Текст книги "Полночь в Париже"
Автор книги: Франсин Мандевилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
16
Джек приехал в субботу утром на поезде. Кендра встречала его на станции в Довиле. Ее переполняло счастье, она трепетала от возбуждения и тревоги, предчувствуя, что этот уик-энд станет решающим в их отношениях.
– Добро пожаловать в Нормандию! – сказала она, с удовольствием разглядывая его.
Он был одет в хлопчатобумажную голубую рубашку широкого покроя и светло-серые брюки, красиво облегавшие мускулистые ноги.
– Поцелуй меня, и тогда я в это поверю, – произнес Джек, обнимая ее.
Их губы слились. Он целовал ее сильно, страстно, и она всем телом прижималась к нему. Его страсть передалась ей, и она впилась ему в рот, встав на цыпочки. Взаимное притяжение после краткой разлуки оказалось настолько мощным, что оба они с трудом сдерживали свои чувства.
– Ты прекрасно выглядишь. Мне нравится эта блузка.
Он провел пальцами по треугольному вырезу ее шелковой кофточки цвета камелии.
Кожа ее тут же отозвалась на это прикосновение, и она, обвив руками его шею, снова потянулась к любимым губам. Он дышал неровно, руки его словно бы приняли ее в себя, и ей вновь показалось, будто она целует не только его губы, но все тело целиком. Это ощущение было и физическим; и духовным. Волна желания поднялась в ней, и в паху сладко заныло. Томительная и прекрасная боль завладела всем ее существом. Это была жажда кожи. Жажда тела. Жажда сердца.
– Мне тебя не хватало, – сказал он, проведя пальцами по ее позвонкам. – Не хватало гораздо больше, чем ты можешь вообразить.
– И для меня это была долгая неделя.
Он слегка отстранился и взглянул на нее. Взглянул очень пристально.
– Что случилось, Кендра?
– Ничего.
– Кендра, каждый раз, когда одна из моих сестер говорила «ничего» таким тоном, это означало, что ей необходимо выплакаться и выговориться. Это из-за меня? Из-за нашего уговора? Ты по-прежнему думаешь, что еще не готова?
Он ласково поправил прядку, выбившуюся на лоб из-под ленты, которой она подвязала волосы.
– Милая, я не буду отрицать, что страстно хочу тебя, однако вполне могу еще подождать.
– Твой приезд для меня большая радость. Я только боюсь не понравиться тебе.
Он усмехнулся.
– Кендра, во всем, что касается тебя, мнеугодить очень легко. Я чувствую себя на седьмом небе при одной мысли, что скоро мы будем любить друг друга. И мы не будем форсировать события, о'кей? Пусть это случится само собой. Мы будем гулять и радоваться нашей встрече. Никакого давления, никакой спешки, станем просто радоваться друг другу.
– Мне это нравится. Я согласна.
– Ты помнишь мост, Кендра? – шепнул он, нежно привлекая ее к себе.
Щеки ее мгновенно вспыхнули жарким румянцем.
– Да.
– Думаю, именно так все и произойдет у нас. Внезапный взрыв. Не тревожься о том, как это будет и когда. Если настанет время, а оно настанет, это случится. Ну, где машина, которую ты взяла напрокат? Я хочу избавиться от вещей и отправиться на прогулку по Нормандии.
Она отвела его на крохотную стоянку и вручила ему ключи, чтобы он мог положить свою сумку в багажник.
– Давай я поведу машину, а ты будешь любоваться пейзажем. Я в поезде уже насмотрелся.
Кендра подняла брови, а затем широко улыбнулась, усаживаясь на место для пассажира.
– Что такое? – спросил он, поглядывая, как она с нарочитой медлительностью застегивает ремень безопасности.
Кендра слегка ударила себя кулаком в грудь и расправила плечи, пародируя горделивую мужскую повадку.
– Не обижай меня, Кендра.
– Кажется, ты и не собирался возвращать мне ключи.
– Ты не ошиблась.
Джек с усмешкой взглянул на нее и решительно сел на водительское место. Включив зажигание, он ловко вывел машину со стоянки.
– Допускаю, что во мне есть толика мужского шовинизма, когда речь идет о том, кто поведет машину.
