Текст книги "Метод Макаренко (СИ)"

Автор книги: Феликс Кресс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2

Новочепецк, 2025

Я не умер. Вернее, умер, но почему-то не до конца. Вот только есть нюанс. Даже два. Я теперь не опер, и на дворе не девяносто седьмой. А-а… Фух! До сих пор не привыкну.

Бегу себе, никого не трогаю. Утренний парк обволакивает меня свежестью и тишиной. Только я, дорожка под ногами и стройные берёзки, словно стражи, по обе стороны. Ни суеты людей, ни рёва моторов. Воздух чистый, пропитанный ароматом зелени, хочется вдыхать его полной грудью. По-настоящему привольно, благодать.

Новое тело, конечно, ворчит – мышцы протестуют, дыхание сбивается, сердце колотится, как у загнанного кролика. Но ничего. Уже третий день я учу его работать по новым правилам и показываю, кто в доме хозяин.

– Егор Викторович! – пропыхтел позади настойчивый женский голосок, безжалостно вклиниваясь в мой идеальный, утренний мирок.

Я мысленно поморщился. Вот же… догнала всё-таки.

– Егор Викторович, ну, подождите же вы!

Притормозив, развернулся к своей преследовательнице. Елена Павловна, завуч по учебно-воспитательной работе, прибавила в скорости, нагоняя меня. Невысокая, худенькая, лицо розовое от бега, волосы растрепались, одна прядь прилипла к щеке. Поправив её за ухо, она тяжело выдохнула, уперев одну руку в бок.

– Егор Викторович, вы не можете так с нами поступить, – выдала она, стараясь отдышаться.

Этот разговор у нас продолжается уже второй день. Она позвонила вчера, хотела узнать, когда выйду с больничного и вернусь в школу. Ну а я сказал ей, что не выйду вовсе. Ну и понеслись уговоры. Надо было по факту заявление написать.

– Могу. И буду, – отрезал я. – Я память потерял частично, Елена Павловна. Как я, по-вашему, буду детей учить, если сам местами ни черта не помню?

Она всплеснула руками, как человек, у которого кончились аргументы, и, кажется, на секунду даже захотела топнуть ногой. Возразить ей было нечего.

Удовлетворённо кивнув, я развернулся и продолжил бег, решив, что на этом наш разговор окончен. Но сегодня Павловна была настроена решительней, чем вчера.

– Егор Викторович! – прокричала она мне вдогонку, звенящим от упрямства голосом. – Я всё придумала!

Я сбился с шага. Так, интересно… Это что-то новенькое. Природное любопытство, которое, как оказалось, никуда не делось и в этой жизни, заинтересованно приподняло голову. Я вернулся к стоящей на месте девушке и склонил голову набок, махнув ей рукой, приглашая озвучить свой гениальный план.

Павловна приободрилась, глаза её заблестели, и, вдохновлённая моим вниманием, она зачастила, как заведённая:

– Мы с вами никому не скажем, что у вас проблемы с памятью! – с жаром выдала она.

Я расхохотался.

– Великолепный план, Елена Павловна! Надёжный, как швейцарские часы! – Я театрально похлопал в ладоши. – Только вот… не убедили.

– Постойте! – Она схватилась за мою руку, словно утопающий за спасательный круг, и посмотрела на меня с отчаянной надеждой в глазах. – Это ещё не всё! Я же вам помогу! Ну, вспомнили же вы меня! И то, что работаете в школе… Значит, и остальное вспомните! Постепенно, со временем! Я же была вчера у вашего врача. Он сказал, что ваша память полностью восстановится. Вы же и так уже многое вспомнили!

И ведь отчасти чертовка была права. Я и правда начал вспоминать, кто я и откуда. Вот только была одна маленькая проблема. Огромная проблема, на самом деле. Я – мент, который погиб в 1997 году. От учителя у меня только фамилия была, да и так канула в Лету. Так уж исторически сложилось.

Очнулся я в больнице в 2025 году. В себя пришёл в теле какого-то субтильного хлыща, в совершенно новом для меня мире. Поначалу ничего не помнил. А потом начали возвращаться воспоминания. Сначала я думал, что крышечка у меня отлетела после того, как близко познакомился с бампером какого-то козла. Но позже я понял, что сбили на остановке не меня, а тело моего предшественника, и работаю я теперь преподавателем русского языка и литературы. Вот мать посмеялась бы.

