Текст книги "Место под солнцем (СИ)"

Автор книги: Фей Блэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Не стоило и спрашивать… но я уверен, что ты преувеличиваешь.

– Может быть. И, Донат, – Мар на секунду приподнялся и пристально поглядел ему в глаза. – Пожалуйста. Мы договорились? – спросил он, помолчав – и, не дожидаясь ответа, вновь уставился в небо.

…Рассвет уже почти разгорелся, когда в двери больницы, куда отвезли найденных под утро на пляже пилота с пассажиркой пропавшего больше суток тому назад над Сахарой самолёта, вошёл высокий светловолосый мужчина в медицинском халате. Ни с кем не заговаривая, он прошёл прямо в палату, где сейчас крепко спала Клара, и присел на край её кровати.

– Клара, – вполголоса позвал он. – Я хочу, чтобы ты кое-что вспомнила, девочка, – почти нежно прошептал он. И когда она открыла глаза, поймал её взгляд и зашептал что-то, время от времени ласково касаясь её щеки. – А теперь спи, – тихо-тихо проговорил он, улыбаясь и вставая. – Умница…

Глава 8

– Я предупреждал тебя.

Россер с порога швырнул на колени сидящему в глубокой задумчивости у огромного письменного стола Главе Города какую-то газету. Тот пару раз недоумённо моргнул, а потом перевёл слегка рассеянный взгляд на вошедшего.

– Я занят, – проговорил он раздражённо.

– Созвано экстренное заседание Совета, – Россер подошёл ближе.

– Созвано? Кем же? – в голосе Аргела было куда больше презрения, нежели удивления.

– Маркосом.

Теперь в глазах Аргела полыхнуло настоящее, чистейшее изумление.

– Маркосом? – повторил он. – Но почему?

– Я ведь предупреждал тебя! – с досадой повторил его помощник, присаживаясь на край стола, но немедленно вскакивая вновь. – Посмотри сам.

Нахмурившись, Аргел развернул газету, и взгляд его немедленно упёрся в фотографию Клары. «Город вампиров – а если это реальность?!» – гласил крупный заголовок.

– Это что такое? – севшим голосом спросил он, сжимая кулаки и прорывая так бумагу.

– Она всё помнит, – Россер старался говорить спокойно. – Эта девка.

– Почему… как она там вообще оказалась?! – спокойствие Аргела разлетелось вдребезги. – Отсюда нельзя сбежать! Нельзя!!!

– Не думаю, что она сбежала. Я полагаю, её отпустили.

– Если так, он был обязан спутать ей память! – прошипел Аргел, и теперь стало понятно, почему это хрупкое с вида существо уже не один век держало в своих руках весь Город. – Кто он такой?

– Себастьян Мар. Но сейчас речь не о нём, Аргел.

– Я сам им займусь, – он скрипнул зубами. – Он пожалеет о том, что на свет родился…

– Ты не о том думаешь, – нахмурился Россер. – Ты меня слышал – созван Совет!

– Зачем? – Аргел, уже слегка успокоившись, раздражённо дёрнул плечом. – Это же просто газета. Причём далеко не «Гардиан». «Не Таймс» и не «Нью-Йорк Таймс». Да даже, – он перевернул газету, открыл первую страницу, затем последнюю, затем снова первую и, наконец, нашёл то, что искал, – не «Нойе цюрхер цайтунг».

– Совету показалось этого достаточным, – сказал Россер.

– Замшелые кретины, – пробурчал Аргел. – Где этот… Мар?

– Насколько я понимаю, его нет в городе. Я, во всяком случае, его не нашёл.

– Ну так найди, – Аргел поднялся. – Где хочешь ищи. Но живым. Ты меня понял?

– Тебе не о том сейчас следует думать, – поморщился Россер.

– А ты меня не учи… не стоит, – ласково прошептал глава Города, подходя к своему помощнику и кончиками даже не пальцев – ногтей проводя по его по щеке. – Просто отыщи мне его… да?

Он несколько секунд удерживал взгляд Россера, а потом отвернулся и вышел.

…Когда Аргел вошёл в комнату заседаний, весь Совет был уже в сборе, и едва его Глава занял своё место, в зале повисла тяжёлая тишина.

