Текст книги "Мир Реки: Темные замыслы"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 71 страниц)

Глава 15

В эту минуту в их разговор вмешалось сразу несколько человек. Джилл отошла от этой группы и принялась бродить по комнате, надеясь найти другую компанию, не очень увлеченную друг другом, чтобы примкнуть к ней. В мире Реки, как и на Земле, все приемы с коктейлем и вообще вечеринки были очень похожи друг на друга. Разговоры – коротки, вам приходилось перекрикивать шум голосов и музыку, потом вы меняли собеседников или группы беседующих, пока наконец не совершали полного круга по комнате. Если вы были кем-то увлечены или просто в ком-то заинтересованы, приходилось договариваться с ним или с ней о встрече в другое время и в другом месте, где вы могли бы надеяться на спокойную и никем не прерываемую беседу.

В прежние времена, давным-давно, когда она была молода душой и телом, Джилл на таких сборищах часто встречала мужчин и женщин, которыми искренне увлекалась. Но тогда она либо накачивалась спиртным, либо накуривалась наркотиков, либо была под мухой от того и другого, а потому душа у нее была нараспашку. Было так просто влюбиться – либо в ум, либо во внешность, либо в то и другое сразу. Ну а отрезвление обычно сопровождалось и пробуждением разума, а значит, и разочарованием. Не всегда. Но чаще всего.

Здесь же собрались только люди с телами двадцатипятилетних. Хронологически же ей был 61 год. Некоторым гостям можно было дать 132 или даже больше. Самыми молодыми могли быть лишь достигшие 32 лет. Казалось, можно было бы ожидать очень высокого индекса интеллектуальности, если согласиться, что возраст увеличивает мудрость. Однако Джилл не обнаружила, что это верно, если говорить о тех, с кем она общалась на Земле. Конечно, накопление опыта – это такая штука, которой совсем не избежишь, хотя многим удавалось свести его запасы к минимуму. Но опыт ни в коем случае не приводил к мудрости, и, поняв этот закон, вы проникали в суть одного из базовых механизмов, управляющих человечеством. Большинство стариков, которых она знала, подчинялись тем же условным рефлексам, которые управляли ими в девятнадцать лет.

Поэтому следовало ожидать, что люди и здесь не очень-то много приобретают в результате накопления опыта. Однако удары молотов смерти и воскрешения у многих сбили цепи, сковывавшие их мозги.

Во-первых, абсолютно никто из них не ожидал, что жизнь после смерти (если все, что с ними происходило, можно было назвать этим термином) будет такой. Ни одна из религий не говорила ни о таком месте, ни о таких событиях. Хотя, говоря по правде, те религии, которые обещали рай и ад, были удивительно немногословны в описаниях этих мест. Что не так уж и странно, поскольку таких, кто мог похвалиться лицезрением мира после смерти, было исключительно мало.

Да и ничего уж такого сверхъестественного не было ни в этом месте, ни в самом воскрешении. Все… ну, не все, но почти все могло быть объяснено физическими, а не метафизическими причинами. Однако это не удержало людей от создания новых религиозных теорий или переформулирования старых.

Те же религии, которые не содержали в себе эсхатологии воскрешения или бессмертия в западном понимании – буддизм, индуизм, конфуцианство, таоизм, – были просто дискредитированы. Но и те, что опирались на эти понятия – иудаизм, ислам, христианство, – тоже оказались дискредитированы. Как и на Земле, гибель главной религии здесь дала толчок к появлению новой. Но было, конечно, и меньшинство, которое упрямо отказывалось, несмотря на разнообразные доказательства, признать, что их вера оскандалилась.

Джилл оказалась рядом с Самуэло – бывшим рабби, а ныне епископом Церкви Второго Шанса; ее очень интересовало, какова была реакция его на этот новый мир в первый год жизни в нем. Там не оказалось мессии, чтоб прийти и спасти избранный народ, да не было и самого избранного народа, того, что жил в Иерусалиме – там, на Земле. Ни Иерусалима, ни Земли. По-видимому, однако, расшатанная вера не пошатнула его самого. Каким-то образом он оказался способен воспринять мысль, что ошибался. Несмотря на то что он был суперортодоксальным рабби древних времен, ум у него был гибкий.

