Текст книги "Любовь нельзя купить"
Автор книги: Франческа Клементис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
Грэм целый час с удовольствием размышлял о том, каким образом его теща может быть полезной; при этом ни один вариант не годился для того, чтобы им можно было поделиться с женой, но все они помогли в конечном итоге разрядить обстановку.
Поздним вечером Грэм заметил, что Фиона тиха, как никогда. Это случалось так редко, что он тотчас встревожился.
– Да не обращай на меня внимания, – сказала Фиона, безуспешно стараясь казаться равнодушной. – Это все из-за мамы.
Из-за мамы. Всего пара слов, тогда как Фиона обычно обходится тысячей. Грэм выругал себя за то, что в последние несколько недель так плохо обращался с женой, тогда как должен был бы догадаться, что ей и без того плохо.
Он притянул ее к себе и крепко обнял. Она расслабилась впервые за долгое время. Ему не нужно было ничего говорить. Она знала, о чем он думает:
«Знаю, как действует на тебя осуждающее молчание матери; вижу, что она отдает предпочтение твоим братьям, хваля их жен за безвкусную стряпню, за посредственных детей, за дома с магнолиями и одновременно ставя тебя на место при каждой возможности; нет, ты не ненормальная, это она открыто выражает свое презрение к Тесс и Милли; да, ей доставляет удовольствие видеть, как ты из кожи вон лезешь».
«Это главная причина, почему я люблю этого человека, – думала Фиона, – да все остальное и неважно, потому что он знает меня и любит. И потому, что он добрый».
– Прости, что я был так нетерпим, – мягко проговорил Грэм. – Пусть твоя мать приезжает и живет здесь.
Он знал, почему это так важно для Фионы. Ей хотелось лишь одного – получить одобрение матери, как состоявшаяся дочь, мать и женщина. И это был ее шанс.
Грэм призвал на помощь всю свою решительность, которая пустилась в бега при упоминании о страшной Дафне. Что бы там ни было, он поможет Фионе делать то, что она хочет делать, быть тем, кем она хочет быть, чтобы избавить ее от власти, которую имеет над ней мать.
А если это означает, что их дом превращается в иоле боя, значит, так тому и быть.
* * *
Макс и Тесс не разговаривали друг с другом, хотя и держались за руки, чтобы уверить Лару, что у них все в порядке. В прошлом году развелись родители одной из ее школьных подруг, и на Лару это сильно подействовало. У нее начались кошмары, и ее стала преследовать мысль, будто один из ее родителей уходит.
Стоило только Тесс и Максу заспорить насчет пульта управления, как Лара заливалась слезами и начинала в ужасе выбирать, с кем из родителей ей хотелось бы жить. Успокоить ее было невозможно, и родители в отчаянии договорились, что всегда будут являть собою утешительную картину единения, даже если бы им и хотелось разорвать друг друга.
Молчание нарушила Тесс. Такова была ее роль в браке.
– Не понимаю, почему тебя это так выводит из себя? Это ведь моя проблема, а не твоя.
– Наверное, потому, что меня удивило, как легко ты солгала. Это на тебя не похоже. Мы уже давно женаты, и мне казалось, я знаю тебя. Теперь я задумался, а на что еще ты способна.
– Ради бога, Макс, речь идет всего лишь о занятиях йогой в культурно-развлекательном центре. Я же не собираюсь изображать из себя опытного хирурга-кардиолога!
Максу ее сарказм пришелся не по душе.
– Нет, это нечто гораздо большее, и ты это знаешь. Я не меньше тебя переживаю насчет того, что нам здесь придется все начинать сначала. Просто мне нужно положиться на что-то надежное. Сейчас я рассчитываю на нас с тобой и наш брак. И вдруг ты превращаешься в лгунью и преподавательницу йоги!
Теперь пришла очередь Тесс выражать недовольство. Ей захотелось выдернуть свою руку из его руки, однако интересы Лары перевесили.
– По-моему, ты просто рассердился из-за того, что я первой нашла работу.
