Текст книги "Полицейские и провокаторы"

Автор книги: Феликс Лурье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Бывший начальник Зубатова директор Департамента полиции А. А. Лопухин сообщил в своих воспоминаниях, со слов Плеве, что существовал заговор Витте – Мещерский – Зубатов, направленный против министра внутренних дел Плеве, на чье место якобы метил Витте [430]430
  35 См.: Лопухин А. А. Отрывки из воспоминаний. М., Пг., 1923. С. 73—75.


[Закрыть].

Расправа последовала молниеносно и в исключительно грубой форме. Плеве в присутствии товарища министра внутренних дел В. В. Валя, не предложив Зубатову сесть, не входя в подробные объяснения, потребовал от него немедленной передачи дел и отъезда из столицы. Сергей Васильевич написал прошение об отставке и тут же получил ее с минимальной пенсией – три тысячи рублей в год. 20 августа 1903 года Зубатов выехал в Москву, оттуда во Владимир, под гласный надзор полиции [431]431
  36 См.: Былое, 1917, Ns 1. С. 93—99.


[Закрыть]. Плеве простил бы ему неудачи с построением «полицейского социализма», но не интригу.

Ко времени увольнения Зубатова из Департамента полиции его идеи на практике потерпели поражение. Рабочие, когда дело касалось их кровных интересов, точно формулировали свои требования и не шли за полицейскими агентами. В своих целях рабочие использовали организации, созданные и финансируемые правительством* Экономическая борьба против конкретного хозяина-эксплуататора, заложенная в основу зубатов-ского «полицейского социализма», перерастала в политическую борьбу против монархического правления, а полицейские поводыри невольно переходили на сторону борющегося народа. Капиталисты не желали вступить в сговор с Департаментом полиции и более других содействовали краху зубатовщины.

Департамент полиции многократно пытался внушить владельцам фабрик и заводов, что их политика игнорирования положения рабочего класса пагубна. Так, 26 июля 1902 года Зубатов пригласил на обед ведущих московских капиталистов и пытался им изложить свои доводы в пользу необходимости облегчения положения трудового народа. Ответ московских фабрикантов сводился к тому, что они не понимают, чем обеспокоен Департамент полиции,– ведь рабочие составляют один процент от всего населения России. Почему же необходимо «во что бы то ни стало выделить 1% населения Российской империи в балованных детей, а 99% предоставить на волю Божию. И еще удивительнее во всем этом, что и духовные наши власти действуют в таком же духе, забывая, что перед лицом Церкви нет ни рабочих, ни заводчиков, а есть только православные люди!» [432]432
  37 Штейн В. И. фон. Указ. соч. С. 105.


[Закрыть].

Что же здесь комментировать, жизнь дала свой комментарий. .

После убийства Плеве новый министр внутренних дел князь П. Д. Святополк-Мирский вызвал опального Зубатова в Петербург для объяснений. «Сейчас у нас гостит в Питере Сергей Васильевич,– писал Медников Спиридовичу 10 ноября 1904 года,– которого на днях пригласили из Владимира приехать в Петербург для устройства его дел. Конечно, кн. Святополк-Мирский обещал снять всякие с Серг. Вас. ограничения и вновь назначить ему пенсию обыкновенным образом в 5000 рублей и что во всем Бог прости страм, а вновь предлагает взять всю заграничную агентуру на старых правах Рачковского. Но еще Сергей Васильевич не решил, брать или нет» [433]433
  38 Письма Медникова Спиридовичу//Красный архив, 1926, № 4 (17). С. 210.


[Закрыть]. Поколебавшись, Зубатов отказался. Медников считал, что увольнение Зубатова явилось следствием происков А. С. Скандракова, особо доверенного жандармского офицера министра внутренних дел [434]434
  39 См. там же. С. 204.


[Закрыть].

В 1905 году, пока Витте остацался у власти, а страсти вокруг зубатовских новаций несколько улеглись, ему неоднократно предлагали вернуться на службу в Министерство внутренних дел, но после оскорбительного изгнания он не пожелал вновь надевать мундир надворного советника.

Зубатов затворнически жил во Владимире, много читал, анализировал результаты внедрения своих изобретений, но взглядов не переменил. Некоторое время Сергей Васильевич сотрудничал в крайне реакционной газете «Гражданин». Ее издавал и редактировал кн. В. Н. Мещерский, составлявший с Витте и Зубатовым триумвират, противостоявший Плеве. Зубатов делал и другие попытки заняться литературным трудом, но безуспешно. Те, для кого он писал, считали его опусы скучными. Сегодняшний читатель прочел бы их с интересом. В уме, стойкости и последовательности идее монархического способа управления Россией в совокупности с «полицейским социализмом» ему не откажешь. Подтверждение сказанного можно найти в переписке Зубатова с редактором журнала «Былое» В. Л. Бурцевым. Так, в письме от 21 марта 1908 года из Владимира он писал своему корреспонденту в Париж: «Я – монархист самобытный, на свой салтык, и потому глубоко верующий. Ныне идея чистой монархии переживает серьезный кризис. Понятно, эта драма отзывается на всем моем существе; я переживаю ее с внутренней дрожью. Я защищал горячо эту идею на практике. Я готов иссохнуть по ней, сгинуть вместе с нею. <...)» [435]435
  40 Козьмин Б. П. Указ. соч. С. 90.


[Закрыть]

В 1910 году Сергей Васильевич с женой и сыном переехал из Владимира в Москву и поселился на Пятницкой, 28. Он тихо жил на солидную пенсию и на досуге вспоминал, как начал полицейскую карьеру, как содействовал внедрению провокации в политический сыск. Ни «полицейский социализм», ни провокация не защитили монархии, зубатовщина обернулась против нее. С падением самодержавия рухнуло то, что стареющий Зубатов считал главным делом всей своей жизни, пала надежда хотя бы на частичное торжество его идей.

После Февральской революции представители новой власти захватили здание охранки. Всплывали документы, благодаря которым Зубатов рисовался вовсе не благодушным, гостеприимным хозяином особняка в Гнездниковском переулке, 5, любителем «откровенных» разговоров за самоваром с арестованными злоумышленниками. Его фигура высветилась в истинном свете, в виде демона провокации, сторонника вседозволенности. Он понимал, что суда ему не избежать, а прокурором и судьями будут те, кому он, Сергей Васильевич Зубатов, искалечил жизни. Укрыться в Европе он не мог – эмигранты хорошо знали, кто такой Зубатов. События загнали его в угол. Вскоре после отречения Николая II от престола Зубатов застрелился.

ГАПОН

Самая известная рабочая организация, в создании которой принял участие С. В. Зубатов, связана с именем священника церкви Петербургской пересыльной тюрьмы Г. А. Гапона. Ее трагический конец поставил последнюю точку в истории внедрения Зубатовым «полицейского социализма» в российское рабочее движение.

Георгий Аполлонович Гапон (1870—1906) родился в селе Беляки Полтавской губернии и происходил из зажиточной крестьянской семьи. В 1893 году он окончил Полтавскую семинарию по второму разряду с плохой аттестацией и лишь через год, войдя в доверие к полтавскому архиерею Иллариону, получил выгодное место священника Всесвятской кладбищенской церкви г. Полтавы. В 1898 году Гапон приехал в Петербург и явился с рекомендательными письмами в Синод [436]436
  41 См.: Сверчков Д. Ф. Три метеора: Г. Гапон, Г. Носарь, А. Керенский. Л., 1926. С. 5—103.


[Закрыть]. Только благодаря неожиданному покровительству обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева и товарища обер-прокурора В. К. Саблера его, вопреки правилам, приняли в Духовную академию. На первом курсе он 'был оставлен на второй год за неуспеваемость, через год двадцать пятым переведен на второй курс, затем сорок седьмым —.на третий.

В сентябре 1902 года Гапона уволили из академии за неуспеваемость. Но по требованию митрополита Антония, через голову академического начальства, его восстановили на третьем курсе, и, наконец, в 1903 году он окончил академию тридцать пятым по II разряду. Заключительная часть рецензии на его выпускное сочинение «Современное положение прихода в православных церквах греческой и русской» гласила: «Работа небольшая (70 стр.) и написана компилятивно большей частью. Признается, однако, вполне удовлетворительною для степени кандидата богословия» [437]437
  42 Былое, 1925, Ns 29. С. 50.


[Закрыть].