В это время Жанна Юган, игравшая роль хозяйки, предложила Самуэло и Рахело блюдо бамбуковых ростков и филе какой-то рыбы. Самуэло поглядел на рыбу и спросил:

– Что за рыба?

– Рыба-лягуха, – ответила Жанна.

Самуэло поджал губы и отрицательно покачал головой. Жанна поглядела с удивлением, так как епископ был явно голоден, а его пальцы уже почти коснулись молодых ростков бамбука. Они, насколько знала Джилл, согласно законам Моисея, отнюдь не являлись табу. Но в то же время ростки лежали на одном блюде с запрещенной бесчешуйчатой рыбой, а потому они были «заражены».

Она улыбнулась. Человеку гораздо проще сменить религию, чем свои гастрономические привычки. Истинный иудей или мусульманин мог отказаться от своей веры, и все равно его затошнило бы, положи ему на тарелку порцию свинины. Индуист, которого знала Джилл, стал в мире Реки атеистом, но он все еще отвергал мясо. Джилл, хоть и сама по рождению происходила от чернокожих, не могла себя заставить есть червей, несмотря на сделанную однажды попытку. Генетическое происхождение не имело ничего общего с проблемами питания; оно детерминировалось скорее общественным положением и происхождением. Хоть и не всегда.

Некоторые люди легко адаптируются. А кроме того, существует и такая штука, как индивидуальный вкус. Джилл, например, перестала есть баранину с той минуты, как покинула родительский дом. Она ненавидела ее. А гамбургеры предпочитала ростбифу.

«Весь смысл этих размышлений, – решила она, выходя из задумчивости и выныривая из нее, как выныривает пловец из волны, – сводится к тому, что мы – это то, что мы едим. А едим мы то, что мы едим, поэтому мы таковы, каковы есть. А почему мы таковы, определяется частично средой обитания и частично генетической структурой. Вся моя семья, кроме меня, обожала баранину. И только одна из сестер разделяла со мной равнодушие к ростбифу и любовь к гамбургерам.

Все мои братья и сестры, насколько я знаю, гетеросексуальны. Только я – бисексуальна. Но я этого не хотела. Я хочу быть либо такой, либо другой; я хочу, чтоб моя калитка была заперта, а не болталась то туда, то сюда в зависимости от того, откуда дует ветер, мой внутренний ветер, который дует то с востока на запад, то vice versa [102]102
  Наоборот (лат.).


[Закрыть], поворачивая флюгер то туда, то сюда».

Но если по совести, то ей не надо ни так ни этак, но, уж если б дали право выбора (а почему бы и нет?), она стала бы женщиной – любительницей женщин.

Женщина – любитель женщин. Почему бы не признаться себе самой – лесбиянка? Английский язык – величайший язык в мире, но у него есть свои пробелы. Часто он слишком уклончив, допускает различные толкования. Любитель женщин означает и мужчину, любящего женщину, и мужчину или женщину, которые любят женщин, или даже женщину, которая играет роль любовника.

Вот она и сказала это слово – лесбиянка. И она не ощущает даже никакого стыда. А как насчет Джека? Она ведь любила его? А как насчет… Она вынырнула из своих грез только для того, чтобы нырнуть в них еще глубже.

В другом конце комнаты Фаербрасс разговаривает с кем-то, искоса поглядывая на нее. Заметил ли он ее способность время от времени впадать в транс, останавливаться, слегка склонив голову влево, опустив веки и немного закатив глаза? А если заметил, то наверняка решил, что она в дурном настроении, а потому не слишком надежна.

И вдруг ей почему-то стало страшно. О господи, а что, если он отвергнет ее в качестве кандидата из-за того, что на нее временами накатывает меланхолия? Ведь на работе она совсем другая! Совсем! Но как убедить в этом Фаербрасса?

Ей следует всегда быть настороже, действовать так, будто она, чуть что случится, всегда на подхвате, всегда насторожена, готова, надежна. Совсем как девочка-скаут!