Лара остановилась и оглянулась на своих родителей. В ответ они бессмысленно заулыбались ей и друг другу, однако в результате лишь сделались похожими на недовольных бультерьеров. Лара отвернулась и пошла дальше, как ни странно успокоившись.
Тревожные улыбки сползли с лиц Тесс и Макса, к их обоюдному облегчению. Какое-то время они молча шли по главной торговой улице, пока не увидели, как Лара снова остановилась около здания, напоминающего муниципальное.
– Ну и ну, – сухо произнес Макс. – Может, ты и здесь работу найдешь? Скажем, физика-ядерщика? Или преподавателя латиноамериканских танцев? Как тебе это для начала карьеры?
Тесс вонзила было ногти ему в руку, чтобы он понял, какие чувства ее обуревают, но тут же вспомнила, что несколько дней назад сгрызла их до мяса. «Я деградирую, – подумала она. – Теперь, когда я должна двигаться вперед семимильными шагами, меня тормозят прежние привычки. Если я крепко не возьму себя в руки, то закончу тем, что выщиплю все брови, как подросток при столкновении со взрослыми проблемами».
– Что это? – громко спросила она.
– По-моему, это называется библиотекой, – ответила Лара, нервно обводя это слово своими маленькими пальчиками и рисуя вокруг него маленькие вопросительные знаки. – На этой табличке так и написано: «Библиотека Хивербери».
Тесс и Макса снова сблизило обоюдное недовольство дочерью, этой самоуверенной всезнайкой. Состроив гримасы, они проглотили упреки, с которыми хотели на нее наброситься, и уставились на это очередное культурное заведение.
– Смотри-ка, Тесс, – доска объявлений, – громко произнес Макс. – Может, посмотришь, нет ли чего-нибудь для тебя?
Он издевательски улыбнулся, едва удержавшись от испепеляющего взгляда.
От нечего делать они пробежали глазами объявления, пока Лара карабкалась на какую-то абстрактную скульптуру.
– Куда это она залезла, Тесс?
Тесс прищурилась, пытаясь разобраться в металлической конструкции.
– Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, это голые мужчина и женщина.
– Видишь, на чем она стоит? – спросил Макс.
Тесс увидела, после чего прикрыла глаза и отвернулась.
– Лучше на это не обращать внимания, – сказала она.
Но Макс уже не слушал ее, заинтересовавшись доской объявлений. Тесс ждала, что он снова подшутит над ней насчет новой работы, но тот был увлечен изучением небольшой бумажки в верхней части доски.
– Что это ты тут вычитал?
Макс кивнул на желтый листок. Тесс пробежала его глазами, будучи уверена, что он указал не на то объявление: «Требуются водители такси. Рабочий график произвольный. Хорошая оплата. Со своей машиной».
– Зачем тебе это? – спросила она недоуменно.
Макс оживился:
– Да ведь это то, что нужно.
Тесс снова перечитала написанное, не понимая, что он имеет в виду.
Макс нетерпеливо ткнул пальцем в объявление, в котором требовались водители такси.
– Вот! Ты только подумай. Я буду продолжать поиски подходящей работы, а тем временем смогу зарабатывать какие-то деньги в такси. Здесь гибкий график, да и оплата неплохая.
– Вот уж кто с ума сошел, так это ты! – воскликнула Тесс. – Да какой из тебя водитель такси? Таксистов зовут Микки или Терри, они ездят на ржавых «воксхолл-астра» с приемниками, настроенными на местные радиостанции, и слушают музыку в стиле «соул».
Она старалась говорить ровным голосом, но на самом деле импульсивная затея Макса встревожила ее. Он теперь так часто становился то одним, то другим человеком, что она перестала понимать – кто же он на самом деле.
В одном она была уверена – ей симпатичнее прежний Макс. Она знала, как управляться с тем мужем. Если же он собирается меняться с каждым часом, то и ей придется делать то же самое. Если только это ей не надоест и она не пустится в свободное плавание.
Нет. Этого нельзя допустить.
Макс бросил холодный взгляд в ее сторону:
– Если ты можешь преподавать йогу, то я могу стать таксистом. Ты же сама говорила, что нам нужно побыстрее найти работу, вот мы и нашли ее!