– Всего лишь толика? – насмешливо осведомилась Кендра.
– Хорошо, хорошо, не толика, а бездна, и я гнусный мерзкий шовинист, но машину все-таки буду вести я.
Кендра рассмеялась, ощущая себя безмерно счастливой в его обществе и наслаждаясь его остроумием.
– Ты уже нашел, где остановиться, или мы сначала поищем для тебя гостиницу?
Джек засмеялся с явным облегчением.
– Заманчивое предложение.
– Перестань меня мучить.
Он засмеялся еще громче.
– Да, Кендра, я уже нашел, где остановиться. Очаровательное местечко между домиком Буркелей и Довилем. Заказал комнату по телефону. Думаю, мы можем там поужинать, когда осмотрим побережье, где произошла высадка войск в сорок четвертом.
– Виллу вряд ли можно назвать «домиком», Джек.
– Я так и понял из твоего описания по телефону. Ты мне еще расскажешь об этом, но сначала скажи мне, куда мы направимся.
– Думаю, нам стоит прогуляться по дощатому настилу, идущему по пляжу. По одну сторону будет Ла-Манш, по другую – Казино. Там есть пристань со всевозможными лодками – яхты, парусные шлюпки и даже несколько рыбачьих яликов. Чудесное место. Мы туда ходили с Реми.
Она руководила им, указывая, на какую улочку повернуть, чтобы попасть к берегу.
– Звучит неплохо. К тому же мы можем пообедать в каком-нибудь из ресторанчиков на набережной, где, кажется, перебывали все мировые знаменитости.
– Не повезло тебе, Джек.
– Почему?
– Нормандское побережье славится морскими деликатесами.
– Мне очень повезло, Кендра. Они и телятину делают просто здорово.
Джек отыскал стоянку на широкой улице в нескольких минутах ходьбы от пляжа. Они вступили на настил и пошли рука об руку, подставляя лица под лучи яркого солнца. Жара здесь не досаждала. С пролива дул прохладный ветерок, запах соленой воды и сосен напомнил Кендре родные места. На краю пляжа стояли полосатые тенты.
Джек показал на парусиновые шезлонги, расставленные ровными рядами.
– Не хочешь присесть?
Она покачала головой.
– Не собираюсь платить за удовольствие посидеть на пляже.
– Что!
– Шезлонги сдаются напрокат, Джек. Это тебе не Калифорния, где люди рассаживаются как им вздумается.
– А за купание они тоже дерут деньги?
– Нет. Ты платишь в том случае, если желаешь переодеваться в кабинке.
И она кивнула на полосатые тенты.
– Только туристам и детям может прийти в голову безумная мысль купаться в Ла-Манше. Даже в августе вода очень холодная. Реми, правда, один раз окунулся.
– Я бы с удовольствием посмотрел, как это делаешь ты.
Джек улыбнулся, словно бы явственно увидел то, что предстало ему в воображении.
– Если бы не твой замечательный наряд, я предложил бы посидеть на песочке просто из принципа.
– Я согласна – и тоже из принципа. Он погладил ее по руке.
– А теперь признавайся, что тебя тревожит.
– Деньги.
Он вдруг стал серьезным.
– Конечно, эта поездка потребовала расходов. Позволь мне вступить в долю…
– Нет, дело не в этом. У меня полноденег.
– Тогда я не понимаю.
– Пребывание у Буркелей открыло мне глаза на многое.
– Разумеется. Ты увидела наяву все эти золотые раковины и бесчисленные столовые, – шутливо сказал он.
– Буркели ведут роскошный образ жизни – достаточно посмотреть на их еду, одежду, виллу, произведения искусства. Не буду отрицать, что некоторые вещи я с удовольствием завела бы у себя… конечно, не в таком масштабе. Но глаза у меня открылись на другое – на их вилле я задумалась о том, что дают деньги в широком смысле слова. Я попыталась определить свою собственную жизненную философию в отношении денег.
Джек выглядел озадаченным.
– Зачем тебе это?
– Затем, что я должна решить, как поступить с моими деньгами.
– Деньги не требуют никакой философии, Кендра. Ты просто тратишь их или хранишь. Главное, что они у тебя есть.
