355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Филип Хосе Фармер » Мир Реки: Темные замыслы » Текст книги (страница 14)
Мир Реки: Темные замыслы
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 14:43

Текст книги "Мир Реки: Темные замыслы"


Автор книги: Филип Хосе Фармер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 71 страниц)

Глава 23

Алое крыло зари нежно коснулось его век.

Он поднялся на ноги, понимая, что раны его залечены и он снова целехонек, хотя поверить в это было трудно. Рядом с ним стоял цилиндр и лежало несколько сложенных стопкой полотнищ различных размеров, цветов и плотности.

А в двадцати футах от него из зеленой травы поднимался другой мужчина, тоже обнаженный. Бёртон похолодел. Светлые волосы, широкое лицо и светло-голубые глаза – Герман Геринг.

Немец удивился не меньше Бёртона. Заговорил он медленно, словно спросонья:

– Что-то тут здорово не так.

– Да, правда, что-то погано, – согласился Бёртон. О системе воскрешения у Реки он знал не больше других. Сам он процесса воскрешения никогда не наблюдал, но слышал, как его описывали те, кто видел. На заре, как только солнце поднималось над неприступными горами, в воздухе неподалеку от питающего камня возникало мерцание. В мгновение ока в этом месте происходило уплотнение, и из ниоткуда на траве появлялось обнаженное тело мужчины, женщины или ребенка. И рядом с новоявленным Лазарем всегда оказывался новенький грааль и стопка полотнищ ткани.

На протяжении десяти – двадцати миллионов миль долины Реки, где обитало тридцать пять – тридцать шесть миллиардов человек, умирало в день не меньше миллиона. Никаких заболеваний, правда, кроме душевных, пока замечено не было, но, хотя статистика и отсутствовала, миллион людей, видимо, погибал ежедневно в мириадах войн, которые вел сонм маленьких государств, на почве ревности, от самоубийств, за счет казней преступников и от несчастных случаев. Происходило устойчивое и многочисленное передвижение тех, кто подвергался, как это теперь называли, малому воскрешению.

Но Бёртон еще ни разу не слышал, чтобы двое умерших в одном и том же месте в одно и то же время воскрешались одновременно и вместе. Процесс выбора места для начала новой жизни был случайным – по крайней мере так он считал.

Одно подобное совпадение, конечно, могло произойти, хотя его вероятность составляла невообразимо малую величину. Но два таких случая, причем друг за другом, – это уже чудо.

Бёртон не верил в чудеса. Никогда не происходило ничего такого, чего нельзя было бы объяснить на основании физических законов – если ты знал все факты.

Фактов Бёртон не знал, поэтому ломать себе голову над «совпадением» сейчас смысла не имело. Ответа требовал другой вопрос. А именно: что делать с Герингом?

Этот человек знал Бёртона и мог выдать любому этику, разыскивающему его.

Бёртон быстро огляделся по сторонам и заметил приближающихся мужчин и женщин, настроенных, судя по всему, дружелюбно. Пора было обменяться с немцем парой слов.

– Геринг, я могу убить тебя или себя. Но я не хочу ни того ни другого – по крайней мере пока. Ты знаешь, чем ты для меня опасен. Рисковать с тобой нельзя, подлая гиена. Но что-то в тебе есть такое, к чему я не могу притронуться.

Геринг, обладавший потрясающей живучестью, похоже, понемногу оправлялся от потрясения. Он противно ухмыльнулся и сказал:

– А я тебя врасплох застал, верно?

Но, заметив, как Бёртон оскалился, Геринг поспешно поднял руку и сказал:

– Но я клянусь, что не выдам тебя никому! И вообще не сделаю тебе ничего плохого! Мы, может быть, не приятели, но по крайней мере знали друг друга, и мы в чужой стране. Приятно видеть рядом знакомое лицо. Я знаю, что слишком долго страдал от одиночества, от опустошения души. Я думал, что сойду с ума. Отчасти поэтому я и жевал мечтательную резинку. Поверь мне, я тебя не предам.

Бёртон ему не поверил, но решил, что некоторое время ему можно доверять. Герингу нужен потенциальный союзник как минимум до тех пор, пока он разберется, что за люди живут в этих краях, и поймет, на что способен или не способен. И потом, может быть, Геринг переменился к лучшему.

«Нет, – сказал себе Бёртон. – Нет. Ты опять за свое. На словах – циник, а вечно всем все готов простить, готов плюнуть на нанесенное тебе оскорбление и дать оскорбителю еще один шанс. Не обманись снова, Бёртон».

Три дня спустя он все еще сомневался насчет Геринга.

Бёртон представился Абдулом ибн Гаруном, жителем Каира из девятнадцатого века. У него был целый ряд причин для такого маскарада. Прежде всего – он прекрасно говорил по-арабски, знал каирский диалект тех времен и вдобавок мог покрыть голову тюрбаном, свернутым из полотнища ткани. Он надеялся, что это поможет ему изменить внешность. Геринг никому ни слова не сказал о том, что все это камуфляж. Бёртон в этом не сомневался, поскольку большую часть времени они с Герингом проводили бок о бок. Они разместились в одной хижине на то время, пока привыкали к местным установлениям и проходили испытательный срок. В частности – занимались усиленной военной подготовкой. Бёртон считался одним из лучших фехтовальщиков девятнадцатого века и, кроме того, знал все тонкости боя с оружием и голыми руками. Продемонстрировав свои способности в ряде испытаний, он заработал предложение стать новобранцем. На самом деле ему даже пообещали произвести его в инструкторы, как только он как следует выучит местный язык.

Геринг почти так же быстро завоевал уважение местных жителей. Сколько бы ни было у него недостатков, в мужестве ему отказать было нельзя. Он был физически силен и ловок, обаятелен и приятен, когда это помогало ему в достижении целей, и не отставал от Бёртона в изучении языка. Ему удавалось быстро завоевывать власть и пользоваться ею, как и подобало бывшему рейхсмаршалу гитлеровской Германии.

Этот участок западного побережья населяли люди, говорящие на языке, Бёртону совершенно не известном, хотя он слыл полиглотом и на Земле, и в мире Реки. Выучив достаточно слов, чтобы иметь возможность задавать вопросы, он понял, что здешние жители обитали где-то в Центральной Европе в раннем бронзовом веке. У них были довольно странные обычаи, одним из которых являлось публичное совокупление. Это представлялось Бёртону чрезвычайно интересным. Он в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году основал в Лондоне Королевское антропологическое общество и повидал много диковинок во время странствий по Земле. Участвовать в этом ритуале он не участвовал, но и шокирован не был.

А вот другую традицию он принял с радостью – обычай подрисовывать усы и бороды. Мужчины сопротивлялись тому, что Воскресители навсегда лишили их растительности на лице вместе с крайней плотью. С последним оскорблением личности они ничего поделать не могли, но до некоторой степени могли исправить другое упущение. Они раскрашивали подбородки и место над верхней губой темной жидкостью, изготовленной из измельченного древесного угля, рыбьего клея, дубового танина и еще нескольких ингредиентов. Более терпеливые пользовались этим красителем для татуировки и подвергались долгой и болезненной процедуре, производимой с помощью острой бамбуковой иглы.

Теперь Бёртон был вдвойне замаскирован, однако судьба его зависела от милости человека, способного предать его при первой возможности. Он был не против того, чтобы привлечь внимание этиков, но не хотел, чтобы этики поняли, кто он такой.

А еще Бёртон желал быть уверенным в том, что ему удастся улизнуть, пока его не обставят ловчими сетями. Он вел опасную игру – все равно что идти по туго натянутому канату над стаей голодных волков, – но Бёртону это нравилось. Убежать он мог только тогда, когда это станет совершенно необходимым. А пока же он будет жертвой, охотящейся за охотником.

Но мысли его не покидало видение Туманной Башни и Великого Грааля. Зачем играть в «кошки-мышки», когда он мог пойти на штурм замка, в котором, как он предполагал, находилась штаб-квартира этиков? Ну, пускай не на штурм, пускай он прокрадется в Башню, проберется туда так, как мышь пробирается в дом – или в крепость. И пока кошки будут искать в другом месте, мышь сможет обратиться в тигра.

Когда к Бёртону приходили такие мысли, он смеялся и зарабатывал недоуменные взгляды двоих сожителей по хижине – Геринга и англичанина из семнадцатого века, Джона Коллопа. А смеялся он потому, что сам себе казался почти смешон в роли тигра. С какой только стати он считал, что ему, одному-единственному человеку, под силу чем-то повредить тем, кто способен изменять планеты, воскрешать миллиарды мертвых, питать и поддерживать тех, кто вернулся к жизни? Бёртон сжимал руки и знал, что в них и внутри того мозга, что ими управлял, заключено поражение этиков. Что за опасность пряталась внутри его – этого он не знал. Но они боялись его. Если бы только он мог понять почему.

Но смеялся над собой он только отчасти. Другая его половина верила в то, что он – тигр среди людей. «Каким человек себя считает, таков он и есть», – бормотал Бёртон.

– Странно ты смеешься, друг мой, – сказал как-то Коллоп. – Что-то у тебя в смехе женское для такого мужественного человека. Похоже на… будто брошенный камень скользит по поверхности замерзшего озера. Или на лай шакала.

– Есть во мне что-то от шакала и гиены, – согласился Бёртон. – Так утверждали мои враги – и они были правы. Но во мне есть нечто большее.

Он встал с постели и принялся разминать затекшие за ночь мышцы. Через несколько минут он отправится вместе с остальными к питающему камню на берег Реки и заправит цилиндр. Потом настанет час обхода территории. Потом – муштра, потом обучение владению копьем, дубинкой, пращой, обсидиановым мечом, луком и стрелами, каменным топором, обучение рукопашному бою. Час на отдых и разговоры за вторым завтраком. Потом – час обучения языку. Два часа тяжелой работы по строительству укреплений на границах маленького государства. Полчаса отдыха, а потом обязательный забег на милю для укрепления здоровья. Потом – обед из заправленного грааля, потом – свободный вечер для всех, кроме тех, кому предстоял дозор или другие обязанности.

Подобного распорядка придерживались в крошечных государствах вверх и вниз по Реке. И почти везде человечество либо вело войны, либо к ним готовилось. Люди должны были держать себя в форме и знать, как драться на славу. Кроме того, муштра обеспечивала занятость населения. Как бы ни была монотонна жизнь по законам военного времени, она все равно была лучше, чем праздное сидение на месте и размышления о том, чем бы заняться. Отсутствие забот о хлебе насущном, покупке земли, уплате налогов, мелочных хлопот и обязанностей, которые наполняли жизнь людей на Земле и от которых они там страдали, нельзя было назвать благословенным. Шла постоянная борьба с бездельем, и руководители всех государств стремились придумать, чем занять свой народ.

В долине Реки должен был бы возникнуть рай, а шла война, война, война. И если отвлечься от мелочей, то война, по мнению некоторых, была здесь хороша! Она придавала жизни смысл и отвлекала от скуки. Злоба и агрессивность человека приобретали ценность.

После обеда все мужчины и женщины были вольны заниматься, чем их душе угодно, лишь бы только не нарушали местных законов. Можно было менять сигареты и спиртное из своего грааля или рыбу, пойманную в Реке, на лучший лук и стрелы, щиты, миски и чашки, столы и стулья, бамбуковые флейты, глиняные дудки, барабаны, обтянутые человеческой кожей или рыбьей шкурой, редкие камни (которые действительно попадались редко), ожерелья из красиво обточенных и раскрашенных костей глубоководных рыб, из яшмы или резного дерева, на обсидиановые зеркала, сандалии и туфли, рисунки древесным углем, на редкую и дорогую бамбуковую бумагу, чернила и перья из рыбьих костей, шляпы из длинной и крепкой травы, растущей на холмах, на арфы из дерева со струнами, изготовленными из кишок рыбы-дракона, на дубовые колечки для пальцев рук и ног, на глиняные статуэтки и другие вещи, полезные или красивые.

А потом, естественно, наступало время любви, которой Бёртон и его товарищи по хижине пока были лишены. Только тогда, когда их станут считать полноценными гражданами, им позволят перебраться в отдельные жилища и жить с женщинами.

Джон Коллоп был невысоким хрупким юношей с длинными соломенными волосами, узким и симпатичным лицом и большими синими глазами, обрамленными очень длинными, загибающимися кверху черными ресницами. Во время первого разговора с Бёртоном он представился и сказал:

– Я явился из мрака материнской утробы – откуда же еще? – на свет Божий на Земле в тысяча шестьсот двадцать пятом году. Слишком скоро я снова сошел во мрак утробы матери-природы, веря в воскрешение, и, как видите, не разочаровался. Хотя я должен признаться, что эта загробная жизнь не такова, о какой мне говорили мои наставники. Но ведь как они могли знать истину, бедняги, слепцы, поводыри слепцов?

Довольно скоро Коллоп признался Бёртону, что был членом Церкви Второго Шанса.

Бёртон удивленно вздернул брови. Он встречал приверженцев этой новой религии во многих местах на берегах Реки. А Бёртон, сам будучи неверующим, почитал своим долгом изучать со всем тщанием любые верования. Узнай веру человека – и можешь считать, что ты его знаешь хотя бы наполовину. Узнай, кто его жена, – и будешь знать о нем все остальное.

У Церкви имелось несколько несложных догматов, некоторые основывались на фактах, но большая часть – на надежде и желании. В этом она ничем не отличалась от религий, народившихся на Земле. Однако адепты Церкви Второго Шанса имели одно преимущество перед последователями любой из земных религий: они без труда могли доказать, что мертвый человек воскресает – и не раз.

– Но почему человечеству был дан второй шанс? – спрашивал Коллоп негромким серьезным голосом. – Разве оно это заслужило? Нет. За редким исключением люди глупы, ничтожны, мелки, злонамеренны, узколобы, безмерно эгоистичны, сварливы и отвратительны. От взгляда на них богов – или Бога – должно бы тошнить. Но в этой божественной блевотине должен содержаться сгусток сострадания, да простится мне такое сравнение. Человек, как бы низок он ни был, содержит внутри серебряный стержень божественности. То, что человек создан по образу и подобию Божьему, не пустые слова. В самом худшем из нас есть нечто, за что он достоин спасения, кроха, из которой можно создать нового человека.

Кто бы ни был тот, кто дал нам новую возможность спасти наши души, – он знает правду. Нас поместили на эту планету, в долину этой Реки, под чужие небеса, для того, чтобы мы спаслись. Но сколько у нас времени для этого, не знаю ни я, ни глава Церкви. Может быть, вечность, а может быть, всего сто лет или тысяча. Но мы должны использовать все время, которое нам отпущено, друг мой.

Бёртон возразил:

– Но разве тебя не принесли в жертву на алтаре Одина норвежцы, исповедующие древнюю религию, хотя этот мир – вовсе не Валгалла, обещанная их жрецами? Разве тебе не кажется, что ты понапрасну терял время, умоляя их о пощаде и проповедуя свою веру? Они верят во все тех же древних богов, и теология их изменилась только в том, что они чуть-чуть приспособили ее к здешним условиям – так же как ты цепляешься за свою веру.

– У норвежцев нет объяснения тому, почему они попали в новую жизнь, – ответил Коллоп, – а у меня есть. У меня есть разумное объяснение, и его со временем воспримут норвежцы и станут верить в него так же преданно, как верю я. Меня они убили, но придет другой миссионер, обладающий лучшим даром убеждения, и станет говорить с ними, пока они не уложат его в деревянные объятия своего деревянного идола и не проткнут ему сердце. Если и он не убедит их, убедит следующий миссионер.

На Земле Церковь росла на крови мучеников. Здесь это еще справедливее. И если ты убиваешь человека для того, чтобы заткнуть ему рот, он воскресает вновь в другом месте у Реки. И человек, которого убили в сотнях тысяч миль отсюда, приходит, чтобы сменить предыдущего мученика. В конце концов Церковь победит. И тогда люди прекратят эти бесполезные человеконенавистнические войны и вернутся к настоящему делу – единственному настоящему делу, делу обретения спасения.

– То, что ты говоришь о мучениках, имеет смысл лишь для тех, кто достиг просветления, – возразил Бёртон. – Грешник, которого убили, тоже воскресает, чтобы творить зло в другом месте.

– Добро победит, истина всегда одерживает верх, – упрямо проговорил Коллоп.

– Вот уж не знаю, много ли где ты побывал на Земле и долго ли прожил, – буркнул Бёртон, – но, видно, и того и другого тебе не хватило, раз ты так слеп. Мне лучше знать.

Коллоп гнул свое:

– Церковь стоит не только на одной вере. Она располагает многими фактами и вещественными доказательствами, на которых основывает свое учение. Скажи мне, друг мой Абдул, слышал ли ты когда-нибудь о том, чтобы кто-то воскрес мертвым?

– Парадокс! – воскликнул Бёртон. – Как это понимать – воскрес мертвым?

– Отмечено три достоверных случая и еще четыре, о которых Церкви известно понаслышке. Речь идет о мужчинах и женщинах, которые были убиты в одних местах у Реки и перенесены в другие. Как ни странно, тела их были восстановлены, но мертвы. Ну и почему же это произошло?

– Даже представить себе не могу! – воскликнул Бёртон. – Это ты мне скажи. Я слушаю, поскольку ты говоришь вполне авторитетно.

На самом деле он очень даже мог себе это представить, поскольку слышал этот рассказ в других местах. Но ему хотелось установить, сходится ли рассказ Коллопа с рассказами прочих.

Все сошлось, и даже имена «мертвовоскресших». Рассказ утверждал, что опознали их те, кому они были знакомы по Земле. Все эти люди были если не святыми, то праведниками, а один из них на Земле был канонизирован. Предположение же высказывалось такое: они достигли состояния святости, при котором отпадала необходимость проходить через «чистилище» Речной планеты. Их души «ушли» куда-то, а лишний груз тел остался на земле у Реки.

Скоро, говорила Церковь, больше людей достигнет такого состояния. И их тела будут оставаться на планете. Постепенно, через долгое время планета станет необитаемой. Все откажутся от греховности, ненависти и просветятся любовью к людям и Богу. Даже самые неисправимые, совсем потерянные смогут уйти из своей физической оболочки. И чтобы заслужить эту милость, нужно одно: любовь.

Бёртон вздохнул, громко рассмеялся и сказал:

– «Plus ça change, plus c'est la même chose» [52]52
  Чем больше меняется, тем больше становится самим собой (фр.).


[Закрыть]
. Еще одна сказочка, чтобы подарить людям надежду. Старые религии развенчаны – хотя некоторые отказываются даже в этом признаваться, – значит, надо придумать новые.

– Но ведь это имеет смысл, – не унимался Коллоп. – У тебя есть лучшее объяснение тому, зачем мы здесь оказались?

– Может быть. Я тоже умею придумывать сказки.

На самом деле объяснение у Бёртона было. Но он не хотел о нем рассказывать Коллопу. Спрюс поведал кое-что о сущности, истории и целях своей группы – этиков. Многое из того, о чем он говорил, сходилось с богословием Коллопа.

Спрюс покончил с собой, не объяснив ничего о «душе». Вероятно, «душа» имела отношение ко всей организации воскрешения. В противном случае, когда тело обретало «спасение», но больше не жило, нечего было бы привнести в него. И поскольку у послеземной жизни существовало физическое объяснение, «душа» также должна была являться некой физической сущностью, а не нарекаться чем-то сверхъестественным, как на Земле.

Многого Бёртон не знал. Но он единственный из всех людей заглянул в рабочий механизм Речной планеты.

И, располагая этим малым знанием, он собирался проложить себе путь к знаниям большим, открыть крышку и заглянуть в святая святых. А для того чтобы сделать это, он должен был добраться до Туманной Башни. А добраться туда быстро можно было только на Самоубийственном Экспрессе. Сначала его должен заметить этик. Потом он должен одолеть этика, сделать так, чтобы тот не смог убить себя, и каким-то образом выудить у него как можно больше знаний.

Пока же он продолжал играть роль Абдула ибн Гаруна – египетского хирурга из девятнадцатого века, а ныне – жителя Баргонджиша. И в этой роли он решил вступить в Церковь Второго Шанса. Он объявил Коллопу о том, что разуверился в Магомете и его учении и стал первым неофитом Коллопа в этих краях.

– Но ты должен поклясться, что не станешь применять оружие против любого человека и даже не будешь защищаться физически от нападения, мой милый друг, – предупредил его Коллоп.

Бёртон возмутился и объявил, что не позволит никому ударить его и остаться безнаказанным.

– Это неестественно, – тихо проговорил Коллоп. – Это противоречит обычаям, верно. Но человек может стать не таким, каким был раньше, он может стать лучше – если у него будут сила юли и желание.

Бёртон яростно бросил «нет» и ушел. Коллоп грустно покачал головой, но продолжал оставаться таким же дружелюбным, как и раньше. У него было неплохое чувство юмора, и порой он обращался к Бёртону, называя того своим пятиминутным неофитом, имея при этом в виду не то время, которое он затратил на обращение Бёртона в свою веру, а то, которое тот пробыл обращенным.

Прошло время, и у Коллопа появился новый неофит. Раньше немец только хихикал да отпускал по адресу Коллопа издевательские шуточки. Потом он снова начал жевать мечтательную резинку, и у него начались кошмары.

Две ночи он не давал Бёртону и Коллопу спать своими стонами и вскриками. Вечером третьего дня он спросил у Коллопа, не примет ли тот его в свою Церковь. Но ему пришлось исповедаться. Коллоп должен был понять, каким человеком он был – и на Земле, и на этой планете.

Коллоп выслушал ассорти из самоуничижения и самовосхваления, после чего изрек:

– Друг, мне все равно, каким ты был. Мне небезразлично только то, каков ты теперь и каким будешь. Я слушал тебя потому, что исповедь душе полезна. Я вижу, что ты в большой беде, что ты впал в сожаления и тоску о том, что сотворил, и все же тебя радовало то, кем ты некогда был – могущественным вождем среди людей. Многое из того, о чем ты мне рассказал, мне непонятно, потому что я мало знаю о твоем времени. Но это не имеет значения. Мы должны печься только о сегодняшнем и завтрашнем дне. Всякий день сам о себе позаботится.

А Бёртону показалось, что дело было не в том, что Коллопа не интересовало, кем был Геринг, а в том, что он не поверил его повести о земной славе и бесславии. И благородные герои, и злодеи здесь сами о себе распускали бесчисленные и невероятные слухи. Бёртон уже повстречал троих, именовавших себя Иисусом Христом, двоих Авраамов, четверых королей Ричардов Львиное Сердце, шестерых Аттил, десяток Иуд (из которых только один умел говорить по-арамейски), Джорджа Вашингтона, двоих лордов Байронов, троих Джесси Джеймсов, множество Наполеонов, генерала Кастера [53]53
  Джордж Армстронг Кастер (1839–1876) – американский генерал кавалерии, сражавшийся на стороне Северных Штатов в Гражданской войне.


[Закрыть]
, говорившего с ужасающим йоркширским акцентом, Финна Мак-Кула, не знавшего древнеирландского языка, Чаку [54]54
  Чака (ок. 1787–1828) – зулусский правитель, объединитель южноафриканских племен. В последние годы – деспотический правитель. Убит в результате заговора.


[Закрыть]
, который говорил не на том, на каком надо бы, зулусском диалекте, и еще целую кучу народа, которые были или не были теми, за кого себя выдавали.

Кем бы ни был человек на Земле, здесь он должен был занять свое место. А это давалось нелегко, поскольку условия радикально переменились. Великие и важные земляне испытывали постоянные унижения, доказывая, кто они такие, а порой им это и не удавалось.

А вот для Коллопа унижение несло благодать. «Сначала унижение, потом смирение», – любил говаривать он. Ну а потом, естественно, следовала человечность.

Для Геринга «Великий Проект» – так называл Бёртон всю затею воскрешения человечества – стал ловушкой, поскольку в его натуре всегда присутствовала страсть к излишествам, а особенно – к наркотикам. Зная, что мечтательная резинка вытаскивает из мрака его подсознания всякие страхи, что он разваливается на части, распадается, он все равно продолжал жевать ее – столько, сколько мог раздобыть. Некоторое время, вернувшись к жизни после очередного воскрешения, он сумел подавлять тягу к наркотику. Но через несколько недель после того, как обосновался на новом месте, не выдержал, и теперь по ночам хижина оглашалась его воплями: «Герман Геринг, я тебя ненавижу!»

– Если так и дальше пойдет, – сказал Бёртон Коллопу, – он сойдет с ума. Или покончит с собой, или вынудит кого-нибудь убить его, чтобы убежать от самого себя. Но самоубийство не поможет, оно станет бесконечным. Так скажи мне теперь откровенно, разве это не ад?

– Скорее чистилище, – ответил Коллоп. – Чистилище – это ад, где есть надежда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю