Текст книги "Доктор Бладмани"
Автор книги: Филип Киндред Дик
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Эндрю Гилл оторвался от своего занятия – он как раз сворачивал сигареты – и увидел, как в цех заезжает Хоппи Харрингтон, которого он изрядно недолюбливал, а за ним входит какой-то незнакомый негр. Гилл сразу почувствовал легкое беспокойство. Он отложил папиросную бумагу и поднялся. Рядом с ним за длинным столом сидели другие работники, но те продолжали скручивать сигареты..
Всего на него работало восемь человек, и это только в табачном цехе. В перегонном цехе, производящем бренди, было занято еще двенадцать человек, но цех находился дальше к северу, в округе Сонома. Все эти люди были не местными. Его предприятие являлось крупнейшим в Уэст-Марино, не считая крупных фермерских хозяйств, например владений Ориона Строда, или овечьего ранчо Джека Три. Продукция его фабрики продавалась по всей северной Калифорнии, его сигареты медленно перемещались из одного городка в другой, а небольшая их часть, насколько ему было известно, доходила аж до Восточного побережья, где они пользовались большой популярностью.
– Да? – обратился он к Хоппи. Он встал так, чтобы мобиль не мог подъехать близко к рабочей зоне. Когда-то в этом помещении помещалась городская пекарня. Поскольку здание было бетонным, оно уцелело во время бомбежки, и оказалось идеальным местом для фабрики. И, разумеется, рабочие трудились почти задаром. Они рады были получить работу практически на любых условиях.
Хоппи, заикаясь, сказал:
– Этот ч-человек явился из Беркли повидаться с вами, мистер Гилл. Говорит, что очень уважаемый бизнесмен. Верно ведь? – калека обернулся к негру. – Во всяком случае, так он мне сказал.
Негр, протянув Гиллу руку, сказал:
– Я представляю Корпорацию Харди по производству гомеостатических капканов на мелких хищников. Приехал, чтобы ознакомить вас с фантастическим предложением, с помощью которого вы за шесть месяцев сможете утроить свои прибыли. – Сейчас его темные глаза буквально сверкали.
Наступило молчание.
Гилл с трудом подавил желание громко рассмеяться.
– Понятно, – кивнул он и сунул руки в карманы. Стараясь казаться серьезным, Гилл продолжал: – Очень интересно, мистер… – Он вопросительно взглянул на негра.
– Стюарт Маккончи, – ответил негр.
Они обменялись рукопожатием.
– Мой наниматель, мистер Харди, – продолжал Стюарт, – уполномочил меня подробно описать вам устройство полностью автоматической сигаретной машины. Нам в «Харди гомеостатик» отлично известно, что ваши сигареты скручиваются исключительно по-старинке, вручную. – С этими словами он указал на сидящих за столом рабочих. – Такой способ устарел уже на сотню лет, мистер Гилл. Разумеется, в своих сигаретах «Золотой ярлык» вы сумели добиться высочайшего качества…
– Которое я намерен поддерживать, – негромко вставил Гилл.
Маккончи продолжал:
– Наше автоматическое электронное оборудование ни в коей мере не снизит качества за счет количества, смею вас уверить. Более того…
– Погодите, – перебил его Гилл. – Мне не хотелось бы обсуждать это сейчас. – Он бросил взгляд на торчащего неподалеку от них калеку, который явно прислушивался к разговору. Хоппи покраснел, и тут же отъехал в сторонку.
– Ладно, мне пора, – сказал калека. – Мне все это неинтересно, пока! – С этими словами он выкатился из ворот фабрики на улицу. Стюарт и Гилл смотрели ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из виду.
– Наш умелец, – сказал Гилл.
Маккончи хотел было снова начать говорить, но передумал. Вместо этого он прокашлялся, и отошел на несколько шагов, оглядывая фабрику и работающих за столом людей.
– Неплохо вы здесь устроились, Гилл. Сразу хотелось бы отметить, как высоко я ценю вашу продукцию – она самая лучшая на рынке, и в этом нет никакого сомнения.
