355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Филип Хосе Фармер » Мир Реки: Темные замыслы » Текст книги (страница 3)
Мир Реки: Темные замыслы
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 14:43

Текст книги "Мир Реки: Темные замыслы"


Автор книги: Филип Хосе Фармер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 71 страниц)

Глава 6

Бёртон рассматривал скальное основание горы. Сама гора была сложена сине-черной плотной породой, напоминающей какую-то разновидность базальта. Но на земле у подножия скального основания валялись или торчали из почвы куски кремня. Похоже, они упали откуда-то сверху, следовательно, гора, скорее всего, не представляла собой базальтовый монолит. Сжав в руке кусочек кремня с острым краем, Бёртон соскреб со скалы лишайник, и под ним обнаружилась порода, похожая на зеленоватый доломит. По всей вероятности, куски кремня могли отколоться от доломита, хотя никаких признаков разлома или крошения жилы заметно не было.

А лишайник напоминал parmelia saxitilis, который рос также на долго пролежавших в земле костях, в частности – на черепах, и поэтому, в соответствии с «Доктриной прописей», представлял собой средство для лечения эпилепсии и заживляющий бальзам для ран.

Услышав, как кто-то стучит камнем о камень, Бёртон вернулся к группе. Все стояли кружком около американца и неандертальца; а те уселись на корточки и трудились над кусками кремня. Обоим удалось изготовить грубые топоры. Остальные стояли и смотрели на их работу, а они изготовили еще шесть штук. А потом взяли по большому куску кремня и разбили их надвое другими камнями. Затем одной половинкой стали отбивать от края второй тонкие осколки. Они поворачивали камни и старательно колотили по ним, пока не изготовили каждый примерно по десятку лезвий.

Они трудились и трудились – человек, который жил за сто тысяч лет до Рождества Христова, а то и раньше, и человек, живший в самые совершенные времена человеческой эволюции и бывший продуктом высочайшей цивилизации (в техническом смысле) на Земле. На самом деле он был одним из последних на Земле людей – если верить ему.

Вдруг Фрайгейт взвыл, подпрыгнул и стал скакать на месте, сжимая правой рукой большой палец левой. Он, судя по всему, промахнулся при ударе. Казз ухмыльнулся, обнажив здоровенные зубы размером чуть ли не с надгробные камни. Он тоже встал и ушел в заросли травы забавной раскачивающейся походкой. Несколько минут спустя он вернулся и принес шесть бамбуковых палок с заостренными концами и еще несколько – с ровно обрезанными. Он уселся на корточки и принялся обрабатывать одну из палок, пока не расщепил ее край и не вставил в прорезь треугольный скошенный край топора, после чего привязал камень к палке длинными стеблями травы.

Через полчаса группа вооружилась топориками, топорами с бамбуковыми топорищами, кинжалами и копьями с деревянными и каменными наконечниками.

К этому времени рука Фрайгейта перестала болеть так сильно, как сразу после ушиба, и кровь остановилась. Бёртон поинтересовался, откуда у Фрайгейта такое мастерство в обработке камней.

– Я был любителем антропологом, – ответил тот. – Многие люди – ну, относительно многие – учились изготавливать инструменты и оружие из камней в качестве хобби. Кое-кто добился неплохих успехов, хотя, конечно, на мой взгляд, никому из современных людей не удалось стать такими же умелыми и быстрыми в этом смысле, как специалистам из времен неолита. Эти-то ребята – они таким всю жизнь занимались, как вы понимаете.

И потом, я довольно много знаю об обработке бамбука, так что могу пригодиться.

Группа отправилась к реке. На вершине высокого холма они ненадолго задержались. Солнце стояло почти в зените. Отсюда открывался вид на течение реки на протяжении многих миль и на ее противоположный берег. Правда, с такого расстояния различить людские фигуры на другом берегу было невозможно, но там виднелись каменные грибы. Рельеф противоположного берега походил на рельеф того берега, на котором находились Бёртон и его спутники. Равнина в милю шириной и примерно две с половиной мили холмов, поросших деревьями. А за холмами – крутые, неприступные черные и зеленовато-синие горы.

К северу и к югу долина тянулась ровно миль на десять. Потом изгибалась, и река терялась из виду.

– Тут поздно светает и рано темнеет, – сказал Бёртон. – Значит, нужно как можно больше успеть засветло.

