Текст книги "Последний пожиратель греха"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Если только...

«Забыть его и все тут», – приказал Броган Кай.

Тогда тихий голос прошептал мне на ухо: «Ищи и найдешь, моя дорогая. Проси и получишь...».

И я знала, что найду, что бы из этого ни вышло.

– 2 -

Прошло три дня после похорон бабушки Форбес...

В тот день я встретилась в лесу с Лилибет. Папа с Ивоном работали на ферме, а я осталась дома наедине с маминым молчанием. Я закончила дела по хозяйству, присела и стала смотреть, как мама прядет шерсть. Колесо жужжало и стучало – это были единственные признаки жизни, которыми мама давала о себе знать. Мы не обменялись ни одним словом. И даже ни одним взглядом. Это было так печально, мы как будто жили под тенью смерти.

– Чем я могу тебе помочь, мама?

Она посмотрела на меня, страдание исказило ее лицо. Я разрушила щит молчания, которым она прикрывалась, и все, что было у нее на сердце, отразилось болью в ее глазах. Я знала, что мне лучше не быть рядом с ней – из-за своего горя она не выносила моего присутствия: от этого ее печаль становилась сильнее, и она еще больше страдала. Все ее утраты держали ее в плену скорби, а мое существование не приносило ни радости, ни утешения. Тогда я подумала, что она, наверное, предпочла бы, чтобы я умерла.

Был ясный, теплый солнечный день, от тумана не осталось следа, но ни о чем другом я не могла думать. Мне так хотелось, чтоб все вышло иначе, и так хотелось повернуть время вспять. Я знала, что это невозможно. Отчаявшись хоть как-то помочь маме, я взяла с крыльца корзину и отправилась за зеленью. Я хорошо знала, куда идти: пока бабушка была жива, она показала мне, где можно найти острые приправы и сладкие коренья. В расселине под кленами стелился рампс; его луковицы с острым необычным запахом придавали вкусный аромат маминым супам и жаркому. В лесу над нашим домом можно было найти кресс-салат. Ниже нашего дома, на лугах, рос дикий салат и щавель.

Задолго до полудня я набрала все, что было нужно нашей семье и намного больше. Я подумала, не оставить ли мне корзинку на крыльце как мое подношение маме – она ее найдет, когда выйдет из дома стирать белье или полоть огород. Но я тут же поняла, что от этого не будет никакой пользы. Что толку от этого? Разве каким-нибудь подношением или подарком я могу повернуть время вспять, исправить то, что уже произошло? Конечно же нет. Придется мне со всеми моими грехами жить до самой смерти, пока не придет пожиратель грехов и не заберет их.

Если мама позволит ему...

Я повернулась и подошла к реке – она текла с высоты гор, где таяли зимние снега.

Я вошла в воду, холодную и такую чистую, что на дне была видна разноцветная галька – оранжевая, коричневая, черная, и полоски зеленых водорослей. Мимо меня с плеском прошмыгнули маленькие рыбки – они прятались в скале в своих норках, а я их потревожила. Будь у меня удочка, я могла б поймать большую рыбину и принести домой на ужин. Эта мысль привела к тому, что из-за ледяной воды у меня свело ноги от боли; боль нарастала, пока ступни совсем не онемели. Но когда я увидела большую форель, которая проплывала мимо, грациозно извиваясь, я больше не могла думать о том, чтобы добыть ее на ужин. Эта прекрасная рыба плыла так красиво, и она ведь никому не сделала ничего плохого... Да и потом, ее смерть нисколько не возвысит меня в глазах мамы. Это будет просто очередная еда, о которой все забудут, как только снова проголодаются.

Но как же я могу заслужить прощение? Из-за горькой безнадежности и боли утраты я пошла в лес и стала говорить сама с собой, составляя себе же компанию. Говорила, просто что на ум придет – лишь бы заглушить одиночество и самой себе придать смелость, потому что я уходила все дальше от дома. Я принимала решение, и мне нужен был совет. А кроме меня самой меня выслушать было некому. Ивон не сможет мне помочь, а папа не захочет, чтобы я его побеспокоила. Он находит спасение в своей работе. Поэтому я пошла вниз по реке к тому месту, где высокие берега реки были как скалистое ущелье – их соединяло, как мост, большое поваленное дерево. Совсем рядом был водопад.

