Текст книги "Кара"

Автор книги: Феликс Разумовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Феликс Разумовский
КАРА

Me quoque fata regunt (лат.) —Я тоже подчиняюсь року.

Часть первая
НАСЛЕДНИК ГЕРМЕСА

Jus vitae ac necis (лат.) – Право распоряжения жизнью и смертью.

Пролог

Стоял месяц фаменот, и лучезарный бог солнца Амон-Ра, давно уже миновавший звезду Сотис, неторопливо входил в знак Весов. Нильские воды, ставшие бурыми от взвешенного плодородного ила, убывали, а по самой священной реке плыли нескончаемые вереницы плотов, груженных пшеницей и ячменем второго урожая.

Было раннее утро. Солнце еще не успело превратить Великие Пирамиды в три сверкающие огнем звезды, как на дороге, ведущей в Мемфис, показался небольшой отряд секироносцев.

Странные это были воины. Их головы и лица были обриты наголо, а командовавший отрядом высокий широкоплечий человек, медно-красная кожа которого говорила об истинно египетском происхождении, носил через левое плечо шкуру пантеры и походил более на жреца, чем на офицера.

В самой гуще воинов, неприметные для любопытных взглядов, брели двое совершенно обнаженных мужчин, в одном из которых внимательный наблюдатель сразу узнал бы потомка воинственных гиксосов, а внешность второго говорила сама за себя: он был черным эфиопом. Руки их были туго скручены за спиной и крепко привязаны тонким шнуром, идущим через грудь к паху, отчего каждый шаг причинял пленникам мучительную боль. Однако брели они молча, потому что глубоко, до самого корня, в их языки были воткнуты острые, пропитанные специальным парализующим составом шипы дерева хиру.

Наконец впереди показалась розовеющая в лучах утреннего солнца громада храма великого Птаха, и командир в шкуре пантеры двинулся быстрее. Сейчас же солдаты, шагавшие следом за пленниками, принялись колоть их остриями бронзовых клинков-кхопишей в ягодицы, заставляя таким образом ускорить шаг, и через полчаса отряд очутился во внешнем дворе, огражденном вместо стен одноэтажными строениями с плоскими крышами. Посередине его пролегала аллея сфинксов, заканчивавшаяся у массивных ворот, по обеим сторонам которых подпирали небо громадные усеченные пирамиды из известняка, называемые пилонами.

По знаку командира солдаты миновали их и, оказавшись в окруженном колоннами внутреннем дворе, начали спускаться по истертым каменным ступеням в подземный ярус храма. Путь был им хорошо знаком, – несмотря на царивший полумрак, ноги воинов, обутые в крепкие сандалии из кожи буйвола, уверенно ступали по гранитным плитам коридоров, и, очутившись наконец в просторном полукругом зале, отряд разделился. В предвкушении ячменных лепешек, густо натертых чесноком, и кисловатого, хорошо утоляющего жажду пива солдаты бодро двинулись вдоль выходившей на поверхность галереи, а одетый в шкуру пантеры командир остался наедине с дрожащими от ужаса и прохлады подземелья пленниками.

Как только наступила тишина, он прикоснулся к стене и, неуловимым движением руки отодвинув в сторону массивную каменную панель, потащил связанных за собой по открывшемуся узкому проходу. Путь их был недолог – коридор скоро уперся в бронзовую дверь, за которой открылось пространство огромного зала, истинные размеры которого терялись в темноте.

В неверном свете факелов изображение двадцати двух старших арканов казались живыми, и создавалось впечатление, что они вот-вот сойдут со стен. Ярко освещен был только центральный орнамент, представлявший собой парящую сферу с двумя змееобразными отростками, в которой каждый посвященный узнавал Великий символ цикла мироздания.

Тем временем, бросив пленников на гранитные плиты пола, одетый в шкуру пантеры ударил в бронзовую пластину, и низкий, вибрирующий звук, многократно усиленный акустикой помещения, гулко разнесся под высокими каменными сводами.

Его услышали – вскоре где-то вдалеке с рокотом отошла в сторону закрывавшая проход базальтовая плита, послышались негромкие шаги, и, освещая себе путь факелом, появился человек, при виде которого обладатель шкуры пантеры почтительно склонился, а пленники вздрогнули и уткнулись лицами в пол.

Вновь прибывший был высокого роста, с гладко выбритым волевым лицом цвета красной бронзы, а на груди его покоился крест Иерофанта – с тремя горизонтальными поперечинами, символизирующими триединое устройство Вселенной. Носить его в храме Птаха имел право только Верховный жрец, преподобный Фархор. Секунду святейший рассматривал распростершихся у его ног пленников, затем перевел свой взгляд на человека в шкуре пантеры, и в тишине подземелья раздался низкий, ничего не выражающий голос:

– Видел ли ты тело убитого, брат Хафра?

Услышав это имя, оба связанных в ужасе забились, а начальник жреческой стражи, чьим именем матери пугали своих не в меру расшалившихся детей, поднял голову и взглянул Великому Иерофанту в глаза:

– Да, преподобный. Еще при жизни его лишили мозга, и ныне тело его расчленено на дюжину частей, лежащих смрадной кучей среди песков пустыни.

Фархор опустил взгляд и посмотрел на свой жезл, украшенный сферой, на которой находился куб, поддерживавший, в свою очередь, правильную пирамиду, – это означало, что дух доминирует над формой, для которой материя является опорой:

– Где то, что должен был отдать тебе брат Хорсу?

Не говоря ни слова, начальник стражи достал хранимую у сердца шкатулку из черной бронзы, почтительно подал ее Великому Иерофанту и, отведя свой взгляд в сторону, отступил в тень. Секунду преподобный Фархор держал ларец в руках, затем решительно сломал печати. Приоткрыв неожиданно тугую крышку, он осторожно глянул внутрь. Тут же его обычно бесстрастное лицо приняло выражение крайнего омерзения, смешанного с плохо сдерживаемой яростью, и, резко захлопнув ларец, он прошептал:

– О боги, без сомнения это оно.

Пять восходов тому назад люди достопочтимого Хорсу, Верховного жреца храма Гора, расположенного в подземелье под Сфинксом, поймали трех дезертиров, бежавших из армии фараона и промышлявших разграблением гробниц. Ничего удивительного в том не было: царская служба тяжела, а от былого благочестия стараниями проклятого Сета в сердцах людских осталась лишь малая толика. За хищение опоясок у мумий виновным полагалось оскопление, а затем их ожидала медленная смерть в песках пустыни. Однако не на этот раз.

На пальце одного из дезертиров было надето кольцо, при виде которого Верховный жрец Хорсу немедленно велел лишить его владельца мозга, отрезать кисть и вместе с двумя другими преступниками срочно отправить в Мемфис к Великому Иерофату, ибо здесь была сокрыта тайна богов.

Между тем верховный мистик запечатал шкатулку своей печатью и вплотную придвинулся к начальнику стражи:

– Брат Хафра, сегодня же ты отправишься в Фаюм и властью Слова, начертанного на этом амулете, – он достал искусно вырезанную из цельного куска бирюзы фигурку жука-скарабея, на спинке которого были видны четыре ни на что не похожие знака, – велишь Верховному хранителю сокровищницы, брату Нофри, упрятать мною запечатанное от посторонних глаз до скончания века земли Кемет.

Начальник стражи молча спрятал шкатулку и амулет на своей груди, посмотрел на покорно ожидавших своей участи пленников и перевел взгляд на Фархора:

– Эти двое слишком хорошо знают дорогу, чтобы уйти легко и быстро.

– Истину ты сказал. – Великий Иерофант сделал прощальный знак рукой и, освещая себе дорогу факелом, неспешно двинулся прочь.

Где-то вдалеке раздался звук отодвигаемой в сторону каменной плиты, затем было слышно, как гранитная глыба встала на место. Рывком подняв пленников на ноги, начальник стражи потащил их в левое крыло подземелья, туда, где злобно шипели натасканные на людей камышовые коты, охранявшие сокровищницу храма.

Глава первая

Год 1990-й. Лето

– Тормози здесь, Петро, – Савельев строго посмотрел на рыжую шевелюру ефрейтора-«деда», – и к тринадцати ноль-ноль чтоб был на этом месте, подберешь меня.

– Удачи вам, товарищ капитан. – Конопатая физиономия водителя сделалась непривычно серьезной.

Взревев двигателем, зеленый «УАЗ» стремительно пошел на разворот.

«Догадывается, стервец». – Ловко закинув спортивную сумку на свое висловатое, но широкое и очень крепкое плечо, Савельев энергично двинулся вдоль обсаженной с обеих сторон пыльными платанами аллеи, которая упиралась в железные ворота с красными звездами на створках.

Бетонный забор был грязно-белый, четырехметровой высоты, с тремя рядами колючки, и, предъявив на КПП свои бумаги, капитан пересек предзонник, затем миновал внутренний периметр и, морщась от злобного собачьего лая, двинулся в глубь расположения самого презираемого во всей девятнадцатой армии подразделения – штрафного батальона.

Оказавшись перед массивной железной дверью в кирпичной стене, Савельев позвонил, а когда прямо на уровне его лица, скрипнув петлями, открылось окошко, протянул в него свои документы и принялся ждать. Скоро щелкнул отпираемый замок, и немолодой уже усатый прапорщик повел вновь прибывшего по аккуратной, посыпанной песком дорожке к ангару, от дюралюминиевой крыши которого отражались неяркие еще лучи утреннего солнца.

Путь Савельеву был хорошо знаком. Уверенно поднявшись по железной лесенке на второй этаж, он для вида стукнул костяшками в дверь и тут же широко ее распахнул:

– Разрешите?

Сидевший за письменным столом невысокий широкоплечий майор, носивший в кругах определенных кликуху Кукловод, посмотрел на него неодобрительно:

– Опять вы, капитан? Мало вам прошлого раза – скоро работать будет не с кем.

Однако, удостоверившись, что предписание было подписано самим начальником разведки девятнадцатой армии, он махнул рукой и, вытащив из сейфа пачку личных дел, бухнул ее на стол:

– Вот, из недавних поступлений.

– Разрешите? – Савельев придвинул стул и принялся шуршать листами. – Так, маньяк-насильник. Неинтересно, психика наверняка ущербная. Злостный расхититель соцсобственности. Староват, реакция замедленная. А вот этот вроде ничего.

Наконец он выбрал две папки и, протянув их майору, поднялся:

– Вот этих бы хотелось. Особенно меня интересует номер семь тысяч четыреста двадцать восемь. – Капитан указал на личное дело бывшего офицера-десантника, зарезавшего кухонным ножом четверых собутыльников в пьяной драке. – Как раз имеется реальная возможность испытать изделие «десница».

Заметив заинтересованный взгляд Кукловода, он тут же вытащил из сумки плотные кольчужные рукавицы до локтей и, надев их, сразу сделался похожим на былинного богатыря:

– Можно смело фиксировать клинок любой заточки, материал с повышенным коэффициентом трения, вырвать оружие из захвата практически невозможно.

– Ладно. – Майор снял трубку телефона внутренней связи: – Куклу семь тысяч четыреста двадцать восемь в спортзал, – и кивнул капитану: – идите готовьтесь.

Без промедления Савельев спустился вниз и, оказавшись в тесной, неуютной раздевалке, быстро убрал свое обмундирование в железный шкаф с кодовым замком. Затем натянул прошитые тройными швами брюки с курткой из плотной материи, надел высокие ботинки из мягкой воловьей кожи, называемые прыжковыми, и, быстро «прозвонив» все суставы, направился внутрь ангара. Почти всю его площадь занимал невысокий помост, на котором в шахматном порядке были установлены четыре боксерских ринга, затянутых на двухметровую высоту крупноячеистой сетью. Щурясь от яркого света ртутных ламп, капитан начал подниматься по истертым деревянным ступеням.

При виде его давешний усатый прапорщик принялся снимать наручники с высоченного, наголо остриженного амбала в зеленой брезентухе, а находившийся тут же старший лейтенант шустро выхватил из кобуры ствол и скомандовал:

– Кукла семь тысяч четыреста двадцать восемь, в клетку.

Не торопясь, Савельев натянул на руки изделие «десница», затем, покопавшись, извлек из сумки штык от карабина Симонова и, сделав резкий принудительный выдох, захлопнул за собой массивную железную калитку. Он был предельно сосредоточен. Потому что знал, с кем имеет дело.

Кукла – это преступник, приговоренный самым гуманным в мире советским судом к высшей мере социальной защиты – смертной казни то есть. Если осужденный слаб или слишком много знает, то его уничтожают сразу, однако если он еще силен и крепок, то должен напоследок любимому отечеству послужить.

Кому как доведется: одни медленно загибаются, способствуя развитию родной медицины, над другими, как могут, изгаляются садисты из ВПК, ну а третьи становятся куклами и принимают активное участие в повышении боевого мастерства работников силовых структур. Как говаривал классик, революция должна уметь постоять за себя, и на заре советской власти чекисты оттачивали свое умение бороться с классовым врагом на «гладиаторах», в НКВД тренировались на «волонтерах», в СМЕРШе имелись «робинзоны», а нынче называют обреченных на медленную смерть как-то более благозвучно, можно даже сказать, сердечнее, – «куклами», и это, несомненно, говорит о переменах к лучшему в обществе, уверенно шагающем в демократию.

– Держи. – Отточенным движением Савельев воткнул клинок совсем близко от обутой в ботинок ЧТЗ ноги своего противника. – Не порежься только.

Не ответив, тот сноровисто вытащил штык из деревянного помоста и, держа оружие скрытым хватом, внезапно нанес боковой секущий удар, целясь капитану в лицо. Савельев стремительно отклонился и, крепко зафиксировав на отмашке вооруженную кисть врага, нанес сокрушительный шудан-хиза-гири, удар коленом в солнечное сплетение.

Попал он точно, и амбал, хрипло вскрикнув, начал складываться пополам. В то же время капитан, смещаясь по дуге назад вправо, провел рычаг руки наружу, мгновенно заставив бывшего десантника выронить клинок и с грохотом впечататься широченной спиной в почерневшие доски помоста.

– Ах ты сука! – Как будто подброшенный мощной пружиной, амбал вскочил на ноги и, потирая ушибленный затылок, кинулся к Савельеву, намереваясь кастрировать его носком своего ботинка. Однако тот сразу же с линии атаки ушел и сильным, трамбующим ударом ребра ступни по коленному сгибу врага заставил нападавшего снова вытянуться на помосте.

Грозно зарычав от боли в разбитых до крови локтях, амбал сомкнул свои пальцы на рукоятке лежавшего рядом с его лицом штыка и, с похвальной быстротой перекатившись по доскам, попытался полоснуть капитану по голени. Однако Савельев был уже в воздухе, но, вместо того чтобы, опустившись противнику на спину, раздробить ему титановыми вставками подошвы позвоночник, он мягко приземлился рядом и, энергично пнув экс-десантника в бок, сказал почти ласково:

– Давай-ка еще разок попробуем.

С трудом отдышавшись, не выплескивая более энергию в крике, тот снова поднялся на ноги. Внезапно скривив лицо, практически без подготовки амбал резко взмахнул рукой. Скорость движения была такова, что успевший все же среагировать капитан уклониться до конца не смог и направленный прямо в лоб острозаточенный кусок стали со свистом рассек ему ухо.

По щеке и шее побежал горячий ярко-алый ручеек. Опьяневший от вида крови амбал с матерным криком бросился вперед, и его скрюченные пальцы, протянутые к горлу Савельева, никаких сомнений не оставляли: экс-десантник был готов убить.

Дожидаться этого, однако, капитан не стал, а, вскрикнув так, что у находившихся рядом с клеткой прапорщика и старшего лейтенанта кровь застыла в жилах, стремительно развернулся и со всего маха впечатал край своего каблука нападавшему в район печени.

Амбал сразу же замер, изо рта его потекла черная, как деготь, струйка. Скорчившись, он упал лицом вниз на доски помоста.

– Изделие так толком и не испытал. – Переживая, что погорячился, Савельев подобрал отлетевший от сетки штык и, аккуратно вытерев его о сгиб локтя, подумал равнодушно: «Надо бы ухо зашить, всю форму измараю».

Осторожно, чтобы не испачкать, он стянул рукавицы. Тем временем возле клетки уже появился Кукловод с медбратом в белом халате не первой свежести и, посмотрев на окровавленного капитана, произнес злорадно:

– Вы ранены, проводить второй бой я вам запрещаю.

Затем Кукловод повернулся к присевшему рядом с неподвижным телом амбала эскулапу и без всякого выражения спросил:

– Что там?

– Вскрытие покажет, – тот кончиками пальцев дотронулся до огромной лиловой гематомы на правом боку трупа, – но думаю, что острый обломок ребра проткнул печень – мортем эфугири немо потест.

– Чего? – Кукловод вдруг сделался похожим на огромного волкодава. – Не хрен здесь, лейтенант, умничать. У капитана вон ухо висит клочьми, приступайте к оказанию помощи.

– Есть, товарищ майор. – Воинственный наследник Гиппократа оперативно поволок Савельева к себе на живодерню и, уже наполовину рану зашив, свою мысль все же закончил: – Смерти не избежит никто.

Глава вторая

Год 1996-й. Лето

Убивают людей по-разному. Можно, к примеру, в переполненном вагоне метро сунуть человеку в сердце остро заточенный надфиль и, обломав хрупкую сталь резким движением руки, тут же вместе со всеми склониться над упавшим телом: надо же, хорошему человеку плохо стало.

Не так уж сложно дождаться своей жертвы вечером в парадной и парой выстрелов из ствола с глушаком завалить ее на лестничные ступени, не забыв пустить контрольную пулю в лоб, и аккуратно подобрать отстрелянные гильзы, если, конечно, они маркированные.

Убрать сидящего в автомобиле также не представляет особой проблемы. Вполне достаточно закинуть в бензобак завязанный узлом презерватив, наполненный составом на основе марганцовки, или подвесить под водительским сиденьем гранату Ф-1, а сквозь ее кольцо продеть веревку, привязанную к кардану: машинка тронется, чека предохранительная выскочит – и ажур.

Все это, конечно, дедовские способы, но можно придумать и поинтересней – пакет с радиоминой, например, аккуратно засунутый в мусорный бачок, – теперь стоит только нажать на кнопочку, и сразу же проходящий мимо клиент очень близко познакомится с двухсотграммовой тротиловой шашкой.

Если очень надо, то почти всегда отыщется возможность инсценировать самоубийство. Устроить бытовое поражение электротоком с летальным завершением или, поставив человеку спиртовую клизму, угробить его в аварии… Полет фантазии границ не знает.

А вот что делать, если объект не пользуется метро, а ездит на шестисотом «мерседесе» в сопровождении трех телохранителей и проживает в двухэтажном особняке за трехметровым каменным забором?

«Добывать свой хлеб в поте лица своего», – сам себе мысленно ответил сидевший в «Жигулях» шестой модели Юрий Павлович Савельев и, опустив сорокакратный цейсовский бинокль, принялся массировать уставшие от напряжения глаза.

Пошли уже четвертые сутки, как он, вписавшись в контракт, плотно занимался теледеятелем, почему-то сразу получившим погоняло Зяма, и уже знал наверняка, что дело простым не будет. Даже для него – ликвидатора экстракласса, если так можно выразиться, милостью Божьей, хотя, говоря откровенно, и он был не без изъяна.

Идеальный киллер должен быть незаметным, легко растворимым в толпе, никто никогда не должен обращать на него внимания и уж тем более испытывать по отношению к нему каких-либо эмоций.

А вот Юрий Павлович был мужчиной видным, с красивым, запоминающимся лицом и, работая массажистом в оздоровительном центре, имел у лучших представительниц слабого пола успех сногсшибательный, что с профессиональной точки зрения было не очень хорошо. Зато во всем остальном он считался настоящим виртуозом своего дела, и не случайно, когда где-то наверху было принято решение об изменении курса российского телевидения, воплощать его в жизнь через цепочку посредников поручили именно Савельеву.

Дела подобного рода всегда смертельно опасны. Мало того что в случае успешной ликвидации под натиском общественного мнения ментам и феэсбешникам придется жопу рвать на сто лимонных долек, так ведь в добавок совершенно неизвестно, кого потом заказчик надумает убрать из связки – исполнителя или посредников, а может быть, не мудрствуя лукаво, всех сразу.

«Деньги, всюду проклятые деньги», – помнится, подумал тогда Юрий Павлович, глядя на дипломат, набитый зеленью, которой было столько, что, даже невзирая на производственные издержки, реально появлялась перспектива «завязать», однако вздохнул и, особо не раздумывая, согласился.

И вот теперь, сидя за рулем «жигуленка», оформленного по левым документам, он внимательно наблюдал, как Зяма в сопровождении двух мордоворотов залезал в свою бронированную лайбу, и безрадостные мысли о том, что, может быть, и его самого кто-то очень скоро будет выпасать примерно так же, постоянно крутились в его черепе, украшенном модно подстриженными каштановыми волосами.

Между тем перламутрово-зеленый «шестисотый» резво принял с места и, влившись в плотный поток машин, напористо попер по направлению к кольцевой, откуда до островка комфорта и безопасности, на котором проживал теледеятель, было рукой подать.

Назывался этот оазис роскоши Медведково-2 и представлял собой десяток шикарных вилл, построенных в сосновом лесу, – отличные подъездные пути, централизованная охрана, система «кактус», подключенная к колючей проволоке, струившейся вдоль верхушек бетонных заборов. Каждый раз при виде всего этого великолепия Савельева охватывала холодная ярость, а рука его непроизвольно тянулась к левой подмышечной впадине.

Нет, он не завидовал и, в принципе, был не против богатства: хороший музыкант, писатель, врач, спортсмен, – пожалуйста, если ты умеешь делать что-то лучше, чем другие, то и живи соответственно, однако в Медведково-2 таких не наблюдалось вовсе.

Обретались там те, кто исхитрился своевременно урвать свой кус от торта, испеченного еще при социализме: деятели, завязанные с партийными деньгами, специалисты по приватизации общенародного добра да выбившиеся наверх бандиты, нынче отмывавшие свои общаки через производство спиртного и фармакологии.

Тем временем катившаяся далеко впереди с отрывом корпусов в пятьдесят перламутровая громадина «шестисотого» стремительно ушла с кольцевой по указателю «Медведково-2». Протащившись за ней следом километров пятнадцать, Савельев съехал на обочину, загнал своего жигуленка на непроезжую лесную дорогу и дальше направился пешком.

Стоял замечательный августовский вечер, теплый, без ветерка, даже не верилось, что завтра уже осень. Неслышно, по спецназовской еще привычке, пробираясь между соснами, Юрий Павлович принялся забирать правее, чтобы срезать наискосок вдоль отлогого песчаного берега.

Без труда перебравшись вброд через неглубокий ручеек, в который превратилась обмелевшая речушка, Савельев с полчаса двигался боровой рощей и наконец, утопая ногами во мху, остановился возле покрытого толстой коричневой броней дерева-великана.

Такую сосну в лесу не каждый день встретишь – высоченную, в три обхвата, – и, натянув на одежду камуфляжный комбинезон, а к ногам прицепив «кошки», Юрий Павлович, подобно гигантскому пятнистому коту, начал не спеша карабкаться наверх, мгновенно испачкавшись в пахучих смоляных потеках.

Добравшись до развилки, он уселся поудобнее и, достав из плоского матерчатого рюкзака, называемого десантным, цейсовский бинокль, вскинул его к глазам. Оптика была мощной. Неправдоподобно близко, казалось, на расстоянии вытянутой руки Савельев увидел крашенные зеленой краской массивные раздвижные ворота, затем взгляд его скользнул по аккуратно разбитым клумбам с ранними хризантемами, и наконец он узрел самого теледеятеля, о чем-то увлеченно говорившего по сотовой трубе на мраморных ступеньках крыльца.

Вроде бы просто все: хватай ВСС, бесшумную снайперскую винтовку, и начинай шмалять, в магазине десять патронов, в капусту можно Зяму покрошить, – но только подобная простота равносильна самоубийству. Не успеет изуродованный труп теледеятеля упасть на землю, как охранники его поднимут стрельбу заодно с хипежем, к ним сразу же присоединятся молодцы из местной службы безопасности, а вызванные по телефону менты быстро блокируют лесной массив со стороны шоссе. Будет это уже не ликвидация, а затяжные боевые действия, которые неизвестно еще чем закончатся.

«Нет, здесь вначале головой работать надо, руками потом». – Заметив, что уже начала опускаться серая пелена августовского вечера, Савельев со своего поста наблюдения слез и, присев на рюкзак, не спеша съел «Сникерс»: во-первых, давно бы уже следовало поужинать, а во-вторых, от сладкого зрение быстрее привыкает к отсутствию света.

Между тем легкий ветерок, волновавший верхушки сосен, затих, луну на небе затянуло облаками, и, несколько цинично отметив про себя: «Темно как у негра в жопе», Юрий Павлович принялся на ощупь надевать ноктовизор, прибор ночного видения то есть.

Раздался щелчок тумблера, и, окинув взглядом ставший сразу же нежно-розовым лес, Савельев принялся не спеша огибать поместье теледеятеля по большой дуге, направляясь к трансформаторной подстанции. Неподалеку от нее находилось одноэтажное здание поста централизованной охраны. Подумав презрительно: «Экономите, ребята, на освещении, а напрасно». Савельев двинулся к едва различимой в темноте невысокой каменной будке.

Ни к селу ни к городу вспомнился старый детский анекдот про мальчонку, у которого папа служил трансформатором, получал двести двадцать, выдавал маме сто двадцать семь, а потом гудел, – и, улыбнувшись, Савельев полез за «арматурой» – набором воровских приспособ.

Железные дверцы подстанции были закрыты на лажовую соплю, и, в шесть секунд серьгу отмочив, Савельев вытащил из рюкзака небольшую плоскую коробочку, а когда после щелчка тумблера на ней замигал красный светодиод, аккуратно засунул ее внутрь будки, поближе к стене и, скрипнув петлями, дужку замка защелкнул.

Больше, здесь делать было нечего. Чувствуя, как ночная сырость залезает под куртку, Юрий Павлович направился в обратный путь. Поравнявшись с дачей Зямы, он засек время и что было сил понесся сквозь заснувший лес. Остановиться разрешил себе только возле покрытого обильной ночной росой «жигуленка», посмотрев при этом на часы.

Результат Савельеву не понравился, и, хотя, если завтра все сложится как надо, от скорости его бега практически ничего зависеть не будет, он все же сплюнул и, обругав себя боровом позорным, принялся заводить машину.

Вскоре он уже был на кольцевой. Въехав в город, запарковал свою «шестерку» около огромного дома-тысячеквартирника, где машина сразу же затерялась среди многоцветной автомобильной армады.

Включив с брелка сигнализацию, Юрий Павлович закурил «Кемел», и, тут же ощутив тошнотворный запах «антидакта» – специального крема, дающего возможность не оставлять отпечатков, после первой же затяжки сигарету выбросил, и направился к стоящей в глубине соседнего двора белой «девятке».

Тучи наверху разошлись, на темно-синем небе появилась россыпь звезд. Глянув на бледно-молочную тарелку луны, Савельев вдруг отчетливо ощутил, что, строго говоря, его никто не ждет. Биксы изенбровые не в счет, друзей нет, всегда он сам по себе, как в жопе дырочка, и, наверное, при его роде деятельности это главное. «Что знают двое, то знает свинья» – так вроде говаривал папаша Мюллер, а уж он-то в подобных вещах разбирался. Не поэтому ли настоящий ликвидатор должен быть волком-одиночкой, а иначе ему не выжить.

«Все правильно, каждый получает то, что заслужил. – Юрий Павлович запустил двигатель „девятки“, врубил скорость и, плавно отпустив сцепление, притопил педаль газа. – Надо будет завтра позвонить матери, как там она».