«Такого профессионального подхода я еще не видывал, – подумал Гилл. – Во всяком случае, за последние семь лет. Даже не думал, что где-нибудь в мире можно найти что-нибудь подобное. Ведь столько всего изменилось, а вот тебе пожалуйста – мистер Маккончи, который ничуть не изменился». Эта высокопрофессиональная речь Стюарта напомнила ему о более счастливых временах, и Гилл внезапно почувствовал расположение к этому человеку.
– Благодарю, – искренне сказал он. Возможно, мир, наконец, действительно начал обретать какие-то свои прежние достоинства: любезность, традиции и понятия, словом, все то, что делало его таким, каким он был. «И самое главное, – подумал Эндрю, – эта речь настоящего торговца, этого Маккончи, она ведь подлинная. Она сумела пережить все, это не просто подражание. Этот человек каким-то образом ухитрился сохранить свой взгляд на мир, свой энтузиазм, несмотря на все пережитое… он до сих пор планирует, обдумывает, привирает… и никто, и ничто не может его остановить.
Да ведь он, – вдруг осознал Гилл, – просто хороший продавец. И даже ядерная война и распад общества не смогли сбить его с пути истинного».
– Как насчет чашечки кофе? – спросил Гилл. – Я устрою себе перерыв минут на десять-пятнадцать, а вы поподробнее расскажете об этой своей автоматической машине, или как она у вас там называется.
– Настоящий кофе? – спросил Маккончи, и любезная, оптимистичная маска на мгновение упала с его лица: теперь в глазах негра читалось лишь нескрываемое вожделение.
– Уж не обессудьте, – сказал Гилл. – Всего лишь заменитель, но довольно неплохой. Думаю, вам понравится. Во всяком случае, гораздо лучше, чем то, что продается в городе в так называемых «кофейнях». Он отправился за водой.
– Да, местечко у вас что надо, – сказал Маккончи, пока они ждали когда сварится кофе. – Впечатляюще и удобно.
– Спасибо, – поблагодарил Гилл.
– Попасть сюда – моя давнишняя мечта, – продолжал Маккончи. – Дорога заняла у меня целую неделю, но я мечтал о визите к вам с тех самых пор, как выкурил свой первый «Золотой ярлык». Это… – Он смолк, подбирая нужные слова, чтобы выразить свою мысль. – Настоящий островок цивилизации в наши варварские времена.
Гилл сказал:
– А как вам наши места вообще? Маленький городишко, по сравнению с большим городом… должно быть, они здорово отличаются.
– Я только что приехал, – сказал Маккончи. – И сразу отправился прямиком к вам, так что почти ничего еще не видел. Моей коняге потребовалось сменить подкову на правом переднем копыте, и я оставил ее на первой же попавшейся конюшне, ну, знаете, сразу за металлическим мостиком.
– О, да, конечно, – кивнул Гилл. – Она принадлежит Строду. Я знаю это место. У него там отличный кузнец.
Маккончи сказал:
– Жизнь здесь кажется намного более мирной. Например, если вы оставите лошадь… вот я недавно оставил свою – мне надо было на другую сторону Залива – а, когда вернулся, оказалось, что ее кто-то съел. Именно такие вещи и вызывают отвращение к большому городу, и вызывают желание держаться от него подальше.
– Понимаю, – согласно кивнул Гилл. – В большом городе жизнь куда более жестока, поскольку там еще слишком много бездомных и обездоленных.
– Я искренне любил того коня, – сказал Маккончи. В словах его слышалась неподдельная печаль.
– С другой стороны, здесь вы постоянно сталкиваетесь с гибелью животных – это всегда было одной из наиболее неприятных сторон сельской жизни. Когда упали бомбы, тысячи животных были страшно искалечены, коровы и овцы… но, конечно, это не идет ни в какое сравнение с человеческими страданиями в больших городах. Должно быть, после катастрофы вам тоже довелось насмотреться всякого.
Негр кивнул.
– Еще бы. Особенно тяжелое впечатление производят мутанты. И люди, и животные. Вот Хоппи…
– В принципе, Хоппи не из этих мест. Он появился здесь уже после войны в качестве умельца по нашему объявлению. Да и сам я нездешний. Когда начали падать бомбы, я как раз был в пути, ну и решил остаться.
Кофе сварился, Гилл разлил его в чашки и некоторое время они молча прихлебывали ароматный напиток.
