Текст книги "Полицейские и провокаторы"

Автор книги: Феликс Лурье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

«Под провокацией я подразумеваю участие сотрудников в каких бы то ни было революционных действиях. Ведь не секрет,– от времени до времени это, быть может, бывало и при мне,– что, например, лицо, принадлежащее к партии, принимало участие в тех или иных партийных действиях, ну, скажем, в постановке типографии для печати, вообще в тех преступных действиях, которые вменялись в вину этому лицу. Вот такого рода действия я называю провокацией и против такого рода действий всегда восстаю» [208]208
  193 Падение царского режима. Т. 2. Л., 1925. С. 95.


[Закрыть].

Макаров никогда не «восставал» против применявшейся его ведомством провокации. В своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии он лгал. Макарова на посту товарища министра внутренних дел сменил П. Г. Курлов, два года возглавлявший политический сыск империи. Приведу отрывок из его воспоминаний:

«Допустим, что боевая организация имеет в виду совершить какой-нибудь террористический акт, в котором должен принимать участие и данный сотрудник (секретный агент.– Ф. Л.).Если его отсутствие может иметь своим следствием неудачу предполагаемого преступления, то руководители сыска поступают безусловно непозволительно, если оставляют его в организации, то есть дадут возможность совершить задуманный террористический акт. Но если изъятие его из организации ни в коем случае не помешает исполнению революционного акта, то очевидно, что присутствие сотрудника в группе является только необходимой предосторожностью. Итак, мой взгляд на провокацию можно формулировать следующим образом: если революционное движение является результатом лишь деятельности сотрудников, то служба их правительству недопустима, но если оно существует и без них, именно, если движение не зависит от этих сотрудников, а ведется другими лицами, то служба сотрудников является абсолютно необходимой» [209]209
  194 Курлов Я. Г. Конец русского царизма. М., Пг., 1923 С. 124—125.


[Закрыть].

О чем думал отставной командир Отдельного корпуса жандармов, когда писал эти строки?.. Считал ли читателей людьми недалекими или не понимал, о чем пишет?..

«Под „провокацией",– размышлял далее Курлов,– надо, стало быть, понимать не желание ориентироваться относительно задуманных и предполагаемых преступлений, а нарочитую организацию их с целью достигнуть личных выгод или отличиться перед начальством» [210]210
  195 Там же. С. 124.


[Закрыть].

Бывший московский градоначальник генерал А. А. Рейнбот, давая показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, подтвердил существование полицейской политической провокации по Курлову:

«Я хочу выяснить, что я понимаю под провокацией. Я понимаю под провокацией всегда вот что: например, одно время жандармские офицеры получали Владимирский крест за открытие типографий; и бывали случаи – в лучшем виде! – что поставят типографию, сорганизуют, затем ее откроют и хвастаются, что они получили крест» [211]211
  196 Падение царского режима. Т. 6. Л., 1926. С. 124.


[Закрыть].

Рейнбота следует отнести к немногим представителям царской администрации, боровшимся с провокацией. На том же допросе он сказал:

«У меня был взят человек, который шел против провокаторских выступлений,– Н. А. Макаров, который ушел из Департамента полиции именно потому, что он совершенно разошелся с Рачковским по поводу его политики и по поводу его погромных воззваний; я тогда переговорил с П. Н. Дурново (министр внутренних дел.– Ф. Л.)и взял его, чтобы поставить розыскное дело в Москве без провокационных приемов» [212]212
  197 Там же. С. 122.


[Закрыть].

Среди сотрудников политического сыска провокация, действия провокатора трактовались совершенно иначе, чем понимаем их мы. Определение провокатора по-полицейски дал С. Б. Членов, один из участников работы Комиссии по обеспечению нового строя, обследовавшей деятельность Московского охранного отделения весной 1917 года: «На жандармском языке „провокатор“ – это секретный сотрудник, участвующий в революционном движении, совершающий те или иные политические акты без ведома и согласия того розыскного учреждения, в котором служит. Именно в этой „тайности" по отношению к жандармам, в этом участии в революционной работе не из „государственных", а из „личных" видов и усматривала охранка „провокацию"» [213]213
  198 Членов С. Б. Указ, соч., С. 15.


[Закрыть].

Такое ведомственное определение провокатора весьма расплывчато и эгоистично. Если его принять как правильное, то правду говорили руководители политического сыска, что они категорически против провокации. Но в том-то и дело, что это определение не провокатора, а двойного агента, контрагента...

Жандармский генерал А. И. Спиридович, написавший в эмиграции весьма субъективные и не во всем правдивые воспоминания, попытался в них объяснить, почему среди революционеров встречались желающие послужить охранке. «Чаще всего,– писал он,– конечно, из-за денег. Получить несколько десятков рублей в месяц за сообщение два раза в неделю каких-либо сведений о своей организации – дело нетрудное... если совесть позволит. А у многих ли партийных деятелей она была в порядке, если тактика партии позволяла им и убийства, и грабеж, и предательство, и всякие другие менее сильные, но неэтичные приемы?» [214]214
  199 Спиридович А. И. Указ. соч. С. 208.


[Закрыть].

В. Ф. Джунковский

Однобокость суждения о причинах желания завербоваться в охранку очевидна. Из революционных партий в провокаторы добровольно шли очень редко, чаще в партии засылали готовых агентов. В доносчики, осведомители из подонков действительно просились многие, в них отбоя не было, шли за гроши. Из революционной среды вербовали с трудом, и причиной согласия чаще всего был страх, страх перед смертной казнью, каторгой, иногда охранникам удавалось запутать, шантажировать, некоторые шли из обиды, мести, тщеславия и лишь иногда из-за денег. Позже читателю предстоит подробно узнать, как склоняли революционеров на службу в охранку.

Бывший товарищ министра внутренних дел В. Ф. Джунковский на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии чистосердечно заявил:

«Провокациею я считаю такие случаи, когда наши агенты сами участвовали в совершении преступления. (...) Сами устроят типографию, а потом поймают и получают ордена. Вот относительно таких вещей я был немилосерден» [215]215
  200 Падение царского режима. Т. 5. Л., 1926. С. 73.


[Закрыть]°. Джунковский сказал правду. Именно он прекратил провокаторскую деятельность Малиновского, именно он запретил вербовку учащихся средних учебных заведений в осведомители. Джунковский являлся исключением для политического сыска и царской администрации вообще. Ему принадлежала инициатива расследования деяний Г. Е. Распутина. В составленной Джунковским всеподданнейшей записке изложены факты, характеризовавшие старца с самой отрицательной стороны. В заключение товарищ министра внутренних дел писал, что общение царской семьи с Распутиным «расшатывает трон». В результате интриг сторонников старца царь распорядился 15 августа 1915 года уволить Джунковского от должности с переводом в действующую армию.

Офицеры агентурных отделов с завербованными или внедренными секретными сотрудниками встречались на конспиративных квартирах и получали от них устную или письменную информацию. Агентурные записки, составленные офицерами на основании сведений, полученных от агентов, передавались руководителям отделов и далее начальникам Охранных отделений, а от них в виде обобщенных докладных записок поступали в Особый отдел Департамента полиции.

Начальник Московского охранного отделения Зубатов разработал этику поведения жандармского офицера из Агентурного отдела с секретным сотрудником и пытался привить ее своим молодым подчиненным. Его наставления донес до нас благодарный ученик Зубатова генерал Спиридович:

«Вы, господа,– говорил он,– должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный шаг, и вы ее опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму.

Помните, что в работе сотрудника, как бы ни был он вам предан и как бы он честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступает момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. 3tq момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпустите его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему.

Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет и дальше полезен для государства, хотя и не сотрудником; будет полезен уже в новом положении. Вы лишитесь сотрудника, но вы приобретете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства» [216]216
  201 Там же. С. 54—55.


[Закрыть].

Не все офицеры агентурных отделов следовали наставлениям Зубатова. Многие стремились запутать секретных агентов, запугать, использовать игру на тщеславии, трусости, жадности, подозрительности, чтобы крепче привязать к себе агента [217]217
  202 См.: Членов С. Б. Указ. соч. С. 15—*17.


