Текст книги "Доктор Бладмани"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Мне тоже, – сказал Стюарт, – но нужно быть практичным, заглядывать в будущее. Если мы утратим бдительность, в один прекрасный день крысы просто захватят всю Америку. Ловить и убивать крыс – в особенности самых умных, которые могут стать естественными лидерами – наш долг перед страной.

Ветеран искоса взглянул на него.

– Да брось ты, все равно ничего мне не втюхаешь.

– Да нет же, я говорю совершенно искренне.

– Вот что мне не нравится в торговцах: они сами верят в собственные враки. Сами же знаете, что лучшие из крыс способны очень на многое, и в отдаленной перспективе могут стать очень полезными для нас. Например, с ними можно бы было пересылать сообщения, поручать кое-какую мелкую работенку. Но вот насчет их опасности… – Он отрицательно покачал головой. – А сколько стоит ваш капкан?

– Десять долларов серебром. Причем местные фантики в уплату не принимаются. Мистер Харди пожилой человек, а сам знаешь, как старики относятся к ассигнациям штата. То есть он их вообще за деньги не считает. – Стюарт рассмеялся.

– Давайте, я расскажу, как встретил крысу, совершившую подвиг, – начал было ветеран, но Стюарт перебил его.

– Мое мнение неизменно, – сказал он. – Так что спорить бесполезно.

После этого оба замолчали. Стюарт любовался просторами раскинувшегося вокруг Залива, ветеран молча греб. Денек был погожий, и, пока они, покачиваясь на волнах, неторопливо плыли к Сан-Франциско, Стюарт размышлял об электронных деталях, которые, возможно, удастся купить для мистера Харди, и о фабрике на авеню Сан-Пабло, неподалеку от развалин того, что когда-то было Калифорнийским университетом.

– Что это у вас за сигарета? – наконец подал голос ветеран.

– Эта? – Стюарт рассеянно повертел в пальцах окурок.. Он уже готов был затушить его и сунуть в металлическую коробочку, которую держал в кармане. Коробочка была полна окурков, которые Том Френди, табачник из южного Беркли, скоро выпотрошит, и сделает из них новые сигареты. – Импортные, – объяснил он. – Из графства Марино. Называются «Золотой ярлык», а производит их… – Он замолчал, чтобы произвести на плотовщика большее впечатление. – Впрочем, думаю, говорить не стоит.

– Эндрю Гилл, закончил за него ветеран. – Слушайте, а нельзя у вас приобрести сигаретку? Я заплачу целых десять центов.

– Они стоят по пятнадцать центов за штуку, – ответил Стюарт. – Их возят сюда через Блэк-Пойнт, потом через Сирс-Пойнт, потом через Лукас-Вэлли, короче говоря, откуда-то из-за Никасио.

– Мне как-то мне достался один из этих «Золотых Ярлыков», – сказал ветеран. – Он выпал из кармана одного из пассажиров парома. Я выловил его из воды и высушил.

Под влиянием порыва, Стюарт протянул ему окурок.

– Да благословит вас Господь, – пробормотал ветеран, не поднимая глаз. После этого он стал грести быстрее, губы безмолвно шевелились, глаза сверкали..

– У меня есть еще, – сказал Стюарт.

На это ветеран ответил:

– Я вам вот что скажу: у вас есть еще кое-что – человечность, а это в наши дни самый редкий товар. Самый редкий.

Стюарт кивнул. Он чувствовал, насколько справедливы слова ветерана.

Постучав в дверь небольшой деревянной хибарки, Бонни позвала:

– Джек! Вы дома? – После этого она попробовала открыть дверь и обнаружила, что та не заперта. Мистеру Барнсу она пояснила: – Скорее всего, он где-то бродит со своим стадом. Сейчас как раз период окота, и у него хлопот полон рот: сейчас рождается много мутантов, и очень многие из них не способны родиться естественным образом без помощи.

– Сколько же у него овец? – спросил Барнс.

– Три сотни. Они пасутся в каньонах неподалеку отсюда, поэтому точно подсчитать количество голов невозможно. Надеюсь, вы не боитесь баранов?

– Нисколько, – ответил Барнс.

– Тогда прогуляемся, – предложила Бонни.

