Текст книги "...Да поможет мне бог"

Автор книги: Феликс Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

–      Вот и чудесно.

Он собирался снова сесть в кресло, но увидел машинку и остановился.

–      Но это же не та, что была у тебя! – воскликнул он.

–      Ты, милый, о чем?

Он уже стоял у столика, внимательно разглядывая машинку.

–      О машинке. Это не та машинка, которую я брал у тебя.

–      Да, не та, – ответила Шейла, входя в гостиную. – Я готова, дорогой. Теперь твоя очередь одеваться.

Он пристально посмотрел на Шейлу.

–      Где твоя старая машинка?

–      Я ее отдала. Она скверно печатала. А почему ты спрашиваешь?

– Она может понадобиться мне, Шейла. Мне может понадобиться твоя старая машинка. – Он вынужден был откашляться. – Кому ты ее отдала?

–      Одной своей приятельнице. Не понимаю...

–      Кто она, эта твоя приятельница?

–      Да ты с ума сошел! Почему это тебя интересует?

Лэрри ничего не ответил.

–      Я отдала машинку девушке, которая получила назначение за границу. Ей нужна была машинка, а денег у нее не было, – пояснила Шейла.

–      Где эта девушка сейчас?

–      Насколько мне известно, в Европе.

–      Ты можешь как-нибудь с ней снестись?

–      Сомневаюсь, но попробую. Да объясни ты мне наконец...

–      Я ничего не могу объяснить тебе, Шейла. Во всяком случае, не сейчас. – Внезапно он почувствовал, что начинает сердиться. – Ну... ну... может случиться так, что мне эта машинка будет чертовски нужна. Дьявольщина! Но почему ты мне ничего не сказала?

–      Чего не сказала? – яростно спросила Шейла, теряя наконец терпение.

Лэрри быстро ушел в спальню, хлопнув дверью.

23. Понедельник. 23 июля, 9.10 вечера

В тот же вечер, вскоре после девяти часов, в квартире Спенсера раздался звонок. Он открыл дверь, и в квартиру вошел Ред. Его огненно-рыжие волосы были всклокочены, на лбу выступили капли пота.

–      Я никак не мог прийти раньше, – сказал он и добавил: – сэр.

–      Ничего, ничего.

Веки у Реда распухли, словно он недавно плакал. А ведь он совсем еще мальчик, подумал Спенсер. Готов поспорить, что он плакал.

–      Хотите умыться? – спросил он.

–      Да, сэр, если можно.

Спенсер указал ему на ванную комнату, и Ред зашел туда. Он позвонил Спенсеру около часа назад. Сьюзи была мертва. Ее труп нашли в реке Гудзон, около причала фирмы «Грэйс» между Пятнадцатой и Шестнадцатой улицами. Докеры видели, как она бросилась в воду, и побежали спасать, но, когда ее вытащили, было уже поздно. Никто не мог сразу установить ее личность, и труп отправили в морг. Мэри Шеппард на весь вечер уехала в Нью-Джерси – так сказала ее мать, – а соседка Сьюзи была в театре и готовилась к выступлению. Вот Реду и пришлось отправиться в морг, а к боссу он решил заехать потому, что в сумочке Сьюзи были найдены некоторые бумаги, на которых значилась фамилия Спенсера, – конверт для делового письма и отрывной купон ее последнего чека на жалованье. Полиция, возможно, пожелает говорить со Спенсером, а кроме того, в морге оказалось несколько репортеров.

Ред вернулся в гостиную.

–      Вы не будете возражать, если я позвоню отцу, сэр? – спросил он. – Он не знает, где я.

–      Пожалуйста, – ответил Спенсер и указал на письменный стол. Ред своей огромной ручищей начал неуклюже набирать номер телефона. – Да вы садитесь.

–      Благодарю вас, сэр, – ответил Ред, продолжая стоять. – Папа? Я сегодня немножко задержусь. Не беспокойся. – Он послушал некоторое время, а затем ответил: – Нет, нет... Да, случилось... Я тебе потом все расскажу. Сейчас не могу – я у мистера Донована. – Он взглянул на Спенсера. – Нет, папа... ничего общего с этим. Он? Он чувствует себя хорошо... Конечно, скажу... Да, да, я передам мистеру Доновану. До свидания, папа. – Он положил трубку. – Отец говорил что-то насчет телевизионной передачи, сэр. Я его не понял. Он просил передать вам, чтобы вы послали их ко всем чертям... сэр.