И в семинарии, и в академии Гапона не любили, студенты – за эгоизм, практичность и заносчивость, преподаватели – за самонадеянность и наглость. Из семинарии его чуть не выгнали за грубость, причины увольнения из Духовной академии исследователи считают до сих пор невыясненными [438]438
  43 См. там же. С. 49.


[Закрыть]. Студентом третьего курса Гапона пригласили служить священником и законоучителем в Ольгинском доме для бедных общества Синего Креста, но вскоре изгнали за высокомерие, распущенность и нечистое ведение денежных дел. Наверное, громкий скандал, разразившийся в Доме для бедных, послужил причиной увольнения Гапона с третьего курса академии. В «Журналах» академии записано, что его отчислили как не сдавшего переходных экзаменов по шести предметам. После восстановления в академии и ее окончания Гапон получил место священника церкви при Петербургской пересыльной тюрьме, числившееся за ним до 31 января 1905 года, 10 марта Синод лишил его «священного сана и исключил из духовного звания» [439]439
  44 См. там же. С. 56.


[Закрыть].

Первая встреча Зубатова с Талоном состоялась осенью 1902 года на Фонтанке, 16, в здании Департамента полиции. Она подробно описана в чрезвычайно субъективных и бесцеремонных воспоминаниях Гапона, написанных в середине 1905 года. Вот как он передает м'онолог Зубатова:

«Я сам ставлю единственною целью своей жизни помощь рабочему классу. Вы, может быть, слышали, что я сперва пробовал это сделать при помощи сторонников революции, но скоро убедился, что это был ложный путь. Тогда я сам стал организовывать рабочих в Москве, и думаю, что я успел. Там у нас организация твердая. Они имеют свою библиотеку, чтение лекций и кассу взаимопомощи. Доказательством того, что у меня удалась организация рабочих, служит то, что 50 тысяч рабочих возложили 19 февраля венок на памятник Александру II. Я знаю, и вы интересуетесь этим делом, и хотел бы работать вместе с вами» [440]440
  45 Гапон Г. А. Записки Георгия Гапона. М., 1918. С. 34.


[Закрыть].

Сохранились записи Зубатова, характеризующие Гапона и начало его сотрудничества с Департаментом полиции:

«Из бесед я убедился, что в политике он достаточно желторот, в рабочих делах совсем сырой человек, а о существовании литературы по профессиональному движению даже не слыхал. Я сдал его на попечение своему московскому помощнику (рабочему), с которым он затем не разлучался ни днем, ни ночью <...). При сдаче мною должности тому лицу, которое навязало мне знакомство с Гапоном, оказался такой казус: просматривая оправдательные денежные документы, оно увидело запись: «Гапону—100 рублей», и очень взволновалось, так как само платило ему столько же. Впоследствии это лицо мне призналось, что, будучи вынуждено давать градоначальнику подробные сведения о моих начинаниях в С.-Петербурге по рабочему вопросу и опасаясь быть назойливым в отношении меня своими расспросами, оно приставило ко мне, в качестве агента, Гапона, которому платило за такое осведомление 100 рублей в месяц. Такова была начальная карьера героя 9-го января» [441]441
  46 Былое, 1917, No 4. С. 169—170.


[Закрыть].

Из сообщения Зубатова следует, что Гапон был завербован не им, а навязан ему в качестве соглядатая подполковником Я. Г. Сазоновым из Особого отдела Департамента полиции и лишь волею судеб оказался одним из подручных Зубатова по формированию легальных рабочих организаций. Начинал же он простым шпионом-осведомителем еще раньше [442]442
  47 Былое, 1925, Ns 29. С. 31.


[Закрыть]

Один из самых близких к Гапону людей, Н. М. Вар-нашев, писал:

«У Зубатова же Гапон познакомился с более или менее важными чинами Департамента полиции, из которых определенно укажу на Скандракова и Лопухина. Возможно, что последние, учитывая рекомендацию Зубатова, смотрели на Гапона, как на единомышленника его, и в дальнейшем оказывали ему всяческое содействие. На этих лиц, как на сочувствующих рабочей организации, указывал и Зубатов в день своей высылки» [443]443
  48 Варнашев Н. М. От начала до конца с Гапоновской организацией в С.-Петербурге: (Воспоминания)//Историко-революционный сборник. Л., 1924. С. 192.


