Текст книги "Полицейские и провокаторы"

Автор книги: Феликс Лурье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

III ОТДЕЛЕНИЕ (1826—1855)

В качестве высшего органа политического сыска Николаю I от державного брата достался Комитет для рассмотрения дел по преступлениям, клонящимся к нарушению общего спокойствия. Понимая никчемность Комитета, император решил его нейтрализовать, передав политический сыск III отделению Собственной его императорского величества канцелярии.

Собственная его императорского величества канцелярия возникла в конце XVIII столетия, но лишь в царствование Николая I приобрела роль высшего государственного учреждения. Канцелярия состояла из шести отделений: I отделение, собственно канцелярия, занималось рассмотрением отчетности министерств, составлением указов, местной администрацией, подбором служащих центрального бюрократического аппарата; II отделение производило кодификацию законодательства; IV отделение ведало благотворительными учреждениями; V отделение разрабатывало реформы о государственных крестьянах; VI отделение занималось реформой управления Кавказом. Каждое отделение состояло из канцелярии и нескольких экспедиций.

Одновременно с переводом Комитета для рассмотрения дел по преступлениям, клонящимся к нарушению общего спокойствия, в Собственную его императорского величества канцелярию Николай I поручил Бенкендорфу подготовить проект создания политической полиции. 12 апреля 1826 года Бенкендорф представил императору «Проект об устройстве высшей полиции», в котором писал:

«События 14-го декабря и страшный заговор, подготовлявший уже более10 лет эти события, вполне доказывает ничтожество нашей полиции и необходимость организовать новую полицейскую власть по обдуманному плану, приведенному как можно быстрее в исполнение. (. .)

Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необходимо, чтобы она подчинялась системе строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника. Он должен бы носить звание министра полиции и инспектора корпуса жандармов в столице и в провинции. Одно это звание дало бы ему возможность пользоваться мнениями частных людей, которые пожелали бы предупредить правительство о каком-нибудь заговоре или сообщить ему какие-нибудь интересные новости. Злодеи, интриганы и люди недалекие, раскаявшись в своих ошибках или стараясь искупить свою вину доносом, будут по крайней мере знать, куда им обращаться» [93]93
  78 Русская старина, 1900, № 2. С. 615.


[Закрыть].

Но император решил не возрождать непопулярное Министерство полиции. Для повышения авторитета политической полиции Николай I именным высочайшим указом от 3 июля 1826 года ввел ее в состав III отделения Собственной его императорского величества канцелярии [94]94
  79 См.: ПСЗ. Собрание второе. Т. 1. Спб., 1830, С. 665.


[Закрыть]. Начальником (главноуправляющим) нового учреждения монарх назначил шефа жандармов Бенкендорфа. Определяя задачи преобразования III отделения, император писал:

«Предметами занятий сего третьего отделения собственной моей канцелярии назначаю:

1. Все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей полиции

2. Сведения о числе существующих в государстве различных сект и расколов.

3. Известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и проч., коих розыскания и дальнейшее производство остаются в зависимости министерств финансов и внутренних дел.

4. Сведения подробные о всех людях, под надзором полиции состоящих, равно и все по сему предмету распоряжения.

5. Высылка и размещение людей поднадзорных и в(редных.

6. Заведывание наблюдательное и хозяйственное всех мест заточения, в кои заключаются государственные преступники.

7. Все постановления и распоряжения об иностранцах, в России проживающих, в пределы государства прибывающих и из оного выезжающих.

8. Ведомости о всех без исключения происшествиях.

9. Статистические сведения, до полиции относящиеся» [95]95
  80 Вестник Европы, 1917, № 3. С. 90—91.


[Закрыть].

Первым же пунктом царского указа III отделению предлагалось руководство высшей полицией, то ёсть тем органом, который должен осуществлять политический сыск. Николай I поставил III отделение над другими учреждениями империи вне общей их системы. Генерал-губернаторам и губернаторам предписывалось доносить о состоянии дел не министру внутренних дел, а Бенкендорфу и лишь через него – царю. Впервые в России производством политического сыска занималось высшее учреждение империи [96]96
  81 См.: Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1983. С. 143—173.


[Закрыть]. Приказы, коллегии, министерства, комитеты, следственные комиссии относились к центральным учреждениям, подчиненным ВЫСШИМ органам власти. Иногда цари делали исключение для некоторых центральных учреждений, выводя их из подчинения высших органов. Третье же отделение было фактически и формально высшим учреждением империи.

Особенную канцелярию монарх изъял из Министерства внутренних дел и перевел в III отделение, а ее главе М. Я. фон Фоку дал должность директора канцелярии III отделения, которую он усердно исполнял до 1831 года. Вся работа, возложенная императором на III отделение, распределялась между пятью экспедициями. Первая (секретная) экспедиция наблюдала за «общественным мнением», осуществляла политический сыск, следствие и контроль исполнения наказания. Вторая экспедиция занималась расколом, сектантством, должностными и уголовными преступлениями, кроме политических, а также прошениями и жалобами. В ее ведении находились Секретный дом Алексеевского равелина Петропавловской крепости, Шлиссельбург-ская кріепость, Суздальский Спасо-Ефимьевский монастырь и другие места заточения политических преступников. Третья экспедиция следила за проживавшими в России иностранцами. Четвертая экспедиция занималась крестьянскими делами, в том числе подавлением крестьянских волнений, а также сбором сведений о происшествиях, случившихся на территории Российской империи. Пятая экспедиция, созданная в 1828 году, ведала наблюдением за периодическими изданиями и цензурой

Во главе каждой экспедиции стоял экспедитор, подчинявшийся фон Фоку и через него Бенкендорфу. Основной костяк III отделения состоял из бывших согрудников Особенной канцелярии Министерства внутренних дел. На первых порах только они и составили штат III отделения – шестнадцать чиновников, кроме Бенкендорфа и Фока. Лишь в 1841 году количество сотрудников III отделения возросло до двадцати семи человек.

Сведений о секретных агентах, осуществлявших политический сыск, сохранилось чрезвычайно мало из-за почти полного отсутствия документов в архивах III отделения. Они, частично уничтожались самими сотрудниками политического сыска [97]97
  82 См.: Лемке М. К. Николаевские жандармы и литературы 1826—1855 гг. Спб., 1908. С. 135, примеч.


[Закрыть], частично погибли в Февральскую революцию. Политический сыск желал оставлять возможно меньше сведений о своих секретных агентах и методах их работы. В документах не отразилось даже существование многих тружеников сыска. Так они и канули в небытие.

III отделение стремилось перенять методы политического сыска более опытных коллег из иностранных секретных служб. Так в Австрию официально и секретно командировались подполковник Н. Н. Озерецковский и Г. Струве для ознакомления с работой высшей и тайной полиций.

Вся агентура III отделения gодчинялась Фоку. Б. Л. Модзалевский, крупный пушкинист и один из первых исследователей архива III отделения, писал о М. Я. фон Фоке: «(...) душою, главным деятелем и важнейшею пружиною всего сложного полицейского аппарата был неутомимый фон Фок, сосредоточивший в своих опытных руках все нити жандармского сыска и тайной агентуры. Его деятельность была поразительно обширна, он отдавался ей, по-видимому, с любовью, даже со страстью, в буквальном смысле слова не покладая рук. (...) Человек умный, хорошо образованный и воспитанный (бывший военный), он обладал знанием русского, французского, немецкого (ему родного) и польского языков и владел ими совершенно свободно. Своим большим образованием и кипучею деятельностью он как бы дополнял Бенкендорфа,– человека малообразованного и вялого, ленивого; их отношения друг к другу были самые дружественные, хотя Фок в своих письменных сношениях с «шефом» [98]98
  83 Былое, 1918, № 1. С. 9.


[Закрыть]никогда не терял тона почтительного уважения» .

Секретными агентами политического сыска, информаторами Фока, служили лица самого разного социального положения – от лакеев и извозчиков до генералов и лиц, близко стоявших к трону. По утверждению Дубельта, среди них числилось одиннадцать женщин, и некоторые из них были вхожи в великосветские столичные дома [99]99
  84 См.: Дубельт Л. В. Указ. соч. С. 338.