Она подошла к кружку гостей, центром которого был епископ Самуэло. Маленький смуглый человечек что-то рассказывал о Ла Виро. Джилл слышала немало таких россказней, поскольку в свое время посещала собрания Церкви Второго Шанса и беседовала с их миссионерами. На эсперанто – официальном языке Церкви – Ла Виро означает «тот человек». Его иногда называют еще Ла Фондинто – «Основатель». По-видимому, никто не знал его земного имени, а может быть, в Церкви Второго Шанса этому просто не придавали значения.

История Самуэло касалась Незнакомца, который пришел к Ла Виро бурной ливневой ночью в его пещеру высоко в горах. Незнакомец открыл ему, что он происходит из того народа, который преобразовал эту планету в одну огромную речную долину и воскресил людей Земли.

Неизвестный повелел Ла Виро основать Церковь Второго Шанса. Ему были даны определенные догматы, которые Ла Виро должен был проповедовать, и сказано, что после того, как вера распространится по всей долине от истоков Реки до низовья, он получит новые Откровения. Насколько было известно Джилл, эта «новая правда» пока еще оставалась не врученной по принадлежности.

Зато Церковь действительно распространилась повсюду. Ее миссионеры путешествуют пешком и на лодках. Кое-кто, как говорят, даже летал на воздушных шарах. Но быстрейшим способом транспортировки были смерть и последующее воскрешение. Так что фактически тот, кто убивал служителя Церкви, делал ей большое одолжение. Именно подобные случаи гарантировали столь быстрое распространение веры по миру Реки.

Мученичество было весьма удобным способом путешествий, подумала Джилл. Но теперь для того, чтобы умереть за свою религию, требовалось гораздо большее мужество, ибо сейчас тот, кто умирал, умирал навсегда. Она слышала, что численность приверженцев Церкви Второго Шанса сильно сокращается в последнее время. Было ли это связано с тем, что смерть стала вечной, или просто это движение теряло силу, она не знала.

В том кружке стоял и человек, которому она еще не была представлена. Пискатор, однако, показал на него через всю комнату и сказал:

– Джон де Грейсток. Он жил в английском королевстве во времена Эдуарда Первого. Тринадцатый, кажется, век? Я крепко подзабыл британскую историю, хотя во времена, когда я служил кадетом на флоте, мне пришлось ею заниматься немало.

– Эдуард правил, мне кажется, примерно с тысяча двести семидесятого до начала тысяча трехсотого года, – сказала Джилл. – Я помню, что он правил тридцать пять лет и умер, имея шестьдесят восемь лет от роду. Помню потому, что в те времена редко кто достигал такого возраста, особенно среди англичан. Все из-за этих холодных, пронизываемых сквозняками замков, знаете ли.

– Грейсток получил от Эдуарда титул барона и сопровождал его в Гасконскую и Шотландскую кампании, – продолжал Пискатор. – Я вообще-то мало о нем знаю. Кроме того, что он был губернатором Civito de la Animoy, по-английски Душевного Города – маленького государства в сорока одном километре отсюда вниз по Реке. Он прибыл сюда раньше меня, незадолго до того, как король Иоанн свистнул пароход Клеменса. Записался в армию Пароландо, быстро продвинулся по службе и отличился во время вторжения в Душевный Город…

Душевный Город предательски напал на Пароландо. Он стремился захватить контроль над нашими ресурсами метеоритного железа и над «Внаем не сдается» тоже. Им это почти удалось. Но Клеменс и еще несколько человек взорвали большую дамбу. Она была построена для накопления воды горной речки и строительства гидростанции. Взрыв дамбы высвободил много миллионов литров воды. Захватчики были уничтожены вместе с тысячами жителей Пароландо. Волна смыла в Реку также алюминиевый и сталелитейный заводы и несколько фабрик. Пароход тоже смыло, но его удалось спасти без особых повреждений.

Клеменсу пришлось все начинать заново, почти с нуля. В это тяжкое для нас время жители Душевного Города заключили союз с несколькими другими государствами и снова нас атаковали. Они были отбиты, но с большими потерями для нас. Пароландцам были необходимы бокситы, криолит, платина и киноварь. Их месторождения известны на Реке лишь в одном месте. Бокситы и криолит нужны для производства алюминия. Киноварь – руда, из которой добывают ртуть, а платина требуется для производства электрических контактов в различных приборах, а кроме того, она важный катализатор во многих химических процессах.