Это было то самое место, где изменилась вся моя жизнь. Поэтому здесь я решила исправить то, что уже случилось.

По дороге я разговаривала сама с собой.

– Кади, тебе не надо сюда идти. Тебе ж сказали, чтоб ты сюда не ходила!

– Но мне надо. Ты ж знаешь, мне надо посмотреть.

– Знаю, детка, но здесь опасно ведь. Маленькие девочки здесь не играют.

– Я и не буду играть.

Я оставила корзинку на плоском выступе скалы, потом по разросшимся корням огромной старой сосны забралась наверх и села. Я крепко ухватилась за свой «стул» из большого выступающего корня. Я почувствовала, как страх сдавил мне горло, ладони стали липкими от пота. В эту же минуту я подумала о маме, вспомнила, как она пряла, не говоря мне ни слова, ее бледное несчастное лицо, – и это придало мне смелости. Еще немного, и стало казаться, что вода ревет и бурлит где-то далеко, а не совсем рядом, подо мной. Еще немного, и река стала манить меня к себе.

Закрыв глаза, я представила, как ступаю по этому неровному, сучковатому «мосту». Потом останавливаюсь посредине, раскинув руки, как крылья. Представила, как бросаюсь вниз подобно птице, изгибаюсь в полете, потом погружаюсь в белую пену бушующего потока, с грохотом разбивающегося о большие камни. Я представила, как я погружаюсь в воду, всплываю вновь, как меня кружит в водовороте, как я падаю в водопад. Я вообразила, как погружаюсь все глубже, глубже в озеро темно-синей воды.

Потом мое тело плывет дальше, течение относит его туда, где его никто никогда не найдет. Папа говорил, что река впадает в море. Море, такое далекое, такое глубокое, такое огромное – я не могу себе это представить. Я знала только одно – так я потеряюсь навсегда.

Я потеряюсь, и меня забудут.

Бабушка умерла. Теперь я совсем одна. Больше некому вызволить меня из моей беды, отвлечь от пятна на моей совести. Нет никого, кто своей любовью будет отводить меня от обрыва день за днем, как бабушка делала, начиная с прошлого лета... Я размышляла про себя: «О Боже, ведь пожиратель грехов может прийти и забрать мои грехи, только если я умру. Господи, а он не может сделать это сейчас, пока я живу, дышу, и мое сердце бьется, чтоб я не жила с этой болью?»

…В эту минуту появилась она, внезапно, как первый солнечный луч, когда солнце восходит над горами.

– Привет, Катрина Энис. – сказал мягкий, нежный голосок.

Открыв глаза, я оглянулась и увидела маленькую девочку, младше меня; она сидела рядом с моей корзинкой, которую я оставила на плоском уступе скалы. Она встала и пошла ко мне.

– Если ты хочешь перейти реку, то есть место получше, на лугу, вниз от твоего дома. Пойдем туда и там перейдем.

Подняв голову, я уставилась на нее. Мне казалось, я ее никогда раньше не видела. Облачко золотистых кудрявых волос обрамляло ее голову и плечи. Необыкновенно синие глаза напомнили мне слова бабушки о глазах Яна Форбеса, и я подумала, может быть, она из наших дальних, забытых родственников? Странно... Как она пробралась сюда, не побоялась? Она тихонько появилась, неожиданно, как порхающая птичка, и назвала меня Катрина Энис. Красивое имя, но не мое. Я же Кади. Меня так назвали. Просто Кади Форбес и больше ничего. Да, но Катрина Энис звучит куда лучше. Когда слышишь такое имя, не можешь не задуматься: интересно, а кто его обладатель? Разве плохо быть кем-то особенным, любимым? Было бы здорово быть не Кади Форбес, а кем-то другим, хоть бы на время.

– Меня зовут Лилибет, – она прервала мое задумчивое молчание. – Мой папа говорил мне о тебе.

Я удивилась. – Говорил обо мне? – Я понятия не имела о том, кто ее отец.

– Да. – Она поднялась и встала передо мной. – Я знаю все, что с тобой было, Катрина Энис. – Ее голос звучал так нежно, что мне показалось, будто сама любовь протягивает ко мне свои объятия. – Я знаю о тебе все.

Опустив голову, я снова посмотрела вниз, на реку. – Все всё знают. – Комок подступил к моему горлу, я едва не расплакалась.

