Текст книги "Любовь нельзя купить"
Автор книги: Франческа Клементис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Тесс подтолкнула его в плечо. Он схватил ее руку и просунул в свою. Тесс не стала убирать руку, хотя и не была уверена, нравится ли ей это.
Было очень холодно, и они невольно прижались друг к другу.
– А это обязательно? – нервно спросила Тесс, когда Джерри предложил прогуляться.
– Ну конечно. Только очень глупые люди выходят в такую погоду из дома. Мы можем наткнуться лишь на полицейских, на тех, кто выгуливает собак, да на другие пары, которые не хотят, чтобы их видели.
Они шли медленно, несмотря на пронизывающий ветер, словно следуя молчаливому согласию, что это будет их последней прогулкой.
– Почему ты вышла за Макса? – неожиданно спросил Джерри. – Извини, что я вмешиваюсь, но вы, кажется, не так уж и подходите друг другу, а сейчас ты определенно несчастлива.
Тесс уже несколько лет не задумывалась об этом. Даже размышляя о разводе, она не могла в точности вспомнить, какими чувствами руководствовалась, когда выходила за него.
– Мне кажется, все произошло потому, что мы оба были еще детьми. Иногда хочется вздохнуть посвободнее, а нам этого хотелось, и еще нам хотелось как можно быстрее покинуть свой дом и найти близкого себе человека!
– Найти близкого человека – разве не этого ждут от брака пожилые люди? – поддразнил ее Джерри. – Разве молодые не стремятся к чему-то более романтичному?
– Не спеши делать выводы. У нас все сошлось. Некоторым образом это подтверждает твои выкладки. Нам хотелось одного и того же, мы разделяли взгляды друг друга и испытывали взаимные чувства. В молодые годы была еще и страсть. Нам это казалось любовью.
– И почему же это не сделало тебя счастливой?
– Потому что у нас не получилось то, чего мы хотели – большой семьи; отношение к ценностям начало меняться, потому что каждый по-своему разбирался со своими разочарованиями; да и чувства изменились, так всегда бывает. А что касается страсти… – она пожала плечами.
– Современная трагедия, – беззаботно произнес Джерри.
Однако он стиснул ее руку, и Тесс молча и с благодарностью приняла это утешение.
– И что будет дальше?
Тесс ускорила шаг:
– Мы продолжаем жить. Именно так и делают, когда есть ребенок. Все будет хорошо.
– Я мог бы предложить тебе больше, чем просто «хорошо».
Тесс ничего не ответила.
– Неужели тебе никогда не хочется убежать и узнать что-то новое, поискать что-то получше для себя, рискнуть по-настоящему? – спросил он.
Тесс с удивлением посмотрела на него:
– Конечно, хочется. Какая-то часть моей натуры только к этому и стремится. Но я справляюсь, сдерживая ее. Эта частица меня и живет, тогда как остальная часть примиряется с повседневностью. Мне кажется, все мучаются от раздвоения личности. А ты?
Джерри покачал головой:
– Я на сто процентов отдаюсь жизни. Вот почему я ждал все эти годы, прежде чем жениться и осесть. Я хочу быть абсолютно уверенным.
– Такого не бывает, – спокойно произнесла Тесс. – И что же будет с тобой дальше? То есть с тобой и с Хитер?
– Пока не решил, – признался Джерри. – Вероятно, вскоре, на какой-то стадии, мы все и закончим. Я много думал о том, что ты сказала, – нужно ждать настоящую любовь, что бы это ни значило. Может, и мне повезет. А может, я женюсь, а спустя неделю появится что-то настоящее!
– И ты бросишь свою жену, если вдруг такое случится?
Джерри пристально посмотрел на нее:
– Конечно нет. За кого ты меня принимаешь?
– Тогда чего ты ждешь от меня, когда говоришь о своих чувствах ко мне? Какой смысл обсуждать это, если нет никаких шансов?
Джерри пожал плечами:
– Просто все это новое для меня; я должен плыть по течению и смотреть, куда меня вынесет, говорить, что приходит в голову, и дожидаться, каков же будет ответ.
Тесс возненавидела себя за то, что согласилась на эту встречу, однако успокоилась тем, что они в последний раз говорят на эту тему, да и вообще говорят.
– Чтобы мне все стало ясно… ты определился, какие чувства испытываешь ко мне?
Она надеялась, что вопрос прозвучал равнодушно.
– О да, это я знаю. Такого я определенно никогда не испытывал. Это, наверное, и есть любовь, которую ты описывала, – сказал он, повернувшись к ней. – И поэтому, прежде чем сдержать свое обещание никогда больше не переступать твоего порога, я, пожалуй, скажу – просто на тот случай, если мне больше не представится возможности сказать это еще раз, тебе или кому-то другому. Я люблю тебя.
И он поцеловал ее в первый и последний раз.
«Я тоже люблю тебя! – хотелось ей сказать. – Но, в отличие от тебя, я отдаю себе отчет в происходящем. Я уже испытывала подобное и несколько раз обманывалась. Но то, что происходит сейчас, – определенно настоящее!»
Но она не могла этого сказать.
Какие бы чувства ни владели Тесс, ей неизменно придется соизмерять их со своей любовью к Ларе. Лара – ее дитя, быть может, другого у нее уже и не будет. Тесс всем сердцем верила в то, что каждый ребенок имеет право на детство и он должен быть абсолютно уверен в том, что является самым важным звеном в жизни родителей. При таком подходе жертва не предусматривается.
Если бы у нее не было детей, ее решимость, возможно, поколебалась бы. А могло даже выйти и так, что если бы у нее был не один ребенок, то сила материнской любви и ответственность ослабели бы. В настоящий момент она не представляла, какие обстоятельства могли бы заставить ее осознанно причинить Ларе боль.
Почувствовав, что верность Максу, кажется, не имеет никакого отношения к ее выбору, она ужаснулась, но на самом деле ее больше волновала Хитер.
Интересно, а если бы Джерри не был другом Хитер, смогла бы она отбросить в сторону все свои принципы и завести с ним интрижку, тайную недолгую интрижку, которая не затронула бы ни Лару, ни Макса? Возможно, что-то и вышло бы, и это позволило бы Тесс отвести любовнику определенное место в своей жизни и помогло бы преодолеть непростой период в отношениях с мужем. Но с Хитер она не могла так поступить. Да еще при том, что та беременна.
Макс почувствовал, как у него подгибаются колени. «Смешно, – подумал он, – мне много приходилось читать о подобных состояниях, но я никогда в это не верил. Между тем у меня трясутся ноги, меня тошнит, и сердце выпрыгивает из груди.
Я никогда не задумывался о том, что бы я почувствовал, если бы увидел Тесс с другим мужчиной. Теперь я понимаю, каково было Милли, когда та застала Тима с женщиной в нижнем белье. Но то, что происходит сейчас, гораздо хуже.
Тесс, кажется, так мягка с ним. И уязвима, и уступчива. Такой она со мной никогда не была. Даже когда у нее случались выкидыши, она никогда не тянулась так ко мне. Всегда сдерживала свои чувства, прятала их от меня подальше, так чтобы я не мог ее утешить. А с этим мужчиной она, похоже, дает себе волю. Это нечестно.
И как далеко это зашло? Она целует его на людях! Как знать, чем они занимаются, когда остаются наедине? В конце концов, меня никогда нет дома».
«Меня никогда нет дома». Почему это звучит так знакомо? Разумеется, это старое обвинение, которое Тесс обычно использовала как вступление к бесконечным ссорам в годы работы в «Органике». Он никогда не обращал внимания на ее мольбы.
И тут он вспомнил, как настойчиво она накануне вечером просила его поговорить. Она предупреждала об этом, а он снова ее проигнорировал. Конечно же, было бы больше пользы, если бы она просто сказала: «Дорогой, поговори со мной, а то я пойду целоваться с другим мужчиной. А может, и не с одним». Но она всегда была слишком непонятной, чересчур неуловимой.
А может, надо было сказать ей: «Что это ты себе позволяешь, женщина? Говори нормальным языком. Я не такой умный и чувствительный, не умею читать между строк. Мне кажется, что все мужчины такие, да ты и сама всегда это утверждала. Так что прежде чем пускаться во все тяжкие, отчего может рухнуть наш брак, не могла бы ты коротко и ясно сообщить мне, что у тебя на уме?»
Он почувствовал себя увереннее, когда решил взять себя в руки и разобраться со своими чувствами: 1) совершенно нормальная ревность; 2) необузданная ярость; 3) хочется стукнуть кулаком о дерево, но боязно сломать пальцы; 4) хорошо бы поплакать, но не получается; 5) может, завести интрижку с лучшей подругой жены, чтобы отомстить ей, но все они ему не нравятся, особенно Хитер.
И, кроме того, у него собрание, а финансовое благополучие его семьи зависит от этого бизнеса, поэтому нужно вести себя разумно. Так что он пойдет на собрание, потом вернется домой к Тесс и начнет восстанавливать брак.
– Привет, Тесс, это Хитер. Скажу быстро. Сдала анализ, он отрицательный. Ну ладно, c'est la vie [51]51
Такова жизнь (фр.).
[Закрыть]. Надеюсь, тебе больше повезет с ребенком, чем мне. Пока.
17
– Напомни мне еще раз, почему мы теперь ходим в церковь каждую неделю? – спросил Грэм.
– Потому что все остальное мы уже перепробовали, и у нас ничего не получилось, – резко ответила Фиона. – К тому же твой шеф туда ходит, а нас вместе с ним пригласили на ужин на следующей неделе. И если бы мы не ходили, то и Милли не пошла бы. И детям это нравится. И меня вполне устраивает. И никто тебя больше не трогает, так что перестань ныть.
Грэм научился ловко убирать свои руки, как только в чьем-то взгляде появлялся намек на желание пообщаться поближе.
Они были у Картера. По воскресеньям теперь здесь стали собираться на обед, и во многих семьях перешли к этому новому распорядку. Милли выглядела роскошно.
– Каково это – провести все выходные без детей? – спросила Фиона. – Ты, наверное, ужасно по ним скучаешь?
Милли рассмеялась:
– Ты что, шутишь? Да, по вечерам я по ним скучаю. Мне всегда нравилось заглядывать к ним в спальни, когда они засыпали. Все заботы сходили с их лиц, и они снова становились для меня детьми, а не доставляющими беспокойство разбойниками. Но тишина так прекрасна.
Она погладила свой живот, который быстро рос вместе с двумя ребятишками внутри.
– И ты не против того, что они остаются в одном доме с Тимом и этой женщиной? – спросила Тесс, которая удивлялась тому, как это Милли отпускает их.
– Да мне каждая минута доставляет наслаждение, – радостно заговорила Милли, – когда я подумаю о том, как они колотят на куски ее бесценные сувениры, которые она привезла со всех концов земли, втирают кетчуп в ее белый диван и царапают полы машинкой для резки кафеля…
– Милли, да ты просто садистка! – с восторгом воскликнула Тесс.
– И мне это очень нравится. Сегодня ночью я проспала десять часов. Даже в туалет не вставала. Чувствую себя фантастически. Думала даже, не позвонить ли тебе, чтобы встретиться!
– Больше ни слова не говори, – пожаловалась Фиона. – Мне остается только мечтать о том, чтобы поспать десять часов. Не порти мне настроение!
– Кто-нибудь из вас думал об уикенде, о котором говорил Джон? – неожиданно спросила Тесс.
Все умолкли. Джон объявил о поездке через две недели в лагерь в Богнор-Риджис [52]52
Курорт на юге Англии.
[Закрыть], которая обойдется всего лишь в пятьдесят фунтов на семью. Как только Джон сказал об этом, Тесс тотчас представила себе, как они поедут все вместе.
«Отлично проведем время», – подумала она.
«Вот это будет ад», – подумали все остальные.
– Макс считает, что идея отличная, а вы? – спросила она.
Макс тепло улыбнулся. Его новая философия состояла в том, чтобы соглашаться со всеми идеями Тесс. Даже если ей захочется притвориться преподавательницей, скажем, сварки или кикбоксинга, то он и тогда поддержит ее, будет посещать занятия и даже расклеит объявления по всем окрестностям.
Он решил не заводить с ней разговор о том, что видел. Это вскроет рану, которая, возможно, уже никогда не заживет. Вместо этого он собрался стать образцовым мужем и отвоевать ее навсегда.
