Текст книги "Любовь нельзя купить"

Автор книги: Франческа Клементис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

До сих пор Тесс все казалось разумным, и она утвердилась в мысли, что это не конец расчетов. Она смотрела на него не мигая.

– Как я уже говорил, – нервно продолжал Макс, – это сделает прозрачными прошлые обязательства, и нам нужно будет вложить деньги в бизнес, если мы собираемся смотреть в будущее.

– Сколько? – резко спросила Тесс.

– Четыре тысячи фунтов, – ответил Макс. – Не много, если подумать. Другие вносят гораздо больше. Но я буду тратить больше времени, поэтому этот мой вклад также принимается в расчет.

Тесс улыбнулась:

– Ладно, хорошо.

– Неужели?

Макс не мог поверить, что дело обернулось таким образом.

– Разумеется. Если мы продадим все, что у нас есть, и при этом ни один банк больше не даст нам заем, то пусть так и будет. У нас нет четырех тысяч фунтов, у нас нет возможности где-либо их раздобыть, значит, мы не будем вкладывать эти деньги.

– Есть одна возможность, – мягко произнес Макс.

Тесс посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду. Пока не заметила, на что он смотрит.

На ее «кольцо вечности».

Грэм позвонил Тиму в офис.

– Можем встретиться, чтобы быстро пообедать? – спросил Грэм без предисловия.

Тим застонал:

– Кто послал тебя? Милли?

– Вообще-то Фиона.

– Зачем? Это касается лишь меня и Милли.

– И Элисон, – прибавил Грэм.

И тот и другой ждали, когда кто-нибудь скажет что-то еще. Молчание наконец нарушил Тим.

– Ну, если очень быстро, давай встретимся в половине первого в «Болингброк армз».

Грэм согласился, хотя и надеялся, что Тим решительно откажется встречаться с ним. Теперь придется идти до конца.

– И что ты собираешься предпринять? – спросил он у Тима.

Не было никакого смысла спрашивать его, почему он сделал то, что сделал. Это очевидно. Грэм слишком хорошо его понимал.

– Не знаю. Хочу поговорить с Милли, это самое важное. Вообще-то у меня есть Элисон, и она умеет замечательно слушать, но мне кажется, что это дается ей все труднее.

Пока Элисон сидела в хирургическом отделении и думала о том, как бы нарушить правила и самой себе выписать прозак [40]40
  Препарат против депрессии.


[Закрыть], Тим выказывал свое умение проникать в женскую психику.

У Грэма кончились вопросы, как только он задал первый. Он надеялся, что все остальное пойдет естественно, как это представлялось Фионе и ее подруге. Но не пошло. Тим просто смотрел в никуда с убитым видом, а Грэм посматривал на часы в поисках вдохновения.

– Я и сам удивился, как скучаю по детям, – произнес Тим с благодарностью за то, что у него есть слушатель.

Он правильно предвидел, что Элисон не посочувствует ему.

– А почему тебя это так удивляет? – спросил Грэм. – Я тоже скучаю по детям, когда мне приходится засиживаться допоздна в офисе; а когда возвращаюсь, они уже в кровати.

– Но не забывай, мы говорим о моих детях, – уточнил Тим.

Грэм вспомнил о четырех одержимых созданиях, которых воспитывал Тим, и согласился с замечанием.

– Наверное, всем нам нужно на время расставаться со своими домочадцами, как только начинает надоедать семейная жизнь. Если бы моя работа была связана с разъездами, я бы, пожалуй, любил их больше.

Грэм воспринял это как обнадеживающий знак:

– Значит, тебе хватило только одной ночи вдали от семьи, чтобы понять, что твое место рядом с ними? И никакого медового месяца с Элисон?

Тим покачал головой:

– Как бы я хотел знать, что мне нужно.

Грэма это разозлило.

– Да ты ведь только что сказал, что скучаешь по своей семье. Так возвращайся же. Это ведь в твоих интересах.

– Но Элисон тоже много значит для меня, и я чувствую, что должен что-то предпринять, иначе буду постоянно наступать на одни и те же грабли и ненавидеть Милли за то, что она не Элисон.

Только после этих слов он понял, что это и есть главное разочарование в его жизни.