Как раз в этот миг все вскочили и многие закричали. На верхушках каменных грибов вспыхнуло синее пламя, взметнулось футов на двадцать и исчезло. А еще через несколько секунд раздался далекий раскат грома. От гор, вздымавшихся за спиной, эхом отразился его звук.

Бёртон взял на руки девочку и стал спускаться с холма. Хотя группа шла хорошим шагом, время от времени всем приходилось останавливаться и переводить дух. И все равно Бёртон чувствовал себя замечательно. Так много лет прошло с тех пор, как мышцы настолько хорошо слушались его, что ему даже не хотелось останавливаться для того, чтобы насладиться этим ощущением. Ему с трудом верилось, что совсем недавно его правая нога опухала от подагры, а сердце дико колотилось, стоило ему подняться на несколько ступенек.

Они вышли на равнину и дальше бросились трусцой, потому что заметили, как около грибов началось столпотворение. Бёртон орал на тех, кто попадался на его пути, и отталкивал их в стороны. Его одаривали гневными взглядами, но толкаться в ответ никто не отваживался. Неожиданно он оказался у подножия гриба, где людей практически не было, и увидел, что их привлекло. И не только увидел, но и почувствовал запах.

Позади него Фрайгейт пробормотал:

– О господи! – и его чуть не вырвало, хотя желудок у него был пуст.

Бёртон слишком много повидал в прошлой жизни, чтобы его потрясло отвратительное зрелище. Больше того – он мог отрешиться от реальности, когда сталкивался с чем-то чересчур печальным или болезненным. Порой ему удавалось как бы отойти в сторону от происходящего одним лишь усилием воли. Как правило, это происходило автоматически. Так случилось и сейчас.

На боку, так что тело находилось примерно на середине расстояния от края шляпки гриба, лежал труп. Кожа человека почти полностью обгорела, обнажившиеся мышцы обуглились. Нос, уши, пальцы рук и ног и гениталии либо сгорели напрочь, либо представляли собой бесформенные обрубки.

Рядом с трупом на коленях стояла женщина и бормотала молитву по-итальянски. Большие черные глаза женщины были бы красивы, не будь они красными и опухшими от слез. Фигура у женщины была великолепная и непременно привлекла бы внимание Бёртона в других обстоятельствах.

– Что случилось? – спросил он.

Женщина умолкла и посмотрела на него. Потом встала и прошептала:

– Отец Джузеппе прислонился к камню. Он говорил, что голоден. Говорил, что не понимает, зачем нужно было воскресать только для того, чтобы умереть от голода. Я сказала ему, что мы не умрем, как мы можем умереть? Нас воскресили из мертвых и о нас позаботятся. А он сказал, что мы, может быть, в аду. И будем ходить голыми и голодными все время, вечно. Я сказала ему, чтобы он не богохульствовал, что как раз ему-то и не стоит богохульствовать. А он сказал, что здесь все совсем не так, как он говорил всем и каждому сорок лет, а потом… а потом…

Бёртон подождал несколько секунд и поторопил женщину:

– А потом?

– Отец Джузеппе сказал, что тут, правда, нет адского пламени, но что уж лучше пусть было бы адское пламя, чем вечный голод. А потом выскочило пламя и пожрало его, и грохот был такой, словно бомба взорвалась, а потом он умер, обгорел до смерти. Это было так ужасно, так ужасно…

Бёртон развернулся лицом к северу, чтобы встать спиной к трупу, но ветер все равно доносил запах горелой плоти. Но не запах удручал Бёртона, а мысль о смерти. Первый день воскрешения еще не окончился, а уже умер человек. Означало ли это, что воскрешенные столь же беззащитны перед смертью, как прежде, на Земле? Если так, то какой в этом смысл?

Фрайгейта перестало тошнить. Бледный, дрожащий, он поднялся на ноги и добрел до Бёртона, стараясь держаться спиной к трупу.

– Может, лучше избавиться от него? – пробормотал он, указывая большим пальцем через плечо.

– Пожалуй, да, – холодно отозвался Бёртон. – Вот только жалко, что вся его кожа уничтожена.

Он ухмыльнулся, глядя на американца. Тот, похоже, испытал еще более сильный шок.

– Ну-ка, – сказал Бёртон. – Берите его за ноги, а я возьмусь с другой стороны. Бросим его в реку.

– В реку? – переспросил Фрайгейт.