Грэм откашлялся. Его заставили пойти в церковь, но проводить еще и выходные с этой компанией не входило в его планы.
– Дело в том, Тесс, что мы еще подумываем съездить в Прованс следующим летом.
Фиона бросила в его сторону недовольный взгляд, что означало: «Я же говорила тебе не затевать этот разговор в присутствии Тесс».
Но Тесс ничуть не огорчилась.
– Я так и думала. Мы точно не сможем составить вам компанию в этом году, а может, и в течение ближайших десяти лет! Но поскольку это единственные свободные выходные, которые у нас намечаются, то я подумала, что вы могли бы и с нами съездить, и в Прованс. Ведь в конце концов, это всего лишь пятьдесят фунтов.
– Мы хотим поехать! – закричали дети Фионы. – Там есть фруктовые аппараты, и можно на маленьких машинках ездить, и бороться, и кто первым папу столкнет в бассейн, и гамбургеры целый день, и на осликах можно покататься.
– А самое лучшее – это спать в прицепе, – вставила Лара.
Остальные дети восприняли эту новость с большим интересом:
– Bay! А мы еще никогда не спали в прицепе.
«Это потому, что на отдыхе мы не живем в таких условиях, – подумала Фиона. – Мы живем в виллах, останавливаемся в частных домах, иногда в гостиницах или апартаментах, а однажды даже ночевали в испанском замке, но в прицепах – никогда».
Она содрогнулась при одной мысли о туалетах.
– А мне нравилось путешествовать в прицепах, когда я был ребенком, – неожиданно произнес Грэм. – Мы всегда ездили на остров Уайт в одно и то же место. Отличное было время.
– Тогда почему мы всегда уезжаем за границу и тратим пять тысяч фунтов на роскошные дома для отдыхающих? – холодно спросила Фиона. – Почему бы нам всем не отправиться на остров Уайт, чтобы есть там под дождем рыбу с картошкой?
– Потому, что ты всегда говорила, что тебе нравится такой отпуск, – сказал Грэм.
– Значит, я еще и виновата? Ты возненавидел все наши семейные отпуска, это ты хочешь сказать?
Милли почувствовала, что атмосфера накаляется, и быстро вмешалась:
– Пока вас не занесло, хочу сказать, что я уже забронировала домик во Франции на этот уикенд. Я все устроила еще до того, как Тим выкинул этот фортель, предполагая, что у нас там будет возможность поговорить. Я совсем забыла об этом и только сейчас вспомнила. Надеюсь, вы составите мне компанию. Не поеду же я одна. Как я уже сказала, за все уплачено.
Она смотрела на Фиону и Грэма, ожидая их реакции.
– По-моему, это здорово, – осторожно согласилась Фиона. – А ты что думаешь, Грэм?
Грэму больше нравился Богнор. Он уже предвкушал отдых в прицепе. Однако он вспомнил, как Фионе на этой неделе не понравились танцы в церкви, и решил, что и кемпинг по-английски ее разочарует.
– Думаю, нам надо поехать, – ласково произнес он.
– Вот и отлично! – воскликнула Милли. – И вы с Максом и Ларой тоже должны поехать. Это ничего не будет стоить!
– Если не считать парома и бензина, – грустно заметила Тесс. – Прости, Милли, идея превосходная, но мы никак не можем составить вам компанию. И кроме того, Лара очень хочет отправиться со всеми своими новыми друзьями.
Она не спросила у Макса, каково его мнение. У них была договоренность, что она возьмет на себя все решения по домашним вопросам, а он не будет возражать.
Подошел Картер, чтобы взять заказ. Он почувствовал, что над собравшимися сгустилась мрачная атмосфера.
– А где сегодня ваша замечательная мать? – спросил он у Фионы.
– Дома. Сказала, что устала.
Картер истолковал это так, что Дафна мучается болями и даже встать не может. Выдвинув ей ультиматум вместе со своими соперниками, он лишился возможности поговорить с ней наедине и теперь ни о чем другом и думать не мог.
– Я правильно вас понял? Вы все уезжаете на уикенд?
– Да! – закричали дети.
– Нет, – резко ответила Фиона, не обращая внимания на протестующие возгласы детей. – Мы не можем, мы едем во Францию.