– Я должен определиться, с кем мне быть, – решительно произнес он. – С Элисон или с Милли.

Грэм откашлялся и переспросил:

– А пока не знаешь, так?

– Ты о чем?

– Вот ты тут сидишь и думаешь о том, что тебе приходится выбирать между Элисон и Милли.

– Ну да, – сказал Тим. – Это и есть моя главная проблема.

– А тебе не приходит в голову, что дело может кончиться тем, что ты обеих потеряешь?

Тим в отчаянии откинулся на стуле. Такое ему точно не приходило в голову.

– Прекрасный джемпер, Рав, – с восторгом проговорила Дафна.

На свитере было вышито замысловатое изображение Тадж-Махала.

– Благодарю вас, – ответил Рав. – Это моя дорогая ныне покойная жена вышила его для меня. Странно, что, живя в Англии, она научилась вышивать самые сложные рисунки, какие только можно вообразить, а английский так и не освоила. Она всегда была рада тому, что все разговоры веду я, да и слушаю тоже. Ей же хотелось только вышивать. У меня целый шкаф таких вещей. Когда я надеваю какой-нибудь из этих свитеров, у меня возникает чувство, будто она по-прежнему с нами.

– Это замечательно.

Дафне вдруг захотелось расплакаться, но ей помешали два юных создания.

– Дафна, я бы хотел познакомить вас с моими внучками, Мирой и Гитой.

Девочки вытянулись и вежливо поздоровались:

– Добрый день, миссис Гуинн. Как поживаете?

Дафна умилилась их хорошим манерам.

– А теперь бегите играть. Я позову вас, когда чай будет готов, – сказал Рав и отпустил их, нежно поцеловав каждую.

– Чудесные дети, Рав, это такой для вас подарок.

Но он не ответил на комплимент.

– Их мать уделяла им много внимания. Они уже были воспитанными детьми, еще до того, как их родители погибли.

Рав налил Дафне большой бокал вина, которое, как он заметил, она пила с удовольствием. Он озабоченно отметил, что сегодня она, кажется, испытывает сильную боль.

– Вам, наверное, было нелегко взять их к себе, – сказала Дафна, подумав о его возрасте.

Рав неопределенно махнул рукой:

– А что мне оставалось? Если бы я этого не сделал, им пришлось бы отправиться в Индию к моей сестре, а ведь это английские девочки, они здесь родились.

– И как только вы управляетесь? – спросила Дафна.

Она заметила, что Рав, как и она, поеживается; наверное, тоже страдает от холода. Она представить себе не могла, как бы справилась с двумя детьми, даже если бы они были так же хорошо воспитаны, как эти.

– Да вроде получается, – ответил Рав. – А вы как, у вас ведь четверо внуков?

Дафна печально улыбнулась:

– Я не совсем так себе это представляла. Думала, смогу помочь с ними Фионе, да еще порадуюсь тому, как они взрослеют.

– А выходит, что все это немного слишком?

Дафна кивнула:

– Столько шума. В доме тихо только тогда, когда они в школе. И они все время дерутся. Как и мои собственные дети, когда они были маленькие. Я уже не помню, как это было.

– И все равно, должно быть, хорошо жить со своей дочерью, – задумчиво произнес Рав.

«А вот это большой вопрос», – подумала Дафна, но она понимала, что никогда не признается в этом человеку, который потерял единственного ребенка.

Она с удовольствием пила чай с Равом и его внучками и вместе с тем не могла представить себя в их доме, с этим человеком и с этими детьми. «Каково это будет? – думала она. – Смогу ли я воспитывать чужих детей? Стоит ли пробовать? Ладно, в другой раз посмотрю».

Но она знала, что прежде чем даже думать о том, чтобы наводить мосты с кем-то еще, нужно наладить отношения с дочерью.

– Что это ты здесь делаешь?

Закрывая за собой дверь института профессиональной йоги, Тесс вздрогнула и предприняла неудачную попытку прикрыть собою надпись большими буквами: «Йога для начинающих. Интенсивный курс».

– Хитер! Какое совпадение!

– Я пришла за новыми матами для спортзала в общественном центре. А ты?

– Да просто стараюсь быть в курсе, – неопределенно ответила Тесс.

Хитер с интересом прочитала вывеску, затем взглянула на Тесс.

– Может, перекусим? – спросила она.

Тесс всячески старалась пересилить боль; сил, чтобы выкручиваться, у нее уже не было.

– Слушай, Хитер, не могу я больше тебе лгать! Все собиралась рассказать тебе о своем преподавании, не могу больше сдерживаться. Еще я хочу, чтобы ты разрезала мой бутерброд на мелкие кусочки и положила мне их в рот, потому что я не владею верхней частью тела.

Хитер со смехом начала кормить Тесс.

– А почему ты смеешься? – жалко спросила Тесс. – Это не смешно. Я же обманывала тебя! Я не преподавательница йоги и никогда ею не была. Я даже никогда не брала уроки йоги до того первого раза, когда стала твоей учительницей.

– Это было очевидно, – сказала Хитер, вытирая майонез с подбородка Тесс.

– То есть ты знала?

Хитер фыркнула.

– Конечно знала. Ты была никакая. Даже разминку не могла провести толком. И все позиции называла неправильно. Ты была самой неуклюжей женщиной, которую я видела в жизни, даже если не принимать во внимание, что ты была не в форме. Да и в классических танцах у тебя не лучше получается, – сухо прибавила она.

– Так стыдно, как сейчас, мне еще никогда не было, – сказала Тесс.

– А вот с этим я бы поспорила. Мне кажется, что ты должна была сгореть от стыда еще тогда, когда пыталась произвести на нас впечатление удивительными пассами руками.

– Мне хочется просто провалиться сквозь землю!

– Пусть тебя это не волнует. Если от этого тебе станет легче, то, по-моему, никто другой ничего и не заметил. А если и заметил, мне удалось отвлечь от тебя внимание.

Тесс потеряла аппетит и стала смотреть на Хитер, которая доела свой обед и обед Тесс тоже.

– Почему же ты ничего не сказала? – спросила она.

– Я уже говорила тебе, что когда переехала в Хивербери, то была на мели, как и ты.

– Помню, – сказала Тесс.

– Мой муж не давал мне денег, чтобы тем самым заставить меня вернуться. Было время, когда мне не на что было купить еды ребенку.

Тесс ужаснулась:

– И что же ты делала?

– Стала ходить в церковь, чтобы взяли в школу моего старшего, именно этим ты сейчас и занимаешься. Увидела объявление, приглашавшее опытного детского воспитателя для проведения игр, и обратилась к Джону.

– Хотя и не была опытным детским воспитателем?

– Это не самое худшее. Джон взял меня на работу, хотя я так и не смогла объяснить, почему у меня нет лицензии. По-моему, он всегда знал, что я обманываю его.

– Но ведь никто не пострадал, – сказала Тесс. – А вот мне пришлось бы отвечать за целую группу женщин со сломанными руками!

– В мои обязанности входило собирать каждый день деньги у всех мамаш и передавать их в церковь. Я начала красть понемногу, по паре фунтов на еду.

Тесс была поражена. Настала очередь Хитер стыдиться.

– И что было дальше? – спросила Тесс.

– Джон знал с самого начала. В отличие от моих представлений о священниках, он был по-светски практичным и точно знал, сколько денег проходит каждую неделю через книги.

– И что он сделал?

– Ничего. Подождал, пока я в конце концов не верну все деньги, что я, разумеется, и сделала. Потом отвел меня в сторону, спросил, решила ли я теперь свои проблемы, и сказал, чтобы в следующий раз, когда мне позарез понадобятся деньги, я обращалась к нему.

Тесс была тронута столь удивительным великодушием. Она поклялась, что в следующий раз, когда придет в церковь, не будет такой циничной.

– Вот почему я была только рада предоставить шанс кому-то другому, передать благорасположение.

– Не знаю, как и исправиться, – сказала Тесс.

– А ты уже это сделала, – ответила Хитер. – Ты ходишь на занятия за свой счет, чтобы приобрести знания, держишься за это, проводишь уроки. Женщины вполне довольны твоими занятиями.

Тесс разогнула мизинец, чтобы выразить свою признательность, хотя даже это движение далось ей не без труда.

