Текст книги "Избранное"
Автор книги: Феликс Кривин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Переход в газообразное состояние Дрейк перенес довольно легко, и оно показалось ему ничуть не хуже твердого и жидкого состояния. Каждая его молекула обрела простор и свободно воспарила, не скованная другими молекулами, и от этого всему Дрейку стало непривычно легко и даже чуть-чуть кружилась голова, но где именно находится голова, установить было невозможно.
Тот, кому хоть раз случалось переходить в газообразное состояние, знает это волнующее чувство вездесущести, которое поднимает тебя над миром и несет легкой дымкой над тревогами бренной земли – в одну бесконечную даль или в другую бесконечную даль, – весь мир для тебя бесконечная даль, потому что ничто в нем тебя больше не задевает…
Правда, и в этом есть своя оборотная сторона: Дрейку вдруг показалось, что он с кем-то смешивается, и он всполошился, опасаясь реакции замещения, которая заменит его неизвестно кем.
– Кто вы такой? – Дрейк постарался отодвинуться от незнакомого газа. – Кто вам позволил соединяться со мной?
– Мне позволила любовь… Дрейк, это же я, твоя Бесси!
Он стал припоминать. С какой-то Бесси он встречался в твердом состоянии. Родители ее были против, но она сказала, что всюду пойдет за ним. И пошла. Из твердого состояния в жидкое, из жидкого в газообразное… Она всюду пошла за ним, хотя ее родители были против.
– Дрейк, теперь нас ничто не разделит! Настоящая любовь возможна лишь в газообразном состоянии!
Любовь любовью, но не следует терять голову (кстати, где она, голова?). Нужно постараться сохранить свое «я», хотя это и нелегко в газообразном состоянии.
– Бесси, постарайся держаться в рамках!
– Зачем?
– Черт возьми, чтобы нам окончательно не смешаться!
– Ты не хочешь со мной смешаться?
– Послушай, любовь, конечно, дело хорошее, но, чтобы мы могли друг друга любить, нам надо знать в точности, где ты, а где я.
– Зачем?
У него даже сердце заболело, хотя он и не чувствовал, откуда именно идет эта боль. А может, сердце заболело не у него? Может, оно заболело у Бесси?
Теперь это невозможно было определить.
– Я не буду тебе мешать, вмешиваться в твою жизнь, смешиваться с тобой, раз ты этого не хочешь…
Бесси плакала, переходя в жидкое состояние, и Дрейк видел, что ей приносят облегчение слезы… Или, может, ее слезы приносили облегчение ему?
Дрейк чувствовал, что скоро он снова будет один. Бесси уходила от него в жидкое состояние, чтобы уйти еще дальше, в твердое состояние… Бесси уходила к родителям, навсегда отделяя себя от Дрейка…
ПРИШЕЛЬЦЫ
Все говорят о пришельцах, все ждут пришельцев, а они давным-давно живут на земле.
Они появляются на земле, как земные люди, обучаются нашему языку, они разговаривают с нами о наших делах, которые считают своими. Правда, непонимание остается, нам с ними трудно друг друга понять, потому что понимание не только в языке… Мы, аборигены, умеем жить на земле, а пришельцы не умеют, они только учатся, и им нужно много учиться, чтобы стать такими, как мы. Им нужно долго обживать землю, пока они приживутся, – неземные люди, свалившиеся на землю с небес, бесплотные вспышки небес в плотных слоях атмосферы.
– А почему лев сидит в клетке? – спросил меня один пришелец.
– Потому что лев – хищный зверь.
– А зебра? Она разве хищный зверь? Почему же она сидит в клетке?
– Чтобы ее не съел хищный зверь.
– Кто, лев? Но он же в клетке. И тигр тоже в клетке. И другие хищные звери в клетках. Значит, зебра может не сидеть в клетке? Почему же она сидит в клетке?
– Потому что иначе она убежит.
– От кого? От тех, которые сидят в клетках?
– Вообще убежит. Из зоопарка.
– Она убежит туда, где ей будет лучше?
– Наверно, лучше.
– А надо, чтоб ей было хуже?
– Вовсе нет.
– Почему тогда она сидит в клетке?
– Неужели не ясно? Потому что иначе она убежит.
Я выражался предельно ясно, но пришелец меня не понимал.
– А почему кошка не в клетке?
– Кошка – домашнее животное.
– А когда зебра посидит в клетке, она тоже станет домашней?
– Зебра никогда не станет домашней.
– Так зачем же тогда она сидит в клетке?
– Я же сказал: потому что иначе она убежит.
Некоторых слов пришельцы просто не понимают, хотя именно этим словам аборигены пытаются их научить.
– Красивый дом! Зайдем посмотрим, какой он внутри!
– Нельзя. В нем живут люди.
– Они страшные?
– Не страшные, но мы с ними незнакомы.
– А мы познакомимся. И заодно дом посмотрим.
– Нельзя. Как это мы войдем в чужой дом? Что мы скажем?
– Скажем, что пришли познакомиться. Они сами будут рады.
– Не думаю.
– Почему? Разве мы страшные?
– Мы не страшные, мы незнакомые.
– А мы познакомимся.
– Нельзя.
В мире пришельцев все знакомятся просто. Там, конечно, мы вошли в этот дом. Вошли бы, окликнули хозяина:
– Эй, что делаешь?
– Пишу диссертацию. Дать почитать?
– Сам читай. А жена что делает?
– Обед готовит.
– Тогда мы к жене. Здравствуй, хозяйка. Что, обед готовишь'
– Обед.
– Вкусный?
– Еще какой!
– Когда будет готово, позови, мы тут пока дом посмотрим. Дети есть?
– Трое.
– Ну так мы к детям твоим пойдем. Познакомимся.
Вот так бы мы разговаривали в мире пришельцев. А здесь вместо такого интересного разговора – только одно слово: «Нельзя!»
Пришельцы плохо знают слово «нельзя», они постоянно путают его со словом «можно». Они считают, что можно ходить без пальто, когда аборигены кутаются в теплые шубы, и что можно купаться в холодной воде, и что можно, вполне разрешается схватить от этого насморк. Большинство пришельцев не расстается с насморком, – наверно, от своих космических холодов.
Однажды я увидел двух пришельцев, куривших сигареты – изобретение земли. Пришельцы кашляли, размазывали по щекам слезы и все же снова и снова пытались втянуть в себя горький дым.
– Зачем вы себя мучите?
– Привыкаем. Что мы – хуже других?
Из трубы ближайшего дома валил дым. Из трубы соседнего дома валил дым. Из трубы завода, фабрики, из выхлопных труб проезжих автомашин – отовсюду валил дым. Все, повально все себя мучили, и, конечно, пришельцы были не хуже других.
– Закуривайте, – предложили они. – У нас целая пачка.
– Я не курю, – рискнул я подорвать свой авторитет.
– Почему?
– Здоровье не позволяет.
– Кто не позволяет?
– Здоровье.
– Нашли кого слушаться!
Пришельцы очень доверчивы, они верят в любые фантазии, – может быть, потому, что они свалились на землю с небес, где обитают только фантазии. Им ничего не стоит в обыкновенной палке увидеть саблю, винтовку, а то и боевого коня. В самой людной толпе они ведут себя, как на необитаемом острове. Пришельцы – вечные путешественники, они легко перемещаются во времени и пространстве, посещая самые отдаленные материки и века. Как им это удается – загадка для аборигенов земли, для которых любое путешествие утомительно и хлопотно. Если абориген собирается летом на дачу, он начинает собираться уже с весны. Он бегает по магазинам, волоча за собой, как шлейф, длинный список предметов, без которых он не сможет продержаться до осени. Он пакует матрацы и одеяла, проводя последние ночи на голых досках, пружинах, а то и просто на голом полу. Он обзванивает всех родственников и знакомых, давая им последние наставления, словно собирается в последний путь, а не на загородную дачу. Если аборигену предложить съездить куда-нибудь в пятнадцатый век, он ни за что не поедет.
– Что вы! Меня там сожжет инквизиция!
А если ему предложить век тридцатый, он смутится:
– Я там никого не знаю… У меня там никого нет…
И только пришельцы смело отправляются в незнакомые времена и места, и проходят через костры инквизиции, и умирают в армии Спартака, но все же остаются живыми и возвращаются, чтобы сесть в ракету и отправиться в дальние небеса, откуда они пришли на землю.
Аборигены удивляются их энергии, аборигены знают закон сохранения энергии, поэтому они сохраняют свою энергию, а пришельцы расходуют, потому что слабо разбираются в этих законах. И под какой закон можно подвести шапку-невидимку, их излюбленный головной убор?
Если бы на аборигена надеть шапку-невидимку, абориген бы смертельно обиделся, потому что увидел бы, что к нему относятся как к пустому месту. Возможно, к нему и раньше так относились, но столь явно этого не показывали, – такое случается среди аборигенов, в отличие от пришельцев, которые ничего не умеют скрыть. Пришелец никогда не станет раскланиваться с пустым местом и спрашивать у него:
– Как делишки? Как детишки? Что-то вас давно не видать.
– Скажите, вы не видели кошечку? Маленькую такую, серенькую?
– Вам нужна кошка? Мы вам десяток наберем.
– Да нет, мне нужна одна. Маленькая такая, серенькая…
Оставалось полчаса до отлета, и женщина боялась, что не успеет найти эту кошечку, которую она и узнать-то как следует не успела. Они встретились за много километров отсюда, где кошечке было плохо, и женщина взяла ее с собой, а теперь потеряла в чужом для кошечки городе, в многолюдном и шумном аэропорту. Как она здесь будет, среди чужих? Получается, будто ее обманули: завезли в такую даль и бросили. Боже мой, ведь ее никто не хотел бросать, ее только на минутку выпустили из рук, а она прыгнула куда-то в подвал, испугавшись шума мотора. Женщина обошла все подвалы, но и позвать-то она как следует не могла: ведь они и об имени кошечкином не успели договориться.
– Такая маленькая, серенькая…
– Мы вам десяток наберем, – отвечали ей те, для кого все кошки серы. Кошкой больше, кошкой меньше – что от этого изменится на земле?
Для аборигенов ничто не изменится, у них свои прочно насиженные места. Плацкартные, купейные, мягкие места. Даже в троллейбусе абориген устраивается так, словно собирается провести в нем остаток жизни. И где бы он ни находился, в какой бы должности ни служил, для него главное – не потерять это место. Плацкартное, купейное, мягкое. Потому что на всех необъятных просторах земли для него важно лишь это насиженное, належенное место. Он не считает себя на этом месте пришельцем, он уверен, что он этого места абориген.
Я хотел бы навсегда остаться пришельцем…
Но время проходит, и пришельцы становятся аборигенами. Они перестают мотаться по всем пространствам и временам, Усваивают закон сохранения энергии, они узнают, что означает слово «нельзя», привыкают к нему и уважают больше, чем слово «можно». Они любят вспоминать о том, как были пришельцами, но к той поре относятся снисходительно, с добродушной усмешкой:
– По ночам мы искали в траве падающие звезды. Представляете: звезды в траве!
Но не все пришельцы становятся аборигенами, некоторые из них остаются пришельцами – навсегда. Смешные, нескладные, хотя внешне мало отличающиеся от аборигенов, они живут пришельцами на земле, как живут все земные пришельцы. И они шагают по этой земле, подставляя ветру свои поредевшие волосы, и не могут найти себе постоянного места, и всюду им достается за то, что они нарушают законы аборигенов, – у пришельцев нет своих законов, и им приходится жить по законам аборигенов, и они нарушают их, не умея понять, потому что до конца жизни остаются пришельцами…
Все говорят о пришельцах, все ждут пришельцев, а они давным-давно живут на земле. В каждом доме, в каждой семье есть хотя бы один пришелец…
ДИСТРОФИКИ
* * *
Я звезда. Я горю, как свеча,
Вырывая из мрака Вселенную.
И работаю я по ночам,
Тратя время особенно ценное.
Но кому это нужно, друзья,
Чтобы в небе трудились, как негры, мы,
Если девять десятых энергии
Все мы, звезды, расходуем зря?
* * *
Краснеет солнце на закате,
Краснеет солнце на рассвете.
Онокраснеет, на ночь глядя,
Расставшись с ней и снова встретясь.
И день немало озабочен,
Гадает, но спросить не смеет:
Что делало светило ночью,
Что утром так оно краснеет?
* * *
Деревья-исполины
И гнутся, и трещат,
Лежат в пыли вершины,
А корни – вверх торчат.
А в небе – хмари, хмури,
И молния, и гром…
Женился бор на буре,
Привел хозяйку в дом.
* * *
Однажды заспорили солнце с бореем,
Кто снимет с прохожего шубу скорее.
Борей попытался сорвать ее грубо —
Прохожий плотнее закутался в шубу.
А солнце пригрело – и сразу прохожий
Снял шубу и шапку, и валенки тоже.
Поистине ласка – великое дело:
Кого она только из нас не раздела!
* * *
У апельсина не доля, а долька,
Но апельсин не в обиде нисколько.
Сладкая долька ему суждена,
Да и к тому же еще не одна.
Прячутся дольки под толстою кожей,
Здесь их не сушит ничто, не тревожит.
Доля ж открыта, у всех на виду,
Всем на потеху, себе на беду.
* * *
Ходит в золоте луна, в серебре – вода.
Ходит в мягком тишина, в зябком – холода.
Ходит в пышном торжество, в пестром – суета.
И совсем без ничего ходит доброта.
Ей бы серебро воды, золото луны, —
В мире не было б нужды, не было б войны.
Это не ее вина, а ее печаль…
Ходит в мягком тишина, голубеет даль.
* * *
Дерево. Ну что, казалось, в нем?
Листья, ветки, шелест и прохлада.
Отчего же знойным летним днем
Каждому приятно быть с ним рядом?
Даже лесоруба с топором
Дерево в тени готово спрятать.
И каким же нужно быть богатым,
Чтоб за все, за все платить добром!
* * *
Вбивают в осину осиновый клин.
Не клин виноват, а его господин.
Однако и он, господин молоток,
Легко и резонно отводит упрек.
За ним ведь рука, за рукою плечо,
А там еще что-то и что-то еще…
Не сыщешь виновных, не сыщешь причин.
Вбивают в осину осиновый клин.
* * *
Осуждали путники осину,
Что на ней не зреют апельсины.
Под осиной сидя в жаркий день,
На осину наводили тень.
А осина молча все выносит,
Критиков суровых не винит,
Понимая: тень-то каждый бросит,
Но не в каждой спрячешься тени.
* * *
Что ни вечер воет ветер:
«Всем пора на боковую!
Не беда, что солнце светит,
Я сейчас его задую!»
Воет ветер на рассвете,
Заступая в караул:
«Эй, вставайте, солнце светит!
Это я его раздул!»
* * *
Итак, пустыни больше нет.
На этом месте вырос город.
Фонтаны. Опера. Балет.
Проспекты. Фауна и флора.
А в центре озеро. Причал.
Плывут суда по глади синей…
И только слышен по ночам
Глас вопиющего в пустыне.
* * *
Отпустила реку высота,
И река потекла, понеслась,
Выбирая пониже места,
О высокие камни дробясь,
Рассыпаясь на тысячи брызг
На опасном пути своем…
Так бывают легки на подъем
Те, которые катятся вниз.
* * *
Вот и потеплела атмосфера.
Холодов как будто не бывало.
После трудной зимней обстановки
Слышится дыхание весны.
И стоят в зеленом – офицеры,
В голубом и синем – генералы,
Во дворах на бельевых веревках
Выстроились нижние чины.
* * *
Там, где река утратит имя
И перестанет быть рекой,
Ее в свои объятья примет
Неведомый простор морской.
И, окунувшись в неизбежность,
Тогда почувствует река,
Насколько плата велика
За бесконечность и безбрежность.
* * *
Не нужно сетовать, река,
Что время мчит тебя куда-то,
Что уплывают берега,
К которым больше нет возврата.
Все уплывает без следа,
Тебя же гонит мимо, мимо…
Не нужно сетовать: вода
Свежа, пока она гонима.
* * *
Не оставляет рыба в море след,
И след не оставляет в небе птица.
В немом пространстве вереница лет
На мертвый камень камнем не ложится.
У времени и веса даже нет,
Его нести и муравью не трудно.
Столетья невесомы, как секунды…
Откуда же на лицах наших след?
* * *
Гора с горой не сходятся никак.
Не сходятся сияние и мрак.
Расходятся дороги и пути,
А также те, кому по ним идти.
Несовместимы иней и роса,
Земные и иные полюса.
Но неразлучны меж собой навек
Вчерашний день и прошлогодний снег.
* * *
Пейзажу сельскому навстречу, забыв о шуме городском,
Течет дорога через речку и называется мостом.
Струится каменно и строго, в движенье обретя покой,
А под мостом течет дорога и называется рекой.
Бегут, бегут пути земные, спешат неведомо куда.
Стоят столбы, как часовые, и называются года.
И каждый постоит немного и растворится без следа.
А мимо них бежит дорога и называется: судьба.
ЖИЗНЬ СВЕТА
Звездный луч пронзает космос насквозь, он ясно видит свой путь в темном, безжизненном космосе… А попав на Землю, луч начинает дрожать, спотыкаться о каждый фонарь, пока совсем не пропадет, не затеряется в земной атмосфере…
Луч света в темном царстве чувствует себя хорошо.
Погибает же он – в светлом царстве.
ВУЛКАНЫ
у вулканов много тепла, которое они спешат поскорей отдать и потому извергают его, обжигая, но не согревая…
Теплоту ведь тоже нужно уметь отдать. Чтобы благие порывы не стали стихийными бедствиями.
ПОТЕРПЕВШИЕ НА ЗЕМЛЕ
Облака рождаются в океане и терпят бедствие на земле, осыпаясь дождями, расшибаясь о камни и сухую земную твердь. И они высаживаются в какой-нибудь луже, как Робинзон на необитаемом острове, и плывут посреди грозной стихии, земли, попутным ручейком или попутной речушкой в большие попутные реки, а там – на родину, в океан.
А за ними вырастают леса, расцветают сады, оживает земля, напоенная влагой.
Если ж нет ничего попутного – ни рек, ни ручейков, – они уходят под землю. Они проходят сквозь землю, сквозь эту сухую твердь, и ничто не может их остановить: ведь они идут к своему океану. В подземной темноте, натыкаясь на камни и руды, они идут к своему океану – через многие километры, через суглинки, известняки и пески…
А над ними зеленеют поля и созревают колосья. И живет, и дышит над ними земля…
И они возвращаются в океан. Чтобы вторично родиться облаком, и в десятый, и в сотый раз родиться облаком в океане. И всякий раз терпеть бедствие на земле.
А она зеленеет, земля, расцветает и хорошеет, и плывут над ней облака, идущие с океана…
И все, что она имеет, все, чем земля хороша, сделали те, кто на ней потерпел бедствие…
ВОЗРАСТ ЗЕМЛИ
Легкий гелий улетает с Земли, и легкий водород улетает с Земли, а оседает на Землю все тяжелое.
Тяжелый кремний. Железо. Тысячи, миллионы тонн. Вся тяжесть космоса ложится на плечи Земли – с каждым днем все больше и больше…
Да, возраст – это не годы и даже не века. Возраст – это то, что происходит с Землею. Когда все легкое улетает, исчезает неизвестно куда. А на плечи ложится тяжелое – неизвестно откуда…
ВЕРТИКАЛЬ
У большинства животных мозг и сердце находятся на одном уровне, и уровень этот, надо сказать, невысок. Да и что за высота – в горизонтальном положении!
Человек, приняв вертикальное положение, значительно повысил этот общий уровень, но мозг у него оказался выше сердца.
Мозг человека намного выше сердца, и расстояние между ними тем больше, чем выше поднимается человек.
НАКОРОТКЕ СО ВСЕЛЕННОЙ
Со Вселенной Земля разговаривает на коротких волнах. Короче говоря… Еще короче…
Лишь короткие волны пробиваются в космос, а длинные не в состоянии оторвать себя от Земли.
Поэтому будем кратки – чтоб нас услышали.
ЗАКОН ДВИЖЕНИЯ
Главный закон движения: палок не должно быть больше, чем колес.
ПРИРОДА ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЙ
Каждая низменность норовит стать возвышенностью, и это настоящее стихийное бедствие.
ИСКОПАЕМЫЕ
Для того, чтобы быть полезным, необязательно стать ископаемым.
ПРЕДСКАЗАНИЕ ПОГОДЫ
Там, где каждый считает, что лично он не делает погоды, погода бывает самая отвратительная.
ЯКОРЬ
Для того, чтобы не пройти мимо цели, иногда необходимо пойти ко дну.
ВРЕМЯ В ПРИРОДЕ
Запасы времени в природе неограничены, но как мало приходится на каждого человека.
ГОДЫ
Это только так говорится, что годы берут свое. На самом деле они берут не свое, а чужое.
ЭВОЛЮЦИЯ ВИДА
Поразить потомков своей наследственностью, а предков своей изменчивостью – в этом суть приспособления к окружающей среде.
РЕПЛИКА ОБЕЗЬЯНЫ
Иногда опасно уходить от достигнутого. Даже вперед.
АРХЕОЛОГИЯ
Вавилоняне раскапывали культуру шумеров, при этом закапывая свою.
БИТВЫ
Битвы за свои убеждения никогда не бывают столь жестоки, как битвы за свои заблуждения.
СОЛДАТЫ ИСТОРИИ
Факты – солдаты истории: они всегда подчиняются генералам.
ПРАКТИЧЕСКИЙ СОВЕТ
Когда перед тобой возникнет стена, вбей в нее гвоздь, повесь на него шляпу и чувствуй себя, как дома: одна стена у тебя уже есть.
ОБЯЗАТЕЛЬСТВО
Мы вырубим все оазисы, чтобы они не заслоняли от нас пустынь, которые нам еще предстоит засадить деревьями.
ЛАВРЫ
Уходя из театра, каждый зритель уносит с собой по лавровому листку.
СУТЬ ЖИЗНИ
При естественном движении от начала к концу – вечное стремление к началу.
ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
…а старые обезьяны все еще вспоминают о том, как они жили до эволюции…
ИСТИНА В СЕМЬЕ
Мужья, не спорьте с женами! Не может быть хорошим мужем тот, кто любит истину больше, чем женщину.
СУДЬБА
От судьбы не уйдешь, а если уйдешь, то тебя будут разбирать на общем собрании.
В ЗРИТЕЛЬНОМ ЗАЛЕ
Свободное место – это место, занятое только собой.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Быть без царя в голове – еще не значит быть демократом.
ЦЕНА ЖИЗНИ
Там, где чужие жизни идут по дешевке, на собственную возрастает цена.
УБЕЖДЕНИЕ ИЛИ ЖИЗНЬ?
Люди не раз отдавали жизнь за убеждения, но убеждения они отдавали только за хорошую жизнь.
