355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Франсин Мэтьюз » Клуб Алиби » Текст книги (страница 14)
Клуб Алиби
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 23:54

Текст книги "Клуб Алиби "


Автор книги: Франсин Мэтьюз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава тридцать третья

Фамилия немецкого офицера была Краусс, а его капрала звали Багг. Краусс ехал вместе с Мемфис на переднем сиденье, а Багг и фон Галбан расположились сзади. Они разговаривали и часто останавливались, чтобы Краусс мог объявить о приближении Третьего рейха на каждой деревенской площади, где могли его слышать, пока Багг воровал бензин там, где его можно было найти. У Краусса был приказ добраться до Марселя раньше его армии, и для него это стало своего рода игрой, проверкой, на сколько миль он сможет опередить армию. Он часто оставлял после себя труп как визитную карточку: «здесь был Краусс». Фон Галбан решил, что этот человек нездоров.

Солдаты оставили свои мотоциклы в Алис-Сте-Рен на главной площади рядом с телом владельца гостиницы. Ганс подумал, что они хотят забрать машину Мемфис, багаж и все остальное, но когда они узнали, кто она – Краусс увлекался джазом в университетские годы – они взяли ее, как живую игрушку, экзотическая добыча завоевателей. Она настояла, чтобы Ганс ехал с ними; и поскольку он был австриец по рождению, немцы решили, что его французские документы были фальшивыми. Он был в некотором роде шпионом рейха, пятая колонна. Он и Мемфис больше боялись потерять машину и все ее содержимое, чем поездки с Крауссом, и поэтому уезжали, оставляя позади мертвого парнишку с перерезанным горлом, его мертвого отца с выражением ужаса на лице и женщину, причитавшую над их телами.

Они ехали уже несколько дней.

Краусс избегал больших городов, где местное население могло запросто убить его, и ехал по сельским дорогам долины реки Роны. Их дни походили один на другой: остановка на обед, запугивание местного населения приближением немецкой армии, кража еды и бензина, расстрел тех, кто жаловался. Обычно они ехали, пока не наступал вечер, потом они останавливались, Багг разбивал лагерь где-нибудь в безлюдном месте, а Краусс начал подводить итоги своих действий, отмечая свое продвижение по Франции на карте и гадая, где сейчас может быть его дивизион. Он полагал, что после Марселя он в одиночку захватит Северную Африку, но его военная карта заканчивалась Средиземным морем. Он рассказывал о том, как изучает географию своего перемещения, о превосходстве немецкой расы и о неизбежности тысячелетия рейха. После того, как они съедали что-нибудь из того, что украл Багг, Краусс приказывал Мемфис петь. Она всегда соглашалась.

Фон Галбан многое узнал о Мемфис Джонс за последние дни. Как она выжила, например. Как она пробивала себе дорогу на вершину мира, населенного негодяями. Видя, как она улыбается Крауссу, наблюдая как она очаровывает этого бездушного убийцу в идеально скроенной форме, фон Галбан понял, что для Мемфис все мужчины были одинаковые. Они были грубые, они разрушали все, к чему прикасались, они убили бы ее, как обрывают лепестки роз, или мужчины, которых можно было использовать. Именно так Мемфис всегда и жила. И именно фон Галбан, который мог и не выжить, находил эту ситуацию странной и страдал в глубине души.

Только несколько раз ему удалось обсудить с Мемфис их положение, потому что они никогда не оставались одни. Ночью или Краусс или Багг шли в караул, а днем они все находись в машине. Только в людных местах было легче всего переброситься парой слов. Когда Краусс кричал на своем ломаном французском на деревенских площадях Виллар-ле-Домб или Перуж или, через несколько дней, в Гриньян, а Багг стоял рядом с ним, Ганс мог шепотом переговорить с Мемфис.

– Мы никогда не доберемся до Марселя, мисс Джонс. Нас застрелят раньше.

– Я бы хотела позвонить Спатцу, – бормотала она. – Он просил меня позвонить. Он будет волноваться.

