Текст книги "Последний Невинный Человек"

Автор книги: Филипп Марголин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

  Что-то взорвалось в глазах Ортиса, и он уронил пистолет. Его втолкнули в комнату, и он почувствовал приступ боли в шее и верхней части спины. Его голова ударилась о металлический край кровати, когда он повернулся и упал. Он рухнул на кровать. В дверном проеме при свете шаровой лампы стоял мужчина. Постоял на мгновение, а затем бросился кувырком, как испуганный олень. Ортис почувствовал, как сознание ускользает. Он попытался сосредоточиться на лице. Светлые вьющиеся волосы. Он никогда не забудет это лицо. Никогда.

  4

  « Жадный, иди сюда. Есть кто-то, кто хочет с тобой познакомиться ».

  Дэвид огляделся и увидел Грегори Бэнкса, стоящего у камина с несколькими другими людьми. Грегори был политическим союзником сенатора Мартина Бауэра, и он организовал эту коктейльную вечеринку в своем просторном доме на берегу реки, чтобы собрать средства для переизбрания сенатора.

  Григорий был крупным мужчиной. Бывший боксер и бывший морской пехотинец, он начал свою взрослую жизнь грузчиком и профсоюзным организатором, затем пошел в вечернюю юридическую школу. Грегори работал юристом в профсоюзах, и профсоюзы сделали его богатым человеком.

  Летом перед последним годом обучения в юридической школе Дэвид проехал по пересеченной местности и влюбился в Портленд. Через неделю после выпуска Дэвид попрощался со своей семьей и вылетел на запад из Нью-Йорка, чтобы сдать экзамен на адвоката в Орегоне. Он ни разу не пожалел о переезде. Юридические школы Восточного побережья, как правило, подталкивали своих выпускников к корпоративной практике и оставляли их с чувством, что есть что-то грязное и унизительное в том, чтобы открыть индивидуальную практику и фактически пойти в зал суда. В Портленде все было иначе. По-прежнему существовал дух индивидуализма, побуждающий человека пытаться сделать это самостоятельно. Через неделю после прохождения бара Дэвид развесил свою черепицу на четвертом этаже здания Американского банка.

  Дэвид был хорошим человеком и вскоре заработал репутацию человека, который может узнать, обвиняют ли вас в серьезном преступлении. Он также вызвался заниматься делами ACLU на общественных началах. Работая над апелляцией о правах тюрьмы, Дэвид встретил Грегори Бэнкса, другого волонтера. Несмотря на разницу в возрасте, они сразу нашли общий язык. Однажды вечером Бэнкс пригласил Дэвида домой на обед и обсудил возможность присоединения Дэвида к его фирме. Дэвиду потребовалась неделя, чтобы решить. Ему не нравилась идея отказаться от некоторой степени своей независимости, но ему нравилась идея быть связанным с Грегори Бэнксом. Он согласился, и к тому времени, когда фирма переехала в здание First National Bank Tower, он был ее именным партнером.

  «Дэвид, это Лео Беттс, профессор юридического факультета», – сказал Грегори, представляя высокого человека с ястребиным носом и сальными волосами до плеч. Профессор Беттс стояла рядом с мышечной женщиной лет тридцати с небольшим.

  «И Дорис, его жена», – добавил Грегори. Дэвид пожал руку профессору.

  «Лео прочитал твою записку по делу Эшмора».

  «Отличная работа. У меня на первом курсе занятия по уголовному праву прочтут его как пример первоклассной апелляционной аргументации ».

  «Я бы счел это наказанием», – сказал Дэвид. «Это было более сотни страниц».

  Все в группе засмеялись, и Грегори указал на другую пару, невысокого, лысеющего мужчину и его высокую, элегантно одетую жену.

  «Джон и Присцилла Моултри. John's with Banker's Trust, а Присцилла преподает в начальной школе Фэрмаунт.

  У Грегори была раздражающая привычка представлять человека, рассказывая о его работе. Дэвид кивнул паре, но его внимание было обращено на привлекательную молодую женщину, которая подошла и стояла на краю группы.

  «Что за дело Эшмора, Грегори?» – спросила миссис Моултри. Молодая женщина смотрела на него, и их глаза на мгновение встретились.

  «Разве Эшмор не тот парень, который изнасиловал и убил этих школьников?» – спросил ее муж.

  «Да», – с улыбкой ответил профессор Беттс. «Две недели назад Дэвид смог добиться отмены приговора верховным судом штата. Монументальная работа. Он убедил суд отменить серию дел, восходящих к восемнадцати девяносто третьему ».

  Девушка неуверенно улыбнулась, и Дэвид кивнул. Он решил, что обязательно поговорит с ней, как только сможет вырваться из разговора. Дело Эшмора не было одной из его любимых тем.

  «Означает ли это, что он выйдет на свободу?» – спросила миссис Моултри.

  «Нет, – вздохнул Дэвид. „Это просто означает, что я должен снова попробовать весь этот беспорядок. Последний раз на это ушло месяц “.

  «Вы защищали этого человека?» – спросила миссис Моултри тоном, в котором сочетались изумление и отвращение.

  «Дэвид – адвокат по уголовным делам», – сказал Грегори, как будто это было адекватное объяснение.

  «Может быть, я никогда не пойму, мистер Нэш» – она, похоже, намеренно использовала его фамилию, – но я знала одного из этих детей и не понимаю, как вы могли представлять кого-то, кто сделал то, что сделал этот человек. . »

  «Кто-то должен был представлять Эшмора, Присцилла, – сказал Грегори.

  «Я слышала, что он пытал этих детей, прежде чем убить их», – сказала миссис Моултри.

  Дэвид почти инстинктивно сказал: «Это никогда не было доказано», но со временем он понял, что для миссис Моултри проблема не в этом.

  «Адвокат не может отказать кому-либо в представлении интересов из-за характера его преступления», – сказал профессор Беттс.

  «Вы бы представляли Адольфа Гитлера, профессор?» – без юмора спросила миссис Моултри.

  Наступила неловкая тишина. Тогда профессор Беттс ответил: «Да. Наша судебная система основана на предпосылке, что лицо, обвиняемое в преступлении, невиновно, пока его вина не будет доказана ».

  «Но что, если вы знаете, что ваш клиент виновен, мистер Нэш? Известно ли, что он несколько дней держал в плену троих школьников, изнасиловал их, а затем убил? »

  «А теперь, Присцилла. Это несправедливо », – сказал ее муж. Его лицо было красным, и было ясно, что он не одобряет ход разговора.

  Дэвид почувствовал себя неуютно. Профессор Беттс защищал его, но зачем ему нужна была защита за то, что он был обязан делать с этической точки зрения? Почему эта женщина, которую он никогда раньше не встречал, должна испытывать к нему такую ​​явную враждебность?

  «Боюсь, я не могу обсуждать обстоятельства дела, миссис Моултри. Я бы подорвал доверие моего клиента, если бы обсудил с вами его вину или невиновность ».

  – Значит, гипотетически. Я действительно хочу знать."

  «Вы представляете виновного так же жестко, как невиновного, миссис Моултри, потому что система важнее любого отдельного случая. Если вы начнете делать исключения для виновных, рано или поздно вы сделаете исключения для невиновных ».

  «Так вы представляете людей, которых знаете, что виноваты?»

  «Большинство моих клиентов виновны».

  «И вы ... избавитесь от них ... выиграете их испытания?»

  «Иногда.»

  «Тебя это никогда не беспокоит?»

  Д ЭВИД СМОТРЕЛ НА рассеянные огни плавучих домов, пришвартованных через реку. Солнце село, и прохладный ветерок дул вглубь страны, мягко поправляя прядь густых каштановых волос, упавших на его лоб. Было приятно стоять на террасе. Тени и тишина успокаивали его.

  Где-то вверху по реке пронзительный звук рожка танкера акцентировал темноту. Звук стих, и река снова стала спокойной. Дэвид хотел так же легко восстановить свой внутренний мир. Обсуждение дела Эшмора его расстроило. Внутри возникло что-то такое, что скрывалось слишком долго. Что-то уродливое, что начало выползать на свет.