– И это – человек, которого пытался убить прежний учитель, – пробормотал себе под нос Барнс, когда они шли через выщипанное овцами пастбище к гряде невысоких, поросших елями и кустарником холмов. Большинство кустов, как он обратил внимание, было обглодано, голые ветки свидетельствовали о том, что овцы мистера Три пасутся где-то неподалеку.

– Именно, – сказала женщина, шагающая впереди, засунув руки в карманы. И тут же добавила: – Но, поверьте, я не имею ни малейшего понятия, почему Джек… простой овцевод. Я знаю, что разводить овец на пахотных землях незаконно… но, как вы сами можете убедиться, на самом деле, эти земли пахать практически невозможно, поскольку тут сплошные каньоны. Может, мистеру Остуриасу было просто завидно.

«Я ей не верю, – подумал мистер Барнс. – Впрочем, все это не особенно его интересовало. Он, так или иначе, собирался избежать ошибки, допущенной его предшественником, независимо от того, кем или чем являлся мистер Три. С точки зрения мистера Барнса, он вообще являлся чем-то вроде части окружающего пейзажа. Собственное упоминание о мистере Три заставило его покраснеть – в том, каким он представлял себе этого человека, не было ничего приятного.

– Жаль, что мистер Гилл не смог отправиться с нами, – сказал Барнс. Он до сих пор так и не познакомился с выдающимся табачником, о котором слышал еще до приезда в Уэст-Марино. – Помнится, вы мне что-то говорили о вашем музыкальном ансамбле. Значит, у вас есть какие-то инструменты? – Ему это было по-настоящему интересно, поскольку он и сам когда-то играл на виолончели.

– У нас две флейты, – отозвалась Бонни. – Эндрю Гилл и Джек Три. А я играю на фортепиано. Мы исполняем вещи ранних композиторов, таких как Генри Перселл и Иоганн Пачелбел. Время от времени к нам присоединяется доктор Стокстилл, но… – Тут она нахмурилась, и замолчала. – Он вечно так занят – ведь нужно объехать столько городков. К вечеру у него уже просто не остается сил.

– А в ваш ансамбль может вступить кто-нибудь еще? – с надеждой спросил Барнс.

– А на чем вы играете? Предупреждаю: мы интересуемся исключительно классикой. Это не просто любительский ансамбль. И я, и Джордж, и Джек играли еще до катастрофы. Мы начали… девять лет назад. Только Гилл присоединился к нам после катастрофы. – Она улыбнулась, и Барнс удивился, насколько красивые у нее зубы. А ведь, сколько в последнее время встречается людей, страдающих от недостатка витаминов и лучевой болезни… они потеряли вообще все зубы до единого, и у всех развилась анемия десен. Он тут же сомкнул губы поплотнее, скрывая собственные зубы, которые никогда не были особенно хорошими.

– Когда-то я играл на виолончели, – сказал он, сознавая, что это совершенно бесполезное умение, поскольку виолончелей больше не существовало в природе. Вот, играй он на каком-нибудь металлическом инструменте…

– Как жаль, – сказала Бонни.

– А разве в ваших краях вообще не осталось струнных инструментов? – Он был твердо уверен, что, в случае необходимости запросто сможет освоить, ну, скажем, альт; более того, он был бы даже рад, если бы это помогло ему влиться в ансамбль.

– Нет, – ответила Бонни.

Впереди показалась овца – черномордый суффолк. Она несколько мгновений рассматривала их, потом развернулась и исчезла. «Ярочка, – заметил Барнс, – крупная, здоровая, мясистая и с отличной шерстью. Интересно, – подумал он, – стригли ли ее хоть раз?»

У него просто слюнки потекли при виде такой красоты. Он не ел баранины уже много лет.

Он спросил Бонни:

– А он режет их, или выращивает только ради шерсти?

– Ради шерсти, – ответила она. – У него заскок насчет убийства – ни за что не соглашается, сколько ни предложи. Люди, конечно, время от времени воруют овец… если соскучились по баранине, но это единственный способ. Заранее должна предупредить: его стадо хорошо охраняется. – Она указала куда-то вдаль, и Барнс увидел на вершине холма пса, который внимательно наблюдал за ними. Учитель сразу понял, что это результат сильной мутации, причем, полезной, так как морда пса буквально светилась интеллектом.

– Нет, я к его овцам и близко не подойду, – сказал Барнс. – Он не бросится на нас, а? Пес вас знает?

Бонни ответила:

– Я поэтому и пошла с вами, из-за этого пса. У Джека только он и есть. Но этого вполне достаточно.