[Закрыть]. Организация сыска была предельно примитивна, да другой и* не требовалось. На царствование Николая I приходились годы чрезвычайно спокойного внутреннего положения в империи. «На всех языках мовчит, бо благоденствует»,– писал Т. Г. Шевченко. Серьезным событием следует считать лишь польское восстание 1830 года.

Фок получал от секретных агентов записки, обрабатывал их и в виде докладов передавал Бенкендорфу, а тот наиболее важные сообщения доводил до сведения императора. Правдивость своих обзоров о «состоянии умов в отечестве» Фок оставлял на совести агентов, а быть может, анализируя, что-то отметал, но не подправлял, не создавал политических преступлений. Такого за ним не водилось, на этом поприще прославятся его последователи.

Создавая III отделение, Николай I полагал, что оно будет «государевым оком», то есть тем учреждением, благодаря которому в Зимнем дворце получат возможность обозревать правдивое состояние дел в империи и умов верноподданных. Анализируя эту мысль императора, князь-эмигрант П. В. Долгоруков, лично знавший в 1840-х годах руководителей III отделения и его структуру, не без сарказма писал:

«Одно из самых забавных заблуждений русского правительства заключается в том, что оно воображает себе узнать что-нибудь дельное через тайную полицию! Страшная ошибка! Шпионы получают деньги, кладут их к себе в карман, правительству же рассказывают, что им вздумается, и чаще всего клевещут на своих личных врагов! Одним словом, правительство расходует огромные деньги для того лишь, чтобы ничего не узнать, очищать свободный путь всевозможными злоупотреблениями, и служить слепым орудием личной мести своих агентов. Иначе и быть не может. Подлец, соглашающийся быть шпионом и доносителем, способен и лгать. Можно ли верить его рассказам?» [100]100
  85 Долгоруков П. В. Правда о России, высказанная князем Петром Долгоруковым. Ч. 2. Париж, 1861. С. 125—126.


[Закрыть]

Человек умный и талантливый, Долгоруков упустил одну немаловажную особенность взаимоотношений «шпиона» (секретного агента) с его хозяином: начальство считает полезными и необходимыми секретными агентами лишь тех, кто докладывает ему то, что оно, начальство, желает услышать. Именно такие секретные агенты пользуются доверием и щедро поощряются. «Шпионы» очень быстро и легко усваивают условия предлагаемой им игры, поэтому от них узнают не правду, а то, за что платят большее вознаграждение.

Руководитель сыска спрашивает секретного агента, не имеет ли столичный кружок либералов связей с провинцией. Конечно же, агент находит требуемые связи... Не зреет ли заговор против трона? Зреет. Не тянутся ли нити к европейским республиканцам? Тянутся. А члены кружка либералов шумно и открыто спорят об особенностях идей утопического социализма Фурье и вовсе не помышляют о насильственном свержении существующего строя. Но если агент скажет правду, то ему не заплатят и уволят за ненадобностью. А деньги нужны, и выгодное место так хочется сохранить...

Чтобы разобраться в том, чем заняты лица, обсуждающие идеи Фурье, секретный агент должен располагать хотя бы равными с ними знаниями. Но где же такого агента найти? Тогда у начальства рождается мысль – выдать желаемое за действительное,– подправить, где надо, и получится политическое преступление. Как сложатся жизни ни в чем не повинных, этот вопрос ни агента, ни его руководителя не интересует.

С первых шагов III отделения правительство придало ему в качестве исполнительного органа жандармерию, затем Корпус жандармов. В задачи жандармских офицеров и нижних чинов входили аресты, обыски, следствие, содержание под стражей, сыск же осуществляло III отделение. В 1839 году Дубельт получил одновременно с занимаемой им должностью начальника штаба Корпуса жандармов еще и должность управляющего III отделением. Вспомним, что в это же время Бенкендорф был командиром Корпуса жандармов и начальником (главноуправляющим, главным начальником) III отделения. Такое совмещение должностей бесспорно содействовало согласованности в работе двух этих органов, составлявших один механизм. Но механизму приходилось не столько работать, сколько искать для себя работу [101]101
  86 См.: Эйхенбаум Б. М. «Тайное общество Сунгурова»: (По неизданным документам из архива III отделения)//Заветы, 1913, № 3. С. 17.


