешно заверил он. – Даже наоборот: я собирался отправиться во Флоренцию…

– Так давайте уедем?

– Когда же?

– Прямо сейчас!

– Ого, дружочек, какой вы решительный!

– Вы себе даже не представляете, насколько вы правы, – искренне подтвердил я.

Уговорить его не составило никакого труда. Он любил жизнь, а значит, и неожиданности.

– Хорошо. Я только заеду к себе в отель, заплачу за номер и соберу вещи. А вы пока тоже собирайтесь. Встречаемся на причале Сан-Марко через час. Договорились?

– Идет.

И я бросил ему такой взгляд, от которого растаяла бы ледяная гора.

– А вы молодчина, Робер…

Он томно улыбнулся, нисколько не сомневаясь в том, что уже меня покорил, что я уже стал его могучим тигром и пушистым зайчиком…

Я посмотрел, как он удаляется своей танцующей женской походочкой… Да, есть все-таки на свете люди, которые сами мчатся, нагнув голову, навстречу своей судьбе.

Часом позже, усевшись на причал и поставив рядом свой тощий чемоданчик, я смотрел в грязно-зеленую воду Большого канала, по которому плыли пучки соломы, гнилые овощи и дохлые коты. Увидеть в этой вонючей клоаке поэзию мог только последний псих. А между тем в этот самый момент во всем мире люди пускали слюни, разглядывая венецианские каналы на цветных календарях…

– Э-эй! – крикнула моя «Роберта».

«Она» подплывала к причалу на моторке, которой правил служащий «ее» отеля.

Я поднялся на борт.

– Мы куда – на вокзал? – спросил я.

Он удивленно моргнул:

– Зачем – на вокзал? У меня машина.

– Ах, вот как…

В каком-то смысле это меня очень даже устраивало…

Тачка у него была, я вам скажу, – не бабкина каталка. Рапен отхватил себе «альфа-ромео»… Классный метеор, державшийся на дороге не хуже укатчика. На таком снаряде можно было давить сто восемьдесят по прямой и даже этого не замечать.

Я устроился по его десницу. Он включил радио, и на фоне ветра какой-то малый затянул сиропно-сладкую песенку. Вкупе с солнцем и морем это било наповал. Мне казалось, что я залез прямо в фильм компании «Парамаунт».

– Скоро собираетесь возвращаться во Францию? – спросил я.

Он вел машину неплохо, только как-то напряженно. Сев за руль, он сразу утратил свою обычную любезность. Над его бровями появились дугообразные морщины, и он покусывал нижнюю губу.

– Вообще-то спешить мне некуда, – ответил он спустя несколько секунд. – Главное – успеть вернуться до пятнадцатого.

– Разве вас никто не ждет?

– Никто. Других родственников, кроме отца, у меня не осталось, а с парижскими друзьями я надолго попрощался…

Слышать все это мне было намного приятнее, чем песню того мудика, что драл глотку перед миланским микрофоном.

По шоссе все время сновала взад-вперед куча разномастных автомобилей. Это меня никак не устраивало. Лучше было отпустить поводья и ждать своего часа, надеясь, что он пробьет вовремя, потому что вскоре мой озабоченный дружок должен был начать массированное наступление…

Мы проехали несколько деревушек, добела раскаленных адриатическим солнцем. На запруженных улицах за машиной скакали драные пацаны, протягивая грязные руки.

– Страна протянутых рук! – пробормотал я.

Рапен легонько, чуть презрительно улыбнулся.

– Хорошая страна. Здесь каждый готов на что угодно ради чего угодно…

Скотина! Он раздражал меня все сильнее и сильнее.

В полдень мы сделали остановку, чтобы пожрать в маленькой кафешке для пижонов. Там он начал ухаживать за мной уже всерьез. Окружавшая нас романтическая атмосфера окончательно завертела этому везунчику башку. Я сдерживался, как мог, отвечая на его рукопожатия вымученными улыбками, от которых он еще больше распалялся…

Но я довольно быстро нашел подходящее продолжение. Когда мы выходили из ресторана, я сказал:

– Знаете что, Робер? По-моему, сейчас было бы очень неплохо отдохнуть на песочке в какой-нибудь укромной бухте…

От волнения его физиономия изменила цвет и стала розовой, как конфетка.

– О, вас всегда осеняют такие удачные мысли!

Мы стали наугад пробираться к берегу по пустынным дорогам, на которых в ослепительном свете солнечного круга сверкала белая пыль. Машина то и дело подпрыгивала на ухабах.

Берег показался мне голым, облезлым и каким-то диким. Перед нами было одно только море – зеленое и проворное, как кипящая в кастрюле вода.

– Смотрите – мы совершенно одни, – промурлыкал Робер.

– Совершенно, Робер…

– И это прекрасно, ведь так?

– Еще бы!

Мы вышли из машины, потому что дальше дорога превращалась в едва заметную тропинку, сползающую прямо на пляж из мелкой гальки.

– Плавки брать? – спросил он.

– Да нет, не стоит…

Действительно, плавки ему были ни к чему.

Воздух обжигал. Насколько хватало глаз, справа и слева простирался только этот выцветший пляж, в который вгрызалось зеленое море. И – никого. Мы были в полном одиночестве.

Я вздохнул полными легкими, но это не дало мне ожидаемого ощущения бодрости.

Я подобрал большой голыш странной формы – сдавленный посредине, как некоторые картофелины.

Рапен шел впереди меня. Его волосы развевались по ветру. Он выглядел счастливым.

Ненависти я не испытывал. Я был спокоен, как хороший мастер, выполняющий работу, для которой рожден.

Я отвел руку назад, изогнулся, как дискобол, и изо всех сил опустил камень ему на затылок.

Шок получился мгновенный. Он сразу же упал ничком.

Я бросил камень и боязливым пальцем дотронулся до раны. Все основание черепа сделалось необычно мягким… Он попал в нокаут раз и навсегда.

По лицу у меня струился пот. Не от волнения – я хранил олимпийское спокойствие, – а от этой безжалостной жары. В небесах не было ни одной птицы, в море – ни одного паруса. У меня создавалось странное впечатление, что я – последний человек на нашей дурацкой планете. От этого делалось как-то не по себе и даже слегка захватывало дух.

Я посмотрел вокруг. Позади, метрах в тридцати, возвышался холмик из красноватых камней. Я ухватил Рапена за руку и оттащил туда. Потом приступил к грязной работе. Сначала его следовало раздеть. Шмоток на нем было немного: свитер, брюки и трусы.

Я уложил его головой на широкий плоский камень, потом, поднатужившись, поднял на полметра приличный обломок скалы и уронил его на рожу покойника. Из-под обломка брызнуло во все стороны. Я снова поднял камень, чтобы посмотреть, что получилось. Я должен был это увидеть: не из садизма, а потому что мой план требовал сделать его лицо неузнаваемым.

На этот счет я мог больше не беспокоиться: его башку раздавило, как помидор. На месте лица была неописуемая багровая каша, из которой торчали клочки светлых волос.

От этого мне стало малость противно, и я снова накрыл это гадкое месиво тем обломком скалы. Потом насобирал деревяшек, которые море всегда выбрасывает на берег. Я сложил их в кучу, бросил сверху свитер, брюки, трусы – и поджег. На такой жаре можно было поджечь даже снеговика. Деревяшки мигом затрещали и запылали, как факел.

Когда как следует разгорелось, я сунул в огонь обе руки Рапена. Что делать – того требовал мой план. Из костра потянуло противным запахом горелой свиной щетины. Я похвалил себя за то, что выбрал такой дикий уголок: этот запах должен был разноситься очень далеко.

Когда огонь догорел, от одежды осталась лишь кучка черного пепла. Руки трупа тоже почернели. Его вздувшиеся поджаренные ладони потрескались, как картошка в печи. Попробуй-ка сними с него теперь отпечатки…

Я осмотрел местность. Чтобы увидеть труп, нужно было наткнуться прямо на него. Я понял, что «Роберту» вряд ли найдут в ближайшие дни, если, конечно, не произойдет никакого каприза судьбы. А к тому времени жаркое солнце превратит мертвеца в такое, чему и название-то нельзя будет подыскать. С опознанием карабинерам придется подождать. Подождать, пока рак на горе свистнет…

Я разделся и нырнул в море. Вода оказалась очень теплой. Я перевернулся на спину, раскинув руки и ноги. Ощущение было чертовски приятное – будто лежишь на качающейся перине. В глазах стояло небо – светло-голубое, почти белое.

Освежившись и отдохнув, я оделся и пошел к машине.

При виде ее у меня возникла соответствующая реакция: я испугался. На меня напала противная паника, с которой удалось справиться далеко не сразу. Эта машина, стоявшая среди такого марсианского пейзажа, бросалась в глаза, как гора Сен-Мишель! Нужно было сматываться, и как можно скорее.

Я уселся за руль и нажал на стартер, который успел хорошо разглядеть по дороге сюда, Мотор чихнул – и все. Мне показалось, что волосы у меня на башке встают дыбом. Я мгновенно сообразил, что ключ зажигания остался у Робера в кармане. Тогда я не догадался обшарить его брюки, но теперь вспомнил, как он вытащил ключ из замка, прежде чем выйти из машины: это автоматический жест любого водителя.

Без ключа я уехать не мог и продолжал дрожать от страха. Я не находил в себе мужества снова подойти к той дохлятине, которая уже начала гнить на галечном пляже. Но что было делать?..

Я бегом вернулся обратно. Мое сердце будто сорвалось с привычного места и разгуливало в груди, как пацан на перемене.

При моем приближении в воздух с недовольным жужжанием поднялась целая эскадрилья зеленых мух. На их пиру я был незваным гостем. Они только начали читать праздничное меню, а я взял да и испортил им банкет…

Но когда они поняли, что мне нет до них никакого дела, то снова обсели неподвижного голого человека. Я начал лихорадочно разгребать пепел. Ох и воняло же от него! Этот запах услышишь, даже если ноздри залепишь пластилином. Его чувствуешь не одним только шнобелем – всей своей полезной площадью. Он проникает в тебя через поры…

Ключ был здесь – только весь посинел от огня. Я зажал его в кулаке и помчался к «альфе». Заводя мотор, я увидел себя в зеркале заднего вида: я был красный, как рак, с безумными глазами, которые нагнали на меня еще больше страху…

Я проделал обратный путь по той же разбитой дороге. Машина прыгала, как коза, я то и дело ударялся лбом о стекло. Выжать сто километров на такой терке мог только псих, не испытывающий никакой жалости к амортизаторам. Рессоры трещали, как бретельки лифчиков в районном кинотеатре. Но я все-таки справился. Вскоре впереди показалось шоссе. Я остановился за кустами и подождал, пока на трассе будет посвободнее. Когда справа и слева стало пусто, я выехал на асфальт и дал жару.

Машина снова поехала почти беззвучно. Меня никто не видел…

Я снизил скорость и включил приемник. Какая-то девчонка голосила по-итальянски песню, изготовленную в США. И я постепенно проникся окружающим меня счастьем – нежными красками, теплом, мелодичными звуками…

Я был доволен собой. Мне в один присест удалось заполучить деньги, машину и… и новую личность. Словом – полный набор.

Теперь, если, конечно, соблюдать определенную осторожность, может получиться, что я выбрался из болота навсегда!

III

Вот так, не зная куда, я проехал несколько часов. Я давил на газ, доверившись судьбе и инстинктивно стараясь держаться подальше от побережья. К четырем часам дня я очутился в пригороде Болоньи. Настало время принимать решение. Я остановился и начал обследовать содержимое чемоданов. Да уж, Роберу Рапену не грозила опасность остаться с голой задницей. У него оказалось сумасшедшее количество костюмов, причем один невообразимее другого. Предпочтение он явно отдавал фиолетовым тканям. Честное слово, среди его предков наверняка были монахи! Это, кстати, во многом объясняло бы его наклонности…

Помимо одежды, я нашел в чемоданах кучу разных хрустальных флакончиков, купленные в Италии эротические романы, шкатулку с несколькими мужскими украшениями… и револьвер. Причем не какую-нибудь игрушку, которой следовало ожидать, а серьезный парабеллум калибра 38. Эта выбивалка для пальто, скорее всего, придавала Рапену уверенности, когда он снимал парнишек. Но в конечном итоге, как видите, ничем ему не помогла.

Я сунул револьвер под кожаный чехол своего сиденья, чтоб был все время под рукой. С этим попутчиком я уже не чувствовал себя одиноким.

Документы и деньги моего покойничка оказались в кармане, устроенном в дверце машины. Я нашел сначала паспорт, потом пачку грошиков, завернутую в газету «Стампа». Я даже присвистнул от радости: там было двести тысяч лир, плюс сто билетов по пять тысяч французских франков и восемьдесят долларов десятками. Всего получалось около семисот тысяч. Я мог с уверенностью смотреть в будущее.

Рассовав деньги по разным карманам, я стал рассматривать фотографию на паспорте. Конечно, я имел мало общего с этой картинкой, но если обесцветить патлы, сбрить усы и вовремя поджимать губы, можно было надеяться, что пограничники ни к чему не придерутся.

Я положил паспорт на место, в карман на дверце, и тут мои пальцы наткнулись в глубине кармана на какой-то новый предмет. Вернее, на два предмета. Это были чековая книжка и книжка банковского счета в Парижском биржевом обществе.

В чековой книжке была использована только одна страница; на корешке стояла надпись: «Я – 600 000». Это выглядело весьма театрально. Я пролистал банковские бумаги, и когда увидел итоговую сумму в колонке кредита, у меня захватило дух. Десять миллионов четыреста десять тысяч! Целое состояние…

Я разозлился от мысли, что такая сумма будет многие месяцы лежать на счету мертвым грузом и в конце концов утонет в дырявом кармане государства.

Однако чем черт не шутит? Может быть, поработав как следует мозгами, я сумею ее усыновить. Но это было не к спеху. Пока что мой план состоял лишь в том, чтобы затаиться в какой-нибудь захудалой провинциальной дыре и спокойно почитывать газетки. Если труп Рапена не обнаружат на ближайшей неделе – тогда уж можно будет подумать о будущем всерьез.

Успокоенный этим решением, я въехал в Болонью.

Мне не составило никакого труда найти шикарную парикмахерскую. Внутри салон напоминал флорентийский дворец: розовый мрамор и зеркала в декоративных рамках.

Играя роль гомика, как настоящий водевильный актер, я объяснил, что хочу обесцветить волосы. Мне волей-неволей приходилось перевоплощаться в моего персонажа. В данный момент меня звали Робер Рапен (счастливые инициалы, как сказал этот несчастный идиот!), и это возлагало на меня определенные обязательства…

* * *

Без усов и со светлыми волосами я стал выглядеть еще голубее, чем мой «натурщик». Мне сделалось намного спокойнее: никто, кроме тех, кто близко знал Рапена, не мог заподозрить подмену. Мне повезло еще и в том, что у моего «клиента» не осталось родственников, Я перехватил его как раз на жизненном повороте. А когда жизнь совершает поворот, наступает лучше время для смерти. И я вовремя преподнес ему этот подарок.

Кто знает, может быть, я, сам того не подозревая, совершил идеальное преступление!

В Болонье я перекусил, причем с большим аппетитом. Я больше не думал о том трупе с раздробленным черепом и обугленными руками, что остался лежать на пляже. А если и думал, то разве что так, как вспоминаешь о неудачном фильме, на который пошел от нечего делать.

После еды мне захотелось перепихнуться с бабой. Еще бы: я уже сто лет не расстегивал свой пояс целомудрия, и пора было догонять.

Если у тебя «альфа-ромео», то «бета-джульетту» найти проще простого. Особенно в Италии. Я немного покатался по центру города, кидая смертельные взгляды на фланирующих девок. Одна улыбнулась мне; я остановился, открыл дверь… Она без лишних церемоний залезла в машину. Это была красивая брюнетка с матовой кожей. От нее хорошо пахло, под мышками у нее виднелись черные закрученные волоски. Вообще-то я не люблю чересчур мохнатых баб и обеими руками голосую за стопроцентную женственность; но эта меня все же возбуждала.

На ней было красное платье с большим декольте и ярко-зеленая жакетка. Когда все это уселось рядом со мной, у меня создалось впечатление, что я на карнавале в Ницце. Я дружески поглаживал ее по ляжке, чтобы компенсировать свою неразговорчивость.

В конце концов я увез ее в укромное местечко и лихо вздрючил прямо в машине. С отелем мне связываться не хотелось. Дело было не в экономии: просто торопило время.

Скачка удалась на славу: настоящая симфония для задних рессор! Амортизаторам «альфы» опять, если можно так выразиться, грозил конец…

Я отвалил девчонке двадцать тысяч За такие деньги она готова была отдаться всем придворным эфиопского царя, несмотря на давний итало-абиссинский конфликт. Она извивалась как припадочная и вопила так, что закладывало уши. В общем, такая заводная оказалась – будто съела нитроглицерина или приняла отвар из шпанской мушки. Мне говорили, что у итальянок в этом месте свербит, но таких номеров я, признаться, не ожидал.

Когда она стала кончать, то издала неистовый вопль, навалилась на меня и принялась обнимать, душить, царапать. У меня было такое ощущение, что я поссорился с тигрицей.

Я мягко отстранил ее, открыл дверцу с ее стороны, выпихнул ногами на траву и уехал. Мне требовалась от нее лишь минутка экстаза; для спектаклей она могла искать себе другого партнера.

Ночь была прекрасна и нежна.

Я покинул Болонью. Мне следовало соблюдать свою программу и искать спокойную деревушку, в которой я мог бы ненадолго поселиться.

Около полуночи я остановился в поселке под названием Боккатине, расположенном посредине между Болоньей и Генуей. Я изрядно устал, и мне как раз призывно подмигивала вывеска ярко освещенного отеля.

Я вышел из машины и пошел договариваться насчет комнаты. Входя в двери заведения, я машинально сунул руку в карман – и меня словно окатили ледяной водой. Я вынул руку из кармана и порылся в других: все оказались пустыми. Тут я понял, почему шлюха из Болоньи устроила мне такое родео: старательно изображая удовольствие, она потихоньку занималась моими карманами… У меня остались только те восемьдесят долларов, которые я сунул в задний кармашек на брюках – только и всего. Но комнату я все-таки взял.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache