Текст книги "Полночь в Париже"
Автор книги: Франсин Мандевилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
3
В прохладном мраморном вестибюле главного здания посольства их уже встречала делегация из четырех человек.
Джек отдал честь старшему по званию военному, грудь которого с левой стороны была украшена внушительным количеством орденских ленточек и медалей. Кендра скользнула взглядом по собравшимся – врачу в белом халате и полному молодому человеку с портфелем, стоявшему чуть в стороне стройному, элегантному седовласому мужчине, излучавшему силу и властность.
Кендра окончательно поняла, что происходит, когда стройный седовласый человек, протягивая руку, сделал шаг ей навстречу.
– Мисс Мартин?
Кендра кивнула. У нее внезапно пересохло во рту. До сих пор ее контакты с важными персонами ограничивались тем, что она украдкой бросала взгляды на кинозвезд, инкогнито приехавших в Кармел на уик-энд. Она совершенно не знала тонкостей протокола, принятого в дипломатических кругах. И вот теперь ей предстоит познакомиться с человеком, который не мог быть не кем иным, как только послом Соединенных Штатов Америки во Франции.
– Я – посол Виттингтон.
– Большая честь познакомиться с вами, сэр. – Кендра пожала протянутую руку, смущенная тем, что оказалась в посольстве в таком костюме. Ее костюм – светло-коричневые шорты, ярко-розовая майка-топ и кожаные туфли без каблука – был чистым и удобным, для экскурсий в жаркий летний день он подходил как нельзя лучше. Но для знакомства с послом Соединенных Штатов Америки при исполнении служебных обязанностей она оделась бы иначе. Тем не менее Кендра выпрямилась – она была слишком горда, чтобы показать охватившую ее неловкость. – Спасибо вам за помощь.
– Это мы должны благодарить вас, мисс Мартин. Вы спасли ребенку жизнь и вернули его семье, попутно дав своему правительству целый ряд дипломатических преимуществ. – Посол Виттингтон повернулся к молодому человеку. – Позвольте представить вам моего помощника, Джона Крэйга. Я попросил его помочь вам покончить с одной-двумя небольшими формальностями, необходимыми, чтобы инцидент считался исчерпанным.
Джон Крэйг, невысокий и полный, обладал невинным детским личиком, отчего большинство людей не принимали его всерьез. Но Кендра прочла в темных глазах, приветливо устремленных на нее, проницательность, честолюбие и ум. После краткого обмена репликами он опустился на корточки и очень дружелюбно и ласково, с истинной добротой, заговорил с Реми на великолепном французском, пересыпанном идиомами.
– Мисс Мартин, – через несколько минут сказал он, – посол Виттингтон хотел бы, чтобы вы сделали официальное заявление.
– Разумеется, – ответила Кендра, с облегчением и радостью видя, что Реми пришел в себя благодаря умелому обращению Джона Крэйга.
– Спасибо. Я предложил Реми туалет и немного перекусить. Затем доктор Уордел осмотрит его, чтобы можно было успокоить родителей относительно состояния его здоровья сразу, как только они приедут.
Мужчина в белом халате шагнул к Реми, который немедленно вцепился ручонкой в руку Кендры. Но после нескольких серьезных заверений Джона Крэйга и крепкого объятия Кендры он пожал руку и пошел за доктором.
– Давайте займемся вашим заявлением, мисс Мартин. Скоро сюда приедут родители Реми и его дедушка, они хотели бы встретиться с вами и поблагодарить…
– О, это совершенно необязательно, – запротестовала Кендра. – Я рада, что случайно оказалась там.
– Мисс Мартин, – тепло и ободряюще улыбнулся Кендре Виттингтон, – я вижу, вы из тех женщин, кто не любит чрезмерных благодарностей и похвал, но, прошу вас, познакомьтесь все же с Буркелями – в качестве личного одолжения мне. Ваше согласие существенно облегчило бы мою работу.
– Пусть будет так, господин посол, я не вижу возможности отказаться.