[Закрыть].

Напомню читателю, что А. А. Лопухин занимал пост директора Департамента полиции, а чиновник особых поручений А. С. Скандраков, соратник и преемник Судейкина, был одним из самых доверенных лиц министра внутренних дел. Следовательно, Георгий Аполлонович Гапон очень> быстро превратился в своего человека среди крупных полицейских чиновников.

По совету Зубатова Гапон объединился с ядром первого кружка петербургских рабочих, которое состояло из членов московской зубатовской организации, перебравшихся с ним в столицу, и они приступили к созданию «С.-Петербургского общества взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве». Пока преодолевались трудности с утверждением устава общества, другая группа рабочих под руководством Гапона возбудила ходатайство о разрешении открыть общество с более широкой программой: «Собрание русских фабрично-заводских рабочих в С.-Петербурге».

Гапон ходил по трактирам, расположенным в заводских районах, и за чаепитием вел сочувственные беседы с рабочими, приглашая их присоединиться к своим последователям. Приведу выдержки из воспоминаний его ближайшего соратника рабочего-полиграфиста А. Е. Карелина:

«И вот однажды появляется новый священник. Замечательный это был священник: черный, стройный, голос у него был баритон, симпатичный, а главное – глаза. Таких глаз я больше никогда не видал. Священник мог смотреть так, что трудно было выдержать его взгляд, по получасу не спуская с вас своего взгляда, глаза его точно заглядывали в душу, в самую глубину души, будили совесть человеческую. Замечательный был священник. Это был Гапон» [444]444
  49 Красная летопись, 1922, № 1. С. 106—107.


[Закрыть].

После неожиданного увольнения Зубатова Гапон удалил из своей организации всех его ставленников, окончательно порвал с «Обществом взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве» и принялся искать новых покровителей. 14 октября 1903 года он обратился с пространным письмом к директору Департамента полиции А. А. Лопухину. В нем Гапон последовательно изложил все свои действия по созданию «Собрания» с приведением истраченных суМм, номеров счетов сберегательных касс, указанием ответственных лиц и их адресов. Более всего этот документ напоминает отчет с ярко выраженными элементами доноса, а его автор – полицейского агента, выполняющего роль посредника между правительством и рабочими и отчитывающегося перед* своим полицейским хозяином. Письмо Гапона является не только отчетом-доносом, в нем сформулированы основы идеологии создаваемой им организации. Приведу три отрывка из этого письма:

«Нельзя теперь смотреть Ьа растлевающую, все усиливающуюся революционную пропаганду, особенно среди рабочих, с поверхностно-прямой точки зрения, а также нельзя забывать и вообще духа и запросов фабрично-заводских настоящего времени. (...) Пусть лучше рабочие удовлетворяют свое естественное стремление к организации для самопомощи и взаимопомощи и проявляют свою разумную самодеятельность во благо нашей родины явно и открыто, чем будут (а иначе непременно будут) сорганизовываться и проявлять неразумную свою самостоятельность тайно и прикровенно во вред себе и всему, может быть, народу. Мы это особенно подчеркиваем,– иначе воспользуются другие – враги России. (...) Одним словом, сущность основной идеи заключается в стремлении свить среди фабрично-заводского люда гнезда, где бы Русью, настоящим русским духом пахло, откуда бы вылетали здоровые и самоотверженные птенцы на разумную защиту своего царя, своей родины и на действительную помощь своим братьям-рабочим» [445]445
  50 Былое, 1925, Ns 29. С. 42, 41, 44


[Закрыть].

После увольнения Зубатова руководство действиями Гапона директор Департамента полиции Лопухин поручил основателю русской школы филеров Е. П. Медникову, человеку, не способному самостоятельно руководить серьезным делом государственного значения. Для его характеристики приведу отрывок из письма Медникова от 30 июня 1905 года к Зубатову:

«Дорогой мой. Что творится на белом свете, уму непостижимо. Нужно иметь терпение, чтобы, не закрывая глаза, смотреть, видеть и молчать, молчать. Кажется, весь свет пошел кругом: вертится и вертится. Каждый божий день по несколько убийствов, то бомбой, то из револьверов, то ножом и всякими орудиями; бьют и бьют, чем попало и кого попало; за что-то и Шувалова (московский градоначальник, убит эсером П. Куликовским.– Ф. Л. ), ну, кому он что сделал дурного, никто этого не скажет. Так теперь свободно все стачки проходят и никаких арестов и в помине нет, а террористы палят и палят» [446]446
  51 Козьмин Б. П. Указ. соч. С. 111.