– Я тоже так думала прежде. А теперь я не уверена, что это правильно. Посмотри, к примеру, на Реми. Разве все эти миллионы уберегли его от похищения? Только по счастливой случайности все кончилось для него хорошо. А теперь он дома,но по-прежнему проводит время с нянюшками и телохранителем, а в довершение всего Буркели собираются отправить его в заграничную школу.
– Согласен, это тяжело для малыша, однако многие богатые европейцы посылают своих детей учиться за границу.
– Я знаю. Как раз об этом я и думала. Многие из моих знакомых пошли бы на все, чтобы иметь такое богатство, как у Буркелей, потому что это дало бы им возможность проводить больше времени с детьми, дало бы возможность лучше их одевать и кормить, больше заботиться о них.
Джек кивнул:
– Да, это и мое мнение.
– И мое. Буркели же имеют возможность постоянно бывать с Реми, но не делают этого.
– Тебя огорчает, что они его недостаточно любят?
– Они любятего, я это знаю. Но растет он в таком одиночестве, в такой холодной и… странной атмосфере. Я попыталась поговорить с Лораном и Надин, но они решили, что я сую нос не в свое дело.
Она засунула руки в карманы своих шелковых брюк цвета камелии.
– Может быть, они и правы, это не мое дело. Однако мне пришло в голову, что виной такому поведению либо сами Буркели, либо их огромное богатство. Что, если именно из-за этих миллионов они так относятся к Реми, к себе, ко всем остальным?
– Ты, кажется, говорила, что они были с тобой очень милы.
– Они и были милы. Но в то же самое время я пришла к выводу, что они, хотя и признательны мне за спасение сына, считают личноменя, Кендру Мартин, особой весьма незначительной. Я до сих пор не сталкивалась вплотную с классовыми различиями. Тяжело сознавать, что эти люди воспринимают меня… ну, в общем, существом низшим.
– Кендра, нельзя быть такой наивной.
Она протестующе взмахнула рукой.
– Разумеется, я знала, что классовые различия существуют.Но это никогда не затрагивало меня лично. Я всегда считала, что меня должны оценивать по тому, что я собой представляю, чего я смогла добиться благодаря способностям, упорному труду и желанию учиться. И сама оценивала других людей, исходя из этих критериев. Банковский счет для меня значения не имел, однако Буркели и им подобные по-настоящему уважаюттолько тех, кто имеет их возможности.
– Ты говоришь об их миллионах?
– Да, и об этом тоже. Деньги, положение в обществе, громкое имя – и все это нужно иметь на протяжении хотя бы трехсот лет. Вот тогда можно рассчитывать на их уважение.
На лице Джека появилось жесткое выражение.
– Мне не нравится, что они задели твое самолюбие. Больше всего мне не нравится, что они заставили тебя почувствовать себя незначительной.
– В этом все дело, Джек. Они не заставили меня думать иначе о самой себе. Но то, что они делают со своими деньгами, то, как они относятся к другим людям – именно потому, что имеютэти деньги, – заставило меня задуматься о многом.
– Значит, все эти философствования помогли тебе решить, как распорядиться деньгами?
– Не совсем. У меня появилась одна очень заманчивая мысль, но я еще не вполне уверена. Все было гораздо проще до того, как я получила этот чек.
Джек снисходительно улыбнулся.
– Неужели ты еще не спустила эти деньги?
Кендра вспомнила о восьми тысячах, потраченных на одежду, и сделал гримаску.
– Я, конечно, попыталась, можешь не сомневаться, однако два миллиона франков….
– Два миллиона франков!Господи, это же больше трехсот тысяч долларов!
– Знаю, – сухо ответила она. – Родители напоминают мне об этом постоянно.
Он изумленно помотал головой.
– Я всегда был аккуратен в делах, и раза два мне удалось удачно вложить деньги, но могу похвастать, вероятно, лишь четвертью твоего капитала. И мне понадобилось семнадцать лет, чтобы скопить свой!
– То же самое говорят мои родители. Они приходят в ужас при мысли, что я промотаю деньги, разъезжая по Европе.
– Ты все еще не сказала им обо мне, о нас?
– Джек, честно говоря, я пока не знаю, что сказать им.