– Мне это известно, – сказала Джилл сухо.

– Извините меня, – ответил Пискатор с легкой улыбкой. – После неудачного нападения жителей Душевного Города Грейсток стал полковником, а после нашего успешного вторжения в Душевный Город его назначили губернатором этого города. Клеменсу был нужен крутой и беспощадный человек, а подобно большинству феодальных лордов Грейсток именно таков.

Однако несколько недель тому назад Душевный Город добровольно стал одним из штатов Соединенных Штатов Пароландо, полностью равноправным с материнским государством.

– Конечно, – тут Пискатор криво усмехнулся, – к этому времени месторождения минералов в Душевном Городе почти истощились. Проект «Воздушный корабль» больше в Душевном Городе не нуждается. Кроме того, благодаря процессу, который Грейсток именует смешением, а это, боюсь, очень многозначительный эвфемизм, первоначальный расовый состав населения города весьма сильно изменился. Изначально там преобладали американские негры середины двадцатого столетия плюс меньшинство из средневековых арабов – преимущественно фанатичных ваххабитов, а также дравидов из Древней Индии. Вследствие войн и сурового губернаторского правления Грейстока население Душевного Города теперь наполовину белое.

– Прямо какой-то дикарь, – сказала она. – Боюсь только, что настоящие дикари приняли бы мои слова за оскорбление.

– При нем там произошло несколько восстаний, которые пришлось жестоко подавить. Никого, знаете ли, в Душевном Городе не удерживали. Клеменс не разрешил бы рабовладения. Всем была дана возможность уйти, уйти с миром и даже со своими мирскими пожитками куда глаза глядят. Многие, однако, остались, дали клятву верности Пароландо, но занялись подрывной деятельностью.

– Партизанские вылазки?

– Навряд ли, – ответил Пискатор. – Вы же знаете, что топография здешней местности мало подходит для партизанских действий. Нет. По-видимому, многие граждане Душевного Города решили, что саботаж должен принять форму отдыха.

– Отдыха?

– Ну, с одной стороны, они при этом что-то зарабатывали, а с другой, так было все же лучше, чем отправляться вниз по Реке. Кроме того, многие мечтали о мести.

Надо отдать должное Грейстоку, обычно он всего лишь пинками выгонял саботажников из пределов города. Правда, при этом он вышвыривал их прямо в Реку. Впрочем, все это уже история, и к тому же имевшая место до моего прибытия сюда. А Грейсток приехал сейчас потому, что хочет стать членом команды корабля.

– Но у него же нет нужных знаний!

– Верно… но лишь с одной стороны. Он, конечно, не происходит из цивилизации с высокой технологией, мягко говоря. Зато умен, любознателен и быстро обучается. И хотя когда-то был английским бароном и губернатором Душевного Города, вполне готов удовлетвориться должностью рядового члена экипажа. Его увлекает сама идея полета. Для него это что-то вроде магии. Фаербрасс обещал, что Грейсток полетит, если не окажется излишка людей с более высокой квалификацией. Имеется в виду, если случайно откуда-то вдруг не подвернется кто-то из членов экипажа «Графа Цеппелина» или «Шенандоа». Пискатор улыбнулся.

У Грейстока рост был метр восемьдесят сантиметров, что для средних веков считалось очень высоким. Волосы черные, длинные и прямые; глаза большие серые; брови густые; нос, слегка напоминающий орлиный. Все эти черты весьма гармонично складывались в грубовато-красивое лицо. Плечи широкие, в талии узок. Ноги толстые, мускулистые, но длинные.

В это время он беседовал с Самуэло, причем его усмешка и тон казались весьма саркастичными. Пискатор сказал, что Грейсток ненавидит священников, несмотря на то что во время жизни на Земле отличался глубокой религиозностью. По-видимому, он так и не простил священнослужителям их нахальных претензий на знание правды о загробной жизни.