– Да, но это не совсем то, что я имела в виду, – пробормотала Тесс. – Интересно, какие еще нас ждут сюрпризы?
4
– О господи, ну и достали же вас, а? – сочувственно приговаривала мисс Блоуэрс, читая бумаги, представленные Тесс и Максом. В них освещалась вся печальная история их вынужденного переезда, в связи с чем Ларе пришлось оставить частную школу.
Поскольку была середина семестра и официально начальная школа англиканской церкви Хивербери была заполнена, они были вынуждены предпринять дополнительные меры, чтобы попытаться убедить мисс Блоуэрс зачислить Лару.
Максу захотелось встать и тотчас выйти, потому что, если директор школы в разговоре с родителями использует выражения вроде «вас достали», это учебное заведение вряд ли годится для того, чтобы отвечать за подготовку юных умов к вхождению во взрослый мир, который их ждет.
Лару провели по школе, и теперь ей предстоял разговор с заместителем директора. Собеседование не академическое, просто учителя должны были оценить – готова ли она посещать церковную школу.
Тесс с Максом часами спорили об этом.
– Да это лучшая государственная школа в районе, – настаивала Тесс. – Она дает высокие результаты, там хорошая дисциплина, что тебе еще нужно?
Макс и сам не знал.
– Просто мне не по себе оттого, что мы отдаем ее в церковную школу, тогда как сами люди неверующие.
– А все другие – верующие? – раздраженно спросила Тесс. – Детей туда отдают, потому что школа хорошая. Если это означает, что прежде, чем их примут, им несколько месяцев приходится ходить в церковь, значит, пусть будет так.
– Но мы же не ходим в церковь! – воскликнул Макс. – А ведь нужно ходить до того, как твоего ребенка туда примут.
– Значит, придется что-то придумать, – твердо проговорила Тесс.
– Ни за что, – топнул Макс ногой, не подозревая, что через несколько дней ему придется переменить свое мнение.
– Хитер говорила мне о Бесподобном священнике, которого она знает. Она позвонила ему и все ему о нас рассказала. Он говорит, что если мы повидаемся с ним, то он замолвит за нас словечко в школе.
– Прошу тебя, не надо, – простонал Макс. – Все, что угодно, только не бесподобные священники! Да ты имеешь хоть какое-то представление о том, какие сегодня церкви? Священников зовут Джимбо или Баз, на них полосатые свитера и кепки козырьком назад.
Тесс рассмеялась:
– Ты это в каком-то фильме по четвертому каналу [16]16
Коммерческий учебный канал.
[Закрыть]видел!
Макс снова помрачнел. В последнее время он пребывал в этом состоянии большую часть времени.
– Я представляю, что это такое. Церковные гимны они больше не поют, ты это знаешь. У них барабаны, все хлопают, к тебе подходят и говорят: «Мир с тобой» и всякое такое.
– Должен быть закон против этого, – сухо сказала Тесс.
Макс сверкнул взглядом.
– Если ко мне с протянутой рукой подойдет совершенно незнакомый человек со словами «мир с тобой», то я ему вмажу.
Когда Тесс позвонила Бесподобному священнику Хитер, она спросила, прибегнув к самим дипломатическим оборотам, не мог бы он попридержать свои руки и не упоминать про мир, когда увидит ее мужа. Тот рассмеялся и согласился. Ввиду неотложности положения он пообещал немедленно переговорить с заведующим школой, чтобы зачисление прошло без проволочек.
– Итак, жду вас в церкви в воскресенье, Тесс, – сказал он наконец, – вас, Макса и Лару.
– Разумеется, – согласилась Тесс, думая о том, что даже божественное провидение не сможет убедить ее мужа зайти в храм.
– Мой муж был точно такой же, – сказала Хитер, когда Тесс упомянула о своих трудностях.
– И как же вы его затащили? – спросила Тесс, всегда открытая для новых инициатив по части управления мужем. Она чувствовала, что истощила репертуар Фионы и Милли в смысле технических приемов и уловок, а эта новая интересная жизнь требует серьезного усовершенствования навыков. Ответить на вопрос Хитер помешал телефонный звонок. На Тесс произвело впечатление, как ловко она решила сложную проблему, касающуюся уроков китайского для глухих.