– А что это за капканы, которые производит ваша фирма? – наконец спросил Гилл.
– Это капканы активного типа, – объяснил Маккончи. – Гомеостатические означает автономные. Например, они преследуют крысу, или кошку, или собаку в канализационных трубах… преследуют одну крысу за другой, убивая одну, потом вторую, и начиная охоту на третью – и так до тех пор, пока не кончится энергия, или какая-нибудь особо ушлая крыса не уничтожит его. Порой встречаются особо продвинутые крысы – ну, сами знаете, мутации, которые продвигают по эволюционной шкале – которые знают, как повредить гомеостатическую ловушку Харди. Но таких – единицы.
– Впечатляет, – пробормотал Гилл.
– А теперь, возвращаясь к нашей сигаретной машине…
– Дружище, – прервал его Гилл, – вы мне очень симпатичны, но… имеется одна проблема. У меня попросту нет денег, чтобы купить вашу машину, и мне не на что ее поменять. Кроме того, я не собираюсь никого допускать в свой бизнес в качестве партнера. Так что же нам остается? – Он улыбнулся. – Придется, видно, все оставить как есть.
– Постойте, – мгновенно среагировал Маккончи. – Должно же быть решение. Может быть, мы могли бы передать вам сигаретную машину Харди в пользование в обмен на энное количество сигарет, разумеется вашего «Золотого ярлыка», поставляемое на протяжении энного периода времени. – Его лицо раскраснелось от оживления. – Например, «Корпорация Харди» могла бы стать эксклюзивным лицензированным дистрибьютором ваших сигарет. Мы могли бы представлять вас повсюду, создать вместо той крайне ненадежной системы поставок, которой вы сейчас пользуетесь, сеть постоянных филиалов по всей Северной Калифорнии. Что вы на это скажете?
– Хммм, – задумался Гилл. – Должен признаться, это выглядит довольно интересно. Допускаю, что распространение продукции не самое мое сильное место… Я обдумывал проблему и так, и сяк на протяжение нескольких лет. Конечно же, организация поставок необходима, особенно, учитывая то, что фабрика находится в сельской местности. Я даже подумывал перебраться в город, но там царят преступность и вандализм. Кроме того, мне не хочется возвращаться в город, ведь теперь мой дом здесь.
Он не стал говорить о Бонни Келлер. На самом деле, именно она являлась причиной того, что он до сих пор оставался в Уэст-Марино. Их связь закончилась много лет назад, но сейчас он любил ее еще сильнее, чем прежде. Он видел, как она переходит от мужчины к мужчине, испытывая все большее разочарование, и Гилл в душе верил, что в один прекрасный день она вернется к нему. К тому же, Бонни была матерью его дочери – он прекрасно знал, что Эди Келлер была его ребенком.
– А вы уверены, – неожиданно сказал он, – что явились сюда не с целью украсть мой рецепт табака для сигарет?
Маккончи рассмеялся.
– Вот вы смеетесь, – сказал Гилл, – но ничего не отвечаете.
– Нет, я здесь не для этого, – ответил негр. – Мы занимаемся электронными устройствами, а не производством сигарет. – Но Гиллу вдруг показалось, что он лукавит, к тому же говорил он слишком уверенно, слишком небрежно. Гиллу стало не по себе.
«А может быть, это просто сельская подозрительность? – спросил он себя. – Оторванность от мира дает себя знать… подозрительность ко всем незнакомцам, ко всему непривычному.
Но все равно, нужно быть поосторожнее, – решил Эндрю. – Я не должен поддаваться соблазну лишь потому, что этот человек напоминает мне о старых добрых довоенных временах. Я должен исключительно тщательно изучить эту их машину. Да и вообще, я бы мог попросить спроектировать и построить такую же машину Хоппи. У него большие способности к разной технике. То есть, то, что мне предлагают, я мог бы сделать совершенно самостоятельно .
Может, это просто одиночество, – спросил он себя. – Вполне возможно. Я тоскую по городским жителям, и их образу мыслей. Здесь, на периферии человек как-то дичает – взять хотя бы Пойнт-Рейс с его «Вестями и мнениями», заполненными местными сплетнями, да еще печатающимися на мимеографе!
– Поскольку вы недавно из города, – вслух сказал он, – не расскажете ли заодно, что там интересного – какие-нибудь последние новости, наши или международные, которые до нас не дошли. Мы, конечно, слушаем спутник, но, честно говоря, я уже немного устал и от диск-жокея и от музыки. Не говоря уже об этом бесконечном чтении.
Оба рассмеялись.
– Я вас понимаю, – кивая и делая очередной глоток кофе, сказал Маккончи. – Что ж, дайте припомнить. Насколько я понимаю, где-то в развалинах Детройта предпринята попытка снова начать производство автомобилей. Они в основном из фанеры, зато работают на керосине.
– Только непонятно, где они собираются брать керосин, – заметил Гилл. – Прежде чем начать строить автомобили, они бы лучше сначала восстановили парочку нефтехимических заводов. А заодно отремонтировали бы несколько основных автострад.
– Да, и вот еще что. Правительство планирует к концу года восстановить одну из дорог через Скалистые горы. Впервые со времен войны.
– Вот это новость! – воскликнул довольный Гилл. – А я и не знал.
– А телефонные компании…
– Постойте, – вставая, перебил его Гилл. – Как насчет капельки бренди в кофе? Когда вы в последний раз пили кофе с коньяком?
– Много лет назад, – признался Стюарт Маккончи.
– Пять звездочек, моего производства. Из долины Сонома. – Он плеснул немного из квадратной бутылки Маккончи в чашку.
– А, вот еще что должно заинтересовать вас. – С этими словами он полез в карман и вытащил что-то плоское и сложенное. Он расправил это на столе, и Гилл увидел, что это конверт.
– Что это? – Гилл взял конверт и недоуменно принялся его рассматривать. Конверт как конверт, с надписанным на нем адресом, проштемпелеванной маркой… и тут, наконец, осознание пришло к нему. Он буквально глазам своим не верил. Почтовая служба . Письмо из Нью-Йорка!
– Вот именно, – подтвердил Маккончи. – Его получил мой босс, мистер Харди. Аж с самого Восточного побережья, причем всего за четыре недели. Это организовало правительство в Шайенне, военные, им спасибо. Почту доставляют сначала дирижаблями, потом на грузовиках, потом на лошадях. А на последнем этапе доставляют пешком.
– Боже милостивый, – ахнул Гилл, и плеснул пятизвездочного себе в чашку.
Глава 12
– Это Хоппи убил очечника из Болинаса, – сказал Билл сестре. – А потом он собирается убить кое-кого еще, когда и кого – точно сказать не могу, но скорее всего он сделает это.
Его сестра в этот момент играла с тремя другими детьми в «камень, ножницы, бумагу». Она перестала играть, вскочила и бросилась в сторону школьного двора, где можно будет спокойно поговорить с Биллом.
– Откуда ты знаешь? – возбужденно спросила она.
– Потому что я разговаривал с мистером Блейном, – сказал Билл. – Он теперь там, внизу, и скоро к нему присоединятся другие. Мне хотелось бы выйти наружу и наказать Хоппи. Мистер Блейн говорит, что я так и должен сделать. Спроси еще раз у доктора Стокстилла, не могу ли я все-таки родиться. – Сейчас он говорил жалобным тоном. – Если бы я мог родиться хотя бы ненадолго…
– Может, я бы смогла наказать его, – задумчиво протянула Эди. – Спроси мистера Блейна, что нужно сделать, а то я немного побаиваюсь Хоппи.
– Я могу сделать имитацию, которая убьет его, – предложил Билл, только для этого мне надо выйти наружу. Я бы ему такую имитацию устроил! Слышала бы ты его отца, он у меня вообще здорово получается. Хочешь послушать? – И он низким голосом взрослого мужчины произнес, – Я понимаю, куда метит Кеннеди этим своим очередным снижением налогов. Если он думает, что таким образом поправит экономику, то он сумасшедший в еще большей степени, чем я думал, то есть совсем спятил.
– А меня можешь? – спросила Эди. – Сымитируй меня.
– Как же я тебя сымитирую? – возмутился Билл. Ты же еще живая?!
Эди спросила:
– А каково это – быть мертвой? Ведь все равно мне когда-нибудь придется умереть. Мне интересно.