Спенсер улыбнулся.

–      Попробую. Ну а сейчас садитесь. Хотите чего-нибудь выпить?

–      С удовольствием, сэр. Немножко.

–      Виски?

–      Да, сэр. Виски со льдом, если можно.

Поднос с бутылкой и со льдом стоял на столе. Спенсер начал разливать виски.

–      Вы когда-нибудь были в морге, сэр? – спросил Ред.

–      Нет, не был.

–      Я тоже не был, но видел в кино и по телевидению. Ведь по телевидению часто передают сцены, в которых действие происходит в морге. Как будто это одно и то же, но на самом деле там все страшнее и действительно ужасно.

Спенсер передал Реду стакан.

–      Еще бы. Вам звонили из полиции?

–      Да, – ответил Ред. – Спасибо, сэр. – Он залпом выпил половину. – Я был в конторе: мне казалось, что так будет лучше. Меня так взволновала эта история с Сьюзи. – Он помолчал, глядя в свой стакан. – Сьюзи была славная девчонка, иногда, правда, сумасшедшая, но у нас с ней были очень хорошие отношения... Вы знали, что она беременна? – спросил он.

–      Мэри сказала мне сегодня утром.

–      Ну а я, конечно, не знал, – сказал Ред. – Меня очень поразило, когда я узнал от полицейских. Не думал я, что она из таких. А впрочем, как это определишь?

–      Все равно Сьюзи была хорошая девушка, – мягко заметил Спенсер.

Ред кивнул. Когда он снова взглянул на Спенсера, губы у него дрожали.

Он снова отпил из стакана и закашлялся.

–      Сэр, по правде говоря, я зашел вот зачем, – сказал он. – Я уже говорил вам по телефону, что ваша фамилия им известна. Полиция вряд ли заинтересуется. Ну, зададут вам несколько вопросов, а возможно, даже и не зададут. Тут ведь явное самоубийство: люди видели, как Сьюзи бросилась в воду. Но репортеры как-то насторожились, когда услыхали вашу фамилию, и сразу же стали задавать мне всякие вопросы. Я сказал, что Сьюзи, так же как и я, служила в вашей конторе и что вы почти не замечали нас. – Он тяжело шевельнулся в кресле всем своим массивным телом. – Мне не хотелось втягивать вас в эту историю, сэр. У вас и своих неприятностей достаточно. Затем один тип начал расспрашивать меня, не была ли Сьюзи человеком с левыми взглядами и все такое прочее и где бы он мог найти вас. Я сказал, что вы уехали в Цинциннати – первое, что мне пришло в голову, – и вернетесь через неделю. Не знаю, поверил мне этот тип или нет, но он может попытаться что-нибудь предпринять. Вот я и решил, что лучше зайду сюда и все расскажу вам.

Он глубоко вздохнул, допил виски и поставил стакан на стол.

–      Спасибо, Ред, – сказал Спенсер. – Вы действовали очень хитро и обдуманно. Хотите еще виски?

–      Нет, спасибо, сэр, – заявил Ред. – Это все, что я могу выпить на пустой желудок. Не подумайте, конечно, что я... голоден, – поспешно добавил он, – но все равно спасибо.

В кухне послышалось гудение зуммера, и Спенсер взглянул на Реда.

–      Внутренний телефон. Это, может быть, как раз то, о чем мы говорили, – и он пошел к телефону.

Швейцар Стив сообщил снизу:

–      Здесь вас дожидается один человек, он хочет говорить с вами, мистер Донован. Раньше я его никогда не видел. Говорит, что он сотрудник газеты.

–      Минутку.

Спенсер прикрыл трубку рукой и позвал Реда.

–      Это репортер. Вы помните их фамилии?

–      Нет, сэр, не помню. Извините.

Спенсер немного помолчал, размышляя. Затем он опустил руку и сказал:

–      Стив, узнайте, из какой он газеты.

–      Хорошо, сейчас спрошу.

Ред стоял, высокий, как столб, у кухонной двери. Протянув свою длинную руку, он взял пустой стакан и поставил его в раковину. В трубке снова послышался голос Стива.

–      Он говорит, что из «Дейли пресс».

–      Ну, хорошо, – сказал Спенсер. – Пусть поднимется.

–      Слушаю, мистер Донован, – ответил Стив.

Репортер был круглый человек небольшого роста, средних лет, с веселым лицом. Он вошел с сияющей улыбкой и отрекомендовался Говардом Бертом из «Дейли пресс». Увидев Реда, он весело махнул ему рукой, словно говоря: «Ну вот, сынок, тебе не удалось меня провести».

Он извинился перед Спенсером за свое вторжение и сел, с вожделением поглядывая на поднос с виски. Он сказал, что не хочет отнимать у Спенсера много времени – всего несколько минут, даже, пожалуй, секунд. Он понимает самочувствие Спенсера. Этот трагический случай с такой молодой и такой привлекательной девушкой – по-видимому, она была очень привлекательна, хотя, конечно, когда он увидел ее... одним словом, неважно. А что скажет Спенсер по этому поводу?

–      Не очень много, – сказал Спенсер. – Она работала у меня с того времени, как я открыл собственную контору. Она была сведущей и надежной сотрудницей и вообще славной девушкой.

Репортер поинтересовался, знал ли Спенсер что-нибудь о частной жизни Сьюзи. Известно ли ему, что девушка собиралась стать матерью и знает ли он человека, ответственного за это?

–      Нет, не знаю, – ответил Спенсер.

Репортер нагнулся, чтобы завязать шнурок ботинка. От напряжения лицо его покраснело, он захихикал и сказал, что очень толстеет. Жена хочет посадить его на диету, но он не понимает – зачем. Он любит покушать и – иногда—выпить. Выпрямляясь, он снова взглянул на поднос с виски и поинтересовался политическими убеждениями девушки. Не вовлекли ли ее в работу какие-нибудь левые организации и не знал ли об этом Спенсер? Конечно, поспешно добавил он, ему понятно, что для Спенсера это сейчас больной вопрос, а получение такой информации все равно не входит в его, Берта, обязанности, но тем не менее его интересует, нет ли какой-нибудь связи между отчаянным шагом девушки и теперешними злобными нападками на ее хозяина. Широко ухмыляясь, он рискнул предположить, что кое-кто, может быть, и не захочет рассматривать данный факт, как простое совпадение.

Услыхав эти слова, Ред насторожился и начал демонстративно потягиваться, показывая репортеру свою мускулистую фигуру. Репортер весь как-то съежился.

–      Откровенно говоря, мистер Берт, – сказал Спенсер, – я не вижу никакого смысла в вашем вопросе. Мне, конечно, ничего не известно о девушке, кроме того, что я знал о ней, встречаясь по службе у себя в конторе. Тем не менее причина ее самоубийства кажется совершенно очевидной.

–      Казаться-то кажется, – ответил репортер. Наступила пауза.

–      Я полагаю, это все? – неожиданно рявкнул Ред.

Прищурив глаза, репортер взглянул на Реда.

–      Сынок, вам еще многому нужно поучиться.

–      Ну уж, надеюсь, не у вас, – ответил Ред.

Репортер встал.

–      У вас весьма грозный телохранитель, мистер Донован: огромный, сильный и очень преданный. По-видимому, вы действительно в нем нуждаетесь.

–      Ред работает у меня в конторе, – сказал Спенсер, только сейчас обнаружив, что не помнит фамилии молодого человека.

Репортер засмеялся:

–      Ред...³ Какое подходящее имя! – Он указал на волосы Реда и повернулся, чтобы уйти. – Ну что ж, с вашей стороны было очень мило принять меня.

Спенсер пошел проводить репортера, жестом попросив Реда оставаться на месте.

–      Послушайте, мистер Берт, – спокойно начал Спенсер, – я не обязан был принимать вас сегодня. Вы не из полиции, у вас нет полномочий меня допрашивать, и я не брал на себя никаких обязательств отвечать вам на ваши вопросы.

–      Я это ценю, – ответил репортер. Улыбка сошла с его лица, и он внимательно наблюдал за Спенсером.

–      Я принял вас, – продолжал Спенсер, – потому, что уважаю право свободной прессы знать правду. Я уважаю газету, которую вы представляете, и уважаю вашу работу. Мне очень хотелось бы добавить, что я уважаю вас, как личность, как человека.

