Текст книги "Последний пожиратель греха"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Я поспешила выполнить ее просьбу, изо всех сил стараясь угодить. Мне всегда нравилась эта женщина, потому что она была доброй и помогала людям. Кроме того, она была одной из бабушкиных лучших подруг и частенько приходила к ней в гости. Во время таких визитов они говорили об обитателях гор и о том, как их лечить от разной хвори. Я любила сидеть рядом и слушать эти воспоминания, хотя при мне обе старались говорить осторожно – боялись, как бы не сказать лишнего. Я уже подумывала, не стать ли мне знахаркой, как Гервазе Одара. В нашем небольшом горном селении ее очень уважали. Поэтому я с готовностью принялась выполнять ее просьбу.

Мои колени погрузились в плотный ковер упавших листьев. Они лежали таким толстым слоем, что напоминали новый, свеженабитый матрац. Я аккуратно вытянула из земли растение вместе с корнем, радуясь, что оно нисколько не повредилась. Очистив находку от грязи, я отдала ее Гервазе Одара, надеясь получить одобрение.

– Спасибо, детка. – Она улыбнулась и положила растение в свою корзинку, потом поправила мои волосы и мы пошли дальше. – Твоя мама сказывала, у тебя подруга новая объявилась.

Я сжала руки за спиной и ничего не ответила. Взять меня с собой вовсе не было ее желанием. Как только я это поняла, вся моя радость куда-то исчезла. Оказывается, мама попросила ее об этом.

– Твоя мама сказала, ее зовут Лилибет.

Я издала непонятный звук, который не означал ни да, ни нет. Знахарка остановилась, чтобы нарезать коры красного дуба. – Почему ты мне ничего о ней не сказываешь?

– Да нечего сказывать, мэм.

– Откуда ж она появилась?

– Она сказала, издалека, мэм.

– Издалека, стало быть, из-за гор? А то, может, еще дальше?

– Из-за океана – так я поняла.

– Далеко так? А может, оно поближе будет, чем ты думаешь?

Не могу точно сказать, что она имела в виду, но это прозвучало как-то таинственно. Мы вышли из лесу, перед нами раскинулись горные луга. Кругом цвели желтые одуванчики, пурпурные люпины и белый тысячелистник. Мне больше не хотелось говорить о Лилибет. Я шла по цветущему лугу и задевала руками цветы. Они были мокрыми от росы. Мы поднимались на вершину холма, где была рощица. Небо покрывалось тучами, доносились раскаты грома.

– Не успеем добраться, как дождь пойдет.

– Да, мэм, это чтоб земля напилась. – Так часто говорила бабушка. Мне нравилось повторять ее излюбленные фразы, к тому же знахарка, наверняка, помнила ее выражения. – Да, миленькая. – Она рассмеялась над моей попыткой копировать бабушку. – А правда ведь. – Она грустно улыбнулась. – Бабушка твоя мудрая женщина была, моя милая, и нам теперь ее не хватает. А уж тебе так больше всех. – Она пристально посмотрела на меня:

– Так ведь?

– Папе тоже, наверно, – сказала я ради вежливости.

– Должно быть так, она ведь мать его. Но папа твой знал, что так будет. Это молодым трудно понять, когда умирают, они ведь сами только жить начинают, у них впереди все. Но так уж наша жизнь устроена, не избежать того. Нам ведь на земле только время какое-то отпущено, а потом пора в путь. Бабушка твоя ушла, а на место ее другая пришла. Джиллиан О'Ши ребеночка родила, а через два дня мы твою бабулю похоронили.

– Но разве мало места, чтоб и ребеночку жить, и бабуле остаться?

– Знаю, миленькая, знаю, но тут понимать надобно. Она ведь не потому умерла, чтоб ребеночек мог на ее место появиться. Я что имею в виду: это не конец всему, что она ушла. Жизнь не остановилась, она дальше идет. И бабуля твоя ведь воскреснет – когда Судный день настанет. Не иначе, она со своей горы Иисуса увидит, когда Он с небес сходить будет. Нет, милая, я не про то... Меня больше живые волнуют, у живых забот столько, им куда труднее! А бабуля твоя спит себе на горе спокойно, и то до поры до времени, пока конец света не настанет.

– Это оттого, что пожиратель грехов пришел и грехи ее забрал.