[Закрыть]. Многие агенты, боясь своих начальников, шли на все, что от них требовали.

«Департамент полиции систематически рекомендовал,– писал С. Б. Членов,– а охранники на местах практиковали не только энергичное участие агентов во всех проявлениях революционной жизни, но и проведение определенной политической линии (например, борьба против объединения большевиков с меньшевиками). Среди секретных сотрудников Московского охранного отделения многие были одновременно активными и весьма влиятельными работниками революционных организаций, главным образом социал-демократической» [218]218
  203 Членов С. Б. Указ. соч. С. 16—17.


[Закрыть].

В качестве секретных сотрудников в Агентурных отделах Охранных отделений числились осведомители и доносчики [219]219
  204 В Агентурном отделе Московского охранного отделения по документам, сохранившимся после его разгрома, числилось 150 доносчиков, 30 осведомителей и 70 провокаторов (см.: Осорчин A. А. Охранное отделение и его секреты. М., 1917. С. 12). По понятным причинам эти цифры не отражают полного количества секретных сотрудников.


[Закрыть]. В отличие от агентов, состоявших в противоправительственных сообществах (агентов внутреннего наблюдения), осведомители не принадлежали к обследуемой среде и вербовались из лиц, по роду своей основной службы находившихся в местах больших скоплений народа. Среди них попадались люди серьезные и полезные для сыска. Что касается доносчиков, то наиболее точное представление о них дают оставленные ими документы, уцелевшие после разгрома во время Февральской революции здания Московского охранного отделения. Приведу выдержки из двух доносов с сохранением орфографии оригиналов:

«Прошу вас Место Ахранова Отделения виду того, что я Могу вас услужить в данное время так я хорошо знаком с партиями и революционерами и С Крестьянским Союзом. Могу ихния дела подорвать в короткое время если вы дадите Место» [220]220
  205 Там же. С. 29.


[Закрыть].

«Ваше высокородие. Существует важное злоумышление, которое я знаю. Это не заговор, а убийство, но убийство на другой почве. И я могу доказать и выдать многих людей, но только нужно будет производить обыски. А потому вышлите мне 6 рублей на дорогу в Москву; явлюсь и открою вам. Адрес мой (следует фамилия и точный адрес). Причем я не лгу и деньги будут брошены вами мне не зря. Я с помощью обысков дам факты и тогда можно будет дать нос начальнику московской сыскной полиции за то, что он не согласился произвести обыск по моему заявлению. Я знаю то, что не известно ни полиции, ни медицине. И в случае открытия важного злоумышления пусть мне будет дан ход и выдано денежное вознаграждение. А осенью я окажу услугу начальнику губернского жандармского управления по делу о разоружении полиции, дам нос местной полиции, открою торговую контрабанду на Каспийском море, разгромлю социалистов. Только имейте в виду, что зря я работать не буду, я превзойду Азефа, который выдал Лопухина. Одним словом, я намерен делать большие дела. Согласны, так высылайте деньги и вызывайте, а не согласны, это ваше высокородие уж ваша воля. И потом имейте в виду, что все, что я ни сообщу вам, это – правда. Я намерен делать большие дела».

В конце доноса рукой начальника Московской охранки написано: «Выдать 6 рублей» [221]221
  206 Там же. С. 22—23.


[Закрыть]. Судя по резолюции, услуги предлагал вполне пригодный для охранки человек.

Сотрудники такого сорта заваливали Охранные отделения и Жандармские управления своей продукцией, и как не вспомнить слова Клеточникова, что один из ста доносов бывает не ложный [222]222
  207 См.: Былое, 1906, № 1. С. 290.


[Закрыть]. А ретивые охранители арестовывают, обыскивают, допрашивают, сажают и пишут в столицу отчеты о проделанной работе по искоренению крамолы. Что же удивительного, если из Петербурга по всей России рассылались секретные циркуляры следующего содержания:

«Вследствие сего Департамент полиции,– гласил один из секретных циркуляров,– покорнейше просит: во всех случаях устного или письменного заявления или доноса, когда факт преступления ничем, кроме оговора, не подтверждается или вообще при сомнении в действительности указываемых обстоятельств (...) проверять негласным путем основательность обвинения и лишь в случае подтверждения первоначальных сведений этой негласной проверкой приступать к дознанию» [223]223
  208 Систематический сборник циркуляров Департамента полиции и Штаба отдельного корпуса жандармов, относящихся к обязанностям чинов Корпуса по производству дознаний. Спб., 1908. С. 27.


[Закрыть].

На содержание секретной агентуры, в том числе и весьма низкосортной, правительство в 1914 году израсходовало шестьсот тысяч рублей. Из них в Петербургском охранном отделении было потрачено семьдесят пять тысяч рублей, а в Жандармском управлении – всего пять тысяч семьсот рублей [224]224
  209 См.: Щеголев П. Е. Указ. соч. С. 11 —13.


[Закрыть]. Соотношение двух последних сумм показывает, что политическим сыском занимались главным образом Охранные отделения.

Огромные затраты на секретную агентуру приносили свои результаты. Специалисты считают, что перед Февральской революцией по Департаменту полиции числилось 30—40 тысяч секретных агентов [225]225
  210 См.: Агафонов В. /С. Заграничная охранка. Пг., 1918. С. 203; Процесс предателя-провокатора Окладского в Верховном суде. Л., 1925. С. 25. Заявление П. Е. Щеголева: «Я считаю, что армия секретных сотрудников выражается в 35—40 тысяч».


[Закрыть]. Среди них встречались разные. Но не следует забывать, что Азеф, Татаров, Дегаев, Жученко, Малиновский и многие другие нанесли сильнейшие удары по русскому освободительному движению. Благодаря секретным агентам и, главным образом, провокаторам Департамент полиции имел достоверные сведения о работе съездов революционных партий, совещаниях фракций этих партий в Государственной думе, соотношениях сил внутри партий, настроениях эмиграции. От Департамента полиции далеко не всегда удавалось скрыть пути транспортировки нелегальной литературы, расположение типографий, динамитных мастерских.

Органы политического сыска ставили высокую оценку конспиративным приемам преступных сообществ. Приведу выдержку из документа, составленного чиновником Департамента полиции: «Русская социал-демократия, революционная по своим средствам и целям, выстроила стройную и сплоченную конспиративную организацию и выдвинула во многих городах целый ряд самоотверженных борцов, фанатиков революционного социализма. Ни самое энергичное наблюдение, ни целый ряд удачных последовательных ликвидаций на первых порах не вполне давали желательных результатов. После арестов типографии и революционные группы с поразительной быстротой нарождались вновь» [226]226
  211 Спиридович А. И. Указ. соч. С. 167.


[Закрыть].

Департамент полиции располагал не только шестьюстами тысячами рублей на секретных агентов. Д. Ф. Тре-пов в 1905 году выхлопотал у царя «усиление тайного фонда Департамента полиции на три миллиона» рублей [227]227
  212 Курлов П. Г. Указ. соч. С. 80.


[Закрыть]. Из этой суммы поощрялись деяния сотрудников Охранных отделений и Жандармских управлений, а также тех темных сил, на которые опирался российский трон в начале XX столетия. В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства

С. П. Белецкий писал: «(...) например, за мое время нахождения в должности товарища министра внутренних дел, конспирируя выдачи Н. Е. Макарову и Г. Г. За-мысловскому на нужды монархических организаций, деятельность коих была, как это видно из поступивших ко мне отчетов, по моим запросам, слаба, я, тем не менее, отметил, путем записей Дитрихса (чиновник Департамента полиции, ведавший финансами.– Ф. Л.), выдачи А. И. Дубровину и В. М. Пуришкевичу; это было сделано мною сознательно. А. И. Дубровин не был еще до того связан с Департаментом полиции, по крайней мере, за время моего нахождения в должности директора и товарища министра внутренних дел, и также не брал от меня и по фонду прессы; но я знал, что у него дела по организации слабы и что к Маркову он не обратился, ибо они были в натянутых отношениях, а я, по поручению А. Н. Хвостова (министр внутренних дел.– Ф. Л.), имел задание к съезду объединить все разрозненные силы монархических организаций» [228]228
  213 Падение царского режима. Т. 4. Л., 1925. С. 433.


[Закрыть].

Напомню читателю, что Марков, Замысловский, Дубровин и Пуришкевич – перессорившиеся лидеры черносотенных организаций. Министерство внутренних дел, снабжая их деньгами, стремилось объединить шовинистические силы империи, боровшиеся в одних рядах с опричниками самодержавия против революционного движения. Из этой среды охранка пополняла свои ряды добровольными и небескорыстными помощниками. Деньги лидерам черносотенных организаций, секретным сотрудникам и чиновникам Департамента полиции выдавались безотчетно, без расписок из секретных смет с пометой «на известное его императорскому величеству употребление» [229]229
  214 См.: Покровский Ф. И. Расходы на «известное его императорскому величеству употребление»//Былое, 1924. № 26. С. 139—151.


[Закрыть]. Расписки брались лишь у ненадежных агентов, когда офицеры охранки хотели покрепче привязать их к себе. Назначение сумм и имена их получателей зависели от желания директора Департамента полиции и министра внутренних дел. Никаким ревизиям их действия не подлежали.

В выплатах царил полный произвол. Покидая пост директора Департамента полиции, М. И. Трусевич оставил долг по секретным сметам в размере восьмисот тысяч рублей [230]230
  215 См.: Курлов П. Г. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть]. И этот долг ему с легкостью простили, мало того, Трусевича сделали сенатором. Одной из причин смещения Трусевича с поста директора Департамента полиции следует считать разоблачение Азефа.

С деятельностью Охранных отделений, Департамента полиции и их руководителей читателю предстоит встретиться в последующих главах. Охранные отделения без изменений дожили до Февральской революции, но не смогли ее предотвратить. Политический сыск империи вырос профессионально и укрепился, на него отпускались громадные средства, но против массового революционного движения он был бессилен. Он был бессилен еще и потому, что в его рядах маршировали подонки, служившие на себя и на тех, кому выгодно было служить в данный момент. В последних числах февраля 1917 года на телефонные звонки, раздававшиеся в пустом здании Петербургского охранного отделения, несколько дней отвечал один и тот же голос. Лишь один безвестный донкихот политического сыска не покинул своего поста. Рыцари политического сыска разбежались, но не бездействовали.

Так закончил свое существование политический сыск Российской империи.

ЗАГРАНИЧНАЯ АГЕНТУРА

Политический сыск империи не мог обойти своим вниманием русскую революционную эмиграцию. После подавления польского восстания 1830 года и бегства в Европу его уцелевших участников наместник в Царстве польском вел. кн. Константин Павлович организовал за ними слежку. Впоследствии агенты Константина Павловича перешли на службу в III отделение. Нахождение русской политической полиции в Европе облегчалось соглашением, заключенным в 1834 году между Россией, Австрией и Пруссией, о сотрудничестве в сборе сведений о политических эмигрантах и совместном воздействии на революционную прессу. Русская Заграничная агентура не могла обойтись без доброжелательной помощи правительств европейских государств и позже. Так, князь Отто Эдуард Леопольд Бисмарк обязал руководителя прусской тайной полиции В. Штиберта покровительствовать резидентам III отделения. В сотрудничестве немецкого политического сыска с русской Штиберт имел и свой резон – все русские агенты переставали быть для него тайными. Он мог контролировать их действия и направлять на борьбу с немецкими революционерами [231]231
  216 См.: Роуан Р. Очерки секретной службы: из истории разведки. М., 1946, с. 164; Черняк Е. Пять столетий тайной войны. М., 1964. С. 377.


[Закрыть].

Первый руководитель русского политического сыска в Европе барон К. Ф. Швейцер сформировал в 1840-х годах группу агентов из иностранцев. Но вскоре обнаружилось, что сотрудники Швейцера занимались главным образом мистификациями. Они сочиняли небылицы, оформляли их в виде отчетов-депеш и отправляли в Россию, получая за свои выдумки при-, личные вознаграждения. Когда обман вскрылся, III отделение почти полностью отказалось от услуг иностранцев и предпочло посылать в Европу своих проверенных агентов.

Я. Н. Толстой, друг молодого А. С. Пушкина, участник собраний «Зеленой лампы», член Союза благоденствия, человек образованный, наблюдательный и умный, многие годы оказывал помощь III отделению. Застигнутый восстанием декабристов в Европе и отказавшись возвращаться в Россию, он очень скоро принялся вымаливать прошение и каяться в вольнодумстве молодых лет. Его простили. Сидя в Париже, Толстой составлял для А. X. Бенкендорфа, а затем А. Ф. Орлова обзоры «о состоянии умов» западного общества и защищал Россию в журналах. В предвидении грядущих политических событий он проявлял незаурядную прозорливость. «Все крупные города,– писал Толстой в одном из донесений 1848 года,– в которых правительство имело неосторожность допускать открытие многочисленных фабрик, являются, особенно в дни, когда работа не производится, ареной шумных сборищ, обычно предшествующих бунтам. Вообще фабричные рабочие составляют самую беспокойную и самую безнравственную часть городского населения *(...)» [232]232
  217 Цит. по: Былое, 1926, № 3(37). Корректурный экземпляр. С. 180.


[Закрыть]. Конечно, к этим наблюдениям Толстого никто в III отделении не прислушивался. За тридцать лет службы III отделению им послано в Петербург около двухсот пятидесяти донесений, в том числе о настроениях русской политической эмиграции.

Граф Ф. И. Бруннов

Большую помощь III отделению оказывали дипломаты, принявшие на себя обязанности сыщиков. С политической полицией сотрудничали граф П. П. Пален в Париже, А. В. Татищев в Вене и граф Ф. И. Бруннов в Штутгарте и Лондоне.

Бруннов и его помощник Д. Н. Лонгинов особенно досаждали А. И. Герцену и его кругу [233]233
  218 См.: Перпер М. И. К истории борьбы царского правительства против вольной русской печати за рубежом//Археографический ежегодник за 1976 год. М., 1977. С. 98—100.


[Закрыть]. Чиновник Министерства народного просвещения в Париже князь Э. П. Мещерский постоянно выполнял поручения Бенкендорфа. Русский посол в Берлине граф Урби активно искал связи между Каракозовым и тайными западными сообществами [234]234
  219 См.: Былое, 1907, № 6. С. 297—304.


[Закрыть]. Все денежные операции по расчетам с зарубежными агентами III отделения приняло на себя Министерство внутренних дел.

По своим прямым обязанностям дипломатам приходилось в сотрудничестве с III отделением вести борьбу за возвращение в Россию политических эмигрантов П. В. Долгорукова, М. А. Бакунина, И. Г. Головина, Н. П. Огарева, Герцена и других. Когда же они категорически отказывались вернуться на родину, III отделение приступало к регулярной засылке своих секретных сотрудников в Париж, Лондон, Ниццу и другие города, где селились русские эмигранты. Агенты III отделения пытались препятствовать издательской деятельности эмигрантов, стремились выявить их связи с русскими революционными демократами и либеральной интеллигенцией.

В 1859 году управляющий III отделением А. Е. Тима-шев выезжал в Европу для инспектирования своей агентуры, озабоченный проникновением герценовских «Колокола» и «Полярной звезды» в Россию. Некоторых агентов Герцену удалось разоблачить, и они не смогли нанести существенного вреда вольной русской печати. «Шпионство усилилось до наглости»,– писал Герцен [235]235
  220 Герцен А. И. Собр. соч. Т. 27, кн. 1. М., 1963. С. 251.


[Закрыть]. В 1862 году III отделению удалось раскрыть его связи с группой петербургских радикалов. На основании попавших в руки полиции частных писем возникло «Дело о лицах, обвиняемых в сношении с лондонскими пропагандистами», нанесшее существенный удар по русскому освободительному движению. После смерти в августе 1868 года князя-эмигранта П. В. Долгорукова началась охота за его ценнейшими бумагами, окончившаяся их вывозом в Россию. Одновременно III отделение организовало погоню за С. Г. Нечаевым, скрывшимся от кары правительства за границей, его удалось выследить и добиться возвращения в Россию.

С появлением массовой русской революционной эмиграции в Европе III отделение в 1877 году увеличило число постоянных заграничных агентов до пятнадцати человек, часть из них в 1879—1880 годах разоблачил Н. В. Клеточников. По мнению руководителей III отделения, заграничная агентура состояла из очень слабых сотрудников. Когда 4 августа 1878 года С. М. Крав-чинский убил шефа жандармов Н. В. Мезенцева, временно исполнявший его должность генерал-лейтенант Н. Д. Селиверстов писал в русское посольство в Лондоне:

«Печальное событие 4 августа поставило меня в роли шефа жандармов, впредь до возвращения государя из Крыма. Его величеству угодно, чтобы я действовал как хозяин всего дела и приступил к некоторым преобразованиям. При существующей обстановке действовать успешно – дело невозможное, и я прошу Вашего содействия. Все то, что было заведено Шуваловым, запущено, а пресловутый Шульц (управляющий III отделением.– Ф. Л.),– может .быть, в свое время имевший способности,– теперь никуда не годится,– он только сплетничает, жалуется. Агентов у нас вовсе нет ни единого добропорядочного, и я обращаюсь к вам за помощью. Не можете ли вы отыскать таких, кои хоть по-польски говорят,– нельзя ли обратиться к знаменитому Друсквицу за указаниями? Благонадежному агенту я в состоянии платить до 20 тысяч франков, и при этом этот агент может работать непосредственно со мной, пока я шефом, или за сим с моим заместителем. Если бы возможно было нанять двоих, то было бы им, я полагаю, еще удобнее все дела направлять; второму агенту можно назначить 10 тысяч франков. Не откажите для пользы родины помочь. Шульц уверяет, что агентов-сыщиков и вообще агентов в России вовсе нельзя найти, что до известной степени справедливо. Извините за лаконизм: со дня убийства Мезенцева я работаю по 18 часов в сутки и боюсь свалиться с ног; я совершенно изнемогаю и проклинаю тот день, в который принял назначение товарища шефа жандармов. Ответ пришлите через Министерство внутренних дел,– иначе даже ко мне адресованные письма по почте приятель Шульца Шор все вскрывает» [236]236
  221 Цит. по: Богучарский В. Я. В 1878 году: Всеподданнейшие донесения шефа жандармов//Голос минувшего, 1917, № 9-10. С. 111 – 112.


[Закрыть].

Мы не знаем, дало ли какие-нибудь положительные результаты цитируемое письмо Селиверстова. Кравчин-ского изловить не удалось. Увы, он погиб в Лондоне под колесами поезда в 1895 году. Считалось, что произошел несчастный случай [237]237
  222 См.: Засулич В. И. Воспоминания. М., 1931. С. 92.


[Закрыть]. Селиверстова убил в Париже С. Падлевский пятью годами раньше. Смерть его относили на счет руководителя русской охранки в Европе П. И. Рачковского, и в это верили многие.

Анализируя неудачи русской заграничной агентуры, историк и участник революционного движения В. Я. Богучарский писал: «(...) констатируем, на основании неоспоримых исторических документов, замечательный в истории русского освободительного движения семидесятых годов факт: среди деятелей этого движения до 1878 года не нашлось никого, кто бы пожелал, продавшись жандармам, сделаться их «агентом» в среде русской эмиграции» [238]238
  223 Голос минувшего, 1917, № 9-10. С. ИЗ.


[Закрыть].

Заграничная агентура занималась политическим сыском, а он без предательства, провокации немыслим. Как могло III отделение иметь серьезную информацию о революционной эмиграции без помощи провокаторов? Заслать агента? Но эмиграция могла принять человека, равного себе по знаниям и интеллекту, с неоспоримыми заслугами перед освободительным движением. Где ж полиции такого взять? (...)

Последняя попытка оживить деятельность заграничной агентуры III отделения совпадает с последними месяцами его существования. Понимая, что революционное движение в России и эмиграция составляют единое целое, Лорис-Меликов в апреле 1880 года командировал своего представителя полковника М. Н. Баранова в страны Западной Европы для ознакомления с работой зарубежных полицейских служб, инспектирования деятельности секретных агентов III отделения и укрепления русского заграничного политического сыска [239]239
  224 См.: Зайончковский П. А. Кризис самодержавия 1870-х – 1880-х годов. М., 1964. С. 177.


[Закрыть].

Разочаровавшись в деятельности русской агентуры и превратившись в пламенного поклонника постановки дела политического сыска во французской полиции, Баранов с согласия Лорцс-Меликова попытался возродить русскую заграничную полицейскую службу с помощью французских специалистов. Баранов договорился с префектом Парижа, что за это дело возьмутся его ближайший помощник Мерсье и его коллеги из секретно-наблюдательной части парижской полиции. Баранов наивно полагал наладить сыск с помощью людей, не владевших русским языком и не знавших русской революционной среды. Для Мерсье и К [240]240


[Закрыть]наняли переводчика, и в Департамент полиции потекли бойкие донесения, сводившиеся главным образом к подробностям интимной жизни русских эмигрантов. От услуг французских коллег пришлось отказаться. Оказавшись в безвыходном положении, правительство решило, хотя и временно, пойти по пути совершенно недопустимому,– оно поручило руководство политическим сыском во Франции дипломату—русскому посланнику в Париже князю Н. А. Орлову, сыну покойного главноуправляющего III отделением А. Ф. Орлова [241]241
  225 См.: Оржеховский И. В. Указ. соч. С. 64—71, 92, 113—118, 177—180.


[Закрыть].

Департамент полиции лишь в 1883 году взял на себя руководство Заграничной агентурой. Ее главой в июле 1883 года директор Департамента полиции В. К. Плеве назначил завербованного им польского эмигранта Корвин-Круковского. Местом пребывания Заграничной агентуры был определен Париж. Круковский начал с увольнения скомпрометировавших себя сотрудников и найма новых из французов. Но вскоре помощник Плеве Г. К. Семякин пришел к выводу, что Круковский слабо разбирался в делах политического сыска, плохо исправлял свои обязанности и злоупотреблял в расходовании денег, переводимых ему из Петербурга на содержание агентов. Увольнение Круковского состоялось в марте 1884 года. Для этого в Париж специально приезжал заведующий Третьим делопроизводством Департамента полиции Семякин.

Третье делопроизводство образовало в своем составе иностранный отдел, состоявший из трех чиновников, собиравших сведения, полученные зарубежными агентами, координировавших их действия и выпускавших ежемесячные обзоры о положении в революционной эмиграции и осуществляло финансирование заграничной охранки. Содержание русской полицейской службы в Европе в 1884 году составляло пятьдесят восемь тысяч рублей [242]242
  226 См.: Агафонов В. /С. Указ. соч. С. 20.


[Закрыть].

Вместо Круковского Семякин предложил назначить руководителем Заграничной агентуры П. И. Рачковского, побывавшего в январе 1884 года в Париже со специальным заданием и хорошо зарекомендовавшего себя у высшего полицейского начальства. До назначения Рачковского заграничный политический сыск занимался только наружным наблюдением, его осуществляла группа из шести филеров-французов во главе с Барлэ. Рачковский продолжил развитие филеровского наблюдения, поставил внутреннее наблюдение, постепенно вербуя секретных агентов из эмигрантов. Внедрив в их среду своих людей, он устраивал разгромы народовольческих типографий, создавал динамитные лаборатории и выдавал их французскому правительству,– умудрялся делать все, чем увлеченно занимались его колдеги в России, даже перлюстрацией писем.

Рачковский распространил свои действия на те европейские государства, куда пустила корни русская эмиграция. Проникновение политического сыска в новые страны сопровождалось разрешением правительств этих государств на размещение в них представителей русской политической полиции.