  Сегодня утром в приюте для несовершеннолетних брал интервью у той молодой девушки. Что случилось? Когда она описывала свое испытание, он чувствовал к ней стыд и жалость. Он был эмоционально вовлечен. Этого никогда не должно было случиться. Он был профессионалом. Один из лучших. Он не должен был испытывать жалость к жертве или отвращение к своему клиенту.

  Что-то определенно было не так. В последнее время он слишком сильно впадал в депрессию, и это чувство длилось слишком долго. В последние недели были времена, когда его настроение быстро падало от высокого, плавающего ощущения до глубокой меланхолии без видимой причины. И это чувство. Слишком долго жить с этим означало испытать своего рода смерть. Как будто его дух испарился, оставив его тело полой оболочкой. Он чувствовал себя опустошенным и дезориентированным. Движение было невозможно. Иногда он сидел неподвижно, на грани слез, и его разум кричал: «Почему?» Он был в отличном состоянии здоровья. В свои тридцать пять он был на пике своей профессии, зарабатывая больше денег, чем когда-либо. Все должно было быть так хорошо, но это не так.

  Было время, когда проигрыш любого дела был глубоким личным поражением, а победа – великолепным триумфом. Дэвид где-то в процессе потерял это крайнее чувство причастности. Однажды он выиграл очень сложное дело, и это не имело значения. В другой раз клиент получил длительный срок и ничего не почувствовал. Его мир изменился с темно-черного и ярко-золотого на оттенки серого.

  Если его профессиональная жизнь была пустой, его личная жизнь была тем более. Он не раз слышал, что другие мужчины ему завидовали постоянному шествию красивых женщин, которых он сопровождал. Мало кто знал, что рутина давно устарела.

  Его единственная попытка жениться была катастрофой, которая официально длилась два года, но эмоционально закончилась через восемь месяцев. Монике не нравились его долгие часы работы, и, по правде говоря, он редко бывал дома. Было так много серьезных дел. Тогда он только начинал подниматься на вершину. Все хотели Дэвида Нэша, а на его собственную жену, похоже, не хватало времени.

  Были яростные споры и слишком много каменного молчания. Моника обвинила его в неверности. Он отверг ее обвинения, но они были правдой. Теперь он пробовал дела в других штатах, и если какая-нибудь техасская кобыла захочет согреть его постель… ну, он же звезда, не так ли? В конце концов, постоянные ссоры утомили их обоих, и то, что побудило их жениться, оказалось недостаточно сильным, чтобы сохранить их брак.

  После развода Моника пошла в юридический институт. Дэвид думал, что она сделала это, чтобы соревноваться с ним. Конечно, не случайно она была возбуждена уголовным делом. Напряжение было, когда они судили дело друг против друга. Дэвид чувствовал, что их юридические баталии были для Моники лишь предлогом для ведения личной битвы, в которой он никогда не участвовал. В этом, конечно, была проблема их брака. Если бы Дэвид заботился о Монике, она бы никогда не рассталась. Но он проигнорировал ее и чувствовал себя виноватым из-за того, что она все еще чувствовала необходимость что-то ему доказать.

  Дэвид мало видел Монику между разводом и окончанием юридической школы. После того, как она поступила в офис окружного прокурора, их дружба возобновилась. Они были гораздо лучшими друзьями, чем супруги. Иногда Дэвид задавался вопросом, не ошибся ли он с Моникой, но он знал, что если и ошибся, то уже слишком поздно исправлять ее. Их проблема заключалась в том, что они встретились не в то время.

  Дэвид сделал глоток из своего стакана. Джин был слишком сладким на вкус. Он отнес напиток в угол террасы, не освещенный светом дома, и сел на шезлонг. Он закрыл глаза и запрокинул голову, позволяя металлическому краю стула вдавиться в его шею.

  Моника была привлекательной женщиной, и она была другим, более сильным человеком, чем была, когда они встретились. Дэвид тоже был другим. Однажды он задумал попытаться восстановить их отношения, но отказался от этой идеи. Ему было интересно, что она скажет, если он попытается.

  Дверь террасы открылась, и мысли Дэвида прервал всплеск звука. Он открыл глаза. Женщина стояла к нему спиной и смотрела через реку, как и он несколько мгновений назад. Она была высокой и стройной, а ее длинные шелковистые волосы казались бледно-золотыми.