Пока они ехали через долину Роны или поднимались выше в Альпы, фон Галбан строил планы. Было непросто сбежать без транспорта. Он не мог нести чемодан, полный урана, ящик, который Мемфис назвала своим, когда Краусс проверял ее багаж. Она показала немцу свои боа из перьев и сумки, полные пластинок, и когда он устал смотреть на женские штучки, она беззаботно заметила, что в том чемодане только ее туфли. Мемфис обожала туфли. Фон Галбан знал, что нужно было угнать саму машину. Бросить этих двух немцев и бежать. Но Краусс спал с ключом в кармане.

Ганс не принимал в расчет Мемфис. Но у нее были свои планы.

– Я права, сегодня ведь воскресенье? – промурлыкала она, когда машина ехала по дороге в Воклюз. – Двадцать шестое мая? И куда только время бежит?

Краусс заверил ее, что так и есть. Был шестнадцатый день их вторжения во Францию. Двадцать шестое мая.

– Это же мой день рождения! Мне двадцать шесть двадцать шестого! Нам нужно устроить вечеринку, капитан! – она повернулась и широко улыбнулась Баггу. – Когда доберемся до следующего города, найдите несколько бутылок вина, слышите? Красноговина. Это единственная услуга, которую вы можете оказать Мемфис. Девочка собирается устроить праздник.

Ганс заметил, что Краусс упорно избегает выпивки. Может быть, он предпочитал пиво или не доверял себе или своим пассажирам, окажись они под влиянием алкоголя. Он поздравил Мемфис с днем рождения, но ничего не сказал по поводу поисков вина в деревушке Шатенёф-дю-Пап, которая, несмотря на свое название [98]98
  «Новый замок Папы» (фр.). – Примеч. ред.


[Закрыть]
, оказалась довольно маленьким населенным пунктом для целей Краусса. Когда они приехали на площадь Портай и Краусс вышел из машины, Багг стоял за его спиной с оружием наготове, Ганс сделал шаг вперед и прошептал:

– Мисс Джонс. У вас, правда, день рождения?

– Черт, нет, конечно. Но нам надо порадовать этих мальчиков как следует, понимаете, о чем я говорю?

Он понимал. Также он знал, что Краусс непредсказуем. Под воздействием алкоголя он мог стать еще хуже. Но когда Багг вернулся со своей обычной охоты, неся хлеб и сыр и целый ящик вина, фон Галбан постарался сделать довольный вид. Багг даже стащил бокалы. Первую бутылку они открыли по пути в Авиньон.

Она пела «Ain't misbehavin'», и лиричная сладость мелодии, ее пленяющее очарование подействовало на них. При свете костра Мемфис покачивалась в костюме, в котором она выступала в «Фоли-Бержер», с блестками на груди и треугольником шелка сзади. Она никогда не надевала это в клубе «Алиби», и фон Галбан был сражен неукротимой силой, которой веяло от ее тела.

Они пили весь следующий час, хотя он внимательно следил за своим бокалом. Багг придерживал бутылку шеей и пил вино прямо из горла, напевая мотив по-немецки. Краусс лежал около костра, его глаза сузились, когда он смотрел на Мемфис. Она потянула его танцевать, и фон Галбан заметил ее разочарование, потому что Краусс все еще твердо стоял на ногах и отлично контролировал себя. С тем же внимательным взглядом узких глаз он потянулся к Мемфис и, приблизившись, крепко схватил ее за грудь рукой.

Фон Галбан увидел, как по лицу Мемфис промелькнул шок, но ее улыбка стала только шире, а тело скользило, касаясь Краусса, словно жидкость. Губы Краусса прикоснулись к ее шее, и он прикусил ее кожу. Ганс поднялся, не в состоянии больше смотреть. У него засосало под ложечкой от страха и еще от чего-то, чему он завидовал.

Багг тоже стоял там, следя взглядом за Мемфис. Прежде чем Ганс успел что-то сказать или остановить его, тот бросился к Крауссу и ударил его бутылкой «Шатенеф-дю-Пап» по голове.

