Текст книги "Полночь в Париже"

Автор книги: Франсин Мандевилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

13

Кендра ждала Джека в холле. В комнате ее по-прежнему царил хаос – кругом валялись коробки, смятая бумага и ярлыки. И большая двуспальная кровать слишком уж выделялась. Учитывая их обоюдное сексуальное влечение, это зрелище было просто опасным.

Впрочем, как и надетое на ней платье.

– Принарядись, пожалуйста, – сказал Джек вчера вечером, проводив ее до дверей гостиницы. – Я хочу завтра предложить тебе набор развлечений, обычных для парочки, у которой завязываются близкие отношения. Мы пойдем в ночной клуб, послушаем музыку и потанцуем. Затем поужинаем в шикарном ресторане. Погуляем по набережным Сены и вернемся домой только на рассвете. А между делом ответим на все интересующие нас вопросы – кроме одного.

Кендра понимала, что спрашивать нельзя. Что-то в его голосе, в выражении лица, в блеске глаз подсказывало, что его ответ обозначит некую важную грань – переход их романа на новую ступень.

– Что же это за вопрос?

– Когда?

У Кендры было смутное подозрение, что Джек увидит в ее новом платье только один ответ; «очень скоро». Она и надела его именно по этой причине. Чтобы показать ему: она захочет… очень скоро. Чтобы сказать: пока она еще не готова, но будет… очень скоро.

Это было платье с глубоким вырезом, кокетливого покроя, гораздо выше колен. Темно-голубой изумительный шелк струился и облегал ее тело так, что это привлекало внимание, но отнюдь не было вульгарным. Поскольку шея была открыта, а плечики очень узкими, бюстгальтер исключался напрочь. При каждом движении Кендры блестящая холодная ткань скользила по груди, заставляя соски напрягаться.

В еще одном магазинчике из списка Вивиан она нашла черные лаковые туфли на высоких каблуках с тоненькой золотой цепочкой на подъеме. Цепочка отбрасывала блики и слегка позвякивала при ходьбе.

Прозрачные дымчатые чулки на лодыжках сзади были усеяны крошечными стразами в форме радуги. Пояс для чулок представлял собой черный кружевной лоскуток с черными шелковыми подвязками и парой небольших металлических застежек, а подобранные в тон черные шелковые трусики были такими прозрачными, что сквозь ткань вызывающе просвечивала широкая полоса обнаженной кожи.

Никогда еще Кендра не надевала такого роскошного, чувственного белья. Она и представить себе не могла, что эти вещи могут так ласкать кожу, заставляя думать об одном – о наслаждении, которое ждет их с Джеком в ближайшем будущем.

Легкое дуновение сквозняка и пронзительный шепот хозяйки гостиницы «мадемуазель!» предупредили Кендру о появлении Джека. Он пошел к ней навстречу, и она невольно глубоко вздохнула.

Джек выглядел великолепно. На нем был черный смокинг, в котором плечи его казались еще шире. Тонкую талию стягивал атласный бордовый пояс. Блестящие перламутровые пуговицы ровным рядом спускались по безупречной сорочке, белизна которой красиво оттеняла загар. Черная бабочка и атласные отвороты смокинга, которые всегда казались ей смешными на фотографиях в журналах, только подчеркивали присущую Джеку мужественность.

Он излучал силу и уверенность в себе. По спине у нее, прошел холодок – от восторга, от страха, от желания. Ни один мужчина не заставлял ее в такой степени почувствовать себя женщиной. Она ощущала свою уязвимость именно перед ним, и, осознав это, пришла в возбуждение.

– Я не перехватила?

Она провела пальцами по скользкому шелку.

– Никоим образом, – ответил он хриплым, сдавленным голосом. – С таким платьем перехватить невозможно.

Она увидела, как у него расширились зрачки, как он непроизвольно сжимает руки в кулаки и снова разжимает их. Внезапно чисто женское победительное чувство овладело ею: она поняла, что может воздействовать на него столь же сильно, как он на нее.

– Ты прекрасно смотришься в смокинге, – мягко похвалила она.

– А ты в этом платье выглядишь так, что можешь вызвать уличные беспорядки.

Он сглотнул слюну, протянул руку и тут же убрал ее за спину.

– Боюсь притронуться к тебе. Боюсь, что уже не сумею отпустить.

– Любопытно будет проверить во время танцев.