  Она повернулась и пошла по террасе с грацией танцора. Женщина не видела его, пока почти не оказалась у его стула. Он был скрыт тенями. Она остановилась, пораженная. В этот застывший момент Дэвид увидел, что она установлена ​​во времени, как статуя. Голубые глаза широко раскрылись от удивления. Высокий ровный лоб и высокие скулы. Это была женщина, которую он раньше видел на периферии группы, обсуждавшей дело Эшмора.

  Момент закончился, и женщина поднесла руку ко рту. Она ахнула. Дэвид встал и поставил свой стакан на террасу.

  «Мне очень жаль, если я напугал тебя», – сказал он.

  «Это не твоя вина», – ответила женщина, нервно махнув рукой. «Я думала, и я…» Она позволила фразе закончиться.

  «Хорошо, – сказал Дэвид, – вы меня убедили. Мы оба виноваты. Как насчет того, чтобы назвать это ничьей? "

  Женщина выглядела сбитой с толку; затем она рассмеялась, благодарная за то, что неловкий момент прошел.

  «Меня зовут Дэвид Нэш».

  «Я знаю», – сказала женщина после минутного колебания.

  «Вы делаете?»

  «Я ... я слушал, когда вы говорили с той женщиной о деле об убийстве».

  – Вы имеете в виду дело с Эшмором?

  «Она вас расстроила, не так ли?»

  Теперь настала очередь Давида колебаться.

  «Мне было неприятно пробовать это дело, и повторять это будет не приятно. Я не люблю думать об этом, если мне не нужно ».

  «Мне очень жаль», – смущенно сказала женщина. Дэвид сразу пожалел о своем тоне голоса.

  «Тебе не обязательно быть. Я не хотел быть таким торжественным ».

  Они стояли молча. Женщина выглядела встревоженной, и Дэвид почувствовал, что она может улететь, как испуганная птица.

  «Вы друг Грегори?» он попросил, чтобы разговор продолжался.

  «Грегори?»

  «Грегори Бэнкс. Это его дом. Я думал, вы были с той группой, которая рассказывала об этом деле. Большинство из них – друзья Грегори ».

  "Нет. Я действительно никого здесь не знаю. Я даже не знаю, зачем я пришел ».

  Она посмотрела вниз, и Дэвид почувствовал, что она в ловушке и уязвима, сражаясь с чем-то внутри нее.

  «Ты еще не назвал мне свое имя», – сказал Дэвид. Женщина удивленно подняла глаза. Он задержал ее взгляд на мгновение и увидел в ее глазах страх и неуверенность.

  «Боюсь, мне нужно идти», – ответила она с тревогой, избегая его вопроса.

  «Но это несправедливо», – сказал Дэвид, стараясь сохранять спокойный тон. "Вы знаете мое имя. Ты не можешь сбежать, не сказав мне своего.

  Она остановилась, и их взгляды снова встретились. Он знал, что она раздумывает, стоит ли ему отвечать, и что ее ответ определит ход вечера.

  «Валери», – наконец сказала она. «Валери Додж». И Дэвид мог сказать по твердости ее голоса, что Валери разрешила ее сомнения в его пользу, по крайней мере, на данный момент.

  У Дэвида был большой опыт общения с женщинами, и в этой было что-то, что он нашел интригующим. Здравый смысл подсказывал ему действовать медленно, но он заметил перемену в ее настроении. Когда она назвала ему свое имя, она взяла на себя обязательство, и его инстинкты подсказали ему рискнуть.

  «Тебе здесь не нравится, правда?» – мягко спросил он.

  «Нет», – ответила она.

  «Я тоже не был. Думаю, эта женщина расстроила меня больше, чем я бы хотел признаться. Послушайте, я хотел бы сделать предложение. Я знаю хорошее место в городе, где мы можем поздний ужин. Тебе интересно? »

  «Нет», – сказала она, на мгновение разбив его надежды. «Я бы предпочел, чтобы вы отвезли меня к себе домой».