Она искоса посмотрела на меня. – Да, пожалуй, что так. Грехов у нее таких уж не было, чтоб по горам-то бродить. А вот нам с тобой кое о чем поговорить надобно. У Лилибет родня-то есть?

Я понимала, что она намеренно говорит о Лилибет, стараясь увести меня от нужного мне разговора – о пожирателе грехов. Мне это не нравилось. – Она про отца как-то говорила. – Я надеялась, что когда мы придем к Элде, мне еще представится возможность разузнать о пожирателе грехов. Старушка Элда уж точно ничего не побоится, ведь ей уже до могилы недалеко.

– Миленькая, а ты отца-то ее видела?

– Нет, мэм.

– А где ты с Лилибет повстречалась?

Мое сердце учащенно забилось. Я было собралась сказать, что встретила Лилибет на лугу, с западной стороны нашей долины, но все знали, что Гервазе Одара невозможно обмануть: она всегда безошибочно угадывала ложь. Я молчала. Она остановилась, взяла меня за плечи и, глядя мне в глаза, проговорила:

– Детка, скажи мне все.

Ее бледно-голубые глаза так впились в меня, что я выложила правду: «На реке».

Она внезапно выпрямилась и отпустила мои плечи. В страхе перед дальнейшим разоблачением, я устремилась наутек и, убегая, бросила из-за плеча:

– Миссис Кендрик обрадуется, если я цветов нарву. – Я побежала на холм, чтобы набрать букет. Я надеялась, что Гервазе Одара пойдет дальше одна, без меня, а я догоню ее у самого дома Элды.

Но она ждала. Держа корзину обеими руками, она смотрела в мою сторону. – А где ж это на реке, Кади Форбес? – до меня донеслись ее слова.

Меня охватила горячая волна, залив краской лицо и шею, потом эта волна стремительно схлынула, сменившись резким холодом в сердце. – А что? – ответила я.

– Как это что? Иди сюда теперь. Нас ведь Элда ждет.

Я послушно вернулась, держа в руках букет. Старушка этим цветам порадуется, а мне будет хоть за что зацепиться.

– Ну и где ж ты Лилибет эту встретила?

Я знала, что она будет допытываться, пока не узнает все.

– Над водопадами.

Она встревожилась. – Это где дерево поваленное?

Я кивнула, на глазах выступили слезы. Покусывая нижнюю губу, я ждала приговора.

Она тревожно сжала губы, взяла меня за подбородок и приподняла мою голову, стараясь заставить меня смотреть ей в глаза. – Поосторожней будь, Кади Форбес. Слушай меня, детка, и делай, что я скажу. Не водись ты с этой Лилибет. И к себе не подпускай ее, поняла? Это важно очень. Хоть и тяжко тебе, и горько, но ты все-таки душу свою не открывай перед ней. – Она вытерла мои слезы, глядя на меня с такой же печалью, с какой я смотрела на нее. – Ой, дитя, тут такие дела в горах бывают, что даже мне не понять. Но я уже довольно всего знаю, чтоб держаться от этого подальше. И тебе то же делать надобно. Лилибет – она вовсе не та, за кого себя выдает.

Куда бы я ни посмотрела, всюду были какие-то тайны. Знахарка хотела, чтобы я прекратила любые отношения с Лилибет – я это хорошо понимала. Но только не понимала почему. Что за странные вещи происходят в этих горах? От чего именно надо держаться подальше? Что такого плохого в Лилибет, ведь от нее я вижу только добро? Как я могу от нее отказаться, если она мой единственный настоящий друг? Набравшись смелости, я задала все эти вопросы целительнице, но она только покачала головой и ничего не ответила. Даже тогда, будучи ребенком, я видела, что она чего-то боится, а разговоры об этом только усиливают страх. Ради меня она старалась это не показывать, но я это чувствовала. У смерти, есть запах, который нельзя не чувствовать. Она боялась не того, что знала, а того, чего не понимала.

Почему это так? Неужели так и должно быть – всегда бояться того, что за пределами твоего понимания?

Мое сердце мне подсказывало, что Лилибет открывает передо мной какую-то дверь. Она дает мне увидеть лучик света, ведущего куда-то. Но куда именно?

Я не знала. Вместо ответов на эти вопросы у меня было еще больше вопросов.