И она добавила, подняв брови:

– Или же мы пойдем в такое горячее местечко, где медленных мелодий не играют?

– Куда бы мы ни пошли сегодня вечером, там будет горячо. И ручаюсь тебе собственной жизнью, что медленных мелодий будет предостаточно.

Такси ожидало их у входа, и вскоре они оказались в переполненном джаз-клубе с крошечной танцевальной площадкой. Когда Джек обнял ее, размеры площадки потеряли всякое значение. Он так плотно прижимал ее к себе, что необходимое им пространство вполне совпадало с шириной его плеч.

Он умело кружил и поворачивал, направляя все ее движения легким уверенным нажатием руки, лежавшей у нее на талии. Когда его ладонь мягко скользнула чуть ниже, она вздрогнула. Под хриплые завывания саксофона в сопровождении неистового аккомпанемента на фортепьяно Джек прижал колено к ее ногам и повел ее в медленном сексуальном темпе.

Она положила голову ему на плечо, ей нравились его мощные уверенные движения. Он провел пальцами по ее обнаженной руке от запястья к локтю, а затем вернулся к талии, скользнув по телу. Высокие каблуки позволили ей обхватить его за шею, чтобы еще теснее прижаться к нему.

Воспользовавшись этим порывом, он стал гладить ее тело, так что шелковая ткань чувственно зашелестела между его ладонями и ее кожей. Она почувствовала, как он нежно прикоснулся к груди, и с губ у нее сорвался сладкий вздох. Он проделал это еще раз, и все тело ее пронизала дрожь.

– Мы уже не можем держать себя в руках, Кендра.

– Хочешь вернуться за столик?

– Нет, – прошептал он. – Мне нравится, что ты не хочешь отказаться от этого танца.

– Мне нравится, как ты танцуешь, – призналась она, поглаживая его плечи.

Пальцы ее скользнули под ворот сорочки, к мускулистому основанию шеи. Мощные мускулы взбугрились, а кожа полыхала жаром под белоснежной рубашкой.

– Мне нравится чувствовать твои руки на себе, – пробормотал он.

– Ты такой сильный, – восхитилась она, проникая дальше, к ключицам и спине.

Ладони Джека медленно двинулись вниз. Он обхватил ее бедра, и они слились в тесном объятии, двигаясь в очень медленном ритме. Пальцы его отбивали такт, словно проникая в ее плоть. Она чувствовала, как он возбужден, ощущала его напряжение, тяжелый напор под плотной брючной тканью. Руки у него были настолько горячими, что, казалось, прожигали шелк платья – прожигали всю ее до костей.

Прожигали настолько, что вскоре не осталось ни единой клеточки, которая не ощущала бы прикосновения этого мужчины.

Они танцевали несколько часов, совершенно забыв об ужине, ибо могли утолить голод лишь друг другом. Джек заказал бутылку коньяка, и они потягивали огненную жидкость из хрустальных рюмок. Они болтали, смеялись, подтрунивали над окружающими и над собой, а когда после полуночи вышли из клуба, то каждый из них знал поразительно много о другом, главное же, оба испытывали чувство необычайной близости.

Джек признался Кендре, что вступил в морскую пехоту в восемнадцать лет по одной причине: ему хотелось вырваться за пределы своего ограниченного мирка и обрести новые горизонты в жизни. Он поведал ей, как вырос в дружной семье «синих воротничков». Она выяснила, что у него нет какого-то любимого цвета и что ему нравится читать фантастические триллеры.

Но куда важнее было другое: он открыл ей свою решимость получить диплом в колледже – хотя это было очень трудно сделать, находясь на службе. А еще он очень гордился тем, что его выбрали кандидатом в офицерскую школу.

Он рассказал множество историй, связанных с исполнением воинского долга. Это была цыганская кочевая жизнь с постоянными переездами, у него появилась масса знакомых, но было всего несколько человек, чьей дружбой он по-настоящему дорожил.

Джек много узнал о крепкой семье Кендры: ее родные не были склонны открыто выражать свои чувства, но за взаимным подтруниванием скрывалась сильная любовь. Она рассказала ему о своих детских годах, о том, как сумела пробиться в университет, о выходках некоторых придурковатых клиентов. Поделилась мечтой открыть когда-нибудь собственное туристическое агентство и призналась, что только страсть к путешествиям заставила ее выбрать после колледжа именно эту профессию.