Пес неторопливо потрусил к ним.

«В свое время, – прикинул Барнс, – его предками были самые обычные серые или черные немецкие пастушьи овчарки. И сейчас характерная форма носа и ушей вполне узнаваема. Теперь же… – он напряженно ждал приближения пса. Конечно, в кармане у него лежит нож, который много раз выручал его, но в данном случае… он наверняка не поможет». – Джек старался держаться поближе к спутнице, которая, как ни в чем не бывало, продолжала идти вперед.

– Привет, – окликнула пса Бонни.

Остановившись перед ними, пес открыл пасть и завыл. Вой производил ужасное впечатление, настолько ужасное, что Барнс даже вздрогнул. Больше всего это напоминало стон задыхающегося, или раненного в горло человека, тщетно пытающегося что-то произнести. В этом вое он вроде бы даже разобрал – или ему только показалось – какое-то слово, или два, но он не был уверен. Однако, Бонни вроде бы, поняла.

– Молодец, Терри, – сказала она псу. – Спасибо, Терри, умница. – Пес завилял хвостом. Бонни обратилась к Барнсу: – Мы найдем его в четверти мили отсюда. – И двинулась дальше.

– А что он вам сказал? – спросил Барнс, когда решил, что собака их больше не слышит.

Бонни расхохоталась. Ее смех вызвал в нем раздражение, и он поморщился.

– О, – воскликнула она, – Господи, да он же поднялся по эволюционной лестнице на миллион лет. Это одно из величайших чудес развития, а вы не можете разобрать, что он говорит. – Она вытерла глаза. – Простите, но это чертовски забавно. Я рада, что вы задали свой вопрос, когда он уже не мог нас слышать.

– Подумаешь, – обиженно сказал он. – Меня это не больно-то впечатлило. Просто, вы киснете здесь в своей глубинке, и вам это кажется настоящим чудом природы. А я исколесил все побережье, и навидался такого, что… – Тут он осекся. – Короче, этот пес – сущая ерунда. По сравнению с тем, что я видел, хотя, должен признать, зрелище довольно забавное.

Бонни, все еще смеясь, взяла его под руку.

– Ну да, конечно, вы ведь пришли к нам из большого мира. И видели все его чудеса, в этом вы правы. А что, собственно, вы видели, Барнс? Кстати, мой муж – ваш начальник, а Орион Строд – его. Зачем вы приехали к нам? В нашу глубинку. В эту сельскую глушь? Лично я считаю, что для жизни лучше места нет, у нас здесь стабильная община. И, как ни странно, у нас здесь есть и свои маленькие достопримечательности. Конечно, здесь нет никаких чудес и удивительных мутантов, как в больших городах, где уровень радиации был значительно выше. Зато, у нас есть Хоппи.

– Господи, – бросил Барнс, – да сейчас таких калек, как он, пятачок на пучок: они буквально повсюду.

– Тем не менее, вы согласились работать у нас, – пристально глядя на него, сказала Бонни.

– Я же говорил. У меня возникли политические разногласия с чинушами, которые возомнили себя королями в своем жалком королевстве.

Бонни задумчиво прокомментировала:

– Мистер Остуриас тоже интересовался политикой. И психологией, как и вы. —

Они все шли и шли, а она по-прежнему не спускала с него глаз. – Правда, он был куда менее симпатичным, чем вы. У него была такая, знаете, маленькая, похожая на яблоко голова. А когда он бежал, у него подкашивались ноги. Да, бегать ему не следовало. – Теперь Бонни как будто окончательно успокоилась. – Он изумительно готовил грибы – навозники и лисички. Впрочем, о грибах он знал все. А вы когда-нибудь пригласите меня на грибной ужин? Я уже так давно… мы пытались собирать их самостоятельно, но, как и предупреждала миссис Толлмен, ничего хорошего из этого не вышло, кроме расстройства желудка.

– Считайте, что вы уже приглашены, – сказал Барнс.

– Как, по-вашему, я привлекательна? – неожиданно спросила она.

Сбитый с толку, он промямлил:

– По-моему да… очень. – Барнс крепко сжимал ее руку, так, будто она была его поводырем. – А почему вы спросили? – осторожно осведомился он, чувствуя, как его охватывает какое-то неведомое, новое для него чувство. Оно было немного сродни возбуждению, но, в то же время было, достаточно холодным и рациональным, так что, возможно, и вовсе не напоминало чувство. Может, это была своего рода настороженность, разновидность интуиции. Сейчас он особенно остро ощущал и себя, и окружающий пейзаж, и все, что видел вокруг, короче, все аспекты окружающего мира, а в особенности свою спутницу.