– Угу. Если только вы не жаждете волочь его в холмы и копать для него могилу.

– Не могу, – ответил Фрайгейт и отошел в сторону. Бёртон проводил его презрительным взглядом и дал знак неандертальцу. Казз что-то буркнул в ответ и протопал к трупу своей особенной походочкой. Подойдя, наклонился, и не успел Бёртон ухватиться за почерневшие культи ног, как Казз уже поднял тело над головой, прошагал к берегу и швырнул труп в воду. Труп немедленно утонул, и его понесло течением вдоль берега. Казз решил, что этого маловато. Он вошел в воду по пояс, после чего погрузился поглубже и нырнул, не показываясь на поверхности около минуты. По всей вероятности, оттолкнул труп на глубину.

Алиса Харгривз с ужасом смотрела на эту сцену. Наконец она воскликнула:

– Но ведь мы будем пить эту воду!

– Река достаточно многоводна для того, чтобы очищаться, – успокоил ее Бёртон. – Как бы то ни было, у нас хватает забот и без того, чтобы волноваться о тщательности санитарных процедур.

Монат тронул Бёртона за плечо, и тот обернулся.

– Вы только посмотрите! – воскликнул Монат.

В том месте, где, видимо, находился труп, вода в реке вскипела, ее поверхность рассекла серебристая спина с белесым плавником.

– Похоже, ваши опасения насчет загрязнения воды напрасны, – сказал Бёртон Алисе Харгривз. – В реке есть мусорщики. Интересно… Интересно, безопасно ли тут купаться.

Однако неандерталец вышел из реки целым и невредимым. Он встал перед Бёртоном, отряхивая воду с безволосого тела, и ухмыльнулся, сверкая здоровенными зубищами. Он был ужасающе уродлив. Но он располагал знаниями доисторического человека, знаниями примитивными, но такими необходимыми в мире с примитивными условиями жизни. Кроме того, такого бойца замечательно было бы иметь у себя за спиной во время драки. Он был невысок, но потрясающе могуч. Его тяжелые кости служили прекрасной основой для тяжелых же мышц. Несомненно, он почему-то привязался к Бёртону. Тому приятно было думать, что дикарь, обладающий дикарскими инстинктами, «понимает», что Бёртон тот человек, за которым стоит идти. Кроме того, примитивный человек, по развитию своему близкий к животным, должен был иметь и более развитую интуицию. Значит, мог заметить силу духа Бёртона и ощутить тягу к нему, хотя тот являлся представителем рода homo sapiens.

А потом Бёртон напомнил себе, что его репутация человека с редкостной психической силой выстроена им самим и что в этом он наполовину шарлатан. Он так много разглагольствовал о собственной силе и столько наслушался об этом от своей жены, что и сам стал в нее верить. Но случались мгновения, когда он вспоминал, что его «могущество» наполовину вымышлено.

Тем не менее он был способным гипнотизером и верил, что его глаза излучают особую экстрасенсорную силу, когда он этого желал. Может быть, поэтому к нему так и тянуло неандертальца.

– Камень произвел разряд чудовищной энергии, – сказал Лев Руах. – Может быть, электрической. Но почему? Не верится, чтобы разряд был бесцелен.

Бёртон повнимательнее присмотрелся к каменному грибу. Серый цилиндр, стоявший в центральном углублении, похоже, не пострадал от разряда. Бёртон прикоснулся к каменной поверхности гриба. Поверхность была теплая, но не более, чем если бы была нагрета солнцем.

Лев Руах крикнул:

– Не трогайте! Вдруг будет еще один… – и не договорил, когда увидел, что предупреждать поздно.

– Еще один разряд? – спросил Бёртон. – Я так не думаю. По крайней мере некоторое время не будет. Этот цилиндр оставлен здесь для того, чтобы мы что-то узнали.

Он ухватился руками за край шляпки гриба и, подтянувшись, залез на нее. Это ему удалось настолько легко, что он порадовался. Прошло столько лет с тех пор, как он чувствовал себя таким молодым и сильным. Или таким голодным.

Несколько человек из толпы стали кричать ему, чтобы он слез с гриба, пока снова не полыхнуло синее пламя. Другие смотрели на него так, словно надеялись, что выброс энергии снова произойдет. А большинство радовались тому, что он рискует.

Но ничего не произошло, хотя сам Бёртон не был так уж уверен, что не сгорит в огне. Босыми ступнями он чувствовал приятную теплоту камня.