Репортер поклонился, и его губы широко растянулись в одобрительной улыбке.

–      Прекрасно сказано, мистер Донован, прекрасно! Вы хорошо понимаете, как должен вести себя настоящий журналист. Надеюсь, вам удастся выкарабкаться из этой кутерьмы. Будьте здоровы, сэр. Благодарю вас.

–      Извините, сэр, – заявил Ред после того, как репортер ушел. – Мне следовало бы помолчать, но этот тип вывел меня из терпения. Не понимаю, как вы могли с ним разговаривать!

–      За последнее время у меня все получается как-то нескладно, – с улыбкой ответил Спенсер. – В моем положении каждый мой шаг может оказаться неправильным. Мне не следовало с ним разговаривать, но совсем не принимать его было бы еще хуже. Только небу известно, что написал бы он в таком случае, да вообще-то и сейчас не известно, что он напишет. – Он подошел к столу и снова налил себе виски. – Становится поздно, Ред. Вам пора. Я очень вам признателен, честное слово.

–      Надеюсь, я не вовлек вас в неприятности, – неловко проговорил Ред.

–      Ничего, ничего! Хотите выпить на дорогу?

–      Нет, благодарю вас, сэр. – Он медленно пошел к двери, но остановился. – Сэр,– сказал он, запинаясь, – я не умею произносить речи, но хочу, чтобы вы знали, что можете всегда на меня рассчитывать. Я мало что значу, но я... за вас... так же как и мой отец. И, пожалуйста, сэр, обращайтесь ко мне во всякое время... и к нему тоже; он работает мастером на фабрике Макса Лаймэна «Чехлы для одежды». Он считает, сэр, что вы... замечательный человек. И я тоже так думаю.

Он не стал ждать ответа и быстро вышел из комнаты, чуть не споткнувшись и оставив дверь открытой.

Спенсер смотрел ему вслед. У лифта Ред обернулся, улыбнувшись Спенсеру.

–      Вы чудесно произносите речи, Ред, – сказал Спенсер. – Спасибо вам и вашему отцу. До завтра.

–      До завтра, – ответил Ред.

Спенсер подошел к письменному столу и вынул из ящика свой дневник. Последнюю запись он сделал в субботу, а сегодня понедельник – только понедельник, но, когда он читал написанное в субботу, ему казалось, что с тех пор прошло гораздо больше времени. Пытаясь вспомнить события истекших двух суток, он с трудом восстанавливал их точную последовательность. Интервью в «Дейли уоркер»... Заявление Марка Хелриджа для печати... Посещение врача... Разговоры с Лэрри, Луизой, Джин... Он пытался ограничиться в своих записях событиями и мыслями, которые касались его дела, и ничего не упоминать о своих личных проблемах. Но теперь он увидел, что невозможно провести грань между служебными и личными делами. Его отношения с Луизой определяли отношение Лэрри к выработанному им плану; самоубийство обманутой девушки, его сотрудницы, могло быть использовано, чтобы настроить общественное мнение против него. Нити его делового существования и личной жизни безнадежно переплелись, и он еще раз с полной ясностью осознал, что на карту поставлена вся его жизнь.

Это не испугало его. Да и никогда не пугало. Как юрист, он с самого начала понимал, что его действия в конце концов могут привести его в тюрьму; он отдавал себе отчет, что его могут привлечь к ответственности за неуважение к конгрессу. Силясь восстановить определенные ценности, которые он считал важными и истинными, он сознательно нарушил закон и общепринятые нормы поведения и был готов расплатиться за свои самонадеянный поступок.

Много лет назад, должно быть в 1934 году или что-то около того, он прочел интервью бежавшего из своей родной Германии семидесятилетнего эмигранта еврея, которому была предложена кафедра философии в одном из ведущих американских университетов. Спенсер забыл фамилию профессора – он теперь уже умер, – но навсегда запомнил ответ старика на один из вопросов. Журналист спросил его: «Если бы вас попросили указать на одну, наиболее важную причину прихода Гитлера к власти, какую бы вы назвали – политическую или экономическую?»

Старик покачал головой и с сильным немецким акцентом ответил: «Из этих – ни одной... ни одной». (Спенсер не помнил всего интервью, но ему запомнилось впечатление, которое оно произвело на него, его общий смысл.) «Если бы меня попросили указать на одну, наиболее важную причину, то я бы назвал готовность сторонников Гитлера умереть за него и за то, что он для них представлял. Слишком много людей готовы умереть за него, – продолжал профессор, – и слишком мало людей согласны умереть за дело свободы и за то, что называется демократией. Знаете ли вы, – спросил он журналиста, – что ночью, накануне последних выборов, лидеры немецких социал-демократов бежали за границу, предавая свою страну и миллионы избирателей, веривших им? Они были перепуганы, сэр, а вам не пристало бояться, если вы представляете идею. Бегство этих, с позволения сказать, вождей превратило выборы в решительную победу Гитлера».

Он печально умолк, а журналист осторожно спросил у него, не слишком ли наивна подобная концепция важного исторического события.

«Да, – ответил старик, – вы можете назвать ее наивной. Но ведь человеческому уму присущи многие характерные особенности и черты, в том числе и наивность». Он внезапно повысил голос и, указывая пальцем на журналиста, сказал: «Вы не будете отрицать, сэр, что человек всегда имел право умереть за дело, которое он сам выбрал?»

Журналист, застигнутый врасплох, с готовностью согласился, а старик добавил: «Конечно, для цивилизации было бы значительно лучше, если бы люди охотнее умирали за правое дело, чем за неправое, но, к сожалению, неправое дело более динамично и потому более привлекательно».

Хорошо, но ведь Соединенные Штаты – не гитлеровская Германия, и смерть пока не угрожает ему. Однако здесь, так же как и там, силы зла активны и горласты: они непрерывно наступают, тогда как честные элементы только обороняются. Бесстыдная наглость Фаулеров и Ааронов Купов преподносится стране как мужество, а умышленное искажение ими правды – как мудрость и государственная зрелость. Ложь превращается в правду путем простой перестановки понятий, и на фоне этой агрессивной политики речи и решения оппозиции производят жалкое впечатление.

Вот почему было логично, думал Спенсер, прийти к выводу, что требуются какие-то смелые действия – нечто динамичное и привлекательное, как говорил профессор, нечто такое, что захватило бы воображение людей. Придумать такое дело и приступить к его выполнению было сравнительно легко: окрыляло убеждение в собственной правоте. Гораздо труднее оказалось жить с этим кровожадным чудовищем изо дня в день, наблюдать, как оно набирается сил, выходит из повиновения, срывается с цепи и злобно набрасывается на своего создателя, отравляя воздух ядовитым дыханием, нанося удары, опутывая всех и вся своей липкой паутиной.

Спенсер спрятал дневник: писать он не мог. Он нуждался в чьем-нибудь обществе; ему нужен был кто-то – сейчас же, сию минуту, – кому бы он мог довериться, с кем мог бы поспорить, кто сумел бы успокоить его. Напрасно он не попросил Реда остаться. Ред выслушал бы его. Но он не смог бы ему помочь. Ред не знал, что задумал Спенсер.

Над ухом у него раздался телефонный звонок, и он нетерпеливо схватил трубку – его желание сбывалось, он мог с кем-то говорить.

–      Мистер Донован? – Кому принадлежал этот неясный голос, мужчине или женщине, Спенсер не разобрал.

–      Да.

–      Ах ты, проклятый сукин сын...

С силой бросив трубку на рычаг, Спенсер встал. Эти голоса, как и письма на столе, преследовали его неотступно. Вся его жизнь, подумал Спенсер, напоминала теперь какой-то фантастический вымысел – реальными оставались только вот эти голоса, которые он слышал, и вот эти слова, которые он читал в письмах.

Телефон зазвонил снова, но он отошел от него. Он сменит номер своего телефона – девушка права. Стоя в вестибюле, Спенсер услышал звонок и в спальне. Он закрыл дверь. Через несколько секунд звонок оборвался: телефон переключили на бюро обслуживания. Он подождал, а затем, подстрекаемый любопытством, вновь подошел к письменному столу и сам позвонил в бюро обслуживания. Телефонистка сообщила, что его спрашивала Джин и просила позвонить ей.

Джин ответила сразу, но, услыхав его голос, замолчала. Потом она спросила:

–      Что с тобой? Я никак не могу тебе дозвониться. Где ты?

–      Дома. Я слышал телефонные звонки, но не знал, кто звонит. Мне слишком часто звонят незнакомые лица.

–      Да?.. Спенсер, я думаю, нам следует поговорить. Как ты считаешь? – спросила она.

–      Я тоже так думаю. Когда ты хочешь – сейчас?

–      Нет, – ответила Джин, – не сейчас. Сейчас я устала. Я не выспалась.

–      Завтра?

–      Да, как-нибудь завтра, – и, немного помолчав, добавила: – Я видела по телевизору Фаулера и Купа.

–      Я тоже, – сказал Спенсер.

–      Что ты намерен предпринять?

Внезапно по причинам, которых он сам не понимал, Спенсер тоже почувствовал себя усталым и раздраженным.

–      Не знаю, Джин.

–      Ты один?

–      Да.

–      Я думала, что у тебя кто-нибудь сидит и ты...

–      Нет, – резко ответил Спенсер. – У меня никого нет. Я один.

Она вздохнула.

–      Ну, тогда... позвони мне завтра.

–      Хорошо. Спокойной ночи, Джин.

–      Спокойной ночи.

Этот разговор не принес ему облегчения. Ее голос прозвучал, как эхо угасших чувств и полузабытых переживаний. Завтра они встретятся и поговорят, а потом решат что-нибудь; по всей вероятности, они расстанутся, Он подумал: завтра я увижу ее в последний раз. Это должно было бы опечалить его, но не опечалило. Возможно, потому, что он никогда ее не любил. Вслух он сказал:

– Я никогда больше не увижу Джин.

И прислушался к своему сердцу. Но сердце не ответило.

24. Вторник, 24 июля, 9.15 утра

На следующее утро, уходя в свою контору, Спенсер увидел перед домом несколько собак. Спенсер опаздывал – часы показывали уже четверть десятого, когда он закрыл за собой дверь квартиры. С тех пор как ушла Эмма, он сам высыпал из пепельниц окурки и пепел, мыл посуду после завтрака и наспех вытирал пыль в обеих комнатах. Ему претила мысль о возвращении в неубранную квартиру.

Собак было шесть: два черных пуделя (один из них совсем крошечный), коричневая такса с кривыми ногами, шотландский фокстерьер с широкой грудкой, не поддающееся описанию четвероногое создание с висящими ушами и обрубленным хвостом – странная помесь дога с эрделем и, конечно, сопящий мопс миссис Лоуренс. Владельцы собак – пять женщин и один пожилой мужчина – были в этот ранний час небрежно одеты. У мужчины из-под летнего пальто выглядывали брюки от пижамы и светло-зеленые комнатные туфли с меховой оторочкой. Женщины, кроме одной, не блистали молодостью; одеты они были в домашние платья разных цветов и фасонов. Исключение составляла лишь владелица маленького пуделя – довольно интересная девушка с гладко зачесанными назад черными волосами, в красном костюме, похожем на гусарскую форму.

Владельцы собак со своими животными окружили управляющего домом мистера Янсена, казавшегося очень несчастным и растерянным. Миссис Лоуренс, почти касаясь головой лица мистера Янсена, убеждала его в чем-то с таким жаром, что ее папильотки дрожали.

Когда Спенсер подошел к этой группе – он не хотел нюнить по телефону, предпочитая лично переговорить с мистером Янсеном, – одна из женщин толкнула локтем миссис Лоуренс, и та мгновенно смолкла. Мопс миссис Лоуренс затявкал, к нему сейчас же присоединились другие собаки, кроме терьера – тот даже не шевельнул головой. Шестеро владельцев собак повернулись к Спенсеру и молча уставились на него.

Словно не замечая, какое действие произвело его появление, Спенсер сказал всем сразу «Доброе утро» и обратился к мистеру Янсену:

–      Можно вас на минутку?

Мистер Янсен кивнул головой, прорвался через кольцо собак и жильцов и, сурово поджав губы, подошел к Спенсеру. От его обычного добродушия не осталось и следа.

–      Нельзя ли начиная с завтрашнего дня присылать ко мне прислугу для уборки квартиры? – спросил Спенсер. – Разумеется, регулярно.

Мистер Янсен засунул руки в карманы.

–      Пожалуй, можно, мистер Донован, хотя сделать это будет не легко.

Он холодно и вызывающе посмотрел на Спенсера. Спенсер в свою очередь не сводил с него пристального взгляда.

–      Ну, не так уж и трудно, – без раздражения заметил он. – Я ведь буду платить. Вы же посылали другим жильцам.

–      Времена меняются, – ответил, помолчав, мистер Янсен.

–      Я надеюсь, что прислуга придет завтра до двенадцати. Меня не будет дома, но ведь у вас есть ключи. Благодарю, мистер Янсен, – и он ушел, не оглядываясь. Собаки уже угомонились, и за его спиной наступила такая тишина, что, идя по улице, он слышал звук собственных шагов.

В комнате, где находился коммутатор, Спенсер увидел рядом с Редом Арта Дэниелса. Они оба читали утренние газеты. Заметив вошедшего Спенсера, Арт попытался улыбнуться.

–      Доброе утро, сэр!

–      Доброе утро.

–      Контора Спенсера Донована. Доброе утро, – произнес Ред в трубку. – Одну минутку, сэр. Он только что пришел, – и, обращаясь к Спенсеру, сказал: – Звонит мистер Майлс, сэр.

Спенсер кивнул и взял трубку из рук Реда.

–      Слушаю, мистер Майлс.

–      Вы не будете возражать, если я зайду к вам в контору, ну, скажем, минут через двадцать-тридцать? – спросил Майлс.

–      Чудесно, – ответил Спенсер. – Что-нибудь случилось? Я хочу спросить: у вас есть какие-нибудь новости?

–      Боже мой, конечно, нет! – ответил Майлс. – Во всяком случае, надеюсь, что нет. – Он засмеялся. – Я даже не могу представить себе, что еще может случиться с вами! Мне просто хотелось потолковать и, возможно, вбить вам в башку немного здравого смысла. Не легкое это дело, знаю, но все же хочу попробовать.

–      Такую возможность я вам предоставлю, – сказал Спенсер и добавил: – Я вам очень признателен, – но Майлс уже отключился. Спенсер посмотрел на трубку, отдал ее Реду и направился было в кабинет, но остановился.

–      А где Мэри?

–      Звонила ее мать, – ответил Ред, – и сказала, что Мэри больна.

Спенсер помолчал.

–      А что с ней? Что-нибудь серьезное?

Ред покачал головой.

–      Нет, сэр, просто... она, как видно, очень расстроилась, узнав о самоубийстве Сьюзи. Пришлось вызвать врача среди ночи. Ей сделали какой-то укол, чтобы успокоить.

–      Неприятно, очень неприятно! – проговорил Спенсер и вместе с Артом ушел к себе в кабинет.

–      Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр? – спросил Арт. – Я сумею стенографировать под диктовку, если вы будете говорить не слишком быстро, я довольно прилично печатаю на машинке.

–      Большое спасибо, – поблагодарил Спенсер. Его поразило странное несоответствие между великодушной готовностью Арта помочь ему и тоном, которым тот говорил. Арт был возбужден и озабочен. Спенсер сел. – Нужно что-то сделать с нашей канцелярией, Арт. Нам требуется телефонистка. Придется позвонить в одно из агентств по найму. Список их, я думаю, лежит где-нибудь у Мэри в столе.

–      Сейчас посмотрю, сэр, – ответил Арт. – Вы читали газеты?

–      Да.

–      Я положил вам на стол на тот случай, если вы...

–      Я читал газеты, спасибо, – повторил Спенсер.

–      Не могу понять, почему они подняли такой шум по поводу беседы Фаулера с сенатором Купом? Я видел их по телевизору. По-моему, ничего сенсационного.

–      Ну, положим, – сказал Спенсер. – Достаточно сенсационно, чтобы дать на первой странице.

Арт, нервничая, покачал головой:

–      Да-да! И возможно, дневные газеты напечатают что-нибудь еще похлеще. А тут вдобавок самоубийство Сьюзи... Нельзя и придумать более неподходящего момента – для вас, я хочу сказать, – и, обобщая, добавил: – Конечно, сейчас мы все до предела взвинчены.

Наблюдая за Артом, Спенсер откинулся на спинку кресла, так что почти лежал в нем.

–      Мне хотелось бы поговорить с вами, сэр.

–      Пожалуйста.

–      Я понимаю, момент не вполне подходящий, и мне неприятно так поступать, но, с другой стороны, и ждать было бы глупо.

Он умолк, надеясь, что Спенсер что-нибудь скажет или задаст вопрос, но тот не проявлял желания помочь Арту и неподвижно сидел в своей удобной позе.

–      Так вот, – быстро проговорил Арт, – я прошу прибавки к жалованью, мистер Донован.

Спенсер кивнул.

–      Я вас не стану винить, Арт. Совсем нет. Вы чертовски хороший работник и должны получать больше.

–      Благодарю вас, сэр.

–      Но, как вы сами сказали – и, по-моему, вы выражались слишком мягко, – сейчас не очень подходящее время просить прибавки. Я охотно рассмотрю вашу просьбу сразу же, как только уляжется вся эта... вся эта шумиха вокруг меня. Как ваше мнение?

Арт сделал большой шаг вперед, затем назад и начал извиваться всем своим длинным телом, словно акробат.

–      Дело в том, сэр («Как замечательно устроено человеческое тело! – неожиданно подумал Спенсер. – С какой точностью передает оно все повороты и изгибы человеческой мысли!»)... дело в том, сэр, что мне предлагают работу, очень интересную работу со значительно большим окладом.

Спенсер медленно приподнялся и уселся за письменным столом в обычной позе.

–      Соглашайтесь, Арт, – сказал он. – Соглашайтесь немедленно. Я не имею права вас задерживать. Я не уверен, что через месяц у меня вообще будет контора.

Арт поднял руки в знак протеста.

–      Нет, я серьезно, – продолжал Спенсер. – Мне неприятно терять вас, но если разобраться, то вы, пожалуй, делаете мне одолжение. Вы помогаете мне уже сейчас сократить расходы на жалованье. Через несколько недель, возможно, я не смогу вам платить даже то, что вы получаете сейчас.

–      Мне ужасно неприятно говорить вам об этом, сэр, – сказал Арт. – Надеюсь, вы понимаете, как мне хотелось бы по-прежнему работать у вас.

–      Да, Арт, мне тоже очень неприятно. Когда вы хотите уйти?

–      Решайте сами, сэр. Я могу приступить к своей новой работе в любое время.

–      Может, с пятнадцатого августа? – спросил Спенсер. – Сегодня двадцать четвертое июля. – И он посмотрел на Арта.

Арт нахмурился, открыл, но тут же снова закрыл рот и принялся старательно тереть глаза рукой. Спенсер вдруг почувствовал, что его очень раздражает этот человек, что его все раздражает и что особенно раздражает себя он сам.

–      Может быть, вас не станут так долго ждать? – подсказал Спенсер.

–      Вот-вот! – с заметным облегчением ответил Арт. – Пожалуй, не станут.

–      Ну, хорошо, – поднялся Спенсер. – Знаете, что мы сделаем? Сегодня вечером вы закончите все дела, и я выплачу вам двухнедельное жалованье. Согласны?

–      Но... но, сэр, я не могу... сэр, я не могу... – Арт заикался, путался в словах и ломал руки.

Спенсер отвернулся. Он не мог больше смотреть на Арта и хотел теперь только одного – поскорее выгнать его из конторы.

–      Поверьте, так будет лучше для нас обоих, – сказал он. – Работы у нас, по крайней мере в ближайшие дни, будет не очень много, а сидеть вам просто так, сложа руки, бессмысленно.

Когда Арт удалился, Спенсер подошел к глубокому кожаному креслу у окна и тяжело опустился в него. Он чувствовал себя подавленным.

Смеркалось. Еще минуту назад это не было заметно, но сейчас сумерки, словно покрывало, быстро окутали комнату. Со своего места Спенсер видел кусочек черного неба. «Кажется, скоро разразится гроза, – подумал он, – а ведь только что небо было совсем голубое». Словно в ответ на его мысли, где-то совсем близко послышались раскаты грома. Спенсер попытался дотянуться до выключателя, но не смог и вынужден был встать. В комнате вспыхнул яркий свет, а окно по-прежнему зияло глубоким черным провалом. Небо и здания слились в сплошную темную массу; чем-то величественным, враждебным и далеким от всего земного веяло от нее. Прислушиваясь к ударам грома, он стал наблюдать за белыми и синими молниями. В конторах на той стороне улицы тоже горели огни; в окнах двигались какие-то тени. Затем все было смыто потоками ливня.