– Это забавно. Ты сидишь в глубокой яме и смотришь вверх. А сам ты весь сплющенный, как… ну, как будто пустой. И знаешь что? Через некоторое время ты возвращаешься. Ты как будто надуваешься, а когда надуешься и взлетишь, это значит, ты вернулся! Понимаешь, снова вернулся туда, откуда ушел. Живой и невредимый.
– Нет, – ответила Эди. – Не понимаю. – Ей стало скучно. Она предпочла бы побольше узнать о том, как Хоппи убил мистера Блейна. Кроме того, мертвые люди там внизу оказались не очень интересными. Потому что они никогда ничего не делали, а просто сидели и ждали. Некоторые из них, вроде мистера Блейна, все время думали об убийстве, а другие вообще ни о чем не думали, и были вроде овощей. Билл не раз рассказывал ей об этом, поскольку ему это было интересно. Он считал, что это очень важно.
Билл предложил:
– Слушай, Эди, а давай снова попробуем тот эксперимент с животными, а? Ты поймай кого-нибудь маленького, и держи возле живота, а я снова попробую, не удастся ли мне выйти из тебя и перейти в него. О’кей?
– Но ведь мы уже пробовали, – резонно заметила она.
– Ну, еще разочек! Поймай что-нибудь совсем крошечное. Как называются эти… в общем, сама знаешь. У них еще раковины, и они оставляют за собой слизь.
– Слизняки.
– Нет.
– Улитки.
– Да, точно. Поймай улитку и прижми ее ко мне как можно плотнее. Причем, постарайся прижать к голове, чтобы она могла слышать меня, а я – ее. Ну как, сможешь? – И с угрозой в голосе добавил: – Если не сделаешь, буду спать целый год. – После этого он окончательно смолк.
– Ну и спи себе, – отозвалась Эди. – Подумаешь. Я-то могу поговорить и с кучей других людей, а вот ты – нет.
– А я тогда умру, а ты этого не перенесешь, потому что тебе всю жизнь придется таскать в себе мертвеца, или… нет, я тебе скажу, что я сделаю. Да, я знаю что сделаю. Если ты не поймаешь мне какое-нибудь животное и поднесешь его ко мне, я начну расти и очень скоро стану таким большим, что ты лопнешь как старая – ну, в общем, сама знаешь.
– Сумка, – подсказала Эди.
– Точно. И после этого я выберусь наружу.
– Выберешься, – согласилась она, – но толку от этого никакого не будет: немного подергаешься и все равно умрешь. Ты не сможешь жить самостоятельно.
– Как я тебя ненавижу! – огрызнулся Билл.
– А я тебя еще больше, – заметила Эди. – Я тебя первая возненавидела, еще давно, когда впервые узнала о твоем существовании.
– Поздравляю, – мрачно отозвался Билл. – Мне на это плевать. Ты – резина, а я – клей.
Эди промолчала; она вернулась к девочкам, и они продолжали играть в «камень, ножницы, бумагу». Это было гораздо интереснее, чем то, что мог бы сказать ей брат; ведь, сидя внутри нее, он так мало знал, ничего не делал, ничего не видел…
Однако, то, что она услышала о том, как Хоппи стиснул горло мистеру Блейну, было довольно интересно. Интересно, подумала она, кого Хоппи придушит следующим, и не стоит ли рассказать обо всем этом матери или полицейскому, мистеру Колвигу.
Внезапно. Билл снова заговорил:
– А можно я тоже поиграю?
Оглядевшись, Эди убедилась, что никто из ее подружек ничего не слышал.
– А нельзя ли моему братику тоже поиграть? – нерешительно спросила она.
– Да нет у тебя никакого братика, – презрительно бросила Уилма Стоун.
– Да он же выдуманный, – напомнила ей Роуз Куинн. – Так что пускай играет. – И, обернувшись к Эди, сказала. – Пусть играет.
– Раз, два, три, – одновременно выкрикнули девочки, вытягивая вперед руки. Кто-то выставил все пальцы, кто-то сжал руку в кулак, кто-то оставил только два пальца.
– У Билла получаются ножницы, – объявила Эди. – Значит, он бьет тебя, Уилма, поскольку ножницы режут бумагу, а ты, Роуз, должна стукнуть его, поскольку камень тупит ножницы, а он связан со мной.