[Закрыть].

На всякий случай опальному Зубатову отправил несколько писем и Гапон. Он сообщал ему о трудностях организационных и финансовых, встретившихся при создании «Собрания» В письмах Гапон неизменно называл себя учеником Зубатова и обращался за разного рода советами [447]447
  52 См.: Былое, 1917, Ns 4. С. 170—171.


[Закрыть].

СОБРАНИЕ РУССКИХ ФАБРИЧНО-ЗАВОДСКИХ РАБОЧИХ В г. ПЕТЕРБУРГЕ

Через десять дней после высылки Зубатова из столицы, 30 августа 1903 года на Выборгской стороне в доме № 23 по Оренбургской улице (дом не сохранился) в квартире № 1 открылась чайная-клуб. Деньги на оборудование клуба дал Департамент полиции. В сентябре Гапон написал устав нового общества, его долго обсуждали в клубе и, наконец, 9 ноября подали в Министерство внутренних дел. 15 февраля 1904 года Плеве утвердил устав, а 11 апреля новое общество под названием «Собрание русских фабрично-заводских рабочих в г С.-Петербурге» начало свою деятельность [448]448
  53 См.: Красная летопись, 1922, № 1. С. 298—299.


[Закрыть].

На первых порах мероприятия «Собрания» напоминали посиделки с песнями и танцами. 20 мая Плеве удостоился высочайшей благодарности, монарх одобрил действия министра внутренних дел, доложившего о «Собрании» как о гапоновской, а не зубатовской организации, состоявшей из рабочих, решивших преградить революционерам и интеллигентам путь в свою среду. Отрицательное отношение членов «Собрания» к интеллигентам помогло Гапону выполнить главное требование Департамента полиции – не допускать в рабочую среду агитаторов из революционных партий.

Следом за Выборгским отделом, выросшим из клуба на Оренбургской улице, образовались Василеостров-ский и Нарвский отделы. В июне Нарвский отдел насчитывал 700 человек. А к ноябрю 1904 года работало одиннадцать отделов «Собрания» в Петербурге и один в Сестрорецке, они объединяли около 10 000 рабочих.

Правление «Собрания» выбрали в апреле. В него вошли И. В. Васильев – председатель, Д. В. Кузин – секретарь, А. Е. Карелин – казначей, Н. М. Варна-шев – председатель Выборгского отдела и еще несколько человек. Гапон в правление никогда не входил. Четверо основных членов правления, перечисленных выше, составляли «Штаб» (так назвал это объединение активный член «Собрания» И. Я, Павлов), или «Тайный комитет» (так назвал его Гапон). Связи Гапона с «Тайным комитетом» поддерживались через Кузина.

«Тайный комитет» сформировался из умных, решительных людей. Кузин и Карелин состояли в социал-демократической партии, Васильев и Варнашев были беспартийными [449]449
  54 См. там же. С. 107; Авенар Э. Кровавое воскресенье. Киев, 1925. С. 5; Варнашев Н. М. Указ. соч. С. 177—208.


[Закрыть]. Их расхождения с Талоном начались сразу же, весной 1904 года. Штабные потребовали от него разрыва с Департаментом полиции. Гапон юлил, изворачивался, но требования этого не выполнил. Тогда рвать с хозяевами он не хотел и не мог. Для Гапона разрыв означал неминуемый конец карьеры. Приведу отрывок из воспоминаний члена «Собрания» И. Я. Павлова, дружившего с Карелиным и хорошо осведомленного об обстановке в «Штабе»:

«(...) всем, не знавшим организацию, на вид бросался прежде всего Гапон. На самом же деле Гапон далеко не играл той роли, какая ему приписывается. Душою всего дела были супруги К. (Карелины.– Ф. Л. ); к ним непосредственно примыкали: Х-в (Харитонов.– Ф. Л.), Я. И-в (Иноземцев.– Ф. Л.)и др.– это была прямая оппозиция Гапону вплоть до 9-го января.