Краусс должен был упасть, как камень. Но вместо этого он схватил Багга за горло и принялся душить его.

С выражением ужаса на лице Мемфис отступила назад, глядя, как Багг задыхается. Когда Краусс отбросил обмякшее тело своего унтер-офицера, она повернулась и нетвердой походкой, спотыкаясь, пошла прочь. Фон Галбан услышал, как ее стошнило.

Он стоял без движения, прямо за светящимся кругом костра, пока Краусс проламывался сквозь кусты за ней. Потом он кинулся к телу Багга в поисках оружия.

Глава тридцать четвертая

Посредником между Нелл и остальными голландцами стал скрипач Эли Лёвен. Дело было не в языковом барьере – все они говорили по-французски – но остальные шестеро держались в стороне. Это выглядело как будто она землевладелица, а они ее арендаторы. Эта холодность одновременно раздражала и забавляла ее: она никак не могла понять, считают ли голландские банкиры ее недостойной их общества или себя недостойными компании графини.

Они были безупречно вежливы за обедом, не жалуясь на однообразие еды, что, видимо, не было для них чем-то неожиданным. Но и были неприветливы. Когда в первые дни Нелл пыталась завести разговор об их жизни в Голландии, их планах на будущее, у нее ничего не получилось. Даже девушка по имени Матильда не отвечала Нелл. Это была младшая сестра Джулиана де Кайпера. Его жена умерла несколько лет назад. Откровенно говоря, еще три дня тому назад Нелл думала, что Матильда немая.

Но она отметила отличное качество одежды девушки, что говорило само за себя: эти вещи определенно сделаны в Париже. Костюмы мужчин были из Лондона – Нелл всегда безошибочно определяла английский крой – и они вели себя, как люди с положением и имеющие определенный вес в этом мире.

Только Эли Лёвен, похоже, понимал, как ничтожен их вес теперь, когда нацисты оккупировали Голландию. Пустота в его глазах говорила о том, что назад возврата не будет.

На следующее утро после визита Спатца – Спатца, который обращался с голландскими евреями с равнодушным очарованием, заполняя долгие паузы анекдотами про Амстердам и своими высказываниями о Рембрандте, – Нелл решила, что ей жизненно необходимо собрать военный совет. Звуки скрипки снова зазвучали, стоило Спатцу покинуть замок по гравиевой аллее на машине Нелл. Она пошла на звук скрипки, пока не нашла Эли Лёвена на террасе. Его глаза были закрыты, а длинные, чувствительные пальцы скользили интуитивно, как у слепого.

Она подождала, пока он отнял подбородок от инструмента и посмотрел на нее.

– Что вы играете?

Она хотела спросить другое, но с тех пор, как приехал в Луденн, он все время повторял один и тот же отрывок, и эта одержимость вызвала любопытство Нелл. Они же все-таки были людьми.

– «Смерть и Дева». Шуберта. Чем я могу вам помочь, графиня?

– Я бы хотела поговорить с твоим братом. И с мистером де Кайпером. Вы не могли бы найти их и попросить спуститься ко мне на chai [99]99
  Винный склад (фр.).


[Закрыть]
?

Молодой человек посмотрел на кончики своих пальцев и на следы от струн на них.

– Боюсь, я не понимаю значения слова «chai».

– Это пристройка, винодельня. Я пойду туда сейчас, чтобы убедиться, что там нет никого из работников.

Она повернулась, не дождавшись ответа. Когда она шла к cuverie [100]100
  Бродильне (фр.).


[Закрыть]
, то прислушивалась, не зазвучит ли скрипка снова, но на террасе было тихо.

Они появились пятнадцать минут спустя: подчеркнуто осторожные трое мужчин в темных пиджаках. Эли был без скрипки. Ожидая их, Нелл прислонилась к массивной дубовой бочке, и в воздухе витал запах виноградного сусла и брожения.