Пользуясь эсперанто, Грейсток говорил:

– Но ведь вы-то должны иметь хоть какое-то представление о том, кто такой этот ваш Ла Виро и кем он был на Земле? К какой расе принадлежал? Какова его национальность? Когда родился, когда умер? Был ли он из доисторических времен, античных, средних веков или из тех, которые люди более поздних времен именуют модерновыми? Кем он был на Земле – верующим, агностиком или даже атеистом? Какова была его профессия и занятие? Был ли женат? Имел ли детей? А может, он был гомосексуалистом?

Был ли чем-то известен в свое время? А может, он вообще Христос? И именно поэтому остался анонимным, зная, что никто тут не поверит в его брехню во второй раз?

Самуэло угрюмо поморщился, но все же ответил:

– Я очень мало знаю о Христе; только то, что мне рассказывали о нем, а это не так уж много. Все, что я знаю о Ла Виро, это то, что передавалось из уст в уста. Говорят, что он высокого роста, белокожий, но смуглый, и кое-кто думает, что он выходец из Персии.

Но все это мелочи. Важны не его физический облик и не его прежняя история. Значение имеет лишь его послание.

– Которое я слыхал от священников вашей Церкви много раз, – отозвался Грейсток. – И в которое я верю не больше, чем в вонючую брехню вонючих же попов, которую мне сбывали в мое время как чистую божественную истину!

– Это ваше дело, хотя и не ваше право, – сказал Самуэло. Грейсток, казалось, удивился. Джилл тоже не поняла смысла сказанного.

Грейсток громко заявил:

– Все вы, попы, несете дикую хренятину! – и отошел с мрачной миной.

Пискатор, наблюдавший за ним, улыбнулся:

– Опасный человек. Но интересный. Вам следовало бы послушать его рассказ о путешествии с арктурианцем.

Брови Джилл поднялись на лоб.

– Да, он был знаком с существом, которое прибыло на Землю с планеты звезды Арктур. По-видимому, это существо прибыло вместе с другими такими же на космическом корабле в две тысячи втором году нашей эры, и ему пришлось уничтожить все человечество. Хотя он и сам умер. Страшная история, но правдивая. Фаербрасс может сообщить вам некоторые детали. Он жил на Земле, как раз когда это произошло.

Глава 16

Желая познакомиться с Грейстоком, Джилл начала пробираться к нему сквозь толпу. Но прежде чем она добралась до англичанина, ее остановил Фаербрасс.

– Курьер только что сообщил мне, что установлен радиоконтакт с «Марком Твеном». Хочешь поучаствовать в нашем паувау? [103]103
  Беседа, совещание, церемония (амер. жаргон).


[Закрыть]Может быть, тебе повезет и ты поговоришь лично со знаменитым Сэмом Клеменсом.

– Неужели же нет! – воскликнула она. – И большое спасибо за приглашение.

Джилл последовала за Фаербрассом к его «джипу», который стоял у подножия лестницы. Он был изготовлен из стали и алюминия и снабжен пневматическими нейлоновыми шинами. Его шестнадцатицилиндровый двигатель работал на спирту, произведенном из древесины.

Всего собралось пять пассажиров: Фаербрасс, Галбирра, де Бержерак, Шварц и Харди. «Джип» ходко рванулся с места и пошел нырять по узким ложбинам между холмов. Его яркие фары вырывали из темноты траву, нарезанную машинами, разбросанные здесь и там хижины, заросли невероятно быстро растущего бамбука, доходящего до 31 метра, или 100 футов, в высоту. Оставив холмы позади, они помчались по равнине, полого спускавшейся к Реке.

Мимо Джилл проносились освещенное здание алюминиевого завода, сталелитейный завод, винокуренный, сварочная мастерская, арсенал, оружейный и цементный заводы, а также здание правительства. В последнем находились и редакция газеты, радиостанция и там же – кабинеты высших чиновников.

Колоссальный ангар располагался ниже по течению, с подветренной стороны от других зданий. Выше – до гор, что лежали к западу, тоже тянулись цепочки огней. Там строилась плотина, которая должна была заменить взорванную Клеменсом.