– Как же я его стукну? – спросила Роуз.
После недолгого размышления Эди сказала:
– Стукни меня вот сюда, только легонько. – Она указала на свой бок, чуть выше пояса юбки. – Только смотри, ладошкой, и поосторожнее, потому что он очень нежный.
Роуз тихонечко шлепнула по указанному месту. Билл изнутри пообещал:
– Ладно, в следующий раз я ей покажу.
К девочкам направлялся отец Эди, школьный директор, в сопровождении нового учителя мистера Барнса. Они, улыбаясь, подошли к девочкам, и остановились.
– А Билл тоже с нами играет, – поведала Эди отцу. – И сейчас его шлепнули.
Джордж Келлер рассмеялся и заметил мистеру Барнсу:
– Вот что значит быть воображаемым – вечно тебе достается.
– А как же Билл будет бить меня? – с опаской осведомилась Уилма. Она попятилась и взглянула на взрослых. – Он должен меня стукнуть, – пояснила она. – Только смотри, не сильно, – предупредила она, стараясь не глядеть на Эди. – Ладно?
– Да он сильно и не может, – успокоила ее Эди, – даже, если бы и захотел. – Тут стоящая поодаль Уилма подпрыгнула. – Вот видишь, – сказала Эди. – Только и всего-то, даже если он и старался изо всех сил.
– А он меня и не стукал, – сказала Уилма. – Он меня просто напугал. Не смог как следует прицелиться.
– Это потому что он ничего не видит, – пояснила Эди. – Давай, лучше я тебя стукну вместо него. Так будет честнее. – Она метнулась к Уилме и шлепнула ее по запястью. – Ну, давайте еще раз. Раз, два, три…
– Эди, а почему он ничего не видит? – спросил мистер Барнс.
– Потому что, – ответила она, – у него нет глазок.
Обращаясь к ее отцу, мистер Барнс заметил:
– Что ж, ответ достаточно убедительный. – Они рассмеялись и отправились дальше.
Внутри Эди ее брат сказал:
– Если ты поймаешь улитку, я, может быть, смогу немного побыть ей, и даже чуть-чуть поползать и оглядеться. Ведь улитки же могут видеть, правда? Ты как-то говорила, что у них глаза на таких тоненьких прутиках.
– Стебельках, – поправила Эди.
– Ну, пожалуйста! – заканючил Билл.
Она подумала: я знаю, как сделаю. Поймаю дождевого червяка и прижму его к себе. А когда Билл перейдет в него, все останется по-прежнему – ведь червяки не могут видеть, они только и могут, что копать землю, так что братишка ничуть не удивится.
– Ладно, – сказала она и подпрыгнула. – Так и быть, поймаю. Подожди минутку, сейчас попробую найти. Так что потерпи немного.
– Вот здорово, – явно волнуясь и не веря собственному счастью, воскликнул Билл. – Когда-нибудь и я для тебя что-нибудь сделаю. Честное слово.
– А что ты можешь для меня сделать? – спросила Эди, вглядываясь в траву на краю школьного двора в поисках червяка.; ночью прошел дождь, и их должно было быть очень много. – Что такой, как ты, может для кого-либо сделать? – Она шарила глазами по траве, раздвигая травинки тонкими быстрыми пальцами.
Но брат ничего не отвечал; она почувствовала, что он очень опечален ее словами, и это изрядно развеселило Эди.
– Потеряла что-нибудь? – послышался у нее за спиной мужской голос. Она подняла глаза. Это оказался мистер Барнс, который стоял смотрел на нее и улыбался.
– Да нет, – смущенно пролепетала она, – просто червяка ищу.
– Да ты, я смотрю, не из брезгливых, – заметил он.
– С кем это ты? – недоуменно спросил Билл. – Кто здесь?
– Мистер Барнс, – сказала она.
– Да? – отозвался мистер Барнс.
– Нет, это я не вам, это я с братом разговариваю, – сказала Эди. – Он спросил кто здесь. Это наш новый учитель, – пояснила она Биллу.
Билл сказал:
– Ясно; он так близко, что я понимаю его. Он знает маму.
– Нашу маму? – переспросила удивленная Эди.