– Вы знаете, что мой двоюродный брат герр фон Динкладж – немец, – сказала она напрямую. – Он не солдат, и я не сказала бы, что он нацист, хотя и состоял в партии года два назад. Иначе он не смог бы сделать карьеру.

– Он шпион? – спросил Джулиан де Кайпер.

– Думаю, да, – ответила она, их взгляды встретились. – Я не знала, что Спатц приедет в Луденн, и у меня не было времени скрыть от него ваше присутствие. Я попросила его держать это в секрете. Но я не могу обещать, что он так и сделает.

– Немцы захватят Францию так же, как и Голландию, – сказал Эли. – Они не остановятся, пока не дойдут до моря. Но вы же понимаете, графиня, что нам больше некуда ехать?

– Я слышала, – медленно произнесла Нелл, – о том, что немцы делали с людьми в Польше. С людьми, которые были…

– Евреями, – закончил за нее де Кайпер. – Я тоже слышал об этом. Их убивали тысячами, расстреливали прямо у вырытых могил.

– Я думаю, нам нужно разработать план, – сказала Нелл. – Найти место, где вы можете спрятаться. Лучший выбор – здесь.

Здесь?– Эли изумленным взглядом обвел бочки, большие, в человеческий рост. – Я не понимаю.

– Это комната для вина выдержки первого года, – объяснила Нелл. – Здесь смешивается вино с последнего урожая и выдерживается в дубовых бочках. Под этим складом погреб. Любой немец, который приедет в Луденн, конечно, его найдет, ведь они будут искать вино. Но они возьмут бутылки, а не бочки. Даже немцы не так глупы.

– Я хочу посмотреть ваш погреб.

Она провела их вниз по лестнице, в прохладные, похожие на грот, недра под каменными сводами, где лежали тысячи сложенных Анри бутылок, ожидавших, когда их откроют или продадут. Погреба тянулись на сотни ярдов под строениями бродильни и под самим замком, под зелеными лужайками на берегу реки Жиронд, под дорогой – широкие рукотворные пещеры, настоящее сердце поместья Луденн. Они заканчивались на берегу реки, у затвора шлюза, откуда бочки можно было перекатить на суда. Жиронд всегда была главным route du vin [101]101
  Винным маршрутом (фр.).


[Закрыть]
для виноделов.

– Я привезла эти бочки из Парижа десять дней назад, – сказала она Эли, ведя троих мужчин мимо выставленных Анри рядов с бочками. – Они пустые. Я покупала их для урожая этого года. Но я здесь приберегла несколько штук, чтобы спрятать там вас, Матильду и детей…

На весь остаток войны?– выпалил Джулиан де Кайпер.

– По крайней мере, пока опасность не минует. Пока немцы не пойдут дальше…

Де Кайпер отвернулся, его руки дрожали.

– Бог мой, – пробормотал он. – До чего мы дошли!

Спустя три дня прибыли американцы.

Джо Херст ехал во главе процессии на своем красивом голубом «бьюике» прямо от Эспланад де Кинконс. Ему оставалось только дождаться, пока Ноакс, консул, напишет письмо с указаниями графине Луденн, прежде чем собрать игравших у фонтанов детей и их разморенных солнцем родителей. От Бордо до той части Медока, где жила Нелл, было около часа езды, и Херст понимал, что если она согласится принять пятьдесят беженцев, они будут расставлять палатки уже в сумерках. Он велел каждому взрослому из их группы сдать для графини по триста франков, надеясь, что этого будет достаточно.

Когда прибыла вся группа, Нелл в одиночестве пила чай в столовой. Чай был той британской традицией, от которой она не могла отказаться, хотя и жила уже во Франции много лет. Вдруг послышался звук подъезжающих машин, и на мгновение у нее ком подкатил к горлу. Она была уверена, что Спатц ее предал.

– У вас что, приемные дни в Луденн? – спросил Эли Лёвен, стоя в дверном проеме. – Или во Франции еще остались туристы?

Нелл поставила чашку на стол и вышла навстречу прибывшим.