«Джип» миновал ангар. Паровой локомотив, работавший на спирту, профыркал мимо, таща за собой три платформы с наваленным на них алюминиевым прокатом. Он въехал в ярко освещенные ворота ангара, остановился, и огромный крюк крана опустился к задней платформе. Вокруг толпились рабочие, готовясь прицепить крюк к стальным канатам, связывающим балки.

«Сити-холл» располагался в северном конце улицы. «Джип» остановился у подъезда, пассажиры выбрались из машины и прошли между двумя массивными колоннами. Джилл подумала, что здание на редкость безвкусно, если судить с точки зрения архитектуры. Да и в ландшафт оно никак не вписывалось. Издали этот район выглядел как гибрид между Парфеноном и Руром, телепортированным на задворки Гаити.

Комплекс офисов Фаербрасса был расположен слева от входа в огромный холл. Шесть стражей охраняли дверь, каждый был вооружен однозарядной винтовкой, стрелявшей восьмидесятикалиберными пластиковыми пулями. На поясах у них висели палаши и кинжалы. Радиорубкой служила большая комната рядом с конференц-залом и святая святых – личными покоями Фаербрасса. Они вошли в рубку и увидели несколько человек, собравшихся вокруг радиста. Тот подкручивал рукоятки приборов, вставленных в большую панель, перед которой он сидел. Услышав, как хлопнула дверь, открытая могучим толчком его главного начальника, радист поднял глаза.

– Я разговаривал с Сэмом, – сказал он. – Но секунд тридцать назад контакт прервался. Погодите-ка! Кажется, я снова его поймал.

Из динамика раздалась целая серия тресков и визгов. Внезапно помехи ослабли и, перекрывая шум, раздался голос. Оператор снова подкрутил верньер настройки и уступил свой стул Фаербрассу.

– Говорит Фаербрасс. Это ты, Сэм?

– Нет. Подождите минуточку.

– Это Сэм, – сказал приятный низкий голос. – Это ты, Милт?

– Он самый. Как вы там, Сэм? Как идут дела?

– На сегодняшний день, Милт, электронный измеритель показывает, что мы прошли семьсот девяносто две тысячи четырнадцать миль. Если хочешь, можешь перевести их в километры. Я предпочитаю старую систему измерений, а поэтому мы… Ладно, все это тебе известно. Неплохо для трехлетнего плавания, а? Но чертовски утомительно. Улитка и та добралась бы до Северного полюса быстрее, чем мы, если бы она могла ползти по прямой. Ох, извини, по дуге большого круга. А потом у нее хватило бы еще времени построить для нас огромный отель и заработать колоссальные деньги, сдавая комнаты моржам, которые ожидали бы нашего прибытия. Даже если б улитка проползала только милю за каждые двадцать четыре часа, а мы делали бы в среднем восемьсот миль в сутки.

Что же касается небольших затруднений… (фырканье, треск). Фаербрасс подождал, пока передача улучшилась, а затем прокричал:

– Все остальное в порядке, Сэм?

– Роскошно, – ответил Сэм. – Ничего неожиданного не произошло. Это значит, что у нас постоянные чрезвычайные ситуации, постоянные затруднения, не хватает лишь мятежей экипажа, а ссор много. Мне пришлось кое-кого даже вышвырнуть за борт. Если так будет продолжаться, то ко времени прохождения миллионной отметки я буду единственным человеком на борту из тех, кто отплыл со мной из Пароландо.

Снова треск. А потом Джилл услышала голос – такой низкий, что можно было подумать, что он раздается со дна глубокого колодца. Она почувствовала, как по ее шее побежали холодные мурашки. Сэм сказал:

– Чего тебе? Ох, ну конечно! Про тебя-то я и забыл, хотя это и нелегко, когда ты дышишь мне прямо в затылок самогоном. Джо говорит, что он тоже будет на палубе. Он хочет сказать тебе «привет». Джо, скажи ему «привет».

– Привет, Милт.

Словно гром, грохочущий в бочке.

– Как идут делишки?