  D AVID'S HOUSE консольно напряженными против толстых деревянных балок , которые обеспечили его на склоне холма. Днем можно было стоять на одной из нескольких кедровых террас и смотреть через Портленд на заснеженные горы Каскадного хребта. Вечером можно было стоять на том же месте и видеть, как сеть рождественских огней города простирается от подножия холма.

  Дом был современным, построен из темного дерева, гармонирующего с зеленью Вест-Хиллз. У него было три этажа, но только один был выше уровня дороги, а два других были скрыты склоном холма. Дом был построен по индивидуальному заказу Давида, а восточная стена была почти полностью стеклянной.

  Дэвид помог Валери выбраться из спортивной машины и провел ее по лестнице к входной двери. Дверь открылась на возвышенную площадку. Площадка выходила на просторную, незагроможденную гостиную с огромным скульптурным камином, который напоминал рыцарский шлем с откинутым козырьком. Камин был чисто-белым, а ковровое покрытие – приглушенно-красным. В комнате не было стульев или диванов, но платформа для сидения, заваленная подушками разных цветов, вписывалась в округлые, грубо оштукатуренные стены. Единственной другой мебелью в комнате был низкий круглый стол из светлого дерева и несколько больших подушек.

  Винтовая лестница в левой части комнаты вела вверх в спальню и вниз в кухню. Балкон, занимавший половину третьего этажа, выходил на гостиную.

  «Это великолепно», – сказала Валери, снимая туфли и идя босиком по ковру, чтобы посмотреть на большую абстрактную картину, которая висела слева от камина.

  "Рада что тебе понравилось. Хотите грандиозный тур? »

  Она кивнула, и он провел ее вниз, в кухню и столовую, а затем обратно на второй уровень. Логово располагалось на южной стороне дома и выходило на склон холма. Он был маленьким и завален сводками, юридической периодикой, книгами, листами бумаги, ручками и скрепками. В одну стену встроили книжный шкаф, а в углу – шкаф. Стены были украшены вырезками из самых известных дел Давида в рамках. Валери бегло просмотрела тексты некоторых из них.

  «Вы выиграли все эти дела?»

  «Те и еще несколько», – ответил он, довольный тем, что она их заметила.

  «Вы известный?»

  Дэвид рассмеялся.

  «Только в кругах, в которых вы вряд ли будете путешествовать».

  «О, например?»

  «Убийцы, наркоманы, сутенеры и насильники».

  «Откуда ты знаешь, что я не насильник?» спросила она. Она попыталась задать вопрос спокойно и небрежно, но дрожь в ее голосе выдавала ее нервозность. Она услышала дрожь и смущенно отвернулась, когда он посмотрел на нее.

  «Я все еще не показал вам верхний этаж», – спокойно сказал Дэвид. Он провел ее по винтовой лестнице в свою спальню. Свет был выключен, а шторы в спальне не были задернуты. Они могли видеть луну, плывущую над сосновыми тенями.

  Валери пересекла комнату и прижалась лбом к прохладному стеклу иллюминатора, глядя на огни города. Дэвид встал рядом с ней и нежно коснулся гладкой кожи ее плеча. Она повернулась к нему лицом, и он обнял ее. Его губы мягко прижались к ее губам. Она колебалась на мгновение, и ее тело напряглось от его прикосновения. Затем она обняла его, втягивая в себя, отвечая на его поцелуй с большой страстью.

  Дэвид отступил, удивленный свирепостью ее реакции. Валери посмотрела ему в глаза и расстегнула ремни своего летнего платья. Он медленно плыл по длинным линиям ее тела. Она стояла в лунном свете, ее лицо было в тени.

  Дэвид снял одежду, не отрывая взгляда от нее. Ее тело было великолепным. Атлетическая фигура с маленькой идеально сформированной грудью. Он наблюдал за мягким ритмом ее дыхания, подъемом и опусканием грудной клетки под гладкой загорелой кожей.

  Они соприкоснулись, и она растворилась в нем. Они гладили друг друга, и он забыл, где он и кто он. В ее занятиях любовью было отчаяние и отказ, и она двигалась под ним с насилием и страстью, пока ее тело внезапно не выгнулось, а глаза не закрылись. Он чувствовал, как ее пальцы впиваются в его спину, и слышал ее вздох, а затем стон.

  Некоторое время они держались друг за друга; затем Дэвид медленно перекатился на спину. Она прижалась головой к его груди и вздохнула. Он запустил пальцы в ее длинные светлые волосы. Его пальцы коснулись ее щеки. Было влажно от слез.

  «Не плачь», – прошептал он.

  «Мне всегда грустно после того, как я занимаюсь любовью. Действительно заниматься любовью. Я чувствую… я не знаю… как будто я что-то потеряла ».

  Он сел и мягко оттолкнул ее. Лунный свет освещал ее волосы, делая их похожими на золотые пряди на фоне бледно-голубого наволочки.

  «Ты очень красивая», – сказал Дэвид. Она отвернулась от него.

  «Я что-то не так сказал?» он спросил.

  «Нет ... я ... просто ...»

  Он приложил палец к ее губам и поцеловал их. Тоска, которую он чувствовал по ней, переполняла его. Она потянула его вниз.

  «Я ДОЛЖНА идти», – сказала она. «Уже очень поздно.»

  Он посмотрел на цифровые часы на тумбочке. Было уже за полночь.

  «Почему бы тебе не переночевать? Обещаю приготовить тебе потрясающий завтрак утром.

  Валери внезапно забеспокоилась.

  «Я не могу остаться, Дэвид. Это… я просто не могу ».

  «Почему?» – спросил Дэвид, обеспокоенный ее внезапной сменой настроения.

  «Пожалуйста, Дэвид. Это не имеет к вам никакого отношения. Я не могу остаться. Это все. Вы можете отвезти меня обратно в дом мистера Бэнкса? Я оставил там свою машину ».

  Дэвид кивнул. Она встала и пошла в ванную, собирая по дороге одежду. Он наблюдал за ней с кровати. Она нажала выключатель света, и зеркала от пола до потолка отразили ее в ореоле света. Каждая часть ее тела была подобна прекрасной скульптуре. Длинные тонкие руки, стройные ноги, плоский мускулистый живот. Он хотел снова прикоснуться к ней.

  Она ушла из поля его зрения, и он услышал, как открылась дверь душа. Дэвид лег на кровать и посмотрел в потолок. Им было хорошо вместе в сексуальном плане. Он чувствовал себя так, словно отдавал часть себя, когда был внутри нее, вместо того, чтобы просто брать. Он не чувствовал себя так уже долгое время.

  Начался душ, и Дэвид повернул голову к двери ванной. Он не хотел, чтобы Валери уходила, и задавался вопросом, зачем ей это нужно. Очевидным ответом было то, что она замужем. Это могло бы объяснить ее нервозность на вечеринке. Будет ли для него какая-то разница, если он узнает, что она замужем? Нет, решил он.

  Вода остановилась, и Дэвид начал одеваться. Он задавался вопросом, каково это любить кого-то. У них с Моникой не было любви, но он никогда не испытывал таких сильных чувств к любой другой женщине. Он думал о Грегори Бэнксе и его браке, который длился так долго. В чем был секрет? Все это было химическим? Ему не хватало чего-то, что было у других мужчин?

  Валери закончила причесываться и выключила свет в ванной. Дэвид надел брюки. Он смотрел на нее, застегивая спортивную рубашку. Валери ходила по комнате, глядя в окно, перебирая предметы, не глядя на него. Он хотел увидеть ее снова. Что-то было в ней. Он хотел знать, было ли то, что он чувствовал к ней, результатом волшебства вечера или чего-то большего.

  Они молча спустились с холмов. Вид был очень красивым, и никто не хотел разрушать созданное им заклинание. Большинство гостей Грегори ушли, но из большого дома по-прежнему доносился шум. Машина Валери стояла у длинной извилистой дороги. Дэвид остановился позади него. Он выключил зажигание, и они сели в темноте.

  «Я хотел бы увидеть тебя снова», – сказал Дэвид.

  Она выглядела внезапно нервной, как будто она сожалела о вечере.

  «Что-то не так?» он спросил.

  «Дэвид, – медленно произнесла она, – я не хочу, чтобы ты неправильно понял. Я наслаждался… прекрасно провел время… был с тобой. Но я сейчас немного запутался ».

  Она остановилась. Он хотел обнять ее. Чтобы прижать ее. Заставить ее посвятить себя. Но он знал, что это будет ошибкой.

  «Хорошо, – сказал он. „Я тоже рада, что мы провели вместе вечер. Если вы чувствуете то же самое, вы знаете, как со мной связаться “.

  Валери посмотрела себе на колени, затем быстро повернулась и поцеловала его, открыла дверь и пошла к своей машине. Дэвид смотрел, как она уезжает. Он был усталым и немного подавленным, но не сразу начал.

  5

  S unlight потокового через стеклянную стену спальни Давида, и он потянулся. Теплое утреннее солнце заставило его расслабиться и расслабиться. Он открыл глаза. Пела птица, и он видел зеленые сосны на фоне ясного голубого неба. Он должен был быть в восторге. Вместо этого он почувствовал потерю. Ничего ошеломляющего, но достаточно реального, чтобы сбить его с толку.

  В ванной он плеснул лицо холодной водой, почистил зубы и побрился. Он вернулся в спальню и начал выполнять художественную гимнастику перед зеркалом в полный рост. Ему нравилось наблюдать за игрой своих мышц, когда они растягивались и сокращались. Когда он вспотел, он сделал несколько упражнений на растяжку, чтобы расслабить ноги. Затем он надел шорты и футболку и зашнуровал кроссовки.

  Дом Дэвида находился на дороге длиной три с половиной мили, огибающей холм к его входной двери. Во время утренней пробежки он прошел мимо участков леса и других современных домов. На улице было еще несколько бегунов, и он кивнул им, проходя мимо. Этот пробег стал обычным делом за последние пять лет. Его тело стало жертвой оседлого характера профессии юриста. Когда ему исполнилось тридцать, он стеснялся процесса смягчения, через который он проходил. Итак, это было возвращение к весам и милям бега трусцой и попытке вернуться к мышечному тонусу его юности.

  Было девять часов. Он заснул позже обычного, но это было нормально. Он не явился в суд, и на данный момент у него не было ничего особо неотложного, кроме дела Силса.

  На полпути Дэвид заметил красивую девушку, бегущую перед ним. Она заставила его подумать о Валери Додж. Валери произвела на него странное впечатление. Возможно, таинственным образом, которым она закончила вечер, было вызвано его желание. Возможно, их занятия любовью были пронизаны смесью страсти и сдержанности. Когда они были в постели, она так крепко держала его; затем, когда он думал, что она полностью отдалась, он внезапно почувствовал в ней напряжение, подразумевающее духовное отстранение от действия. Это сбивало с толку, но в то же время чарующе предполагало загадку под поверхностью тонкого тела, которое он держал.

  Дэвид пробежал последние четверть мили до своего дома. Он принял душ и оделся для работы. Он решил, что не может дождаться, когда Валери Додж позвонит ему. Он собирался ее найти.

  « ШТАБ КАМПАНИИ БАУЭРА».

  «Джо Баррингтон, пожалуйста».

  «Говорящий.»

  «Джо, это Дэйв Нэш».

  «Какая-то вечеринка вчера вечером, Дэйв. Скажи Грегу огромное спасибо.

  «Я рад, что все прошло хорошо».

  «Сенатор был очень доволен».

  "Хорошо. Послушай, Джо, я позвонил по какой-то причине. Вы помогли Грегу составить список приглашенных на вечеринку, верно?

  «Конечно. Что я могу сделать для вас?»

  «Я встретил женщину на вечеринке. Ее зовут Валери Додж. Высокий, лет двадцати пяти, светлые волосы. Я пообещал дать ей ответ на юридический вопрос и потерял ее номер телефона. Я позвонил в справочную, но ее нет в списке ».

  "Без проблем. Дай мне минутку, и я получу список ».

  «Дэйв, – сказал Джо Баррингтон через минуту, – похоже, я не могу тебе помочь. В списке нет никого по имени Додж. Она пришла с кем-нибудь? »

  "Нет. Она была одна.