В какую-то долю секунды Барнс со всей непреложностью понял – хотя тому не было видимых оснований, что Бонни Келлер совсем недавно крутила с кем-то роман, возможно с табачником Гиллом, или даже с мистером Три, или с Орионом Стродом; как бы то ни было, роман закончился, или почти закончился, и теперь она ищет нового партнера. Поиск ее был инстинктивным и практичным. Не приходилось сомневаться в том, что у Бонни за жизнь было множество романов, она явно была докой в этом деле, и прекрасно умела разговорить мужчину, чтобы понять, подходит он ей, или нет.

«Интересно, а я? – подумал Барнс. – Я подхожу, или нет? Не слишком ли все это опасно? Боже мой, ведь она сама сказала, что ее муж – мой начальник, директор школы.

Впрочем, возможно, все это просто игра воображения, поскольку слишком уж невероятным казалось, то, что эта крайне привлекательная женщина, входящая в руководство общины, и едва знакомая с ним, станет выбирать его таким… хотя, она еще не выбрала его, пока она всего лишь прощупывала почву. Его испытывали, но испытания он пока не прошел». В душе Барнса пробудилась мужская гордость, быстро сменившая холодное рассудочное чувство, охватившее его незадолго до этого. Извращенная сила этой гордости проявила себя почти сразу: теперь он уже больше всего на свете хотел добиться у этой женщины успеха, быть избранным, невзирая ни на какие риски. При всем при том, он не чувствовал к ней ни любви, ни сексуального желания – просто время еще не пришло. Единственное, что им двигало – это гордость, желание не быть отвергнутым.

«Странно, – подумал Барнс, – неужели я способен на такое. Неужели все так просто?» Сейчас его разум действовал на куда более низком, нежели обычно, уровне – примерно на уровне морской звезды, и был способен на одну-две простейшие реакции… не больше.

– Слушайте, – сказал он, – да где же этот ваш мистер Три? – Сейчас Барнс шел впереди Бонни, вглядываясь в поросшие деревьями склоны. Тут в низинке он заметил гриб, и бросился к нему. – Смотрите, – воскликнул Барнс. – Это называется рыжик. Замечательный гриб. К тому же и встречается нечасто.

Бонни Келлер подошла поближе, и опустилась возле гриба на колени, чтобы получше разглядеть его. Ему в глаза бросились ее обнаженные колени.

– Так вы собираетесь срезать его? – спросила она. – И унести с собой в качестве трофея?

– Да, я обязательно прихвачу его с собой, – ответил Барнс. – Но не в качестве трофея. Скорее, как изрядный довесок к сегодняшнему меню: я положу его на сковородку, добавлю масла, и поджарю.

Бонни сидела, расчесывая волосы, и впечатление было такое, будто она хочет что-то сказать. В конце концов, Барнсу стало не по себе, очевидно, она ждала от него каких-то слов, и тут ему вдруг пришло в голову – он буквально похолодел при этой мысли – что от него ждут не просто каких-то там слов; от него ждут поступка .

Они некоторое время смотрели друг другу в глаза, и теперь ему стало казаться, что Бонни тоже напугана, причем, не меньше его. Однако, ни он, ни она пока ничего не предпринимали, как будто каждый ждал, что первый шаг сделает другой. Ему вдруг пришло в голову, что если он вдруг коснется Бонни, она либо отвесит ему пощечину, либо убежит… и, кроме того, это может вылится в совершенно нежелательные последствия. Она вполне способна на непредсказуемые поступки; «Господи, да ведь они же убили моего предшественника. – Неожиданно его пронзила мысль: Неужели такое возможно? Может, она завела с ним шашни, а потом все рассказала мужу? Неужели это настолько опасно? Потому, что, если это так, моя гордость может отправляться ко всем чертям. Единственное, чего я хочу, так это выйти сухим из воды».

Бонни вдруг сказала:

– А вот и Джек Три.