Он узнал, что ей очень нравится гулять каждое утро по берегу моря и что фантастические триллеры она не терпит почти так же сильно, как омерзительные фильмы ужасов. Но куда важнее было другое: он понял, что чувство собственного достоинства она ценит столь же высоко, как чувство юмора, что понятия верности и ответственности для нее могут быть важнее страсти и что из всех социальных групп наибольшее предпочтение, вероятно, отдает детям.

– Как насчет того, чтобы прогуляться? Мне надо слегка проветриться, – сказал вдруг Джек, проводив ее к столику после очередного танца.

– Кажется, мне прогулка тоже не помешает. Голова гудит от коньяка и от сигаретного дыма, – призналась Кендра. – Но ведь уже очень поздно, а Париж такой большой город… Ты думаешь, это безопасно?

– Ни о чем не тревожься. Ты же со мной. Никто тебя не тронет.

Это было сказано без всякого высокомерия, без малейшего оттенка бравады – так может говорить сильный мужчина, полностью уверенный в себе.

Кендра подхватила свою крошечную кожаную сумочку – черную, подобранную в тон туфлям, и взяла Джека под руку. Когда они вышли на улицу, он остановил такси и доверил Кендре показывать дорогу к Новому мосту.

– Ты уверена, что сможешь дойти до гостиницы в этих туфельках? – спросил он, протянув шоферу сложенную купюру и кивнув на высокие каблуки.

Для пущей убедительности он даже развел руки в стороны примерно на метр.

– Думаю да, если мы пойдем не спеша и по набережной.

– Ты можешь опереться на меня, когда споткнешься.

Он обхватил ее за талию и привлек к себе.

– Впрочем, ты в любом случае можешь опереться на меня.

– Видишь ли, эти туфли, несмотря на каблуки, очень удобные.

– Эти туфли очень сексуальные.Я весь вечер не мог отвести глаз от этих чертовых золотых цепочек и лакированных носочков.

– Как… как мило.

– Ты сама не понимаешь, что говоришь. Пока не понимаешь.

Легкий ветерок вызывал рябь на реке, синей даже в этот поздний час. Ночь была безлунная, но прямо перед ними оранжевые прожектора подсвечивали башни Нотр-Дам на острове Ситэ. Набережная на левом берегу уже полностью обезлюдела, лишь иногда мимо проносились редкие такси или полицейская машина. Они шли молча, наслаждаясь присутствием друг друга.

Когда они проходили по маленькому мостику за Нотр-Дам, Кендра поежилась.

– Ты не продрогла?

– Нет.

Джек остановился на середине моста и, сняв смокинг, повесил его на массивную фигурную решетку. Повернувшись к Кендре, он обнял ее и прижал к себе спиной, так что оба они могли видеть величественный готический собор. Положив ладони ей на талию, он стал нежно тереться подбородком о ее висок.

Мощные башни и высокий шпиль собора были освещены прожекторами. Под мостом тихо журчала вода. Все вокруг было прекрасным и безмятежным, но Кендра ничего не замечала. Она ощущала только силу мускулистой груди Джека, прижатой к ее плечам, свои ягодицы, прижавшиеся к его паху, прикосновение его напряженных ног к бедрам. От него исходили жар и страсть – она вздрогнула, сознавая, что причина их заключена в ней.

– Холодно? – шепнул он ей прямо в ухо.

– Смеешься? Ты пылаешь, как раскаленная печка.

Она крепко ухватилась за железную решетку.

– Это из-за тебя.

Он начал осыпать быстрыми поцелуями ее шею и щеку.

Она повернулась, ища его рот, и губы их встретились. От него пахло коньяком и желанием – это был горячий вкусный аромат, и ей хотелось вдыхать его вечно. За сигаретным дымком, исходившим от одежды, она улавливала свежий цитрусовый аромат лосьона после бритья, который он предпочитал всем остальным, и естественное благоухание его кожи. Вобрав в себя терпкий мускусный запах, она с трудом удержалась от того, чтобы не расстегнуть ему рубашку и не прижаться лицом к груди.

– Господи, какая ты сладкая, – пробормотал он, поглаживая ее плоский живот и бедра.

– Тогда поцелуй меня еще раз.

Его широкая рука разворошила ей волосы, откидывая тяжелые светлые пряди на одну сторону. Он поцеловал ее в шею, опалив кожу горячими влажными губами.