  "Это забавно. Я уверен, что все, кого мы пригласили, были в списке. Конечно, Грег мог пригласить кого-нибудь сам. Или сенатор. Вы хотите, чтобы я проверил? »

  «Не могли бы вы?»

  "Без проблем. Однако это может занять несколько дней. Мы все здесь прикрыты ».

  "Это нормально. Нет спешки. Она, вероятно, позвонит мне через день или около того, если я не услышу от меня никаких известий.

  «Передай Грегу спасибо. Не забывай. Сенатор собирается передать ему строчку лично, но ему может потребоваться некоторое время, чтобы добраться до него ».

  «Я скажу ему. Еще раз спасибо.»

  Дэвид повесил трубку и откинулся на спинку стула. Нет имени в телефонной книге или в списке. Может быть, Валери Додж не ее правильное имя. Если бы она была замужем, она могла бы дать ему фальшивку. Он должен был увидеть ее снова. Чем загадочнее она становилась, тем больше желал Дэвид. Он закрыл глаза и начал думать, как ее выследить. К обеду он еще ни о чем не подумал.

  О РТИЗ СЛЫШАЛ, РОН КРОСБИ вошел в свою больничную палату. Он повернул голову к двери. Даже для этого потребовалось немало усилий. Его двойные черные глаза и забинтованный нос делали его похожим на боксера, проигравшего драку. Его голова пульсировала, а сломанный нос болел еще больше.

  «Готов вернуться к работе, Берт?» – спросил Кросби. Ортис знал, что Кросби просто пытается подбодрить его, но не мог улыбнуться.

  «Она…?» – устало спросил Ортис.

  «Мертв.»

  Ортис не удивился. Никто ему не сказал, но он знал.

  «Ты можешь поговорить об этом, Берт?» – спросил Кросби. Он придвинул серый металлический стул и сел рядом с кроватью. Это был не первый раз, когда он был в больничной палате, допрашивая свидетеля убийства. Он был в полиции пятнадцать лет и восемь из них был детективом по расследованию убийств. Однако все было по-другому, когда свидетелем был коллега-полицейский и друг.

  «Я попробую, – ответил Ортис, – но у меня все в порядке».

  "Я знаю. У вас сотрясение мозга. Врач сказал, что на какое-то время тебе будет трудно вспомнить.

  Ортис выглядел испуганным, и Кросби поднял руку.

  «Какое-то время, Берт. Он сказал, что со временем это уйдет, и ты все запомнишь. Мне, наверное, даже не следовало бы быть здесь так скоро, но я собирался зайти посмотреть, как ты, и подумал, что не помешает немного тебя накачать ».

  «Спасибо, что пришел, Рон», – сказал Ортис. Он закрыл глаза и откинулся назад. Кросби поерзал на стуле. Он был невысокого роста для полицейского, пять-восемь лет, но у него была большая верхняя часть тела и широкие плечи, которые выступали за края спинки стула. Он присоединился к отряду, когда ему было под двадцать, после долгой заминки в армии. В прошлом феврале ему исполнилось сорок два, и количество седых волос в его редеющих волосах стало преобладать над черным.

  «Я ничего не могу вспомнить об убийстве. Смутно помню мотель, но это все. Но я могу вспомнить машину, – сказал он, просияв. „Это был« Мерседес “. Думаю, бежевый.

  Усилие что-то вырвало из него, и он позволил своей голове покачиваться, как запыхавшийся бегун.

  «Вы получили номер лицензии или…?»

  «Нет, я так не думаю. Все так туманно.

  Кросби встал.

  «Я пойду и дам тебе отдохнуть. Я не хочу давить на тебя ».

  «Все в порядке, Рон. Я… – Ортис остановился. Что-то его беспокоило.

  «Что думает Райдер?» – спросил он через некоторое время. «Я имею в виду, он думает, что я…?»

  «Он ничего не думает. Никто не знает, Берт. Мы даже не знаем, что случилось ».

  Ортис прижал руки к голове и провел ими по короткой щетине, покрывавшей его щеки. Он чувствовал себя опустошенным.

  «Что, если это была моя вина? Я имею в виду, они поставили меня с Дарлин, потому что она была новенькой, а что, если ...?