Элда Кендрик оказалось в плачевном состоянии из-за мучивших ее болей. Она крикнула нам из глубины дома, приглашая войти. Уже с порога целительница сказала, что видит болезнь Элды: у нее распухли суставы. Старушка была так серьезно больна, что не смогла подняться нам навстречу. Она попыталась было встать, но от этого гримаса боли перешла в крик.

– Я ждала тебя два дня назад, – сказала она.

Без каких-либо объяснений Гервазе Одара достала из кладовки бутыль виски. Вылив довольно жидкости в кружку, она смешала ее с медом и уксусом. «Кади, поди сюда. У меня в корзинке мешочек есть. Сделай милость, принеси его мне». Я принесла мешочек и стала смотреть, как она открывает его и добавляет в напиток две горсти порошка. «Немного ревеня ей точно поможет», – сказала она, затянула шнурок и отдала мне мешочек, после чего дала напиток старушке. Та поторопилась выпить, так как жаждала поскорей избавиться от боли. Потом знахарка взяла с полки бутылку и вышла из дома.

– Она скоро придет, только пчел немного поймает, – сказала мне Элда. – Садись, посиди со мной, не бойся. – Она улыбалась сквозь боль, которая все еще не отступала. – Я и раньше-то не кусалась, а теперь и подавно, когда зубы выпали. Вон табуретка, подвинь ее.

Это был мой шанс, если, конечно, у меня хватит смелости. Я села рядом с Элдой, размышляя, как бы мне, спросить ее о пожирателе грехов, да так, чтобы не выдать себя. Она посмотрела на меня со слабой улыбкой. Иногда моя бабушка так на меня смотрела – как будто она знала, о чем я думаю. Или так ей казалось.

– Какие у тебя цветы красивые! Для мамы собрала?

– Нет, мэм. Я подумала, вам приятно будет.

– Конечно! Твоя бабуля больше синие цветы любила, а мне всегда маргаритки нравились.

Я положила цветы ей на колени и стала смотреть, как она их перебирает. – Это цветы с того луга, что ниже вашего леса, мэм.

– Я так и подумала. Последний раз я через тот луг на похороны твоей бабули ходила. – Она отвела взгляд от цветов. – Вчера ко мне Лида Хьюм зашла, сказывала, что дети ее тебя видели.

– Фэйган рыбу копьем ловил.

– Как папочка его, в точности. Тот ведь спать спокойно не будет, ежели чего-нибудь не убьет.

– Мэм, я вот думаю...

– О чем это?

– Ну, кто б вы хотели, чтоб на ваши похороны пришел?

Она засмеялась. – Боже упаси, дитя, да кто ж про такое бедную старую женщину спрашивает? Я ж еще не померла.

– Да, конечно, мэм, но зачем вам ждать, чтоб об этом подумать?

Вернулась знахарка. В руках у нее была бутылка, в которой свирепо жужжали две пчелы. Я отодвинулась, чтобы Гервазе Одара могла подойти поближе. Без всякого стеснения старушка подняла юбку, открыв колени. Знахарка постучала по бутылке, стараясь разозлить пчел. Потом деревянным пинцетом достала одну пчелу. От укуса Элда шумно втянула воздух.

– Было время, что я могла выйти и сама без твоей помощи пчел наловить, – сказала миссис Элда. Она стряхнула с себя умирающую пчелу, которая только что отдала свой яд, чтобы облегчить ее страдания. Опять глубокий вдох – знахарка поместила пчелу на вторую ногу своей подопечной. Когда лечение закончилось, миссис Элда старательно, опустила юбку. – Эта девочка только что меня спрашивала, кто на мои похороны придет.

Гервазе Одара с ужасом посмотрела на меня – я покраснела.

– Я думаю, пусть уж все придут, кто пожелает, – продолжала миссис Элда. Она наклонилась вперед и ласково взяла мою руку, – Я б хотела такие похороны, как у твоей бабушки были – много чего вкусного для женщин, а для мужчин – виски.

– А пожиратель грехов? Хотели бы вы, чтоб он пришел, миссис Элда?

– Конечно. Мне ведь он очень понадобится.

– А как его найти, если вам будет надобно?

– Его не надобно искать. Похоронный колокол по всем здешним горам слышен, – сказала Гервазе Одара. – Он-то его точно услышит.

– А он там живет? Наверху той горы?

