Текст книги "Метод Макаренко (СИ)"

Автор книги: Феликс Кресс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

«На грани закрытия», – вспомнились слова Елены Павловны.

Что ж, завуч не соврала. То, что я вижу, не внушает оптимизма. Я ещё немного постоял, впитывая впечатления, затем решил ещё раз обойти здание. Сделал шаг и вдруг почувствовал на себе взгляд.

Я обернулся, почёсывая затылок. Старый рефлекс. Когда чувствуешь слежку, лучше изобразить растерянность, чем настороженность. В метрах пятнадцати, прислонившись к забору, стоял старик. Невысокий, сухонький, в поношенной рубашке и кепке. Поверх одежды на нём был надет яркий оранжевый жилет. В руках он держал метлу. Вероятно, дворник. Или сторож.

Увидев, что я обратил на него внимание, старик не отвёл глаз, а наоборот, медленно, с некоторым трудом выпрямился и неловко махнул рукой в знак приветствия, дружелюбно улыбнувшись. Закинув метлу подмышку, он неспешно заковылял ко мне, подволакивая правую ногу. Каждый его шаг сопровождался глухим шарканьем подошв по асфальту.

– Здравствуй, Егорка, – поздоровался он, когда подошёл ко мне поближе. Лицо у него было изрезано морщинами, как карта глухих просёлочных дорог, но глаза – светлые, не по-стариковски острые, внимательные.

Я на секунду задумался. Кто это? Знакомый прежнего Егора? Работает в школе? Быстро порылся в памяти, но ничего подходящего там не нашёл. Пришлось импровизировать.

– Привет, отец, – кивнул я в ответ, выбрав нейтрально-уважительное обращение.

Старик как-то странно на меня посмотрел. В его взгляде мелькнуло недоумение. Подслеповато прищурился, будто сверял меня с каким-то внутренним портретом человека, которого хорошо знал, но не узнавал. Ничего не сказав, он пожевал беззубым ртом, покряхтел и повернулся к школе, словно мы оба пришли сюда любоваться этим зданием.

– Печальное зрелище, – сухо констатировал он.

– Не могу не согласиться, – отозвался я, рассматривая ветхие стены. И тут меня посетила идея. Этот старик явно из местных. Нужно расспросить его, может, вспомню что-то или узнаю новое. – Слышал, её закрыть хотят.

Старик удивлённо на меня посмотрел и, осторожно подбирая слова, ответил:

– Ходит такой слушок…

– А эта школа единственная в городе?

Удивление старика усилилось. Он упёр метлу в землю и покачал головой.

– Не-ет, Егорка, что ты, – протянул он. – В прошлом году… да нет, уже почти два года назад, новую отгрохали. Там, – он махнул рукой за свою спину. Туда, где за чередой невзрачных хрущёвок угадывались очертания современных высоток, – в этих ваших новомодных районах. Красивая, вся такая, стеклянная, как теплица. Навороченная, с кондиционерами, умными досками завешана, компьютеры… и спортзал такой, что дворец позавидует. Красота. Вот только, – он протёр пальцами слезящиеся от старости глаза, – не для всех она. Да ты ж и сам должен это знать.

Я навострил уши. В его последних словах прозвучал не столько вопрос, сколько упрёк. Старик говорил так, будто я был причастен к тому, что происходило сейчас со школой. Но я понятия не имел, о чём он говорит.

– В каком смысле «не для всех»? – переспросил я.

Старик издал удивлённый хмык, будто я спросил, кто сейчас президент.

– Так для обеспеченных она, Егорка. Для тех, кто в новых домах живёт, у кого денежка водится. А ребятишкам из этих пятиэтажек дорога одна: в старую школу в пригороде. Там такая же, как и эта – полупустая. На автобусах с двумя пересадками добираться придётся. Полтора часа в одну сторону.

Старик помолчал, давая мне осознать сказанное.

– Вот наверху и решили: к чему две полупустые школы содержать? Объединим, мол, в одну. Экономия. Рационализация, – последнее слово он выговорил по слогам с таким презрением, будто это было ругательство. – Неужто мамка тебе ничего не рассказывала? Она ж в самой гуще этих дел.