– А ваша мама выдержит такое долгое путешествие? – озабоченно спросил Картер.
Фиона стукнула себя по лбу:
– Вот черт! О маме-то я совсем забыла. Она не может остаться дома одна. Ну и ну.
Картер обдумал эту проблему и сказал:
– Но ведь Дафна может поехать с нами в Богнор, не так ли?
Фиону это предложение сразило. Ее мать уезжает куда-то с тремя ухажерами, без дочери, которая не дала бы обвести ее вокруг пальца… Нет, это ей не нравится.
Элисон следила за стрелками часов, которые мучительно медленно ползли по кругу, и невесело думала: «Мне казалось, что на прошлой неделе я уже пережила самые страшные испытания в своей жизни – четыре часа заточения с детьми Тима в заведениях быстрого питания Южного Лондона. Мне казалось, что здесь, на природе, будет легче. Я представила, как дети будут бегать по полям и прыгать через изгороди, давая выход неуемной энергии, которая порождает все их поведенческие проблемы. Мне казалось, что мы будем жарить хлебцы на костре и, прижавшись друг к дружке, читать истории Беатрикс Поттер [53]53
Английская детская писательница, автор сказок о кролике Питере.
[Закрыть]. Вместо этого в невинном уголке Кента как будто наступил Армагеддон». После первого же дня соседние фермеры стали угрожать Элисон выселением.
– Дело в том, мисс, что если кто-то выпускает своих собак на нашу землю и причиняет беспокойство нашему скоту и все такое, то мы можем и пострелять их.
«Застрелите их! – хотелось сказать Элисон. – Пожалуйста! Я уговорю их отца, чтобы он не выдвигал обвинений. Я упрошу его, чтобы вместо них он усыновил спокойных китайских сирот. Милли разницу и не заметит. К тому же у нее скоро еще двое будут. Они, наверное, сливаются в одно пятно, когда носятся вокруг и производят опустошение, где бы ни находились».
– А что, у них самих нет детей? – спросил Тим, когда Элисон рассказала ему о жалобах соседей.
– Дело в том, Тим, что дети забегают в чужие угодья, выпускают кур, которых могут переловить лисы, и пугают коров, которые от этого дают меньше молока. Эти фермеры – предприниматели, и они несут убытки из-за твоих детей.
– Природа принадлежит людям, вот что я скажу.
И тут Элисон поняла, что ненавидит его. Ей стало противно все, что имеет хоть какое-то отношение к нему, включая его детей, даже тех двоих, которые еще не родились, потому что они неизбежно станут такими же, как и эта невменяемая четверка.
«Неужели в школе он был таким же?» – спрашивала она у себя.
Конечно же был. Просто тогда они не проводили вместе столько времени, и она не заметила его бесхребетности. В те годы он казался мягким, романтичным и даже оригинальным в своей решимости не соответствовать модным стандартам. Теперь она поняла, что он не мог быть модным, а его оригинальность исходила от врожденной неспособности замечать свои ошибки и исправлять их в соответствии с общепринятыми нормами.
«Его спасет только одно, – решила Элисон. – Все лишнее, что у него есть, хорошо бы погуще замазать корректором, только тогда он станет похож на своих современников.
И когда этот уикенд закончится, я так ему и скажу».
– Можно поговорить с тобой или это неудобно?
Тесс вздрогнула. Оказывается, Джерри шел за ней до самого женского туалета.
– Это называется преследованием, – сказала она. – Сделаешь еще несколько шагов – и мы станем героями фильма для взрослых.
– Я готов к этому, если ты согласна.
Тесс улыбнулась:
– Мы не можем зайти вместе в женский туалет. На нас и так смотрят.
Джерри оглянулся и увидел, что Хитер нервно следит за ними. Он улыбнулся и помахал ей рукой. Та быстро отвернулась.
– Ну вот. Она больше не смотрит.
Тесс захихикала:
– Уходи!
Ни один из них не заметил Макса, который производил впечатление человека, у которого свело шею. Он то и дело вытягивал ее, крутил головой и потирал затылок, словно пытаясь размять мышцы. С каждым поворотом он посматривал на Тесс, которая спокойно беседовала с этим мужчиной. Это его очень насторожило, очень.