– Каждый что-то знает, Катрина Энис, но разве кто-то знает все?

Я подняла голову и посмотрела на нее с удивлением. – Бог знает. – Бог будет судить.Это не вызывало сомнений. Бог есть огонь поедающий.

Она улыбнулась. – Я хочу быть твоим другом.

Боль в моем сердце немного утихла. Может, хоть на время мне станет легче. – Откуда ты здесь? – спросила я.

– Из одного местечка – оно и далеко, и близко.

Я хихикнула, удивленная ее словами. – Ты такая странная.

Она засмеялась: ее смех напоминал пение птиц и журчание ручейка. – То же можно сказать и о тебе, Катрина Энис, но я думаю, что зато мы хорошо понимаем друг друга, правда?

– Пожалуй, так.

– А со временем будет еще лучше.

Я взяла корзину и пошла за ней. Мы двинулись обратно, по пути взбираясь на скалы вдоль реки, пролезая под низко нависающими, разросшимися деревьями. Мы пришли на луг, уселись на теплом песчаном берегу и стали бросать камушки в реку. Я говорила без умолку, целый поток слов выливался из меня после долгой засухи. И я мечтала. О том, как мама снова будет смеяться, папа будет играть на волынке, а Ивон – танцевать.

Лилибет назвала меня Катрина Энис, и это имя стало началом чего-то нового. Мне казалось, она, как и бабушка, любила меня просто так, ни за что. Хотя внутри себя я знала, что не заслуживаю этого, однако обеими руками ухватилась за предложение Лилибет о дружбе. Это и спасло мне жизнь.

В тот первый день я пригласила Лилибет к нам домой, решив поделиться своей радостью с мамой. Но она не обратила на мою подругу никакого внимания, даже ни разу не посмотрела в ее сторону. Но меня это не удивило: она теперь и на меня больше не смотрела. Папа тоже не обрадовался гостье; он не любил, когда в нашем краю появлялись чужие, а Лилибет была чужой, да еще какой-то странной. Она не была похожа ни на кого из тех, кого я знала тогда, и кто мне когда-нибудь встретится в будущем. Даже Ивон был насторожен ее появлением.

– Кади, может, и не надо тебе с ней так уж много говорить, – сказал он мне спустя несколько дней после первого визита Лилибет. – Ну, хотя бы, пока папа и мама рядом, ладно, малышка?

Я все поняла и приняла его ласковое замечание.

Когда я разговаривала с Лилибет, мне пришла в голову мысль найти пожирателя грехов. Эта новая идея так овладела мной, что я едва могла думать о чем-то другом.

– Лилибет, как ты думаешь, где он?

– Где-нибудь там, где его непросто найти.

Я не могла спросить об этом маму, потому что она будет бранить меня за это очередное непослушание. Ведь Гервазе Одара сказала мне не смотреть на этого человека, а я, из-за своего проклятого любопытства, на него посмотрела. Что касается папы, у него такое суровое лицо, что у меня смелости не хватит к нему подойти. Но я только и думала о пожирателе грехов. В конце концов, ярешила спросить Ивона. Он чинил сбрую, и я позвала его.

– А зачем ты про негоспрашиваешь?

– Я подумала, он, наверно, старый, несчастный такой.

– Так оно и есть. Он уж на себя достаточно грехов-то взял, чтоб на всю вечность проклятым быть.

– Ивон, но зачем это ему?

– А я почем знаю, малышка?

– Ивон, ну почему он совсем про себя не думает и душу свою в ад отдает?

Он положил кусок кожаной сбруи и строго посмотрел на меня. – Кади, не надобно тебе про него спрашивать. Где бы сейчас бабуля бедная была, если б не он? И не надо тебе жалеть его. Он ведь ушел, а придет, только если опять понадобится. Теперь иди, играй. Мне работать надобно. Денек сегодня такой чудный, на что тебе, маленькой девочке, с мыслями такими ходить?

Ивон мог говорить так же твердо, как Броган Кай. Они оба сказали одно и то же: забудь его.

А как я его забуду? Ведь он посмотрел на меня и заглянул в самую душу. Каждый раз, когда я думала о нем. мое раненое сердце ныло. У него нет даже имени, его называют по ремеслу: пожиратель грехов.Боже мой, от одной мысли о нем у меня мурашки пробегали по коже. И все же я должна знать, кто он, и как он стал таким.