Он остановился и взглянул ей прямо в глаза:
– Скажи им, что ты мне очень дорога. Скажи им, что мне невыносима мысль о разлуке с тобой и что я не сплю ночами, обдумывая, как сделать так, чтобы мы не расставались.
– Джек, моя семья, мои родители – это люди старомодные, приверженные традициям. Я тоже несколько старомодна. Не понимаю, как ты добился от меня подобных чувств и куда эти чувства заведут нас. Как же мне объяснить это им?
– Ты не обязана ничего объяснять.
– Возможно, ты прав. Отношения с семьей стали напряженными с тех пор, как я получила вознаграждение от Буркелей. Быть может, если рассказать о тебе, они отвлекутся, поскольку найдут новый сюжет для разговоров и переживаний.
Некоторое время они шли молча, глядя на волны, мягко набегавшие на песок, и слушая крики чаек, кругами носившихся над водой.
– Мне не терпится послушать о твоей «заманчивой мысли», – сказал Джек, завладев ее рукой и бережно перебирая ее пальцы. – Совокупность твоих мозгов и банковского счета, несомненно, обещает нечто фантастическое.
Она была довольна и польщена его интересом, а также признанием ее способностей. А еще она радовалась, что названная ею сумма нисколько его не напугала и не отвратила от нее.
Джеку совершенно было не свойственно хвастаться или преувеличивать собственные достоинства, чтобы произвести лучшее впечатление, от него исходила мужественная, спокойная уверенность в себе, которая прежде всего и привлекла ее. Сознание собственной значимости присутствовало в нем, словно вторая кожа, и он знал себе цену столь же хорошо, как свое имя.
– Я хочу открыть туристическое агентство.
– Ты разоришь своего бывшего босса, если займешься этим бизнесом. Ты расскажешь мне о выработанной тобой стратегии за ланчем? – сказал он, показывая на ресторанчик с террасой, откуда открывался вид на Ла-Манш. – Если верить моему путеводителю, это «чудесное местечко у самой воды, популярное у иностранцев».
– Ты не обидишься, если мы не пойдем туда? После десяти дней, проведенных на вилле, я несколько устала от чудесных местечек и роскоши, предназначенной для иностранцев.
– Я же говорил, Кендра, что мне легко угодить, если речь идет о тебе. Что ты предлагаешь?
– Знаешь, чего бы мне по-настоящему хотелось?
Она остановилась и посмотрела на него, все больше загораясь своей идеей.
– Мне бы хотелось устроить пикник. Еду вполне можно купить в любом ресторане в городе. И мы поедем по горной дороге на Онфлер. Это потрясающе красиво. Множество превосходных местечек для пикника. А на побережье поедем попозже, ближе к вечеру. У нас полно времени. Что скажешь?
– Скажу, что ты неслыханно разбогатеешь, организуя горные маршруты, – ответил Джек, и плечи его затряслись от смеха.
Они нашли подходящий ресторанчик в центре города, рядом с туристическим бюро. Взяли багеты с хрустящей корочкой и коробку с набором нормандских сыров – пышных и мягких, как недавно взбитое масло. Кендра добавила к этому креветки, две порции заливного из печеной куропатки и овощной салат. Джек потребовал еще жареного цыпленка и паштет трех сортов. Точку поставили на французских пирожных, минеральной воде и бутылке кальвадоса.
– Ты думаешь, мы все это одолеем? – с сомнением спросила Кендра, глядя на сумки с едой.
– Весьма возможно. Много ли у нас было пикников в Нормандии!
– Пока ни одного.
Джек включил вторую скорость и опустил ладонь ей на колено. Эта теплая тяжелая рука напомнила ей, что они изголодались и по кое-чему другому. Она посмотрела на него и сразу заметила, как напряглись мускулы под светло-серыми брюками, как топорщится ткань в паху. Но красивое лицо оставалось сосредоточенным, он вел машину уверенно, внимательно следя за петляющей в горах дорогой.
Они свернули к плато, которое выходило на длинную песчаную косу длиной примерно в сто ярдов. Табличка указывала, что здесь можно расположиться на пикник, но когда они выехали на лужайку, окруженную скалами и деревьями, маленькая рощица была совершенно пуста. Крутой спуск вел к воде.
– Где сядем, на траве или на песочке?
– На траве, – сказала Кендра.