– Я ухожу от нее, – сказал Джерри.
Тесс перестала смеяться:
– Надеюсь, не из-за меня?
«Хотя глубоко внутри, конечно, надеюсь, что из-за меня. Мне бы хотелось, чтобы меня любили так сильно, чтобы я могла распоряжаться судьбами людей вот таким образом».
– Разумеется из-за тебя. Но не беспокойся, я не буду стоять под окном твоей спальни и каждую ночь петь «Наша любовь будет вечной».
– Хорошо, потому что мне не нравится эта песня. Как и все другие, которые поют на свадьбах и похоронах. В этих песнях есть что-то жуткое.
– Как насчет «Ангелов» Робби Уильямса? – предложил Джерри.
– Или «Любовь вокруг нас» группы «Вет-вет-вет», – прибавила Тесс.
– И еще эту песню из фильма «Робин Гуд, принц воров», которую исполняет кто-то волосатый, – предложил Джерри.
– Эту обязательно, – согласилась Тесс.
«О господи, да мы с ним одинаковые, – поймала она себя на мысли. – Он подходит мне, устраивает меня, я чувствую, что мне будет трудно противиться его обаянию».
– Я решил не сдаваться, – сказал Джерри, глядя в сторону.
– Ты о чем? – спросила Тесс, зная ответ, но решив потянуть время.
– Я буду говорить тебе одно и то же, даже если ты будешь просить меня не делать этого, потому что мне кажется, что тебе это нравится. Я буду веселить тебя. И думаю, что когда-нибудь ты проснешься и тебе захочется улыбаться все время. И тогда ты придешь ко мне.
Тесс улыбнулась:
– Возможно, тебе придется долго ждать.
Джерри покачал головой:
– Я так не думаю.
Они пришли в Музей народных ремесел. Элисон полагала, что детям там понравится. Она заранее удостоверилась в том, что там нет животных и бесценных экспонатов из тонкого фарфора или хрупких древних предметов. Отправились они туда в полной уверенности, что все будет в порядке.
Передвигались медленно, в основном потому, что Элисон до отвала накормила их ростбифом, йоркширским пудингом, жареной картошкой, макаронами и рисом.
– Может, лучше им дать овощей? – спросил Тим, обеспокоенный непривычным меню.
– Я врач и знаю, чем кормить детей, – отрезала Элисон, которая накануне допоздна засиделась за компьютером, выискивая в интернете, что нужно приготовить детям, чтобы они сделались вялыми.
У нее появился соблазн дать им какое-нибудь лекарство, но ей не хотелось лишиться медицинской лицензии за нарушение врачебной этики.
Но если бы обед привел к тому, что средний ребенок сделался бы совершенно неподвижным, эти чудо-дети всего лишь получили бы временную передышку. После группового посещения туалета, который они описали в живописных подробностях, дети готовы были оторваться.
И оторвались.
Карли вставила прутик в ткацкий станок, на котором приятная пожилая женщина ткала что-то из шерсти ламы. Одна из деревянных стоек треснула, причинив ущерб, который потом оценили в триста фунтов стерлингов.
Люси нацарапала ругательные слова на каких-то горшках, которые сохли перед тем, как отправиться в печь.
Элли распустила занавеску из макраме, к которой был прикреплен ценник – «95 фунтов», а Натан встал перед женщиной с детской коляской и, размахивая топором, закричал: «Скуби-дуби-ду!»
Тима парализовало. Ему захотелось, чтобы Милли оказалась тут и навела порядок. Элисон поняла, что вся надежда на нее. Она раскрыла рот и закричала на детей:
– Карли, Люси, Элли, Натан! Ну-ка, убирайтесь отсюда! Или мне к вам подойти и надавать по шее как следует?
Слова вылетели сами собой, прежде чем она вспомнила, что находится в общественном месте и к тому же является местным врачом общей практики.
– Я немного погорячилась! – проговорила она, однако ее недовольный вид свидетельствовал о том, что она вовсе так не считает.
Она решила, что ей, по большому счету, наплевать на окружающих. Можно подумать, будто никто из них никогда не кричал на детей и не грозил наказанием.