И еще: может ли он спасти меня.

Наконец, он стал мне сниться по ночам. Однажды он явился в темноте перед самым рассветом и сказал: «А кто возьмет моигрехи, Кади Форбес?» Его руки потянулись ко мне, и я проснулась в холодном поту.

Во время очередной прогулки с Лилибет я увидела на берегу реки Фэйгана Кая, Куллена Хьюма и сестру Куллена – Глинис. Они развели костер и жарили на нем рыбу. Тихонько подобравшись поближе, я смотрела на них сквозь желто-зеленую вуаль акации, за которой мы спрятались. Мальчишки ловили рыбу с помощью дротиков. У Фэйгана получалось лучше всех. – Почему бы тебе не пойти вниз и не спросить их о пожирателе грехов? – сказала Лилибет, но одна мысль об этом бросала меня в дрожь.

– Мне и здесь хорошо, – прошептала я в ответ. – Мне слышно, что они говорят. – И отсюда я могла смотреть на Фэйгана.

– Он очень красивый, – сказала Лилибет.

– Да-а.

– Он хороший парень. И он друг Ивона.

– Они вместе на охоту ходят. – Фэйган стоял на камне на середине реки, высоко подняв свой дротик.

– Вон, большая рыба для тебя плывет! – Глинис с восхищением показала на рыбу.

– Тихо, а то мою спугнешь! – возмущенно сказал ее брат. – Пошла б ты домой и помогла маме суп готовить.

– Да от тебя побольше шуму, чем от меня, – язвительно ответила Глинис. – Ты и связанную корову проткнуть не можешь, куда уж тебе!

Фэйган метнул свою остро заточенную палку и издал торжествующий крик. Потом вошел в воду и достал свой дротик, на котором извивалась рыба.

– Получилось! Получилось! – Глинис, подпрыгивая, восторженно хлопала в ладоши.

Под впечатлением от увиденного я быстро поднялась из своего убежища и напугала Глинис, которая напугала Кула, а тот упустил рыбу. – Скажи спасибо, что у меня ружья нет, Кади Форбес! Я б подумал, что там индеец, и выстрелил бы в тебя! – С раскрасневшимся лицом, он вошел в воду доставать свой самодельный дротик.

Фэйган велел ему замолчать.

– Так я ж из-за нее рыбу упустил!

Фэйган вышел на берег со своей добычей. – Кул, я сказал тебе, не трожь ее. Ты что здесь делаешь так далеко от дома, Кади Форбес?

– Ну, скажи ему, Катрина Энис, – зашептала Лилибет, все еще прячась в листве позади меня. – А вдруг он тебе поможет.

– Из-за нее я рыбу упустил! – повторил Кул, держа в руке свой дротик.

Фэйган повернулся к нему. – Эта земля семьи Кай, стало быть, я решаю, кому здесь быть. Если не можешь молчать, то забирай свои шмотки и иди прочь! – Он сорвал рыбу с дротика и продел тонкую веревку сквозь ее жабры и рот, после чего бросил в воду, где уже болтались две другие рыбины.

– Я не сказал, что ей здесь неча делать, – угрюмо ответил Кул. – Я просто не люблю, когда ко мне так подкрадываются.

– Я не хотела тебя пугать, Куллен Хьюм.

Кул нахмурился. – А я и не пугался!

– Нет, напугался! – засмеялась Глинис. – Ты стал белый, как брюхо у той рыбы!

Кул повернулся к сестре, она с хохотом метнулась в сторону и убежала на безопасное расстояние. Потом опять начала его дразнить: «Куллен напугался, Куллен напугался», – насмешливо повторяла она. Он бросил в нее камень, она пригнулась. Снова выпрямившись, она высунула язык и опять стала дразнить его: «Не попал, не попал!»

– А я специально. Если б попал, ты б домой побежала, маме нажаловалась! – Отвернувшись от нее, он зло посмотрел на меня, как будто я была причиной всех его бед. Может, оно так и было, ведь я напугала его и подала Глинис повод над ним насмехаться.

– Ну? – сказал Фэйган. – Чего ты на нашу землю пришла?

Он смотрел мне прямо в лицо.

– Да я и не думала, чья тут земля, я шла по реке просто.

– Куда шла?