Положив трубку, Хитер подала Тесс битую кружку. В ней оказалось столько чая, разъедающего желудок, что казалось, он перельется через край. Напиток был таким темным, что Тесс не знала, что и думать – то ли Хитер и в самом деле добавила молока, то ли просто поднесла кружку к картинке с изображением коровы. Однако она начинала привыкать к чаю Хитер. Мало того – она начинала привыкать и к Хитер.
Заводить новую дружбу – то же, что начинать любые другие новые отношения. На первых порах возникает неловкость, когда приходится делиться осторожно подправленной автобиографией, а потом наступает подъем, когда начинаешь видеть в другом человеке что-то близкое. Это все равно, что влюбиться, такое волнующее чувство, будто твое будущее может оказаться немного не таким, как ты его себе представлял, потому что в путешествии туда тебя будет сопровождать другой гид.
Единственное, чего во всем этом недостает, так это возможности поделиться своими ощущениями со старыми друзьями. Тесс не рассказывала Фионе и Милли о Хитер, справедливо полагая, что они отнюдь не придут в восторг от того, что их так быстро заменили.
«Очень, очень странно», – думала Тесс, молча дискутируя сама с собой на предмет формулировки слова «предательство».
Первое совместное чаепитие с Хитер оказалось совсем не таким, как утренние часы, напрасно растраченные в «Органик».
Вместо того чтобы удобно расположиться в креслах, обитых мебельным ситцем, Тесс и Хитер пришлось подвигать стулья общественного центра, пока они не нашли два чистых сиденья.
Вместо кофе, приготовленного на цельном молоке из кофейных зерен, собранных кем-то в Бразилии за неплохое вознаграждение (Тесс и Макс решили, что это был Хуан, который поет революционные песни своей Хуаните), они заварили чай в пакетиках, наполненных каким-то пыльным мусором.
Они пили чай не под застольную беседу, веселый смешок и периодическое хныканье начинающего ходить ребенка, требующего мандарин. Хитер и Тесс старались перекричать страшный грохот отбойных молотков на улице, телевизор, включенный на полную громкость, и крепкие выражения, доносившиеся с соседней школьной площадки.
В разговоре не обсуждались разные системы чтения, учебные программы двух местных школ, где учат играть на скрипке, и цены на недвижимость на Дордоне [17]17
Река во Франции.
[Закрыть]. Тесс почувствовала облегчение от того, что нашла наконец приятельницу, которая не только с наслаждением обсуждала материальные затруднения и мужей, отказывающихся ходить в церковь, но на самом деле сопереживала ее проблемам и предлагала практические пути их преодоления.
– Я, наверное, покажусь тебе ужасной, – осторожно начала Тесс.
Хитер махнула рукой:
– Вряд ли. Ну-ка, попробуй меня удивить.
У Тесс был озадаченный вид.
– Просто мне кажется, что недостаток денег пугает меня больше, чем что-либо другое. Мои родители были вполне состоятельными людьми, да и мы с Максом всегда жили довольно хорошо. И хотя я знаю, что счастье не купишь, как не купишь и рецепты выхода из затруднений, я привыкла к тому, что с деньгами можно всего добиться. А вот когда у тебя их нет, я просто не уверена в своих силах…
Хитер это настолько рассмешило, что она едва не выплюнула чай.
– Да ты шутишь! Нет денег! Ну-ка, отвечай! В этой твоей якобы крошечной квартирке телевизор будет? А видео? А ди-ви-ди-проигрыватель? Мебель, не подобранная на помойке? Тостер?
Тесс робко кивала в ответ на каждый вопрос.
– Компьютер? – продолжала Хитер.
– Разумеется, – сказала Тесс. – Но это ведь необходимость, а не роскошь.
Заметив, что Хитер оживилась, она сочла себя обязанной пояснить:
– Раньше у нас их было три.