В наступивших сумерках семьдесят человек искали убежища в ее замке. Она не стала объяснять американским дипломатам присутствие голландских гостей в комнатах замка. Все-таки это была не американская война.

– Вам нужен корабль? – повторил агент. – Чтобы пересечь Ла-Манш? С тем же успехом вы можете спросить, можем ли мы доставить вас в Нью-Йорк. Или на Луну. Вы не слышали новостей, месье?

Был вторник, двадцать восьмое мая, Херст находился в одной из корабельных контор Бордо, рекомендованных Ноаксом. За время, проведенное в Луденне, ему удалось отчасти восстановить хорошее настроение, но скептицизм в голосе агента и недоверие на грани насмешки к ситуации вывели его из себя.

– Нет. Я не слышал радио. Что случилось?

– Немцы добрались до Ла-Манша. Все доступные суда ушли в Данкирк. Объявлена общая эвакуация. Они говорят, что более полумиллиона солдат бились за место на узкой полоске у воды. Полмиллиона! А теперь скажите мне, что мы не проиграли войну.

– Вы хотите сказать, что в Бордо нет кораблей? Вообще нет? А торговые суда? Трансатлантические пароходы? Мы обойдем Ла-Манш и отправимся прямо в Нью-Йорк, если нужно.

Агент разозлился.

– Пожалуйста, месье. Вы утонете прежде, чем покинете Ле Вердон.

– Немецкие подлодки?

– Несколько дней назад они торпедировали в Кале голландский пароход, «Клотильду».

– Что вы сказали?

Херст схватился за стол, он похолодел. «Салли,– кричал его разум. – Салли. Это я заставил тебя ехать».

– Я упомянул об этом, – продолжил агент, с любопытством глядя на Херста. – потому что сегодня утром привезли выживших. Они сейчас в prefecture [102]102
  Префектуре (фр.).


[Закрыть]
, у них проверяют документы…

Херст выскочил из дверей конторы прежде, чем агент успел закончить фразу.

В зале ожидания префектуры находилось пятьдесят девять человек: двадцать девять мужчин, двенадцать детей и восемнадцать женщин.

Салли Кинг среди них не было.

Глава тридцать пятая

Когда торпеда поразила корабль, взрывной волной Салли выбросило с палубы «Клотильды» в море.

Падала она долго. Если бы она стояла на борту пассажирского лайнера, например «Нормандии», она бы точно не выжила. Но «Клотильда» была судном меньшего класса, и расстояние от палубы до воды у нее было равно высоте прыжка с вышки. Ее тело содрогнулось, когда женщина ударилась о воду. Когда она падала, то испытала лишь удивление, борясь со своей инерцией, восемь футов, двенадцать футов, в ушах болело. Она ушла на двадцать футов под воду и выскочила на поверхность.

Когда ее голова оказалась над поверхностью воды, она закричала – скорее от шока, что осталась жива, чем от чего-либо другого. Салли протерла глаза.

Объятая пламенем «Клотильда» тонула. Корма была уже под водой, нос судна был высоко задран, а в воздухе раздавался треск огня и слышались крики людей, оставшихся на корабле. Салли огляделась в поисках Леони Блум.

Рядом с ней плавали обломки трюма. Кругом были тела людей и тюки намокшего сена из стойла, и одна лошадь, задрав морду, отчаянно плавала кругами. Леони Блум не было. Вдруг она увидела нечто знакомое: куполообразную крышку гроба.

Он качался на волнах в нескольких ярдах от того места, где женщина ударилась о воду. С одного конца гроб был приоткрыт, и оттуда виднелись носы ботинок Филиппа. Пока она смотрела на это, волна захлестнула открытую часть, и ящик пошел ко дну, словно затопленный корабль.