Ее вполне устраивал как вид сверху, так и уединенность крохотного парка в горах.
Джек достал из сумки пляжное полотенце и расстелил его.
– Здесь чудесно. Это была хорошая мысль.
– Спасибо.
Она начала разворачивать пакеты с едой, достав сначала бутылку кальвадоса.
– Я не знала, что ты это пьешь.
– Не пью, но попробую, поскольку это, кажется, одна из местных достопримечательностей. Нечто вроде яблочного бренди, да?
– Так мне сказали. Я ведь и сама еще не пробовала.
– Прекрасно, прекрасно, давай-ка вскроем нашу малютку.
Джек вынул из кармана перочинный нож с множеством лезвий и приспособлений, найдя штопор, легко вытащил пробку и принюхался к содержимому бутылки.
– Пахнет вполне приемлемо. Внезапно ее осенило:
– Джек, мы забыли купить стаканчики.
– Какое здравое замечание, Кендра! Ухмыльнувшись, он приложился к горлышку и, сделав большой глоток, чихнул.
– Крепкое?
– Зато хорошее. Хочешь? Он протянул ей бутылку.
– Конечно, почему бы и нет.
Кендра потянулась за бутылкой, но вместо этого оказалась в объятиях Джека.
Он припал к ее рту, и она выпила кальвадос с его губ. Сладкий, терпкий, обжигающий аромат – даже запах его пьянил. Или, может быть, она хмелела от поцелуя Джека?
Она приподнялась на цыпочки, теснее прижимаясь к нему, и обвила руками его шею. Он стал целовать ее с нарастающей страстью, вбирая в себя ее жар и отдавая свой.
Руки его ласкали ее бедра, ложбинку между ягодицами, проникали в промежность, где раскрывалась ему навстречу нежная, влажная плоть. Он приподнял ее, раздвинув колени своими бедрами, и мягко проник пальцами глубже.
Она застонала от наслаждения, и он, наклонив ее, бережно положил на траву. Приникнув к ней, он уперся в землю локтем и отвел волосы, упавшие ей на лоб.
– Ты такая красивая, Кендра. Такая сладкая, такая желанная.
Рука его скользнула от щеке к горлу, и он стал поглаживать большим пальцем ямочки на ключицах. Затем снова поцеловал, на сей раз с яростной силой.
Этот мужчина знал толк в поцелуях. Он умел вкрадчиво начинать, постепенно наращивая мощь и завершая натиск бурным финалом. И ему были известны все оттенки, все нюансы поцелуя.
Восторг ее перешел в возбуждение, а возбуждение превратилось в жажду утоления.
Она обхватила его за плечи, с радостью чувствуя, как напрягаются бицепсы под ее пальцами. Затем провела тыльной стороной ладони между их телами и с наслаждением ощутила, как вздрогнул он от ее прикосновения. Ее осмелевшие пальцы скользнули по пуговицам рубашки, высвобождая их из петель.
Она прижалась лицом к обнаженной коже, напрягшейся под давлением мощных мускулов. Грудь его была покрыта тонкими шелковистыми волосками. Слабый аромат лимонного лосьона смешивался с терпким мускусным запахом тела. Широко раскрыв рот, она словно пыталась упиться допьяна этой плотью. Он не останавливал ее, и она чувствовала, как все его тело сотрясает мелкая дрожь желания.
Она обняла его за талию, поглаживая пальцами поясницу, подалась к нему бедрами, чтобы прижаться еще теснее, чтобы ощутить его возбужденную плоть. С губ его сорвался хриплый стон, и она поняла, каких усилий ему стоит сдерживать страсть.
– Кендра, если ты хочешь съесть хоть кусочек из того, что мы накупили, перестань так возбуждать меня.
– Мне кое-что пришло в голову, Джек, – прошептала она.
– И о чем же ты подумала?
Он говорил с трудом, как будто слова застревали у него в горле.
– О том, что на историческое побережье можно съездить и в другой раз, о том, далеко ли ехать до той гостиницы, где ты заказал комнату.
– Ты уверена, Кендра?
– Да!
17
Гостиница, выбранная Джеком, стояла на пригорке, откуда открывался вид на извилистую линию побережья. Гуляющие на лужайке под окнами гуси и утки придавали дополнительное очарование этому деревенскому домику с оштукатуренными стенами и остроконечной черепичной крышей.