На этот раз Хитер громко расхохоталась. Тесс смущенно улыбнулась:
– Скажу в нашу защиту, что нам нужно было иметь три компьютера, как нам казалось. У Лары был компьютер для школьных заданий, другой предназначался для работы и еще один стоял для семейного пользования в гостиной, чтобы Лара могла выходить в Интернет под нашим присмотром.
Хитер приподняла одну бровь:
– Значит, ты хочешь обойтись одним компьютером? И это называется – нет денег?
Ее глаза смотрели по-доброму, что смягчило обвинение.
– Я же говорила, что покажусь тебе ужасной! – сказала Тесс. – Вообще-то, я не дура. Да, мы не совсем бедные и в ближайшем будущем нам не придется обращаться в Армию Спасения за тарелкой супа, но…
– …но ты привыкла к тому, что все достается легко; ты никогда не задумывалась, сколько денег на твоем счете в банке, но всегда знала, что их хватит, чтобы покупать, что тебе захочется; так шло до тех пор, пока ты не уверовала в то, что достойна только самого лучшего, – завершила Хитер оправдание Тесс.
– Не такая уж я и плохая. Деньгами я вроде никогда не швырялась. Но ты права насчет того, что я о них не думала. Это лишнее волнение, а я всегда говорила мужу, что глупо волноваться.
– Со временем ты узнаешь, что еда продается и в других магазинах, а не только в универмагах «Маркс и Спенсер», – сказала Хитер, поддразнивая ее.
– Ну вот, теперь ты решила, что я глупая, – жалко проговорила Тесс и в наказание себе сделала большой глоток мутного чая. – Скоро начнешь упрекать меня в том, что из-за меня голодают миллионы. Когда я вспоминаю о том, сколько раз говорила это Ларе, то начинаю понимать, насколько мы беспомощны в попытках представить наше будущее.
Спрятав улыбку, Хитер смотрела, как Тесс глотает чай, стараясь скрыть отвращение.
– Ты не глупая. Во всяком случае, не глупее других. Я и сама была в таком же положении.
Тесс с удивлением взглянула на нее:
– Ты?
Хитер кивнула:
– Я заведовала конторой по общественным связям. У нас было все – большой дом, дети посещали частную школу, и – никому об этом не говори – четыре компьютера!
Тесс поняла, что ее изумленный вид может быть воспринят как неуважение, поэтому быстро приняла позу внимательной слушательницы. Хитер улыбнулась этой неловкой попытке соблюсти приличия.
– Не беспокойся, знаю, о чем ты думаешь, и меня это не задевает. Позволь угадать ход твоих мыслей: она одевается просто, поэтому не может быть женщиной, ограничивающей себя ради непонятных политических целей; у нее дешевая одежда, а это значит, что у нее нет денег; она не работает, но это не значит, что ей не нужны деньги; просто у нее, наверное, нет специальности, позволяющей заняться чем-то полезным; в общественном центре она чувствует себя как дома, видимо, привыкла общаться с людьми, которые не могут себе позволить клубы здоровья или театры Ист-Энда. Вывод: это героиня рабочего класса из мыльной оперы, пытающаяся найти свое место в жестоком мире, который не дает ей возможности вырваться из него или самосовершенствоваться.
Румянец, появившийся на лице Тесс, явился подтверждением того, что примерно так она и воспринимала Хитер. Еще больше ее смутило то, что во время первой встречи она оценила ее так быстро и так неточно. Приятный голос Хитер, речь образованного человека она не восприняла, но увидела перхоть на одежде, непричесанные волосы и мысленно отнесла ее к определенному типу женщин из Хивербери. Не успела она сколько-нибудь убедительно отречься от этого, как Хитер дружески коснулась ее руки:
– Не волнуйся. Как я уже сказала, я знаю, о чем ты думаешь, потому что побывала в твоем положении.
– А что с тобой произошло? – спросила Тесс, устыдившись своей едва ли не отчаянной надежды на то, что история Хитер окажется чем-то более страшным, чем то, что случилось с ней. Если эта умеющая приспосабливаться и вызывающая симпатию женщина сумела пережить разрушительную перемену обстоятельств, значит, и Тесс, вероятно, сможет сделать то же самое.