Таким образом, ее репутация была вконец испорчена, хотя намерение поколотить этих зверенышей доставило ей минутное удовольствие.
Все четверо детей громко разрыдались, шумно всхлипывая. Элисон пришла в ужас. Посетители снова повернулись в ее сторону и уставились на нее. Она подбежала к детям.
– Тсс! – зашептала она. – Если перестанете плакать, дам каждому по пять фунтов.
– Так детей не воспитывают, – заметил кто-то.
– Но он ведь подкупает их, – закричала она, указывая на Тима. – Он их отец. Я с ними только что познакомилась и совершенно не в восторге от них!
Слезы, разом прекратившиеся от обещания пяти фунтов, хлынули снова еще сильнее.
– Да замолчите вы, все замолчите! – закричала Элисон.
Пришло время вмешаться Тиму.
– Дети, пойдемте, – сказал он и повел их к парковке.
Проходя мимо Элисон, каждый ребенок удостоил ее самой язвительной улыбкой, на какую только был способен.
Она едва удержалась, чтобы снова не закричать. Она не стерпела бы новых обвинений от зевак. Элисон последовала за Тимом и его выводком к машине. К ее дому они ехали молча. По прибытии Тим сказал детям, чтобы те собирались.
Они в ответ радостно заулыбались такими чистыми детскими улыбками, которых Элисон еще не доводилось у них видеть.
– Сегодня я узнал тебя с той стороны, о существовании которой не подозревал, – медленно произнес Тим. – Да ты никогда не была матерью, поэтому не имеешь большого опыта, но то, как ты кричала на них сегодня, мне неприятно.
Элисон и не думала защищаться. Она пришла к выводу, что родители совершенно заблуждаются, когда речь заходит об их детях. Они видят только хорошее, и ей бы очень хотелось узнать, что хорошего видели Тим и Милли в своих детях.
– Мне жаль, что тебе не нравятся мои ребятишки, – продолжал Тим. – Но они – часть меня, и хорошая часть, я думаю. Но если ты не находишь с ними общего языка, значит, у нас нет будущего.
У Элисон даже рот раскрылся: «Он избавляется от меня? Еще раз? Это я собиралась вышвырнуть его, но позволила остаться по доброте душевной до того дня, когда можно будет дать ему от ворот поворот с чистой совестью и расквитаться за то, что произошло двадцать лет назад.
Да как он смеет? Как он смеет…»
Не успела она заговорить, как Тим вышел, чтобы помочь своим детям собраться.
– Да, кстати, – обернувшись, холодно произнес он, – забыл тебе сказать. Твой муж звонил на прошлой неделе.
Надо было бы отругать его за то, что он умолчал о звонке, но она не хотела больше ни грамма энергии тратить на этого человека. Опустившись в свое любимое кресло, она машинально смахнула засохший яичный желток, после чего задумалась о своем будущем без Тима, без его детей. С Гэбриэлом, разумеется. Возможно, с ребенком. Но явно с человеком, который живет далеко отсюда. И определенно с тем, у кого нет своих детей.
– Ты рано, – осуждающе проговорила Милли.
Тим смотрел на нее так, словно они не были знакомы. Да он и правда не узнавал ее. С каждым днем их разлуки она все больше изменялась. И, изменяясь, вовсе не превращалась в ту девушку, которую он когда-то знал. Она пошла дальше и стала совершенно другим человеком.
– В тебе что-то новое, – сказал он.
– Контактные линзы.
– Я думал, тебе в них неловко.
Милли улыбнулась:
– Привыкаю. А ты так и не сказал, почему так рано вернулся.
«Запросто могу догадаться».
– Можно войти? – умоляюще произнес он. – На улице холодно.
Милли обдумала то, что он сказал, а потом раскрыла дверь.
– Я ушел от нее, – объявил он.
Милли села и, глядя на него, стала ждать, что он скажет еще.
– Все?
Тим смешался:
– Я ушел от нее навсегда. И ничего не было. Я говорил тебе, что ничего не будет, ничего и не было. Я остался верным тебе.
Милли медленно зааплодировала:
– Этого ты ждал? Похвалы? Поздравлений?
Тим неловко сглотнул:
– Просто я хочу, чтобы ты приняла меня назад. Я все сделаю. Все. Я совершил ужасную ошибку. Мне не хватало тебя. Я скучал по детям. По нашей жизни.