Перешагивая через углубления, он подобрался к цилиндру и подсунул пальцы под край крышки. Она легко приподнялась. С сердцем, быстро бьющимся от возбуждения, Бёртон заглянул под крышку. Он ждал чуда и увидел его. В углублениях внутри контейнера находилось шесть мисок, и все они оказались наполненными.

Бёртон дал своей группе знак подойти поближе. Казз легко взобрался на шляпку гриба. Оправившийся от тошноты Фрайгейт тоже с легкостью спортсмена оказался наверху. «Не будь у этого парня такого слабого желудка, – подумал Бёртон, – ему цены бы не было». Фрайгейт обернулся и подал руку Алисе, которая забралась на шляпку около него.

Столпившись около Бёртона, все склонились и заглянули внутрь цилиндра. Бёртон воскликнул:

– Настоящий рог изобилия! Поглядите! Отбивная! Толстая сочная отбивная! Хлеб с маслом! Джем! Салат! А это что такое?

Пачка сигарет! Ага! И сигара! И чашка бурбона, судя по запаху – отличного! И еще что-то… это что?

– Похоже на палочки жевательной резинки, – сказал Фрайгейт. – Без упаковки. А это, наверное… что? Зажигалка для сигарет?

– Жратва! – заорал какой-то мужчина-здоровяк, в группу Бёртона не входивший. Он забрался на гриб, за ним стали карабкаться и другие. Бёртон опустил руку в глубь цилиндра и вытащил лежавший на самом дне маленький прямоугольный предмет. Фрайгейт сказал, что это, наверное, зажигалка. Бёртон понятия не имел о том, что такое зажигалка, но догадывался, что она производит огонь для прикуривания сигарет. Он сжал предмет в кулаке, а другой рукой закрыл крышку. Во рту у него скопилась слюна, в животе урчало. Остальные были так же голодны, как он, и, судя по выражениям их лиц, они никак не могли понять, почему он не вынимает из цилиндра еду.

Здоровяк громко заорал на грубом триестском наречии итальянского:

– Жрать хочу! Прикончу любого, кто сунется ко мне! А ну, открой!

Остальные молчали, но, несомненно, ожидали, что Бёртон станет защищаться. А он вместо этого сказал:

– Сам открывай, – и отвернулся.

Остальные растерялись. Они видели еду, слышали ее запах. У Казза изо рта текла струйка слюны. Но Бёртон сказал:

– Поглядите на толпу. Тут через минуту будет драка. Вот я и говорю: пусть дерутся за свои куски. Не то чтобы я уходил от драки, вы же понимаете, – добавил он, гневно глянув на остальных. – Только я уверен, что к ужину наши собственные цилиндры будут полны еды. Эти цилиндры – если вам угодно, зовите их граалями – нужно просто оставить в углублениях на камне, чтобы они наполнились. Это очевидно, и именно поэтому здесь оставлен этот цилиндр.

Он подошел к тому краю шляпки, который был обращен к реке, и спрыгнул вниз. К этому моменту на шляпке набралось уже порядочно народу, все новые и новые люди карабкались наверх. Здоровяк схватил отбивную и впился в нее зубами, но кто-то пытался вырвать у него кусок мяса. Здоровяк яростно завопил и вдруг, расталкивая тех, кто мешал ему пройти, бросился к реке. Он нырнул и через мгновение появился на поверхности. Тем временем мужчины и женщины, крича и толкая друг друга, боролись за остальное содержимое грааля.

Человек, нырнувший в реку, плыл на спине, пока не сжевал всю отбивную. Бёртон пристально смотрел на него, ожидая, что того схватит рыба. Но здоровяк преспокойно плыл вниз по течению.

Бёртон шагал, пока не ушел подальше от толпы, и сел на траву. Люди из его группы собрались около него, некоторые присели и стали смотреть на столпотворение на верхушке гриба. Питающий камень выглядел словно табуретка, на сиденье которой копошились бледные черви. И при этом очень шумные. Кое-кто из них успел покраснеть, потому что перемазался в пролитой крови.

Больше всего удручала реакция детей. Самые маленькие на гриб не полезли, но знали, что там еда. Они плакали от голода и страха, вызванного тем, как кричали и дрались взрослые, забравшиеся на камень. Девчушка рядом с Бёртоном не плакала – она дрожала. Она обвила ручонками его шею, а он гладил ее по спине и бормотал успокаивающие слова; она их не понимала, но тон помогал ей успокоиться.