Кендра еле слышно застонала.

– Нет… поцелуй меня в губы. Поцелуй меня В ГУБЫ.

– Я и сам хотел… подожди секундочку, – сказал он, продолжая гладить ее бедра и постепенно переходя на ягодицы.

Она подняла руку и переплела свои пальцы с пальцами, перебиравшими ее волосы.

– Прошу тебя, Джек.

Он закрыл ей рот поцелуем, от которого она начала млеть и оседать в его руках. Губы ее раздвинулись, и она ощутила, как проникает в нее его язык. Запах коньяка стал сильнее. Как и запах его страсти. Он дышал тяжело и хрипло. Сама же она не знала, дышит ли вообще.

– Такого поцелуя ты хотела?

Он сильнее впился в ее губы, язык его проник глубже, находясь в постоянном движении и словно бы подчиняя ее своему обольстительному ритму.

– Да, – выдохнула она, – именно такого.

Всеми жилками тела она ощущала сладостное томление – это была глубокая, сильная страсть, бурное желание, возраставшее еще больше от ответного чувства, сотрясавшего его мощное тело. Она отдалась этому поцелую целиком, широко раскрыв рот, сплетя его язык со своим и слегка прикусив ему нижнюю губу.

Свободной рукой он скользнул по ее бедру. Внезапно пальцы его замерли, а потом дважды коснулись кружевной подвязки.

– Неужели это… милая, у тебя такие длинные трусики?

– Нет.

Он забрал в горсть темно-синюю шелковую ткань и приподнял подол платья. Обнаружив обнаженную сливочную кожу над чулками, он зарычал и начал гладить тело над кружевной подвязкой. Она содрогнулась, невероятно возбужденная этим мягким прикосновением. Его рука медленно двинулась вверх по бедру к черным шелковым трусикам.

– Лучше бы мне найти их в ближайшие три секунды, иначе я ни за что не ручаюсь.

Голос его звучал сдавленно, а рука все ползла вверх.

Кендра почувствовала, как сильно он возбужден: набухший от прилива крови, тяжелый, пульсирующий член уперся в ее бедро.

– Сейчас найдешь… только знаешь? Я не уверена, что этого хочу… так приятно ощущать тебя!

Пальцы его остановились у кружевной оборки трусиков, и она пробормотала что-то невнятное.

Легким движением он повернул ее лицом к себе, крепко удерживая за талию одной рукой. Заведя вторую руку ей под колено и подняв ногу к своему бедру, он стал оглаживать кожу над чулком, потом засунул пальцы под трусики и мягко прикоснулся к нежной плоти.

Хриплый вздох сорвался с его губ. Продолжая сильно прижимать ее к себе, он дал ей ощутить свое сильнейшее возбуждение. Потом слегка ослабил объятие, и ее нога медленно соскользнула вниз по его бедру.

– Прости, – с трудом произнес он, бережно обняв ее за плечи.

– Я бы не стала сопротивляться, – прошептала она, склонив голову ему на грудь и слыша гулкий стук его сердца.

– Ни с одной женщиной я не испытывал ничего подобного. Конечно, здесь не место, но, черт возьми, время уже явно наступило.

Он вновь прижал ее к себе.

– Пойдем. Надо проводить тебя в гостиницу прежде, чем нас арестуют.

Она мягко придержала его.

– Спасибо.

– За что ты меня благодаришь?

– Пять минут назад я не помнила,что мы находимся на улице… Я так тебя желала. Ты мог бы легко воспользоваться этим, но сумел сдержаться.

– Кендра, я вовсе не хочу чем-то пользоваться.Разумеется, моему мужскому самолюбию льстит,что ты готова была отдаться мне прямо на мосту, но мои чувства к тебе гораздо глубже и сильнее, чем просто сексуальное влечение. Ты возбуждаешь меня не только в сексуальном плане – ты владеешь мной целиком.

– Знаю. Я и сама чувствую то же самое.

– Тогда скажи мне, что уже готова избавить нас обоих от этих мук.

– Я хочу этого, поверь. Никто не порождал у меня такого сексуального голода, как ты.

– Так в чем же дело? Она передернула плечами.

– Мне уже приходилось видеть, как развиваются отношения с тем, кто живет далеко. Много страсти, много волнений, но пока пытаешься преодолеть трудности, пока ищешь возможности устроиться поближе друг к другу, отношения попросту отмирают, и все исчезает бесследно.

– И ты боишься, что с нами случится то же самое?

Она кивнула.

– Я не могу дать тебе никаких гарантий. Военная жизнь тяжела для женщин: разлука, переезды, одиночество. Это одна из причин, почему я так и не женился.

– Я не прошу гарантий. Меня влечет к тебе очень сильно – и в сексуальном плане, и во всем остальном. Но я не уверена, что смогу вынести бесконечные расставания. Не знаю, как справиться с этой мукой, которая, как я подозреваю, неизбежно связана со счастьем любить тебя. Я просто не уверена.

– Значит, мы уже почти созрели, чтобы лечь в постель вдвоем. И от нашего желания уже мало что зависит.

Кендра снова кивнула.

– Я знаю. Мне только хотелось сказать, что я оценила твое… твое самообладание.

Он издал довольный смешок.

– О, дорогая, ты даже не вполне сознаешь, чего мне это стоило.

– Ты прав, – сказала она с улыбкой. – Ведь у тебя так много мужского самолюбия.

* * *

Последующие дни пролетели незаметно, словно окутанные какой-то дымкой.

Субботу они посвятили Лувру, с восхищением разглядывая его сокровища и наслаждаясь творениями старинных мастеров. Слава Богу, у них не было никакого графика посещений, и не надо было ограничиваться обычным для туристов набором. Рука об руку они прогуливались по бесчисленным залам, смеясь и болтая. В крошечном кафетерии цоколя они съели «багет» – громадный сандвич с огурцами, помидорами и яйцами. В книжном магазинчике накупили открыток и рекламных проспектов.

Джек хорошо разбирался в искусстве Месопотамии, Ирана и Ассирии. Кендра узнала, что он увлекся культурой этих древних стран и приобрел большие познания в те времена, когда нес службу в Азии.

При виде большой черной стелы с резьбой на лице его изобразилось благоговение.

– Кендра, иди-ка сюда. Ты знаешь, что это такое?

– Языческий символ плодородия? – осведомилась она, бросив скептический взгляд на камень, имевший весьма характерную форму.

– Это свод законов Хаммурапи. В нем заключено торжество правосудия над деяниями людскими.

– Полагаю, женщинызанимают в нем привычное место: упомянуты в самом конце вместе с рабами, детьми и имуществом?

– Не забывай, что эти законы появились за восемнадцать веков до Рождества Христова.

– Но женщины все же значили меньше,чем имущество?

– Женщины имели право разводиться с мужьями и забирать назад приданое. Рабам разрешалось владеть собственностью. От произвола сильного слабых ограждал закон. Здесь запечатлены примеры царской справедливости. Это выдающийся памятник культуры.

Он покосился на служительницу, а затем трепетно погладил черный базальт. Глаза у него блестели от восторга.

Кендра вынула листок с английским переводом клинописи из висевшего на стене ящика. Захваченная энтузиазмом Джека, она положила бумагу в сумочку, решив на досуге изучить ее.

– Пошли, я куплю тебе мороженого, а ты мне расскажешь о проступках, наказаниях и системе алиментов в древней Месопотамии.

Мороженое они купили у торговца, расположившегося рядом с Нотр-Дам, и Кендра обнаружила, что Джек не просто любит, а обожает мороженое. Очередь вилась вокруг скверика напротив собора.

– Переведи мне названия различных сортов, пока мы стоим.

– Ты предпочитаешь мороженое или шербет?

– И то, и другое.

– Хорошо. Здесь есть обыкновенное ванильное мороженое, шоколадное, клубничное…

– Минутку! Просто ванильное или орехово-ванильное? А французское ванильное есть?

– Тут сказано просто ванильное, Джек.

– А шоколадное какое? Из молочного шоколада или горького, или… Впрочем, вряд ли у них есть белый шоколад!

Он остановился, заметив ее удивленный взгляд.

– Не обращай внимания… Дальше.

– Мокко, ореховое, фисташковое, кофейное, медовое, мятное…

– Мята курчавая, перечная или зимняя?

– Джек, здесь сказано «мятное» и все, о'кей?

– Ну, не совсем. Перечная мята лучше всего сочетается с шоколадом, а курчавая придает особый вкус ванильному мороженому, однако…

– Слушай, Джек, мы уже почти подходим, а этот парень раздражается, если покупатель сам не знает, чего хочет. Когда я была здесь с девочками в последний раз, он довел Лили до слез.