– Вот и отлично.
У нее не было ни минуты, чтобы хоть словечком перекинуться с Джеком, чтобы попрощаться с ним – к тому же кисло прощаться в присутствии множества свидетелей. Лишь однажды ей удалось встретиться с ним глазами и слегка улыбнуться, а посол и Джон Крэйг уже вели ее к мраморной лестнице впечатляющих размеров. Поднимаясь по ней, она слегка приотстала, не в силах сопротивляться искушению обернуться и бросить последний взгляд на лицо Джека.
И была весьма разочарована, обнаружив, что вестибюль пуст.
* * *
«А глаза у нее светло-карие, цвета доброго виски», – думал Джек, шагая вслед за полковником Морганом по длинному, застеленному красным ковром коридору в кабинет, где он должен был составить свой рапорт.
Ее улыбка подействовала на него словно удар по голове. Он был ошеломлен. Он хотел бы, чтобы это мгновение длилось вечно. Она отыскала его своими мягкими карими глазами и улыбнулась так, словно он был один в полном людьми вестибюле. А потом с грацией королевы двинулась вверх по лестнице, ступая словно… впрочем, достаточно будет сказать, что ее походка была исключительно женственной.
Даже полковник Морган минуту-другую не мог оторвать глаз от зрелища стройных и крепких лодыжек Кендры, плавного изгиба ее бедер и упругой попки, когда она поднималась по лестнице. А полковник славился своей нерушимой верностью жене, длящейся вот уже двадцать пять лет.
А еще Джек был потрясен самообладанием Кендры и ее умением держаться. Не прошло и часа после того, как она спасла жизнь Реми и узнала, что он похищен, как она уже обменивалась любезностями с послом и его помощником. Быстро, но вдумчиво изучив ее паспорт, Джек знал, что ей всего двадцать семь лет. Однако она вела себя со столь безупречным достоинством и самообладанием, что впору сорокапятилетнему аристократу на дипломатическом приеме.
– Так вы идете, Рэндалл? – В голосе полковника Моргана звучала ирония.
– Вслед за вами, сэр.
Джек нахмурился. Он не мог даже сказать ей «до свидания», хотя меньше всего ему хотелось бы говорить Кендре «до свидания». Положив руку на затылок, он отрешенно помассировал напряженные мышцы. Он ведь все понимал. Он все очень хорошо понимал, он не собирался давать волю своему интересу к этой туристке, но случай… И к тому же что-то в этой женщине неодолимо влекло его. О черт, безмолвно признал он, да почти все в этой женщине неодолимо влечет его. Ну и что же теперь ему делать? Что ему с этим делать?
* * *
Кендра просматривала перепечатанные страницы своего заявления, удивляясь тому, как быстро и без проблем они справились с этим делом. Сидя на удобном диванчике в кабинете Джона Крэйга, она просто вслух вспоминала все, что произошло с той минуты, как она вошла во «Фритайм», и до прихода в посольство. Стенографистка записывала каждое ее слово, в том числе и вопросы Джона Крэйга, и его просьбы пояснить или рассказать поподробнее какие-то моменты.
Удовлетворенная перепечатанной версией своего заявления, Кендра поставила в конце свое имя, и, сделав приписку о том, что ее заявление является добровольным и правдивым, вернула листы Джону Крэйгу.
– Благодарю вас, мисс Мартин. – Он поместил заявление в простую темно-желтую папку, которую положил в ящик стола, и вызвал секретаря. – Буркели уже здесь? Хорошо. Дайте знать послу, что мы в его распоряжении.
Через несколько минут они с Кендрой входили в кабинет посла. Она увидела американский флаг, портреты президентов США и Франции и на почетном месте, над массивным, красного дерева столом посла, огромный герб Соединенных Штатов.
Среди этих символов безмерной мощи государства Кендру сковало чувство благоговейного трепета. В таком окружении она чувствовала себя не в своей тарелке, несмотря на ободрительную улыбку посла Виттингтона, который шагнул вперед, чтобы представить троих людей, стоявших рядом с ним. Реми не было видно.