Солнце начинало садиться. Через пару часов оно должно было скрыться за высокими горами на западе. Правда, еще несколько часов могли протянуться мягкие сумерки. Определить, сколько здесь длится день, было невозможно. Стало жарче, но сидеть на солнце все-таки было можно, к тому же все время дул прохладный ветерок, смягчающий жару.

Казз стал знаками показывать, что хотел бы разжечь костер, и еще он показывал на кончик бамбукового копья. Несомненно, он хотел обжечь его.

Бёртон рассмотрел металлический предмет, вынутый им из цилиндра. Предмет был изготовлен из прочного серебристого металла – прямоугольный, плоский, примерно два дюйма в длину и в три десятых дюйма толщиной. На одной стороне предмета имелась маленькая дырочка, а на другой – движок. Движок опустился примерно на одну десятую дюйма, и из отверстия показалась проволочка диаметром примерно в одну десятую дюйма и в полдюйма длиной. Даже при ярком солнце она сильно светилась. Бёртон прикоснулся кончиком проволочки к травинке – травинка тут же сморщилась. Когда он притронулся проволочкой к кончику бамбукового копья, она прожгла в нем крошечную дырочку. Бёртон вернул движок в первоначальное положение, и проволочка убралась внутрь, под серебристый панцирь, словно головка напуганной черепахи.

Фрайгейт и Руах громко выразили восторг по поводу того, какая энергия таилась в крошечном предмете. Для того чтобы так нагреть проволочку, требовалось немалое напряжение. Какой же мощности батарейка или миниатюрный ядерный реактор прятались внутри? И как перезаряжать зажигалку?

Слишком много вопросов, на которые нельзя было ответить немедленно, а может быть, и никогда. И самым важным из них было: как они все вернулись к жизни с обновленными, омоложенными телами? Кто бы это ни сделал, он обладал поистине богоподобными знаниями. Но разговоры об этом, хотя и послужили бы пищей для толков, больше бы не дали ровным счетом ничего.

Через некоторое время толпа рассосалась. Цилиндр бросили на верхушке гриба – он лежал на боку. Там же валялось несколько тел. Кое-кто из тех, кто спустился с гриба, был ранен. Бёртон встал и пошел сквозь толпу. Какая-то женщина плакала, но никто не обращал на нее внимания. Лицо ее разбили, правый глаз заплыл. Какой-то мужчина сидел на траве и корчился от боли, прикрывая руками пах, изодранный чьими-то острыми ногтями.

На верхушке гриба лежали четверо; трое из них были без сознания. Им побрызгали в лицо водой, и они пришли в себя. А четвертый был мертв. Невысокий худощавый мужчина. Кто-то так свернул ему голову, что сломались шейные позвонки.

Бёртон снова взглянул на солнце и сказал:

– Я точно не знаю, когда настанет время ужина. Предлагаю вернуться сюда вскоре после того, как солнце скроется за горами. Установим наши граали, или «рога изобилия», или «корзинки для завтрака» – называйте как хотите – в эти углубления. А потом подождем. А пока…

Он мог бы и этот труп швырнуть в реку, но теперь задумался о том, что из него можно извлечь пользу, и немалую. Он объяснил свое желание остальным, и они спустили тело с гриба и понесли его по равнине. Первыми за дело взялись Фрайгейт и Галеацци, бывший импортер из Триеста. Фрайгейт, конечно, не рвался к этой работе, но, когда Бёртон спросил его, не возьмется ли он, он кивнул. Он подхватил мертвеца за ноги и пошел вперед. Галеацци тащил тело, ухватив его под мышки. Алиса пошла за Бёртоном, держа за руку девочку. Кое-кто из толпы с любопытством смотрел на процессию, а кое-кто комментировал происходящее или задавал вопросы, но Бёртон помалкивал. Когда первые носильщики прошагали около полумили, их сменили Казз и Монат. Девочку, казалось, вовсе не пугал вид мертвеца. И первый труп вызвал любопытство, а не испуг.

– Если она на самом деле из древних кельтов, – сказал Фрайгейт, – она, наверное, привыкла видеть обугленные тела. Если я верно помню, кельты сжигали тела, предназначенные для жертвоприношений, в больших плетеных корзинах на религиозных церемониях. Правда, не припомню, в честь какого бога или богини они проводились. Была бы библиотека – можно было бы уточнить. Как думаете, будет у нас тут когда-нибудь библиотека? Думаю, я чокнусь, если у меня не будет книг.