Вниз по склону холма к ним сбегала собака, тот самый мутант, который, как будто, обладал способностью говорить, а следом за ним шел мужчина с изможденным лицом, сутулый, с округлыми плечами. На нем было потрепанное городское пальто и грязные серо-голубые брюки. «Во всяком случае, он ни сколечко не походит на фермера, – подумал мистер Барнс, – скорее он похож на средних лет страхового агента, заблудившегося в лесу, и плутавшего там с месяц, или около того». Лицо незнакомца покрывала иссиня-черная щетина неприятно контрастировавшая с белым, как мел, лицом. Мистер Барнс мгновенно почувствовал к этому человеку острую антипатию. Но только ли внешность мистера Три была этому причиной? Видит Бог, он за свою жизнь навидался и калек, и обожженных, и больных, как людей, так и животных… но нет, его реакция на мистера Три была основана на впечатлении от его неровной походки. Это была походка – нет, не здорового человека – это была походка человека страшно больного.

– Привет! – сказала Бонни, вставая.

Первой к ней подбежала собака, виляя хвостом, словно самый обычный пес.

– Я – Барнс, новый школьный учитель, – сказал он, поспешно вставая,

– А я – Три, – сказал больной, явно совершенно бессознательно, и тоже протянул руку. Взяв его руку в свою, Барнс ощутил, насколько она влажная, и тут же выпустил.

Бонни сказала:

– Джек, мистер Барнс – крупный специалист по купированию хвостов у подросших ягнят, всегда рискующих подцепить столбняк.

– Понятно, – кивнул мистер Три. Правда, впечатление создавалось такое, будто он делает это машинально, не сознавая, в чем дело. Нагнувшись, он потрепал пса по голове. – Барнс, – отчетливо произнес он, как будто стараясь вколотить в память пса это имя.

Собака проворчала:

– … брррнз… – и гавкнула, глядя на хозяина с надеждой на одобрение.

– Правильно, – улыбаясь, сказал мистер Три. Зубов у него почти не было, во рту зияли беззубые десны. «Даже хуже, чем у меня, – подумал Барнс. – То ли он находился совсем недалеко от эпицентра, то ли, как и я, слишком плохо питается». В любом случае, он тут же отвел глаза, и отошел в сторонку, держа руки в карманах.

– У вас здесь полно земли, – бросил Барнс. – Кстати, а через какое ведомство вы ее приобрели? Через администрацию графства Марино?

– А я ее и не приобретал, – ответил мистер Три. – Я просто пользуюсь ей. Благодаря помощи нашей милой Бонни, Совет граждан графства, и комитет по планированию разрешают мне это.

– Что меня поражает, так это ваша псина. Он действительно может говорить – он совершенно отчетливо произнес мое имя.

– Поздоровайся с мистером Барнсом, – обратился мистер Три к собаке.

Пес тяжело вздохнул, и пролаял:

– П-п-приет, мисс-р бббарррнззз. – он снова вздохнул, глядя на Барнса, и явно ожидая его реакции.

Теперь настала очередь вздохнуть Барнсу.

– Просто круто, – сказал он псу. Тот взвизгнул от радости, и принялся весело скакать вокруг Бонни и Барнса.

При виде такого искреннего веселья, Барнс неожиданно почувствовал, что испытывает к собаке симпатию. Да, пес, конечно, просто удивительный. И все же… он чем-то отталкивал его, на совершенно бессознательном уровне, впрочем, равно, как и мистер Три – они оба производили впечатление существ, оторванных от мира моральных уродов; как будто их жизнь здесь, в лесу, полностью отрезала их от всех остальных. Нет, они не одичали, не впали в дикость. Они просто стали противоестественными. Короче, они ему совершенно не нравились.

Зато ему нравилась Бонни, и он никак не мог понять, что сближает ее с таким уродом, как мистер Три. Неужели в этой небольшой общине обладание стадом овец делало человека важной шишкой? Или… не было ли здесь чего-то большего, чего-то, что могло бы объяснить попытку предыдущего, покойного учителя, прикончить мистера Три?

Барнс был заинтригован. Возможно, это был тот же инстинкт, который обычно руководил им при встрече новой разновидности гриба, когда он испытывал непреодолимое желание классифицировать его, точно определить, к какой разновидности он относится. «Да, – подумал Барнс, – конечно для мистера Три не больно-то лестно сравнение с грибом. Тем не менее, именно такие чувства он испытывал и к странной собаке, и к ее хозяину.

Мистер Три сказал Бонни:

– А дочурку, я смотрю, вы сегодня не взяли, да?