Я пожала плечами, сомневаясь, стоит ли говорить, что я не одна. Кул смотрел на меня недружелюбно. Хоть Фэйган и старался быть вежливым, ему вряд ли понравится, если я заикнусь о пожирателе грехов. С минуту подождав моего ответа, Фэйган пожал плечами и вернулся к рыбной ловле.

– Долго ты еще ловить-то будешь? – спросил Кул.

– Пока еще одну не поймаю.

– Но ты ж сказал так про ту, что последнюю поймал!

– Надо еще одну для Кади поймать.

Я покраснела, смутившись от обиженного взгляда Кула.

– Большое спасибо, Фэйган Кай, но мне идти надо. – Я пошла к лесу.

– Стой. Это пару минут займет. – Фэйган встал на камне, стараясь удержать равновесие, и снова поднял свое самодельное копье.

Если кто-то из семьи Кай что-то говорил, его все слушались, будь это отец или один из трех сыновей. Даже этот, самый младший, вызывал к себе почтительное отношение.

Я остановилась, как мне и было сказано. Я жалела, что показалась им на глаза, но в то же время была довольна той капелькой внимания, которую мне оказал кто-то столь уважаемый в наших горах. Меня всегда тянуло к этому мальчику. В моих глазах он был не хуже Ивона.

Фэйган бросил дротик и быстро наклонился вперед. Потом снова ухватил свое орудие, высоко поднял его и горделиво показал нам рыбину, извивавшуюся на конце.

Я ожидала снова услышать его победоносный крик, но на этот раз он молча вернулся на берег, полный достоинства.

Вернулась Глинис, она уже больше не дразнила брата. Увидев добычу Фэйгана, она сказала несколько льстивых слов, после чего посмотрела на меня недобрым взглядом.

– А твоя мама знает, где ты?

– Она не спрашивает, где я хожу.

Куллен усмехнулся: – Я слыхал, у ней с головой не лады, с тех пор как...

Тут я развернулась и помчалась в лес. Фэйган меня звал, пытаясь остановить, но я не остановилась. Я вовсе не собиралась стоять и выслушивать Куллена Хьюма, пусть даже в присутствии Фэйгана Кая.

Нырнув в зеленую листву леса, я неслась между деревьями, стремительно взбираясь по лесистому склону горы.

– Кади!

Едва переводя дыхание, я забралась в густой кустарник и бросилась на землю, пригибаясь как можно ниже, чтобы меня не было видно. Стараясь как можно лучше спрятаться в листве, я села на землю, прижала колени к подбородку и съежилась; по лицу текли и текли слезы.

– Нельзя, чтобы слова тебя так задевали, – прошептала мне Лилибет.

Слова могут быть острее обоюдоострого меча. Они ранят глубоко и оставляют истекать кровью... Послышались чьи-то шаги – я замерла в своем убежище. Рядом кто-то был.

– Кади! – послышался голос Фэйгана. Он стоял недалеко от моего укрытия, внимательно оглядываясь по сторонам.

– Кади, ты где, девочка? – Он застыл на месте и стал прислушиваться, слегка вытянув шею.

Я сидела тихо, как загнанный кролик, стараясь никак себя не обнаружить.

– Куллен перед тобой извиняется. Он и не хотел ничего такого сказать. Расстроился только, потому как ничего не поймал сегодня. Выходи, Кади. Ты ведь, наверно, не просто так в такую даль к нам пришла.

– Скажи что-нибудь, Катрина Энис, – прошептала Лилибет. – А вдруг, они тебе помогут найти пожирателя грехов.

– Кади Форбес, я друг тебе, разве не так?

– Правда? – я подала голос из своего тайника. Он резко повернулся и посмотрел в мою сторону, но меня по-прежнему не видел.

– Выходи, Кади, – сказала мне Лилибет.

– Тц, тише, – ответила я.

– Выйди к нему.

– Нет.

– А вдруг он может помочь и что-то знает?

– Да разве может он что знать?

– Пока не спросишь, не узнаешь, так ведь?

Раздвинув ветки, я поднялась.

– Ну, бегаешь ты, даже быстрей оленя, – сказал он, улыбаясь.

Выбравшись из густого кустарника, я встала перед ним, щеки мои пылали. – Не надо было за мной бежать.

– Как раз и надо, – ответил он и кивком показал на реку. – Пошли назад.

По дороге никто из нас не сказал ни слова, и я пожалела, что последовала совету Лилибет. Куллен и Глинис пекли рыбу.