Хозяин вышел встречать их в сопровождении громадного черного Лабрадора, неторопливо трусившего рядом.
– Не обращайте внимания на собаку, она добрая.
Мужчина взял сумку Джека и повел их в крохотный холл с низким побеленным потолком. Старинный кирпичный камин занимал почти всю стену напротив стойки.
Джек заполнил карточку, а затем они двинулись вслед за хозяином к узенькой лестнице. Перед дверью своей комнаты Джек забрал свою сумку и протянул руку за ключом.
– Я только хотел убедиться, все ли в порядке…
– Не надо. Спасибо.
Джек пристально посмотрел мужчине в глаза, и тот, покосившись на Кендру, вручил Джеку ключ на тяжелом медном кольце.
– Конечно, месье. Я все понимаю.
– Не знаю, радоваться мне или обижаться на то, как ловко ты проворачиваешь подобные дела, – сказала Кендра.
Джек закрыл комнату на ключ и поставил сумку к стене.
– В том, что мы собираемся делать, нет ничего постыдного, Кендра. Но раз уж ты согласилась прийти, я из кожи вон вылезу, чтобы ты радовалась.
Окно, выходившее в сад, было открыто, кремовые кружевные занавески слегка колыхались от морского бриза, в комнату проникал запах чабреца и розмарина. Старинная деревянная кровать с пуховой периной была застелена кружевным покрывалом.
Кендра взглянула на Джека, стоявшего в лучах солнца. Он смотрел на нее с нежностью, но на виске у него подрагивала жилка. Она угадывала в нем такое же тревожное ожидание и такую же решимость, как в себе самой.
Совсем недавно они не знали о существовании друг друга и жили своей жизнью по разные стороны океана. Они и познакомились-то всего несколько дней назад. Но когда она смотрела на Джека, то ощущала, как он близок ей и необходим. Все прочее значения не имело. И это чувство она испытала уже тогда, когда впервые встретилась с ним в закусочной на Елисейских полях.
Это было подлинное родство тела и духа. Они оба сразу осознали это, и сердца их запылали огнем. Она понимала, что он чувствует, видела, как он желает ее, угадывала нетерпеливый порыв страсти и восхищалась его самообладанием.
Ей не нужны были слова. Она и без того знала, что он жаждет ее всем своим существом. И точно так же она жаждала его.
– Я хотела надеть самое красивое, самое дорогое белье для нашей первой близости, – тихо сказала она, делая шаг вперед.
– Ты в любом случае показала бы мне его не больше, чем на три секунды.
Он сделал шаг вперед и обнял ее.
– Я уже все приготовила, но сумка осталась на вилле. Я думала, что пока мне это не нужно.
Она прижалась к нему.
– А тебе это и не нужно. Нам нужны лишь мы сами.
Джек наклонился к ней и поцеловал ее. Губы его были такими мягкими, как никогда прежде. Очень медленно он усиливал нажим, добиваясь постепенного отклика и от нее. Она тяжело дышала, чувствуя, как с каждым ударом сердца нарастает желание.
– С тобой я могла бы заниматься любовью целыми днями, – без всякого стыда призналась она.
– Знаю. Я чувствую, как ты откликаешься, когда я целую тебя, когда прикасаюсь к тебе, и это меня дьявольски возбуждает.
В его низком сдавленном голосе явственно слышалась мужская гордость. Он вновь потянулся к ней, жадно ища губами ее рот.
– Чем сильнее ты откликаешься, тем большего отклика я хочу. Пойдем в постель. Позволь мне поухаживать за тобой.
Во рту у нее пересохло от сладостного предчувствия. Она легла на спину и привлекла его к себе, с радостью ощутив тяжесть его тела. Все в этом мужчине ей бесконечно нравилось.
Одежда ее, казалось, испарилась под его руками. Шелковая кофточка сама снялась через голову, брюки цвета камелии сползли с ног. Туфельки с мягким стуком упали на пол.
Джек чуть отстранился, глядя на кружевной лифчик и трусики – единственное, что еще осталось на ней. В его пылающем взоре угадывались и страсть, и восторг.