Он погиб, а его тушку занял я Александр Александрович Макаренко, капитан милиции. Воспоминания «нового» тела начали чередоваться с воспоминаниями из моей прошлой жизни. Это была самая настоящая пытка.

Но спустя несколько дней упорной борьбы с самим собой, я смог отделить зёрна от плевел и навёл в своей головушке хоть какой-то порядок. Так я и узнал, что в прошлом был опером. Лихих девяностых хлебнул сполна и даже повоевать успел.

Характер у меня был под стать времени. Ну а как иначе? Мы выживали, как могли. Удалось вспомнить некоторых коллег, родителей с братом и невесту мою – Маринку. А вот детей у меня не было, не успел. Да и помер я рановато – за день до своей тридцатки. Это я помнил точно. Остальное же всё пока не вспомнил.

Сказать, что я охренел – ничего не сказать. Каюсь, на сутки я завис, пытаясь осознать произошедшее и рефлексируя. Ну а потом принял свершившееся, как факт и взял ноги в руки, став действовать.

Начать решил с физкультуры, потому что тело досталось мне, скажем так, не в самой лучшей форме. К тому же спорт всегда помогал мне привести мозги в порядок. Как говорится, в здоровом теле – здоровый дух. Так я рос, так меня воспитывали! Вот и здесь решил не изменять себе.

А подумать было над чем. Всё-таки новая жизнь, новое время, даже город новый – Новочепецк. Я о таком раньше даже и не слышал. А ещё с памятью проблемы. Мне пока совершенно непонятно, чем занять себя в этом новом мире и куда двигаться.

Тем временем Елена Павловна, видя мою задумчивость, которую она, очевидно, интерпретировала как глубокие размышления на тему нашего разговора, засучила рукава и принялась напирать.

– Поймите же, Егор Викторович, вам никак нельзя оставлять их сейчас! У них же ОГЭ в конце года! Как они без учителя русского и литературы будут? Вы же понимаете, какая это ответственность!

Я хмуро посмотрел на девушку, не сразу вынырнув из своих воспоминаний. Что такое это их «ОГЭ», я, само собой, знать не знал. В моё время такой херни не было. И веяло от этого чем-то таким… нехорошим, как от рэперов. Но вслух я сказал другое:

– Если всё настолько серьёзно, тогда тем более нужен другой специалист. – Я постучал себя пальцем по лбу. – Без проблем с памятью. Давайте начистоту, Елена Павловна.

Она с готовностью кивнула:

– Давайте.

– Ответьте мне честно, почему вы ко мне прицепились? Вот не верю, что я настолько уникальный и других учителей русского и литературы нет. Вам должно быть известно, что незаменимых людей не существует.

Завуч отвела взгляд, щёки слегка порозовели, закусила губу, словно раздумывая, стоит ли говорить. Ага, значит, проблема какая-то всё же существует, раз она прилипла ко мне как банный лист к пятой точке.

– Все отказываются, – почти шёпотом призналась она, глядя куда-то в сторону.

Я склонился к ней поближе, приложив руку к уху:

– Что-что?

Она резко вскинула голову и, уже громче, почти с вызовом произнесла:

– Отказываются все! Вы четвёртый по счёту учитель. Три человека подряд ушли из-за одного класса. Сначала Светлана Андреевна, потом Сорокин, потом молодая девочка после университета… Никто не выдержал. Класс очень непростой.

Я выпрямился и едва заметно улыбнулся, скрестив руки на груди. Наконец-то она начала говорить правду, а не юлить, прикрывая всё это дело красивыми словами о высоком. Ложь я за версту чую. Это качество осталось со мной, даже несмотря на потерю памяти.

– Непростой, говоришь…

– Да, – почти со всхлипом продолжила она. – Проблемные дети, дисциплины никакой. А школа и так… – она замялась, будто выдавала страшную тайну, – на грани закрытия. А если сейчас и вы уйдёте… – голос её сорвался.

Ну актриса, ещё заплачь. Я чувствовал, что не всё она мне рассказала. Было что-то ещё, но я не мог понять что. Думается мне, здесь замешан и её личный шкурный интерес.

