Текст книги "Избранное"

Автор книги: Феликс Кривин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

ГЛИНА

Глина очень впечатлительна, и всякий, кто коснется ее, оставляет в ней глубокий след.

– Ах, сапог! – киснет Глина. – Куда он ушел? Я не проживу без него!

Но проживает. И уже через минуту:

– Ах, копыто! Милое, доброе лошадиное копыто! Я навсегда сохраню в себе его образ…

КУРИЦА

– Что ты грустишь? – спросила Курица Травинку.

– Мне нужен дождь. Без него я совсем завяну.

– А ты чего голову повесила? Тебе чего не хватает? – спросила Курица Ромашку.

– Дождь, только дождь мне нужен…

Интересно, кто он такой, этот дождь? Должно быть, красавец, не чета здешним петухам. Конечно, красавец, если все по нем с ума сходят!

Так подумала Курица, а потом и сама загрустила. И когда к ней подошел молодой Петух, который давно добивался ее расположения, она даже не взглянула на него. Она сидела, думала и вздыхала. Жизнь без любви – не жизнь, даже в самом лучшем курятнике.

– Что ты все квохчешь? – не выдержала Наседка. – Спала бы лучше…

– Ох, ты ничего не понимаешь, – опять вздохнула Курица. – Мне нужен дождь. Без него я совсем завяну.

Наседка только развела крыльями и опять задремала.

А наутро пошел дождь.

– Эй, хохлатка! Вон и твой долгожданный! – крикнула Наседка. – Беги скорее, пока не прошел!

Курица выскочила из курятника, но тотчас же влетела обратно.

– Да он мокрый! – кудахтала она, отряхивая крылышки. – Какой охальник, грубиян! И что в нем могли найти Травинка и Ромашка?

Когда молодой Петух подошел к ней, чтобы выразить свое сочувствие, он показался ей значительно интересней. Это ничего, что у него немножко кривые ноги. «Это даже красиво», – решила она про себя.

Через несколько дней они поженились и отправились в свадебное путешествие – через двор к дровяному сараю и обратно.

Как это было интересно! Петух оказался очень галантным кавалером и так потешно кричал «Ку-ка-ре-ку!», что Курице не приходилось скучать.

Но вот в пути новобрачные встретили Травинку и Ромашку. Курицыному удивлению не было границ, когда она увидела, что Травинка и Ромашка поднялись, посвежели – одним словом, выглядели отлично. От былой грусти не осталось и следа.

– Ну, как дождь? – спросила Курица не без ехидства.

– Хороший дождь. Такой сильный! Он недавно прошел – вы разве не встретились?

«Какое лицемерие! – подумала Курица. – Радуются они, конечно, не приходу дождя, а его уходу. Я-то знаю, чего он стоит!»

И, подхватив своего Петуха, Курица заспешила прочь: все-таки Петух был недурен собой, хоть у него и были кривые ноги.

Но ему она ничего не сказала об истории с дождем. Во-первых, она слишком любила своего Петуха, чтобы его расстраивать, а во-вторых, в глубине души Курица рассчитывала как-нибудь, при удобном случае, еще раз выскочить под дождь. Просто из любопытства.

ОСЕННЯЯ СКАЗКА

Взгляни в окно: ты видишь, одинокий лист кружится на ветру? Последний лист…

Сейчас он желт, а когда-то был зелен. И тогда он не кружился по свету, а сидел на своей ветке рядом с молодой, румяной вишенкой, которую любил всем сердцем. Старый гуляка Ветер часто говорил ему:

– Пойдем, побродим по свету! Повсюду столько румяных вишенок!

Но Листик не соглашался. Зачем ему много вишенок, когда у него есть одна, его Вишенка, самая лучшая в мире!

И вот счастье его оборвалось. Вишенка вдруг исчезла, и никто не мог сказать, куда она девалась.

Стояла холодная пора, и все листья с дерева давно облетели. Только один Листик, осунувшийся, пожелтевший от горя, оставался на своей ветке: он все еще ждал, что вернется Вишенка.

– Что ты здесь высидишь? – убеждал его Ветер. – Пойдем поищем, – может быть, и найдем…

Ветер дунул посильней, и они полетели.

…Взгляни в окно: ты видишь, темные деревья зябко ежатся от холода. Еще бы: все одеваются к зиме, а они, наоборот, раздеваются. А вон там, видишь, кружится на ветру последний желтый лист. Это наш Листик, наш однолюб. Он все еще ищет свою Вишенку.

СКАЛЫ

Красивы прибрежные скалы, особенно на закате, но заходящие в порт корабли обходят их стороной. Скалы пугают их своей неприступностью.

А на самом деле скалы вовсе не так неприступны. Каждая из них втайне мечтает о своем корабле, который придет когда-нибудь и останется с ней навеки. Но вы же знаете, какие сейчас корабли! Им подавай Причальную Тумбу, покорную Тумбу, для которой любой корабль заслоняет все море.

Приходят и уходят корабли, приходят и уходят. Где-то там, посреди океана, они забывают о тех, кого оставили на берегу, и мечтают о других берегах – далеких и незнакомых. Но в трудную минуту, когда налетают штормы и океан разевает черную пасть, корабли вспоминают… И не Тумбу, нет, не Тумбу вспоминают они. Корабли вспоминают неприступные скалы родного берега…

ПУГАЛО

Обрадованное своим назначением на огород, Пугало созывает гостей на новоселье. Оно усердно машет пролетающим птицам, приглашая их опуститься и попировать в свое удовольствие. Но птицы шарахаются в сторону и спешат улететь подальше.

А Пугало все стоит, и машет, и зовет… Ему очень обидно, что никто не хочет разделить его радость.

ШКАТУЛКА

– Эх ты, Шкатулка, – говорит Шкатулке Настольная Лампа, – посмотри-ка, что написано на бумажках, которые ты сохраняешь.

Но Шкатулка, сколько ни пытается заглянуть в себя, так ничего прочесть и не может.

– Что же там написано? – спрашивает она.

– Да вот, – самые противоречивые вещи. На одной бумажке «Я тебя люблю», на другой, наоборот, – «Я не люблю тебя». Где же твоя принципиальность после этого?

Шкатулка задумывается. Действительно, она никогда не вникала в содержание бумажек, которые ей приходится сохранять. А там, оказывается, бог весть что такое написано…

Потом в комнату входит хозяйка. Она садится к столу, раскрывает шкатулку, и вдруг – кап, кап, кап – из глаз ее капают слезы.

Увидев, что хозяйка плачет, бедная Шкатулка совсем расстраивается.

«Конечно, – решает она, – это все из-за моей непринципиальности».

ПАМЯТЬ

У них еще совсем не было опыта, у этих русых, не тронутых сединой Кудрей, и поэтому они никак не могли понять, куда девался тот человек, который так любил их хозяйку. Он ушел после очередной размолвки и не появлялся больше, а Кудри часто вспоминали о нем, и другие руки, ласкавшие их, не могли заменить им его теплых и добрых рук.

Вскоре пришло известие о смерти этого человека…

Кудрям рассказала об этом маленькая, скрученная из письма Папильотка…

РАДОСТЬ

Котенок проснулся и обнаружил у себя хвост.

Это было для него большим открытием, и он посмотрел на хвост недоверчиво, почти испуганно, а затем – бросился его ловить.

И, глядя на веселую, самозабвенную возню Котенка, как-то не верилось, что столько радости может доставить этот грязный, куцый, беспомощный хвостик.

ЛЮБОВЬ

 
Отвертки крутят головы Винтам,
На кухне все от Примуса в угаре,
Будильнику не спится по ночам —
Он все мечтает о хорошей паре.
 
 
Дрова в печи поют, как соловьи,
Они сгореть нисколько не боятся.
И все пылинки только по любви
На этажерки и шкафы садятся.
 

РЕВНОСТЬ

 
От измены ревность не спасает:
Ревность – это глупый пес, который
Своего хозяина кусает
И свободно пропускает вора.
 

СЧАСТЬЕ

 
Покрытая снегом, озябшая Елка
Прильнула к окну, подобравши иголки,
И жадно глядела на Елку в огнях,
Мечтая о собственных радостных днях.
 
 
А Елка домашняя, в ярком уборе,
Вздыхала о ветре, о снежном просторе,
О том, что она променяла вчера
На пеструю роскошь и блеск серебра.
 

НА ПОЭТА ВЛИЯЕТ ПОЭТ

 
На поэта влияет поэт,
На планету влияет планета.
Вы заметили: даже цвет
Подражает другому цвету.
 
 
Он бывает темней и светлей,
Принимает оттенки любые.
Если в небо глядит муравей,
То глаза у него голубые.
 

ПСИХОФИЗИОЛОГИЯ ТВОРЧЕСТВА

 
Чтоб головы не утомить,
Не засорить мозгов,
Не нужно в памяти хранить
Написанных стихов.
Но чтоб в дальнейшем
Прежних строк
Поэт не повторил,
Он должен помнить назубок
Все то, что он забыл.
 

ВЕЩИ

 
Умирает маленькая свечка
И позвать не просит докторов.
Кочерга бесстрашно входит в печку,
Будто укротительница дров.
И удары не пугают ступку,
Сколько медным пестиком ни бей…
Многим замечательным поступкам
Научились вещи у людей.
 

ХОДИКИ

 
Ходики помедлили и стали,
Показав без четверти четыре…
Общее собрание деталей
Обсуждает поведенье гири.
«Как случилось? Почему случилось?» —
Тут и там вопросы раздаются.
Все твердят, что Гиря опустилась
И что Гире нужно подтянуться.
Очень строго и авторитетно
Все детали осуждают Гирю…
Три часа проходят незаметно.
На часах без четверти четыре.
 

КОСМИЧЕСКИЙ ВЕК

Снежинка медленно опускаясь на землю, спрашивает у встречных Кустов:

– Это Земля? Скажите, пожалуйста, какая это планета?

– Да, кажется, это Земля, – отвечают Кусты.

Но в голосе их не чувствуется уверенности.

ЗАНАВЕС

Всякий раз, когда спектакль близился к концу, Занавес очень волновался, готовясь к своему выходу. Как его встретит публика? Он внимательно осматривал себя, стряхивая какую-то едва заметную пушинку и – выходил на сцену.

Зал сразу оживлялся. Зрители вставали со своих мест, хлопали, кричали «браво». Даже Занавесу, старому, испытанному работнику сцены, становилось немного не по себе оттого, что его так восторженно встречают. Поэтому, слегка помахав публике, Занавес торопился обратно за кулисы.

Аплодисменты усиливались. «Вызывают, – думал Занавес. – Что поделаешь, приходится выходить!»

Так выходил он несколько раз подряд, а потом, немного поколебавшись, и вовсе оставался на сцене. Ему хотелось вознаградить зрителей за внимание.

И тут – вот она, черная неблагодарность! – публика начинала расходиться.

ШЕСТИДЕСЯТЫЕ

ЭХО

Однажды я поймал в лесу эхо.

– Ты чего разоряешься?

– …разоряешься…

– Да нет, я у тебя спрашиваю.

– …спрашиваю…

Я понял, что Эхо попросту трусит. Повторять чужие слова куда безопасней, чем говорить свои.

– Ты не бойся, – подбодрил я его, – можешь свободно говорить, смело высказывать свое мнение.

– …свое мнение? – отозвалось Эхо, но это был не просто повтор. В голосе Эха явно слышалось удивление.

– Ну да, свое мнение. Разве это так плохо?

И тут Эхо забылось.

– Да нет, неплохо, – впервые заговорило оно от себя, – но у нас тут один попробовал высказать свое мнение, так его за это съели волки.

– Съели волки? Хорошие же порядки у вас в лесу! А как же тебя эти самые волки?..

– Меня не съели, я стараюсь не показываться им на глаза.

– А вообще-то ты умеешь показываться?

Эхо смутилось.

– Раньше умело… Теперь разучилось. Волки, сами понимаете…

Тут я отпустил Эхо.

– Смотри, не попадись волкам, – посоветовал я ему на прощанье.

– …волкам… – отозвалось Эхо.

– И голос побереги. Трудно тебе будет без голоса!

– …без голоса…

Так и перекликались мы в лесу – я и Эхо. Оно во всем соглашалось со мной, ни в чем не противоречило. Потому что мы были в лесу, где волки уже одного съели.

НОЧЬ

Я встаю, а она еще не ложилась. Она стоит под окном, как стояла с вечера.

– Уходи! – гоню я ее. – Мне надо работать.

Ночь уходит весьма неохотно. И не успеешь оглянуться – снова стоит под окном.

– Чего тебе не спится? – спрашиваю я не слишком строго.

– Холодно, – отвечает Ночь. – Разве тут уснешь, разве согреешься?

Тогда я гашу свет и впускаю Ночь в комнату.

– Ладно, грейся. Только это в последний раз. Завтра же ты должна оставить меня в покое.

Ночь обещает, но я знаю, что это – только слова. Куда она денется среди зимы, не ночевать же ей под открытым небом!

Завтра и послезавтра все повторяется снова.

Чуть стемнеет, Ночь приходит в мою комнату и уходит только на рассвете. Мне не хочется ее тревожить.

А время идет, и ничего я не успеваю сделать. Ночи этого не объяснишь – она темная, разве она понимает?..

ВИШНЕВАЯ КОСТОЧКА

Вишневая Косточка вылетела из окна в полном смятении.

– Караул! – кричала она. – Раздели, ограбили!

Пробегавший Ветер подхватил ее и потащил за собой.

– О, вы себе даже представить не можете, – жаловалась ему Косточка. – Такое безобразие, такая наглость! Шуба – представляете?.. И вдруг – как вам это понравится?

– Погодите, погодите! – прервал ее Ветер. – Нельзя ли помедленней? А то я спешу, да еще вы спешите – и в результате ничего не поймешь.

– Меня ограбили, – снова заговорила Косточка. – Украли единственную шубу. Пригласили к обеду, предложили раздеться, а потом – выставили за окно.

– Что-то вы опять путаете, – сказал Ветер. – Сейчас такая жара – при чем здесь Шуба?

– Ах, вы мне не верите? – обиделась Косточка. – Затащили бог знает куда, да еще не верите! Ладно, обойдусь без вас. Можете отправляться своей дорогой.

Оставшись одна, Косточка огляделась по сторонам и увидела, что сидит она над самым ручьем. Ручей был светлый, прозрачный, и в нем, как в зеркале, отражались деревья, кусты и даже тучи. Отражалась в ручье и Косточка.

Лучше бы она в нем не отражалась!

Взглянув на себя, Косточка пришла в ужас от своего вида: казалось, она собрала всю пыль и грязь, которые были на дороге.

«Надо выкупаться!» – решила Косточка и стала осторожно сползать к ручью. Но только она окунулась в холодную воду, как Ручей подхватил ее и понес неизвестно куда.

– Не тяните меня, прошу вас! – взмолилась Косточка. – Меня уже раз тянули – до сих пор не могу опомниться.

– У вас несчастье? – участливо спросил Ручей. – Какое? Может быть, я смогу вам помочь?

И Косточка повторила ему свою историю – о том, как ее пригласили к столу и как она осталась без шубы. А в заключение сказала о Ветре:

– Это такой хам, такой хам! Я с ним поделилась, как с другом, а он сказал, что я лгу.

– Я знаком с Ветром, – сказал Ручей. – Он иногда бывает резок, но он – открытая душа.

– Вы так считаете? – раздраженно ответила Косточка. – В таком случае – высадите меня на берег. Я не хочу и минуты оставаться в вашем обществе!

Они проплывали как раз мимо дома, и Косточка выскочила на берег перед самым окном – точно таким, как то, из которого ее выбросили.

«Все к лучшему, – решила Косточка. – Теперь я смогу найти свою шубу».

Но при ее росте забраться в окно было просто немыслимо. Косточка уже пришла к этому выводу, когда ее окликнули:

– А, здравствуйте! Вы все еще ищете свою шубу?

Это был Ветер.

– Лучше помогите, чем зря расспрашивать, – недружелюбно сказала Косточка. – Видите, что не могу до окна дотянуться.

Ветер подхватил ее и легко забросил в окно.

И опять все началось с неприятностей: Косточка попала на письменный стол и чуть не разбила Очки, которые просматривали там какие-то бумаги.

Очки строго посмотрели на нее и спросили:

– Что это за хулиганство? Откуда вы взялись?

– Я вернулась за своей шубой, – сказала Косточка. – Меня ограбили самым бессовестным образом.

– Где вас ограбили? – спросил Карандаш, на минуту отрываясь от работы.

– Здесь. В этом доме. Во время обеда. Теперь припоминаете?

– Ничего я не припоминаю, – возразил Карандаш. – Я вас впервые вижу. И шубы никакой здесь не было. Да и какая может быть летом шуба?

Последней фразы Косточка не могла вынести.

– Не вам меня учить, как мне одеваться! Лучше следите за своим длинным носом! – раздраженно сказала она Карандашу.

Косточка очень разволновалась, и надо было как-то ее успокоить.

– Может быть, посадить ее в нашем саду? – предложили Очки, которым приходилось кое-что читать из области садоводства.

– Посадить? За что меня сажать? Постыдились бы говорить такое!

Но ее все-таки посадили.

…Перед самым окном, в которое когда-то влетела Косточка, растет большая, развесистая Вишня. Она глубоко пустила корни и давным-давно позабыла о грехах молодости, когда она была глупой Косточкой, среди лета потерявшей свою шубу.

И лишь по временам, когда Ветер всколыхнет ее воспоминания, Вишня робко стучится в окно, словно просит прощения за прежние ошибки.

ПОЛУПРАВДА

Купил Дурак на базаре Правду. Удачно купил, ничего не скажешь. Дал за нее три дурацких вопроса да еще два тумака сдачи получил и – пошел.

Нелегко сказать – пошел! С Правдой-то ходить – не так просто. Кто пробовал, тот знает. Большая она, Правда, тяжелая. Поехать на ней – не поедешь, а на себе нести – далеко ли унесешь?

Тащит Дурак свою Правду, мается. А бросить жалко. Как-никак за нее заплачено.

– Ты где, Дурак, пропадал? – набросилась на него жена.

Объяснил ей Дурак все, как есть, только одного объяснить не смог: для чего она, эта Правда, как ею пользоваться.

Лежит Правда среди улицы, ни в какие ворота не лезет, а Дурак с женой держат совет – как с нею быть, как ее приспособить в хозяйстве.

Крутили и так, и сяк, ничего не придумали. Даже поставить Правду, и то негде. Что ты будешь делать – некуда Правды деть!

– Иди, – говорит жена Дураку, – продай свою Правду. Много не спрашивай – сколько дадут, столько и ладно. Все равно толку от нее никакого.

Потащился Дурак на базар. Стал на видном месте, кричит:

– Правда! Правда! Кому Правду – налетай! Но никто на него не налетает.

– Эй, народ! – кричит Дурак. – Бери Правду – дешево отдам!

– Да нет, – отвечает народ. – Нам твоя Правда ни к чему. У нас своя Правда, не купленная.

Но вот к Дураку один Умник подошел. Покрутился возле Правды, спрашивает:

– Что, парень, Правду продаешь? А много ли просишь?

– Немного, совсем немного, – обрадовался Дурак. – Отдам за спасибо.

– За спасибо? – стал прикидывать Умник. – Нет, это для меня дороговато.

Но тут подоспел еще один Умник и тоже стал прицениваться.

Рядились они, рядились и решили купить одну Правду на двоих. На том и сошлись.

Разрезали Правду на две части. Получились две полуправды, каждая и полегче, и поудобнее, чем целая была. Такие полуправды – просто загляденье.

Идут Умники по базару, и все им завидуют. А потом и другие Умники, по их примеру, стали себе полуправды мастерить.

Режут умники правду, полуправдой запасаются.

Теперь им куда легче разговаривать между собой.

Там, где надо бы сказать: «Вы подлец!» – можно сказать: «У вас трудный характер». Нахала можно назвать шалуном, обманщика – фантазером.

И даже нашего Дурака теперь никто дураком не назовет.

О дураке скажут: «Человек, по-своему мыслящий». Вот как режут Правду!

ВЫБОР ПРОФЕССИИ

Было тихо.

Было темно.

В темноте – сквозь окно – светились желтые зрачки звезд.

В тишине – за окном – притаились какие-то шорохи.

Мышка сказала:

– Когда я вырасту большой, я обязательно стану кошкой…

СЧАСТЬЕ

Случилось так, что в один день родились в лесу Мышонок и Медвежонок. Пока матери стирали пеленки, отцы выпили на радостях и пошли добывать для своих детей счастье.

А счастьем в ту пору в лесу маги ведали. Они получали его по накладной и отпускали в порядке очереди. Всем распоряжался главный маг, которого называли завмагом.

Увидел завмаг отца Мишку:

– А, Михайло Иванович, почетный гражданин леса! За чем пожаловали?

– За счастьем.

– Сию минутку! Нарезать или целым куском?

– Тут у меня еще приятель есть, – говорит отец Мишка. – Ему тоже надо бы счастья.

Стали искать приятеля, да как его найдешь? Затерялся отец Мышка где-то в хвосте очереди. Делать нечего – взвалил на плечи Мишка счастье и домой поспешил – как бы старуха плохого не подумала.

А отец Мышка отыскался, когда его очередь подошла.

– Тебе чего? – спрашивает завмаг.

– Мне бы счастья, для сына.

– Нету счастья, все вышло! – говорит завмаг, а сам прячет что-то под прилавок.

Так и вернулся отец Мышка домой ни с чем.

– Ох беда, – заплакала жена. – Нет для нашего сына счастья!

– Ничего, мать, – сказал отец Мышка. – Главное, что есть сын. Вырастет, сам добудет.

Когда счастья нет, долго тянется время. У отца Мишки – другое дело: не успел оглянуться – сын подрос. А отец Мышка маялся, маялся, и когда сынок на ноги стал, старого Мышки уже и на свете не было.

– Ну, мать, – говорит сын Мышка. – Собирай меня, пойду в свет добывать счастье!

– А чего тебя собирать? В доме пусто, как стоишь, так и иди. Не пропадешь, ты у меня не маленький!

Попрощался сын Мышка с домашними и пошел.

– Эй, Мышка, и я с тобой!

В берлоге переполох.

– Не пущу! – ревет Медведица. – Там сыро, холодно, ты простудишься…

Лег сын Мишка на спину, лапами сучит:

– А я хочу! Хочу!

Тут уж дело серьезное – как бы не заболел ребенок.

Стали Мишку в дорогу снаряжать. Уложили счастье – и его, и мамино, и все, какое было в берлоге. Еле взвалил на себя сын Мишка.

– Ты уж, Мышка, присматривай за ним, – просит Медведица. – Видишь, какой он у нас…

Пошли.

Ковыляет Мишка со своим счастьем, а Мышка бежит налегке. Дорога трудная, неровная, того и гляди лапку подвернешь. И ночевать под открытым небом… Мышке-то не привыкать, а Мишке обидно: у него все-таки счастье!

– Хорошее у тебя счастье, – говорит Мышка. – Ты бы его подстелил, все же не на сырой земле ночевать!

– Ну вот еще! – буркнул Мишка. – Легко тебе чужим распоряжаться!

Долго шли. Мышка – на что молодец! – и тот притомился. А тут еще овраг на пути – длинный, глубокий.

Жмется Мишка, не решается, видно, боится счастье потерять. А Мышке терять нечего: раз, два – и перебежал на ту сторону.

– Ну чего ты там?

Стыдно Мишке признаться, что он за свое счастье держится, он и говорит:

– Ты, Мышка, дальше иди, а мне чего-то не хочется. Я, наверно, домой пойду.

Потащился Мишка домой. Долго тащился; Сколько дорог, не знаешь, по какой идти, в какой лес сворачивать. Пошел не по той дороге, свернул не в тот лес и заблудился.

Сидит он в чужом лесу, а время идет. Вот уже и зима наступила. Надо бы берлогу вырыть, да как ее выроешь? Даже не знаешь, откуда начинать – сверху или снизу?

Падает снег, трещит мороз, а Мишка сидит, трясется над своим счастьем.

Трясся, трясся, потом перестал. Лежит, не дышит.

Вот тут он лежит, а вот тут – его счастье. Со стороны можно подумать, что Мишка умер от счастья, но на самом деле это не так. Не от счастья он умер – от холода.

А Мышка долго еще по свету ходил. Правда, счастья так и не нашел, но зато нашел кое-что другое… И стал сам отцом Мышкой, потому что у него родился сын, вот ведь какая радость!

Ну понятно, как каждый отец, пошел отец Мышка к завмагу за счастьем. Для себя бы не стал, но для сына – сами понимаете. И в очереди постоял, и просил, и вымаливал. Но опять, как и Мышка-дедушка, вернулся домой с пустыми руками.

– Ох беда, – плачет жена. – Нет для нашего сына счастья!

– Ничего, мать. Главное, что есть сын. Я прожил без счастья, и он проживет!

«Я прожил без счастья…» – сказал отец Мышка и улыбнулся счастливо.