– Я ж ничего такого не имел в виду, – сказал Куллен и протянул мне длинную палку с нанизанной на нее форелью. Рыба была очищена и выпотрошена. Я села у костра и стала ее печь. Глинис оживленно рассказывала, как она пугала рыбу, чтобы ребятам лучше ловилось.

– Фэйган это лучше умеет, он ведь раньше ловил, а теперь он меня учит, – сказал Куллен.

– Ты на следующий раз лучше ловить будешь, – сказал Фэйган и выбросил рыбью голову вместе с хребтом. Рыбий скелет застрял в густом кустарнике.

– Я у братьев своих научился. Ох и влетало мне, ежели плохо прицеливался. Тут главное знать, когда и как бросить. Да все выйдет у тебя, Куллен.

– Ну, чего ж ты от своего дома так далеко ушла? Чего здесь делаешь? – Глинис посмотрела на меня с любопытством.

Я втянула в себя побольше воздуха, стараясь заставить сердце успокоиться.

– Хочу знать, где пожирателя грехов найти.

Куллен выругался в точности, как его отец. – Пожирателя грехов?! К чему это тебе знать про таких людей?

– Это ж чудовище! – глаза Глинис расширились. – У него глаза красные, как у самого дьявола, а зубы и клыки, как у волка. А руки, как клешни с когтями.

Я знала, что это не так, но не стала возражать. Иначе Глинис спросила бы, как я это узнала, а я боялась признаться, что посмотрела на этого всеми проклятого человека, когда он брал на себя бабушкины грехи. Я не видела никаких клыков, но это не значит, что их нет. Ведь он на самом деле ел тот хлеб, как дикий волк. – А кто тебе это сказал? – спросила я.

– Моя мама.

– Он ведь, наверно, человеком раньше был, – сказал Фэйган.

– Человек, который дьяволу себя отдал, – вставил Куллен. – Он грехи любит. Он всю жизнь только того и искал, чтоб теперь их лопать – ему что ни похороны, то пир.

– Может и нет, – сказала я. – Когда он грехи моей бабули съел, он говорил так жалостливо... И он ее «дорогая» назвал, как будто она ему не безразлична.

После моих слов Фэйган, Кул и Глинис долго молчали. Фэйган посмотрел в сторону гор, слегка нахмурившись. – Интересно, а где он живет?

– Никто не знает, – пожал плечами Куллен. – Он приходит в долину, только когда похоронный колокол звонит.

– Я б побоялась идти его искать, – сказала Глинис.

– Он, должно быть, где-то недалеко живет, а то как ему похоронный колокол слышать, – сказал Фэйган, все еще рассматривая горы. – Может, он где-то там, наверху. Он показал на запад, на самую высокую гору. – Мой папа всегда говорил, чтоб я подальше от тех гор держался.

– Может, он живет в тех высоких ущельях?

Глинис покачала головой. – Если б так, он бы колокол не слыхал.

– А может, ему кто-то говорит, когда люди умирают? Пошто вы думаете, что он колокол слышит? – спросил Куллен.

– А кто ж ему говорит? – спросила я.

– Может, Гервазе Одара. – Куллен пожал плечами. – Она ж всегда знает, ежели кто где умирает, она ведь знахарка и все такое. Может, это она ему и говорит. Об этом я уже задумывалась. Наверно, я смогу поговорить с ней, когда она придет к Элде Кендрик. Она приходит к ней раз в несколько дней – приносит снадобье, чтобы облегчить старушке боль в суставах.

– Когда-то она к маме моей захаживала, но давно это было.

– Твоя мама теперь не хочет, чтоб люди к вам ходили, – сказала Глинис. – Моя мама говорит, что она так об умерших горюет, что до живых ей дела нет.

Все посмотрели на меня. Но их внимание не было для меня утешением. Я ведь не за сочувствием пришла, а чтобы узнать, где найти пожирателя грехов. Но вскоре я поняла, что эти ребята знают не больше, чем я. До сих пор звучали только предположения и догадки, а это я могла сделать и сама. Я посмотрела в сторону западных гор и подумала: неужели этот человек может быть где-то там? – Пустынное место, – произнесла я вслух.

– Может, он вовсе недалеко, – сказал Куллен.

Фэйган встал и вымыл руки в реке. – Я думаю, Куллен прав. Кто говорит, что пожиратель грехов все время в горах? Может, он спускается и подсматривает за людьми.

– Может, он и сейчас на нас смотрит, – Глинис съежилась и посмотрела вокруг, ее лицо побледнело. – Фэйган, лучше б ты это не говорил вовсе. Я теперь ночами спать не буду: а вдруг он на нас в окна смотрит?

– Может, он знает, если кто скоро умрет. – Эта мысль встревожила Фэйгана.

Куллен бросил в огонь рыбьи кости. – А может, он как волк. Волк всегда чует больного зверя. Может, и этот чует, когда смерть подходит, и вокруг бродит, дожидается, когда его пир наступит.

– Когда Элен умерла, он не приходил, – сказала я.

Фэйган снова сел. – Так ведь не надо было. Она ж еще не прожила столько, чтоб успеть нагрешить.

Разумеется, это была не единственная причина. Но по своей доброте Фэйган больше ничего не сказал.

У меня на глазах выступили слезы. – Бабуля говорила мне, что все мы грешники. Так ее учили еще там, в Уэльсе.

– Если он не пришел, значит, у нее грехи не такие большие были, чтоб их есть. – Фэйган говорил мягко, стараясь меня утешить. – Он знает, когда ему приходить, Кади. Это мне мама сказала в ту ночь, когда бабулю твою хоронили. Он знает, когда в нем есть нужда.

Так ли это? Может, он действительно наблюдает за нами? Тогда, может, он и за мной наблюдает?

– Будешь доедать эту рыбу? – спросил меня Куллен. Я протянула ему палочку с наполовину съеденной рыбой.

– Почему бы нам не поискать его? – спросил Фэйган.

Куллен поднял голову. – Если глаза его порчу на тебя наведут, то конец тебе.

– Вовсе нет, – сказала я, не успев как следует подумать.

Три пары широко открытых, вопрошающих глаз уставились на меня. Я покраснела и опустила голову на колени.

– Ты смотрела на него, так ведь? – спросил Фэйган.

Я поняла, что впустила в свою жизнь еще больше страданий и презрения. Наверное, он при первом удобном случае скажет все моему брату...

Глинис слегка отодвинулась назад. – Разве ты не знала, что тебе не надобно на него смотреть, Кади Форбес? Разве никто тебе не сказывал?

– Я не смогла удержаться. Он с такой жалостью говорил!

– Он ведь на тебя порчу навел, разве не так? – Куллен отодвинулся от меня подальше. – Теперь и ты такая. И ты такая!

Я вскочила на ноги и встала перед ними. – У него не красные глаза! А руки у него красивые и чистые, а вовсе не клешни с когтями!

– А зубы? – Куллен подался вперед. – А какие у него зубы?

– Я не видела зубы. – Я уже растратила весь свой пыл и отвела взгляд. – На нем был колпак с дырками для глаз, он рот закрывал.

– Вот зубы-то он как раз и не показывает, наверно, – сказал Куллен, чьи зубы впились в недоеденную рыбу.

– Он, надо думать, чудовищем стал из-за всех грехов, что ему съесть довелось, – сказала Глинис.

– Наверно, потому он и лицо прячет, – сказал Фэйган. – Кто б он ни был раньше, а пожирателем грехов он стал задолго до того, как я родился.

– А про чего-нибудь другое нельзя поговорить? – сказала Глинис, передернув плечами.

– Ну, а теперь кто испугался? – съязвил Куллен.

– Ну, я, ну и что с того? Тебе бы тоже надобно! – Она с опаской посмотрела на меня. – Тебе не надо говорить о нем вовсе, Кади Форбес. А то как бы с тобой чего ужасного не сталось.

– Можно подумать, если она о нем говорит, то он прямо так на нее и набросится, – сказал Фэйган.

– А кто знает? – Глинис посмотрела на него. – Ты ж не знаешь, что из этого выйдет?

– А ты знаешь?

– Я знаю, что это злодей, и даже думать про него не надобно, а то плохо может быть!

– Чего ж тогда к маме не бежишь? – стал дразнить ее Куллен.

– Ежели пойду, то скажу, про что это вы тут говорите!

– А я скажу ей, что ты все врешь.

– Тогда она выпорет вас обоих, – сказал Фэйган.