Гервазе Одара нахмурилась, когда Элда ответила: «Да, вроде». Она потерла свои больные ноги. – Никто не знает (48-49) Как сказала бабушка, он, наверное, сделал что-то очень плохое, чем сильно прогневал Бога.

Снова вспышка молнии, на этот раз уже совсем близко: я подумала, это уж точно по мою душу. Поднялся сильный ветер, раскаты грома сотрясали небо. Они раздавались все ближе и ближе. Бабушка говорила, что таков голос Бога – как гром, а живет Он среди темных туч. Этому ее научили в детстве, в Уэльсе, где они с мамой и папой каждое воскресенье ходили на церковные служения. «Бог – это огонь и ветер», – говорила она.

– Это Бог говорит с нами, мэм?

– Скорее, кричит, – ответила Гервазе Одара. Раздался новый раскат грома, такой оглушительный и жуткий, что волосы на моей голове встали дыбом. – Быстрей к деревьям, Кади! Если так плестись будешь, так мы и до второго пришествия до леса не доберемся!

Когда опять сверкнула молния, мне показалось, что между деревьями кто-то стоит. Яркая вспышка молнии... Это был тот человек, одетый в лохмотья и капюшон.

– Пожиратель грехов! – закричала я. Но свет молнии погас, и человек исчез во тьме.

– Тихо! – оборвала меня Гервазе Одара, бросив быстрый взгляд на вершину холма. – Никого там нет! – Она крепко взяла меня за руку и, не отпуская, потащила через лес. Когда я оглянулась, там никого не было.

Едва мы пришли домой, как мама послала меня за дровами. Около груды дубовых поленьев, которые нарубил папа, меня поджидала Лилибет.

– Знахарка сказала, что ты не та, за кого себя выдаешь, – объявила я ей. – Еще она сказала, что мне негоже тебе все рассказывать.

Лилибет грустно улыбнулась. – Катрина Энис, разве я желаю тебе зла?

– Нет.

Она посмотрела на меня с любовью и подошла ближе. – Тебе надо сердце свое слушать. Слушай, что оно тебе говорит.

Мое сердце жаждало чего-то, что я не смогла бы выразить словами. Мне казалось, Лилибет знала, чего я ищу, и если я доверюсь ей, она поможет мне это найти. Я думала, что пожиратель грехов и есть ключ ко всему. Мне очень хотелось немного постоять с подругой и рассказать о нашем визите к Элде Кендрик. Но она сказала:

– Катрина Энис, иди домой. Мы ведь можем поговорить завтра. Когда ты выйдешь, мы пойдем на луг и посидим там на солнышке.

Я наклонилась и взяла еще одно полено. Когда я выпрямилась и подняла голову, ее уже не было. Сгибаясь под тяжестью дров, я вернулась в дом.

Гервазе Одара уже собиралась уходить, дождь перестал. Целительница потрепала меня по щеке и наказала помнить то, что она мне говорила.

Я высыпала дрова в поленницу; мама в это время готовила ужин. – Кади, положь в огонь еще одно полено, – сказала она тусклым голосом. За весь тот вечер она мне больше ничего не сказала.

Умывшись во дворе, папа с Ивоном зашли в дом уже в сумерках. В наших краях пахать и возделывать землю старались под созвездием Овна. Теперь, когда над нами стоял Бык, символ плодородия, начался посев. Папа говорил, что посеянное под знаком Быка и Рака выдержит засуху.

– Сестренка, что ты сегодня делала? – спросил Ивон, накладывая в миску приготовленное мамой жаркое.

– Элду Кендрик проведала, с целительницей вместе.

– Ну и как она?

– Боль у ней ужасная, но помирать не собирается.

Ивон поморщился и больше ничего не сказал. По его выражению я поняла, что наговорила лишнего. Мама ела медленно, за весь ужин она никому из нас не сказала ни слова. Папа несколько раз взглянул на нее, как будто ждал от нее чего-то. Потом его лицо помрачнело, и он перестал на нее смотреть. Молча доев ужин, он оттолкнул тарелку и быстро встал из-за стола. «Мне надобно в амбар идти работать», – резко сказал он и вышел за двери.