– Ага, – немного растерянно отозвался Билл. – Я и сам не понимаю, но он знает ее, и часто видится с ней, когда никто другой не видит. Они… – он на мгновение смолк. – Это ужасно и гадко. Это… – Он запнулся. – Нет, даже выразить не могу.
Эди, разинув рот, уставилась на учителя.
– Вот видишь, – назидательно заметил Билл. – Вот я и сделал кое-что для тебя, верно? Я открыл тебе такой секрет, которого бы ты никогда не узнала. Скажешь мало?
– Да, – протянула Эди, ошеломленно кивая. – Пожалуй, немало.
Хэл Барнс сказал Бонни:
– Сегодня встретил твою дочку. И у меня какое-то смутное ощущение, что она все о нас знает.
– Господи, да откуда? – воскликнула Бонни. – Нет, это просто невозможно. – Она протянула руку и подкрутила масляную лампу. Когда стали видны стулья, стол и картины, гостиная сразу обрела куда более уютный вид. – Впрочем, в любом случае, беспокоиться не о чем. Все равно она ничего еще не понимает.
«Зато может рассказать Джорджу, – подумал Барнс.
Мысль о муже Бонни заставила его бросить быстрый взгляд в окно на залитую лунным светом дорогу. Дорога была совершенно пустынна, лишь ветви окаймляющих ее деревьев беззвучно колыхались. Вдалеке темнели склоны окрестных холмов, а вокруг расстилались поля. «Какой мирный сельский пейзаж, – подумал Хел. – Являясь директором школы, Джордж сейчас на собрании родительского комитета, и домой должен вернуться лишь через несколько часов. Эди, разумеется, уже отправилась в постель; часы показывали восемь.
«И ко всему еще Билл, – думал он. – Где же, интересно, этот самый Билл, как она его называет? Может он незримо бродит по дому, и шпионит за нами?» Ему стало не по себе, и он чуть отодвинулся от лежащей рядом с ним на кушетке женщины.
– Что такое? – тут же тревожно спросила Бонни. – Услышал что-нибудь?
– Да нет. Но… – Барнс сделала неопределенный жест рукой.
Бонни приникла к нему, обняла, и притянула к себе.
– Господи, какой же ты трусишка. Неужели, даже война так тебя ничему и не научила?
– Нет, она научила меня, – ответил Хел, – ценить жизнь, и не разбрасываться ей попусту; она научила меня быть предельно осторожным.
Тяжело вздохнув, Бонни села, оправила одежду и застегнула блузку. Как же все-таки непохож этот человек на Эндрю Гилла, который, занимаясь с ней любовью, никогда ничего и никого не боялся, всегда делал это среди бела дня прямо под растущими вдоль дороги дубами, там, где в любой момент кто-нибудь мог их увидеть. Каждый раз у них это происходило как в первый: внезапно, порывисто, он никогда не оглядывался, не мямлил, не колебался… «Может. стоит к нему вернуться? – подумала она.
А может, – вдруг пришло ей в голову, – бросить их всех, и Барнса, и Джорджа и эту мою придурошную дочку; может взять, да и сойтись с Гиллом в открытую, наплевать на остальных и зажить счастливой новой жизнью?
– Ладно, если мы не собираемся заниматься любовью, – вслух сказала Бонни, – давай вернемся в Форестер-Холл и послушаем спутник.
– Ты это серьезно? – спросил Барнс.
– Разумеется. – Она встала и подошла к шкафу, чтобы взять пальто.
– Так значит, – процедил он, – все, что тебе нужно, так это заниматься любовью; это – единственное, что тебя интересует в наших отношениях.
– А ты чего бы хотел? Поболтать?
Он ничего не ответил, лишь бросил на нее исполненный горечи взгляд.
– Ну, ты даешь, – недоуменно качая головой, заметила Бонни. – Знаешь, мне тебя даже жаль. И вообще, зачем ты приперся в нашу глушь? Учить ребятишек и собирать разные поганки? – Сейчас ее буквально переполняло отвращение.
– То, что я пережил сегодня на школьном дворе… – начал было Барнс.
– Ничего ты там не пережил, – перебила Бонни. – Просто твоя чертова совесть совсем тебя замучила. Ладно. Пошли. Я хочу послушать Дэнджерфилда. Его, по крайней мере, хоть интересно слушать. – Она накинула пальто, подошла к входной двери и отперла ее.