Я сидела тихо, чувствуя, как подкрадывается страх. Зачем я доверилась им? Если Глинис расскажет своей маме, о чем мы тут говорили, та спросит, как мы посмели! Кади Форбес, вот кто посмел. И мало того, Кади Форбес не только говорить о нем посмела, она еще и смотрела на него. На моей несчастной голове итак полно грехов, а тут еще этот. Получается, я не могу и дня прожить, чтобы не сделать какой-нибудь серьезной, досадной ошибки.

– Глинис права. – Я надеялась, что не причинила им вреда. – Мне жаль, что я говорила о нем. Забудьте это. – Это моя беда, мне и выпутываться.

– Молиться тебе надо, – сказала Глинис. – Богу Всемогущему день и ночь молиться, чтоб зло тобой не завладело.

– Я знаю. – В прошлом году я много молилась, но не думаю, что Бог меня слышал. Я больше полагалась на молитвы, которые произносила за меня бабушка, чем на мои собственные. А теперь бабушки нет. Нет никого, кто бы мог просить за меня Бога.

Я решила не засиживаться с ребятами, извинилась и пошла обратно. На тропинке меня встретила Лилибет. – Они не больше меня знают, – сказала я ей.

– Ты решила не искать пожирателя грехов?

Я думала об этом по дороге домой. Может, это плохая идея искать человека, столь отверженного всем обществом? Ну, а я разве не такая? Хоть я и не изгой в нашем селении, но я ведь изгой для моей мамы. Может, и для папы тоже, хотя он это не показывает так явно. Во всяком случае, ему не так больно на меня смотреть, как маме – его глаза ничего такого не говорят. Наверно, мужчины не такие чувствительные, как женщины.

Но в том душевном состоянии, в котором я пребывала, надо было что-то делать. Я должна найти этого человека, во что бы то ни стало. Итак, я решила продолжать поиски – мне показалось, что Лилибет обрадовалась этому. – Кстати, о чем ты его будешь спрашивать, когда найдешь?

– Я об этом еще не думала.

– Подумай заранее, Катрина Энис. Мне кажется, ты найдешь его быстрее, чем ты думаешь.

Я посмотрела на нее в надежде услышать объяснения, но она только улыбнулась, а ее глаза обещали скорую встречу.

– 3 -

Через несколько дней к нам наведалась Гервазе Одара.

Когда, закончив хлопоты по хозяйству, я зашла в дом, они с мамой сидели перед очагом, и мама, не отрываясь, смотрела на языки пламени.

– Здравствуй, детка, – сказала целительница, когда я остановилась в дверях, думая, заходить мне в дом или подождать, пока она уйдет. Наверно, это было само провидение, что она пришла к нам, ведь именно она убеждала меня не смотреть на пожирателя грехов.

Она положила свои натруженные руки на колени и с усилием встала.

– Я зашла на минутку твою маму повидать. Мне надобно идти к Элде Кендрик, а то она подумает, не случилось ли со мной чего.

– Как она поживает, мэм? – Я помнила, что бабушка очень уважала эту женщину. Она часто говорила, что они хорошие друзья и вместе прошли немало трудностей.

– Болеет она, хоть и виду не подает. А что, почему б тебе со мной не пойти? Уж как она обрадуется, когда внучку Горавен Форбес увидит! – Она посмотрела на маму. – Ежели тебе ее помощи не надобно, Файя.

– Пусть идет, – равнодушно сказала мама, не отводя взгляд от огня в очаге.

– Тогда возьми шаль, Кади. Там тучи собираются.

Я устала от работы по хозяйству и предпочла бы растянуться на бабушкиной кровати, однако все говорило о том, что сбываются слова Лилибет. Если кто-то хоть что-нибудь знал о пожирателе грехов, то это как раз Элда Кендрик. Они с бабушкой были старше всех в нашей долине. Если я пойду к ней, то наверняка узнаю, где живет пожиратель грехов. В надежде на это я решила послушаться.

Всю дорогу мы шли молча, она о чем-то думала, а я не знала, что сказать. Знахарка остановилась. – Вот болотная мята. Хорошо лихорадку лечит. – Она нарвала листьев мяты и положила в свою корзинку, с которой никогда не расставалась. Бабушка говорила, что она с ней родилась. – А вон солодка голая. Миленькая, вытащи с корнем то растение, что поменьше, только корень не повреди. Он тут важней всего.