Текст книги "Судьбы человеческие"
Автор книги: Фэй Уэлдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
Самостоятельность
Хелен очень изменилась, это факт. Вспомним, она очень рано вышла замуж, она просто не успела развить свои способности, оценить свои симпатии или антипатии. Она росла с отцом, обладающим очень трудным и деспотичным характером, и совершенно затюканной матерью, и с раннего детства ей приходилось осваивать очень тяжелую для ребенка роль миротворца, ей выпала участь маленького буфера, постоянно стоящего между двумя вечно воюющими взрослыми, она все время старалась, на сколько хватало сил, сохранить мир в семье. Потом, когда она вышла замуж за Клиффорда, то волей-неволей переняла его взгляды, поскольку своих-то у нее и не было. Под его влиянием она превратилась из наивной и бесхитростной (более или менее) девчонки в спокойную умную женщину, которая разбиралась в каталогах вин, и могла без устали говорить о том, как отличить сундук эпохи Якова I от подделки, но у нее не было иного выбора, как только любить то, что нравилось ему, и презирать то, что презирал он.
Когда Саймон занял место Клиффорда в супружеской постели, она переняла политические взгляды своего нового мужа, его добродушный практицизм и цинизм. Только женщины способны привыкнуть во всем соглашаться с мужьями во имя сохранения спокойствия и мира в доме, но, увы, в конце концов, ни к чему хорошему это не приводит. Женщины буквально «зажимают» себя – в этом состоянии они ложатся спать, в таком же состоянии просыпаются, и все это кончается депрессией.
Но теперь, когда трое мальчишек задавали ей бесконечные вопросы, а ответы на них нельзя было спросить ни у Джона Лэлли, ни у Клиффорда Уэксфорда, ни у Саймона Корнбрука – надо было отвечать на все и за все самой. Оказалось, что Хелен вполне может с этим справиться, только следовало смириться (хотя и не совсем это удавалось) с горем, утратами и одиночеством.
Клиффорд теперь обращался к Хелен только через своих поверенных (или Энджи заставляла его так поступать? Нашел же себе пару!). Он заставлял ее выпрашивать у него средства к существованию и требовал аргументировать даже ничтожные суммы. Это было унизительно. Но она смогла понять, что во многом виновата сама. Были же и у нее какие-то способности, но она похоронила их в себе. Она сама возложила ответственность за свое существование на других, а теперь вот и расплачивается за это.
Хелен была женой, хозяйкой, матерью и думала, что этого достаточно. Но ведь и матерью она была не такой уж хорошей – разве не потеряла она Нелл? Наверное, и жена из нее получилась так себе – ведь потеряла она мужа? Теперь, когда она лишилась статуса жены известного человека, когда ее перестали приглашать на разные вернисажи и шоу, когда модные и именитые друзья отвернулись от нее, сразу стало ясно, что за свою сознательную жизнь она научилась только просить денег – но и это как-то перестало у нее получаться.
И вот она решила освободиться от зависимости, от унижения перед Клиффордом. Она поступила на курсы. Она прибегла к помощи старых знакомых и заняла у них денег под залог принадлежавшей ей работы раннего Джона Лэлли – этюда с котом-утопленником. Этот этюд был подарен ей отцом на восемнадцатилетие.
– Он похож на твою мать после беготни по магазинам в дождливый день, – пошутил он по этому случаю и неприятно рассмеялся: ха-ха-ха!
Хелен убрала этюд в ящик комода и больше не доставала: он ей внушал отвращение. Но сантименты ни при чем, когда надо получить деньги, чтобы начать собственное дело. Она достала рисунок из комода и пошла с ним в банк, где и оставила его в залог. Так в лондонском мире моды появился новоиспеченный дизайнер: ее фирма получила название «Дом Лэлли».
Отец был взбешен – он считал, что она дискредитирует его фамилию. Хелен только посмеивалась – отец постоянно от чего-либо приходил в ярость. А кроме того, его ярость как-то теперь утратила свою силу. Приходя в Эпплкор, Хелен часто заставала его с ребенком на руках: он кормил из бутылочки своего маленького сына Джулиана. Мэрджори было трудно кормить ребенка грудью, или, по крайней мере, так она говорила. Хелен же подозревала, что Мэрджори хитрит для того, чтобы заставить Джона привыкнуть к своему новому сыну и сблизиться с ним. Так и вышло.
Саймон, конечно, предлагал Хелен снова выйти за него замуж. Но она засмеялась и сказала, что с нее довольно. Некоторые узлы, хотела она ему сказать, надо уметь рубить, незачем их сильнее запутывать. Интересно, читатель, что, как только изменилась жизнь Хелен, изменился весь стиль ее поведения, даже ее красота. Теперь она уже не казалась хрупкой и немного томной – она так и искрилась энергией. Клиффорд, увидев как-то свою бывшую жену в телевизионной программе, был поражен: что с ней произошло? Почему она не зачахла от тоски, потеряв его? Энджи сказала, что изменилась Хелен только внешне, а под этой новой внешностью, внутри – та же беспомощность, безнадежность, пассивность, словом, Хелен – дочка багетного мастера, когда-то камнем висевшая на шее отца, едва ли уж изменится. И Энджи выключила программу.
Клиффорд не стал спорить, но когда следующий чек, посланный им Хелен, три недели спустя вернулся, он очень удивился. Он подумал даже, не навестить ли ему Хелен, но сообразил, что своим появлением он смутит близнецов, отцом которых он так решительно отказался себя считать. Поэтому он ничего не предпринял, но теперь снова к нему во сне стала приходить Хелен, а с нею иногда и маленькая Нелл, такая, какой он ее видел последний раз. И туда, куда он уходил со своей истинной женой и потерянной дочкой, Энджи вход был заказан.
Встреча с Артуром
Таково было положение дел, когда Хелен снова обратилась к Артуру Хокни. Он приехал с Сарой, которая к этому времени стала его женой, и с собакой Ким, которая теперь превратилась в элегантное, хорошо воспитанное животное – теперь ее можно было спокойно вводить в самые шумные и дорогие гостиные. Артур приехал неохотно. Он все еще хорошо помнил ту боль, которую причинила ему Хелен в злополучную ночь, когда попросила его посидеть с ребенком и не вернулась домой. Почему он должен все это пережить снова? Но увидев ее, он сразу понял две вещи: во-первых, что она изменилась, во-вторых, что он больше не влюблен в нее. Он любит Сару: Сара ничуть не проигрывала рядом с Хелен – это было приятное для него открытие.
– Я никак не могу расстаться с призраком Нелл, – сказала Хелен, – и со своей надеждой. Если бы это действительно был только призрак… Но мне кажется, что где-то живет настоящая, живая Нелл! Артур, попытайтесь еще раз!
– Я больше не занимаюсь расследованиями, – напомнил он. – Я теперь работаю в ассоциации по расовым проблемам.
Он преподавал также в колледже, где когда-то учился сам, – вел там курс общего права.
Но он предпринял еще одну попытку. Он снова наведался в маленький одноквартирный домик миссис Блоттон и обнаружил, что ее уже там нет. На картонной вывеске в окне значилось, что теперь здесь ведет прием миссис М. Хэскинс, ясновидящая.
Миссис Хэскинс оказалась пышнотелой особой лет пятидесяти, с двойным подбородком, низким голосом и большими, усталыми, очень красивыми глазами.
– Миссис Блоттон ушла, – сказала она. – Ушла далеко, где вы уже не сможете следить за ней.
– Куда же это?
– По другую сторону Смерти, – ответила миссис Хэскинс. – В светлый загробный мир.
Бедная миссис Блоттон, никогда не курившая сама, умерла от рака легких, как жертва пассивного курения.
– Сколько лет она дышала дымом сигарет, которые без конца курил ее муж!
– Мне очень жаль, – сказал Артур.
– Смерть – повод для радости, а не для печали, – возразила миссис Хэскинс и предложила Артуру предсказать его будущее.
Артур согласился. Вообще-то он не верил, или почти не верил в предсказания. Однако временами ему самому казалось, что он знает больше, чем может разумно объяснить, – и если с ним происходит такое, то почему этого дара не может быть у других? Всегда заманчиво заглянуть в будущее – что там дальше?
Миссис Хэскинс взяла его тяжелые черные руки в свои, немного поизучала линии на ладонях и отпустила.
– Вы сами можете все предсказать для себя, – проговорила она, и он понял смысл этих слов, или наполовину понял… Упрямый чернокожий законовед, бывший нью-йоркский детектив привык полагаться на свой профессионализм, во всяком случае, верил в него больше, чем в загадочную способность видеть сквозь кирпичные стены! Он собрался уходить.
– Она сама найдет дорогу домой, – неожиданно проговорила миссис Хэскинс, плоскостопо прошаркав с ним до дверей. На ее грубых выгоревших колготках были спущены петли, и варикозные вены проступали сквозь них толстыми канатами, но глаза ее сияли.
– Кто? О ком вы говорите?
– О той, кого вы ищете. Потерянная девочка. Она сильная. И закаленная душой. Она из тех, кто умеет добиваться своего.
И это было все, что требовалось узнать от Мэри Хэскинс. Этого было более чем достаточно, это было важнее всех возможных предсказаний! Больше, чем мы могли рассчитывать, читатель!
Артур вновь посетил Хелен и сказал, что след Нелл окончательно потерян, – и Хелен следует жить не прошлым, а настоящим. Он был рад покончить с ролью детектива – слишком много огорчений приносила ему эта работа. Вот и сейчас она снова заставила его вспомнить о том, что лучше было бы оставить в прошлом и никогда больше к этому не возвращаться. Он не хотел больше терзать себе душу: он хотел жить здесь и сейчас, не ходить снова по грани между прошлым и будущим, слишком много переживать и слишком мало верить.
– Как вы изменились, – сказала Хелен.
Правда, она еще не совсем поняла, насколько он изменился и почему. Но почему-то теперь ей с ним было легче разговаривать. Ей понравилась Сара. Хелен порадовалась, что он счастлив с ней.
– Это все из-за ребенка, – сказала Сара. – После рождения ребенка он, наконец, угомонился и остепенился.
Конечно, так и было: появление детей очень многое меняет в характере как мужчин, так и женщин. Однако, мне кажется, что Артур, наконец, освободился от угрызений своей неспокойной совести, еще тогда, когда он последний раз был у миссис Блоттон, – с тех пор и начало изменяться его отношение к жизни. Миссис Блоттон, может быть, сама того не сознавая, сделала много добра в своей жизни – и заслуживает доброй памяти. Да покоится она с миром!
Лето в собачьем питомнике
Мистер и миссис Килдар уехали на месяц в отпуск – в августе, как раз в том году, когда Нелл сдавала экзамены по программе средней школы. Они поехали в Грецию, оставили вместо себя Нелл и Бренду и доверили им уход за собаками. Лето – очень напряженное время для таких питомников. Вы же понимаете – люди хотят уехать на отдых, иногда за границу, и часто не могут взять с собой собак или же, наоборот, берут их с собой, но не могут при возвращении свободно ввезти их обратно в страну из-за опасности заражения бешенством. Килдар открыл при своем питомнике санкционированный карантин, рассчитанный на дюжину таких животных. Там они содержались в полной изоляции необходимые восемь месяцев. Это требовало много дополнительной работы – хотя и давало значительный доход – ведь животных следовало не только обучать и кормить, надо было с ними и поговорить, и утешить, ведь, оставшись без хозяев, некоторые из них впадали в апатию, отказывались от еды, худели, другие становились вялыми, скучными – и толстели. Такое состояние животных, естественно, вызывало тревогу и недовольство клиентов. Так или иначе, усталые мистер и миссис Килдар были рады уехать и отдохнуть от такой работы.
Нелл и Бренда, само собой разумеется, не очень обрадовались тому, что они остаются. Бренда ни разу в жизни не была за границей, и ей тоже очень хотелось, а Нелл, как нам известно, была, но ничего об этом не помнила. Никому не пожелаю работать прислугой у собак, особенно, когда тебе всего шестнадцать, как Нелл! Бренда выглядела лучше, хотя и страдала из-за угрей на подбородке, – однако, по сравнению с Нелл, у нее был более здоровый вид. Она была невысокой и коренастой – что, конечно, не украшает девушку, и к тому же щеки ее были весьма пухлы, а глазки – малы. Как несправедлива бывает жизнь!
– Как ты думаешь, справятся они? – спросила у мужа миссис Килдар.
– Конечно, справятся, – ответил мистер Килдар, думая в этот момент о горячем песке и голубом небе Греции, а не о собаках.
Супруги Килдар любили собак больше, чем людей, и часто говорили об этом. По некоторым причинам, которых родители не понимали, это очень расстраивало Бренду и иногда заставляло ее краснеть от стыда. В то же время они были не прочь покинуть своих любимцев, как только представлялся удобный случай. Они уезжали и в пасхальные праздники, как раз когда девочки готовились к экзаменам. Может быть, именно поэтому Бренда и завалила почти все экзамены.
– Мне кажется, что мы все-таки неправильно поступаем, – засомневалась миссис Килдар. Но мистер Килдар про себя подумал, что было бы хуже, если бы они остались дома. Ему становилось трудно не смотреть на Нелл: ему все время хотелось дотронуться до нее, хотелось, чтобы она улыбнулась ему одному – другой улыбкой, не той, которой она улыбалась всем остальным. Возможно, если он на время уедет, то это чувство в нем угаснет. Во всяком случае, он на это надеялся. Он был недоволен собой. Ну ладно, ему сорок два, ей шестнадцать. Разница – двадцать шесть лет. Уверяю вас, разница в возрасте бывает и больше. Она – не прирожденный дрессировщик собак, как он и его жена, да и Бренда тоже, но все же она неплохо со всем справляется, к тому же Нелл очень добрая девушка. Возможно, им придется вместе начинать все с самого начала – ведь у нее нет никаких документов, она просто беспризорная девчонка. У нее нет прошлого – она ничего о себе не знает. Она должна быть благодарна ему («Гром цена таким мыслям», – сказала ему миссис Килдар – и он устыдился). Но как может человек не думать то, о чем ему думается.
Конечно, поступили супруги неправильно. Две шестнадцатилетние девчонки не могли правильно присматривать и ухаживать за тридцатью собаками, за собой, принимать посетителей, вести документацию, да еще отбиваться от Неда (18 лет) и Русти (16 лет) – двух братьев с соседней фермы, которые очень хотели прийти посидеть и посмотреть телевизор, потому что в их собственном доме передачи принимались совсем плохо.
– А еще что? – спросила Нелл.
– Больше ничего, – уверяли те.
Но, конечно, дело было не только в телевизоре. И вот после невнятных бормотаний и несвязных объяснений девочки выставили неловких кавалеров. Это было в ночь на среду.
– Ненавижу мальчишек, – сказала Бренда. – Предпочитаю собак.
– А я нет, – возразила Нелл, хотя была очень расстроена. Дело в том, что ей казалось, что у нее слишком большие груди. А тут еще Нед полез к ней и вознамерился расстегнуть пуговки на блузке. Ну почему именно к ней, а не к Бренде? Да еще от нее разит запахом собачьей еды. Все, конечно, было не так: и груди у нее были вполне нормальные, и ничем от нее не пахло. Но ей было всего шестнадцать – сами знаете, как это все бывает в этом возрасте.
Утром в четверг две собаки отказались есть. В тот же день к вечеру еще восемь питомцев объявили голодовку. К пятнице все тридцать собак отказались от еды. При этом они не казались больными. Они только фыркали, лежали в своих клетках и смотрели укоризненно на Нелл и на Бренду. Затем те из них, которые перестали есть еще в четверг, начали чихать.
Утром в субботу чихали уже все собаки, и девочки вызвали ветеринара. Он предположил, что это какая-то вирусная пищевая инфекция, обследовал кухню, где приготовлялась еда для собак, – нашел, что все в порядке, и сделал, на всякий случай, каждой собаке укол антибиотика. Затем он оставил девочкам счет на девяносто фунтов и сказал, что приедет во вторник – к тому времени, по крайней мере, все станет ясно.
Он был очень удивлен, что девочек одних оставили вести такое хозяйство.
– Мы справляемся, – сказали Нелл и Бренда. – Мы уже привыкли.
– Хм, – проворчал он и, обратившись к Нелл, спросил: – а вам сколько лет?
– Шестнадцать, – ответила она.
Он окинул ее взглядом с головы до ног. Ей это не понравилось.
– Вы выглядите старше, – проговорил он.
Расстроенная Нелл решила сесть на диету. Она не ела три дня, ни кусочка. То же самое делали и собаки.
– Все дело в еде, – сказала Нелл в понедельник вечером.
Собаки уже не смотрели с укором – они бурно протестовали, выли, лаяли и проявляли большое беспокойство.
– Должно быть, так и есть. Они ведут себя, как голодные.
– Не может быть, чтобы причина была в еде, – возразила Бренда. Это тот же самый мешок, из которого мы брали смесь неделю тому назад. И они тогда прекрасно ели.
(Собак кормили сухой смесью, которую заваривали горячей водой, и получалось нечто вроде каши-размазни с довольно сильным запахом.
– Я уверена, что виновата еда, – настаивала Нелл и заварила немного этой смеси, чтобы попробовать ее самой.
– Нет, не надо! – закричала Бренда.
– Ну я выплюну если что, – успокоила ее Нелл.
О, она была храброй девочкой! Она поднесла ложку каши к губам – и тотчас же сморщилась и чихала.
И в этот же самый момент в дверях кухни появился Нед. Он тащил за собой перепуганного Русти, почти зажав его под мышкой.
– Знаете, что он тут вам натворил? – кричал Нед. – Он подсыпал чихательный порошок в мешок с собачьей едой! Я приволок его, чтобы он извинился.
– Извините, – проговорил Русти, – я больше не буду. Кто бы мог подумать, что… – тут он ударил пяткой своего брата по ноге, вырвался и удрал. Нед помог Бренде принести другой мешок, а Нелл открыла его и замесила для собак кашу. Те ели с большим удовольствием. Ветеринар приехал во вторник и оставил им еще один счет – на двадцать пять фунтов за вызов и даже не извинился за свое невежество.
Супруги Килдар очень рассердились, когда вернулись. Те, кто содержит животных в таких же питомниках, не любят вызывать ветеринара – это подрывает их престиж.
И еще я должна с сожалением отметить, что разлука ничуть не уменьшила влечение мистера Килдара к Нелл.
– Ты похудела, – заметил он, оглядев ее с голодны до ног.
«Но, наверное, недостаточно, для того, чтобы на меня перестать так смотреть», – подумала про себя Нелл.
После этого миссис Килдар, кажется, решила закормить Нелл насмерть.
Сами понимаете, каковы девушки в таком возрасте.
Но этот случай все-таки принес добрые плоды – он свел Бренду с Недом. И хотя Нелл теперь оказалась одна (Русти – не человек, а сплошной убыток), она все же была рада за свою подругу.
Нелл сделала несколько очень хороших собачьих «портретов». Килдары использовали их в своих рекламных брошюрах, а также напечатали их на рождественских открытках, которые пустили в продажу. Нелл, разумеется, они ничего за это не заплатили. Но ведь они ее кормили, одевали и предоставляли ей кров, не так ли? И благодаря им она закончила среднюю школу. Они считали себя щедрыми и великодушными.
Дьявольские речи
Читатель, я бы хотела от всей души сообщить вам, что теперь, когда она имела то, что желала, проще говоря, Клиффорда, Энджи была счастлива. Но вы знаете, как это бывает: путешествие лучше, чем его цель. Энджи вовсе не была счастлива. Она была раздражена, тосковала: у нее было слишком много денег и слишком много времени. И хотя я не думаю, что она осознавала, что Клиффорд совершенно не любит ее, но каким-то образом это на нее влияло. Как повлияло бы на каждую женщину, и на меня в том числе.
Она раздражалась еще больше, когда изредка виделась со своей маленькой дочерью, как бывают раздражены матери, которые не ухаживают лично за своими детьми с их рождения.
Поэтому она наполняла пустоту своей жизни любым доступным ей способом. А именно: она сошлась зачем-то со странной поп-группой, все члены которой были с набеленными лицами и облачены в черную кожу. Группа называлась «Дело рук Сатаны». Члены ее, на самом деле просто нервные и интеллигентные ребята, погрязли в кокаине и черной магии – хотя начали чисто для рекламы. Некоторые поговаривали, что лидер группы Марко был любовником Энджи, хотя не думаю, что это правда. Не поверил этому и Клиффорд, когда однажды встретился с Марко.
Но если вы практикуете дьявольские заклинания, плетете во имя Сатаны козни и вызываете демонов в пустынных церквях, будь то даже во имя денег или просто забавы ради, вы можете рано или поздно откусить кусок больший, чем в силах прожевать – или, что называется, разбудить спящую собаку. В результате происходят непредвиденные вещи, например, разражаются скандалы.
Что и произошло.
Клиффорд с Энджи должны были присутствовать на первом сеансе «Экзорсиста». Клиффорд явился без Энджи. Пресса сразу же почуяла поживу. Следовать за Клиффордом до пятам вообще стало привычкой репортеров: можно было застать его врасплох с сомнительной личностью в приличном месте, или наоборот. Затем они начали осаждать Энджи, надеясь застать ее врасплох, то есть в расстройстве или в ярости – что им, конечно, не удавалось, просто оттого, что она, как обычно, не церемонилась и хлопала дверью перед носом прессы. Однажды она даже вылила кипяток прямо на фотографов, снимавших под окнами детской комнаты Барбары.
– Неразумно настраивать против себя прессу, Энджи, – вразумлял ее Клиффорд. – Однажды они отомстят тебе.
– Нужно было вылить кипящее масло, – ответила на это Энджи. – Вода слишком быстро остывает. И не раздражай меня, тогда и я не стану их «настраивать против».
Было так непохоже на Энджи, что она пропустила «Экзорсиста»: она ждала его. Она была наслышана о зеленой рвоте и шеях, вращающихся на шарнирах.
Перед этим Энджи появилась в прямом эфире на телевидении в передаче «Как я ухаживаю за кожей лица» и сказала, что все, что она делает в отношении ухода за кожей, это просто мытье с мылом и втирание легким похлопывающим движением крема. То была ложь! Еще худшая и более неумелая, чем ложь Хелен в ее былые дни. В эти дни Хелен уже никогда не лгала: это было ниже ее достоинства.
Лично я придерживаюсь мнения, что замужние женщины лгут много больше, чем одинокие или разведенные. Спросите, к примеру, свою жену, сколько стоит вырезка, и она обязательно скажет цену на треть ниже действительной. Спросите то же у одинокой женщины – и она ответит вам прямо. Но это иная история.
Синтия, между прочим, смотрела эту передачу по телевидению и проговорила в присутствии Отто:
– Глядя на нее, я точно знаю, что она никогда не употребляла увлажняющих кремов. Что за дура!
Они как можно реже старались видеть и слышать Энджи, поскольку, ко всему, были опечалены судьбой Уэксфорд-холла, хотя по мнению Отто, она заплатила сполна, и даже вдвое переплатила. «Откуда мне было знать, что она станет членом семьи?»
В любом случае, отсутствие Энджи вызвало интерес, и пустое место (очень дорогое) возле Клиффорда дало всем ясно понять о семейных неладах. Клиффорд сидел бледный от злости и, вместо того, чтобы не делать никаких комментариев, проговорил:
– То, как поступает моя жена – ее личное дело.
Вскоре всем стало известно, что Энджи вышла из телевизионной студии в сопровождении Марко. Группа назойливых репортеров проникла по следам группы в дом на Кенсингтоне, где группа шумела, громыхала и – учинила немалый переполох в окрестностях; через некоторое время туда подъехала «скорая помощь» и из дома вынесли на носилках голую и напичканную наркотиками Энджи.
Жители окрестностей говорили о регулярно устраиваемых оргиях с наркотиками.
Энджи вернули к жизни в госпитале святого Георга (теперь он закрыт: это великолепное здание возле Гайд-Парка, оно по сих пор не используется), где весьма банально ей сделали промывание желудка.
Все, что сказал Клиффорд после просмотра нашумевшего фильма – это то, что ему фильм совсем не понравился, и что он не станет навещать жену в больнице. И не стал.
Конечно, прессе все это было на руку: они терпеть не могли Энджи. Клиффорд оказался прав: они отомстили. И это еще была не вся месть: самое сладкое было впереди.
Лучшей подругой Барбары была принцесса, с которой в детском саду они делили вешалку для одежды. Барбару звали ко двору на ланч; принцесса приходила к Барбаре на чай. И будьте уверены, когда девочки обнимались на ступенях дворца либо около дома Барбары, Энджи расточала на виду у прессы сладчайшие материнские улыбки.
И вот оно обрушилось во всех газетах:
«Скандал в семействе, близком к королевскому»;
«Малышка-наркоманка в дворцовом детском саду»;
«Наркотики вмешались в дружбу двух высокопоставленных отпрысков»;
и даже «Королевское дитя посещало вертеп наркоманки».
И, хотя шум в газетах скоро улегся, королевской крови малышка более не приходила к Барбаре на чай; не посещали более они вместе танцкласс, не поступало приглашений Барбаре из дворца.
Клиффорд лишь рассмеялся и холодно заметил:
– Вот чего ты добилась.
На что Энджи топнула ногой и ответила:
– Это ты довел меня до этого!
Барбара была молчаливее, чем обычно: она горевала. У нее больше не было подруги.
После этого Энджи и вовсе перестала находить удовольствие в чем бы то ни было. Некуда было пойти. Клиффорд находился в постоянной депрессии (еще бы: его талант и дух предпринимательства были подавлены огромным состоянием Энджи). Казалось, у него не осталось никакой инициативы; и он перестал быть той лучезарной целью, за которой охотилась Энджи.
Как-то раз в запале она высказала ему это – и тут же пожалела о сказанном.
В отместку он перестал с ней спать. Даже если бы она поместила в свой пупок величайший бриллиант в мире, его бы это не тронуло. Тогда Энджи уехала на месяц в Калифорнию, на фирму, занимающуюся косметическими операциями, и там ей подтянули кожу и сделали полную чистку лица в попытке исправить ее внешний вид (она полагала, что беда – в этом). Но что-то необратимо нарушилось, и ее кожа пошла буграми и морщинами, которые невозможно было скрыть. Стало хуже, чем было.
– Поделом тебе, – сказал Клиффорд ей по возвращении.
Не помогал ни один чудодейственный крем. Энджи стала носить чудовищных размеров черные очки и воротники под самые уши.
Барбара, увидев ее, вскрикивала от страха.
– Она уже позабыла, кто ты такая, – сказал Энджи Клиффорд, – к счастью для нее.
Ни одному мужчине не понравится, если его жена уезжает на месяц, даже если этот мужчина не любит свою жену.
Бедная Энджи! Да уж, действительно; бедная Энджи. Ей казалось, что теперь она заслуживает жалости и помощи, но Клиффорд смотрел на нее так, будто она была неудачницей и последним отребьем.
Она было даже подумала, не станет ли она счастливее, если избавится от своих денег – но подумала лишь на миг, тут же вспомнив слова своего отца:
– Дело в тебе самой, Энджи. Тебя невозможно любить.
В таком случае, очевидно, чем богаче она была, тем лучше для нее.
И она позвонила Марко, чего она не делала с тех пор, как произошла вся эта глупость с наркотиками.
Именно: не он обычно звонил ей, а она – ему. Она была единственной женщиной среди трех мужчин. Ранее она такого себе не позволяла. Там были барабанщик, бас-гитарист, Марко, вокалист, и она – ангел. Черный Ангел. Они все перемазались черной краской. Черным были испачканы и госпитальные простыни, когда ее увезли. Няньки были так перепуганы, что она рассмеялась, когда пришла в себя. В Калифорнии потом что-то говорили о том, что под кожей остались испортившие ее остатки химического красителя, однако она решила, что это было сказано для того, чтобы избежать обвинений в суде. Их счастье.
– Привет, – сказал Марко.
– Привет. Знаешь ли ты часовню, которую мы сняли для видео?
Марко знал. Они готовили номер, названный «Сосцы Сатаны». Делалось это под наркотическую смесь № 24, на небольшой сцене неосвещенной церкви, в разрушенном деревенском поместье. Владелец, которому позвонили в Монте-Карло и спросили разрешения на использование церкви для постановки, пьяным голосом проговорил: «Делайте что хотите. Там все равно одни призраки».
И некий отец Маккромби, который жил в одном из крыльев помещечьего дома, открыл им двери церкви. Он являлся попечителем поместья. Потом они запечатлели на пленке его жирные ладони на теле девственницы.
– Так что насчет часовни? – спросил Марко.
– Я собираюсь купить ее, – сказала Энджи. – Буду снимать фильмы.
– Ах, да, – ответил Марко. – А что ты сделаешь на бис?
– Заткнись, – сказала Энджи. – И скажи мне имя того монаха, что живет там. Я забыла.
– Ну, ты берешь чересчур много персонала, – сказал Марко. – Не упомнить. А что касается того случая, Энджи, то можно было бы обойтись без всего этого говна с «королевской девочкой». Наша потенциальная творческая сила сошла на нет благодаря тебе. Вот отчего мы добрались лишь до номера 24. А зовут его отец Маккромби, и он бывший священник, а вовсе не монах, и там твое видео не сулит ничего, кроме неприятностей. Так что смотри его сама. И не звони нам: мы позвоним, когда ты понадобишься.
«Да кому вы нужны?» – думала Энджи, кладя трубку на рычаг. Паршивые юнцы! Возьми всех троих – и не слепишь даже одного Клиффорда.
Но где же Клиффорд?
Тем временем отец Маккромби втянул носом воздух и учуял в сыром воздухе что-то возбуждающее. У него было чутье на это. Он потер свои жирные, толстые, трясущиеся руки и стал ждать.
Отец Маккромби был когда-то достойным человеком, а достойный человек, пришедший ко злу, – это хуже, чем просто согрешивший обычный человек.
Позвольте же мне рассказать вам об отце Маккромби. Он начал свой жизненный путь как примерный и талантливый мальчик, с набожным воспитанием, и происходил из хорошей шотландской протестантской семьи. Он поступил на службу в Британские военно-воздушные силы, воевал, спасал отечество, завоевывал награды. Один в молчаливом и враждебном небе, каждую минуту ожидая гибели, он разговаривал с Богом. На земле он часто разговаривал с молодым лордом Себастьяном Лэмптонборо (страна в эти критические для нее времена стала совершенно демократической, и тогда было много интерклассовых дружб и связей). Лорд Себастьян, хотя и был храбрым солдатом, но не был хорошим человеком.
Демобилизовавшись, Михаэл Маккромби выполнил Божьи заветы: он поискал было жену, но вдруг обнаружил в самом себе заядлого холостяка – поэтому был принят в католичество и получил приход в Северной Ирландии. В те дни он не курил и не пил: он свято соблюдал наказы Папы, искренне молился Богу и поощрял на то же свою паству. Прихожане его любили.
Но у отца Маккромби был один порок: говоря откровенно, он был сноб. Он любил титулы, почитал богатство, любил бывать в компании известных людей, искренне полагал, что культурному человеку легче достичь Рая, чем лапотнику. Да, это не было согласно с проповедью Христовой. Вы, может быть, почитаете снобизм простым недостатком. Я считаю его смертным грехом. Это всегда влечет за собой зависть; это разрушает личность извне, отметая все лучшее. И это разрушило и погубило отца Маккромби.