Ивон сидел на крыльце, пока я убирала со стола и мыла посуду. Мама оставила эту работу мне, а сама села прясть, по-прежнему сохраняя молчание. Управившись с посудой, я вышла на крыльцо, решив посидеть с братом. Он был единственным, кто не изменился после той трагедии. Я села на краю крыльца и прислонилась к перилам. Мы сидели молча. Ивон устал, мне было грустно; мы оба смотрели в сторону сарая, где свет фонаря струился через открытую дверь.

– 4 -

Как только взошло солнце, я принялась за работу хозяйству, стараясь как можно быстрее все закончить и снова пойти к Элде Кендрик. Когда я пришла к ней, запыхавшаяся и со свежим букетом горных маргариток, она работала в саду. Увидев меня, она продолжала полоть. Взглянув на нее, я сразу заметила, что ей по-прежнему нездоровится.

– Я вижу, вам опять больно, мэм, – я могу вам еще лекарство приготовить.

– И уж, наверно, отравить меня. Много ты про лекарства-то знаешь?

– Я смотрела, что Гервазе Одара делала. Мед, уксус и виски.

– У меня голова от этого заболела, – сморщилась она.

– И пчелы. – Мне было страшно представить, как я буду их ловить, сажать в бутылку, а потом еще и заставлю укусить бедную старушку, но я была согласна и на это, лишь бы облегчить ее страдания и завоевать расположение.

Она продолжала полоть старой мотыгой. – От работы... глядишь... и боль-то... пройдет...

– Вам бы мне мотыгу отдать, а самой на солнышке прогуляться, – предложила я.

Она приостановилась, подумала. Потом протянула мне мотыгу и пошла прочь. Но отошла она так далеко, что я никак не могла говорить с ней о пожирателе грехов. Поэтому мне пришлось работать в одиночестве, до тех пор, пока не пришла Лилибет и не составила мне компанию.

– Как ты думаешь, она и вправду о пожирателе грехов что-нибудь знает? – спросила я Лилибет. – А то, говорят, она любит всякие истории рассказывать, а не всегда это правда.

Лилибет кивнула – она сидела на зеленой лужайке и наблюдала за моей работой. – Да, она точно знает. Она в этих горах старше всех. Столько лет прожила. Если кто-то что и знает про этого пожирателя грехов, то уж точно она.

– Я думаю, она и на других похоронах разных его видела. Как бы мне ее спросить?

– Так прямо и спроси.

Тогда я повернулась и закричала: «Миссис Элда, а что вы про пожирателя грехов знаете?»

Она остановилась, повернулась в мою сторону и уставилась на меня:

– А зачем тебе знать про него?

– Скажи ей правду, – прошептала мне Лилибет. – Тогда она точно тебе поможет.

Судя по тому, как миссис Элда на меня смотрела, Лилибет была права. Старушка прекрасно знала, почему я интересуюсь этим странным человеком. – Мне нужна его помощь, миссис Элда. – Сказав эти слова, я заплакала. У меня и до этого наворачивались слезы, но теперь они полились ручьем. Я опустила голову и, держась за мотыгу, отвернулась, стыдясь своих слез.

Миссис Элда подошла ко мне, прихрамывая, и положила свою узловатую руку мне на плечо.

– Вчера, когда ты с Гервазе сюда пришла, видела я, что тяжело тебе. Это по глазам твоим видно. Ты ведь раскаиваешься в том, что случилось, – это любой поймет, если хоть каплю чувствовать может.

– От этого раскаянья пользы мало.

– Да, но время лечит раны.

Я тряхнула головой. – Может быть, но не такие... – я бы продолжила дальше, если бы не помешал комок в горле. Есть грехи, которые нельзя скрыть, но и говорить о них невозможно. Как я хотела, чтобы зло, что я сотворила, было снято с меня! Казалось, что это мог сделать только пожиратель грехов. – Мне его найти надобно, миссис Элда. Мне сейчасего найти надобно!

– Дитя, но он ведь не поможет тебе. Неужто не понимаешь? Оставь ты все это. Что сделано, то сделано. Тебе теперь надобно жить со всем этим. Ну, просто ты не думала тогда. И все. Плохое-то как раз и случается, когда люди не думают. Но с этого дня и дальше – делай другим добро, тогда в конце у тебя одно лишь темное пятно будет.

– Мне пожирателя грехов найти надо, миссис Элда!

– Он тебе еще нескоро понадобится. Он не придет к тебе, пока ты не помрешь.