Я нахмурился. Вопрос о матери был интересен. Кем она работает, я понятия не имел, не успел ещё узнать. Предполагал, что Зоя Валентиновна трудится в школе. Директором или учителем. Но, похоже, я маленько ошибся. Или не маленько.

– Может, и говорила, – уклонился я от прямого ответа.

Я отвернулся от школы и сел на покосившийся забор. Он жалобно скрипнул под моим весом, но устоял.

– Но я забыл. Меня машина недавно сбила, – я притронулся к свежему шраму на виске, который ощущался под пальцами как выпуклая нитка. – Теперь с памятью беда. Провалы. Тут помню, там не помню. Как чёрно-белое кино. Вижу яркие моменты, а между ними – пустота.

Старик опёрся на метлу, будто на посох, и сочувственно посмотрел на меня.

– Вот оно как… – протянул он, словно разгадав загадку. – Теперь понятно. А я-то дивился… Раньше, как было. Пройдёшь мимо – кивнёшь еле-еле. «Здравствуйте, Николай Семёныч». И дальше, по своим делам ушуршал. Вечно куда-то спешил. Ни словечка лишнего не говорил. Точь-в-точь как твоя мамка, – он тихо, скрипуче рассмеялся. – А сейчас… «отец». Непривычно.

– Извини, если невзначай обидел чем, – сказал я, пожимая плечами. – Честно, не помню. Может, и впрямь вёл себя не очень.

Старик замахал свободной рукой.

– Нет-нет, что ты! Не за что извиняться. Не обижал ты меня. И никого не обижал. Ты рос славным парнем. Тихим. Послушным. – Он сделал паузу. – Слишком послушным, пожалуй…

Старик внезапно замялся, взгляд метнулся куда-то в сторону, избегая встречи с моим. От меня эти перемены не укрылись. Вероятно сболтнул что-то такое, о чём тут же пожалел. Этот момент заинтересовал меня не на шутку. Но давить не стал. По старику видно, что он больше ничего на эту тему не расскажет. Просто уйдёт, и всё.

Отложил эту тему в памяти, пометив её флажком: «Срочно разобраться». Нужно будет ещё раз побеседовать со стариком, раскрутить его на историю. Мне ведь нужна любая информация, каждая мелочь. Как-никак это теперь моя жизнь, не чужая. И я должен владеть всеми вводными, чтобы понять, кто я и что со мной происходит.

Я решил вернуть разговор в более безопасное, но информативное русло – к школе.

– А почему закрывают школу? Раз многим детям придётся чуть ли не в другой город ездить, значит, она нужна здесь.

Николай Семёныч издал смешок. Снял кепку, провёл мозолистой ладонью по редким, всклокоченным седым волосам и снова нахлобучил её на голову.

– Место, Егорка, – нехотя ответил он. Взгляд его посмурнел, как у человека, который слишком многое видел и уже перестал удивляться. – Место нужно. Ходят слухи… – он понизил голос, хотя вокруг, кроме нас, ни души не было, – что здесь торговый центр хотят возвести. Новомодный, с кинотеатром и с этим, как его там… фуд-кортом. Вот! А земелька-то муниципальная. Школу – под снос, дома вокруг, – он обвёл округу рукой, – туда же. Взамен обещают квартиры в новых домах. Но… – Старик криво ухмыльнулся. – Верится слабо. Особенно тем, кто здесь всю жизнь прожил.

Он чиркнул взглядом по ближайшим домам. Я тоже посмотрел.

– И мать должна об этом что-то знать? – уточнил я.

– А как же, – подтвердил старик. – Она ведь теперь в мэрии работает. Девка неглупая, выбилась в люди, – прибавил он с ноткой гордости, будто говорил о собственной дочери. – По-любому в курсе того, что задумали. Должна быть в курсе.

Я завис.

– В мэрии?.. – переспросил я. – Не в школе?

– Нет уж. Какая школа с её-то характером? Она то ли в отделе по связи с прессой, то ли кем-то при управе работает. Не знаю. Бумагой ворочает, решения какие-то подписывает. Шустрая. Многих своих бывших коллег туда пристроила, чтоб не пропали.

Вот те раз. Мать у меня, оказывается, чиновница. Неожиданный поворот событий. Очень интересный. Это многое объясняло в её властных манерах. И это же добавляло горький привкус к истории со школой.