К названным лицам тяготели, как к своим товарищам рабочим, почти все заметные рабочие организации («Собрания».– Ф. Л. ) (...) Между тем никому неизвестные, никем не признанные, эти рабочие, вернее, группа рабочих, безусловно держали Талона в руках. Самым глубоко преданным Г апону был Васильев, и он скоро совсем подпал под влияние Талона, чему никто не противодействовал,– до того это было неважно; затем и Кузин тоже тяготел сюда же, но и это не имело значения, потому что главное ядро было солидарно.

Г. А. Гапон

Гапон видел это и вначале не пытался бороться, но уже в конце 1904 года ему, очевидно, надоело находиться в зависимости от этой группы, и он стал подготавливать почву, чтобы освободиться, развязать себе руки. Оппозиционная группа, в свою очередь, видела, что Гапон хочет выскочить из-под ее опеки, и также готовила почву или связать Талону руки еще крепче, или совершенно изолировать его от дел» [450]450
  55 Минувшие годы, 1908, Я9 3. С. 41—42; Сверчков Д. Ф. Три метеора. Л., 1926. С. 33.


[Закрыть].

Член правления и председатель Выборгского отдела «Собрания» Н. М. Варнашев писал:

«Оппозиция, так назову Карелина с компанией, одним своим появлением создала совершенно иную атмосферу. Мозг заработал напряженнее, и пульс усилил темп.

Благодушествование за чаепитием, чтение газет и вообще все темы разговоров приняли иной характер, и аборигены «Собрания», внимая речам и разговорам «варягов», незаметно для себя изменили своим чувствам и мыслям, что особенно отражалось на русско-японской войне. Патриотическое чувство сменила критика, а через некоторое время значительная часть членов уже рассматривала текущую войну как просто авантюру правительства. Сказать кратко и точно – «Собрание» левело, не исключая и Талона. Насколько этот сдвиг влево можно отнести к личным убеждениям Гапона, я, не желая гадать, судить не буду, но одно несомненно, что вести какую-либо свою линию, не считаясь с оппозицией, было невозможно» [451]451
  56 Варнашев Н. М. Указ. соч. С. 195.


[Закрыть].

Гапон не имел убеждений и не левел, он просто приспосабливался к менявшейся ситуации и старался удержаться на поверхности.

Департамент полиции регулярно получал от Гапона доносы о состоянии дел в «Собрании». В них он лгал самозабвенно, лгал мастерски, и ему верили – от него слышали только то, что желали услышать. Его следует считать лжецом талантливым. Благодаря этому своему дару Гапон, утаив от хозяев много принципиально важного, заслужил у них редкостное доверие. В Департаменте полиции и Градоначальстве не знали об истинных настроениях рабочих, о положении, которое занимал в «Собрании» Гапон. Хозяева были уверены, что от него зависело все, что он полновластный кормчий их детища. Агенты наружного наблюдения доносили в Департамент полиции, что «Собранием» руководит священник Пересыльной тюрьмы Г. А. Гапон. Им так казалось, потому что к работе Правления и «Тайного комитета» они доступа не имели.

«И теперь уже,– писал начальник столичной охранки Л. Н. Кременецкий,– собрание русских рабочих начинает обрисовываться как благожелательный общественный элемент. К тому же оно все более начинает приобретать симпатии в разумно-частной среде русских рабочих» [452]452
  57 Беленький Д. М. Указ. соч. С. 39.


[Закрыть].

Рядовые члены «Собрания» всегда считали Гапона своим единственным полноправным руководителем. Ни его связь с Департаментом полиции, ни разногласия с членами Правления им известны не были. Рабочим импонировало, что во главе их организации стоит молодой красивый священник с горящими глазами, что говорит он привычно и просто, на понятном им языке. Они сызмальства привыкли с уважением слушать и слушаться священников. Гапон не возбуждал в них никаких сомнений в праве главенства над ними. Он был их человеком, не то что интеллигенты из политических партий,– опрятные, холеные, как хозяева их фабрик. Невольно всплывал вопрос: им-то что здесь надо с их замысловатыми призывами? А коли на такой вопрос получить понятный ответ непросто, к интеллигентам относились с недоверием и антипатией.

В течение всего 1904 года Гапон регулярно получал в Департаменте полиции деньги на расширение и нормальное функционирование «Собрания». Ему открыто покровительствовали Плеве, митрополит Антоний, петербургский градоначальник И. А. Фуллон. Популярность Гапона и «Собрания» непрерывно росла. В июле 1904 года вождь московских черносотенцев В. А. Грингмут искал с ним встречи в Петербурге и приглашал посетить Москву, его петербургский коллега глава столичных черносотенцев А. И. Дубровин также пытался наладить контакт с Гапоном и «Собранием». Все это не могло оставаться не замеченным членами «Тайного комитета», и они ему не доверяли. «За ним все время следили,– писалПавлов,– и в смысле тактики не только ставили ему препятствия, но часто категорически требовали идти совсем по другим путям и заставляли его подчиняться. Все это было основано на недоверии к нему» [453]453
  58 Минувшие годы, 1908, № 4. С. 99.


[Закрыть].

Назначение князя П. Д. Святополк-Мирского министром внутренних дел вместо убитого Плеве внесло заметное оживление в общественную жизнь столицы. В сравнении со своим предшественником он считался человеком прогрессивным. Император обещал ему некоторые конституционные преобразования – таково было условие Святополк-Мирского при получении им поста министра внутренних дел. Он давно понимал, что реформы необходимы. Еще в 1901 году, зная о невыносимых условиях жизни рабочих, Святополк-Мирский писал: «Я не могу не отметить, что в самой жизни рабочих есть немало условий, облегчающих пропагандистам их разрушительную деятельность» [454]454
  59 Айнзафт С. Указ. соч. С. 30.


[Закрыть].

6—9 ноября 1904 года в Петербурге состоялся съезд земских и городских деятелей. То, что при Плеве делалось конспиративно, Святополк-Мирский разрешил открыто.

«В это время начались земские петиции,– вспоминал А. Е. Карелин,– мы читали их, обсуждали и стали говорить с Талоном, не пора ли, мол, и нам, рабочим, выступить с петицией самостоятельно. Он отказывался.

Сошлись в то время мы с интеллигентами – Прокоповичем, Кусковой, Богучарским и еще двумя какими-то женщинами. Просили Кузина привести их. Он привел, и вот в начале ноября, в субботу, четверо нас – я, Кузин, Варнашев и Васильев и эти интеллигенты сошлись у Гапона. (...)

Князь П. Д. Святополк-Мирский

Вот тогда-то на этом собрании Гапон объявил свою петицию. Интеллигенты были очень сильно поражены и сознались, что это было лучше их программы, шире» [455]455
  60 Красная летопись, 1922, Ns 1. С. 110.


[Закрыть].

Гапон прочиїал «интеллигентам» политические и экономические требования «Собрания» к правительству, написанные им еще в марте 1904 года и одобренные Карелиным, Кузиным, Васильевым и Варнашевым. Один из первых исследователей истории текста петиции А. А. Шилов, назвал эти требования «Программой пяти». Он считал их первым вариантом петиции [456]456
  61 См.: Шилов А. А. К документальной истории «петиции» 9 января 1905 г.//Красная летопись, 1925, № 2. С. 19—36.


[Закрыть], которую рабочие впоследствии намеревались передать царю.

Обнародовать тогда петицию, или «царскую хартию», как называл ее автор, Гапон не пожелал, говорил, «что если бы обстоятельства могли сложиться таким образом, чтобы депутация от рабочих могла явиться непосредственно к царю, то, принимая во внимание психологию момента, таким шагом можно было бы достигнуть многого» [457]457
  62 Минувшие годы, 1908, Ns 4. С. 89.


[Закрыть].

С. Н. Прокоповича, Е. Д. Кускову, В. В. Хижнякова и В. Я. Богучарского пригласили рабочие, а не Гапон. Им хотелось знать, что интеллигенты-теоретики думают о программе «Собрания». Гапон же недолюбливал и побаивался интеллигентов, ему всегда было с ними тревожно и неуютно. Он терял уверенность, ощущал их превосходство и оттого опасался, что при появлении интеллигентов в «Собрании» кончится его влияние на рабочих. Члены «Тайного комитета» так же, как и Гапон, не желали к делам «Собрания» подпускать интеллигентов. Они не разделяли пристрастий интеллигентов к теоретизированиям, которыми, как им казалось, подменяется незнание нужд трудового народа, и считали, что рабочим движением, борьбой рабочих за облегчение своего положения должны руководить рабочие. Кому, как не им, знать, что им надо и в чем их интерес. Члены «Тайного комитета» стремились к самостоятельности и легальной борьбе [458]458
  63 См.: Айнзафт С. Указ. соч. С. 115.


[Закрыть]и не желали подчиняться никаким решениям никаких партий. В отношении к интеллигенции и революционным партиям рабочие разногласий с Талоном не имели. Партийные члены «Собрания» входили в него как частные лица, они не информировали свои организации о том, что в нем происходит. Поэтому в революционных партиях лишь смутно представляли, что в конце 1904 года происходило в «Собрании».

«Как это ни странно,– писал революционер В. И. Невский,– но революционные организации столицы проглядели тот рост и вместе с ростом то постоянное перерождение основанных Талоном легальных рабочих организаций, которое уже к началу 1904 г. сделало их своего рода рабочими клубами, а не простыми лишь обществами взаимопомощи, какими они являлись при своем зарождении. Причиной этого было частью то, что гапоновские отделы в отличие от зуба-товских обществ 1902—1903 гг. не взяли агрессивной политики против рабочего движения. Таким образом, собрания конца декабря 1904 г., когда на почве местного конфликта на Путиловском заводе гапоновское начало открыло борьбу с союзом фабрикантов и заводчиков, застали социал-демократов врасплох» [459]459
  64 Красная летопись, 1922, № 1. С. 24.


[Закрыть].

В конце декабря 1904 года за Нарвской заставой распространилось известие об увольнении мастером вагонной мастерской Путиловского завода Тетявкиным рабочих Сергунина, Субботина, Уколова и Федорова [460]460
  65 См. там же. С. 15.


[Закрыть]. Все они оказались членами «Собрания». 27 декабря сходка Нарвского отдела постановила послать депутации к директору Путиловского завода С. И. Смирнову, старшему фабричному инспектору С. В. Чижову и градоначальнику Фуллону.

И. А. Фуллон

Опережая депутацию, 29 декабря к Чижову явился Гапон. Он попросил о разговоре без свидетелей, инспектор согласился. Чижов вспоминал, что, когда они остались наедине, Гапон в категорической форме потребовал от него прекратить покровительство зубатовской организации «С.-Петербургское общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве» и заключить союз с «Собранием». Гапон заявил, что в противном случае против Чижова «будет пущено в ход все: суд, печать, раздражение 6000 рабочих. На мой вопрос, значит ли раздражение рабочих, что меня могут убить, ответил– да» [461]461
  66 Беленький Д. М. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть]. Гапон потребовал от Чижова заступничества за уволенных рабочих. Их восстановление позволило бы предотвратить конфликт «Собрания» с администрацией Путиловского завода. Гапон ушел ни с чем. Этот его поступок был одним из последних свидетельств желания Гапона не вступать в политическую борьбу. На другой день депутация рабочих отправилась к директору Путиловского завода. Смирнов заявил посетителям, что уволен один Сергунин за неумелую работу, Субботин перестал ходить на завод, Уколов предназначался к увольнению, но не уволен, об увольнении Федорова вопрос не ставился [462]462
  67 См. там же. С. 331.


[Закрыть]. Визит депутации к инспектору Чижову не дал никаких результатов, Фуллон обещал содействие. 2 января 1905 года собрание Нарвского отделения с участием рабочих Путиловского и Семянниковского заводов, Резиновой мануфактуры и других предприятий признало объяснения Смирнова неудовлетворительными и постановило «поддержать товарищей», то есть начать забастовку.

Конечно же, не увольнение рабочего Сергунина, да еще к тому же законное или почти законное, возбудило людей к действию, а отчаяние, вселившееся в людей от голодной, бесправной и беспросветной жизни. В тот же день на Путиловском заводе забастовало 1300 рабочих. 3 января забастовали все цеха Путиловского завода. Фуллон разыскал по телефону Гапона и попросил, под обещание председателя Кабинета министров С. Ю. Витте о восстановлении рабочих на заводе, прекратить забастовку. Гапон ответил, что поздно, но обещал постараться не допустить политических требований рабочих, хотя от него уже ничего не зависело.