– Здорово, я надеюзь. Зэм, он вроде бы зазкучал из-за шлюхи, которая збежала от него. И еще он опять видел плохие зны назчет этого Эрика Кразнобородого. Я велел ему воздержатьзя от замогону, и взе будет о'кей. У него нету зпирта, чтоб напиватьзя, а перед ним вечно зтою я как пример трезвозти.

Джилл взглянула на Харди и начала:

– Что за…

Харди широко улыбнулся:

– Да, он гундосит. Джо Миллер по размерам больше двух Голиафов, вместе взятых, но он гундосит. Джо принадлежит к расе недочеловеков, которую Сэм называет Titanthropus clemenci [104]104
  Титантроп Клеменса.


[Закрыть], хотя, как мне кажется, Джо просто гигантский вариант homo sapiens. Но в любом случае они вымерли на Земле этак пятьдесят – сто тысяч лет назад. Он и Сэм встретились много лет назад и с тех пор неразлучные друзья. Дамон и Пифий. Роланд и Оливье.

– Скорее уж как Матт и Джефф или Лорел и Харди [105]105
  Заимствованные из литературы и фольклора примеры крепкой мужской дружбы.


[Закрыть], – пробормотал кто-то.

– Харди? – спросил Харди.

– Заткнитесь, – сказал Фаербрасс. – Ладно, Сэм. У нас все на орбите. У нас отличный новый кандидат, по-настоящему первоклассный офицерский материал. Австралийка по имени Джилл Галбирра. Налетала больше восьмисот часов, имеет опыт полетов на дирижабле и степень по машиностроению. Как тебе это понравится?

Треск. Затем:

– Женщина?

– Ага, Сэм. Я знаю, что в твои времена на речных пароходах не бывало женщин-лоцманов, а на железных дорогах – машинистов. Но в мои – женщины были и летчиками, и жокеями, и даже астронавтами!

Джилл почувствовала, что оттаивает, и наклонилась к нему.

– Дайте мне поговорить с ним, – выдавила она, – я скажу этому сукину сыну…

– Да он не возражает. Он просто удивился, – сказал Фаербрасс, поднимая взгляд. – Успокойся. Что тебя кусает? Он отличный парень. А если б он даже не был таким, то все равно не смог бы ничего изменить. Тут я – Numero Uno [106]106
  Номер первый (исп.).


[Закрыть]. Сэм, она говорит, что рада познакомиться с тобой.

– Я ее слышал, – ответил Сэм и хмыкнул. – Слушай… (треск, шипение, шумы)… а когда?

– Статические разряды глушат все к чертовой матери! – кричал Фаербрасс. – И ты куда-то исчезаешь. Думаю, нам дольше не удастся держать контакт. Поэтому буду краток. У меня набрана далеко не вся команда, но до окончания строительства большого корабля пройдет еще не меньше года. К этому времени у меня, возможно, будет полный состав. Если же нет, то какого черта? Авиационных пилотов и механиков тут на пятак дюжина, а обучить их воздухоплаванию – пара пустяков.

– Слушай… – Он замолчал, оглянулся вокруг, хотя Джилл не могла понять почему, и спросил: – Что-нибудь было от Икса? Ты…

Разряды обрушились на его голос, скомкали его, и было ясно, что даже обрывки слов не долетают до слушателя. Попробовав в течение еще нескольких минут снова связаться с Клеменсом, Фаербрасс окончательно отступился.

Джилл спросила у Харди:

– А что это там такое насчет Икса?

– Не знаю, – ответил янки, – Фаербрасс говорит, что у них с Сэмом просто такая шутка.

Фаербрасс выключил радио и встал со стула.

– Ладно, время уже позднее, а завтра у нас хлопот полон рот. Ты не хочешь, чтоб Вилли отвез тебя домой, Джилл?

– Мне не нужно никакого эскорта, – отчеканила она. – И я с удовольствием пройдусь пешком. Нет, спасибо.

Одетая в свои скрепленные магнитными скрепками полотнища, Джилл не торопясь шла по равнине. Еще до того, как она подошла к первому холму, она обратила внимание, что по сверкающему небу быстро несутся рваные ошметки облаков. Она вынула из наплечной сумочки палочку мечтательной резинки, отломила половину и сунула ее в рот. Ей казалось, что прошли целые годы с тех пор, как она последний раз жевала ее.