– Ох, лучше б я умерла, тогда бы все это кончилось! – Я бросила мотыгу и хотела убежать. Но миссис Элда успела схватить меня за плечи. Она развернула меня к себе, и крепко держа своими похожими на клешни руками, стала слегка встряхивать. – Не спеши такие слова говорить. А ежели Бог услышит тебя, да и сделает так? Слышишь меня? Уже было так. Донал Кендрик все на свои заботы жаловался и говаривал, что лучше б умереть ему, – ну Бог так и поймал его на том слове. Слышишь ты меня? Попроси у Него прощения за слова эти глупые! Скажи сейчас!

– Не скажу.

– Скажи! – она снова встряхнула меня.

– Не скажу! – Я в отчаянии вырвалась, сетуя на бедную старушку, хотя она ни в чем передо мной не была виновата. – Почему я должна ждать, почему все должно быть так, а не иначе? Почему этот пожиратель грехов сейчас мои грехи забрать не может?!

– Потому, что заведено так, милая.

– Кем заведено?

– Лаокайлэнд Кай завел эти порядки, – сказала она устало. – Он сказал, умирая, что ему пожиратель грехов нужен. Видит Бог, что правда его была. Ну, вот мы и позаботились об этом, – Сказав это, она пошла обратно на крыльцо.

Я направилась следом, удивленная ее словами. – А что, разве раньше не было пожирателя грехов?

– Был, еще там, откуда мы все сюда перебрались – в Уэльсе, в Шотландии, в Англии тоже. Тогда пожиратель грехов из самых бедных крестьян был, и жил он подальше от всех. Помню я одного – он в наш дом пришел, когда мать моя умерла. Он него воняло грехами всеми, которые он на себя взял, одет он в лохмотья был, совсем как нищий. Моя мать добрая женщина была, помогала всякому, кто нуждался, а пожиратель грехов аж три стакана полных вина выпил и хлеба за ее грехи так много попросил, будто она последней грешницей была в округе.

– Да может, он просто голодный был?

Она остановилась и удивленно посмотрела на меня. – Надо же, а ведь об этом я и не подумала.

– Я вас очень прошу, миссис Элда, скажите мне, где наш пожиратель грехов живет, я тогда пойду и поговорю с ним.

Она покачала головой. – Дитя, если я тебе это скажу, я добра тебе не сделаю, ведь он намеренно от людей скрывается. – Она с трудом поднялась по ступенькам, опираясь на перила. – Принеси мне мою трубку и табак, детка. На столе оно все, в доме. – Она со стоном опустилась в кресло и закинула голову на спинку.

Моргая и проглатывая слезы, я выполнила ее просьбу. На моей голове и так уж грехов предостаточно, не хватало еще старушку до смерти замучить. Она выглядела так, как будто собралась умирать, а случись это, на моей голове еще один грех будет. Думая о бабушке, я набила и зажгла трубку миссис Элды. Потом вложила трубку в ее узловатую руку; она поблагодарила меня, глубоко вдохнула и выпустила дым. – Ты еще прополку не доделала.

– Я попозже закончу, когда уходить буду.

– Сейчас доделай и дай мне отдохнуть.

Тяжело вздохнув, я покорно сказала: «Хорошо, мэм». И пошла обратно в огород.

Там меня ждала Лилибет. – Не унывай, Катрина Энис. Продолжай искать, и ты его найдешь.

Пока я работала, солнце поднялось высоко и стало припекать. На моем лице выступили капельки пота, спина стала мокрой. Я продолжала полоть, решив непременно закончить работу. Стоя на коленях, я вырывала руками сорняки, которые грозили погубить морковь, окру и кукурузу миссис Элды.

– Довольно! – закричала миссис Элда. – Иди сюда, посиди малость. – Пожилая женщина заметно успокоилась, удобно устроившись на веранде: ее лицо было в тени, а тело грелось на солнышке; от курения табака появилась сонливость. Медленно покачиваясь в кресле, она добавила:

– Пожиратель грехов живет на Горе Покойника.

Похоже на правду. Это было единственное место, куда бабушка меня не посылала. Но Ивон поднимался на эту гору, а пожирателя грехов не видел. Я сказала об этом Элде.

– Может, он просто не сказывал тебе.

– Он бы мне сказал.

– А он на самую вершину ходил?