– Как ты считаешь, с Эди все будет в порядке? – спросил Барнс, когда они шли по тропинке.
– Само собой, – ответила Бонни, хотя в этот момент думала совсем о другом. «Чтоб ей сгореть, – буркнула она про себя. Настроение было испорчено напрочь, она шагала вперед, засунув руки в карманы пальто. Барнс шел за ней, стараясь не отстать.
Впереди появились двое. Они вынырнули из-за поворота, и Бонни на мгновение застыла как вкопанная, решив, будто один из них это Джордж. Но тут она разглядела их как следует, и поняла: тот, что пониже – это Джек Три, а второй – она, наконец, рассмотрела и его тоже, снова двинувшись вперед, как ни в чем не бывало – доктор Стокстилл.
– Пошли, – негромко бросила она через плечо Барнсу. Только тогда он двинулся следом, хотя больше всего на свете ему сейчас хотелось развернуться и опрометью броситься прочь. – Привет! – окликнула она Стокстилла и Блутгельда, вернее, Джека Три. Ей каждый раз приходилось вспоминать его новое имя. – Никак у вас сеанс психоанализа на сон грядущий, а? Должно быть, так гораздо эффективнее. Впрочем, ничего удивительного.
Задыхаясь от быстрой ходьбы, Три своим хриплым скрипучим голосом выговорил:
– Бонни, я снова видел его . Это тот самый негр, который раскусил меня в тот день, когда началась война. Когда я направлялся к доктору Стокстиллу. Помнишь, ты еще тогда сама меня к нему отправила.
Стокстилл насмешливо заметил:
– Как говорится, все они на одно лицо. Да и в любом случае…
– Нет-нет, это тот самый, – перебил его Три. – Он выследил меня. Неужели вы не понимаете, что это означает? – Он переводил взгляд с Бонни на Стокстилла, потом со Стокстилла на Барнса. Глаза его были выпучены и полны ужаса. – Это означает, что все начнется по новой.
– Что начнется по новой? – спросила Бонни.
– Война, – ответил Три. – Они и в прошлый раз началась именно поэтому. Негр увидел меня и сразу понял, что я наделал, он знал, кто я такой, и до сих пор знает. Стоит ему только меня увидеть… – тут приступ кашля помешал ему продолжить. – Извините, – наконец пробормотал он.
Бонни сказала Стокстиллу:
– Негр действительно появился, в этом он прав. Я сама его видела. Очевидно, он приехал, чтобы потолковать с Гиллом насчет продажи сигарет.
– Нет, он просто не может быть тем же самым человеком, – сказал Стокстилл. Теперь они с Бонни стояли немного в стороне от остальных и разговаривали с глазу на глаз.
– А почему бы и нет? – возразила Бонни. – Впрочем. Это все равно не имеет значения, поскольку это одна из его фантазий. Он уже тысячу раз твердил что-то вроде этого. Мол, какой-то негр подметал тротуар и видел, как он входит в вашу приемную. В тот же день началась война, вот потому-то эти два события и слились для него воедино. Теперь он, похоже, совсем свихнется, как вы считаете? – Сейчас она была в этом абсолютно уверена; она всегда ожидала того, что это когда-нибудь произойдет. – Таким образом, – продолжала Бонни, – период относительной неприспособленности приближается к завершающей стадии. «Возможно, – подумала она, – и для всех нас тоже. Вообще для всех. Мы просто не можем жить так бесконечно. Блутгельд со своими овцами, я с Джорджем… – она тяжело вздохнула. – А вы как считаете?
Стокстилл ответил:
– Жаль, что у меня нет стелазина, но весь стелазин был уничтожен во время войны. Он бы ему помог. А лично я не могу. Вы же знаете, Бонни, я ведь вообще оставил практику. – Он сказал это твердо, глядя ей прямо в глаза.
– Он же всем расскажет, – сказала она, глядя на Блутгельда, который сейчас втолковывал Барнсу то же, что только что поведал ей и Стокстиллу. – Все узнают, кто он такой и убьют его, как он и предвидел. Следовательно, он прав.
– Я не в силах его остановить, – мягко заметил Стокстилл.