Теперь, ворочая языком отдающий кофе кусочек резинки, она сама не могла понять, почему так внезапно, почти бессознательно решила снова прибегнуть к резинке. Какой тайный мотив был у нее для этого? Это было фактически почти неосознанное действие. Если бы у нее не выработалась привычка анализировать все свои поступки и мысли, она вообще могла не заметить того, что сделала.

На севере сверкнула молния. А затем обрушился дождь – как песок, сыплющийся из вспоротого балластного мешка. Джилл накинула на голову капюшон и ссутулилась. По голым ногам стекали струйки воды, но ткань одежды была водоотталкивающей.

Джилл отодвинула засов на двери хижины. Войдя, она сняла с плеча сумку, открыла ее и достала тяжелую металлическую зажигалку из тех, что дважды в год выдавались граалем. Ощупью она добралась до стола, на котором стояла спиртовая лампа – подарок Фаербрасса. Гроза приближалась, и при ярких вспышках молний она смогла различить очертания лампы.

Что-то коснулось ее плеча.

Джилл вскрикнула и круто обернулась, уронив зажигалку на пол. Сделала рефлекторный выпад правой рукой, сжатой в кулак. Чья-то рука перехватила ее запястье. Она нанесла удар коленом, целясь туда, где, как она надеялась, должен находиться низ живота противника. Колено скользнуло по его бедру, и другая рука цепко сжала запястье второй руки. Джилл обмякла, и это обмануло нападающего. Он хихикнул и крепко прижал ее к себе. Теперь Джилл смутно могла различить его, так как вспышки молний все еще слегка рассеивали мрак хижины. Его нос оказался прямо перед лицом Джилл – совсем близко, но чуть ниже ее собственного носа, так как противник был не очень высок.

Она быстро наклонила голову и, вцепившись зубами в кончик его носа, с силой откинула голову назад. Мужчина взревел от боли и отпустил Джилл. Прикрывая руками лицо, он отступил на несколько шагов. Она последовала за ним, и на этот раз ее нога с силой нанесла удар вверх, попав прямо в цель. Хотя на Джилл не было сапог, удар ее твердых пальцев заставил насильника рухнуть на пол, корчась и зажимая руками ушибленные гениталии.

Джилл подскочила к лежавшему и несколько раз прыгнула на него. Ломаясь под ее тяжестью, его ребра громко хрустели. Соскочив с врага, она наклонилась и схватила его за уши. Он попытался было дотянуться до нее, но Джилл с силой рванула уши к себе. Они оторвались с омерзительным треском.

Мужчина, не обращая внимания на страшную боль от ушибленных гениталий и сломанных ребер, все же умудрился подняться с пола. Джилл тут же нанесла ему рубящий удар по шее краем ладони. Он снова упал, а она отошла к столу и зажгла лампу, еле удерживая зажигалку в прыгающих пальцах. Фитиль занялся, и, когда пламя охватило его, Джилл повернула рычажок, помещавшийся на боку корпуса лампы. Наладив освещение, она повернулась и снова дико закричала.

Мужчина уже стоял на ногах; больше того, он успел вырвать из зажимов висевшее на стене копье и теперь готовился нанести Джилл решающий удар.

Лампа вылетела у нее из рук – реакция была мгновенной и убийственной для противника. Лампа попала ему прямо в лицо, разбилась вдребезги, и спирт струей побежал по лицу и груди нападавшего.

Взвились языки пламени. Мужчина страшно вскрикнул и слепо – из глазных провалов рвалось пламя – кинулся к ней. Только теперь она поняла, кто он такой.

Джилл пронзительно выкрикнула: «Джек!», но он уже набросился на нее, обхватил пылающими ручищами, сшиб с ног, так что она рухнула на спину и воздух со свистом вырвался у нее из легких. Не в силах вздохнуть, но обуреваемая стремлением любой ценой вырваться из его горящих рук, она с нечеловеческой силой оттолкнула Джека и откатилась в сторону. Несгораемая ткань одежды пока спасала Джилл от ожогов.