– Надо бы с благодарностью пожать твою руку. Знаешь, теперь, когда все открылось, мне стало гораздо лучше. Так ужасно было притворяться перед тобой.

– Тесс, можно я спрошу тебя кое о чем, раз уж мы в таких доверительных отношениях?

– Ну конечно, – сказала Тесс. – Все, что угодно, лишь бы только сменить тему!

– Тебе не показалось, что Джерри был немного не в себе в четверг?

«Лучше бы не менять тему, – подумала Тесс, – пусть я окажусь в центре грязной, унизительной для меня истории, которая выставляет меня в дурном свете, только бы Хитер не задавала этот вопрос». Пока Тесс пыталась сформулировать тактичный ответ, Хитер продолжила:

– Вообще-то, если честно, не только в четверг. Уже пару недель, как наши отношения стали прохладными. Может, из-за того, что он сделал предложение? Ты ведь знаешь, как бывает с мужчинами – сначала вне себя от грядущей свадьбы, потом у них холодеют ноги, как только перспектива становится реальностью.

– Наверное, тебе это только показалось, – предположила Тесс.

Она чувствовала себя ужасно виноватой, особенно потому, что Хитер была так добра к ней.

– Я так не думаю. Во время танцев он был совершенно безразличен ко мне. Разве ты этого не заметила?

«Да как я могла? – подумала Тесс. – Я была слишком занята мыслями о его заверениях в любви».

– Было бы неплохо, если бы я поменьше думала о нем, – продолжала Хитер.

– Но тебя же не станут судить за то, что ты не сдержала слово! – непринужденно, как ей казалось, сказала Тесс.

Хитер непонимающе посмотрела на нее:

– Что? Ах да, я вовсе не считаю, что должна непременно выйти за него, раз уж обещала. Но я думаю не только о нем. Мне кажется, я беременна.

– В последние сутки я ни о чем другом и не думала, – сказала Тесс мужу в тот же вечер.

Макс сглотнул. Он понимал, что будущее их семьи в ее руках.

– И что же ты решила?

– Я на все согласна, мы продадим все, включая мое «кольцо вечности», но при одном условии.

– Каком? – спросил Макс.

– Попробуем завести еще одного ребенка.

– Это невозможно, – не задумываясь, ответил он. – Подумай, через что нам пришлось пройти за все это время. Нас это почти уничтожило, особенно тебя.

– Я готова на все. Ты будешь так занят своим новым делом, что тебя это не очень и коснется.

Максу было не по себе. Он не знал, откуда это исходит, но чувствовал, что Тесс решилась. К тому же у него не было выбора. Последующую жизнь он распланировал таким образом, что Тесс будет поддерживать его в решении начать еще одно дело, рискнув последним пенсом.

Она не знала о других долгах, которые он держал в тайне. Но и на это у него были планы. Он договорился со своими новыми партнерами, что небольшой процент его доходов будет переводиться на отдельный счет. Он использует эти деньги, чтобы рассчитываться с кредиторами. Если на это уйдет та часть его жизни, когда он еще будет работать, значит, так тому и быть. Он чуть не радовался такой перспективе. Это что-то вроде епитимьи, которую он наложил на себя.

– Хорошо, – тихо произнес он. – По-моему, задумка не очень хорошая, но если ты готова поддержать меня в моем новом деле, то я поддержу тебя… в этом.

Они не поцеловались, не обнялись и ничего не сделали для того, что, по мнению Макса, должно последовать за соглашением, неразрывно связавшим их жизни с этого времени.

Тесс протянула ему «кольцо вечности», и договор был заключен.

15

«В это воскресенье все по-другому, – думала Тесс. – Мы с Максом сегодня более терпимы друг к другу. И все друзья на этот раз с нами. Кроме Тима».

У Грэма был такой же потерянный вид, как у Макса неделей раньше.

– Привыкнешь, – уверил его Макс. – Просто делай то же, что и другие.

– А они здесь не поют о мире, держась при этом за руки? – спросил Грэм.

– Надеюсь, нет, – шепотом ответила Фиона. – Терпеть не могу брать за руку незнакомого человека.

– На прошлой неделе этого не было, – сказал Макс.