– Говорил, что да.

– Ну, а ты в лесу каждого оленя видишь?

– Нет, мэм.

– Ну и пожиратель грехов так. Он ведь нарочно прячется от всех, пока похоронный колокол не услышит. – Продолжая покачиваться и курить табак, она лукаво посмотрела на меня. – Или пока не позовут его.

Она на что-то намекала, и я только хотела ее об этом спросить, как из лесу неожиданно появился Фэйган Кай и поздоровался с нами. На его плече висели две убитые белки, связанные за ноги. Один глаз Фэйгана был подбит, на нем красовался синяк.

– Заходи, – не долго думая сказала миссис Элда. – Подрался, небось?

– Нет, мэм, – сказал он с достоинством, сжав губы.

– Это уж их порола каевская, всегда с кем-нибудь дерутся, – сказала она мне тихонько.

Едва бросив взгляд в мою сторону, Фэйган стал разговаривать со старой женщиной, обращаясь с ней так, как будто она было королевской особой. – Я подумал, может вы свежего мяса пожелаете, миссис Элда, – сказал он. Его собака бухнулась на землю и улеглась в тени крыльца.

– Да, хотелось бы, если б они освежеваны и разделаны были, – ответила она с трубкой в зубах.

Покраснев, Фэйган забрал добытых белок и ушел обратно в лес, собака устало поплелась за ним. Миссис Элда негромко захихикала, самодовольно выпуская дым, а я попыталась вернуть разговор в прежнее русло, туда, где он был до внезапного вторжения Фэйгана. Продолжение разговора не обрадовало Элду, к тому же скоро вернулся Фэйган.

– Вот они, мэм, – сказал он, показывая белок.

Миссис Элда презрительно посмотрела на освежеванных зверьков. – Малы они стишком, чтоб жарить, – произнесла она, снова заставив Фэйгана густо покраснеть. – И потом я опоссума больше люблю. – Улыбка исчезла с лица Фэйгана. – А еще лучше медведя. – В ее глазах промелькнул насмешливый огонек. – Я что-то не припомню, ты медведя хоть раз убил?

– Нет, мэм, еще не убивал. По этой весне ни одного не встречал. – Его ответ означал, что смелости у него было предостаточно: проблема лишь в том, что не повстречался медведь.

На этот раз миссис Элда засмеялась открыто. – Так я надеюсь, когда ты его повстречаешь, у тебя оружие-то посерьезнее будет, чем рогатка. А то медведь из тебя ужин себе сделает. – Она с трудом поднялась из своего кресла и унесла в дом белок.

Фэйган повернулся и посмотрел прямо на меня. – Как поживаешь, Кади Форбес?

– Нормально.

– Что ты на меня так смотришь?

– Я сюда первая пришла.

– Здесь места двоим хватает, разве не так? – Он стал подниматься но ступенькам, идя так уверенно, как будто они его собственные были.

Лилибет посмотрела на меня, и я опустила глаза, пристыженная из-за своего плохого характера, – Ну, я просто говорила с ней...

– Ну и говори дальше, я ж тебе не мешаю, – он прислонился к перилам и скрестил руки на груди. – Я знаю, зачем ты здесь. Ты опять пожирателя грехов ищешь, так ведь? И миссис Элду про него выспрашиваешь.

– Может быть и так, а может и нет...

– Ты вся красная стала, как вареный рак. Точно ты ее выспрашиваешь.

– Ну и что с того?

– А то, что тебе тихо сидеть надобно и вовсе пожирателя грехов не искать!

– Кого хочу, того и ищу, мое это дело!

Его лицо помрачнело. – Кого хочу, говоришь? Ты у меня в долгу, так что лучше слушай! Я отца моего спросил про этого пожирателя грехов, а он меня с крыльца скинул. Из-за тебя все! – Он показал на свой синяк. – Еще мой папаня сказал, что если я хоть раз заикнусь про то, он с меня шкуру снимет.

Я подтянула к себе колени и положила на них голову. Потом снова посмотрела на Фэйгана, теперь уже сквозь слезы. – Мне очень жаль. – Мне казалось, что бы я ни делала и ни говорила, все было плохо.

– Мой отец сказал, что даже разговоры одни про него проклятие в дом приносят.

Я вспомнила глаза пожирателя грехов, добрые и полные сожаления, смотревшие на меня из-под капюшона, и отрицательно замотала головой.