«О, Боже,– подумала Салли, безуспешно пытаясь подплыть к нему. – Я никогда не найду тебя в этой воде… твоя мать… я обещала ей доставить тебя домой…»

Она нырнула, глаза щипало от мутной воды, ее обступил мрак, в котором плавали мертвые люди и их вещи; волосы развевались, словно водоросли, все медленно опускалось, поднимая миллионы пузырьков. Гроб утонул. Ее охватила отчаянная душевная боль, женщина начала задыхаться и с полным ртом воды, заполнявшей ее легкие, повернула к поверхности.

Его больше не было, совсем. Она так и не смогла уберечь его от убийц, которые отняли у него жизнь; Морриса, Шупа и всех прочих из «С. и К.» больше беспокоили деньги и молчание, чем участь Филиппа. Кругом ложь, все напрасно. Правосудие.Она ничего не смогла сделать.

Салли ударилась затылком обо что то твердое.

Спасательная шлюпка.

Она оглянулась, вытянув руку. В этой шлюпке должен был быть кто-нибудь из команды или из французских солдат, которых «Клотильда» должна была забрать на борт с берега Кале, но она оказалась перевернутой. Перевернутый корпус шлюпки походил на скорлупу ореха. Пальцы Салли царапнули по дереву, которое стало скользким от воды и свежей масляной краски, которой экипаж регулярно покрывал корпуса спасательных шлюпок. Морское течение пыталось утащить ее под перевернутую лодку, если бы ему это удалось, она бы погибла, так как ей вряд ли удалось бы побороть огромный вес и выбраться из-под лодки. Она просунула пальцы в щель между планками и крепко уцепилась за корпус лодки.

Салли потеряла свои туфли, когда ударилась о воду. И она молотила босыми ногами под мокрым хлопком ее весеннего платья. Но вдруг ее ноги чего-то коснулись.

Кого-то.

За противоположный край лодки цеплялся еще один человек, как и Салли вцепившийся в корпус.

С надеждой она закричала:

– Эй! Есть кто-нибудь? Вы можете добраться до меня? Можете помочь мне перевернуть лодку?

Казалось, ее компаньон рассмеялся.

Чья-то рука схватила ее за запястье: сильная, жесткая и жестокая рука, которая изо всех сил старалась оторвать ее пальцы от спасительного дерева.

Беднаямисс Кинг, – прохрипел Эмери Моррис, – я разве вам не сказал, что ваша смертьдоставит мне огромное наслаждение?

В водах Кале разыгрывалась странная драма: оба они держались за двенадцатифутовую деревяшку и боролись руками и ногами. Крутя лодку, словно обеденный стол, Салли хваталась за планширь, если не могла достать до киля. Раз от раза Моррис кряхтел от напряжения, и Салли казалось, что он начинает уставать. Ее ноги и руки коченели в холодных водах Атлантики.

Он хотел поймать ее, добраться до ее борта лодки быстрее, чем она доберется до его борта. Моррис зря тратил силы: море могло убить ее быстрее, чем он. Темнота сгущалась, и пошел дождь. Горящий остов «Клотильды» пошел ко дну, и в образовавшийся водоворот засосало все, что находилось в радиусе двадцати ярдов: тела, ящики, лошадь. Салли и Моррис оказались вне этой опасности и не имели возможности спасти тех пассажиров, которые упали с носа в последние секунды – течение Ла-Манша уносило их на юг, все дальше от огней Кале. Салли знала, что около корабля находились и другие лодки, шлюпки, полные голландских матросов и французских солдат, в которых не было места для выживших. Спасения там искать бесполезно. Она все больше уставала, ее охватывала паника, темнота сгущалась, хрип Морриса становился все отчетливее и ближе, и она почти сдалась.

И тут Салли вспомнила о Филиппе.

– Зачем вы убили его? – выкрикнула она. – Почему Филипп должен был умереть?

– Потому что он не мог заниматьсятолько своим делом, – ответил Моррис. – Совал нос в мои документы. Задавал вопросы.

– «Ай Джи Фарбен». Умерший немецкий инженер.

– «Ай Джи Фарбен», – с сарказмом повторил он. – Только те, у кого есть сила воли, могут делать свое дело. Но раз вы все знаете об этом, вы читали мои бумаги. Филипп отдалвам их?