– Всё равно не убедили, Елена Павловна. Жаль детишек, но нет.

Я развернулся, сделал несколько шагов, но вслед мне прилетел грустный вздох:

– Макаренко меня загрызёт…

От услышанного меня током прошибло. Да ну, быть того не может! Мне сложно было поверить в такое совпадение. Может, это другой Макаренко, а не брат мой? Города разные. Игорь в Москве жил, а мы сейчас в Новочепецке. Но я всё равно решил уточнить.

– А Макаренко – это кто?

– Директор наш, – буркнула Павловна. – Игорь Александрович.

С другой стороны, зарабатывать мне как-то нужно же. Можно и учителем поработать, пока не освоюсь и не пойму, что здесь и как. Ну а что? Русский я знаю, книги читал раньше запоем. И брата повидаю, если это, конечно. он Нужно будет узнать так это или нет.

Да и опыт преподавания у меня был. Правда, не детям и не в школе, но не думаю, что сильно большая разница. К тому же это временно и всегда можно будет свинтить.

– Как, говоришь, называется школа, в которой мы работаем? – спросил я.

– Средняя общеобразовательная школа № 4 имени Тургенева, – осторожно ответила Елена Павловна, стараясь не спугнуть тень удачи.

– Значит, вот куда кривая вывела, – пробормотал я, глядя мимо плеча Павловны.

– Простите? – переспросила завуч.

– Ничего. Это так, сам с собой, – усмехнулся я. – Значит так, Павловна. Я до вечера думаю, а потом звоню тебе и сообщаю своё решение. И оно будет окончательным. Если скажу «нет» – больше к этой теме не возвращаемся. Ясно?

Завуч, чуть ли не подпрыгивая от радости, кивнула.

– Договор?

– Договор.

– Всё, бывай.

Сказав это, я развернулся и продолжил свою пробежку. Но в груди разгоралось знакомое чувство предвкушения новой охоты и приключений.

Интуиция – штука упрямая. Если она бьёт в набат, значит, что-то точно нечисто. И в совпадения я не верил. Что-то подсказывало мне, что не всё так просто с этой школой и не просто так я попал в тело учителя, который работал там под руководством моего брата. А значит, туда мне и дорога, потому что я привык доверять своей чуйке.

* * *

Дверь с тихим щелчком закрылась за моей спиной. Я провернул ключ в замке и неспешно снял кроссовки.

– Егорчик, это ты?

От этого слащаво-сюсюкающего обращения у меня аж скулы свело, будто лизнул батарейку. Зоя Валентиновна, мать тела, в которое я попал. Соответственно, теперь и моя мать. Такие дела.

Пожалуй, это оказалось самое тяжёлое наследие моего предшественника. Женщиной Зоя Валентиновна была… интересной. Надо сказать, чуйка у неё похлеще, чем у наших матёрых оперов из девяностых. С первого же дня в больнице она заподозрила неладное.

Чуять чуяла, но доказать ничего не могла. Амнезию мне подтвердили даже врачи, так что алиби у меня было железное. Но всё равно с ней было непросто.

И дело не только в её подозрительности. Сам её характер… Он был таким, что даже мне, повидавшему всякое, порой хотелось вскинуть лапки кверху и сдаться на милость победителя. Она была полновластным командиром на этом поле боя. А прежний Егорка, судя по всему, был её послушным, инфантильным солдатиком. Только вот незадача, я-то не он.

Нет, матерей я уважал. Что тогда, что сейчас. Но конкретно эту женщину я предпочёл бы уважать с безопасной дистанции. Своя, не своя, а нервы сберечь хочется.

Всё, что касалось «нового» Егора, она воспринимала как испытание. Видимо, ставила себе цель вернуть всё, «как было». А я тем временем поставил себе другую задачу: как можно скорее решить квартирный вопрос и отчалить в отдельное логово.

Понимаю, что для неё я сын, пострадавший в аварии и чудом выживший. Но помыкать собой, как она это делала с прежним Егоркой, не позволю! Пацану двадцать семь лет было, а он с матушкой жил в одной квартире, трусы и носки свои сам постирать не мог. Откуда я всё это знаю? Да за эти дни прочувствовал на своей шкуре заботу матери.

Поэтому у нас с Зоей Валентиновной началась самая настоящая холодная война за мою независимость. Пока я выигрывал, держал оборону, но затягивать процесс не хотелось.

– Я, Зоя Валентиновна, – ответил я, хотя вопрос был скорее риторическим: кроме нас в квартире больше никто не жил.

«Матерью» я её назвать не мог. Не поворачивался язык. Моя мать осталась там, в прошлом. Эта женщина была… сложным тактическим противником, с которым пока что приходилось делить территорию. Возможно, в будущем что-то и изменится, но не сейчас.

– Я же просила, – Зоя Валентиновна выплыла из кухни, словно фрегат под полными парусами. – Не называть меня так. Мать я твоя, мать!

Она вытерла руки о кухонное полотенце и уставилась на меня, уперев руки в боки. Наши взгляды скрестились, и у меня в голове заиграла музыка из «Хороший, плохой, злой». Вот-вот хлопнет выстрел, и кто-то из нас будет сражён… Наповал. Не хватает только ветра по коридору и перекати-поле.

– Кто же спорит, Зоя Валентиновна, – не стал отрицать очевидное я. – Факт неоспоримый. Вот вспомню всё, все наши с вами тёплые моменты, – я сделал небольшую, едва уловимую паузу, – и сразу начну вас матушкой величать. А пока, – я развёл руки, изобразив на лице обезоруживающую, немного виноватую улыбку, – извиняйте.

Она покачала головой, смерив меня взглядом, в котором читались и недовольство, и лёгкая обида. Затем развернулась к кухне, бросив через плечо:

– Иди завтракать. Вид у тебя, как у загнанной клячи.

Выдохнув, я прошёл в свою комнату. Этот раунд был за мной, но ответочку стоило ждать в любую минуту. Зоя Валентиновна не привыкла сдаваться. Настоящая железная леди. Ей бы и Маргарет Тэтчер в пояс поклонилась уважительно.

Закончив с мыльно-рыльными процедурами, я вошёл на кухню. Мать стояла у окна, попивая кофе и глядя куда-то вдаль. Услышав мои шаги, она обернулась. Скользнула взглядом по мне и, ничего не сказав, снова отвернулась к окну.

Я подошёл к кофейнику, налил себе чёрной, ароматной жидкости, сцапал пару румяных сырников с тарелки и уселся за стол. Тишина. Только звон ложечки о чашку.

– Что решил с работой?

Я неспешно прожевал кусок, запил кофе.

– Думаю ещё.

– Я могу решить этот вопрос. Посидишь пока дома, потом восстановим тебя на работе или найдём новую. Это не проблема.

– Благодарю вас, Зоя Валентиновна. Но я большой мальчик и сам решу этот вопрос.

Мать кисло поморщилась и прошла к кофейнику за добавкой.

– Что ж, большой мальчик, думай тогда побыстрее. Больничный заканчивается послезавтра.

Как раз этим и собирался заняться сегодня.

– Раз ты дома сегодня, тогда купи продукты. Я список написала, он в прихожей лежит на полке. Справишься? – Она вопросительно посмотрела на меня поверх очков, которые висели на кончике её носа.

Я слегка кашлянул, но кивнул.

– Справлюсь.

Вот только загвоздка была не в том, чтобы купить. А в том, на что. Когда я осматривал вещи прежнего владельца тела, я не нашёл ни копейки. Ни в карманах, ни в ящиках стола. А просить деньги у женщины было как-то западло. Придётся что-нибудь придумать. До вечера надо разжиться деньжатами. Грузчики-то поди, и сейчас нужны? В девяностые это был неплохой способ быстро заработать.

Однако Зоя Валентиновна чётко срисовала причину моей заминки. Вздохнув, она вышла из кухни. Затем, спустя пару минут, вернулась и положила передо мной штуку, которую в этом времени называли смартфоном.

Я непонимающе уставился на аппарат, потом на неё. Зачем мне сейчас телефон? И без него головняка хватает.

– Переверни, – сказала она.

Взял в руки смартфон и перевернул. Там, в кармашке чехла, обнаружилась пластиковая карта.

– Это твоя, – не дожидаясь от меня вопросов, пояснила Зоя Валентиновна. – И деньги на ней твои, а не мои. Сам заработал, – с усмешкой добавила она. – Как пользоваться рассказать?

– Разберусь, – буркнул я, положив телефон на стол. – Благодарю.

– Всегда пожалуйста, – дёрнула плечом она. И, будто между прочим, положила на стол ещё блокнот. – Это тоже твоё.

Кажется, эта женщина решила во что бы то ни стало причинить мне добро. Его тоже взял в руки, повертел, рассматривая. Небольшой, в твёрдой обложке, с потёртыми уголками.

– Что это?

– Туда ты записывал всё самое важное. Логины, пароли, некоторые телефоны. Я тебя с детства учила, что необходимо дублировать на бумаге особо ценную информацию. На всякий случай. Как видишь, пригодилось.

Признаю, это было умно. И очень продуманно. Электроника может полететь в любой момент, а блокнотик вот он – всегда с собой.

– Благодарю за науку. И раз уж на то пошло, подскажите, где информацию искать. Ну, чтобы память поскорее вернуть.

Женщина прищурилась и посмотрела на меня долгим, немигающим взглядом. Пыталась понять, прикалываюсь я или на полном серьёзе спрашиваю. А я и не прикалывался вовсе, мне и правда нужно было знать.

– В поисковике, – выдала, наконец, она. – Поисковик в компьютере. Ну или в смартфоне, – она кивнула на мобилу.

Что такое поисковик, я знал ещё с тех времён, когда интернет пищал модемом и грузил страницу минуту. Впрочем, другого я и не видел. Поэтому дополнительных вопросов задавать не стал.

– Помочь? – спросила Зоя Валентиновна.

– Благодарю, – я покачал головой, открывая блокнот на первой странице. – Дальше сам разберусь.

Она хмыкнула, посмотрела на меня так, будто сомневалась, что я справлюсь даже с чайником, и ушла в комнату. Минут через десять хлопнула входная дверь. Зоя Валентиновна ушла на работу.

Я же разделался с завтраком и пошёл в свою комнату. Хотя своей я её тоже не мог назвать. Чужая она и никаких эмоций не вызывала. Учебники на полках, аккуратно разложенные бумаги на столе, какая-то скучная репродукция на стене. Интерес вызывал только компьютер. Современный, с плоским, как блин, монитором.

В моё время ПК уже были, но то были монстры с гудящими корпусами и мелкими зелёными буквами на чёрном экране. Вот только половину времени они проводили в конфликте с пользователем. В общем, с ними случалось так много возни, что порой проще было пешочком прогуляться и добыть нужную информацию. Или выбить. Но это уже другая история.

Хотя помню и приятное. Я мечтательно закатил глаза и блаженно улыбнулся, вспомнив чат «Кроватка». Эх, были времена… Столько юных дев там с Виталей склеили, пока Маринку не встретил.

Походив вокруг стола, что та лиса вокруг курятника, я сел в кресло и включил компьютер. Кулеры тихо зашуршали, мигнул монитор и появилась картинка – яркая, сочная. Качество изображения впечатлило. Оно сильно изменилось за время моего, гхм, отсутствия. Как и сама техника.

Это действительно выглядело как окно в другой мир. Монитор тонкий, клавиатура без проводов, всё аккуратное, удобное. В девяностых у меня полстола Ятрань занимала и никакого вам интернета. Стучи по клавишам или от руки пиши под копирку. А сейчас вон, стоит себе аккуратно всё и вокруг куча свободного места.

Так, ладно. Пора приступить к изучению окружающей меня действительности. Я положил руку на мышь. Она легла в ладонь куда удобнее, чем прежние кирпичи. Курсор послушно поплыл по экрану. Я начал методично наводить его на каждую иконку, вчитываясь в названия. «Документы». «Корзина». «Мой компьютер». И… «Яндекс».

Хм, «Яндекс». Помнится, незадолго до моей смерти что-то такое говорили о нём. Мол, новинка какая-то, будущая отечественная гордость. Ну что ж, проверим.

Щёлкнул.

Мгновенно открылось окно – светлое, с красивой картинкой, без зависаний. Ого! Скорость меня приятно удивила.

По центру была строка и надпись на ней: «Введите запрос или адрес». Кажись, оно.

– Ну что, родной, – пробормотал я, хрустнув пальцами, – посмотрим, что натворили без меня за эти годы.

Потёр руки и посмотрел на клавиатуру. Что ж, приступим. Я стал медленно, методично набирать двумя указательными пальцами: «Краткая история Российской Федерации за последние двадцать восемь лет».

Палец завис над клавишей «Enter». Сердце застучало чаще. Сейчас я увижу, что стало со страной, которую я покинул. Узнаю, как жили люди все эти годы.

Я нажал.

Экран вспыхнул, замелькали строки, заголовки, фотографии. Перед глазами открывались страницы истории, которую я пропустил – целая жизнь, целая эпоха.

Сердце глухо бухнуло.

– Ну, здравствуй, XXI век, – сказал я вслух. – Посмотрим, чем дышишь.

Глава 3

О дивный новый мир! Только и оставалось сказать мне, когда я закончил своё, мать его, знакомство с современностью.

Само собой, я не успел узнать всё за один день. Это был лишь первый, поверхностный заплыв в океан информации, но уже сейчас я чувствовал себя как после шторма. Мокрый, оглушённый и слегка тошнило.

Я с удовольствием нажал кнопку «ВЫКЛ». И развалился в кресле. Достаточно с меня на сегодня этого вашего интернета.

Голова гудела, словно после хорошей потасовки, глаза начали слезиться от всей этой мельтешни. Я устало потёр их ладонью. Мозг прокручивал калейдоскоп из лиц, событий, терминов: дефолт, нулевые, «тучные годы», санкции, пандемия… И вместе с ними вертелись ролики с котятами, девчатами, какими-то чудиками в разноцветных одеждах. Цирк с конями, ей-богу!

После краткой исторической справки я решил узнать, чем живёт и интересуется современная молодёжь, раз уж мне предстоит с ними работать.

Признаться честно, ни хрена не понял. От слова совсем. Эти их «блогеры» (это я узнал отдельным пунктом, продираясь сквозь дебри новой терминологии) вроде и по-русски говорят, но это какой-то, блин, другой русский!

Сленг, жаргонизмы, сокращения. Половину слов я тупо не понимал. Приходилось каждое в отдельности искать и читать, что оно означает. Впору ещё один блокнотик заводить – словарный. Я-то думал, что я эксперт по великому и могучему, а оказалось, я просто древний динозавр.

Но кое-какие выводы сделал. На дворе давно уже не девяностые. Люди живут по другим законам, а те, кто ещё цепляется за тот старый мир, считаются анахронизмами. Мораль изменилась, люди стали… другими. Вплоть до лексикона. Вот и мне нужно поскорее адаптироваться.

Я встал, потянулся до хруста в костях и вспомнил, что так и не посмотрел, кто директор школы. Сев обратно за стол, завёл эту шайтан-машину и принялся ждать загрузки. Уже через пять минут поисков я сидел и улыбался экрану.

Братишка. Мелкий. Хотя какой он мелкий? Теперь уже старше меня, вон какой солидный стоит весь: рубашка, галстук, волосы зачёсаны набок, подбородок вздёрнут и взгляд горделивый. Постарел, конечно. Но всё равно выглядит молодцом – держит себя в форме. Точно надо будет в школу наведаться. Хоть так узнаю, чем брат живёт. Вот теперь точно можно выключать компьютер.

Вышел из комнаты и пошёл на кухню. Налил там стакан воды и осушил его залпом. Глянул на часы. Мать моя женщина! Вот, где настоящая магия. Вроде посидел совсем ничего, а уже столько времени пролетело!

Пора было собираться в школу. Мне хотелось своими глазами увидеть место, где предстояло поработать. Провести разведку, так сказать, и уже после этого окончательно решить, какой ответ дать Елене Павловне. Ну и в магазин зайти нужно. Обещал же.

Одевшись, я прихватил со стола смартфон с картой. Сграбастал с полки список продуктов, ключи и вышел из квартиры, закрыв за собой дверь.

Лифтом пользоваться не стал – предпочёл лестницу. Этому телу нужно было побольше физической активности, чтобы поскорее вернуть форму, которая была у меня в прежней жизни.

Пока спускался, в очередной раз отметил перемены. Подъезд… сиял. Ни окурочка, ни единой скабрёзной надписи на стенах. Цветочки в горшочках на подоконниках стоят, будто в ботаническом саду. Пахнет приятно, а не кошачьей мочой или отходами жизнедеятельности лиц без определённого места жительства.

Раньше по подъезду, как по книге можно было прочесть историю дома. Кто пьёт, кто кого дерёт, у кого ремонт и у кого какой социальный статус. Каждая надпись, каждый рисунок – целая сюжетная линия! Драма, трагедия или комедия. А сейчас… красиво, конечно, но до чего же безлико! Стерильно, как в операционной.

Хотя, честно говоря, конкретно эти перемены мне нравились. Никакой романтики в вони и грязи я не находил.

Выскочив на улицу, на секунду замер, соображая, куда идти. Новые кварталы сбивали с толку – все дома как близнецы, глазу не за что зацепиться.

Тут мой взгляд выцепил знакомую, я бы даже сказал, вечную картину. В дальнем углу двора под раскидистой старой липой стоял обшарпанный столик и две скамейки. А за ним сидела троица мужиков и душевно распивала крепкий алкоголь, бурно ругая всё на свете и, конечно же, выдвигая свои, самые правильные взгляды на жизнь.

Классика. Время течёт, всё меняется, а это осталось неизменным. Аж тепло на душе стало. Мужики во дворе, решающие судьбы государств, – вечная константа. Я улыбнулся и посмотрел в другую сторону.

На детской площадке сидела компашка пацанят лет по двенадцать-тринадцать.

Взвесив на внутренних весах все «за» и «против», решил, что у пацанов дорогу узнаю быстрее. С мужиками пообщаюсь в другой раз. Это дело спешки не любит. А сейчас я как раз спешил.

Подошёл к молодым, но они даже не отреагировали на звук моих шагов, увлечённо рассматривая что-то в центре своего тесного кружка. Я перегнулся через плечо одного из них и тоже посмотрел.

Тьфу ты! Все уткнулись в экраны телефонов, держа их перед самыми носами, и играли в какую-то игру. На экранах мелькали яркие мультяшные персонажи, бегающие по каким-то фэнтезийным локациям.

Эпизодически из кружка вылетало эмоциональное: «Давай! Добивай его!», «Ну что ты тупишь⁈», «Вон, там босс! Вали его, бл**дь!» «Давай, давай, хиль его!» Кажись, турнир у них какой-то, если я правильно понял эти взволнованные реплики.

Погулять вышли, называется. В их возрасте мы мяч гоняли, в прятки играли, на великах рассекали, да с крапивой сражались, а эти…

Я начал поглядывать в сторону мужиков. Может, с ними всё же быстрее получится. Но тут один из пацанов – пухляш, в яркой кофте – ругнулся:

– Я в ауте! Меня фрагнули из-за лагов! – Он топнул ногой, ткнул в экран пальцем и швырнул телефон на скамейку. Похоже, первый выбыл.

– Слышь, пацан, – не теряя времени, обратился я к нему. – А в какой стороне, четвёртая школа?

К моему удивлению, среагировал не только он, но и все остальные. Они синхронно задрали свои головы, оторвавшись от экранов, и уставились на меня, как на привидение. Чего это они? Или сейчас не принято вот так подходить и дорогу узнавать?

Пухляш глупо хихикнул, оглядывая товарищей, и выпустил облако густого дыма из какой-то блестящей штуки. Другой, долговязый, с чёлкой на глаз, тоже втянул в себя воздух из похожей штукенции и тоже выдул облако густого дыма. Курят, что ли? Принюхался. Да нет, табаком вроде не несёт. Меж тем пацан медленно вытянул руку и ткнул пальцем куда-то вправо, за дома.

– Т-т-там… – пробормотал он, заикаясь. – В старом городе…

Я проследил взглядом за его указующим перстом. В той стороне виднелись какие-то здания, но была ли среди них школа? Хрен его знает. И что значит «старый город»?

– Понял, спасибо.

Достал из кармана конфетку и протянул её «болезному». Пацан принял её с недоверием, словно я пытался подсунуть ему что-то запрещённое.

Я развернулся и зашагал в указанном направлении, спиной чувствуя пристальные взгляды детворы. Неужели и конфет уже не берут? Может, и к лучшему. Или дети сейчас такие диковатые, что живое общение их шокирует? Что так удивило мелких в моём вопросе, я так и не понял.

Вскоре я выкинул их из головы, потому что, пройдя несколько незнакомых улочек, я свернул за угол и… оказался в старом районе со знакомыми до боли декорациями. Это был очередной прыжок во времени! Время здесь будто застыло и ничего почти не изменилось. Вот, наверное, почему это называли «старым городом».

Разительный контраст оглушил. Вот буквально за поворотом – совершенно другой город. Новый, глянцевый, сверкающий витринами, машинами, всеми этими достижениями прогресса. А здесь – обшарпанные хрущёвки, некоторые из которых, казалось, дышат на ладан, асфальт весь в дырах и заплатах, а ветер куда-то неутомимо волочит целлофановый пакет по тротуару. Я дома.

Я легко мог представить себе, что вот здесь, у подъезда номер пять, всегда валялись окурки и пустые банки. Собственно, они и сейчас здесь. А на этой лавочке вечерами тусовалась местная шпана… На секунду мне показалось, что вот-вот из-за угла покажется бритый налысо браток в малиновом пиджаке, накинутом на плечи, и, оскалив золотые зубы, попросит закурить. Но нет, вокруг было тихо.

Тишину нарушал только отдалённый лай собак и гул машин с соседней магистрали. Раньше здесь кипела жизнь – громкая, бурная, иногда опасная. Сейчас же налицо полное запустение.

Впрочем, не совсем запустение. Дворы были буквально забиты машинами. Они стояли везде: на крохотных газонах, на тротуарах, впритык друг к другу. И не «девятки» или «копейки», а иномарки. Разные – от небольших хетчбэков до внушительных внедорожников.

Вот в интернете народ на каждом углу жалуется, как в стране жить плохо. А гляди ж, всё в машинах. Да ещё каких! В девяностых, к примеру, «мерина» мог позволить себе далеко не каждый. Он был символом успеха криминального авторитета. А сейчас их вон сколько стоит. А телефоны? В моё время «мобила» была диковинкой, статусной игрушкой. Сейчас же у каждого пацана в руке по такому. Даже у тех, кто от мамкиной юбки ещё не оторвался.

И отношение к ним, как у нас в детстве к пистолету из палки. И то, кажется, палку мы ценили больше, потому что за ней надо было сходить в лес, поискать нужной формы.

Неожиданно словил себя на мысли, что ворчу, как батя в моём детстве. Усмехнулся. Либо это генетика, либо просто неизбежность. Похоже, человек всегда ворчит на то, что ему непонятно. Ну или это просто трезвый взгляд человека, который увидел обе стороны временной пропасти.

Я шёл дальше, и с каждым шагом по улице воображение дорисовывало картины, которые могли случаться здесь. Вот гаражный кооператив, где наверняка собирались пацаны. Вот маленький скверик с покосившимся памятником Ленину. Стоит, позеленевший от времени, бронзовый палец по-прежнему указывает в светлое будущее, которое для меня стало уже настоящим.

Наконец, показался комплекс зданий из кирпича. Школа № 4 им. И. С. Тургенева. Только вид у неё был… уставший. Очень уставший.

Кирпичная кладка в некоторых местах осыпалась, кое-где были видны свежие, но небрежные заплаты из другого, более светлого кирпича. Штукатурка на карнизах облупилась. Забор вокруг школьного двора окрашен в зелёный цвет. Ворота закрыты на большой амбарный замок.

Подошёл ближе и взялся за холодные прутья. Школьный двор был пуст. Асфальт в трещинах, по краям пробивался бурьян, но была видна свежевыкрашенная разметка классов. Видимо, после первого сентября осталось.

Стал обходить школу по кругу. О, а вот и курилка, если судить по окуркам и смятым пачкам. На торце здания красовалась корявая надпись: «Школа готовит нас к жизни в мире, которого не существует». Философ, однако, написал. И не так далеко ушёл от истины.

Я вышел к стадиону. М-да, картина не лучше. Волейбольные стойки покосились, а футбольные ворота просто покрасили свежей краской поверх ржавчины, отчего они выглядели ещё более жалко.