Текст книги "Избранное"
Автор книги: Феликс Кривин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ НАЦИОНАЛЬНОСТЬ
Когда человек произошел от обезьяны, он немного стеснялся своего происхождения. Поэтому он изо всех сил старался как-то отличиться от обезьяны. А как отличиться от обезьяны? Некоторым это довольно трудно, потому что это у них на лице написано.
Вот тогда и придумали писать это где-нибудь отдельно, чтоб не нужно было смотреть на лицо. Например, в документах, которые предъявлять в случае необходимости.
Чтобы, если человек ничем не отличается от других людей или, скажем, от обезьяны, просто заглянуть к нему в документ и прочитать, что там написано.
Прочитаешь – и сразу видишь: это наш. Из троглодитов. Из питекантропов. Можно еще и на грудь повесить какой-нибудь знак отличия, чтобы отличить человека от тех же обезьян. Ведь не каждый сам по себе отличается от обезьян. Иным для этого требуется очень много знаков отличия.
ЧЕЛОВЕК РАЗУМНЫЙ
Название
Кто назвал человека разумным?
Обезьяноподобные?
Человекообразные?
Человеком разумным назвал себя сам человек, и не было случая, чтоб разумным его назвали другие.
Сущность
Что такое человек разумный?
Человек разумный – это человек, раз умный – раз нет, раз умный – два нет, раз умный – три нет…
И так далее, по мере развития человечества.
Памятник человеку разумному
Не из каменного ли века дошла до нас эта привычка – стоять на площади, простерши руку в неведомую даль, и указывать другим путь, по которому сам не можешь сделать и шагу?
ЭПОХА ВЕЛИКОГО ЗАТЕМНЕНИЯ
В просвещенные неандертальские времена многие неандертальцы пытались выбиться в кроманьонцы. Женились на кроманьонках, заводили дружбу с кроманьонцами и, чтоб казаться выше, надевали туфли на высоких каблуках. Кроманьонцы были выше неандертальцев на целую голову, но неандертальцы удлиняли себя со стороны каблуков.
А потом наступила эпоха Великого Затемнения, и быть кроманьонцем стало небезопасно. Появилось множество анкет, в которых самые удачливые с гордостью писали: происхождение – из неандертальцев, социальное положение – неандерталец, образование – неандерталец, знание языков – неандертальский и никаких других.
Стали укорачивать кроманьонцев, чтоб они не возвышались над неандертальцами. Интересно, что, удлиняя себя со стороны каблуков, кроманьонцев укорачивали со стороны головы, что было наиболее радикальным решением данного вопроса.
Кроманьонцы старались держаться неандертальцами. Они ходили, согнув колени и вобрав в плечи голову, в компаниях напивались, как самые последние неандертальцы, употребляли грубые слова и старались казаться глупей, чем были на самом деле, потому что глупость считалась государственным качеством.
Но тут вдруг кончилась эпоха Великого Затемнения, и все стали массово выходить из неандертальцев. И у многих стали отрастать головы. Но это, конечно, не у всех, а лишь у тех, кто в эпоху Затемнения своевременно вобрал голову в плечи.
ПЕРВОБЫТНЫЙ КОММУНИЗМ
1.
Во времена первобытного коммунизма каждый человек на земле был коммунист…
2.
На смену первобытному коммунизму пришло рабовладельческое общество. Из бывших коммунистов получились отличные рабовладельцы, а из менее удачливых – неплохие рабы.
3.
Коммунизм был детством человечества. Поэтому повториться он мог лишь как впадение в детство.
КОГДА ЧЕЛОВЕК ПРИШЕЛ К ВЛАСТИ…
Когда человек пришел к власти, обезьяна ушла в оппозицию. Но время от времени она возвращается, и тогда в оппозицию уходит человек.
УСЛОВИЯ ЖИЗНИ
Для того, чтобы стать человеком, обезьяне понадобились нечеловеческие условия.
Те же условия годятся и для обратного процесса.
ДИСТРОФИКИ
* * *
Когда Сократа хоронили,
Он был вниманием согрет:
Слезу на камень уронили,
Сочувственно вздохнули вслед.
Потом немного погрустили
О бренности бегущих лет
И написали на могиле:
«У нас незаменимых нет».
* * *
Как из сказки, не из были, излучая свет и мрак,
Посреди земли Сибири вырос каменный Ермак.
Кавалер большой дороги, чтоб избыть свою вину,
Грозному царю под ноги бросил целую страну.
И его не позабыли,
И несется вдаль и вширь:
«Покорителю Сибири —
Покоренная Сибирь!»
* * *
Революции гром отгремел и затих,
Но опять возникают знакомые лица.
Якобинец Фуше апогея достиг:
Дослужился до чина министра полиции.
То ли это добро дослужилось до зла,
То ли зло утомилось делами кровавыми…
Или наша планета не в меру кругла —
Слишком левые взгляды становятся правыми?
* * *
Искупление послано, и карают сурово
Муравьевы-апостолы палачей Муравьевых.
Муравьев – это вешатель? Или тот, что в гулаге?
Преступленье замешано на общественном благе.
Только память прикована к безымянным погостам…
Но никак не припомнить ей, кто палач, кто апостол…
* * *
Мы веруем не в миражи, а в то, что есть на самом деле:
Доказано, что нет души, – мы больше думаем о теле.
И мы надеемся всерьез, самих себя в себе разрушив,
Как тот классический прохвост, разбогатеть на мертвых душах.
Но, выгнанная за порог, навек пропавшая без вести,
Душа таится между строк, она не в тексте, а в подтексте.
Ну кто ее увидит там? Она звучит все глуше, глуше…
И – никаких серьезных драм! Подтекст: спасите наши души!
ЛЕГЕНДА О БУДУЩЕМ
Легенда о потопе – это легенда не о проклятом прошлом, а о светлом будущем. О чем можно мечтать в безводной пустыне? С том, чтоб напиться, умыться, а может быть, даже выкупаться. Но если мечтать по большому счету, то, конечно, нужен потоп.
Люди шли через пустыню – год за годом, десятилетие за десятилетием. Было так жарко, что уже мечтали не о потопе, а о все мирном потопе. Ничего, мечтали, вот наступит всемирный потоп, тогда мы заживем: напьемся, умоемся, может быть, даже выкупаемся. И ковчег построим, чтобы спасать на нем всякой твари по паре. Вот такой у нас будет всемирный потоп.
Но время шло, поколение сменяло поколение, а потопа все не было. Сначала говорили: нынешнее поколение будет жить при потопе. Потом говорили: следующее поколение будет жить при потопе. А потопа все не было.
И тогда возникла версия, что он уже был, что все они живут не до потопа, а после потопа.
Вспомнили великого кормчего, который построил ковчег и привел весь народ в светлое послепотопное время. А темные стороны светлого времени объясняли тем, что в ковчеге было всякой твари по паре, и они, эти твари, загубили дело великого кормчего.
Если б не эти твари, мы бы уже давно были там. Мы, собственно, и так уже там, но тогда б мы были намного дальше.
Помните, как мы говорили в допотопные времена:
– Следующее поколение будет жить после потопа!
Потом мы говорили:
– Следующее поколение будет жить после!
А сегодня мы заявляем со всей ответственностью:
– Следующее поколение будет жить!
Правда, в этом нет абсолютной уверенности.
ХЕОПСОВНА
Однажды за обедом фараон Хеопс заговорил о своих финансовых трудностях. Из-за нехватки средств на строительство пирамида кверху сужается, хотя по проекту сужаться не должна.
– А панель у подножья уже проложили? – спросила дочка, о которой известно лишь то, что по отчеству она была Хеопсовна, что, впрочем, естественно для дочери Хеопса.
– Панель – это еще не пирамида, – грустно вздохнул Хеопс.
Но дочка считала, что это больше, чем пирамида. Потому что на пирамиду деньги тратятся, а на панели зарабатываются. И главное – товар остается при тебе.
– Что-то я не понимаю, – напрягся Хеопс. – Ведь тогда получается, что один и тот же товар можно продать два раза?
– Да хоть тысячу раз. Если, конечно, товар не потеряет товарного вида.
Хеопс отодвинул тарелку:
– В таком случае все идем на панель.
Очень чистый был человек, морально не испорченный.
– Папа, не горячись, – остановила его Хеопсовна. – Я одна пойду, а вы с мамой пока оставайтесь.
И стала Хеопсовна зарабатывать папе на пирамиду.
Зарабатывала, зарабатывала… Так сильно зарабатывала, что не только товар потерял товарный вид, но и панель потеряла панельный вид, – до того ее исходила Хеопсовна, зарабатывая на пирамиду Хеопса. Недаром эта пирамида – самая большая из всех пирамид.
Историк Геродот утверждает, что третья часть пирамиды Хеопса построена именно на эти заработки.
Хеопсовна хотела заработать еще маме на пирамиду, однако мама сказала, что может сама на себя заработать. Но не заработала. И бабушка пыталась заработать, но не заработала.
Потому что великий закон панели – кадры решают все.
ГАРЕМ ЦАРИЦЫ СЕМИРАМИДЫ
В гареме ассирийских царей пахло чем угодно, только не демократией. И жен, и наложниц царь выбирал по своему вкусу, ни с кем не советуясь, и каждый новый царь формировал новый гарем, даже если прежний был еще вполне дееспособным.
Женщинам это не нравилось, и любимая жена царя Шамшиадата, подстрекаемая другими женами и наложницами, обвинила царя в авторитаризме и даже тоталитаризме, учитывая количество наложниц и жен.
– Ты попробуй сесть на мое место, – оправдывался Шамшиадат. – Я же царь, разве я могу по-другому?
– Очень надо пробовать! – сказала Семирамида. – Только сядешь – и сразу вставать.
Но гарем зашумел:
– Попробуй, Семирамида, попробуй!
Шамшиадат не стал бы настаивать, но Семирамида возвышалась в его сердце, как пирамида, и он сказал уступчиво:
– Ну почему же сразу? Ты можешь сидеть хоть целый час.
– Так я и знала, – поморщилась Семирамида, – только сядешь – и через час вставать!
Ее поддержала гаремная общественность. Пирамида в сердце царя выткнулась вверх и подступила к самому горлу.
– Ты можешь сидеть хоть целый день.
Гарем зашумел:
– Ради одного дня и садиться не стоит!
– А сколько вы хотите? Три дня вам достаточно? Я, конечно, не считаю ночей.
От любви он совсем потерял голову. В буквальном смысле. Потому что, едва лишь сев на престол, Семирамида приказала отрубить ему голову.
Демократия торжествовала. Наконец-то гарем будет принадлежать женщине, своему человеку! Планов было много, много было прекрасных замыслов. Но внезапно, в самый разгар демократии, Семирамида распустила гарем.
Тот самый гарем, который возвел ее на престол, который был главной ее опорой в борьбе за демократию.
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ КОРПУС
У фракийцев наиболее уважаемой была должность посла, которого отправляли к богам с различными поручениями.
Делалось это так: посла брали за руки и за ноги и бросали на острые копья. Если после этого он еще шевелился, считалось, что он не выполнил поручения, и его с позором изгоняли из дипломатического корпуса. Если же он не подавал признаков жизни, все понимали, что он благополучно прибыл на место, и тело его с почетом предавали земле.
Миссия посла была нелегкой. Между небом и землей отношения были сложные и запутанные, поручений было много, и все это нужно было запомнить, ничего не забыть. Когда, например, будет дождь? Идти на соседей войной или, может, лучше ограничиться мирными взаимоотношениями?
Главная трудность состояла в том, что, когда посол падал на копья, у него буквально отшибало память, а если не отшибало, то считалось, что он с задачей не справился, и вместо него посылали другого посла.
Желающих было много, профессия посла считалась самой престижной, и каждый родитель говорил о своем ребенке с надеждой и гордостью:
– Он у меня когда вырастет, будет послом. Но, конечно, для этого ему нужно хорошо учиться.
АССИРИЙСКАЯ ЛЮБОВЬ
Ассирийские девки в девках не засиживались – для этого ассирийцы устраивали специальный брачный аукцион.
Невесты поступали в продажу в порядке убывающей красоты: сначала красавицы, потом красоточки, симпомпончики, пальчики оближешь, потом шли милашечки, душечки, смазливочки, симпатяжки, за ними – так себе, ничего себе, сносно, терпимо, – пока не доходило до черты, за которой находились некрасивые претендентки. И если до этой черты платили соискатели, то после нее платили соискателям – в виде приданого за невестой. Средства на приданое поступали от выручки за красивых невест.
Некрасивые невесты располагались в порядке возрастающей некрасивости: дурнушки, пигалицы, не на что смотреть, затем – ни кожи ни рожи, мордовороты, уродины, образины, чучела, страхолюдины и, наконец, страшилища и как смертный грех.
Чем невеста привлекательней, тем за нее больше нужно платить. Чем она страхолюдней, тем большее за ней дается приданое.
Справедливо? Справедливо. Вот так она и выглядит, справедливость: наполовину она красавица, наполовину – как смертный грех.
ПСИЛЛЫ И НАСАМОНЫ
Во времена Геродота жили в северной Африке два соседних племени – псиллы и насамоны. Очень разные были племена.
Насамоны жили тихо, незаметно, ели саранчу с молоком, а на свадьбе жених терпеливо ждал, пока с его невестой переспит вся свадьба по очереди. Надо же как-то развлекать гостей. Как говорится, одной саранчой сыт не будешь.
Главная особенность насамонов состояла в том, что они всегда держали нос по ветру. При встречном ветре они поворачивались на 180 градусов, и любой встречный ветер становился попутным. Насамоны и пословицу себе придумали: «Хочешь жить – умей вертеться». Хорошая пословица. С такой пословицей никакие ветры не страшны.
А псиллы всегда держали нос против ветра. Против встречного, против попутного. Даже когда ветер дул им в паруса, они налегали на весла и гребли в обратную сторону. Поэтому носы у псиллов были приплюснутые, а у насамонов длинные, словно тянущиеся за ветром.
В тот год южный ветер высушил поля, и насамоны прославляли засуху, держа нос по южному ветру. Ну и черт с ним, с урожаем! Сколько раз насамоны выходили сухими из воды, а уж выйти сухими без воды для них и вовсе плевое дело.
А псиллы, конечно, перли напролом, они хотели жить, но не хотели вертеться. И они объявили южному ветру войну, чтобы встретиться с ним в открытой схватке. И пошли против ветра с приплюснутыми носами наперевес.
Встретились в пустыне, среди песков. Псиллы стояли насмерть, но южный ветер применил обычную для пустыни тактику: он просто засыпал их песком и сверху насыпал высокую песчаную гору.
«И после сей погибели страну их заняли насамоны», – свидетельствует Геродот.
Тихие насамоны. Безответные насамоны. Печалясь о псиллах, они ели саранчу с молоком и, радуясь за себя, ели то же самое.
СВЯТИЛИЩЕ
В бытность свою рабом философ Федон трудился в блудилище – не то зазывалой, не то вышибалой. А в свободное время он слушал Сократа, который вел беседы на соседней улице.
Сократ обратил внимание на вышибалу с умным, одухотворенным лицом, а познакомившись с ним поближе, предложил:
– Давай-ка, Федон, мы тебя выкупим из рабства. У меня есть влиятельные друзья, они соберут, сколько понадобится.
– А как же моя работа, Сократ? Мы тут задумали превратить наше блудилище в святилище нравственности. Мне поручен важный участок работы: зазывать добродетель и вышибать порок. Это будет такое святилище, Сократ, такое святилище!
– Из блудилища? Ты забываешь, что у блудилища сильная экономическая основа, а у святилища такой основы нет. Как же оно будет существовать? На какие средства?
Федон объяснил, что пока они не собираются останавливать производство. Блудилище будет работать, но оно будет работать на святилище.
– Зарабатывать на блуде и тратиться на добродетель?
– Да, да, конечно! У нас будет публичная библиотека, публичный лекторий, где мы будем читать публичные лекции… Одним словом, большой публичный дом культуры.
– Это очень интересно, – сказал Сократ. – Но все же лучше, Федон, давай-ка мы тебя выкупим.
Так они спорили каждый день, и в споре этом постепенно рождалась истина. И когда истина окончательно родилась, Федон сказал:
– Выкупите меня, Сократ. Нет уже сил ни на блудилище, ни на святилище.
Так Федон стал свободным человеком. А блудилище осталось блудилищем. Ведь для того, чтобы заработать на святилище, нужно очень много блудить, а когда наблудишь до изнеможения, не хочется уже ничего святого.
ДЕМОКРИТ НА ПРИЕМЕ У ГИППОКРАТА
Демокрита из Абдеры земляки-абдериты пытались упрятать в сумасшедший дом и обратились за направлением к знаменитому врачу Гиппократу. Но Гиппократ в то время уже дал клятву не использовать психиатрию в политических целях, не производить эксперименты на живых людях и вообще поставить наконец медицину на службу здоровью, отобрав у нее все прочие функции. Поэтому, осмотрев Демокрита, Гиппократ дал заключение: «Практически здоров».
– Как это здоров? – возмутился представитель абдеритуправления. – Он же сумасшедший.
Гиппократ сослался на Гомера, которого тоже считали сумасшедшим, и объяснил, что великие люди нередко сходят с ума, но лишь для того, чтоб подняться на новый, еще более высокий уровень.
В это время к абдеритуправленцу подошла его дочь.
– Здравствуй, девушка! – приветствовал ее Демокрит.
– Вот видите, – зашептал Гиппократу абдеритуправленец, – они не знакомы, а он здоровается. Разве так поступают нормальные люди?
На следующий день повторили обследование, и опять Гиппократ пришел к заключению: Демокрит практически здоров. Но тут опять появилась дочь абдеритуправленца.
– Здравствуй, женщина! – приветствовал ее Демокрит.
– Ну, что вы теперь скажете? – торжествовал абдеритуправленец. – Не далее как вчера он говорил «Здравствуй, девушка», а сегодня говорит «Здравствуй, женщина». А ведь прошла всего только ночь… Ночь?.. – он внезапно осекся, побледнел и бросился к дочери: – Бесстыжая, где ты провела ночь?
Пока он это выяснял, Гиппократ спрашивал у Демокрита:
– Коллега, я прошу вас открыть секрет: как вы ставите диагноз?
РАБ И ФИЛОСОФ
Диоген был нищим, но когда от него сбежал раб, философ ему вслед только посмеялся: «Смешно, если Манет может жить без Диогена, а Диоген не сможет жить без Манета!»
А нам некому вслед посмеяться, потому что мы одновременно и нищие, и рабы. И никто от себя не сбежит – так, чтобы раб сбежал, а философ остался.
ДРЕВНИЙ КИТАЙ ВО ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВЕ
Император Цинь Ши-хуанди захватил много территорий, а потом, чтобы сохранить их за собой в вечном пользовании, взял да и отгрохал Великую Китайскую стену. Была у него еще мысль отгородиться от внешних влияний, потому что население постоянно сравнивает свою жизнь с тем, как живут за рубежом. Некоторые даже норовят улизнуть за рубеж, вот тут-то стена первое дело. Хорош еще железный занавес, но в то время железный век только начинался, с железом было плохо, так что пришлось ограничиться Китайской стеной.
Отгородившись в пространстве, Цинь Ши-хуанди стал думать над тем, как бы отгородиться еще и во времени. Ведь у китайцев большая история, и о ней написано довольно подробно. А если начать сравнивать, как было раньше, с тем, как стало сейчас, можно тоже прийти к нежелательным выводам.
И Ши-хуанди повелел сжечь все, что было написано до него, а уже с него начинать китайскую историю.
Китайцев это смутило. Они не хотели отдавать свою историю. Территорию еще ладно, хотя и ее не хочется отдавать, но отдавать историю – это уже самое последнее дело. Настоящие патриоты не отдают ни территории своей, ни истории.
Когда сжигали книги, четыреста шестьдесят мандаринов бросились в огонь, чтобы разделить судьбу своей истории. Горели все вместе, вспоминая более благоприятные времена, когда можно было книги читать, а не гореть с ними в общем пламени.
Но и после императора Ши-хуанди китайскую историю не оставляли в покое. Сначала любители чтения прыгали за книгами в огонь, а потом стали прыгать все меньше и больше носить дрова, чтоб китайская история лучше горела. Вот тогда и придумали крылатое выражение: рукописи не горят. Если не горят, то с какой стати будем гореть мы, сами подумайте.
Так сказали друг другу китайцы. И успокоились. И отныне стали гореть только на работе.
НОМЕНКЛАТУРА
Высших римских чиновников избирал народ, поэтому им не безразлична была любовь народа. Но народ любит тех, кто знает его в лицо и даже при случае может назвать по имени. А лиц у народа, а имен! Ни один государственный деятель их не запомнит.
Приходилось кандидатам на высокие должности прибегать к помощи рабов, которые лучше знали народ и могли подсказать, как он выглядит и как называется. Эти рабы назывались номенклаторами, то есть назывателями имен. Кандидаты расхаживали по городу в сопровождении номенклаторов, и номенклатор заранее предупреждал кандидата.
– Вот идет Ваня.
Тут кандидат широко распахивал объятия и кричал:
– Ваня! Дорогой Ваня! Наконец-то мы встретились! – Он прижимал незнакомого Ваню к груди, любовно похлопывал по спине и говорил сладким голосом: – А я уже думаю: куда это мой Ваня запропастился? Кстати, приходи на выборы, там будут голосовать за меня.
И счастливый Ваня отвечал, что, конечно, он непременно придет и отдаст свой голос за друга-кандидата.
А кандидат уже шел дальше, и всеведущий раб ему говорил:
– Вот идет Вася.
– О, Вася! – кричал кандидат и устремлялся к Васе с той же сердечностью.
В Древнем Риме обязанности рабов-номенклаторов этим и ограничивались, но со временем их осведомленность стали использовать для постоянной связи между правительством и народом.
Так появилась номенклатура, которая, сохранив свою рабскую природу, приобрела такую власть, что перед ней бессильны и правительство, и народ, а всесильна она одна – номенклатура.