У Милли был такой вид, точно она находилась под наркотиками. Она сидела и читала бумажки, прикрепленные с задней стороны сидений. Двое ее детей делали бумажные самолетики и целились ими в купель. Двое других надорвали пачку мюсли и принялись жевать хлопья и бросать их в каменных ангелов, украшавших колонны.

Громкая музыка огорошила всех. На прошлой неделе она не произвела такого впечатления на Тесс и Макса. Макс даже принялся подпевать, не принимая участия в церковном действе, разумеется, поскольку опасался привлечь всеобщее внимание своим ростом и неуклюжестью. Но к пению он присоединился с удовольствием и даже попытался изобразить несколько восторженных возгласов.

– Ты уверена, что это нормальная церковь? – шепотом спросил Грэм у Фионы. – Уж слишком у всех счастливый вид.

Он надеялся увидеть что-то темное и мрачное, что соответствовало бы его нынешнему настроению. Но все оказалось не так.

Дафна с большим удовольствием смотрела на детей. Такими внуки ей нравились – веселящиеся, в компании друзей и в добрых двадцати ярдах от нее. Ей казалось, что она сошла бы с ума, доведись ей жить с ними до конца жизни.

Милли подсела к остальным, но оставалась безучастной. Она расслабилась только тогда, когда дети ушли в воскресную школу. Но тогда и все расслабились.

– Неудивительно, что некоторые ходят в церковь – детей хоть на час уведут, – прошептал Грэм. – В других местах за это нужно платить.

– Мы не каждую неделю этим занимаемся, – объявил Джон прихожанам, выйдя вперед, – но здесь много новых людей, поэтому у нас есть хорошая возможность вспомнить о мире.

– Ну вот, началось, – заметил Грэм.

– Тсс! – прошипела Фиона. – Стой где стоишь.

Он повиновался. Интересно, не договорилась ли она со священником, чтобы ее мужа наказали за то, что он не притащил за шиворот Тима к Милли?

– Если до меня кто-то дотронется, я его ударю, – пробормотал Грэм, предварительно согласовав с Максом, что это будет вполне естественной реакцией.

– Тогда встань в позу мачо, – посоветовала ему Фиона.

– Мир вам, – проговорила улыбчивая женщина, протягивая ему руку.

– И вам тоже! – ответил Грэм, энергично потряс ее Руку, тотчас убрал свою в карман и принялся сверкать глазами на тот случай, если кто-то еще к нему приблизится.

– Ты вроде собирался ударить ее? – напомнила Фиона.

– В моих мыслях она уже лежит в нокауте, – мрачно ответил Грэм, не обращая внимания на всеобщее веселье.

Тесс с удивлением смотрела, как Макс с удовольствием пожимает руку всякому, кто подходит к нему.

– Мне казалось, тебе все это не нравится, – тихо сказала она.

Макс, смутившись, недовольно посмотрел на нее:

– Раз-другой это вполне можно стерпеть.

Он поймал взгляд Джона и поднял большой палец. Джон расплылся в улыбке и ответил таким же жестом.

– Ты вдруг стал лучшим другом викария, – заметила Тесс. – Мне казалось, что священники нам не нравятся.

– Мы уже почти родственники.

– Что бы это значило?

– Разве я тебе не говорил? Он сын Картера.

Тесс отпрянула. Столь неожиданное родство удивило ее. Интересно, к чему это приведет? Тесс казалось, что Макс улыбается чересчур уж восторженно.

– Ты только подумай, – оживленно продолжал он, – раз у нас один бизнес, то скоро мы станем одной большой счастливой семьей!

Фиона же наблюдала за Грэмом. Похоже, он кого-то увидел.

– На кого это ты смотришь? – шепотом спросила она.

– Глазам своим не верю, – ответил он.

Фиона попыталась разглядеть, что его так удивило: никто догола не разделся, Клиффа Ричарда [41]41
  Популярный английский певец.


[Закрыть]нет – абсолютно ничего необычного.

– Смотри, – сказал Грэм и указал на пару, сидевшую впереди. – Это Барри Даунинг, наш исполнительный директор, с женой.

– Ну и что? – Фиона не видела в этом ничего особенного.

– Не могу поверить! Он мне всегда казался нормальным. Даже в паб в обед ходит.

Фиона сделала вид, что ее это поразило.