– И что, прям вот так в открытую могут выселить всех, школу закрыть, всё снести и построить новое? – спросил я, размышляя о законности подобных действий.

Всё это мало походило на современные реалии, о которых я успел узнать. Больше похоже на прежние, старые времена. Но, возможно, я что-то упустил. Или этот город живёт по своим, особым правилам.

Старик снова зашёлся скрипучим смехом.

– Нет, не так просто. Всё будет по закону. Бюджета на школу нет – это раз. Само здание в аварийном состоянии – это два. – Он обвёл взглядом окружающие пятиэтажки. – Что видишь?

Я посмотрел. Облупившаяся штукатурка, ржавые балконы, забитые окна первых этажей в некоторых подъездах.

– Разруху вижу, – констатировал я очевидное. – Запустение.

– Вот-вот, – кивнул старик. – Народ здесь разный живёт. Не все… ну, ты понимаешь. Мало кто ремонты делает. Кому охота вкладываться, если слухи ходят о сносе? А где бедность да безнадёга, там и пожары случаются. Потом скажут, что жильё аварийное, риски для жизни и здоровья людей. Кто захочет жить в таком? И вот тебе законная причина снести всё к чертям, Егорка. Прецедент.

Старик сплюнул в сторону и сжал метлу покрепче.

– Бюрократия теперь новая религия. Бюджета на школу не хватает, а тут вот «инвесторы» нашлись. Построят торговый центр, пару парковок обустроят, будет «развитие района». Красиво звучит, правда?

Я не ответил, уставившись в пустоту. Старик, заметив моё молчание, вдруг засуетился.

– Да что это я… Мелю языком всякую чепуху, а работы по горло. Пойду делом займусь.

Он сделал шаг, но замер.

– А ты, Егорка… лучше у матери всё выспроси. Она тебе толково объяснит, не то что я, старый.

Посмотрел на старика, но он по-прежнему избегал прямого взгляда, уставившись куда-то в сторону.

– Рад был поболтать, – прошамкал он. – Спасибо… что не прошёл мимо.

Затем, не дожидаясь ответа, он заковылял прочь. Я проводил его задумчивым взглядом, пока он не скрылся за углом. Странный старик. И, очевидно, знает больше, чем говорит. Боится чего-то. Или кого-то. Его слова стали для меня ещё одним элементом головоломки.

Я снова посмотрел на школу, затем на окружающие дома, на пустынную улицу. Картинка складывалась классическая, до боли знакомая. Земля в центре города (пусть и не в самом престижном районе, но всё же), которую нужно освободить под застройку. Сначала доводят инфраструктуру до ручки, создают невыносимые условия, ждут «прецедента» (пожар, обрушение), а потом следует «вынужденное переселение» и «рациональное использование территории». Только раньше всё делали грубо: рейд, подкуп, угрозы. Теперь методы стали тоньше, прикрыты бюрократией и «законом». Но суть одна и та же. Поспешил я с выводами, что девяностые канули в Лету.

А ещё была Зоя Валентиновна. Моя нынешняя мать. Если она причастна к этому, тогда почему её сын работал в этой самой школе? Случайность? Или часть какой-то более сложной схемы? Может, её задачей было держать руку на пульсе и контролировать ситуацию изнутри через своего человека? А послушный сын как раз и был этим человеком?

Информации было мало, а предположений – слишком много. Возможно, и к лучшему, что район хотят перестроить и уберут разруху. Может быть, всё не так, как кажется, и никто не выживает намеренно людей, чтобы построить свой торговый центр на чужих костях.

Может, мне стоит просто принять новую действительность и не лезть в это. В конце концов, прошлую жизнь я хоть и помню обрывками, но даже их хватает, чтобы понять – я и не пожил-то толком. И вот он шанс на нормальную, сытую жизнь. Найду жену, заведу детишек. Квартира, машина, потом дача, пёс и счастливая старость.

Но природным у меня было не только любопытство, жгучее и неутолимое, но и подозрительность. Я привык докапываться до самой сути вещей, не принимать на веру красивые слова и обещания. Здесь пахло большим делом. Не криминалом в его привычном, бандитском виде, а чем-то более изощрённым. Но от этого не менее дурнопахнущим.