– Это будет труднее, чем я думал, – со стоном выдохнул он.
– Нет, Джек, это будет легко… очень, очень легко.
Взяв его руку, она просунула пальцы под кружевные трусики, раздвинув ноги, чтобы он мог притронуться к плоти, ставшей благодаря ему теплой и влажной.
– Теперь ты видишь, что я готова принять тебя?
Он пробормотал что-то невнятное, хрипло и тяжело дыша.
– Кендра, я провел год в пустыне без женщины. Я провел три месяца в Париже без женщины. Я готов еще потерпеть, лишь бы не причинить тебе страдания и боли. Я жажду окунуться в твою сладость… жажду всеми силами души, всеми клеточками тела. Сможешь ли ты впустить меня с радостью? Иначе это кончится для меня мукой!
– Я не хочу, чтобы ты мучился, – шепнула она, расстегивая ему пуговицы на рубашке.
Она нежно провела руками по его груди и потянула голубую ткань вверх, к широким плечам. Он был сложен как настоящий воин. Впрочем, он и был воином – мускулистым, жилистым, сильным. Уже давно она мечтала прикоснуться к нему, и наконец это осуществилось. Поглаживая его мощный торс, она чувствовала, как в них обоих одновременно нарастает желание.
Пальцы ее нащупали ширинку брюк. Она расстегнула пуговицу и медленно повела вниз застежку молнии. Внезапно он накрыл ее руку своей.
– Кендра, я хотел доставить тебе радость и наслаждение, но сейчас я уже на пределе, – признался он.
– Тогда позволь… позволь мне поухаживать за тобой, Джек.
– Я не ослышался? Ты действительно это сказала?
Она опрокинула Джека на постель, стянула вниз брюки и коснулась обнаженного тела. Он сам пошел в ее ладони – твердый, упругий. С радостью ощущая его тяжесть, она поглаживала теплую пульсирующую плоть.
– Поцелуй меня, – умоляюще сказал Джек.
Наклонив голову, она взяла его в рот, наслаждаясь этим вкусом и этой готовностью, наслаждаясь близостью именно этого мужчины.
– Мне хорошо, мне так хорошо, милая.
– Я хочу твоей любви, Джек. Отдай мне все, что у тебя есть, – прошептала она, касаясь его языком.
Потянув трусы к лодыжкам, Кендра почувствовала, как он одним движением сбросил их вместе с брюками и ботинками. Опрокинув ее на спину, Джек стал целовать Кендру, умело проведя языком по горячим губам, горлу, груди. Пальцы его уже расстегнули ей лифчик, и он начал поочередно брать в рот ее соски, пока они не затвердели.
Она ощутила, как скользит влажный теплый рот по животу, и мягкие курчавые волоски в промежности шевельнулись под его дыханием. Он лишь дотронулся до ее трусиков, и они испарились, как все остальное.
– Для старомодной женщины у тебя потрясающе соблазнительное белье, – шепнул он, прижимаясь лицом к ее паху.
– Тебе не нравится?
– Еще как нравится! – простонал он.
Он целовал ее, осторожно продвигаясь глубже, вылизывая и слегка прихватывая мягкую плоть. Когда все тело ее затрепетало от возбуждения, он медленно повел языком вверх, раздвигая рукой ее бедра. Она почувствовала, как в нее с силой уперлась затвердевшая головка члена.
– Прими меня, Кендра. Прими… сейчас ты увидишь, как… как я люблю тебя.
Он вошел в нее, и она словно бы полетела куда-то вместе с ним… из-за этих слов, но главное – из-за головокружительного напора проникшего в самое ее существо тяжелого сильного члена. Она едва дышала от восторга. Руки его, обхватившие ее ягодицы, сжимали их при каждом толчке, при каждом продвижении вперед. Наслаждение волнами прокатывалось по ее телу – ничего подобного она никогда прежде не испытывала. Она ласкала его и замирала от счастья, слыша, как он блаженно постанывает, чувствуя, что и он уже летит вместе с ней.
– Люби меня еще, Джек. Отдай мне все.
Войдя еще глубже, он также достиг оргазма. Они надолго застыли в этой позе, сердца их бешено стучали, влажные тела блестели от пота. Он провел подбородком по ее щеке.