– Месье Буркель, мадам Буркель, позвольте представить вам Кендру Мартин. Мисс Мартин, позвольте представить вам дедушку Реми, Жан-Мишеля Буркеля, и родителей Реми, Лорана и Надин Буркель.
Кендра тотчас узнала Жан-Мишеля Буркеля по фотографиям, готорые на протяжении многих лет видела в газетах и журналах. Как ни хорошо был сшит, явно на заказ, его легкий шерстяной костюм, он не мог скрыть мощных, массивных плеч и толстой, прямо-таки бычьей шеи. Седой ежик коротко стриженных волос подчеркивал квадратность головы. Старший Буркель обладал внутренней значительностью, которая сквозила во всем: в величественной осанке, в пронизывающем взгляде – и, словно ему не было восьмидесяти лет, прямо-таки излучал жизненную энергию.
Кендра решила, что он во всех смыслах потрясающий старик.
Лоран и Надин тоже производили впечатление, но по-другому. Неукротимая мощь, которая составляла ауру Жан-Мишеля, в родителях Реми превратилась в ауру здоровья, престижа и изысканности – безукоризненная ухоженность, дорогая одежда, а у Надин еще и роскошная косметика. Их разница в возрасте составляла больше десяти лет: Лорану было явно за сорок, а Надин едва ли исполнилось тридцать. Но не это поразило Кендру – она знала, что в Европе мужчины часто женятся на девушках гораздо моложе себя. Ее удивляло самообладание этой пары. Ни в их поведении, ни в выражении их лиц ничто не говорило о перенесенном испытании. Случись что-либо подобное с Кендрой, она не смогла бы так владеть собой. У нее бы наверняка был нервный срыв, и ей ничего не удалось бы скрыть.
– Мадемуазель Мартин, примите благодарность моей семьи за спасение жизни моего внука и возвращение его нам. – Жан-Мишель осторожно взял руку Кендры, поднес к губам и поцеловал воздух в миллиметре от ее пальцев.
Этот жест старомодной учтивости изумил Кендру: из того, что она читала о Жан-Мишеле, складывалась репутация человека безжалостного и грубого как в бизнесе, так и в закулисной политической игре.
– Рада быть вам полезной, месье Буркель, но моя заслуга только в том, что я случайно оказалась в нужном месте в нужный момент.
– И не побоялись вмешаться, хотя все это вас не касалось. – Английское произношение Лорана Буркеля несло на себе отпечаток Оксфорда или Кембриджа. Лоран был выше и гораздо стройнее Жан-Мишеля, но внутреннюю значительность и пронизывающий взгляд унаследовал в полной мере.
– Реми – очаровательный ребенок, месье Буркель, и я рада, что смогла помочь ему.
– Вы оказали нашей семье неоценимую услугу, прошу вас, называйте меня просто Лоран. – И он сердечно сжал ее руку своими ладонями.
– А меня – Надин. – Мадам Буркель чуть наклонилась, овеяв Кендру тонким ароматом каких-то изысканных французских духов, легко коснулась рукой с идеальным маникюром ее левого плеча и, как принято, поочередно коснулась губами ее щек. – Я не могу выразить свою благодарность. Реми мой единственный сын. Это было ужасно, но, слава Богу, благодаря вам все уже позади.
– Я рада, что все кончилось хорошо, – ответила Кендра с растущим чувством неловкости от этих непрекращающихся изъявлений благодарности, пусть и сдержанно высказываемых.
– Мадемуазель Мартин, от имени нашей семьи я от всего сердца хочу сделать вам небольшой подарок, – сказал Жан-Мишель.
– Это совершенно необязательно, месье Буркель. Безопасность и здоровье Реми – достойная награда.
– Нет, это обязательно, – произнес Жан-Мишель не терпящим возражений тоном и вытащил плоскую белую коробку, перевязанную узкой черно-белой лентой с вытканной на ней монограммой знаменитого кутюрье.
Вдруг посол кашлянул. Кендра посмотрела на него и уловила едва заметный, но отчетливый кивок.
У нее не было выбора – она взяла коробку из рук Жан-Мишеля, развязала ленточки и вынула из нее великолепную черную сумочку, украшенную отделкой и застежками из, похоже, высокопробного золота. Кендра не смогла сдержать вздоха восхищения. Какая сумочка, подумала она, такой вещью женщина может пользоваться всю жизнь: она подходит к любому наряду и к любой ситуации. Бережно погладив тонкую, искусно выделанную кожу, Кендра произнесла:
– Я не знаю, что сказать, кроме «спасибо». Никогда не видела такой роскошной сумочки.
– Откройте ее, – приказал Жан-Мишель. Заинтригованная, Кендра расстегнула несложный замочек, почти боясь того, что может оказаться внутри, и вытащила чек, выписанный на ее имя… Чек на сумму два миллиона франков! Она задохнулась от неожиданности. По самым скромным подсчетам, по текущему курсу это соответствовало сумме около трехсот пятидесяти тысяч долларов.
– Я не хочу обидеть вас, месье Буркель, – Кендра обвела взглядом Лорана и Надин, тем самым обращая свои слова и к ним тоже, – но я не могу принять… просто невозможно принять такую сумму денег. Да и любую сумму денег, – решительно поправилась она.
– Возможно, и вы сделаете это, мадемуазель Мартин. – Жан-Мишель был непреклонен. – Именно эту сумму мы предложили в качестве вознаграждения только за информацию о местонахождении Реми. Вы же не только вернули его нам, но при этом спасли его жизнь. Мы не можем не выплатить вам этого вознаграждения. Вы не можете не принять его.
Кендра даже покрылась испариной от напряжения, не зная, как поступить. Ее пугала величина суммы, на которой настаивал Жан-Мишель. Кроме того, ей претила мысль об извлечении финансовой выгоды из спасения жизни Реми. Однако как изящно и дипломатично отказать человеку, обладающему таким влиянием, как Жан-Мишель? Особенно в присутствии посла Соединенных Штатов Америки во Франции?
– Может быть, вы все же передумаете, мисс Мартин?
После этой негромкой реплики Виттингтона решимость Кендры начала таять. Но не успела она ответить, как Жан-Мишель заговорил снова, гораздо мягче, задумчивее:
– Нас, Буркелей, осталось немного. Наша семья стала такой маленькой. Мое поколение потеряло многих во время второй мировой войны, потом многие гибли в колониальных войнах. Мой сын с женой и ребенком погибли в Индокитае, дочь и ее муж – в Алжире. Реми – это наше будущее, это гарантия продолжения нашего рода. Вы должны принять нашу благодарность.
– Я понимаю ваши чувства, месье Буркель. Поэтому я с удовольствием буду носить эту прелестную сумочку. Но чек, – она покачала головой. – Я не могу взять чек. Особенно на такую громадную сумму.
Жан-Мишель нетерпеливо взмахнул рукой:
– В конце концов неважно, какая сумма. Это просто подарок, просто способ выразить благодарность, которую мы испытываем. – Улыбка, обращенная к Кендре, была искренней, но содержала в себе скрытую угрозу. – Боюсь, я буду настаивать, чтобы вы приняли этот чек. Иначе я просто не выпущу вас из Франции.
Кендра хотела ответить, но не нашла слов. Сжав губы и молча глядя на старика, она пыталась сообразить, как поступить. Всю свою долгую жизнь Жан-Мишель Буркель пользовался огромной властью. Она ни секунды не сомневалась, что как бы ласково и шутливо он ни говорил, он выполнит свое обещание не выпустить ее из Франции без вознаграждения. Кендра посмотрела на Виттингтона. Его глаза были устремлены прямо на нее, а челюсти крепко сжаты. В нависшем тяжелом молчании она почти слышала скрип зубов посла. Понятно: дипломатия на международном уровне требует от нее принять от Буркелей два миллиона франков вознаграждения.
– Хорошо, месье Буркель. Я принимаю вознаграждение. – Кендра положила чек в сумочку и щелкнула замочком.
– Я уверен, Кендра высоко оценила ваш прекрасный жест, господин Буркель, хотя сегодня днем она и не подозревала, что спасает вашего внука. – Виттингтон приобнял Кендру и улыбнулся с явным одобрением. – И я полон гордости – ведь она гражданка США!
– Смогу ли я увидеть Реми, прежде чем уйду? – спросила Кендра, высвобождаясь и отступая на шаг от посла. Она начинала задыхаться от хитросплетений дипломатических слов и жестов. – Мне бы хотелось попрощаться с ним.
– Ну конечно, – ответил Лоран. – Няня вот-вот закончит мыть и переодевать его.
– Господин посол любезно предоставил нам для этого свои личные апартаменты, – пояснила Надин и, сморщив нос, добавила: – Бедняжка, от него пахло как от уличного мальчишки.
– Он испытал слишком много ужасов для пятилетнего ребенка, – добавил Жан-Мишель. – Собственно, для кого угодно. Но молодости присуща способность быстро залечивать раны, а у него – сила духа Буркелей! Он скоро забудет это.
Кендре захотелось попросить добавить к этому предписанию Жан-Мишеля огромное количество любви, терпения и понимания, которые потребуются, чтобы ввести жизнь Реми в нормальное русло. Ей казалось, что даже если ребенка баловать (в разумных пределах) и бесконечно ласкать, то все равно пройдет много времени, пока мальчик не почувствует себя в безопасности, не почувствует себя счастливым. Но она благоразумно прикусила язык и не произнесла этого вслух. В конце концов семья Реми – это Жан-Мишель, Лоран и Надин. И, конечно, они дадут волю своей любви и пониманию, как только благополучно вернутся домой.
Раздался короткий стук в дверь, и вошел Реми с няней в форменном платье. Его облик претерпел почти волшебное изменение. Волосы аккуратно причесаны, бледное личико отмыто до блеска. Теперь на нем была накрахмаленная белая рубашка, белые короткие штанишки и темно-синий льняной блейзер. На тоненьких ножках – белые гольфы и темно-синие сандалии.
И только его огромные синие глаза, полные печали, были все те же. Реми подошел к матери и поцеловал ее в обе щеки, затем пожал руку отцу и деду. Кендра смотрела удивленно: ни один из знакомых ей пятилетних детей не был таким сдержанным и серьезным, ни один так не владел собой. Впрочем то же можно сказать и о родителях, и о дедушке.
Буркели несколько минут негромко разговаривали с Реми. В Кендре нарастало ощущение нереальности происходящего. Все было так… вежливо, так официально, это меньше всего походило на встречу семьи после трагического происшествия. По-видимому, она столкнулась с одним из тех непреодолимых культурных барьеров, о которых говорила девочкам, призывая их не осуждать то непонятное, что могут увидеть они в чужой стране.
И все же, если бы Реми был ее сыном, она схватила бы его, крепко прижала к себе и покрыла поцелуями. Хотя она знала его всего несколько часов, она сейчас с трудом удерживалась, чтобы не сделать это. И уж, конечно, не позволила бы купать его няне в форменном платье. Она бы не уступила никому этой привилегии – отмыть и осмотреть каждый квадратный дюйм его милого маленького тельца, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
– Реми, ты должен поблагодарить мадемуазель Мартин, – сказала Надин.
– Не нужно больше благодарностей, в самом деле. – Кендра присела на корточки перед Реми, смущенно сравнивая свой весьма ограниченный французский с великолепным английским Буркелей. – Я так сожалею о том, что произошло с тобой в эти дни, Реми. Лучше бы мы встретились при других обстоятельствах. Но я хочу тебе сказать, что ты очень смелый.