– А эта женщина в дешевой блузке, с ней что?
– Очевидно, она уедет из страны.
«Я еще раз ее прогнал, – подумал он. – Незавершенное дело так и остается незавершенным».
– И почему же ты ушел от нее?
Милли жаждала мщения. Тиму даже захотелось снова оказаться в Музее народных промыслов; легче перенести осуждение незнакомых людей, чем выдержать этот разбор полетов.
– Я никогда не собирался бросать тебя, – начал он и поднял руку, едва Милли собралась что-то возразить, – но я предал тебя и заслужил наказание, поэтому согласен с тем, что ты говоришь. А что касается того, зачем я сделал это… Мне нравится моя жизнь, но она несовершенна.
– Вот как? – сухо заметила Милли. – Моя тоже.
– Знаю, знаю. Она у всех несовершенна. Но иногда невозможно не задуматься, а может, идеал где-то есть, но ты упускаешь его.
– И ты решил, что с Элисон у тебя сложится идеальная жизнь? – спросила Милли.
– Знаю, это звучит глупо… Но неужели тебе иногда не хочется пофантазировать о том, – продолжал Тим, – что где-то рядом с твоей жизнью, параллельно ей, идет другая, лучше этой?
Милли закрыла глаза. «Ну конечно, мне это известно, глупец, но ведь никогда не узнаешь, чем обернется фантазия, а я и узнавать не хочу, так безопаснее», – думала она.
Молчание жены воодушевило Тима. В любом случае, это лучше, чем издевка.
– Мы были всего лишь подростками. Она была моей первой любовью, единственной любовью до тебя.
Он посмотрел на Милли, которая по-прежнему сидела с закрытыми глазами.
– Поэтому у меня никогда не было опыта отношений, которые во что-то выливаются, а потом становятся пресными, когда весь газ выйдет. Просто мне казалось, что мы с Элисон никогда не наскучим друг другу, пока она не ушла.
Милли все поняла.
– И тогда ты женился и познал отношения, которые стали пресными, когда вышел газ?
Вид у Тима был виноватый.
– Я думал, это потому, что что-то в нашем браке не так, и если я пойду за Элисон и останусь с ней, то смогу этого избежать.
– Ты говоришь так, будто тебе все еще восемнадцать лет, Тим, – с отвращением произнесла Милли. – Не пора ли повзрослеть?
Фиона не могла больше не обращать на это внимание. Она сняла трубку и набрала номер, приставив перед ним 141, чтобы ее невозможно было вычислить.
– Алло? – ответил женский голос. – Алло? – Женщина вздохнула: – Если ты извращенец, то на мне толстый шерстяной свитер, рабочие штаны и старые тапки. Если тебя это возбуждает, то мне тебя ужасно жаль…
Фиона бросила трубку. Ей это ничем не помогло. Она знала, что это частный номер и что ответит женщина. Этого было достаточно, чтобы занервничать.
Пришел счет за телефон, и она просматривала его, чтобы убедиться, что дети не болтали подолгу с друзьями или не звонили сотню раз в какую-нибудь музыкальную программу или еще куда-нибудь. Вдруг ей в глаза бросилось время звонка. Так поздно не звонила даже она сама, поскольку давно убедилась, что полуночные звонки приятельницам не пошли ей на пользу.
Значит, это Грэм. В ту ночь Вальбурга осталась у подруги, а Дафну и детей обычно не разбудить с того момента, как они закрывают глаза, и до того времени, когда их вытаскивают утром из постелей в состоянии летаргического сна.
Значит, он звонил женщине в час ночи. Еще хуже – разговаривал с ней больше часа.
Ей нужно было с кем-то обсудить это, с кем угодно, только не с Грэмом: она слишком сильно боялась того, что он может сказать. Начала она с Тесс.
– Ее нет, – отрезал Макс.
– А где она? – спросила Фиона. – Сегодня же воскресный вечер.
– Ты могла бы ей это и сама сказать. Позвонила Хитер, и, разумеется, Тесс оставила семью и помчалась к ней. Хотя завтра открывается магазин и мне не помешала бы кое-какая помощь.