– Кендра, обещаю тебе, что со мной у него этот номер не пройдет. И никто не заставит меня отнестись легкомысленно к такой важной вещи, как мороженое. Я целый год провел в пустыне, мечтая о мороженом. За эти три месяца в Париже я поглотил несметное количество порций, но даже первого голода не утолил.

Где-то на краю ее сознания появилась опасная и несколько игривая мысль. Ведь женщин в пустыне тоже не было – он сам сказал ей об этом. Сделал ли он попытку насытиться… или «даже первого голода не утолил»? Отчасти ей было приятно сознавать, что она может стать первой его женщиной после столь долгого перерыва. Отчасти это же обстоятельство приводило ее в трепет.

И она вспомнила его слова по поводу ее вчерашнего наряда. «Я очень давно не имел близости с женщиной», – признался он.

Отогнав прочь неуместные сейчас эротические фантазии, Кендра вновь взглянула на список сортов.

– Тебе нравятся экзотические фрукты?

– Я обожаю всеэкзотическое.

Она оставила без внимания его многозначительную усмешку.

– Хорошо, у них имеется мороженое из гуавы, киви, манго, кокоса, авокадо, бананов и прочих африканских плодов.

– Читай дальше.

– Джек, я назвала ухе не меньше двадцати сортов.

– Возможно, я попробую все. И я должен быть уверен, что ничего не упустил.

Она покачала головой и возвела глаза к небу.

– Теперь шербет. Ты можешь взять абрикосовый, вишневый, липовый, грушевый, сливовый, из ревеня, грейпфрутовый, инжирный, мандариновый, ежевичный, брусничный, из черной смородины, из дыни… Дальше читать?

– Сколько у тебя денег в кошельке?

Она посмотрела на него. Он был совершенно серьезен.

– Хватит на целый галлон мороженого. Давай, Джек! Но советую рассчитать свои силы.

– Я начну с мандаринового шербета и кокосового мороженого. Какая у них самая большая порция?

Они оба съели столько мороженого, что вплоть до ужина совершенно не чувствовали голода.

Потом они направились в Латинский квартал, погрузившись в шумную карнавальную атмосферу бульвара Сен-Мишель, всегда многолюдного, а уж в субботу вечером особенно. Часы летели незаметно, пока они сидели на террасе открытого кафе, потягивая черный кофе и разглядывая пеструю многоликую толпу.

– Да уж, в пустыне такой кормежки не было, – с довольным видом произнес Джек, вытянув свои длинные ноги и углубившись в изучение меню. – Бифштекс с хрустящей соломкой по-французски. Звучит неплохо. А ты как?

Кендра, зажмурившись, покачала головой.

– После всего этого мороженого? Нет уж, я должна поберечь фигуру, чтобы поносить вещи, которые накупила.

– Они такие же обольстительные, как синее платьице, что было на тебе вчера вечером?

– Я покажусь тебе во всех своих нарядах, и ты сам решишь, – шутливо сказала она.

– Очень жаль, что ты совсем скоро уезжаешь в Довиль. Ты могла бы устроить для меня настоящий показ мод.

– Я вернусь через две недели.

– После этого уик-энда, проведенного с тобой, две недели покажутся мне двумя годами.

Кендра, внезапно став серьезной, отхлебнула кофе.

– Я не знаю, как военные переносят разлуку.

– Это зависит от конкретного человека. Некоторым приходится очень тяжко.

– А тебе?

– Мне не случалось с этим сталкиваться – до сих пор.

Перегнувшись над столом, он взял ее за руку.

– А теперь?

– Думаю, ради настоящей женщины я бы многое сумел вынести. Впрочем, я уже начал убеждаться, что с настоящей женщиной жизнь военного меняется в лучшую сторону.

– Поскольку жизнь военного – это не только сверкающие кортики и парадная форма морских пехотинцев, охраняющих посольство?

Кендра улыбнулась, потому что сама уже начинала понимать, сколько трудностей пришлось ему пережить.

– Я ведь не жалуюсь. Мне нравится служить в морской пехоте, нравится суровый стиль этой жизни, нравится сознавать, что мы стоим на охране правого дела. Я очень многим обязан этому корпусу – хотя бы инженерными познаниями, которые намереваюсь использовать по выходе в отставку. Но это нелегкая жизнь, и больше положенных двадцати пяти лет я вряд ли ей отдам.

Кендра склонила голову набок, изучающе рассматривая Джека.

– Да, я вполне могу представить себе, как под твоим руководством строят мост или прокладывают дорогу.

– Спасибо! Ты молодец. Кажется, я вполне соответствую твоим представлениям об инженере-строителе.

– Только вотодна вещь…

– Да?

В глазах у нее вспыхнули озорные искорки.

– Ты не должен больше произносить таких слов, как «обольстительное платьице». На строительной площадке тебе нужен совсем другой язык – мощный, сильный, словом, мужской.

– Ладно, я поупражняюсь в соответствующих выражениях.

В очередной раз она вернулась в свою гостиницу после полуночи.

– Хотелось бы поцеловать тебя на ночь, – сказал Джек, прощаясь с ней в крохотном холле под любопытным взглядом хозяйки, сидевшей за стойкой.

Кендра, встав на цыпочки, прикоснулась губами к его рту.

– Хочу такого же поцелуя, как прошлой ночью, – произнес он хриплым, сдавленным голосом. – Хочу держать тебя в объятиях, чтобы ты трепетала от страсти и целовала меня всем своим существом. Хочу, чтобы язык мой был у тебя во рту и чтобы ты сладко постанывала, как в прошлый раз, когда я прикасался к тебе. Хочу ощутить твои руки на себе – на груди, на пояснице, на…

– Немного же ты хочешь, – нервно прервала она его, чувствуя, как у нее пересохло во рту от нарисованной им картины.

– Милая, с тобой я хочу все.

Бросив быстрый взгляд на хозяйку, которая делала вид, будто читает «Пари-матч», он добавил:

– Но только не в присутствии посторонних.

* * *

В воскресенье Джек появился в гостинице вновь – еще до рассвета.

– Оденься потеплее и спускайся вниз, – сказал он ей по телефону. – Я в холле. Тебя ждет сюрприз.

– Я его уже получила, – резко ответила она. – Надо же было разбудить меня в такую рань!

– Все верно, – отозвался он. – Поэтому ты и капризничаешь. Пожалуй, надо подняться к тебе, и тогда ты наверняка улыбнешься… У меня есть для этого вернейшее средство.

– Я буду внизу через пять минут, – поспешно произнесла она.

Напряжение между ними возрастало в течение всего уик-энда. И теперь малейший повод мог привести к неизбежному взрыву чувств. Она была уверена, что вид разобранной теплой постели, словно приглашающей прилечь, равно как и утренняя дымка над просыпающимся Парижем окажутся слишком опасными для них.

– Хорошо. Я подожду здесь. Бриоши уже куплены.

– Бриоши?

– Ну да. Очаровательные штучки. В прошлый раз они подействовали просто чудесно. Что я такого сказал?

Она будто увидела веселую усмешку, сопровождавшую эти невинные – только внешне невинные! – слова. Впрочем, через пять минут она сможет сама в этом убедиться.

Заготовленный Джеком сюрприз оказался прогулкой на лодке по Сене. Он обнял ее за плечи, и она прильнула к нему, не обращая внимания на лодочника, по привычке брюзжавшего. Они выпили горячего шоколада из термоса Джека и разделили бриоши с лодочником.

Кендра смотрела, как медленно поднимается над водой солнце. Это было упоительно красивое зрелище, а худое, угловатое лицо Джека казалось ей необыкновенно романтичным в первых лучах зари.

В нем бушевала страсть. Та глубокая, искренняя, долговечная страсть, на которую способен лишь мужчина, обладающий чувством ответственности. Как мечтала она найти подобную страсть, найти подобного мужчину!

И при этом она страшилась.

Ее пугал не Джек. Й не тот отклик, что он пробуждал в ней. Она в ужасе застыла перед неизбежностью, понимая, что последствия уже не имеют никакого значения – у нее не было выбора, она должна была полностью и целиком отдаться этой любви. Их чувства меньшего уже не допускали.

Перед ней зияла неизвестность с бесчисленным множеством еще не возникших проблем… Но и награда обещала быть ослепительной, если все сложится удачно.

По губам ее скользнула улыбка – улыбка уверенной в себе женщины, любящей и любимой. Отблеском этой улыбки осветилось все ее лицо и мягкая линия щек, и высокий лоб, и красиво очерченный рот.

Она сама уже не могла дождаться. Ей самой уже не терпелось.