Он был совсем рядом. Салли решила, что пора прекратить борьбу.

Она подождала, пока он обогнет корму, чтобы она смогла посмотреть ему в лицо и увидеть его глаза. Его удивила ее внезапная капитуляция, его руки замерли на остове лодки, и он уставился на нее.

– Филипп отдал документы в американское посольство, – сказала она ему. – И они уже отправлены Аллену Даллсу в Нью-Йорк. Скоро весь мир узнает о ваших делах.

Конечно, это была ложь. Документы находились на дне моря, но Моррису не нужно было знать, что он в безопасности. – Вы в розыске за убийство.

Его лицо исказила конвульсия. Что это – злоба? Или смех?

Салли набрала воздуха в легкие и нырнула под лодку.

Стало очень темно, купол днища пересекали планки сидений, но между этим куполом и поверхностью воды остался воздушный пузырь. Она оказалась под днищем, от одного борта лодки до другого было четыре фута. Моррис мог бы подождать, пока она выберется наружу, или последовать за ней – одно из двух. Женщина надеялась, что он нырнет за ней, и она будет готова его встретить.

Она ошибалась.

Внезапно днище лодки вдруг ударило ее по голове, притапливая ее; ей было так больно, что еще немного, и она потеряла бы сознание. Салли отчетливо представила себе Морриса, взобравшегося на лодку всем весом своего обессилившего тела, притапливая лодку, чтобы не дать ей уйти. Чтобы утопить ее.

Она ощупью добралась до киля и нащупала его лодыжку.

Тот брыкнулся, но Салли схватилась за ногу обеими руками и потянула ее вниз.

Всем своим весом он навалился на лодку. Он не был ни крупным мужчиной, ни худощавым, но отчаянно, словно моллюск, вцепился в дерево. Салли потянула еще, и лодка вместе с вцепившимся в нее Моррисом накренилась.

Он прекрасно сознавал, что происходит, но инерция оказалась слишком большой. Неожиданно подпрыгнув, словно пробка, лодка вернулась в прежнее положение.

Потеряв опору, Моррис с криком упал в море.

Салли, продолжавшая держать его за ногу, ушла под воду. Он яростно ударил ее ногой по голове. Резкая боль обожгла ее мозг. Она разжала пальцы.

Темнота дезориентировала ее. Она не знала, плывет ли она наверх, к поверхности, или погружается глубже в море. Ее легкие были готовы лопнуть, она уже видела смерть, чувствовала, как стальной обруч сдавливает ей грудь, ей хотелось пить воду так, словно это был воздух.

Наконец Салли достигла поверхности. Струи дождя хлестали по лицу. В другое время море напугало бы ее. Но не сейчас.

Она жадно хватала воздух ртом. Спустя несколько секунд она принялась оглядываться в поисках Морриса.

Он показался на поверхности в десяти футах от нее, он не мог дотянуться до лодки. Она наблюдала, как он закричал, вскинул руки и камнем пошел ко дну.

«Бог мой,– подумала она. – Он не умеет плавать!».

Осознание того, что именно она стащила его с лодки, пронзила ее, и она бросилась грести, стараясь сократить то расстояние, которое их разделяло. Она не могла просто наблюдать, как другой человек идет на дно, как подбитый корабль. Сквозь дождь и темноту она звала Морриса. Лодка, за которую они так боролись, исчезла в волнах. Салли кричала снова и снова, морская вода заливала ей рот, пока она не потеряла голос.

Ее силы были на исходе. Моррис утонул.

Она плыла по течению, одна в огромном море. От сильнейшего холода она не чувствовала ног, а ее тело пронизывал животный страх. «Это как уснуть, – подумала она, – как погрузиться в ночь навеки». Салли вдруг подумала, что теперь они оба будут лежать здесь: она и Филипп.

С теплой грустью она подумала о Джо Херсте. Он, наверное, будет винить себя.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю