Текст книги "Место под солнцем (СИ)"
Автор книги: Фей Блэр
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 27
Однако насладиться своей победой Бальд не успел.
Буквально в следующий же миг на его плечо легонько легла узкая ладонь, но узнать, кому она принадлежит, ему было не суждено: в его волосы вцепились чьи-то пальцы , чей обладатель с огромной силой сжал их и дёрнул вверх. Хрустнули, разрываясь, позвонки. Та же рука, что только что касалась плеча, теперь оказалась у Бальда в груди, с лёгкостью пробив его грудную клетку и вырвав из неё всё ещё трепещущее сердце.
Потом невесть откуда взявшийся невысокий сухощавый мужчина в тёмной одежде отбросил в разные стороны тело и словно насаженную на позвоночник голову Бальда, подошёл к голове Мара, поднял её и… приставил к всё ещё истекающему кровью телу.
С того момента, как меч Бальд разъединил их, не прошло и полминуты.
Какое-то время он крепко прижимал их друг к другу, а когда осторожно отпустил, они вновь составили одно целое. Тогда он подхватил на руки тело Мара и исчез, оставив после себя на месте схватки лишь окровавленные останки Бальда.
…Сначала возникла боль. Странная, непривычная, совершенно забытая: болела голова.
Боль знакома вампирам – быть может, знакома даже больше, чем людям. Однако она всегда конкретна и возникает только в повреждённых местах. Сейчас же голова у Мара болела совершенно по-человечески. Знай он когда-либо, что такое мигрень, он бы, конечно, опознал её, однако Мар с этим явлением знаком был исключительно понаслышке. Попытка пошевелиться пробудила в нём ещё два ощущения, и оба крайне неприятных и непривычных: головокружение и тошноту.
– Лежи и не дёргайся, – произнёс чей-то незнакомый голос по-французски, и тёплые пальцы коснулись его лба. – Тебе скоро станет легче, однако боль сохранится ещё довольно долго. Тебе повезло, мальчик.
Мар попытался открыть глаза, но это лишь вызвало новую волну головокружения и боли. Он застонал, и его горло заболело тоже.
– Упрямец, – тихо рассмеялся незнакомец, касаясь ладонью его глаз. – Спи. Спи сам, или я заставлю тебя… но мне не хотелось бы. Обещаю, я всё объясню… но позже. Сейчас спать… спать.
Голос говорил что-то ещё, но Мар уже не разбирал слова, действительно проваливаясь в вязкий и тяжёлый сон – к счастью, безо всяких сновидений.
Сколько он проспал, Мар не представлял, однако следующее пробуждение оказалось более приятным: голова хоть и болела по-прежнему, однако уже не кружилась, и тошноты тоже больше не было. К тому же и боль, кажется, заметно ослабела и была теперь вполне переносимой.
– Проснулся? – опять по-французски спросил тот же голос, и кто-то сел рядом с Маром на кровать. – Можешь открыть глаза.
Мар пошевелился и последовал этому то ли позволению, то ли совету, не сразу сумев сфокусировать взгляд на сидящем на краю его постели человеке – хотя, пожалуй, человеком этот мужчина не был. Или всё-таки был? Мар никак не мог понять его природу, но лицо – смуглое, узкое, горбоносое, с тёмными миндалевидными глазами и полными чувственными губами – показалось ему знакомым.
– Выпей, – он протянул Мару чашку с соломинкой для коктейля. – Вот так. Пей, это просто вода. Тебе сейчас нужна жидкость.
– Вы… кто? – хрипло спросил он, жадно глотая воду.
– Ты не помнишь меня? – слегка удивился мужчина, помогая ему сесть. – И – скажи, твоё «вы» – просто форма речи, или тебе кажется, что я здесь не один?
– Форма, – чуть-чуть улыбнулся Мар. – Нет, не помню… лицо знакомое. Но имя… нет, не могу.
– Я Амени. Вспомнил? – он взял влажное полотенце и начал весьма умело обтирать Мару лицо и шею.
– Н-нет… прости.
– Франция, Тулуза, 1572 год… вспомнил?
– Нет… – пробормотал Мар. Потом подумал и добавил: – Или… да, наверное! Я не помню точной даты… ты… да, Амени, – он улыбнулся. – Я отбил тебя у... я не помню. Кажется, католиков…
– Верно, – мягко улыбнулся мужчина. Отложив полотенце, он снова поднёс Мару воды. – Горло болит?
– Нет… нет – так, саднит немного… болит голова. Очень странно…
– Да, я слышал, что головные боли бывают в таких случаях достаточно сильными, – кивнул Амени. – Почему ты не позвал меня? Гордость?
– Позвал? – непонимающе переспросил Мар.
– Ты ведь не мог не понимать, что он тебя уничтожит. Бальд был сильным воином.
– Был?
– Был, был, – с мягкой иронией усмехнулся Амени. – Моя жизнь дорогого стоит. Ему не следовало трогать тебя.
– Кто ты? – растерянно и почти что тревожно спросил Мар, жадно вглядываясь в какие-то не совсем человеческие черты своего спасителя.
– Я Амени, – повторил тот. – Или ты думал, что я решу поиграть в справедливость? Я тебе слишком многим обязан, – покачал он головой. – К тому же, Бальд сам виноват. Был. Так почему ты меня не позвал?
– Как я мог бы это сделать? – с лёгкой досадой спросил в ответ Мар. – Я видел тебя всего один раз… когда на меня напали, воспоминание четырёхсотстолетней давности было бы последним, что пришло мне в голову. Честно говоря, я вообще о тебе с тех пор не вспоминал…
– Ты хочешь сказать, что… просто забыл обо мне? – уточнил Амени, и на его лице отразилось такая крайняя степень изумления, что её вполне бы можно было назвать потрясением.
– Извини, – иронично усмехнулся Мар. – Ты разве сам помнишь всех, кого встретил четыреста лет назад? Даже больше.
– Ты… что же – не знаешь, кто я? – в агатово-тёмных глазах мужчины возникло понимание, а губы его дрогнули в несколько ошеломлённой улыбке.
– Я даже имя забыл, – признался Мар. – Сейчас ты назвал – и я вспомнил… Я так торопился тогда…
Он умолк, прерванный взрывом хохота. Амени смеялся от души, держась руками за грудь и живот, и согнувшись едва ли не пополам.
– Мальчик… ты… так ты не знал, кого спас? – еле выговорил он сквозь приступы смеха.
– Да, я не знал, – озадаченно проговорил Мар, пытаясь почувствовать Амени так, как чувствовал обычно любое живое существо – и определить его природу. В ту первую встречу он запомнил лишь, что вмешался именно потому, что несчастный, осуждённый на страшную огненную казнь, был вампиром – собратом, своим. Однако всхлипывающий сейчас от хохота Амени вампиром не был – Бриан мог бы поклясться в этом.
Впрочем, и человеком он не был тоже.
– А я-то всегда смеялся, когда встречал что-то подобное в фильмах, – сказал наконец Амени, рассматривая Бриана так, словно тот внезапно на его глазах превратился в какое-то считающееся прежде мифическим существо. – Тебе незнакомо моё имя? Иначе как просто моё.
– А должно?
– Я был уверен, что да, – Амени покачал головой. – Гордыня… – проговорил он с бесконечной иронией. – Боюсь, в этом христиане всё же правы. Царица и мать всех грехов… или, во всяком случае, ошибок. Впрочем… Ты знаешь, кто и зачем создал Город?
– Я слышал, что их было пятеро, – слегка удивившись столь резкому изменению темы, ответил Мар. – Их называют Древнейшими… но зачем и для чего – не знаю. Предполагаю лишь, что для того, чтобы найти безопасное место таким, как мы.
– И верно, и нет. Нас действительно было пятеро.
– Вас? – после короткой паузы переспросил Бриан.
– Нас, мальчик, нас, – губы Амени тронула еле заметная довольная улыбка. – Ты спас одного из Древнейших. Я-то полагал, что наши имена никогда не будут забыты, – заметил он всё с той же иронией.
– Я… не типичный пример, – словно оправдывая – то ли себя, то ли кого-то ещё – попытался объяснить Мар. Древнейший? Он, конечно, о них слышал – но лишь как о легенде. – Почти не знаю легенд… Но это вовсе не значит…
– Ты меня утешаешь? – с ласковым удивлением оборвал его Амени. – Не стоит, Себастьян. Ты поставил меня на место – и это правильно. Хотя и, должен признать, неприятно. Но ты имеешь право, – он улыбнулся. – Хотя бы потому, что, как оказалось, когда-то рискнул собой ради совершенно неизвестного тебе вампира. Я-то всегда полагал, что ты знал, кому оказываешь услугу…
– Нет, – покачал головой Мар, с прочти неприличным вниманием разглядывая Амени. – Я был совсем молод… да какой «молод» – мне было…
– Семь. От момента инициации. Я запомнил. Совсем дитя, – улыбнулся Амени. – Я тогда очень надеялся, что ты успеешь снять с меня хотя бы часть цепей до того, как займётся рассвет. Потому что одному мне с ними было бы не справиться, а ты с его началом неминуемо уснул бы, пусть даже прямо верхом – а потом сгорел. Но обошлось… Ты что же, никому не рассказал о случившемся? Хотя бы просто бахвальства ради?
– Нет! – Мар рассмеялся. – Я еле успел домой до рассвета – и упал спать, кажется, едва ли не на пороге. А когда проснулся – мой… меня так отругали за безответственность и неосторожность, что я не стал ни о чём рассказывать. Наверное, я подозревал, что в этом случае мне достанется ещё больше… Влезть в такую историю неизвестно из-за кого и едва не погибнуть – это вряд ли ему бы понравилось, – закончил он очень тихо.
– Ему – это? – вопросительно произнёс Амени. – Тому, кто тебя инициировал?
– Да. Теперь это уже не важно.
– Ты, значит, так ничего ему и не рассказал. Анн, полагаю, имя бы опознал.
Бриан дёрнулся:
– Ты… откуда ты… откуда ты знаешь, о ком я говорю?
– Я всегда знаю, кто инициировал того, с кем говорю. Его кровь в тебе – навсегда. В принципе, я могу проследить всю цепочку: в тех, кого обратил ты, и в их потомстве, и в его детях, и так до бесконечности всё равно сохраняется кровь того, кто создал тебя.
– Ты знал его? – очень тихо спросил Бриан.
– Я и теперь его знаю, – пожал плечами Амени.
– Ты… ты ошибся, – с облегчением выдохнул Люк. – Это не он.
– Анн д’Алэ. Верно?
Мар замер – только губы растянулись в жутковатой улыбке, да внезапно расширившиеся зрачки сделали его глаза совершенно чёрными.
– Он мёртв, – глухо проговорил Мар. – И очень давно.
– Разве? – спокойно спросил Амени, внимательно его разглядывая. – Я так не думаю… во всяком случае, я об этом не слышал. Когда и как он умер?
– Его… казнили. Сожгли, – с видимым трудом выговорил Мар.
– В самом деле? Когда же?
– Давно… очень давно. Оставим это, довольно! – резко сказал Мар, скривившись, как от боли.
– Ты ошибаешься, Себастьян, – покачал головой Амени. – Я, правда, не видел его в этот раз – но лет полтораста назад он был ещё вполне себе жив… если, конечно, можно считать вампиров живыми.
– Нет… нет, нет! – замотал головой, не обращая внимания на резкую боль, Мар. – Ты ошибаешься… это невозможно! Нет!
– Я никогда не ошибаюсь, мальчик, – мягко возразил Амени, касаясь его запястья. – Не в таких случаях.
– Он мёртв, – упрямо повторил Мар. – Мёртв!
– Ты видел его смерть?
– Да! – выкрикнул Мар. Повисло молчание, прерванное негромким:
– Нет.
– Я... слышал, – прерывисто выдохнув, отозвался Мар. – Я слышал, как он горел. Я видел его пепел.
– Пепел у всех одинаков, – возразил Амени, глядя на него с сожалением. – Расскажи мне подробно, что случилось.
Глава 28
– Мне очень жаль, мальчик, – сказал Амени, выслушав несколько сбивчивый рассказ Мара. – Тебя разыграли.
Бриан молчал, отвернувшись и глядя в одну точку – и не замечая, что его пальцы комкают и разрывают край простыни.
– Не знаю, почему Анн поступил так, – продолжил Амени, – не знаю, кто были те вампиры. Я знаю лишь, что если он умер, то вовсе не тогда. Я встречал его позже, Себастьян. Много позже.
– У него не было причин поступать так со мной, – тихо проговорил Мар.
– Конечно, были, – возразил Амени. – Вампиры нечасто действуют без причин. Ты просто их не знаешь – вот и всё.
– Не знаю, – эхом откликнулся Мар. Амени посмотрел на него с грустью, встал – и ушёл, так ничего больше и не сказав.
Мар же некоторое время сидел, глядя в одну точку и твердя себе, что в том, что он сейчас узнал, на самом деле вовсе нет ничего ужасного. Что, в конце концов, произошло? Его даже не убили – просто предали. Д’Алэ неоткуда было знать, что это предательство так сильно повлияет на дальнейшую жизнь Мара. Впрочем, может быть, его это даже и не волновало… теперь Мар мог это предположить.
Но почему? Должна же быть какая-то причина?
Он потёр лицо руками и, прижав к нему ладони, замер так на несколько секунд. Затем опустил руки и, наконец-то, огляделся. И почему-то даже не удивился, обнаружив, что находится в собственной спальне. Если Амени и в самом деле был Древнейшим, тем, кто создал этот город, легко было предположить, что он мог войти к любому его обитателю.
Встав – и не обращая внимания на довольно сильную головную боль – Мар отыскал в шкафу халат, оделся и отправился на поиски своего странного гостя. Тот обнаружился в гостиной: сидел в кресле и листал один из альбомов по искусству Северного Возрождения, то и дело внося какие-то пометки в файл на маленьком серебристом ноутбуке.
– Я хочу увидеть его, – сказал Мар.
– Твоего бывшего сюзерена? – Амени прекратил печатать и потянулся, разминая, видимо, уставшие спину и плечи.
– Он не бывший, – прикусив нижнюю губу, возразил Мар, останавливаясь на пороге и облокачиваясь о дверной косяк.
– И то верно… хотя бы это нужно исправить, – подумав, кивнул Амени. – Что же… попробую его отыскать. Думаю, Аргел справится с этим лучше… я попрошу его.
– Не надо, – Мар нахмурился. – Если так – то не нужно. Я его сам найду.
– Найдёшь, – опять кивнул Амени. – Конечно, найдёшь… дети всегда находят отца.
– Я не его сын, – болезненно поморщился Мар, входя в комнату и садясь напротив Амени на диван.
– Это как сказать, – возразил Амени и спросил: – Кто такие родители? Те, что дают жизнь. Он дал тебе эту жизнь – по сути, он твой отец… Для любого вампира можно отследить цепочку тех, кого обратили обращённые ими – и для считать отцом того, с кого всё началось. Или матерью.
– Как в семьях и кланах? – спросил Мар.
– Как в семьях и кланах, – кивнул Амени. – Люди – даже неживые – всё равно, как это теперь говорят, социальны. Им свойственно сбиваться в стаи… вероятно, это в их природе. И это та одна причина, по которой сама мысль о выборах главы Города неприемлема и порочна, – неожиданно сказал Амени. – Стоит позволить такое – начнётся борьба, закулисная или явная, не важно. И я хорошо представляю, чем она обязательно кончится. Поэтому такого не будет.
– Покуда ты жив, – утвердительно проговорил Мар.
– Покуда жив как минимум один их нас, – поправил его Амени. – Для этого, правда, придётся заменить часть Совета – туда попало слишком много тех, кому там вовсе не место. Впрочем, я сам виноват, – баз малейшего намёка на раскаяние заметил он. – Однако мы с тобой отвлеклись. Ты хочешь отыскать д’Алэ? Для чего?
– Хочу узнать, почему он так поступил со мной, – тихо сказал Мар.
– Брось, – поморщился Амени. – Прежде подумай, как всё это будет выглядеть: спустя четыре с половиной столетья являться и спрашивать: почему ты предал меня тогда? Себастьян, это смешно.
– Пусть смешно, – упрямо возразил Мар. – Мне всё равно.
– Тебе всё равно, – внимательно посмотрев на него, кивнул Амени. – Правда. Ну что ж, это отличное качество… я отыщу его для тебя. А ты обещай подумать, стоит ли всё же самому задавать вопросы.
– Я хочу знать.
– Узнавать можно по-разному, – Амени вдруг отвлёкся и забегал пальцами по клавиатуре. – У тебя есть я, помнишь? – спросил он после некоторой паузы, отключая и закрывая ноутбук.
– Ты сделал бы это для меня? – с некоторым недоверием спросил Мар.
– Почему нет? – удивился Амени. – Я сделал бы куда больше… я уже говорил тебе: моя жизнь стоит дорого. Очень. Намного, намного дороже, чем, к примеру, твоя. Так что мне с тобой ещё расплачиваться и расплачиваться! – он рассмеялся.
– Мне ничего не нужно! – неожиданно даже для себя вдруг вспылил Мар, вскочив. И ушёл бы, если бы Амени не схватил его за запястье.
– Сядь, – негромко приказал он. – Сейчас.
Мар было резко дёрнулся – но сел, всё-таки вырвав у него свою руку.
– Посмотри на меня, – то ли приказал, то ли попросил Амени, не делая больше попыток к нему прикоснуться. – Себастьян, посмотри на меня повнимательнее. Как тебе кажется, кто я?
– Ты? Один из Древнейших, полагаю, – раздражённо ответил Мар.
– Посмотри на меня, – невозмутимо повторил тот. – Почувствуй. Кто я, Себастьян?
– Я не знаю, – помолчав, отозвался Мар. – Не могу понять. Никогда не видел такого.
– Я бог, – просто сказал Амени. – Тот самый, которого теперь называют языческим.
– Что значит – «бог»? – недоумённо и даже недоверчиво переспросил Мар.
– «Бог» значит «бог». Бессмертный, если так хочешь. Живой – и бессмертный. Смотри, – Амени взял его за руку. – Чувствуешь, какая горячая у меня кожа? Совсем как у людей, не так ли?
– Так, – Мар, помедлив, убрал руку. – Верно… Так ты, значит, не вампир? – спросил он, с огромным любопытством разглядывая его. – Ты – если всё это правда – создал когда-то это место…
– Я был вампиром, – поправил его Амени. – Не так уж и давно. Смотри, – он быстро прокусил собственное запястье и протянул кровящую – яркой, человечески яркой кровью – руку Мару. – Попробуй. Просто попробуй. Лизни. Не бойся – даже будь я вампиром, от такого количества с тобой ничего не будет.
– Я не боюсь, – Мар подался вперёд и слизнул пару капель.
Вкус был очень странным. Не человеческим, не животным, не вампирским, он словно сочетал все их в себе, добавляя к этому странному коктейлю что-то ещё, что даже и сравнить было не с чем.
– Видишь? – Амени так и не убирал руку, продолжая держать её на весу. – Кстати, я давно хотел провести один эксперимент… попробуй зализать мне рану. Честно скажу – не знаю, что выйдет. Но сомневаюсь, что тебе станет дурно, – он улыбнулся.
Мар поколебался, однако спорить всё-таки не стал и исполнил просьбу. Сделать это оказалось столь же просто, сколь обычно – во всяком случае, насколько он помнил, потому что в последний раз кусать человека ему доводилось лет полтораста назад, ещё до того, как появилась такая замечательная вещь как медицинский шприц. Однако, стоило ему оторваться, как перед глазами его всё поплыло, и Мар неловко склонился набок, силясь унять это непонятное головокружение.
– Я рад отблагодарить тебя, – услышал он сквозь звон в ушах. – Спи – тебе давно пора. Недолго – но тебе будет довольно, – Мар почувствовал, как куда-то падает, а потом его поглотила темнота.
Амени же, с лёгкостью подняв его на руки, отнёс Мара в комнату и там уложил в постель. Укрыл одеялом, проверил ставни – крепко ли и плотно ли закрыты – и неслышно вышел, плотно прикрыв дверь.
Его путь лежал теперь в другой дом – в дом того, где его, он знал, совсем не ждали. Стучать Амени не стал – просто толкнул дверь и, поднявшись по лестнице, прошёл по коридору и вошёл в столовую в тот момент, когда Аргел подносил ко рту чашку с кофе.
– Пахнет вкусно, – сказал Амени, подходя к столу и глядя в глаза словно бы окаменевшему при его появлении Аргелу. – У тебя всегда был превосходный кофе.
– Ты, – наконец, выдохнул Аргел, очень медленно опуская чашку на место.
– Ты ждал, я полагаю, – полувопросительно проговорил Амени, садясь за стол напротив Аргела.
– Я узнал руку, – подтвердил Аргел. – Но я… не был уверен.
– Ты почти не справился, – сказал Амени. – В этом есть моя вина, признаю – но её немного.
– Возьми, – Аргел вынул из кармана кольцо с тёмно-красным камнем и положил его на стол. – Я никогда не хотел этой доли.
Амени протянул руку и, забрав кольцо с вырезанной на камни печатью, некоторое время молча его разглядывал – а затем положил обратно и слегка подтолкнул, так, чтобы оно, скользнув по скатерти, остановилось у самого края.
– Оставь себе, – сказал Амени. – Почти – бывает очень важно.
– Я устал, – Аргел покачал головой. – Я никогда не хотел власти. А теперь…
– Таких осталось слишком мало, – Амени взял с блюдца маленькое шоколадное печенье и, покрутив его в пальцах и понюхав, положил в рот. Прожевал – медленно и с удовольствием – затем сглотнул и лишь тогда продолжил: – Я переформирую Совет. Отчасти. Времена меняются так быстро – я слишком многое пустил на волю случая.
– Прошу тебя, – с нажимом сказал Аргел. – Есть более достойные. К примеру, Маркос. Экхард.
– Нет, – ответил Амени. – Ты остаёшься.
Аргел тяжело вздохнул и неохотно взял кольцо, но надевать не стал, убрав его в карман.
– А теперь, – довольно сказал Амени, – перейдём к обсуждению кандидатур в новый Совет.
Глава 29
Такси, которое Клара взяла прямо у базельского вокзала, выехало из города и, добравшись до одного из пригородов, съехало с основной дороги и свернуло на боковую улочку, остановившись возле почтовых ящиков – рядом с ними сейчас аккуратной кучкой стояли чёрные мусорные мешки. Клара, просидевшая всю дорогу тихонько и, кажется, даже не шевелясь, слегка вздрогнула и, открыв кошелёк, растерянно уставилась на него, пытаясь понять, почему там нет ничего, кроме нескольких монеток самого разного достоинства. Потом, чувствуя, что вот-вот заплачет, шмыгнула носом и, виновато попросив подождать, неловко выбралась из машины и побежала по узенькой дорожке ко второму из нескольких коттеджей в ряду. Толкнув привычно незапертую днём дверь, она изо всех сил закричала: «Папа!» – и, сев на пол прямо у двери, наконец разрыдалась.
По обитой кирпичного цвета ковром лестнице уже сбегал босой жилистый мужчина лет пятидесяти с густыми, слегка рыжеватыми волосами и резковатым, но приятным лицом. Всю его одежду составляли мягкие светлые брюки и тёмно-зелёная тенниска. Присев рядом с девушкой на корточки, он молча обнял её, и некоторое время сидел так, не шевелясь.
– Заплати, – наконец вспомнила Клара. – Я ещё и без денег… там такси…
– Надеюсь, это худшее, что произошло, – ответил её отец, вставая и помогая подняться и ей. – В гостиную или в комнату?
– Не знаю… в гостиную. Заплати, пожалуйста… неудобно…
– Конечно, – он, бережно поддерживая её за плечи, отвёл дочь в гостиную и, усадив на большой кожаный чёрный диван, взял с одной из книжных полок несколько из валяющихся там некрупных купюр и пошёл расплатиться, свернув по дороге на кухню и включив чайник. Вернувшись, заварил мятный, судя по запаху, чай, и уже с ним подошёл к тихо всхлипывающей дочери. Поставив чашку на стол, обнял её, словно маленькую, и устроил у себя на коленях. Она обняла его за шею и некоторое время плакала так – и всё это время отец сидел молча, даже не пытаясь задавать какие бы то ни было вопросы.
– Ты тоже считаешь меня сумасшедшей? – наконец выговорила Клара, откинув голову и заглядывая в его тёмно-серые, почти что как у неё, глаза.
– Тоже? – переспросил он, слегка улыбнувшись с видимым облегчением. – Значит ли это, что нас как минимум двое?
– Вас больше… наверное, – она тоже попыталась улыбнуться. – А, ты же ничего и не знаешь…
– Пока что не знаю, – кивнул он, – но надеюсь узнать. Отчего ты так плакала?
– От всего… папа, – она села, пристально на него глядя. – Я тебе расскажу… но пожалуйста, пожалуйста, не говори мне, что я безумна! Или я правда, – она всхлипнула, – сойду с ума…
– Не буду, – пообещал он. – Рассказывай.
Клара помолчала, собираясь с мыслями. Идея рассказать всё отцу и сейчас представлялась ей совершенно безумной – но надо же было поговорить хоть с кем-то! Пусть он либо докажет ей, что всё, что случилось в последние дни – бред, либо объяснит это с точки зрения любимой своей логики. Никого ближе него в этом мире у Клары не было, и не потому, что он был единственным её родственником, а потому, что с самого детства она была самой что ни на есть настоящей «папиной дочкой».
…Он выслушал её без единого слова – и потом ещё молчал некоторое время. Потом встал, взял лейку, и бесконечно долго и тщательно поливал цветы – так долго, что даже Клара, отлично знавшая эту его манеру обдумывать непростые ответы, не вытерпела и наконец спросила:
– Ты мне не веришь?
– Ты видишь, родная, – неспешно ответил он, ставя пустую лейку на подоконник и оборачиваясь наконец к Кларе, – по сути, у меня два варианта. Насколько я это понимаю.
Клара заулыбалась, впервые за очень долгое время почувствовав некоторую уверенность. Отец тем временем подошёл к ней и, присев рядом, задумчиво почесал указательным и средним пальцами висок.
– Итак, – сказал он с виденным Кларой сотни, тысячи раз выражением, с которым обычно начинал любое объяснение: от выяснения причин банального дочкиного вранья о сделанных вовремя уроках до доказательства какой-нибудь мудрёной гипотезы в бесконечных разговорах с коллегами. – Мне остаётся либо поверить в то, что некие мистические сущности, называемые вампирами, действительно существуют и живут, прячась где-то под египетскими пирамидами, либо в то, что у моей дочери помутился рассудок. Ни одно из этих утверждений, насколько я понимаю, в целом недоказуемо – вернее, – он опять коснулся виска пальцами, – не так. Второе, бесспорно, и проверяемо, и доказуемо – но беда в том, что результат этой проверки, по сути, предопределён, а значит, на практике доказательством не является. Отсюда следует, – Клара рассмеялась, вслушиваясь в его неспешную речь почти с наслаждением, – что они равно бездоказательны. Отсюда следует ещё один вывод: что мы неправильно формулируем вопрос изначально.
– Как это «неправильно»?
– Казалось бы, мы должны решить, что истинно: твой рассказ или твоё сумасшествие. Верно?
– Ну… вроде бы, – осторожно проговорила она, слишком хорошо зная это коварное «верно?».
– Рассмотрим, к чему приведёт любой из этих ответов. К каким выводам они нас ведут? Иными словами – что именно мы будем делать в каждом отдельном случае?
– Что делать?
– Именно. Что делать?
– Не знаю… в первом… вернее, во втором – наверное, лечить меня?
– А зачем?
– В каком смысле «зачем»? – озадаченно переспросила Клара.
– В самом прямом. Зачем? Чем это твоё безумие опасно? Скажи – ты предлагаешь ликвидировать их? Не знаю, начать охотиться, или что там делают обычно с вампирами – сжигать на кострах? Вбивать им колы с сердце и кормить чесноком?
– Папа! – она рассмеялась и бросилась на шею отцу. – Ну что ты говоришь! Зачем?
– Вот именно, – он тоже засмеялся и тоже обнял дочь. – Зачем? Другими словами, тот факт, что теперь ты считаешь вампиров реальностью, по сути, никак не повлияет на твою жизнь, верно?
– Ну… верно…
– Тогда кому какое до этого дело? Факт это, или безумие – что это меняет практически? Ты всё равно никогда не увидишь их больше. Даже если это, как наверняка сочтут врачи, последствия травмы и стресса – это всего только лишь безобидная фантазия наподобие… я не знаю, веры в бога или в торжество справедливости.
– Папа!
– Да, дорогая? – он рассмеялся.
– Ты, ты… ну так же нельзя! Нельзя сравнивать вампиров и бога!
– Почему? – пожал он плечами. – По мне никакой разницы. И то, и другое равно недоказуемо, но мы же ведь не считаем безумными всех религиозных людей? Не вижу никакого вреда в том, что ты станешь верить в вампиров. Однако всё это пока что не объясняет того, почему ты так плакала. Клара?
– Мы с Полем расстались, – она сразу же сникла и зажмурилась, бесполезно пытаясь унять тут же вновь набежавшие на глаза слёзы. – Он считает, что всё это глупость, а я сумасшедшая… и он… я… оказывается, у него уже есть другая… давно… и он просто не знал, как сказать мне… и я… я даже понимаю, что хорошо, что это выяснилось сейчас… но… но я даже не понимаю, почему мне так тяжело, – тихо-тихо закончила она.
– Смерть легче перенести, чем измену, – вполголоса проговорил он, крепко прижимая её к себе. Клара уткнулась лицом ему в плечо и разрыдалась.
– Н-не правда, – проговорила она сквозь слёзы, замотав головой. – Он мне не изменял!
– Правда, Клара, – грустно возразил он, гладя её по густым и жёстким волосам. Его пальцы путались в них, и от того рука двигалась неровно, останавливаясь, когда он как можно осторожнее отделял пряди друг от друга. – Смерть всё заканчивает, отбирая будущее, – но она оставляет прошлое тебе и только тебе. Всё, что случилось уже – всё твоё, и никто никогда не лишит тебя этого. Боль проходит со временем, но любви – той, что была у тебя – никто и никогда не отберёт, Клара… Смерть сохранит, навсегда сделав истинным всё, что сбылось до неё. Измена же… расставание, свершившееся не по твоей собственной воле – лишает тебя не только будущего, но и прошлого. Получается, что ничего больше не только нет и не будет, но и не было никогда.
Клара опять разрыдалась, вцепившись теперь в его плечи с силой, какую даёт только отчаяние. Отец подхватил её и, усадив к себе на колени, накрепко обнял и прижал к себе.
– Плачь… плачь – слёзы облегчат боль, – тихо продолжил он. – Со временем ты научишься оберегать свою рану, прикрывать её чем-то, прятать так хорошо, что ничто больше никогда не коснётся её. Но затягиваться она будет ещё очень долго, родная.
– Неправда… неправда! Это пройдёт… скоро… просто… просто потом… позже!
– Нет, дорогая, нет. Сперва это станет иным… просто другим. Привычным, не таким острым, быть может. Но быстро такое не проходит, никогда не проходит. Подобное лечат подобным. Такие раны излечивает только любовь.
– Я не хочу… не хочу любить больше! Никогда…
– Не говори так, – он мягко зажал ей рот ладонью. – Никогда – это очень долго, Клара. Столько не живут, дорогая. Скажи, ты когда-нибудь прежде любила? По-настоящему. Так, как теперь.
– Да… да – но д-давно, – всхлипывая, кивнула она.
– А вот это хорошо… это просто превосходно, – он улыбнулся, поцеловав дочку в макушку. – Ты не однолюб – а бывают такие несчастные, которые, раз полюбив, не могут уже больше никому отдать своё сердце.
– П-почему же… несчастные? Это же… здорово… когда вот так…
– Разве? Ты разве хотела бы, чтобы вот эта боль была с тобой вечно? – девушка отчаянно замотала головой, и он обнял её покрепче. – Так бывает у тех, кому не дано любить больше одного раза – или у тех, кто сам больше не хочет позволить себе такого. Не знаю, почему так происходит. Нет, Клара, никогда не желай такого ни себе, ни кому. Быть всю жизнь привязанным к одному существу – это страшно. А он, этот твой… он не стоит таких твоих слёз, – закончил он с некоторым пренебрежением.
– Потому что ушёл, да?
– Нет… по тому, как ушёл. Разлюбить… к сожалению, нынче это стало так просто. Любовь хрупка, если её не растить постоянно. Так что – нет, не потому что ушёл, – он улыбнулся и потрепал дочь по волосам. – Но человек узнаётся не только в любви, дорогая, он познаётся и в расставании. Как говорится, и в горе, и в радости. То, как и когда он сделал это – и то, что он сделал – достаточная причина для того, чтобы я говорил так. Уходить можно по-разному, девочка… можешь поверить мне.
– Но если… если он просто полюбил другую? Что же теперь… разве он должен был…