[Закрыть].

III отделение Собственной его императорского величества канцелярии жаждало серьезных дел. Дел не было, но спрос порождал предложения. Появились первые добровольцы-провокаторы И. В. Шервуд, И. Д. Завалишин, Р. М. Медокс, но их услугами почти не воспользовались. Политический сыск еще робко приглядывался к провокации. Ее массовое использование наступит позже, свидетелем ее триумфа будет внук Николая I. Но и без провокации деятельность III отделения сопровождалась беззаконием и безнравственностью. Так, П. В. Долгоруков писал:

«При Николае Павловиче не было мерзостей, не было гнусностей, которые бы не позволяла себе тайная полиция. Оскорбляя даже святую веру нашу, она вздумала превращать в шпионов самих служителей алтаря Божия, и дерзнула предписать им о сообщении Правительству политических тайн, которые могут быть им доверены на исповеди» [102]102
  87 Долгоруков П. В. Правда о России. Ч. 2. С. 146.


[Закрыть].

Долгоруков называл полицейские учреждения, созданные Николаем I, «государственной помойной ямой». Как ни старались руководители III отделения внушить к своему учреждению любовь и доверие, но своими действиями порождали в населении лишь страх и презрение.

П. П. Каратыгин, сын выдающегося русского актера, человек беспристрастный, писал о Бенкендорфе и Дубельте: «Было время, когда всякое слово, сказанное в защиту этих двух лиц, могло только запятнать самого защитника, навлечь на него подозрения в раболепстве или в близости к III отделению» [103]103
  88 Исторический вестник, 1887, № 1. С. 165.


[Закрыть].

Пытаясь компенсировать непопулярность III отделения, Бенкендорф в ежегодных отчетах, перегруженных ханжеством и пустословием, восхвалял свои заслуги и ругал конкурентов. Некоторые куски этих отчетов без единой правки вполне сошли бы за сочинения досточтимого Козьмы Пруткова. Приведу три выдержки из отчетов:

«С.-Петербургская полиция. Все единогласно согласятся в том, что полиция здешняя столь ничтожна, что можно сказать, она не существует» [104]104
  89 Красный архив, 1925. Том второй (восьмой). С. 153.


[Закрыть]. Автор имел в виду полицейские службы Министерства внутренних дел, соперничавшие с III отделением.

«Высшее наблюдение, обращая бдительное внимание на общее расположение умов во всех частях империи, может, повеем поступившим в 1832 году сведениям, удостоверить, что на целом пространстве государства российского расположение всех сословий в отношении к высшему правительству вообще удовлетворительное. Нельзя, конечно, отвергнуть, чтоб вовсе не было людей неблагонамеренных, но число их столь незначительно, что исчезает в общей массе; они едва заслуживают внимания и не могут представлять никакого опасения. Все единодушно любят государя, привержены к нему и отдают полную справедливость неутомимым трудам его на пользу государства, неусыпному вниманию его ко всем отраслям государственного управления и семейным его добродетелям. И самые неблагомыслящие люди не отвергают в нем сих высочайших качеств» [105]105
  90 Красный архив, 1931. Том третий (сорок шестой). С. 146.


[Закрыть].

«Недовольные разделяются на две группы. Первая состоит из так называемых русских патриотов, столпом коих является Н. С. Мордвинов. Во вторую входят лица, считающие себя оскорбленными в своих честолюбивых замыслах и порицающие не столько самые мероприятия правительства, сколько тех, на ком остановился выбор государя. Душой этой партии, которая высказывается против злоупотреблений исключительно лишь потому, что сама она лишена возможности принимать в них участие, является князь А. Б. Куракин» [106]106
  91 Красный архив, 1929. Том шестой (тридцать седьмой). С. 144.


[Закрыть].

Н. С. Мордвинов, один из самых прогрессивных и независимых людей первой половины XIX века, единственный выступал в Верховном уголовном суде за помилование декабристов. А. Б. Куракин был министром внутренних дел в первые годы царствования Александра I. Очень удобно отнести к недовольным своего в некотором роде соперника и человека, вызывающего раздражение царя.

Дубельт – руки и голова бездельника Бенкендорфа; этот родоначальник полицейского разврата, пропитавшего III отделение и Корпус жандармов, в своих записках с тенденциозным названием «Вера без добрых дел мертвая вещь» писал:

«Обязанности полиции состоят: в защите лиц и собственности; в наблюдении за спокойствием и безопасностью всех и каждого; в предупреждении всех вредных поступков и в наблюдении за строгим исполнением законов; в принятии всех возможных мер для блага общества; в защите и вспомоществовании бедных, вдов и сирот; и в неусыпном преследовании всякого рода преступников» [107]107
  92 Голос минувшего, 1913, № 3. С. 134.


[Закрыть].

О сочинителе этой слащаво-лживой сентенции, главе политического сыска империи, П. В. Долгоруков писал: «<...) Леонтий Васильевич Дубельт, столь гнуснопамятный в летописях николаевского царствования, сын лифляндского крестьянина-латыша, поступившего в военную службу и с офицерским чином приобретшего дворянское достоинство. Дубельт человек ума необыкновенного, но в высшей степени жадный, корыстный и безразборчивый. Честь, совесть, душа – все это для него одни слова, пустые звуки. Лучшим средством к обогащению в России служат административные злоупотребления и отсутствие гласности, и потому Дубельт, в семнадцатилетнее свое пребывание на пашалыке (область, управляемая пашой.– Ф.Л.) III отделения, всегда являлся яростным защитником всех злоупотреблений и всех мерзостей орды чиновничьей» [108]108
  93 Долгоруков П. В. Указ. соч. С. 129.


[Закрыть].

Бенкендорфа на посту главноуправляющего III отделения и шефа Корпуса жандармов в 1844 году сменил личный друг Николая I князь Алексей Федорович Орлов, прославившийся при подавлении восстания декабристов. «Ныне все сравнивают его с Бенкендорфом,– записал в дневнике историк и государственный деятель барон М. А. Корф,– и говорят, что... совершенно одинаковой бездарности и неспособности к делам» [109]109
  94 Цит. по: Оржеховский И. В. Указ. соч.'С. 32.


[Закрыть]. Эта краткая характеристика двух руководителей политического сыска чрезвычайно точна. Николай I, желавший сам всем управлять, не нуждался в умных, образованных, инициативных помощниках,– он не знал, что с ними делать. Монарху требовались трепетно преданные, безропотные исполнители. Тут Бенкендорфу и Орлову равных не было, а их невежество на фоне. николаевского окружения никак не выделялось. Тот же Корф писал, что Бенкендорф, входя к царю по. пяти раз в день, бледнел от благоговения. Как же тут не быть довольным своим верноподданным!

Князь А. Ф. Орлов

С образованием III отделения появилась конкуренция между ним и полицией, желавшей участвовать в политическом сыске. Проявление конкуренции было самое разнообразное – переманивание агентов, шантаж, клевета, слежка друг за другом... Приведу извлечение из рапорта Фока Бенкендорфу:

«Полиция отдала приказание следить за моими действиями и за действиями органов надзора. Полицейские чиновники, переодетые во фраки, бродят около маленького'домика, занимаемого мною, и наблюдают за теми, кто ко мне приходит. Положим, что мои действия не боятся дневного света, но из этого вытекает большое зло: надзор, делаясь сам предметом надзора, вопреки всякому смыслу и справедливости,– непременно должен потерять в том уважение, какое ему обязаны оказывать в интересах успеха его действий. (...) Ко всему следует прибавить, что Фогель (крупный полицейский чиновник.– Ф.Л.)и его сподвижники составляют и ежедневно представляют военному губернатору рапортички о том, что делают и говорят некоторые из моих агентов» [110]110
  95 Эпоха Николая I. М. 1910. С. 130—131.