Я посмотрел на вечереющее небо и вздохнул. Уже понимал, что не видать мне дачи и спокойной старости.

– Горбатого могила исправит, – ни к кому не обращаясь, проговорил я, а потом рассмеялся. – Хотя тебя, Макаренко, и могила не исправила.

Встав с забора, пошёл в обратном направлении. Решение относительно предстоящих действий было сформировано. Оставалось уточнить детали и пообщаться с Зоей Валентиновной.

Мысль о её возможной причастности к «грязным схемам» была неприятна, но требовала проверки. Пусть она и ощущалась сейчас чужим человеком, но она была моей матерью. И если эта женщина вляпалась в дерьмо, я должен её оттуда вытащить. Иначе я предам самого себя.

А ещё есть брат, которому нужна моя помощь. Уже только ради него одного стоит побывать в школе и проверить, что там происходит. Что, если и он в этом замешан? Тогда нужно и его вытаскивать. Частенько крайними делают как раз вот таких руководителей…

Ну что ж, я ускорил шаг. Welcome to the real world, Егор Викторович. Вернее, welcome back.

Глава 4

Обдумывая новую информацию, я чуть было не прошлёпал поход в магазин. Очнулся уже возле дома. Повезло, что я свернул не там и вышел к дому с другой стороны, где и отыскался магазин. И не только он один, но и целый мини-центр. На первых этажах нашего дома в рядок выстроились аптека, парикмахерская, кафешка и много каких-то других контор. Удобно, ничего не скажешь.

Сам магазин поразил разнообразием продуктов и прочих товаров. Чего там только не было. Я сначала даже заблудился, пока нашёл нужное. Позабавил охранник, который с важным видом вышагивал за мной по пятам. Рожа моя ему не понравилась, что ли?

Как бы там ни было, я справился и отыскал всё из списка Зои Валентиновны и сейчас стоял в очереди, медленно продвигаясь к кассе.

Впереди меня стояла бабушка «божий одуванчик». Ссутулившаяся фигурка в старомодном платочке, сосредоточенно пересчитывала железные и бумажные рублики. Значит, наличкой всё ещё пользуются. Утром при виде карты, я подумал, что мир окончательно перешёл на цифровые рельсы, и наличка вымерла, как вид. Но нет, вот она, родимая, жива и даже звенит.

За кассой сидела девушка лет двадцати пяти на вид, с ярким макияжем, неестественно длинными ресницами и выражением лица, говорящим: «Я уже всё в этой жизни повидала, и всё мне опостылело». Она неспешно водила каждым товаром перед сканером со скучающим видом. Последний пакетик «Вискаса» пискнул, и она, не глядя на старушку, монотонно объявила:

– Семьсот восемьдесят рублей. Наличными или картой?

Бабушка, сжав губы в тонкую ниточку, ещё раз пересчитала купюры, потом монеты, сверяясь с цифрой на дисплее. Вдруг её лицо сморщилось от смущения и досады.

– Внученька, – обратилась она к продавщице. – У меня десяти рублей не хватает. Можно, занесу с утра? Прости ты меня, старую.

Девушка закатила глаза и цокнула языком.

– Нельзя, – процедила она. – Считать заранее надо. Здесь вам не благотворительность.

Я приподнял бровь. Вот уж реакция так реакция. Девушка на вид молоденькая, но такая злая, будто она успела прожить целых десять жизней. Видела и осаду Трои, и закат Римской империи, застала блокаду Ленинграда, мор, чуму и дефолт на сдачу.

Тем временем бабушка, ссутулившись ещё больше, поправила свой платочек и убрала один из трёх пакетиков «Вискаса». Постояла так секунду, а потом вернула пакетик на место и выложила на кассу батон.

– Вот, – сказала она уверенно. – Отмени хлеб.

Кассирша снова закатила глаза, взмахнула своими ресницами-метёлками, набрала полную грудь воздуха и проорала так, что у меня в ушах зазвенело:

– Га-а-а-ля-я-я! У нас от-ме-е-на!

От неожиданности я даже дёрнулся. Это что за военная тревога? Что за Галя? Что за «отмена»?

Позади хихикнула какая-то девчушка, а бабушка снова виновато посмотрела на девушку, потом обернулась и встретилась со мной взглядом. В её выцветших глазах мелькнул стыд за всю эту неловкую ситуацию.

– Извини, – прошелестела она, – что задерживаю.

Мне стало не по себе. Не из-за задержки, а из-за ситуации в целом. Неужто десять рублей – это так много?

Я посмотрел на её продукты. Сколько у неё там? Семьсот рублей? Много это или мало я не знал. Судя по продуктам, которые она оставила, мало. Еды-то кот наплакал.

Думаю, денег у меня должно хватить. Не сказать, чтобы я был сильно добренький. Нет, я далеко не ангел и грехов у меня хватало. Но вот пройти мимо стариков и детей в беде никогда не мог.

– Слышь, красота, – обратился я к кассирше. – Я оплачу покупки этой женщины. Отмените вашу Галю.

Бабушка ахнула. Кассирша приподняла бровь, но спорить не стала. Пожав плечами, как бы говоря «ваши деньги», она вернула батон на ленту и спросила уже обычным, безэмоциональным тоном:

– Картой или наличными?

Я достал телефон и показал ей его, как в том новом фильме с Уиллисом и рыжулей с мультипаспортом.

– Картой.

– Прикладывайте, – скомандовала кассир.

Я подвис. Куда прикладывать-то, блин? В моё время прикладывали кирпич к голове, а карточкой проводили по терминалу. Но здесь я ничего подходящего не видел.

Бабушка, заметив моё замешательство, осторожно тронула меня за рукав и шепнула, показывая на небольшой мониторчик:

– Сюда, внучек, карточку. Или телефон, если она у тебя в телефоне. Приложи, и всё.

Карта в телефоне? Как много нужно ещё узнать…

– Спасибо, бабуля, – сказал я и приложил телефон той стороной, где была карта, к мониторчику. Терминал издал одобрительный писк, экран мигнул зелёной галочкой и надписью «ОПЛАЧЕНО». Магия. Ни пин-кода, ничего. Просто приложил и готово.

– Чек нужен? – буркнула продавщица, не желая тратить ни секунды лишнего времени.

Я посмотрел на бабушку. Она добродушно помотала головой в ответ.

– Мне отчитываться не перед кем, а Муська корм ест и без чека, – пошутила она. Муська – это, надо полагать, кошка, которой она корм купила.

– Пакет нужен? – спросила девушка, когда приступила к моим продуктам.

Улыбнувшись, достал из кармана аккуратно сложенный вчетверо плотный фиолетовый пакет с логотипом какого-то другого магазина, который предусмотрительно прихватил из дома.

– Не-а, я со своим.

Девушка почему-то снова закатила глаза, будто я какую-то глупость сморозил. А вот бабушка уважительно, с одобрением кивнула.

– Спасибо, – проговорила она. – Выручил старую.

– Не за что, бабуля, – отозвался я, заканчивая складывать покупки во второй пакет. Сам же подумал, что надо бы как-то узнать, сколько у меня вообще денег на карте. В банк сходить, что ли. Эта современная система оплаты требовала более глубокого изучения.

Я вышел на улицу и зашагал домой. Но не успел отойти и на два десятка метров, как услышал за спиной быстрые, шаркающие шаги. Оглянулся и увидел, что меня нагоняет та самая старушка из магазина.

– Внучок! Постой! – окликнула она, запыхавшись. Я остановился.

– Возьми, пожалуйста, – она протянула мне смятые купюры. – Тут вся сумма, только десять рубликов не хватает.

Брать их я не собирался. Моя собственная покупка обошлась мне в четыре раза дороже, а продуктов у меня было не сильно больше, чем у неё. Значит, бабушка брала самое дешёвое. Не шикует старушка.

– Не надо, бабуля.

– Как же это не надо? – Возмутилась она неожиданно упрямо. Она предприняла очередную, довольно настойчивую попытку засунуть деньги мне в карман. – Я милостыню не просила! Я в долг взяла!

– Бабуля, – чуть строже сказал я, останавливаясь и глядя ей в глаза. – Я же сказал, не надо. Вон, корм возьмите лучше, порадуйте вашу Мусю.

Старушка замерла, разглядывая меня. В её мутноватых глазах боролись гордость и благодарность. Вдруг они подозрительно заблестели, навернулись слёзы. Ну вот, только этого ещё не хватало. Но бабушка оказалась крепким орешком. Она сглотнула, моргнула, и слёзы исчезли, не пролившись.

– Спасибо, внучок. Дай бог тебе здоровья.

– Благодарю. И вам здоровья, уважаемая. До свидания, – буркнул я, слегка смущённый, и ускорил шаг.

В подъезде меня ждал очередной выбор: пешком по лестнице идти или на лифте подняться? Я посмотрел вначале на два пакета в руках, затем на лестницу. На секунду организм попытался дать слабину, и я даже сделал шаг к лифту. Но я мысленно влепил себе «леща» и потопал вверх по лестнице. Раз уж решил заняться собой, нужно идти до конца и не сачковать, пусть даже и в мелочах.

* * *

Когда вошёл в квартиру, в прихожей уже горел свет, а из комнаты доносились звуки включённого телевизора. Зоя Валентиновна дома. Отлично, не придётся откладывать беседу. Начнём с мирного разговора, а там посмотрим, куда ветер подует.

Я прошёл на кухню, поставил пакеты с продуктами на стол. Зоя Валентиновна стояла у раковины и мыла посуду.

– Ты поздно, – произнесла она, не оборачиваясь.

– Гулял, – я принялся выкладывать продукты. Мысленно же готовился к разговору, подбирал нужные вопросы. – Места знакомые вспоминал.

Мать не обернулась, лишь слегка склонила голову, прислушиваясь. Вода текла ровной струйкой. Не отрываясь от мытья тарелок, Зоя Валентиновна поинтересовалась:

– И как успехи?

– Неплохо, – ответил я, присаживаясь на стул и разглядывая её профиль. Лицо у неё было сосредоточенным и каким-то настороженным. – Кое-что важное вспомнил. Например, что школу, в которой я работаю, закрывают.

Руки Зои Валентиновны замерли на долю секунды. От меня не укрылось то, что её плечи, до этого расслабленные, чуть напряглись. Она продолжила мыть тарелки, но движения стали резче.

– Да, – коротко бросила она. – Такое решение принято. Экономически нецелесообразно содержать два учебных заведения в нашем городе.

– Я там был сегодня, – продолжил я, не отрывая от неё взгляд. – Общался с местными. С интересным дедом познакомился. Николай Семёнович, кажется. Знаком такой?

На этот раз реакция была явственней. Значит, мне не показалось, и мать с тем стариком знакома. Плечи Зои Валентиновны вздрогнули, но голос она успела взять под контроль.

– Старый болтун. Много чего наболтать может, не имея понятия о реальном положении дел.

– Может, и болтун, – согласился я. – Но кое-что меня заинтересовало в его рассказе. Новая школа «для избранных», например. И про торговый центр интересно, который хотят построить на месте старой школы.

Я сделал небольшую паузу.

– Зоя Валентиновна, у меня вопрос. Какова настоящая причина закрытия школы? Неофициальная. Что на самом деле происходит?

Тарелка выскользнула у неё из рук и с глухим стуком ударилась о дно раковины.

– Да что б тебя… – процедила Зоя Валентиновна сквозь зубы.

Она сполоснула тарелку, поставила её на сушилку и выключила воду. Повернулась ко мне. Лицо было бледным, губы плотно сжаты. Но собой Зоя Валентиновна владела довольно хорошо, потому что на лице не было видно ни единой эмоции. Молча, отрывистыми движениями она вытерла мокрые руки о полотенце.

– Причина закрытия школы только одна, – сказала она, присаживаясь напротив меня за стол. – Она не даёт результатов. Показатели успеваемости низкие, ЕГЭ сдают хуже среднего по области. Дети уходят в другие школы. Контингент… сложный. Бюджета на содержание старого здания и приведение его к современным нормам не хватает. К тому же в городе теперь есть другая школа. Современная, оборудованная по последнему слову техники. Не хуже, чем в Москве. Детям нужно давать лучшее.

Я слушал, кивая, с деланным пониманием на лице. Каждая её фраза была отточена, словно она репетировала этот ответ не раз и наверняка так оно и было.

– Угу, – протянул я, когда она закончила. – Всё логично. Рационализация. Экономическая целесообразность. Красивые слова. А строительство торгового центра на руинах школы и окрестных домов, – я ткнул пальцем в стол, – это просто счастливое совпадение для инвесторов, я верно понял?

Зоя Валентиновна застыла. Буквально. Она даже перестала дышать на несколько секунд. Вся её выстроенная защита, весь этот чиновничий лоск, мгновенно испарились, обнажив женщину, которую только что ткнули в открытую рану.

Лицо её окаменело, в глазах вспыхнула паника, быстро сменившаяся холодной, железной решимостью. Все те немногие проявления мягкости или даже усталости исчезли мгновенно. Передо мной предстала новая грань этой женщины.

– Не лезь в это, Егор, – отрезала она низким, с хрипотцой голосом. Это была не просьба матери к сыну, а приказ. – Не лезь. Ты ничего не понимаешь.

Ну вот. Спокойного разговора не выйдет. Её реакция была красноречивее любых слов. Зоя Валентиновна увязла во всём этом по самую маковку. Теперь у меня не было никаких сомнений. Старик был прав. Может, не во всех деталях, но в главном – да.

Я медленно поставил локти на стол, сложил руки перед собой и подался вперёд, сокращая расстояние между нами до минимума. Сейчас я особо внимательно отслеживал малейшие изменения в мимике моей новой матери.

– Мама, – сказал я, впервые за все эти дни назвав Зою Валентиновну так, как она того желала, и увидел, как её глаза чуть расширились. – Расскажи мне всё. Всю правду. Я не маленький мальчик, которого можно отправить в комнату, чтобы не мешал. Я твой сын. Взрослый. А ещё я учитель в той школе, которую хотят уничтожить. Я имею право знать, с чем мы имеем дело. Расскажи, и мы вместе придумаем, как быть дальше. Ты же хотела, чтобы я вспомнил? Так вот, я вспоминаю. Не всё, но достаточно. Достаточно, чтобы понимать: новая школа не вместит и половины детей города. То, что вы делаете, это не «рационализация», а отжим самый настоящий. Вы выселяете детей на мороз. И я не хочу верить, что моя мать принимает в этом участие. Осознанно.

– Довольно! – крикнула она и с силой ударила ладонью по столу. От удара сахарница, стоявшая неподалёку, подскочила и звякнула крышкой. Зоя Валентиновна вскочила на ноги, стул с грохотом отъехал назад. – Довольно! Ты понятия не имеешь, о чём говоришь! Ты сидишь тут, со своей вышибленной памятью, и строишь из себя благородного! Ты не знаешь, что здесь происходит! Ты не знаешь… – она оборвала себя на полуслове, схватившись за голову, и начала метаться по небольшой кухне, как тигрица в клетке. Её дыхание стало частым и прерывистым.

Внезапно она встала, как вкопанная и резко обернулась. Сделав несколько торопливых шагов, нависла надо мной и выставила указательный палец, наставив его прямо мне в грудь.

– Я сказала тебе: НЕ ЛЕЗЬ, – прошипела она. – Мне хватило и одной аварии, чтобы… – голос её сорвался. Она прикусила губу, будто сделала что-то непоправимое. Глаза её наполнились ужасом. Не передо мной – это ясно как божий день, а перед тем, что она только что выпустила наружу.

В комнате стало тихо, как в склепе. Словно всё замерло, включая время.

«…хватило и одной аварии…»

Так вот, оно что. Вот откуда ноги растут. Авария, в которую попал прежний Егорка, была неслучайна. Его пытались устранить, чтобы оказать давление на Зою Валентиновну. Показать ей, что будет, если она не подчинится. Возможно, это было предупреждение. Или наказание, если учесть тот факт, что теперь в его теле я.

Мать стояла, тяжело дыша, глядя на меня расширенными глазами, полными отчаяния и страха. Потом медленно, с видимым усилием, она выпрямилась и сделала пару глубоких вдохов-выдохов. Пригладила ладонями волосы, поправила складки на кофте. В её движениях вновь появилась железная выдержка.

– В общем, ты меня услышал, – спокойно сказала она, не глядя на меня, и пошла к двери. – Если нет, тогда я вынуждена буду принять… меры. Я устала, Егор. Очень устала. Пойду прилягу. Доброй ночи.

Сказав это, Зоя Валентиновна, не дожидаясь от меня ответа, покинула кухню.

Я же остался сидеть за столом, глядя на пустой дверной проём. Значит, так. Во-первых, старик был прав. Всё очень грязно и связано с большими деньгами и переделом земли. Во-вторых, Зоя Валентиновна в центре этого болота.

Возможно, сначала она сунулась сдуру, а когда поняла, попыталась выйти. Да кто ж позволит? Скорей всего, сейчас она действует не по своей воле. Её шантажируют и угрожают. Даже попытались убрать сына. И теперь она, как загнанный в ловушку зверь, пытается выгрести ценой школы и судеб сотен детей.

Боится она не за себя, а за меня. Значит, угроза реальна. И исходит от людей, которые не остановятся перед одним, а возможно, и перед вторым трупом.

Нужно начать копать в этом направлении. Ниточка нашлась. Стоит потянуть за неё, и постепенно я размотаю этот клубочек.

Есть не хотелось совершенно, поэтому я встал, щёлкнул выключателем и пошёл в свою комнату. Осталось ещё одно дельце на сегодня.

Глянул на настенные часы – девять вечера. Нормально. Елена Павловна ещё не должна спать. Взял свой смартфон в руки и уставился на чёрный прямоугольник экрана.

Как его оживить, я понятия не имел, эти новые технологии пока были для меня загадкой. В первые дни после пробуждения он беспрерывно пиликал, звенел и жутко раздражал. А потом он умолк, и я этому факту был только рад. Но сейчас мне нужно было позвонить, чтобы сообщить о своём решении.

Я снял чехол и стал осматривать корпус телефона. Сбоку были кнопки «плюс» и «минус». Очевидно, это громкость. Чуть ниже отыскалась ещё одна кнопка. Если следовать логике, кнопка включения. Всё-таки любая техника должна как-то включаться и выключаться.

Едем дальше. В девяностых мобилы заряжали. Значит, и сейчас их нужно заряжать. Не думаю, что смартфоны настолько поумнели, что сами себя как-то питают энергией из воздуха. Я повертел телефон в руках. Ага. Снизу увидел несколько разъёмов. Один был круглый, маленький. Слишком маленький, вряд ли это подойдёт для зарядки. А вот тот, что побольше – вполне.

Я встал и принялся обшаривать комнату на предмет подходящего провода. Он нашёлся в ящике стола. Короткий, белый, с разъёмом, который идеально подошёл к телефону. Воткнул его в розетку, вставил второй конец в разъём на телефоне, и экран мигнул, показывая низкий уровень зарядки. Ну вот, вроде всё получилось.

Пока телефон заряжался, сходил в душ. Вернувшись, увидел, что на экране горит уже зелёная полоска. Отсоединил провод, нашёл ту самую кнопку сбоку и нажал. Но ничего не произошло.

Я почесал затылок. Что не так? Вспомнил, как мы включали и выключали мобилы. Тогда нужно было зажать кнопку и подождать. Решил проделать то же самое. Зажал кнопку включения, и на этот раз всё получилось. Телефон вздрогнул, засветился, и на экране поплыл какой-то логотип.

И тут началось светопреставление… Как только система загрузилась, экран взорвался каскадом оповещений: «Вам сообщение», «Пропущенный вызов от…», «Уведомление из 'ВКонтакте»«, 'Обновление приложения доступно». Десятки значков, названия которых мне ничего не говорили. Я смотрел на это нашествие, как на вражескую армию.

– С вами, – пообещал я, – разберусь в другой день. По одному. Ну а пока…

Нажал на иконку с зелёной трубкой. Открылся журнал вызовов. Покрутил. Там было много незнакомых имён и номеров. Наконец, нашёл контакт с надписью «Елена Павловна». Набрал. Долго ждать не пришлось. Буквально на третьем гудке я услышал взволнованное:

– Алло? Алло, Егор Викторович, это вы?

Возле телефона она дежурила, что ли, раз так быстро ответила?

– Привет, Павловна. Это я, да. Готов дать ответ, – перешёл я сразу к делу, не тратя время на прелюдии. – Я выйду на работу.

В трубке молчали. Я почти слышал, как завуч затаила дыхание. Видимо, переваривала информацию, ожидая какого-то подвоха или дальнейших условий. А потом, не услышав ничего подобного, схватила быка за рога.