Фэйган нахмурил брови.

– Почему ты не веришь тому, что тебе говорят, Кади Форбес?

– Потому что я этому не верю!

– Чему не веришь?

– Что человека этого, который на себя все грехи берет, так ненавидеть надо!

– Сама не понимаешь, что говоришь! Он ведь грехи в себя берет. Он ведь естих, не так разве? А потому они как бы частью его становятся. А он ведь так давно это делает, что от него прежнего ничего не осталось уже.

– Тогда почему он так говорит? – сказала я со слезами. – И глаза его...

– Ты глядела на него? – спросила миссис Элда, стоя в дверях, а Фэйган виновато выпрямился. – Так ведь, дочка?

Я склонила голову. – Да, мэм.

– Тебе говорили не глядеть?

– Да, мэм.

– И почему ж ты это сделала?

У меня задрожали губы. – Он так о бабушке говорил. Как будто печалился о ней и любил ее.

– Да-а, у него на то причина была.

– Какая? – спросил Фэйган.

Она вышла на крыльцо. Стоя, опираясь на палку, она так долго смотрела в долину, что мне показалось, она больше ничего не скажет. Наверное, она решала, что ей делать дальше, и в конце концов сказала: «Думаю, вреда не будет, коли скажу». Она повернулась в мою сторону и посмотрела мне прямо в глаза. – Когда твой дедушка Ян умер, бабушка твоя долго на его могилу ходила. А когда ходила, так всякий раз чего-нибудь с собой брала. Полдюжины початков кукурузы, связку морковки, мешок картошки, да яиц чуток. Она и в самую лютую зиму ходила и с собой копченую свинину несла, оленину сушеную, бобы, соленья всякие.

Она посмотрела на Фэйгана Кая. – Люди-то что чаще всего делают? Дают пожирателю грехов стакан вина, буханку хлеба, а потом и вовсе о нем не думают, а ведь настанет день, когда он грехи их родных понесет. И о себе тоже не думают, что он для них сделает, когда их день настанет. – Она снова посмотрела на меня. – Твоя бабушка не такой была. Она пожирателя грехов не оставляла и благодарностью платила за все, что он для ее семьи сделал.

Она утомленно погрузила в кресло свое больное тело, положила на колени палку. – У Кади есть причины найти его, и ты, Фэйган Кай, ее не отговаривай.

– Но мой папа сказал...

– Может, у твоего папы своя причина есть, чтоб человека этого от себя подальше держать.

– А какая причина? – спросил Фэйган.

– А кто ж это знает, кроме самого пожирателя грехов разве что...

– Так вы что, говорите нам идти искать его? – с вызовом спросил Фэйган.

– Все равно ведь пойдете – это не я вам сказала.

– Он мне сказал, чтоб я его не искала, – сказала я Элде.

– Потому что он хочет сам его найти, так ведь, Фэйган Кай?

– Я этого не говорил.

– А тебе и говорить не надобно. Это у тебя в крови. Ежели тебе говорят чего-то не делать, то ты нарочно делать будешь. Разве не так? Особенно, когда синяки за то получаешь.

Фэйган сжал губы. Миссис Элда откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

– Разве папа твой не говаривал тебе от меняподальше держаться? – спросила она.

Он отвернул голову, но я поймала его взгляд, который подтверждал слова Элды.

– Папа твой на меня до сих пор в обиде за одно очень давнее дело. Он вообще в наших горах самый злопамятный. Сказывал он тебе когда-нибудь, почему это тебе и всей родне вашей Элду Кендрик десятой дорогой обходить надобно, а?

– Нет, мэм.

– Нет, ну тогда и я тебе не скажу. Может, как день настанет, так правда сама наружу выйдет. А если так, то это и убить его может. А может и кого другого, если он так ничего и не скажет.

Фэйган уставился на нее. – Не говорите так про моего отца.

– Про Брогана Кая я могу говорить, как мне вздумается, парень. И ты на моем крыльце здесь. Ежели тебе в моем разговоре что не нравится, то иди прочь.

Слова Элды задели Фэйгана, но его взгляд выдавал нерешительность. Все же победила преданность семье. С озабоченным лицом он спустился по ступенькам и направился к лесу.

Назад к карточке книги "Последний пожиратель греха"