– Зачем ты созвал нас? – наконец прервала молчание темноволосая очень коротко стриженная женщина с красивым, но несколько хищным лицом. Её светлые глаза изучали Бальда с откровенной неприязнью.

– Я предлагаю избрать нового главу Совета.

Совет зашумел.

– Я объясню, – повысил голос Бальд, поднимаясь и медленно обводя всех присутствующих взглядом и выложил на стол газету. – Мы все знаем, что произошло. Люди не просто узнали о нас…

– Кто этому поверит? – возразил невысокий хрупкий мужчина с азиатским лицом, одетый во что-то вроде тёмного шёлкового халата. Кимоно. – Люди придумали о нас так много сказок, что эту историю сочтут очередной выдумкой.

– Ерунда, – пожала плечами черноволосая и темноглазая женщина, чьи руки украшали изысканные и сложные золотые украшения, почти закрывающие её пальцы. – Это всего лишь одна газета. Эту историю просто не заметят.

– Это просто жёлтая газетка, – сказал Россер. – Никому не интересная.

– Это газета, – сурово возразил ему русоволосый кудрявый мужчина. – Их читают. Информация о нас не должна оказываться в прессе!

– Кто это читает? – поморщился тот самый азиат в тёмном кимоно. – Таких газеток сотни.

– Из-за прессы государства рушились! – возразила темноволосая женщина со сложной причёской. – Помните хотя бы дело Дрейфуса?

– А ноту Милюкова? – поддержал её высокий худощавый мужчина с коротко остриженными соломенного цвета волосами.

– Вы сравниваете политические и судебные скандалы и статью в жёлтой газетке! – пренебрежительно заметил Россер.

– Девка не бедна, – сурово сказал Бальд, обрывая этот спор. – Что мы будем делать, если она соберёт экспедицию? Даже если мы и отобьёмся, это вызовет вопросы. И привлечёт сюда других. Те, кто так бездумно отпустил её, совершили преступление при…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– С этим никто не спорит, – вежливо проговорил сидящий во главе стола Аргел. Его золотое одеяние, сменившее привычный чёрный камзол, на диво ему не шло, придавая лицу неприятный оттенок неочищенного воска. – Они будут наказаны как только их обнаружат.

– Разумеется, – Бальд скривился и попросил насмешливо: – Позволь закончить? Итак, дамы и господа, я требую избрания нового главы Совета. Возможно, в то время, когда Аргел встал во главе всех нас, он был лучшей кандидатурой, но времена изменились. Ведь для чего, по сути, мы были созданы? Для того, чтобы следить за людьми. Для того, чтобы направлять их и сдерживать – в случае необходимости. Не так ли, Маркос?

Тот кивнул медленно и, по всей видимости, до крайности неохотно:

– Так, по крайней мере, нам сказали.

Совет зашумел снова.

Здесь, в одном из самых древних зданий в городе, в высоком, украшенном до сих пор яркими изображениями зале, за резным каменным цилиндром, что служил столом, сидели девятнадцать вампиров. Не все они были самыми старшими из существующих, но каждый из них был достаточно стар. Формально, вампир не мог претендовать на место в Совете до своего второго пробуждения, однако на деле там не было никого, кто просыпался бы меньше пяти раз. Все они были одеты в ярко-голубые, шитые золотом одежды – все, за исключением главы Совета, носившего, напротив, золотой с голубой вышивкой наряд.

Их было девятнадцать – тех, кто составлял Совет и управлял самым странным городом на свете: семь женщин и двенадцать мужчин, принадлежавших к самым разным народам, расам и временам. Старейшим из них был Маркос, родившейся ещё в античной Греции, самым младшим – Рамиро, появившийся на свет в Толедо во времена торжества Реконкисты. Как поговаривали, он был схвачен когда-то самим Торквемадой, однако умудрился невероятным образом избежать инквизиторского костра. Был он на тот момент инициирован или ещё нет, не знал никто, но история эта придавала Рамиро романтически-героический ореол. Все они – как, впрочем, и большинство вампиров – были по-своему красивы и выглядели на самый разный возраст, и, по иронии, Аргел внешне казался самым младшим.

– Мир изменился, – продолжал Бальд, – и меняется всё быстрее и быстрее. Вы посмотрите, сколько стало людей! И посмотрите, что они делают с этим самым миром. Мы с нашим принципиальным невмешательством в их дела – которое, заметьте, противоречит изначальной цели нашего создания! – добьёмся того, что позволим им попросту уничтожить самый мир. Они уже и так недалеко от этого ушли! Нам следовало вмешаться давным-давно и не позволить им вообще создать подобную возможность. Впрочем, что сделано – того не воротишь… но нам необходимы перемены!

– И что ты предлагаешь? – насмешливо спросил в полной тишине Аргел.

– Я предлагаю начать влиять на их политику. Или политиков – не имеет значения. Не только на политиков – на учёных, на военных, на всех, кто имеет отношение к проблеме!

– Каким образом? – неприязненно усмехнулся Аргел.

– Ты забыл, как работать с человеческим сознанием? – удивлённо спросил Бальд.

Вокруг засмеялись.

– Это не так просто, как представляется тебе, – ответил Аргел.

– Лично я работы не боюсь, – Бальд насмешливо сощурился. – Но понимаю: ты устал. Так отдохни! – предложил он. – Ты так много сделал для Города, что заслужил право дальше жить так, как захочется.

– Это не тебе решать, – возразил Аргел. – Да и не мне. Не мы с тобой поставили меня на это место.

– Кто поставил – тех уж нет, – развёл руками Бальд под одобрительный гул части Совета – и Аргел понял, что его позиция вовсе не так прочна, как ему представлялось, и впервые задумался о том, что будет делать, если его сейчас попросту отстранят. Да, подобной процедуры не существовало: ни членов Совета, ни его Главу не выбирали. Но кто им сможет помешать её создать? Если тех, кто создал сам Совет, давно уже не существует?

Драться? Драться Аргел мог, но он не справится со всеми. Даже с половиной. Впрочем, это волновало его меньше, чем вопрос о том, может ли он в принципе допустить подобный прецедент. Решать поединком возникающие в Совете вопросы – стоит лишь начать, и власть быстро перейдёт к лучшим бойцам. Вот чего они добьются. Нет, такого допустить нельзя.

А ведь он всегда так тяготился властью! И так мечтал однажды передать её кому-то. Но сейчас он просто права не имел им уступать.

Однако имел он право или нет, но в конце концов ему пришлось – и из Совета Аргел вышел почти в смятении. Ни с кем не разговаривая по дороге, он вошёл в свой дом и, поднявшись по лестнице, сорвал с себя своё золотое одеяние и бросился в постель.

Он так пролежал довольно долго, пока дверь не отворилась и вошедший Россер не спросил:

– Ты здесь?

– У меня депрессия, – язвительно откликнулся Аргел.

Он лежал в постели, завернувшись в одеяло и скрестив на груди руки. Недостаток освещения не мешал никому из них: оба знали эту комнату настолько, что могли бы передвигаться по ней с закрытыми глазами. Когда-то давно Россера смешила роскошь здешних интерьеров, но со временем он к ней привык и почти перестал замечать. Практически равнодушный к обстановке, он никогда не понимал тяги своего то ли господина, то ли друга к украшательству, однако постепенно научился разбираться в ценных породах дерева и способах его обработки, запомнил имена художников и мастеров, скульпторов и ювелиров – просто потому, что так долго общаться с Аргелом и остаться вне всего этого не представлялось возможным.

– Мне уйти?

– Сядь, – Аргел поёжился и зарылся в одеяло поглубже. – Я шучу. Что ещё остаётся?

Россер усмехнулся и сел у него в ногах.

– Ты должен будешь показать ему Врата.

– Да ну? – удивлённо вскинул бровь Аргел. – А что ещё я должен? Заодно и дом отдать – всё равно все привыкли, что глава города живёт здесь.

– Ты ведь знаешь правила, – примиряющее проговорил Россер.

– Правил много, и мы нынче нарушаем все. Какие выборы?

– Но что же поделать, если…

– Если Бальд когда-то недоспал и потому потерял рассудок? А теперь отнимает его и у половины Совета, потому что безумие заразно? Как насчёт того, чтобы его усыпить снова?

– Успокойся, – Россер переместился ближе и коснулся его плеча, однако тот дёрнулся и бросил на него такой взгляд, который заставил его немедленно вернуться обратно.

– Вы не понимаете, что творите, – пока ещё глава города, резко сев на постели, стиснул руки в непонятном и совершенно ему несвойственном отчаянии.

– Они, Аргел, – мягко поправил его помощник.

– Они, вы… схоластика всё это. Нельзя выбирать главу города, Росс.

– Совет решил иначе, Аргел.

– Совет! – зло выплюнул тот, с досадой пнув основанием ладони край стоящего рядом с кроватью тяжёлого дубового столика. Тот отлетел далеко в сторону. – Ты видел, кто как голосовал? Ни один – ни один, Россер! – из тех, кто знал хотя бы одного из Древнейших, не был за. Потому что они…

– Древнейших больше нет, – очень тихо оборвал его Россер.

Аргел запнулся и замолчал. Потом встал и нервно заходил по комнате – рубашка в темноте сливалась с цветом кожи. Подошёл к окну, присел на широкий низкий подоконник, прислонился к стеклу и так замер, глядя на привычно пустой двор.

– Ты ведь говорил, что тебе не нужна власть? – сказал после долгой паузы Россер.

Одно дело не иметь, и совсем другое – потерять, – горько усмехнулся Аргел. – Как оказалось. Да и разве в этом дело? Если бы меня сменил, к примеру, ты, или Кэтсу, я был бы только счастлив. Но Бальд? К тому же… Ты вполне уверен, что Он мёртв? – спросил он тяжелей и тише. – Я – нет. Значит, есть шанс, что, вернувшись, Он просто поотрывает нам головы: Бальду за наглость, членам совета – за самомнение, а мне, что меня волнует куда больше всего остального – за то, что не удержал то, что мне было доверено. И солгу, сказав, что меня прельщает такая перспектива.

Глава 9

– Я давно, – нарушил долгое молчание Донат, – хотел кое-что узнать. И поскольку шанс сделать это в другое время мне вряд ли ещё представится…

Из темноты раздался негромкий вдох. Тьма здесь была кромешной, такой, что даже вампирам с их превосходно развитым ночным зрением разглядеть в ней хоть что-то было совершенно невозможно. Так что заключённые, коротавшие здесь время до казни, могли друг друга только слышать.

– Спрашивай о чём хочешь, – откликнулся Мар. Звякнула цепь: он приподнялся и сел, оперевшись спиной о стену. – Теперь и в самом деле всё равно… и, Донат – мне жаль. На самом деле… Мне не следовало тебя в это втягивать.

– А, – отмахнулся тот. – Можно подумать, я сам не понимал, что делаю… я тебя, если ты помнишь, предупреждал.

– Помню, – голос Мара прозвучал расстроено. – И потому…

– Я, как это теперь говорят, был вполне дееспособен, когда шёл с тобой, – фыркнул Донат, устраиваясь поудобнее. – Некрасиво игнорировать сей факт. Итак, вопрос. За что ты так не любишь Город? Да и вампиров.

– А за что вас… нас любить? – усмехнулся Мар.

– Это свинство, Басту, – заметил Донат.

– Ты прав, – он рассмеялся. – Хорошо… хорошо, я расскажу. Это связано с моей инициацией.

– А кстати, – перебил его Донат, – как это случилось?

– Это долгая история… впрочем, – Мар снова засмеялся, – делать нам пока что нечего… и ты прав – хоть мне и не хочется вспоминать, теперь всё это уже не имеет значения, – он помолчал немного. – Я был четвёртым сыном в семье, и рассчитывать мне, как ты понимаешь, было не на что – наш род не отличался знатностью или богатством. Но мне повезло – один из друзей моего отца устроил меня пажом к… к одному герцогу, – он слегка запнулся. – Мне было семь… почти семь, и я был высоким и сильным мальчиком. Мне там понравилось: это был блестящий двор, прекрасный замок… а главное, сам герцог. Он был… действительно лучшим, во всём: в турнирах, в дуэлях, в музицировании, в сложении стихов… даже в богословских спорах, – было слышно, что Мар улыбается. – Он был храбр, почти до безрассудства, и невероятно удачлив. Ты, по-моему, уже не застал это время… что нам всем тогда было до какого-то короля? Наш двор казался нам самым прекрасным – и куда более достойным. Ни разу не видя флорентийки, мы презирали её заочно, – он усмехнулся почти нежно.

– Флорентийки?

– Медичи. Екатерина, жена короля Генриха.

– Я и не думал, что ты такой древний, – хохотнул Донат. – Мне почему-то казалось, что ты лет на сто моложе… но продолжай, продолжай.

– В четырнадцать я стал оруженосцем, – вновь заговорил Мар, – а с пятнадцати герцог вдруг начал меня выделять. Я был ловчей и, главное, выносливей других – и он всё чаще и чаще стал брать меня с собой в качестве личного сопровождающего, явно предпочитая остальным. Он даже учил меня сам – фехтованию, и, прежде всего, владению шпагой. В то время она только входила в моду, нас, в основном, учили владеть мечом – но он словно чувствовал, что будущее за чем-то более лёгким, и хотя и прекрасно владел любым оружием, предпочитал что полегче. Мне льстило это… да что там льстило – я был в восторге! Он нанял мне учителей стихосложения и рисования… порой мне казалось, что он относится ко мне как к своему сыну, который, как говорили, погиб почти во младенчестве вместе с его супругой. Я его боготворил, – голос Мара теперь звучал почти мечтательно. – Он был всем: господином, учителем, другом… просто отцом, наконец. Больше всего мне хотелось во всём походить на него…

Он замолчал.

– Я понял, – сказал Донат. – Он оказался вампиром и однажды…

– Почти, – рассмеявшись, согласился Мар. – Он действительно оказался вампиром, и узнал я об этом совершенно случайно: как-то, уже будучи взрослым, я увидел, как он ест. Какую-то девку… девушку, обычную селянку. Он не убил её, просто прокусил руку и пил – не знаю, почему он не заметил, как я подошёл. А может, и заметил. Он знал, что может мне доверять.

– Шестнадцатый век, – задумчиво проговорил Донат. – Рисково… Он не боялся, что ты, поразмыслив, окажешься католиком лучшим, нежели вассалом?

– Ты не понимаешь, – возразил Мар, – ты не застал это время… Тогда сюзерен всё ещё значил куда больше короля, а церковь с её инквизицией уже вызывала больше смеха и страха, нежели почтения. Конечно, не у всех, но нас таких тогда было немало. Шестнадцатый век… уже появились гугеноты, а индульгенции и позорные нравы Рима стали притчей во языцех. И потом, мы часто с ним вели… богословские разговоры. Я думаю, он готовил меня к тому, что я мог рано или поздно о нём выяснить. Нет, он мог быть уверен.

– И он тебя инициировал, – нетерпеливо сказал Донат.

– Нет. Ты торопишься… нет. Он просто спросил, может ли надеяться, что я сохраню его тайну – и всё пошло как раньше. Хотя теперь я многое понимал: и почему он предпочитает спать днём, и почему ест так мало и всегда в одиночестве, и платит такие огромные деньги за редкие специи… Теперь я понимаю ещё лучше – он только начинал ощущать вкус, и, как и все мы поначалу, предпочитал пряное и острое. И почему он никогда не пьянеет, сколько бы ни выпил, и почему столь успешен в бою, и почему так не любит носить доспехи, хотя бы кольчугу: так больше была вероятность, что никто просто не заметит быстро затянувшихся ран, – и почему так не любит заходить в чужие дома… И я старался помочь ему скрыть свою сущность – как мог.

– Ты время нарочно тянешь? – спросил Донат, когда Мар замолчал. – Нас уже сожгут скоро, а ты в воспоминания ударился.

– Ещё часа три, – утешил его Мар. – Я, собственно, уже почти всё рассказал… С того момента я начал понимать, насколько он одинок. Он не мог завести семью, не мог родить сына… не мог даже по-настоящему открыться кому-то. Герцог рассказывал мне, что он не особенно любит собратьев, да и опасно было нам в то время общаться друг с другом – слишком велика была вероятность, что вампир просто отдаст тебя Святой церкви, случись вам не поделить что-либо. И я стал уговаривать его на свою инициацию.

– Долго уговаривал? – с незлой насмешкой спросил Донат.

– Почти три года, – отозвался Мар. – Думаю, так и не уговорил бы – помогла дуэль. Мне очень не повезло, и меня принесли домой умирать. Я и умер… но не до конца, – он усмехнулся, на сей раз довольно печально. – Позже герцог мне сказал, что готов был немедленно меня убить, если я, очнувшись, пойму, что ошибался и на самом деле не хочу такой жизни. Но я был просто счастлив, несмотря на все, что потерял.

– Какая романтика, – сыронизировал Донат. – В общем, я что-то такое и предполагал – правда, я думал, что там была какая-то дама… но в целом на тебя похоже. Однако всё это, безусловно, очень трогательно, но на мой вопрос не отвечает никак. За что ты нас не любишь?

– Ошибаешься, – возразил Мар. – Хотя, пожалуй, это можно было бы рассказать и короче. Но видишь ли… я рассказывал эту историю лишь раз, и сейчас всё это вспоминается несколько сумбурно. Я постараюсь побыстрее. Так прошло двенадцать лет – а потом его убили. Вампиры – но я до сих пор так и не выяснил, кто и зачем, – он помолчал. – Их было четверо… они нашли нас днём. Я спал, конечно, а д… герцог не смог с ними справиться. Четверо против одного – это много, даже для сильного вампира.

– Сколько ему было на тот момент?

– Ему? Лет двести пятьдесят. Я никогда не спрашивал его ни о чём, а сам он почти ничего о себе не рассказывал.

– Почему, интересно, они оставили в живых тебя? – задумчиво проговорил Донат.

– Сам не знаю. Скорее всего, они не думали, что выживу… я был слишком юн, чтобы просто уснуть, будучи лишённым крови, и они, по-видимому, это знали. Смерть от голода – не самая простая.

– Смерть от голода? – Донат даже подался вперёд, но цепь его остановила. – А что они с тобой сделали?

– Замуровали в стену, – равнодушно сказал Мар. – А его приковали на верхней площадке полуразрушенного монастыря, в котором мы остановились переждать день, и оставили так сгорать.

– Двести пятьдесят лет? Это не так-то просто…

– Не так, – эхом отозвался Мар. – Было лето… солнечное жаркое лето. Я засыпал днём, но он продолжал кричать и ночами. Я бы умер там, если бы не слышал его крики… и не надеялся успеть.

– Но не успел.

– Нет. Не успел. Когда я сумел расшатать камни, от него не осталось даже скелета – лишь пепел и обрывки одежды.

– И украшения, – меланхолично добавил Донат.

– Нет. Их они забрали. Я пытался отыскать их… но так и не сумел.

– Украшения?

Возникла небольшая пауза, после которой они оба расхохотались.

– Ты прав. Я слишком драматизирую, – признал Мар, вставая – цепь звякнула и натянулась, заставляя его снова сесть.

– Откровенно говоря, да, – согласился с ним Донат. – Учитывая, во-первых, сколько с тех пор прошло времени, а во-вторых, нынешние обстоятельства. Итак, ты хочешь сказать, что четыреста с лишним лет разыскивал ту четвёрку?

– Да, – спокойно признал Мар. – Поэтому и не жил в Городе… сперва потому, что знал, что не справлюсь с ними, если столкнусь случайно, а потом… потом просто привык жить с людьми. Я не люблю Город и не люблю вампиров.

– Ты любишь людей, – фыркнул Донат. Звякнула резко натянувшаяся цепь, послышалось что-то вроде глухого рычания. – Говорят, ты им всё отдаёшь – и прощаешь им неблагодарность.

Мар напрягся, и его цепь звякнула.

– Осторожнее, – предупредил он.

– Или что? – насмешливо поинтересовался Донат. – Что ты сделаешь?

– Я бы не хотел, чтобы последним делом в этой жизни стала наша ссора, – ответил Мар.

– Я просто понять хочу, – отозвался Донат. – Что ты в них нашёл? Вампиры разве получаются не из людей? Но нас ты не прощаешь – а я слышал, что людям случалось предавать тебя, однако…

– Закрой рот, – глуховато проговорил Мар.

– Заставь меня, – насмешливо предложил Донат. – Я сейчас впервые выступаю в роли человека – в том смысле, что ты сейчас мне наверняка ничего не сделаешь. И я хочу понять, почему ты позволяешь им обращаться с тобой как со слугой.

– Донат, – предостерегающе прорычал Мар.

– Всё равно мы сгорим скоро, – отмахнулся тот. – Меня этот вопрос мучает почти что с самого нашего знакомства. Почему? Когда мы встретились, ты был едва живой – я был уверен, что ты отомстишь. Следил за ними. Ждал. Но нет – ты всё спустил им с рук. Считаешь себя хуже их?

– Донат! – цепь Мара звякнула.

– Я не понимаю, – продолжил Донат. – Как будто ты им что-то должен. Или словно ты и вправду полагаешь, что они особенные. Знаешь, я встречал таких вампиров, но не думал, что ты из них. И что о тебя любой из них может ноги вытереть.

– Закрой рот! – рявкнул Мар.

– Заставь меня! – издевательски предложил Донат, устраиваясь поудобнее у стены и продолжая свои рассуждения в том же духе.

Цепь загрохотала как безумная, заглушая тихое шипение, издаваемое вампиром от ярости и боли, которую причиняли ему, касались открытой кожи, посеребрённые наручники.

– Да что ты сходишь с ума? – пренебрежительно бросил Донат. – Вот не думал я, что человечки могут вызвать у вампира такую бурю эмоций. Зря ты так дёргаешься, никто ещё…

Окончание этой фразы застряло у него в горле, потому что, хотя с цепью, удерживающей Мара, так ничего и не случилось, зато не выдержал камень, в который она была вмонтирована – и началась короткая, но очень бурная драка.

– Басту! – наконец сумел выдавить из себя Донат. – Стой!

Как ни странно, тот послушно замер, впрочем, хватку не разжав.

– Я предупреждал тебя, – начал он, но тот досадливо перебил:

– Ты не хочешь теперь мне помочь? Раз сам вырвался.

Мар мотнул головой, будто оглушённый, а потом спросил:

– Так ты доводил меня нарочно?

– Угу, – Донат ухмыльнулся. – Ты сильнее… у тебя был шанс. Нужно было только стимул отыскать – и я справился. Впрочем, с тобой это несложно… Ну так как?

– Я всегда подозревал, что ты хитрец, – сказал Мар, обматывая волочащуюся за ним цепь вокруг талии. – Хотя смысла в этом никакого нет – из башни нам не выбраться – но мне нравится мысль не сгореть, а умереть в бою. Во всяком случае, мы их точно удивим. – Он схватился за цепь Доната и, скомандовав: – На счёт «три», – с силой рванул её на себя.

Выдернуть цепь Мар сумел отнюдь не сразу, но в конце концов и здесь камень поддался, и вампиры отлетели к противоположенной стене.

– Заодно оружие, – довольно заявил Донат, тоже оборачивая цепь вокруг себя.

– На самом деле это вправду не имеет никакого смысла, – сказал Мар. – Их будет слишком много, мы их всех не перебьём. Но даже если вдруг нам повезёт – что дальше? Куда нам деться дальше? На нас объявят охоту

– Нет в тебе романтики, – вздохнул Донат. – Авантюризма…

– Не так давно ты утверждал обратное, – заметил Мар, ощупью отыскивая дверь.

– Это не та романтика, – отмахнулся Донат. – Риск, приключения – всё это не по твоей, а по моей части. Ты ведь сам сказал: нам нечего терять. Значит, что?

– Согласен, – сказал Мар, продолжая изучать стену на ощупь. – Любопытно, что там такое? Погоди-ка, – он оттолкнулся от пола и взлетел, медленно скользя вдоль стены.

– Когда я это вижу, – проворчал Донат, – или даже слышу, как сейчас, меня подмывает немедленно отправиться спать. Знал бы, как сделать это нарочно…

– Прежде я бы предложил тебе попросить кого-то из Старейших, – отозвался сверху Мар. – А теперь не знаю, что и делать. – Это колодец, – сказал он, вернувшись. – И он наглухо замурован.