– Смелый? – Реми опустил голову. – Нет, мадемуазель Мартин, сначала я все время плакал. А потом они меня побили, и я боялся даже плакать.
Надин вздохнула, но не произнесла ни слова.
Кендра проглотила комок в горле, стараясь сдержать волну ярости, захлестнувшей ее, когда она представила себе все жестокости, которым подвергся Реми. Глубоко вздохнула, выровняла дыхание.
– Значит, ты не только смелый, но и умный.
– Умный? – удивленно переспросил Реми.
– Конечно, ведь тихо и терпеливо ждать, когда придет помощь, это самый лучший способ защитить себя от этих гнусных людей. Это было очень умно. – Кендра протянула руки. – Можно тебя обнять на прощанье, Реми?
Мальчик упал в ее объятия, крепко обхватив за шею.
– Спасибо, мадемуазель Мартин, вы спасли меня!
– Поверь, Реми, я очень этому рада. Ты замечательный мальчик, и я горжусь знакомству с тобой. – Кендра заморгала, стараясь не дать пролиться проступившим слезам. Погладив Реми по спинке, она нежно поцеловала его в щечку и зашептала на ухо: – Постарайся забыть все плохое, Реми. Катайся на пони, играй с друзьями и отдохни за лето как можно лучше. Хорошо?
– Хорошо.
– Реми, ты задушишь мадемуазель Мартин, – сказала няня. – Попрощайся как следует, за руку.
Не обращая на нее внимания, Кендра обхватила ладонями худенькое личико и долго смотрела, как бы отпечатывая его в памяти. Затем встала, позволив няне увести мальчика.
– Спасибо вам за вашу доброту, – сказала Надин. – Кажется, мой сын совершенно покорен вами.
– Взаимно.
– Я знаю, что вы спешите вернуться в отель, – продолжала Надин. – Господин посол говорил, что вы сопровождаете группу девочек в поездке по Франции. Но, пожалуйста, подождите еще минуту: мы с мужем хотим пригласить вас к себе.
– Пригласить?
– Когда ваша поездка закончится и девочки вернутся домой, мы приглашаем вас провести несколько недель у нас в Нормандии.
В Нормандии… Наверное, она шутит, подумала Кендра.
– У нас небольшая вилла на берегу моря близ Довиля, – добавил Лоран.
Вилла… Ладони Кендры стали влажными, она переводила глаза с Надин на Лорана, но их лица выражали искренность и серьезность. Господи, они не шутят. Ее приглашают погостить в доме одной их богатейших семей мира. Сознание этого ошеломило ее.
– И я обещаю усилить меры по охране, так что вы можете не бояться за свою безопасность. Я надеюсь, что вам понравится. У нас собственный пляж, прислуга очень хорошая, и погода в августе обычно вполне сносная.
– Конечно, мне понравится ваша вилла… я думаю, она безупречна, Лоран. – Кендра подавила почти бессознательное желание рассмеяться.
Провести несколько недель в фамильном особняке у моря в Довиле? Да она по пальцам могла пересчитать своих друзей, которые раз в год могут позволить себе пять дней скромного отдыха в снятой квартире. Да и то не в таких местах, как Довиль. Сверкающие казино, великолепные балы, старинные дворцы, прогулки верхом, элегантые дамы и господа, резвящиеся на морском берегу, – эти картины разворачивались в ее воображении, как кадры какого-нибудь упоительного фильма.
Но в ту же секунду более очевидной, более реальной для нее стала непроходимая пропасть между ее уровнем жизни и уровнем жизни Буркелей.
Конечно, она понимала, что богатые тоже разные. Это путешествие с «благородными девицами» показало ей, какой комфорт и роскошь дарует богатство. Но люди, которые каждый август отдыхают на фамильной вилле в Довиле, более чем богаты. Это люди другого круга. Одно дело теоретически знать, что существуют столь богатые люди, что их дети подвергаются риску быть украденными за выкуп. Но совсем другое дело встретиться с ними лицом к лицу.
Читать в журналах статьи о людях, которые двигают международную политику, это совсем не то, что наблюдать, как посол США чуть ли не через обруч прыгает, чтобы ублажить их.
Богатые промышленники, которые вручали чек на два миллиона франков с такой легкостью, что и сумочку работы известного дизайнера, были так же чужды Кендре, как еда, которую она ела, как города, которые она осматривала, как французский язык, на котором она говорила последнюю неделю.
– Можно ли считать ваше молчание согласием, Кендра?
Вопрос Лорана заставил Кендру вернуться к реальности.
– Боюсь, что нет. – Она подняла руку, предупреждая протесты Надин. – Мой отпуск уже кончился, я провела его со своей семьей. И как только девочки окажутся дома, в Калифорнии, мне придется вернуться на работу.
– Но, может быть, вашего начальника удастся уговорить дать вам еще несколько недель отпуска?
Кендра подумала о повышении, которое почти наверняка ждало ее, и покачала головой.
– Ваше приглашение очень заманчиво, конечно, мне бы хотелось побывать в Нормандии. Но обстоятельства складываются так, что в настоящий момент я не могу просить дополнительный отпуск. Я должна вернуться домой – к моей семье, к моей работе… к моей жизни.
– Разумеется, мы понимаем требования семьи и работы, – сказал Лоран, вынимая из внутреннего кармана пиджака серебряную коробочку для визитных карточек и извлекая из нее белую карточку несколько большего размера, чем стандартная американская. – Но на случай, если вы передумаете, пожалуйста, возьмите наши домашние телефоны. Позвоните и назовите только дату и время приезда, и мы пошлем шофера встречать вас в аэропорт «Де Голль».
– Вы очень любезны, Лоран. – Кендра опустила белый кусочек картона в свою новую сумочку, скорее как сувенир, чем с реальным намерением когда-либо воспользоваться домашними номерами телефонов, которые были на нем напечатаны.
Далее последовал еще один раунд вежливого пожимания рук и еще более вежливых формул прощания. Затем Джон Крэйг увел Кендру из кабинета посла. Она едва не пошатнулась от облегчения. Как бы это ни было интересно и престижно, она твердо решила, что ей хватит этого знакомства с протоколом и рафинированной вежливостью дипломатического мира до конца жизни.
– Вы отлично поработали, мисс Мартин, – похвалил ее Джон Крэйг, когда они вышли на покрытую толстым ковром лестницу. – Даже первоначальный отказ принять чек от Буркелей смотрелся отлично.
Кендра прищурилась.
– Причиной моего отказа вряд ли было желание произвести хорошее впечатление, мистер Крэйг.
– Нет, нет, разумеется нет, – торопливо согласился он. – Но это было сильной пощечиной Жан-Мишелю, и посол немного забеспокоился, ну, что…
– Что непосвященный, дилетант, может сказать или сделать что-нибудь недипломатическое?
– Именно.
– Тогда напомните послу, что матери в Америке по-прежнему учат детей хорошим манерам, – сказала она. – И что, по мнению этого дилетанта, добрые старые хорошие манеры позволяют достойно держаться в любой ситуации. Даже в дипломатических схватках.
Джон Крэйг искоса посмотрел на нее.
– Лучше скажите ему это сами. Или изложите в ноте.
– Нет проблем, – улыбнулась Кендра.
– Господин посол приказал шоферу отвезти вас в отель в автомобиле посольства, – сказал Джон Крэйг, когда они достигли последней ступеньки.
Кендра не ответила. Собственно, она даже не услышала его. Все ее внимание сосредоточилось на Джексоне Рэндалле в штатской одежде. Прислонясь мощным плечом к мраморной колонне, он стоял, скрестив руки на широкой груди.
Он ждал. Явно, совершенно недвусмысленно терпеливо ждал. Кендра вдруг почувствовала, как вся она оживает, когда по улыбке, осветившей его лицо, поняла, что он ждет ее.