Хитер взяла чашку Тесс, быстро ее вымыла, потом погасила свет и направилась к двери. Все это она проделала, не останавливаясь. Тесс, поддавшись ее решительности, поймала себя на том, что завороженно наблюдает за ее действиями, как за движениями дервиша.
Закрывая двери ключами на огромной связке, Хитер ответила на вопрос Тесс:
– То же, что и с тобой. Перебор кредитов, муж потерял работу, я давно не была на бирже труда, угроза выселения за неуплату, долги, с которыми, кажется, никогда не расплатиться.
Увидев ее жизнерадостную улыбку, Тесс почувствовала себя неловко. Ей стало несколько не по себе, и она решила перевести разговор на более безопасную тему.
– Ты говорила, что не без труда уломала своего мужа пойти в церковь, чтобы отправить детей в подходящую школу, – с надеждой сказала она. – Как тебе это удалось?
Хитер обернулась к ней.
– Разве я это говорила? – спросила она. – Нет, мне это так и не удалось. Алан не согласился с тем, что все изменилось, что нам многим придется жертвовать, тогда как раньше мы легко справлялись со всеми ситуациями. Он и переезжать сюда не хотел. Думал, найдем какой-либо способ занять денег и снимем какую-нибудь конуру недалеко от того места, где жили прежде. Он всеми силами пытался избежать перемен.
Тесс понимала, что это такое, но ничего не говорила.
– Он и думать не хотел о государственных школах, – продолжала Хитер. – Говорил, что надо бы взять кредит, чтобы оставить детей в частных колледжах. Пока я ходила и подыскивала другую школу и дом, Алан звонил по этим хитрым объявлениям в газете «Сан», в которых утверждается, что взаймы может взять любой!
Тесс была поражена.
– И как же тебе удалось образумить его?
– Так и не удалось, – ответила Хитер. – Он не пожелал смотреть правде в глаза. Похоже, он преисполнился решимости и дальше вовлекать нас в долги, хотя, понятно, смотрел на это иначе. Алан всегда верил, что его судьба в любую минуту может измениться к лучшему.
– И… – спросила Тесс, не понимая, как эта пара смогла устранить разногласия.
– И я оставила его, – просто ответила Хитер.
Тесс стала крепче держаться за Макса, когда вспоминала о браке Хитер, который распался так быстро при похожих обстоятельствах. До сих пор она сосредотачивалась на текущих бытовых вопросах, но теперь с болью поняла, что над семьей нависла гораздо большая угроза. Если бы они не сблизились до наступления этой трудной полосы в браке, то, возможно, у них не было бы шансов, едва новая жестокая реальность обрушилась на них.
Первым испытанием было школьное собеседование. Оно совсем не было похоже на интервью перед поступлением в «Леонард-холл», где учитель Лары, кажется, оценивал родителей в зависимости от их возможности вносить ценные или оригинальные дотации для знаменитого ежегодного школьного аукциона.
Другие родители говорили им, что это и есть секрет того, как их ребенок может попасть в эту частную школу, самую лучшую в районе. В то время Макс занимался рекламой авиакомпании и случайно обмолвился насчет того, что может доставать билеты на некоторые рейсы.
Нечего и говорить, что Лару приняли.
Это интервью в обветшавшей, но державшейся на плаву государственной начальной школе происходило, казалось, в другой стране и на языке, которого не знали ни Тесс, ни Макс.
Мисс Блоуэрс, похоже, искренне тревожилась насчет того, как недавние семейные проблемы повлияли на Лару. Она предложила подобрать девочке особо внимательного учителя. Предполагалось наладить доверительные отношения между учеником и учителем, в ходе которых можно будет выявить любую проблему, с которой столкнется Лара, и решить ее, прежде чем она станет непреодолимой.
– А вы проводите аукционы? – цинично спросил Макс.
После нескольких месяцев тяжелых испытаний в руках кредиторов его не так-то просто было сбить с толку всей этой хорошо просчитанной добротой.
Мисс Блоуэрс озадаченно посмотрела на него, и Тесс пришлось объяснить, что Макс имеет в виду.
– Ах, это! Нет, ничем подобным мы не занимаемся, но, разумеется, мы проводим летнюю ярмарку, и нам нравится, когда родители помогают.
Макс скосил на Тесс самодовольный взгляд.
– Помогают в играх, хотела я сказать, – продолжала мисс Блоуэрс. – Если Лара поступит к нам, то она попадет в пятый класс, а ученики пятого класса имеют привилегии по сравнению с теми, кто младше их. Так что мы были бы крайне благодарны, если бы вы любезно согласились пожертвовать своим временем и предложить свои услуги!
Тесс в свою очередь самодовольно посмотрела на Макса, уже предвкушая то удовольствие, с каким она бросит в него мочалку [18]18
Игра, в ходе которой дети и взрослые бросают друг в друга через натянутую сеть мокрые мочалки.
[Закрыть].
Милли откусила кусочек булочки и выскочила из комнаты. Из ванной какое-то время неслись по коридору утробные звуки, пока она наконец не вышла из нее, бледная и несчастная.
– Так же плохо, как и с предыдущими? – спросила Фиона, вспомнив, как сильно Милли страдала от утренней тошноты раньше.
Милли слабо кивнула:
– Вообще-то еще хуже. На этот раз я все это еще больше ненавижу, потому что это не запланировано. С предыдущими я готовилась к таким мукам. Да и дети были маленькие. Я могла просто скинуть их помощнице по хозяйству и идти спать. Теперь они подросли, и стало труднее. Есть о чем подумать – чтение, домашние задания, прогулки и всякое такое. И нельзя расслабляться, а то, если за ними не смотреть, еще превратятся в малолетних преступников.
Фиона это понимала. Как только дети начинают ходить в школу, даже в элитную частную, они начинают ускользать из-под контроля родителей. Уже спустя несколько дней они приходят домой и выдают слова, которые выучили явно не в группе мисс Смайлибан.
– Через несколько недель ты будешь в порядке, – сказала она. – Токсикоз пройдет, и все будет по-прежнему. Это как встретиться со старым другом! Да у тебя ведь и раньше такое было.
Милли сверкнула глазами:
– Даже если ты только подумаешь сказать, что это просто семечки после четверых, я пристрелю тебя.
Она хотела, чтобы это прозвучало как шутка, но ни одна из подруг не рассмеялась.
Фиона воздела руки:
– И в мыслях такого не допущу.
Милли пожалела о своей резкости, но была слишком занята своими мыслями, чтобы извиниться. Все в этой беременности шло не так, да, похоже, с нее и началась куча неприятностей. Умом она понимала, что ни в чем не виновата, что это Тесс приходится переезжать, но по-прежнему воспринимала случившееся как нечто личное.
Она полагалась на поддержку двух своих приятельниц в это трудное время. Тим утверждал, что рад этому «счастливому обстоятельству», но она знала его слишком хорошо, чтобы он мог ее провести. После известия о беременности он несколько отдалился от нее, задерживался на работе, реже звонил, целовал небрежнее. Она понимала, что ей следовало бы поговорить с ним насчет того, что он чувствует, но прежде ей хотелось разобраться в собственных переживаниях. А для этого ей нужны были две ее подруги.
Зазвонил телефон. Фиона удивилась тому, что ощутила облегчение, услышав звонок. Раньше обеих всегда раздражало, когда кто-то прерывал беседу. Но теперь все чаще в разговоре случались паузы, вовсе не сближавшие их.
Она мяла пальцами хлебные крошки и слушала, как Милли возобновила ссору, которую они с Тимом затеяли, вероятно, еще утром. Она решила поразвлечься, представив себе, что Тим отвечает Милли на том конце провода.
– Я все сделала, тебе оставалось лишь приготовить бутерброды… («Да, из-за них я опоздал на поезд, а потом и на совещание».)
– Надо было раньше вставать… («И встал бы, если бы знал заранее, что ты заставишь меня готовить детям завтрак с собой».)
– Я не виновата, что мне было плохо… («Не хочешь ли ты сказать, что это моя вина?»)
– Зачатие не было непорочным… («Прости, что я не слежу за твоими месячными и их причудами…»)
Фиона и сама понимала, что в этом месте она в своих фантазиях несколько увлеклась. Тим не из тех, кто будет говорить о месячных, однако она порадовалась своему остроумию.
– Прости, Тим, подожди-ка секунду, – Милли прикрыла трубку рукой. – Что это ты развеселилась, Фиона?
Фиона перестала смеяться. Она выпрямилась, точно девчонка, которую застали за списыванием на уроке математики.
– Так просто, – ответила она, густо покраснев.
Милли продолжила разговор. Фиона отказалась от своей затеи и вместо этого стала бросать хлебные катышки в потолок.
– Слушай, мне надо идти, Тим. Фиона здесь.
Фионе не понравилось последовавшее за этим продолжительное молчание. Оно слишком затянулось и не могло сойти за вежливое «это хорошо, дорогая», что было бы подходящей реакцией на сообщение Милли о присутствии подруги. Молчание было зловещим, точно Тим подбирал какое-нибудь бранное слово. Милли продолжала слушать, а Фиона пришла в ужас. Что говорит ей муж? А вдруг что-нибудь вроде «никогда больше не пускай в наш дом эту растрепу»?
«Да что это со мной происходит? – одернула себя Фиона. – Я, наверное, с ума сошла. Воображаю себе разговоры, которых не слышу, да еще и грублю себе от имени мужа приятельницы, человека, которому, вероятно, я не настолько интересна, чтобы осуждать меня».
Милли положила трубку в тот самый момент, когда мимо нее пролетел хлебный катыш.
– Чем это ты занимаешься, Фиона? – спросила она, искренне удивившись.
Фиона перестала бросаться.
– Пытаюсь приклеить кусочки булочки к потолку.
– Вижу.
– Как там Тим?
Фиона дала Милли возможность повторить все его высказывания. А может, и нет.
– Он не в настроении. Скверное утро. Но к концу приободрился. Пошел обедать. Они давно знакомы.
– Что ж, это должно помочь. Грэм всегда приходит в себя после обеда с друзьями. Там можно осточертеть друг другу разговорами о крикете, досыта наговориться о пляжном волейболе и посостязаться в рыгании.
– Мне кажется, это будет не такой обед, – тихо произнесла Милли.
– А с кем он идет?
– С женщиной. Вместе учились в школе.
Фиона приподняла бровь:
– А, ну ясно, час будут предаваться воспоминаниям, потом иссякнут темы для разговора, соврут друг другу, что будут держать связь, и быстро разойдутся. Я и сама это проходила.
Милли поднялась, чтобы достать из печи еще один противень, и сказала:
– Думаю, что на сей раз все будет иначе. Это его детская любовь.
– Значит, так, – решительно проговорила мисс Блоуэрс. – Начнем с церкви.
Макс весь напрягся. Они с Тесс уже обсуждали это, прежде чем прийти сюда. Убедившись, что это единственная подходящая школа в районе, Макс нехотя согласился с тем, что им придется хотя бы сделать вид, будто они в меру посещают церковь, пока Лару не примут.
То, что это лицемерие, их не волновало. Вот месяц назад все было бы иначе, но теперь они в отчаянии. У них больше нет денег, чтобы проявлять принципиальность. Принципы – это вроде натуральных продуктов: выбор, безусловно, правильный, если только можешь позволить себе покупать их.
Они заранее решили, что весь разговор будет вести Тесс, поскольку Макс не мог говорить о церкви, не начав кричать о том, как деградировали «Хвалебные песни» [19]19
Религиозная программа на Би-би-си.
[Закрыть], которые потускнели и превратились в пародию на телепередачу «Большой брат», и возмущаться болтовней о том, что «О всех созданиях, прекрасных и удивительных» [20]20
Гимн англиканской церкви.
[Закрыть]– любимый гимн школьников.
Так что Тесс отвечала на вопросы, постоянно ссылаясь на Джона, Бесподобного священника, словно тот был их личным духовным пастырем или, по крайней мере, они с ним когда-то встречались.
Однако мисс Блоуэрс была не дура. Она поддерживала эту игру, но было ясно, что не верит на слово.