– Нет, – ответила Бонни. – Эди слегка приболела.

– Что-нибудь серьезное? – хрипло спросил мистер Три. В его голосе звучала неподдельная тревога.

– Просто живот прихватило. У нее это частенько бывает, с самого детства. Живот увеличивается и твердеет. Возможно, аппендицит, но в наши дни с хирургией большие проблемы… – Бонни осеклась, и взглянула на Барнса. – Я рассказываю о своей дочке. Вы еще не знакомы с ней… она очень любит этого пса. Да, кстати его зовут Терри. Они большие друзья. Когда мы с ней бываем здесь, они могут битый час болтать друг с другом.

Мистер Три заметил:

– Да, и она, и ее брат.

– Послушайте, – вдруг сказала Бонни. – Мне это начинает надоедать. Я же велела Эдди прекратить эту глупость. Кстати, именно поэтому я и люблю приводить ее сюда, чтобы она поиграла с Терри. Ей нужны товарищи по играм, иначе она совсем замкнется, и полностью попадет под власть своих фантазий. Согласитесь, мистер Барнс, вы ведь учителью. Ребенок должен жить в реальном мире, а не в мире фантазий, верно?

– В наши дни, – задумчиво отозвался Барнс, – я вполне могу понять ребенка, ретирующегося в мир собственных фантазий… трудно винить его за это. Возможно, нам всем следовало бы поступить точно так же. – Он улыбнулся, но ответной улыбки ни от Бонни, ни от мистера Три так и не дождался.

Бруно Блутгельд буквально не спускал глаз с молодого учителя … если только этот невысокий молодой человек в защитного цвета брюках и рабочей рубашке и в самом деле был учителем, как утверждает Бонни.

«Может быть, он тоже охотится за мной, – спросил себя Блутгельд. – Как предыдущий? Не исключено. А Бонни привела его сюда… не может ли это означать, что она тоже на их стороне? Против меня?»

Ему не хотелось в это верить. Тем более, после стольких лет. К тому же, именно Бонни выяснила истинную причину появления мистера Остуриаса в Уэст-Марино. Бонни спасла его от старого учителя, и Бруно был очень благодарен ей за это. Если бы не она, то сейчас бы его уже не было на свете, и он никогда не забудет ей этой услуги. Поэтому, возможно, мистер Барнс и впрямь был тем, за кого себя выдает, и беспокоиться не о чем. Блутгельд немного расслабился, успокоился и решил показать Барнсу только что родившихся суффолкских ягнят.

«Но, рано или поздно, – сказал он себе, – кто-нибудь все равно выследит меня и убьет. Это – вопрос времени. Меня ненавидят буквально все, и никогда не оставят в покое. Весь мир по-прежнему ищет человека, ответственного за то, что случилось, и это совершенно справедливо. Люди совершенно правы. Кроме всего прочего, на мне лежит ответственность за гибель миллионов, за утрату трех четвертей планеты, и ни человечество, ни я забыть этого просто не в состоянии. Только Господь властен забыть и простить столь ужасное преступление».

Ему пришла в голову мысль:

«Мне не следовало допускать убийства мистера Остуриаса – надо было дать ему убить меня. Но Бонни и остальные – в принципе, это было их решение. Не мое, поскольку я больше не принимаю решений. Господь больше не доверяет мне такой ответственности, и это правильно. Мое дело – сидеть здесь, пасти овец и ждать того, кто придет – человека, которому суждено вершить последний суд, ангела мщения.

Когда же он придет? – спросил себя Блутгельд. – Скоро? Я и так жду уже долгие годы. Я устал… Надеюсь, ждать осталось недолго».

Мистер Барнс между тем спросил:

– Мистер Три, а чем вы занимались до того, как стали пасти овец?

– Я был физиком-ядерщиком, – ответил Блутгельд.

Бонни поспешно вмешалась:

– Джек был преподавателем физики. В университете. Конечно, далеко отсюда.

– Преподавателем, – протянул мистер Барнс. – В таком случае, у нас много общего. – Он улыбнулся доктору Блутгельду, и тот машинально улыбнулся в ответ. Глядя на них, Бонни ужасно нервничала. Она судорожно стиснула руки, как будто боясь, что вот-вот произойдет нечто ужасное.

– Надо бы нам встречаться почаще, – угрюмо кивая, сказал Блутгельд. – Нам есть о чем поговорить.