– Посмотрим, – отозвался Бёртон. – Если нас не обеспечат библиотекой, соберем свою. Это возможно. Нет ничего проще.

Он счел вопрос Фрайгейта идиотским, но, с другой стороны, сейчас мало кто пребывал в своем уме.

У подножий холмов Моната и Казза сменили двое мужчин – Рокко и Бронтич. Бёртон пошел впереди, мимо деревьев, сквозь густую, доходившую до пояса траву. Острые листья травы царапали босые ноги. Бёртон ножом срезал один стебель и посмотрел, насколько тот прочен и гибок. Фрайгейт плелся рядом с ним и рта не закрывал. «Наверное, – подумал Бёртон, – он болтает, чтобы отвлечься от мыслей о двух смертях».

– Вы только подумайте, какие исследования можно провести, если здесь воскресли все, кто когда-либо жил! Подумайте о тайнах истории, о любых вопросах, на которые можно найти ответы! Можно поговорить с Джоном Уилксом Бутом [2]2
  Джон Уилкс Бут (1829–1912) – убийца Авраама Линкольна, которого он застрелил в театре, прокравшись в ложу президента.


[Закрыть]
и выяснить, действительно ли военный секретарь Стэнтон участвовал в заговоре с целью убийства Линкольна. Можно установить личность Джека-Потрошителя [3]3
  Джек-Потрошитель – английский преступник, совершивший в 1888 г. ряд убийств в Лондоне.


[Закрыть]
. Узнать, на самом ли деле Жанна д'Арк была ведьмой. Поговорить с наполеоновским маршалом Неем [4]4
  Мишель Ней (1769–1815) – маршал армии Наполеона. С возвращением к власти Бурбонов арестован и расстрелян.


[Закрыть]
и узнать, правда ли, что он удрал из попавшего под обстрел эскадрона и стал школьным учителем в Америке. Понять, что на самом деле случилось в Пёрл-Харборе. Посмотреть на лицо «Человека в железной маске», если такой когда-либо существовал. Порасспрашивать Лукрецию Борджиа [5]5
  Лукреция Борджиа (1480–1519) – представительница знатного итальянского рода испанского происхождения, известная многочисленными браками и политическими интригами.


[Закрыть]
и тех, кто ее знал, и понять, была ли она в действительности такой жуткой отравительницей, какой ее считают. Узнать, кто убил двух малюток принцев в Тауэре. Может быть, это сделал Ричард III [6]6
  Ричард III (1452–1485) – английский король с 1483 г. Взошел на престол предположительно после убийства в Тауэре детей своего старшего брата, Эдуарда IV.


[Закрыть]
. Да и вы, Ричард Фрэнсис Бёртон, – ваши биографы мечтали бы задать вам множество вопросов о вашей жизни. Правда ли, что у вас была любовница-персиянка, на которой вы собирались жениться и ради которой были готовы отречься от того, кем были, и стать ее сородичем? Правда ли, что она умерла до того, как вы смогли жениться на ней, и действительно ли вас так потрясла ее смерть и вы любили ее до конца своей жизни?

Бёртон зыркнул на Фрайгейта. Он только что познакомился с этим человеком, а тот – это надо же – задавал самые личные и болезненные вопросы. Этому не было прощения.

Фрайгейт отшатнулся, бормоча:

– И… и… и… ну ладно, сейчас не время, я понимаю. Но известно ли вам, что после вашей смерти ваша супруга стала очень набожной и что вас похоронили на католическом кладбище – вас, безбожника?

Лев Руах, глаза которого раскрывались все шире, пока Фрайгейт болтал, воскликнул:

– Вы – Бёртон, путешественник и лингвист? Тот, что открыл озеро Танганьика? Тот, что совершил паломничество в Мекку, одевшись, как мусульманин? Переводчик «Тысячи и одной ночи»?

– Лгать не хочу и незачем. Да, это я.

Лев Руах плюнул на Бёртона, но его слюну отнесло в сторону ветром.

– Сукин вы сын! – прокричал он. – Вшивый нацистский ублюдок! Читал я про вас! Какой выдающийся человек, можно себе представить! Только вы были антисемитом!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю