Текст книги "Полночь в Париже"
Автор книги: Франсин Мандевилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Франсин Мандевилл
Полночь в Париже
1
Существует чертовски веская причина, почему парижане каждый год в конце июля – начале августа толпами покидают свой прекрасный город.
Жара.
Зной волнами плывет от векового камня Готических соборов, над узкими пешеходными тротуарами и широкими – деревья в три ряда бульварами. Искусная кладка фасадов величественных городских зданий впитывает и удерживает жар, прозрачная зеленая вода Сены, плавным изгибом обнявшей сердце города, отражает слепящие лучи солнца Давящая, душная жара при влажности в восемьдесят процентов – по меньшей мере.
Кендра Мартин вслед за своими подопечными шагнула на эскалатор, с трудом заставив себя расстаться с прохладой подземного мраморного вестибюля. Через несколько секунд эскалатор вынес их в стеклянную пирамиду – ослепительно-яркую, жаркую и душную. Это был тот самый знаменитый новый вход в Лувр, вокруг которого по-прежнему кипели споры.
Подопечные Кендры – двенадцать девочек-подростков от тринадцати до пятнадцати лет – учились в частной женской школе в ее родном городе Кармеле, штат Калифорния. Их родители были весьма обеспеченными, а порой и знаменитыми людьми, поэтому она ласково прозвала их «благородными девицами».
Эти семь дней с ними (из запланированной десятидневной поездки по Франции) позволили девушке заглянуть в мир роскоши и беззаботности. Она знала, что такой мир существует, но никогда не наблюдала его так близко. Мир, с которым сама она никогда не сталкивалась. И даже не предполагала, что придется, с иронической усмешкой думала она, причем не в иллюстрированных журналах, не в кино и не в собственном, весьма живом, воображении.
Кендра была старшей из четырех детей в дружной, крепкой семье среднего достатка. Она выросла на тихой улочке, где ее родители владели милым, хотя и скромным домом. А «благородные девицы» жили в дорогих районах – в особняках с бассейнами, теннисными кортами и коваными железными воротами. Кендра с сестрой работали по дому, их братья по субботам стригли газон. А у ее подопечных имелись для этого экономки и садовники.
Они с сестрой до сих пор покупали себе одежду по большей части на распродажах в небольшом универмаге их городка, а не ездили каждый месяц в лучшие специализированные магазины Сан-Франциско.
Кендра, вместе с сестрой и братьями, стремилась, окончив колледж, пробиться наверх и очень гордилась дипломом Калифорнийского университета в Сакраменто. Ее подопечные с первого дня после детского сада попадали в дорогие частные школы и, без сомнения, когда придет время, окажутся в столь же дорогих частных университетах.
Школьные каникулы Кендры были чередой двухнедельных поездок, когда вся семья загружалась в железнодорожный вагон и следовала до места назначения – например, в Большой каньон, Диснейленд или Йосмайтский национальный парк. А «благородные девицы» отправлялись во Францию в десятидневный тур с посещением музеев, соборов, дворцов и прочих памятников архитектуры. Они останавливались в роскошных гостиницах, ездили только первым классом и покупали одежду, подарки и сувениры на суммы, равные месячному жалованью Кендры.
Эти двенадцать девочек обладали тем естественным и непринужденным изяществом, которое в столь юном возрасте достигается только большими деньгами и ранним приобщением к роскоши. Вряд ли Кендра завидовала им, но провести несколько дней во Франции как «благородная девица» было интересно и приятно.
– Ну, куда теперь? – оглядела девушка свою группу. – В музей? В собор? По магазинам?
– Есть хотим! – ответил дружный хор голосов.
– Замечательная мысль. Эти маленькие палочки и сандвичи с камамбером, что мы ели в кафетерии музея, не вполне отвечают моим представлениям о сытной пище. – Кендра посмотрела на плоские маленькие золотые часики, которые пять лет назад получила в подарок от родителей за окончание колледжа, и покачала головой. – Для обеда в ресторане еще рано. Нам нужно что-нибудь типа закусочной, или кафе, или… Я поняла – «Au Pied de Cochon»!
– Ни за что. Я не буду есть в ресторане, который называется «Свиная нога»! – твердо сказала Мэри Ли Тейлор.
Умная, чуткая и доброжелательная, она по праву была лидером среди девочек в этой поездке. Кендра быстро поняла, что на нее можно положиться, не в последнюю очередь из-за неплохого, не хуже, чем у нее самой, французского.
– Но «Au Pied de Cochon» – это фирменный знак целого объединения, – объяснила Кендра. – Они открыты двадцать четыре часа в сутки и знамениты не только свиными окороками, но и другими блюдами, например французским луковым супом…
– И огромными старинными подносами с холодными скользкими устрицами, и морскими улитками, и множеством других жутких океанских тварей, которых надо есть сырыми, – закатила глаза Лайза Перретти под одобрительные смешки других девочек. – Старшая сестра мне все рассказала. Она там ела, когда ездила в Париж два года назад.
– Они делают замечательные профитроли – хрустящие слоеные пирожки, наполненные ванильным мороженым и политые теплым шоколадным соусом, – это на десерт, – соблазняла Кендра.
– Мы хотим поесть по-настоящему, – сказала Лили Уоррен. Самая младшая в этой группе – тринадцать лет – Лили, что называется, «рано расцвела». Сердцем, разумом и душою она была маленькая девочка, а фигурой – двадцатилетняя королева красоты. Ее знойная прелесть жгучей брюнетки в скором будущем обещала стать опасной. Кендра не раз помогала ей в напряженных ситуациях, когда надо было избавиться от непрошенного внимания мужчин вполне зрелых и явно имевших в виду нечто большее, чем просто флирт с маленькой девочкой.
Девушка посочувствовала своему боссу Бобу Уоррену: ему придется изрядно потрудиться, чтобы сохранить Лили в неприкосновенности до совершеннолетия.
– Кендра, ты только не обижайся, – сказала Эми Берк, дочь преуспевающего адвоката, – но мне очень хочется чего-нибудь нормального, без всяких «интересных» штучек…
– Без этих соусов, в которые чего только не намешано.
– Или каких-то непонятных органов животных, и неважно, что они считаются величайшим деликатесом! – Тиффани Льюис (ее мать владела шикарным магазинчиком романтического кружевного белья по астрономическим ценам) оказалась весьма привередливой в еде.
Кендра засмеялась глубоким грудным смехом, звук которого заставил двух французов, увлеченных беседой, повернуться к ней с восхищенной улыбкой, причем в глазах у обоих вспыхнул одинаковый оценивающий интерес.
– Ладно, ладно, вы победили. Так где вы хотите поесть?
– Где угодно, лишь бы подавали гамбургеры, – сказала Джули Грей.
– И жареную картошку, – добавила ее сестра-близняшка Дженни.
Кендра подавила ироническую усмешку: родители Джули и Дженни владеют тремя известными ресторанами мирового класса, а их дети в Париже жаждут получить гамбургер с жареной картошкой – скучно!
– На Елисейских полях должен быть «Макдональдс», – предположила Хезер Лоуренс, дочь сочинителя песен Тедди Лоуренса.
– Нет, – сказала Кендра. – Если вы хотите гамбургеров и жареной картошки, будь по-вашему, но мы пойдем есть их во французскую закусочную быстрого обслуживания. Место, которое я имею в виду, тоже на Елисейских полях, и мы можем пойти туда…
– Мы умрем, если пойдем еще куда-нибудь! – запротестовали несколько девочек.
– …или через сад Тюильри и потом по площади Конкорд…
– Пожалуйста, не надо достопримечательностей, пока мы не поедим!
– …или по улице Риволи, если вы хотите купить по пути еще сувениров.
– Помолчите, девочки, – сказала Мэри Ли. – Кендра при исполнении, ее задача – чтобы мы получили от этой поездки по максимуму, и, значит, мы не пропустим ничего из ее списка. Так что пошли. – И она проворно двинулась к Тюильри.
Высокие густолиственные каштаны отбрасывали пятнистую тень на усыпанные гравием дорожки, создавая иллюзию прохлады. Впереди возвышался шпиль Обелиска на площади Конкорд. Еще дальше на фоне подернутого дымкой неба вырисовывался силуэт Триумфальной арки, словно мираж, мерцающий в лучах позднего солнца. Слева от Триумфальной арки Кендра, поискав глазами, увидела Эйфелеву башню – символ Парижа.
Кендру окружали картины, звуки и запахи Парижа: характерный, на две ноты, звук полицейской сирены, выхлопные газы, потоки туристов, щелкающих фотоаппаратами и глазеющих на исторические памятники, вечный парад стройных, шикарных парижанок – их шелковые шарфы развевал слабый ветерок, возникавший при ходьбе, – то дуновение влекущих духов, то резкий запах или даже зловоние с Сены, текущей меньше чем в сотне ярдов отсюда.
И постоянно, повсюду – обрывки певучей, быстрой французской речи. Кендра глубоко вздохнула, не в силах подавить дрожь волнения, пробежавшего по жилам. Она в Париже – и она наслаждалась сознанием этого.
Работая в туристическом агентстве, в последние пять лет она очень много ездила – впрочем, в последние три поменьше, потому что была назначена помощником менеджера филиала агентства Боба Уоррена «Давайте путешествовать!» в Кармеле. Где она только не побывала! Но никакое другое место не могло сравниться для Кендры с Парижем – воплощением духа приключений, очарования и чистой романтики путешествий. Она всю жизнь мечтала побывать в Париже – и вот за последние четыре года она здесь уже второй раз!
Кедра даже не пыталась спрятать довольную улыбку, которая – она чувствовала – расцветала на лице. Она усердно работала и многого добилась. И склонна в полной мере насладиться плодами своего труда.
Эта поездка в Париж – одна из таких наград, несмотря на бесконечные часы, посвященные планированию и координированию деталей безупречного путешествия для двенадцати девочек-подростков. В самом деле она была при исполнении служебных обязанностей, а не на отдыхе, но этот факт ни на йоту не уменьшал удовольствия от пребывания в Париже. Даже чувство ответственности за девочек, не оставлявшее ее двадцать четыре часа в сутки, казалось легче в этом славном городе.
Она пережила все: от потери багажа до потери паспортов, от легких расстройств желудка до мощной аллергической реакции, когда Кэри Лайонс по неведению съела суп-пюре из даров моря, в состав которого входили креветки. Кендра гасила раздраженные перебранки, вызванные усталостью, осушала слезы тоски по дому и смягчала стресс от культурного шока. Она научилась быть терпеливой, твердой, вкрадчиво-льстивой, научилась защищать, поучать и прощать – в зависимости от того, чего требовала ситуация.
Положа руку на сердце, она не стала бы утверждать, что выполнила свои обязанности в этой поездке безупречно – многое можно и нужно было сделать лучше. Например, отговорить Лайзу Перретти от покупки нескольких трехсотдолларовых шелковых шарфов от Эрме, или уговорить Тиффани Льюис попробовать лягушачьи ножки по-провансальски – ей страшно этого хотелось, несмотря на насмешки и протесты других девочек. И ей еще предстоит убедить свою группу, что прогулка на речном трамвайчике по Сене на закате – это отнюдь не банальность, а отличный способ увидеть Париж в новом и интересном ракурсе.
Кендра гордо расправила плечи. Нет, работа выполнена не безупречно, но хорошо, без ложной скромности признала она, очень хорошая работа – их первая поездка во Францию получилась не только развлекательной, но и поучительной.
И если Боб Уоррен еще питает сомнения в том, что она сможет организовать в Монтеррее филиал «Давайте путешествовать!», то успешное выполнение этого поручения должно убедить его, что она полностью соответствует должности, которую надеется получить по возвращении.
«Я дам ответ, когда вы вернетесь», – вот все, что босс счел нужным пообещать ей, хотя казался очень довольным, когда она сделала формальное представление своей кандидатуры на должность, которая скоро должна возникнуть. Еще три дня, и она дома. Еще три дня, и она получит ответ.
Ответ – она почти уверена – будет положительным.
Улыбка Кендры стала шире. Да, и впрямь она прочно стоит на ногах. Она замедлила шаги и остановилась у ступенек, ведущих из сада Тюильри на площадь Конкорд. В улыбке появилось коварство.
– Кто-нибудь знает, что произошло там, внизу, на площади Конкорд? – невинно спросила Кендра, откидывая с лица тяжелую волну светлых, медового цвета волос.
Ответом ей было только невразумительное мычание и смешки.
– Во времена французской революции здесь стояла гильотина. – Кендра широко повела рукой, очерчивая этим жестом большую круглую площадь, забитую транспортом – начинался час пик. – Людовик XVI, Мария-Антуанетта и тысячи других были обезглавлены на этом самом месте.
На лицах девочек появился интерес.
– Огромные толпы собирались здесь, чтобы посмотреть, как потоками льется кровь, катятся головы, и поговорить о зловонии…
– Кендра!
– Как это грубо! Кендра засмеялась:
– Вперед, и возьмем побольше кетчупа к жареной картошке!
После секундного молчания раздался взрыв дружного смеха, и девочки вслед за Кендрой пошли по площади Конкорд к Елисейским полям, с молодым проворством и кошачьей ловкостью уворачиваясь от машин.
* * *
Джексон Рэндалл прожевал кусок на удивление приличного чизбургера, запил несколько водянистым шоколадным молочным коктейлем и с удовольствием осмотрелся.
Его место в углу на третьем этаже «Фри-тайма» – ресторана быстрого обслуживания в Париже – было прекрасным наблюдательным пунктом: внизу разворачивалась панорама Елисейских полей во всей их зрелищности и разнообразии.
Бизнесмены в тысячедолларовых костюмах – быстрая походка и речь – спешили на деловые встречи, прокладывая путь среди групп юношей, щеголявших лохмотьями и перчатками с шипами. Безупречно одетые мужчины и женщины сдержанно жестикулировали за стеклами роскошных витрин и осторожно обходили угрюмоглазых парней в черной коже, стоявших рядом с огромными сверкающими мотоциклами, припаркованными прямо на тротуаре. Иммигранты из Северной Африки в национальных костюмах продирались сквозь толпу нервных, возбужденных туристов, уже занявших очередь на ужин-шоу в «Лидо».
Но не это радовало глаз.
Он не мог отвести взгляд от процессии с нагруженными едой подносами, приближавшейся к свободным столам поблизости от него. Это была группа хорошеньких девочек, ясноглазых, улыбающихся, пышущих здоровьем и радостью жизни. Наверное, немки или голландки, подумал он. С ними была женщина, их учительница или что-то в этом роде, вот она-то и приковала внимание Джека безраздельно.
Она была хороша, как ни одна из парижанок, на которых он любовался уже три месяца, с момента прибытия в Париж, – а Париж являет пиршество взору в смысле красивых женщин.
Его начальство называло это назначение в американское посольство наградой за проявленную в недавнем прошлом доблесть. Сам Джек не считал свои действия такой уж доблестью. А что до Парижа, то, хотя он и осмотрел большинство приманок для туристов, Париж был для него просто еще одним назначением, разве что еда здесь была получше, чем в других местах.
Джексон Рэндалл в свои тридцать пять лет был военно-морским атташе и гордился этим. Возвышенные понятия типа «доблесть» он не воспринимал, но понимал, что такое долг. Долг десантника вообще, конкретно его долг по отношению к его роду войск и к людям, служившим вместе с ним и под его началом. Для Джека выражение «верный долгу» означало постоянную готовность отдать всего себя – сердце, разум, тело и душу, – как только потребуется, не задумываясь, чем это обернется лично для него.
Тем не менее он готов был спорить, что если бы его начальство хоть заподозрило, как страшно ему было, когда он руководил рейдом по спасению сбитого в пустыне летчика, то сейчас его бы назначили сторожить сортир на заставе в той самой пустыне.
Ему оставалось восемь лет до отставки с полной пенсией и со всеми льготами, но во время его последней поездки на Средний Восток было несколько столь напряженных моментов, что он не однажды подумывал, не зажить ли штатской жизнью с инженерным дипломом, полученным в армии.
Так что сидеть и любоваться на прелестную женщину, занятую гамбургером, в Париже, Франция, он считал большой удачей для себя.
Женщина была моложе него. Лет двадцать пять – двадцать семь, прикинул Джек. У нее были темно-русые волосы, длинные, прихваченные на затылке какой-то штукой вроде кружевного шарфа, несколько выбившихся мягко вьющихся прядей обрамляли ее лицо. Джек был неравнодушен к длинным волосам и положительно ненавидел современную моду на короткие стрижки женщин, особенно если они почти брили голову – как солдаты-новобранцы.
Он сидел далеко и не мог рассмотреть, какого цвета у нее глаза. Лицо исключительно приятное: строгий очерк скул, слегка выдающийся вперед маленький подбородок. Ему понравилось, что она почти не пользовалась косметикой, в отличие от большинства парижанок. Лишь немного светло-розовой помады на нежных, постоянно приоткрытых в улыбке губах, чувственный изгиб которых вовсе не нуждался в косметике, чтобы привлечь к себе внимание.
И он сразу заметил, что при росте не выше среднего у нее были длинные, тренированные ноги – мужчина погрубее тотчас нарисовал бы в воображении картину, как эти ноги обвивают его талию в порыве страсти, а он лучше представит себе эти сильные, стройные ноги мелькающими в буйном танце под неистовую музыку.
«Какая здоровая, веселая у нее красота!» – думал он, улыбаясь от удовольствия просто смотреть на нее. Вдруг его улыбка стала еще шире: в ресторанном шуме выдалась пауза, и он уловил обрывки разговора за ее столиком – она была американкой! Но ничего хорошего из этого не следовало. Она явно была туристкой, то есть в Париже ненадолго.
Если Джексон Рэндалл что и усвоил за семнадцать лет в морской пехоте, так это то, что случайные встречи на одну ночь отнюдь не ведут к тому, чего он хотел бы на данном этапе жизни. В то же время долгие, прочные отношения при разлуке по большей части обречены с самого начала.
Конечно, брак может устоять, несмотря на частые разлуки и служебные командировки; хороший брак переживет даже длительные командировки, когда разлука длится год и больше. Это обязательная часть военной карьеры. Но мужчина безумен, если он позволяет втянуть себя в отношения, которым, он знает заранее, не суждено стать долгими и прочными.
Это не значит, что он не испытывал искушения подойти и познакомиться с сидевшей неподалеку женщиной. Но он отлично понимал, к чему это приведет, и это понимание заставляло его сдерживаться и издалека любоваться ее чисто американской красотой: блестящими, медового цвета волосами, чистой, нежной кожей и почти девчоночьей улыбкой.
Пока он не услышал ее смеха.
Он еще не видел девушки, которая бы смеялась так, как эта. Этот смех – низкий, грудной, очень чувственный – действовал на него так, словно длинным ногтем, медленно и провоцирующе, проводили по его обнаженной груди, спускаясь все ниже и ниже.
* * *
Кендра и сама не знала, как поняла, что неприятные звуки, раздававшиеся поблизости, означают угрозу чьей-то жизни.
С минуту она продолжала обсуждать с Лайзой и Трэси Вебер сравнительные достоинства двух улиц, которыми можно было вернуться в отель – где витрины красивее, а магазины заманчивее. Но потом в общем гаме ресторана возникла пауза, и она расслышала сигнал бедствия – странные звуки.
Звуки издавал маленький мальчик лет пяти-шести, сидевший неподалеку от нее. Мать пыталась заставить его выпить молока из бумажного стаканчика, отец стучал по спине – и то, и другое безрезультатно: он продолжал кашлять и давиться.
– Кендра! – в голосе Трэси Вебер звучало нетерпение. – Как ты думаешь?
Кендра переключила внимание на девочек, но взгляд ее невольно то и дело возвращался к столику напротив.
– Извини, Трэси. Повтори свой вопрос. Что я думаю о чем?
– Чтобы пройти и по авеню Монтень, и по улице Фобур Сен-Оноре. Смотри. – Она подвинула Кендре план города, пальцем показывая маршрут. – Если мы вот так пойдем по авеню Монтень, мы упремся в станцию метро и приедем прямо…
– Не говори глупостей, Трэси, – насмешливо перебила ее Мэри Ли. – Когда мы обойдем все магазины авеню Монтень, будет уже поздно.
Мальчик явно в опасности, отметила Кендра, стараясь не терять нити разговора.
– Так что?
– То, что я не хочу ехать на метро так поздно, – сказала Мэри Ли.
– Я вообще не хочу больше ездить на метро, – брезгливо сморщила носик Хейди Клейтон. – Там вонь и слишком много всяких извращенцев. Лучше взять такси.
– А по-моему, на метро интереснее, – возразила Лайза.
– Кроме того, найти столько такси, чтобы все мы уместились, будет трудно, – добавила Тиффани Льюис.
Кендра снова бросила взгляд на мальчика. Его лицо побелело, на лбу выступили крупные капли пота. Ей не нравился его вид. Совершенно не нравился.
– Мы думаем, что метро – это слишком опасно, а обе улицы за сегодняшний вечер – это слишком много ходьбы.
– Пойдем по Сен-Оноре: когда дойдем до конца улицы, окажемся практически у входа в отель.
Близнецы Грей говорили твердо и в унисон, и все их поведение свидетельствовало о том, что тема закрыта и более не обсуждается.
– Что вы беретесь решать, ведь Кенда здесь, – с вызовом сказала Лайза. – Кендре решать. Как, Кендра? Сможем мы обойти обе улицы?
Щеки мальчика покраснели – собственно, все его лицо налилось кровью. Не ответив на вопрос Лайзы, Кендра вскочила с места так быстро, что опрокинула стул, и в три шага добралась до малыша. Оттолкнув отца, она схватила левой рукой голову ребенка, а правой с силой разжала его челюсти.
Боковым зрением она видела, как отец мальчика бежит к лестнице, зовя на помощь по-французски, но нельзя было тратить время на извинения за свое резкое вмешательство. Она засунула указательный и средний пальцы правой руки мальчику в рот, стараясь достать то, что застряло у него в горле.
Ничего. Проклятье!
Мать ребенка выпустила его руку и в страхе потихоньку начала отступать. Кендра чертыхнулась про себя, пожалев, что не настолько хорошо говорит по-французски, чтобы объяснить женщине, что она знает, что делает и не принесет мальчику никакого вреда.
Глаза мальчика, полные ужаса, выкатились из орбит, его худенькое тельце сотрясала дрожь.
– Не бойся, – сказала она, надеясь, что он поймет ее французский. – Я хочу помочь тебе вздохнуть.
Она быстро стала сзади и, прижавшись к спинке ребенка, плавно, без усилий проделала «прием Геймлиха», помня, что в случае с маленькими детьми надо действовать пальцами, а не ладонями, как со взрослыми.
На стол упал кусок непрожеванного гамбургера величиной с грецкий орех, и мальчик, судорожно кашлянув, начал дышать. Затем повернул голову, поднял на нее огромные, полные слез синие глаза и начал плакать так, словно его сердце было разбито.
Кендра оглянулась, ища взглядом его мать, но той нигде не было видно. Вероятно, она пошла вслед за отцом. Вероятно, в эту минуту они звонят в полицию, чтобы арестовали сумасшедшую американку, напавшую на их ребенка, подумала Кендра.
Мальчик шумно всхлипывал, и она взяла его на руки, покачала, успокаивая взглядом, погладила по прямым спутанным волосам. Узкие плечики сотрясались от плача, а спина грязной футболки стала влажной от пота. Пахло от него так, словно он неделю не мылся, но у Кендры не хватило духу разжать его маленькие ручонки, сомкнувшиеся на ее шее.
Девочки взволнованно толпились вокруг нее, не зная, что делать. Хезер Лоуренс подставила Кендре стул, и та с благодарностью села. Мальчик был мал и худ, но стоя держать его на руках было трудно.
– Скажите, чем я могу помочь?
Голос был незнакомый. Кроме того, голос был мужской, приятно низкий, вежливый и, самое главное сейчас, голос говорил по-английски – с легкой гнусавостью, характерной для Среднего Запада.
Кендра подняла глаза. Сначала она увидела его лицо – спокойное, мужественное, внушающее доверие. Закаленное лицо, на котором отпечатались годы суровых испытаний – гораздо более суровых, чем теперешние. Лицо мужчины, на которого женщина может положиться.
Слишком красив, подумала Кендра, для такой ситуации. А потом разглядела форму – темные брюки цвета хаки с острой как бритва складкой и идеально отглаженную рубашку того же цвета, чуть светлее.
– Слава Богу, моторизованные войска! – В ее голосе было столько облегчения! Она словно признавала, что не в силах одна справиться с бедой. Теперь, когда мальчик снова дышал, Кендра чувствовала себя потрясенной и обессиленной и плохо понимала, что делать дальше.
– Нет, мэм. – Военный лихо улыбнулся. – Берите выше. Морская пехота.