– То есть ты хочешь сказать, что в офисе он никогда не достает тамбурин, а по утрам не запевает первым гимны?

Грэм строго посмотрел на нее:

– Просто меня это немного удивило, вот и все.

Барри Даунинг заметил Грэма и тепло ему улыбнулся. Грэм улыбнулся в ответ, выпрямился и весь обратился во внимание.

После довольно занимательной проповеди Джон обратился к прихожанам.

– А теперь давайте помолимся, – сказал он.

«И вида не подам, будто во все это верю, – молился Макс. – Но принимая во внимание, как я здесь оказался, можно и помолиться. К тому же в последнее время у меня были кое-какие успехи.

Не знаю, сколько всего можно просить, поэтому на всякий случай свалю все просьбы в одну кучу.

Господи, дай мне возможность искупления. Вот оно, настоящее библейское слово! Надеюсь, оно принесет мне несколько зачетных очков.

Я хочу искупить свою вину перед Тесс. Хорошо было бы, чтобы дело пошло, но миллионы мне не нужны, только бы ублажить кредиторов и обеспечить приличное существование моей семье, тогда у нас будет шанс. Ты должен знать, что один из моих партнеров – отец священника, а сам викарий выступил с идеей о бизнесе. Не хочу никоим образом напрягать тебя, но дело стоит того, тебе так не кажется?

Ну, а если бы ты мог подбросить Тесс, да и мне ребенка, было бы совсем хорошо.

Просто я знаю, что если бы ты это устроил, то все остальное встало бы на свои места.

Э-э-э… м-м-м… аминь».

Тесс прикрыла глаза, как делала в школе, когда хотела, чтобы учитель обратил на нее внимание и назначил дежурной, следящей за дисциплиной.

«Я готова верить в тебя, – молилась она, – верить до конца. Давай договоримся сразу. Мне нужен ребенок. Для успокоения моей души. Дай мне еще одного ребенка, и я буду твоей навсегда. Навечно, если такое бывает. (Лично я в этом не убеждена, но готова поверить. Эта идея мне по душе.) Знаю, ты думаешь, что я шучу и замыслила нечто неправедное, но просто мне нужно, чтобы ты понял, как сильно мне хочется ребенка.

Меня только это и занимает. Ну конечно, помимо таких очевидных вещей, как желание защитить Лару от всяческих бед, болезней, от всех мальчиков, пока она не выйдет за мужчину, которого я выберу, от всех девочек, которые говорят ей, что у нее толстые ноги, от всех разочарований. Это ведь само собой разумеется, правда? Если не так, то добавь это к моему списку, и пусть это будет моей постоянной молитвой. Потому что, как я сейчас поняла, это, вероятно, важнее, чем просьба о ребенке.

И если можно сделать так, чтобы у меня был ребенок без многих лет мучений, это было бы хорошо. Ведь хотеть ребенка лучше, чем не хотеть. Это нечто такое, к чему нужно стремиться, а не плыть по течению, в надежде на удачу.

Я также была бы тебе чрезвычайно благодарна, если бы ты прекратил все эти глупости с Джерри. Меня это смущает, у меня путаются мысли. Я уже предложила тебе мою душу, к тому же Макс продает все, что у меня есть, так что у тебя небогатый выбор. Осталось, правда, несколько пар красивых туфель да фирменные кастрюли – нужно тебе это?

Ну вот, кажется, я все сказала: ребенок, вечное здоровье и счастье для Лары, ах да, и для Макса тоже. И для меня. А Джерри к… да ладно, все равно. Я еще сама толком не разобралась, мы еще поговорим об этом. Но даже если ты начнешь с конца списка, то все остальное встанет на свои места.

Аминь».

«Я уже несколько раз сюда заходил, – начал Джерри. – Мне здесь нравится. Мы с ходу начали болтать о том о сем, и, должен признаться, мне кажется это хорошим началом. Но ты должен согласиться, что я не самый требовательный проситель.

Пробивается седина, иногда приходят угрожающие письма из банка, бывают периоды, когда сама мысль о жизни наполняет меня страхом. Можно было бы и поубавить энергии. Но в основном я веду себя, в общем-то, тихо, и – надеюсь, ты не сочтешь это бахвальством – человек я неплохой.