– Не возвращайся на виллу Буркелей, Кендра.
– В любом случае, не сейчас.
– Вообще не возвращайся. Не думаю, чтобы тебе там очень нравилось, если не считать общения с Реми. Оставайся со мной на уик-энд, а потом мы вместе поедем в Париж. Мы будем проводить все ночи, как теперь, когда же начнется мой отпуск, нашими станут и дни тоже.
Искушение было очень сильным.
– Но как быть с Реми? Он думает, что я буду с ним еще неделю.
– Я знаю, что ты привязалась к Реми, и если ты вернешься, чтобы побыть с ним еще неделю, я это пойму. Но можешь ли ты изменить хоть что-то в его отношениях с родителями, в привычках этой семьи, которые так тебя огорчают?
Она на минуту задумалась, а потом отрицательно покачала головой:
– Нет. В сущности, Лорану с Надин плевать на то, что я говорю.
– Полагаешь ли ты, что будешь встречаться с Реми после того, как уедешь? Станете ли вы переписываться с ним и поддерживать связь?
– Нет, честно говоря, я в это не особенно верю.
– Тогда подари это время мне.Ведь мы уже не расстанемся, и это так же верно, как то, что мы лежим рядом голыми. Останься со мной, Кендра. Выйди за меня замуж, – спокойно добавил он.
Она изумленно хмыкнула.
– Вечно ты шутишь.
– Я никогда не говорил так серьезно.
Он сжал ее бедрами, и она ощутила в себе мягкое шевеление обессиленного, но по-прежнему твердого члена.
– У нас с тобой все так хорошо, так правильно.
– Джек, как и любая женщина, я люблю, когда все удачно складывается с сексом, но это еще не причина для брака.
– Я вовсе не имел в виду секс. Что бы мы ни делали, у нас все получается правильно и хорошо. Я люблю тебя, Кендра. Полагаю, и ты любишь меня. Если бы мы не любили друг друга, у нас и с сексом не складывалось бы так удачно.
Кендра улыбнулась и запустила пальцы в его короткие волосы.
– Ты просто романтик, Джек.
– Ты хочешь сказать, что не любишьменя?
– Я хотела сказать, что… что очень сильно люблю тебя. Но выйти замуж… Я, право, не знаю. Мы еще так плохо знаем друг друга. Кроме того, – фыркнула она, – у меня не хватит духа признаться родителям, что я выхожу замуж за человека, с которым познакомилась…
– Не надо! – сказал он, накрыв ей рот ладонью. – Не надо с этим шутить. И не надо подсчитывать дни. Главное – это наши чувства. Что может в них изменить время?
– Время даст нам возможность понять, способны мы или нет вести совместную жизнь.
– Как ты это себе представляешь? Вот мы провели вместе целый год, изучая друг друга и занимаясь любовью, чувства наши усилились и окрепли, но тут ты заявляешь, что не можешь выйти за меня замуж, потому что я не убираю за собой зубную щетку, и вообще у меня масса дурных привычек и пристрастий, от которых ты лезешь на стену. Так?
– Когда ты говоришь, все выглядит очень просто.
– Кендра, это на самом делепросто. Когда любишь, все становится чрезвычайно простым. Неужели ты действительно веришь, что со временем мы узнаем друг о друге нечто такое,чего не знаем уже сейчас?
– Пожалуй, нет.
– Думаешь ли ты, что я убийца, вор, сексуальный маньяк или совратитель малолетних?
– Нет.
– Что у меня жена и дюжина ребятишек в Грэди, штат Оклахома?
– Нет.
– В таком случае, выходи за меня замуж, Кендра.
– Но ведь сразу возникнет столько проблем: твоя работа, моя семья, туристическое агентство, которое я хочу открыть.
– Почему бы нам не решать все эти проблемы вместе, а не поодиночке? Неужели ты предпочтешь бросить меня, а не заняться вплотную возникшей у нас проблемой?
– Джек, прекрати. Тебе бы адвокатом стать, а не морским пехотинцем.
Он усмехнулся. Багровые лучи вечернего солнца освещали его красивое худое лицо.
– Ну, адвокат не сумел бы окрутить тебя так ловко, как морской пехотинец.
– Окручиваешь ты здорово, Джек.