[Закрыть].

Слежка друг за другом, наушничество, доносительство всячески поощрялись Николаем I. Императору, казалось, что сыскные учреждения служат ему недостаточно эффективно – иначе почему так мало раскрывалось ими политических преступлений. Он умышленно не делал четкого разграничения в функциях III отделения и Министерства внутренних дел, стравливал полицейские службы, разжигая соперничество между ними.

Император внушал своим сыщикам, что только успех в раскрытии политических преступлений позволяет надеяться на его благосклонное отношение. А. Ф. Орлов ввязался в состязание с министром внутренних дел Л. А. Перовским за первенство в раскрытии политических преступлений.

ПЕРВАЯ ПОЛИЦЕЙСКАЯ ПРОВОКАЦИЯ

Именно в результате соперничества между III отделением и полицией родилось самое серьезное после восстания декабристов политическое дело николаевского царствования – дело петрашевцев. Оно являет собой классический пример запланированной полицейской провокации, впервые примененной при производстве политического сыска в России.

Инициатором дела петрашевцев и организатором сыска был чиновник особых поручений Министерства внутренних дел, действительный статский советник И. П. Липранди, человек умный и чрезвычайно образованный.

Липранди служил в оккупационном корпусе, расквартированном во Франции после победы России над Наполеоном. В Париже он заведовал русской военной агентурой, то есть руководил разведкой и контрразведкой. Там-то и обнаружились его таланты сыщика. Вернувшись в Россию, Липранди служил в военной разведке Южной армии, затем в Министерстве внутренних дел.

Получив первые сведения о таинственных собраниях в доме переводчика Министерства иностранных дел М. В. Буташевича-Петрашевского, Липранди немедленно доложил об этом Перовскому. Министр внутренних дел решил не упускать представившегося счастливого случая и доказать императору свое усердие. Перовский добился от Николая I разрешения заняться сыском по делу о раскрытых им злоумышленниках без привлечения III отделения.

М. В. Петрашевский

Приведу извлечение из всеподданнейшего доклада Генерал-аудиториата: «В марте месяце 1848 года дошло до сведения шефа жандармов, что титулярный советник Буташевич -Петрашевский, проживавший в С.-Петербурге в собственном доме, обнаруживает большую наклонность к коммунизму и с дерзостью провозглашает свои правила. Поэтому шеф жандармов приказал учредить за Петра-шевским надзор.

В то же время министр внутренних дел, по дошедшим до него сведениям о преступных наклонностях Петра-шевского в политическом отношении и о связях его со многими лицами, слившимися как бы в одно общество для определенной цели, учредил с своей стороны наблюдение за Петрашевским. Но как столкновение агентов двух ведомств могло иметь вредное последствие – открыть Перовскому тайну надзора и отнять у правительства возможность обнаружить его преступные замыслы, то шеф жандармов по соглашению с графом Перовским предоставил ему весь ход этого дела, а граф Перовский возложил это на действительного статского советника Липранди» [111]111
  96 Петрашевцы: Сборник материалов. Т. 3. М., Л., 1928. С. 3. Генерал-аудиториат – высший ревизионный военный суд в России, существовал до введения военно-судебной реформы 1867 г. Генерал-аудиториат ошибается – о том, кому вести сыск по политическому преступлению, решал Николай I, а не Перовский с Орловым.


[Закрыть].

Получив от Перовского разрешение, Липранди принялся за дело. «Нетрудно было также узнать,– писал он впоследствии в особой записке для Секретной следственной комиссии,– что у него (Петрашевского.– Ф. Л.) в продолжение уже нескольких лет бывают постоянные, по пятницам, собрания, на которых по выражению простолюдинов он пишет новые законы. Тогда уже я образовал настоящее наблюдение за этими собраниями, и мне приказано было непременно проникнуть в них путем введения какого-либо благонадежного лица. Кто обращается с подобными делами, тот знает, с какими затруднениями это последнее сопряжено. Тут недостаточно было ввести в собрания человека только благонадежного, агент этот должен был сверх того стоять в уровень в познаниях с теми лицами, в круг которых он должен был вступить, иметь в этой новой роли путеводителя более опытного и наконец стать выше предрассудка, который, в молве столь несправедливо и потому безнаказанно пятнает ненавистным именем доносчиков даже таких людей, которые, жертвуя собою в подобных делах, дают возможность правительству предупреждать те беспорядки, которые могли бы последовать при большей зрелости подобных зловредных обществ» [112]112
  97 Полярная звезда на 1862, кн. 7, вып.1. С. 35.


[Закрыть].

Ни Министерство внутренних дел, ни III отделение не располагали умными, образованными секретными агентами. С большими трудностями Липранди нашел двадцатитрехлетнего студента филологического факультета Петербургского университета П. Д. Антонелли, сына академика живописи. Конечно же, он не мог соперничать в знаниях и образованности с Петрашев-ским и его окружением, Липранди это понял почти с самого начала, но новый агент обладал превосходной памятью, артистизмом, угодливостью, беспринципностью, осторожностью и жгучей жаждой подзаработать на безбедную жизнь. Его устроили канцелярским чиновником в Министерство иностранных дел, там он и познакомился с Петрашевским.

Уже в мае 1848 года Липранди получил первое донесение. Но Антонелли был не шпионом, а провокатором, именно провокатором. Он не просто следил за петрашевцами и докладывал начальству. Липранди придумал легенду о том, что Антонелли имеет связи в среде недовольных кавказских племен, готовых на все. Он даже организовал встречу Петрашевского со «свирепыми черкесами» из личной охраны царя. Так Липранди с помощью Антонелли пытался провоцировать Петрашевского перейти к действиям, которых для завершения формирования дела явно не хватало. Антонелли постоянно подстрекал Петрашевского на противоправительственные поступки.

Как всякий участник политического сыска, Антонелли в своих донесениях усугублял вину петрашевцев. «Сколь я могу знать из знакомства с известным лицом,– писал он Липранди,– связи его огромны и не ограничиваются одним Петербургом. Из этого, по моему разумению, я заключаю, что действовать должно очень осторожно и вовсе не торопясь» [113]113
  98 Дело петрашевцев. Т. 1..М., Л., 1951. Є. 403.


[Закрыть].

Этот поразительный вымысел имел единственной целью возвысить значимость заслуг полицейского агента и продлить время сыска – к чему спешить, когда жалованье идет. Липранди в служебных записках придавал делу петрашевцев зловещий оборот. Перовский доказывал в докладах императору, что имеет место заговор, что нити от него протянуты во все пункты державы и через них делается попытка расшатать трон.

К следствию было привлечено сто двадцать два человека, из них в Петропавловской крепости побывало пятьдесят. «Одно из самых темных и загадочных пятен в истории следствия,– пишет Б. Ф. Егоров,– проблема пыток: применялись ли те яды, наркотики, электрошоки, прекращение выдачи еды и питья, о которых писал в своих жалобах и воспоминаниях Петра-шевский, о чем рассказывал в Тобольске Н. Д. Фонвизиной? Похоже, что нет дыма без огня, и если пытка электрической машиной и ядами – плод воспаленного воображения узника, то успокоительные и усыпляющие лекарства, морение голодом и жаждой, угрозы физической расправы – вещи, видимо, реальные. Недаром ведь трое заключенных сошли с ума во время следствия – В. В. Востров, В. П. Катенев, Н. П. Григорьев; многие были на грани сумасшествия; А. Т. Мадерский обнаружил черты умственного расстройства после освобождения из крепости» [114]114
  99 Егоров В. Ф. Петрашевцы. Л., 1988, С. 185.


[Закрыть].

Первого допроса Петрашевский ожидал двадцать четыре дня. Будучи превосходным юристом, стойким и умным человеком, он не позволил себя запутать и запугать. Исчерпав все возможности, Секретная следственная комиссия решила пойти на исключительный шаг. В самом начале июля 1849 года его ознакомили с подлинными донесениями полицейских агентов. Благородный Петрашевский был потрясен. Он не предполагал, что в русскую полицию проникла провокация. Кроме Антонелли около него орудовали агенты Министерства внутренних дел Н. Ф. Наумов, В. М. Шапошников и другие. Петрашевский пытался объяснить следователям, что преступление не в их кружке философов-теоретиков, а в методах, принятых против него полицейскими. Ему казалось, что следствие поймет и примет его сторону. Он предложил Секретной следственной комиссии: «Вся история провокации, если нужно, будет ото всех тайной глубокой... Я клянусь сохранить ее всем дорогим сердцу, но не губите невинных. Пусть меня одного постигнет кара законов... Пусть не будет стыдно земли русской, что у нас, как за границею, стали являться agent-provocateur...» [115]115
  100 Дело петрашевцев. Т. 1. М., Л., 1951. С. 172.


[Закрыть].

Понимая, что улик против петрашевцев собрано недостаточно, Липранди передал в Секретную следственную комиссию особую записку, в которой пытался дополнить произведенный им сыск домыслами и бездоказательными нападками на «злоумышленное общество». Приведу извлечение из заключения Следственной комиссии в изложении Генерал-аудиториата:

«Рассуждения Липранди основаны на тех предположениях, которые он извлекал из донесений агентов, но по самом тщательном исследовании, имеют ли связь между собою лица разных сословий, которые в первоначальной записке представлены как бы членами существующего тайного общества, комиссия не нашла к тому ни доказательств, ни даже достоверных улик, тогда как в ее обязанности было руководствоваться положительными фактами, а не гадательными предположениями; хотя в сем деле исследовались преимущественно идеи, а не действия, но ей надлежало внимательно удостовериться, в какой мере идеи те начали осуществляться, и хотя ею открыто, что, к несчастью, зловредные мысли существовали в большом числе людей, но она была обязана подводить под взыскание только тех из них, которые или собирались для распространения зловредных мыслей, или письменно доказаны в вредном направлении собственных умов.

Организованного общества пропаганды не обнаружено, и хотя были к тому неудачные попытки, хотя отдельные лица желали быть пропагандистами, даже и были таковые, но ни благоразумное прозорливое годичное наблюдение Липранди за всеми действиями Петрашевского, ни тесная связь, в которую так неудачно вступил агент его с Петрашевским, ни многократные допросы, учиненные арестованным лицам, на коих, до их собственного сознания, падало одно только подозренье, ни заключение их в казематах, сильно расстроившее здоровье и даже нервную систему некоторых из них, ни искреннее раскаяние многих не довели ни одного к подобному открытию. Самые главные виновные, несмотря на то, что сознались в таких преступлениях, которые положительно подвергают их самому строгому по законам наказанию, не указали существования какого-либо организованного тайного общества, имеющего разные отрасли в разных слоях народа» [116]116
  101 Петрашевцы: сборник материалов. Т. 3. М., Л., 1928. С. 279.


[Закрыть].

Члены Секретной следственной комиссии, безусловно лишенные сочувствия к петрашевцам, были возмущены содержанием материалов произведенного сыска и предвзятыми выводами, сделанными Липранди. Они понимали, что желаемое пытаются выдать за действительное. Комиссия стремилась придать своим действиям хоть какую-то видимость законности, ей хотелось избежать недовольства монарха и всесильных министров, но все же в своем заключении она писала (в изложении Генерал-аудиториата):

«Комиссия, когда имела только в виду одни донесения агентов, была вместе с Липранди убеждена в существовании подобного общества и сближалась в заключении с теми предположениями, которые выведены ныне Липранди, но она должна была уступить силе доказательств и видеть преступные намерения, преступные идеи, преступные письменные изложения в той мере, в которой они, по самом тщательном изыскании, доказаны; выводя те обстоятельства, которыми должна решаться участь людей, сливать в одно целое разбросанные в разных местах и в разное время обвинения, не имеющие прямой связи между собою, было бы противно совести ее членов, и потому всеобъемлющего плана общего движения, переворота и разрушения, не нарушив своих обязанностей в настоящем деле, признать она не могла» [117]117
  102 Там же. С. 280.


[Закрыть].