Но сейчас у меня большая проблема. По-моему, я достаточно вложил в прошлое, что дает мне теперь право много снять со счета. Вот в чем дело.

Все довольно запутано, поэтому отнесись повнимательнее. Предоставляю тебе выбор. Может, это и повысит мои шансы вдвое, я так думаю.

Я бы хотел либо влюбиться в Хитер той настоящей любовью, о которой все говорят и к которой, по утверждению Тесс, стоит стремиться, либо избавиться от чувств, которые я питаю к Тесс. Не знаю, что за ними стоит, мне они кажутся вроде как настоящими, но этого не должно быть, поскольку она замужем, имеет ребенка, да еще и подруга Хитер.

Теперь ты все знаешь. Если это немного запутанно, не стесняйся, задавай вопросы. Но постарайся больше не воспламенять деревья в Хивербери – полиция нервничает.

Я слышал, что маленькое зернышко веры может заставить дерево зашагать в море. По-моему, дереву от этого только хуже – пропадет. Но если ты будешь снисходителен к моей браваде и откликнешься хотя бы на одну из моих молитв, то я знаю – все остальное встанет на свои места».

«Про меня думают, что я верующая, – молилась Хитер. – Я об этом всем говорю, но в глубине души я сомневаюсь. На тебя работает хороший священник, и я благодарна за все, но последние годы моей жизни мне недоставало чудес.

Мне показалось, что удача повернулась ко мне лицом, когда появился Джерри. Но я была чересчур уверена в себе, а так, очевидно, нельзя было себя вести. Значит, это мое наказание? Ты забираешь его от меня?

А я не хочу, чтобы он уходил, и хочу забеременеть. Вот! Что ты об этом думаешь?

Анализы я не сдала, хотела сначала с тобой поговорить. Со мной и раньше такое случалось, так что не будет ничего удивительного, если ты сделаешь так, что анализы окажутся положительными, а спустя несколько дней – отрицательными. Знаю, что не должна подбивать тебя на такое, но на это есть причины.

Как бы там ни было, до следующей пятницы, до сдачи анализа, я подожду. Так что любой день на этой неделе. Если ты пошлешь мне этого мужчину и ребенка и больше ничего, то я просто уверена, что все остальное встанет на свои места».

«Может, я чего-то не понимаю, – молилась Дафна. – Я воспитана так, что должна стоять на коленях и просить прощения. Мне никто никогда не говорил, что можно просить что-то для себя (кроме того случая, когда маму отправили в больницу, где она должна была родить, и больше она не вернулась).

Но мне здесь все нравится, хотя и не вписывается в мое представление о тебе: длинные волосы, борода и пронзительный оценивающий взгляд. Тебе и в самом деле нравятся все эти пляшущие дети и хлопающие в ладони взрослые?

Наверное, у тебя от этого улучшается настроение. Должна сказать, мне и самой веселее. Священник говорит, что мы должны сами попросить чего-нибудь. Помоги мне. Я перепробовала все: все таблетки, которые только есть в продаже, медные браслеты, пробовала кричать на детей и пить бомбейское красное (могу его порекомендовать, если у тебя когда-нибудь возникнут мышечные боли).

Хочу, чтобы боль прекратилась. А если это невозможно, то хорошо бы ее контролировать с минимумом болеутоляющих препаратов. Я еще не так стара и не представляю еще двадцать лет такой жизни.

Если с этим не выйдет, может, ты хотя бы сделаешь так, чтобы моя дочь полюбила меня?

Что можешь, то и сделай. По-моему, ни то ни другое невозможно.

Но мне нужно хотя бы одно. Просто я знаю, что тогда все остальное встанет на свои места.

Аминь».

«Чтоб мне провалиться, – молилась Фиона. – Я ведь не была в церкви с того времени, когда умер отец. Да и тогда я вела себя не подобающе, но ты, наверное, это знаешь.

Я не собиралась этого делать, но все, похоже, молятся, вот и я решилась. Ну да ладно, у Тесс закрыты глаза, Грэму мне сказать нечего, так что остаешься только ты.

Ну как ты? Мне бы хотелось поболтать от души, но ты, вероятно, занимаешься этим целыми днями, тысячелетие за тысячелетием. Готова поклясться, что немногие интересуются твоими делами, так что я подумала, что ты оценишь то, что я проявляю к тебе интерес. А тебя не тошнит от всех этих завываний? Меня тошнит. Раскрою тебе секрет: я сыта по горло проблемами других людей. Знаю, это эгоистично, но до прошлого года все шло хорошо. Не понимаю, почему мы все не можем вернуться к этому.

Знаю, что у Тесс и Макса больше нет кафе (быть может, это ты решил избавить мир от этого отвратительного цветочного чая) и они переехали, дело сделано, но почему мы все не можем снова быть приятными друг другу?

Я туманно выражаюсь? Буду конкретнее. Я бы хотела, чтобы Тим вернулся к Милли, я бы хотела, чтобы у Тесс и Макса появились кое-какие деньги (ровно столько, сколько им нужно, чтобы ни о чем не беспокоиться), и я бы хотела, чтобы Грэм разобрался с тем, что его тревожит, и стал ближе ко мне.

Да, и еще. Вообще, есть хоть какая-то надежда, что моя мать полюбит меня?

Если бы мне пришлось выбирать что-то одно? Знаю, это эгоистично, но я бы выбрала пункт насчет матери. И тогда все остальное встанет на свои места.

Э-э-э… аминь?»

«Все это чертовски глупо, и я на ни за что не поддамся. Разговаривать с тобой не буду, потому что не верю в тебя. Если там есть что-то или кто-то, то и без меня прочитают мои мысли. Это не молитва, слышишь меня? Не молитва.

Интересно, а во что верит Элоиза? Не помню, как Кристина относилась к религии. Одно знаю наверняка: если Элоиза догадается, что ее мать лгала ей всю жизнь, то ее вера в гуманность поколеблется. Надеюсь, она сможет чем-нибудь заменить ее, потому что не представляю, каково ей будет принять меня словно нового героя.

Есть ли что-нибудь такое, что может убедить меня, что ты существуешь? Чудо какое-нибудь? На глупость, вроде такой – «поверю в тебя, если выиграю в лотерею», – я не поддамся. Дай-ка подумать. Ага, вот тебе задача.

Помоги мне разобраться: четко дай знать, что мне делать с Кристиной и с Элоизой. И какое бы решение я ни принял, пусть мне будет комфортно.

Вот это будет чудо. Сделай это для меня, и мы еще не раз поговорим. Потому что все остальное встанет на свои места».

«Здесь мило и тихо, – размышляла Милли. – Интересно, о чем все думают? Уверена, что некоторые молятся, но другие точно мечтают о чем-то, вроде меня. Вспоминают, включили ли плиту для жаркого, думают, как следовало бы достойно ответить тем неприятным людям, которые встретились им на этой неделе. Может, предаются фантазиям насчет того, что состоят в браке с кем-то другим или что у них нет детей; некоторые пытаются вспомнить, в каких топиках – простых или с рисунком – грудь кажется меньше, и обгрызают ногти до мяса.

Ты только посмотри на них всех. Неужели они еще не закончили? Не может же у них быть столько проблем. Знаю, жизнь у них не мед, но в сравнении с моей – легкая.

Значит, Дафна переехала к Фионе с Грэмом, и у них все в порядке. Все живы, здоровы и живут в прекрасном доме. Фионе дарят гвоздики, которые каждую неделю доставляют самолетом с Нормандских островов, и ресницы она красит каждый месяц. Каково им сейчас? Значит, Тесс и Макс были вынуждены переехать, и у них нет денег. Да и ребенок у них один, повторяю, один. Будь у меня один ребенок, я могла бы жить в картонной коробке и была бы совершенно счастлива. А Макс по-прежнему живет с Тесс, не убежал ведь с какой-нибудь вертихвосткой, которую знал еще в школе.

А Грэм? Бог знает, что с ним. Да мне все равно. Нет ему оправданий. Фиона обожает его, их дети не пишут матерные слова на доске, и ни одного из них не выгнали из школы за кражу.

Если бы я могла попросить что-нибудь, то я попросила бы, чтобы все вернулось назад. Вот так. Ладно? Доволен? Пойду домой и буду ждать, хорошо?