Текст книги "Сталкер-югенд"
Автор книги: Федорцов Владимирович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
В этом безумстве безнадежной схватки и боли что-то осталось упущенным. Осталось вне поля внимание. Память никак не могла сфокусироваться и открыть секрет. Пока тасман волок Паху по путям, мелькнула странная фигура. Вполне возможно это была лишь причудливая тень, или облако пыли, или рисунок на стене. Но уж больно материально тень выглядела. Не похожая ни на человека, ни на белоглазого. А на что она похожа? Этого из памяти не выковырять сколько не ковыряй.
Тело издохшего тасмана и Паху нашли на самом выходе. В двух шагах от перрона. Пахины кишки собирали по всей ветки метрополитена. Врач извел на него имеющиеся в распоряжение медикаменты. Его долго выхаживали фермеры. Они же открыли правду. Хочешь жить, подавайся в город. Там смогут подлатать. Если найдется чем заплатить? Нет? Ну, тогда разве что Нити...
...− Слушай парень, − обратился Кох к пленнику. В голосе нескрываемое уважение. – Скажи где девка и я тебе клянусь, отпущу. Хер с ними с тюхалами. Ты гусятник и я гусятник. А тасман это тасман. Ничего твоего не возьму. Ни оружия, ни припасов. Ничего. И за Нос спрос не учиню. Хер с ним! Нет, правда. Скажешь, катись на все четыре стороны. Если надо патронов дам и автомат поменяю.
Кох говорил искренне. Не лукавил и не обманывал. Никаких недоговоренностей за его словами не скрывалось. Так бы и поступил.
Паха молчал, шумно потягивая воздух забитыми кровью ноздрями.
Кох покачал головой
− Как хочешь.
Чили зажмурилась думая, тот начнет бить пленника, но гусятник полез Пахе в карман, достал оттуда сверток с лекарством.
− Бабу найдем рано или поздно. Тебя к перилам пристегну. Вспоминать о моем предложении.
Он высыпал содержимое. Не сразу. Одну за одной. Горошины падали, отскакивали о железо и пролетали в дыры.
Двое крепче схватили Паху. Кох смял сверток и швырнул под ноги. Наступил. Отпнул с галереи.
− Посмотрим, долго протянешь?
Слишком явна шипящая. Слишком!
Чили испугалась за Паху. Забьют до полусмерти. Просто и обыденно и бросят загибаться. Бросят. Разве что он признается, где она. А он признается? Нет. Короткая и ясная мысль-вспышка. Ни за что!
Девушка вцепилась зубами в клапан рюкзака освободить руки. Достала пистолет. Сняла с предохранителя, засунула за пояс. Уже подавая рюкзак себе за спину, сомлела. А если выстрелит? Сама себя прикончит!
ˮДура!ˮ – высказалась она не лестно в свой адрес.
Сдержалась не спешить. Заторопишься, зашумишь, услышат!
Вот рюкзак за спиной. Пробует прицелиться. Рука дрожит, и цель уходит с мушки. Гусятников плохо видать сквозь решетки вентиляции и пола, вдобавок рука пляшет. Зажмурила глаз. Так вроде лучше, но против правил! Всегда смотрят обеими глазами. Обеими!
ˮЭто тебе не Armpit! Это тебе не Armpit!ˮ − колотилось у Чили внутри. – ˮБонусы зарабатывать!ˮ
Игры внезапно кончились и теперь цель не бонус заработать, а жизнь человеческую спасти. Пахину жизнь.
Она старалась не думать, как будет стрелять в людей. Это легко, когда тебя колотит и трясет.
Осторожно отпустилась держаться и взяла оружие в две руки. Все равно плохо! Девушка прицелилась. Сперва в одного потом, в другого, в третьего. Повторила. Закрыла глаза (так страшно!) и мысленно ,,выстрелила" по памяти. Бах-бах-бах!
ˮНу!ˮ – поторопила девушка себя. Ударила ногами выбить решетку и вывалилась из вентиляции.
Первая пуля разнесла голову Коху, следующая прошила плечо и дошла до сердца Кечи. Третья отправилась в ,,молокоˮ. Паха воспользовавшись замешательством, корпусом ударил Здоровяка и сбросил через перила. Тот протяжно акнул, падая с пятнадцатиметровой высоты. Тут же подхватив автомат одного из гусятников, Паха на опережение выпустил очередь вниз. Вой и грохот выстрелов слились в единое. Дуплетом зарядил по галереи напротив. Выскочивший гусятник нарвался на пули. В грудь и горло. Дернулся в сторону и, так и не отпустив ручку, умер у раскрытой двери.
− Паха! – позвала Чили.
Сжавшись, она сидела на полу. Над ней зацепившись за упор лямкой, болтался рюкзак.
− Я сейчас.
Сжав зубы, до судорог в челюстях, Паха постоял, перебарывая бушующую в нем боль. Чили терпеливо ждала, оглядываясь по сторонам. Боялась, опять кто-то появится. Стрелять снова у нее не хватит духу.
Боль не отпустила, но Паха к ней притерпелся. Пришлось. Тщательно обыскал трупы и пересыпал трофеи к себе в понягу.
− Иду.
Он появился на галереи минут через пять. Чили видела, с каким трудом ему дается каждый шаг.
− Молодеш, − просипел он, едва раскрывая разбитые губы.
У ,,молодцаˮ глаза круглые, по тарелке, сама бледнющая. Не давая девушке говорить, обнял и прижал, успокаивающе похлопывая и поглаживая по спине.
Возможно, гусятников и стало меньше, но единственный боец и её защитник сам дышал на ладан. Вот-вот грохнется в обморок. Чили подставила ему свое плечо. Паха не стал артачится и обхватил её за шею.
Быстро проковыляли два этажа. Паха угадал засаду. Как? Чили не могла бы сказать. Сама бы проворонила, точно. Паха кривой очередью, снизу вверх и слева направо, прошил двери. Стерегущий за ней гусятник вывалился. В открывшуюся щель Паха срезал и второго стрелка.
Глядя в пол глаза от ужаса, Чили помогла обшарить рюкзаки и карманы убитых. В рюкзаках бедно. Достались упаковка раскрошившихся сухарей и пакет горохового супа. Трем рожкам к автомату Паха несказанно радешенек. Даже о боли забыл. У второго нашлась оптика для снайперки. Забрали. Пахе вещь бесполезная, а вот продать или поменять! Тьма денег! Наскребли кое-что россыпью. Бинты, полный флакон йода. Пощелкав Макаровым Паха оружие не выкинул, отложил.
− Безотказная штука, но отслужил срок.
В одном из карманов Чили нашла презерватив, тут же выкинула.
− Что за таблетка? – спросил Паха.
И смех и грех с этим Пахой. Чили не сдержалась рассмеяться. Вначале его наивному неведенью. А когда он потянулся посмотреть куда ,,таблеткаˮ упала, то и над пахиным распухшим лицом. Напоминало тыкву Хэллоуина. Зубы, правда, все.
У Здоровяка в подсумке Паха нашел две гранаты. М3 с осколочными рубашками.
− Считай, окупились, − остался доволен Паха, пряча гранаты в рюкзак.
Чили подобрала скомканную бумагу из-под лекарство. Одна горошина прилипла.
− Брось. И никогда ничего с полу не поднимай, − отказался Паха от находки.
Чили бумажку выбросила, но горошину припрятала. Из чисто женского наития. Пригодиться.
Оставшегося и спрятавшегося гусятника Паха высматривал до темноты. Не увидел.
− Тертый парень.
− Может, ушел?
− А договор? Раз провалишь заказ, потом не наймут. Караулит где-то. Только вот где?
Дуэль завершилась ночью. Как только стемнело, Паха пропал в густом мраке, оставив Чили дожидаться.
− Не лезь под руку, − попросил он. – Не увидит, на шум стрельнет.
Что оставалось делать, соглашаться.
Время приобрело безразмерность. Тянулось тревожно и ужасно долго. Потом стукнул выстрел. По железу звонко прошлась автоматная очередь. Вскрикнул человек. Опять одиночка. Не Паха. Короткое тух.
Больше выстрелов не последовало. Она просидела на корточках с час, вглядываясь в ползающие по полу зала тени. Вслушивалась в каждый скупой звук.
Паха вернулся с консервами и патронами ссыпанными в ,,бананˮ*. Всю добычу рассортировали и разложили. Одну из банок, тушенку съели. Собранное оружие Паха запасливо припрятал. До утра кимарили в пол глаза. Промозглая погода подняла в несусветную рань. Холодно до клацанья зубов.
На открытой улице, что голый в крапиве. Откуда жиганет?
− В какую сторону путь держим? – спросила Чили, наблюдая, как Паха пересчитывал стратегический запас своих пилюль. Всего три горошины, завалявшихся в кармане рубахи. Рассыпанные не искал, считал зазорным подбирать с пола. Про резерв Чили, не ведал.
− Заглянем кое-куда. Поторопимся, успеем.
Куда успеем? Что успеем? Не скажет ведь, не объяснит толком.
− Давай переложим рюкзаки, − предложила она. – Тебе легче.
− Как я сразу не сообразил, − заупрямился Паха и поддернул лямки поняги.
*** Термитник. Уровень О, сектор-8.
Откуда взялось оружие, Деккер не смог бы вразумительно объяснить. Но то, что пистолета у него не имелось непреложный факт. Почему уверен, что не было? Хм.... Будь оружие, так легко с ним не совладали. А они совладали. Деккер попробовал пошевелиться. Тело слушалось, но нудно болело. А ноги.... От бедер и ниже, миллиард игл и шпилек забили сосуды и дырявили шкуру. Очевидно, последствия удара острым шилоподобным когтем в поясницу. Удар еще помнился, а потом? Потом суп с котом. Очнулся здесь, в тишине и относительной чистоте. Кусок биографии, отсутствовал напрочь. Сколько память не насиловал, правда не открылась. Удручающий пробел. Насколько удручающий? Деккер, по девчачьи, ехидно хихикнул. Гоминиды объедали свои жертвы с малого. Не осторожно, а именно с малого. С пальцев. На его левой ступне пальцы отсутствовали. Авария на производстве, пять лет назад. Тогда он работал техником. Так что на пиру победителей от него достанется меньше лакомых кусочков. Может поэтому его сюда приволокли? Заложили в НЗ?
Не своевременно пришел на ум Айзек Рифкин, не общительный мужик, дурного характера, однажды прилюдно выдавший.
− Посмотрели бы как выгрызают мошонку. А лучше послушали. Не совались бы с расспросами.
Собственно он-то как раз и не совался. Другим может и любопытно, а ему нисколько. Но после Рифкина заткнулись все. И любопытные, и рассказчики, и комментаторы, и ожидающие своей очереди потешить страшилкой.
Деккер покрутил пистолет. В оружие он мало разбирался. Стрелять умел, об уходе только общие понятия. И не более. Выщелкнул магазин. Без неожиданностей. Пуст. Проверил ствол. Имеется. Почему именно так? Для чего? Круг вариантов узок до безобразия. Вкатить себе пулю в башку или в сердце. Уйти с гордо поднятой головой. Чем плох такой вариант? А он без сомнений плох. Жить хочется. Пусть даже в таком полудохлом состоянии. Конечно, в футбол не погоняешь, эстафету не побегаешь, вальсы не покружишь, в красивой обуви не потопаешь. К бабе тоже не подступишься. Ограниченная двигательная дееспособность. Если только оседлает. Но все равно жить хотелось. А раз так... Деккер привстал на локте осмотреться получше. Из партера вид не особо живописный. Забитая мусором корзина, стоптанные тапочки, книга с оторванной обложкой и всякой дряни и мусора по мелочи и углам.
Не с первой попытки, и не со второй, Деккер зацепился за металлическую стяжку стола. Подвывая от нарастающей колющей боли в спине и ногах, подтянутся сесть. Боль схлынула, и обзор прояснился.
Вдоль стен столы с приборами, электронные микроскопы, запыленные мониторы, корпуса компьютеров. Камера в сыпи манометров, термометров, барометров и прочей хрени. Доска с маркерными рисунками: стрелочками, кружочками, растопырками связей соединений, химической белибердой. Лаборатория?
− Уж не я ли подопытная крыса? – спросил Деккер вслух.
Понадеялся, отзовутся? Или где-то прячется хорошенькая лаборантка? Аккуратистка и прилежная ассистентка.
− Или..., − Деккер закхекал.
Плакать надо, а в голову всякая ху...ня лезет. Как-то забрался под стол своей девушки. Джесси водила карандашом по строчкам учебника, а он ей.... Деккер расхохотался. Идиотское воспоминание.
Насмеявшись до слез, приказал себе:
− Давай, двигай попой, горе-любовник.
Деккер подтянулся двумя руками, приерзался поудобней. Оружие не выпускал. Пока усаживался, прижимал подбородкам. Уж если оно появилось неизвестно откуда, также неизвестно куда может запропаститься. Это бы не хотелось. Вовсе не хотелось.
Пристроившись, для практики, подержал в вытянутой руке пистолет. Не дрожит, скоро не устает. Поводил по сторонам. Сектор обстрела так себе. Но можно констатировать готовность к неожиданностям. С одним патроном? Умора, да и только. И все же, все же, все же.... Почему он здесь? И что тут такого важного, очутиться ему в лаборатории. И что важней, он или лаборатория? Осмотрел голые стены. Удивительно, никаких календарей с сисястыми девицами, видами природы и крутыми тачками; ни плакатов – берегите электроэнергию, не сорите, дорожите рабочим временем; ни табличек с должностями, научными степенями и фамилиями. Задержал взгляд на вентиляторе под потолком – маслает в пол силы. Понаблюдал за ,,моргушейˮ − неоновая лампа никак не могла определиться, гореть или погаснуть окончательно. Скользнул под столами – никто учебники не зубрит? Успокоил себя, если загадка не отгадывается, значит того и не требуется. И польза с отгадок не велика. А вот от пистолета польза наличествует. В количестве единственного патрона. Остается расставить приоритеты в кого использовать.
Исправно сработала автоматика и двери послушно разъехались.
Двое. Не прятались, не сторожились, хотя прекрасно видели у него оружие. Видели и шли открыто. Деккер мало воевал оценить боеспособность противника, но гоминиды в бою не трусили, а дурости не проявляли. Так что же сейчас? Ситуация обязывает?
Расстояние убойное, пятнадцать шагов. Кому не повезло?
Тринадцать шагов....
Деккер поднял пистолет. Не промахнется. Трудно промахнуться. Цели крупные. И почему он должен промахиваться? Но вот, ни задача, противников двое, а пулька одна. На двоих? Или на троих?
Одиннадцать шагов...
Замыкающий довольно крепок. (Деккер начал с него.) Ростом, конечно, не вышел, но все к фигуре. Объемные мышцы, витки сухожилий. Гоминид силен, и, несомненно, ловок и вынослив. Лицо в лучших традициях плохого кино. Из эмоций только моргание и то не часто.
Девять шагов...
Впередиидущим – самка... женщина. Светлокожа, спортивна, грациозна.
Семь шагов....
Мысль возвратилась к Деккеру. Возможно, единственная пуля вовсе не для врагов, а для него самого. Раз и все! Лишить гоминид удовольствия слышать его вопли и мольбы. Зачем обманывался. Сила духа и все такое. Он не Дьёрдь Дожа*, не выдержит. Вернее выдержит, но не долго.
Пять шагов....
Надо решаться. Промедлит, и они вполне успеют его обезоружить. Как гоминиды умеют быстро двигаться, уже убедился и не так давно.
Сердце ухнуло в пустоту, конвульсивно вгоняя кровь в вены. Жить! Жить! Жить!
Неосознанный выбор. Или подсознательный? Деккер выстрелил. В мужчину. Гоминид рухнул, перевалился набок и заплескал кровью из небольшой ранки.
Самка... женщина продолжала двигаться. Не обернулась на сородича. Никаких проявлений ненависти, гнева или ярости. Лишь хищно обострился контур скул. Но Деккер желал её ненависти, желал её гнева, желал её возмездия. Желал, чтобы его калеку признали достойным противником. Опасным. Ведь он убил! Убил одного из них!
− Давай! Давай! – позвал Деккер, перехватывая пистолет за ствол. Маленькая увесистая дубинка. Он еще побрыкается! Побрыкается!
Удар ногой и пистолет выбит из захвата. Показалось, отлетел вместе с пальцами. Он даже покосился – на месте ли?
Женщина, раскорячившись, присела над Деккером. Когтистая ладонь жестко сдавила его глотку. Вторая рука отведена назад. Четыре острых когтя подобны четырем стрелам, и готовы вонзиться ему в лицо. Он разглядел смертоносное оружие гоминид. Когти не росли, а заменяли последние фаланги. Причем, на указательном и безымянном в виде удлиненного конуса, на остальных − вертикально бритвенные.
Деккер захрипел, трудно втягивая воздух. В висках забарабанил кровоток. Чего она ждала? Чего добивалась? Почему медлила? Его взгляд оторвался от смертоносных когтей направленных в него. Она не красива. Женщина не может быть столь не красива, но это так. Даже неприятна. Шея коротка и в яремной ямке бешено пляшет пульс. Маленькие грудки с темными пуговками сосков возбужденно торчат. На животе мужские кубики пресса. Шесть! Целых шесть! Колени женщины разведены и Деккер видит её безволосый лобок. Вагина обильно слизеточит. Что там плел Вейнингер* о сексе и насилии?
Движение вперед и её лицо нос к носу с его. Он слышит хрипы её легких, вдыхает её выдохи. Остро, как никогда чувствует желание жить. Не от страха, от близости женщины.
Ее ненависть и его боль подчинилась инстинктам. Они были лучшими любовниками в мире. Они заслужили высший бал. Жаль только судия, наблюдавший за происходящим со стороны, поскромничал объявить оценку.
10.
Половину дороги Паха отшагал, как положено, в хорошем маршевом темпе. Половину половины одолел с частыми остановками, истратив малый запас лекарства. Оставшееся расстояние, волочился из последних сил, скрипел зубами, задыхался от боли, падал и вставал. Держался на характере. Воли и упрямства ему не занимать. Чили потянув время сколько выдержала видеть мучения, использовала заначку.
− Не буду, − упирался Паха, выплевывая спасительное снадобье.
Хитрость удалась, когда она растворила горошину в воде и дала ему выпить. Помогло, но ненадолго. Заключительный переход, впять километров, девушка тащила Паху, оружие и рюкзаки. Ничего из имущества, он бросить не соглашался.
− Лучше меня, − шептал Паха горячими губами.
Осознавая что не дойдет, попробовал курнуть ,,дирижабльˮ, но после первой затяжки, отказался.
− Раскисну.
Раскисать крайне не желательно. Совсем рядом перетявкивались шакалы, шныряли в высокой траве, перебегали дорогу. На привалах лезли мордами чуть ли не в рюкзаки. Чили отгоняла, да бестолку. Стрельнут, рука не подымалась. Угрожающих демонстраций вскидывания автомата они быстро перестали бояться. Чем заканчиваются подобные игры известно. Осторожные переходят к действиям, а пацифисты прибегают к оружию, но слишком поздно. Но до кровопролития не дошло. Наглецов устрожил грозный рык динго. Шакалы быстренько убрались.
Под мелким дождичком ковыляли в подъем. Вначале полого. Потом круче. Слева торчали колючие прутья малинника, куда не сунешься, справа овражек заросший лопухами – то же не лучший выбор и до вершины березняк с густым желтеющим подлеском.
Паха впал в полузабытье. С таким неподъемным багажом, преодолеть несчастные две сотни метров у Чили не хватит сил.
Девушка побрызгала Пахе в лицо водой. Он с опозданием очнулся.
− Иди.... одна, − просипел Паха. – Там живут. Скажешь, я прислал. Помогут...
Тяжело задышал. Сделал несколько судорожных глотаний. Из уголка рта потянулась кровавая слюна.
Чили испугалась. Не за себя, за Паху. Дурак (так и обозвала, без злости и гнева) собирался умирать, а её отсылал, чтобы не видела. Но возможно ли по-другому? Вдвоем они никак. А если, действительно одной смотаться? Быстро? Быстро-быстро? За помощью.
Девушка решительно поднялась. Свой рюкзак отложила в сторону, понягу подсунула Пахе под голову, взяла автомат. Ей он показался не легче Пахи. Прикинула, за сколько обернется. Двадцать минут? Полчаса? Полчаса не так уж много.
− А если никого нет? – тряхнула она Паху за плечо.
− Иди..., − простонал тот.
Чили сделала самое большее три шага и оглянулась. По наитию, по странному холодку, пробежавшему между лопаток, по некоему чувству обеспокоенности и близкой угрозы.
Динго стоял метрах в тридцати и смотрел. Как смотрят любопытные зеваки на занятное действо. А что дальше? Когда продолжение?
− Пошел! – махнула Чили на непрошенного гостя.
Пес не двинулся. Стриганул ушами, помотал мордой и сел в траву. Ждать. Чили помнила − динго живут стаями. Значит, скоро все компания пожалует.
Опасность почувствовал и Паха. Приподнялся, сфокусировался на псе.
− Дай, − потребовал он автомат, дернул затвор.
Динго прилег, только уши да нос торчали из густого овсяца.
− Иди, − поторопил Паха. – Управлюсь....
− Я быстро, − пообещала Чили, заглянув ему в лицо. Глаза провалились, щеки впали. Подбородок в крови. Он не успевал её отплевывать.
И снова как искра. Оставишь одного, он сдастся. Просто возьмет и сдастся. И ,,уйдетˮ, немигающее уставившись в серое небо и облака, что кочуют из края в край.
− Паха, миленький, подымайся! Ты сможешь! Ты все-все сможешь, − отчаянно тормошила Чили парня.
Вместо ответа кровавые пузыри на губах.
− Мужик, ты или кто?
Лучше бы молчала. Паха попытался, слава богу, силенок не хватило, направить автоматный ствол себе в подбородок.
Нет, его нельзя оставлять. Чили подлезла Пахе подмышку, с натугой подняла.
− Держись.
Они шли вверх, они плелись вверх, они ползли вверх. Ближе к финалу восхождения, Чили тащила Паху по траве, как тащат большую тяжелую тряпичную куклу.
Динго трусил следом. Не приближаясь и не отставая. Он смотрел. Наблюдал, как человек спасает человека, рискуя пропасть сам. Получить пулю псина не опасалась.
За десять-пятнадцать метров до вершины, Чили выдохлась. Окончательно. Устало прислонилась к дереву и тяжело дышала, не в состоянии двигаться.
Пес сделал рывок вперед. Не атаковать, а подстегнуть. Напрасно. Она не встанет. Не подчинится ни воли, ни инстинкту, ни чему и ни кому. Она не сдалась. Она безмерно устала.
Динго повторил угрозу.
Чили забрала у Пахи автомат. Даже без сознания, он не выпускал оружие. Вцепился намертво.
Очевидно, лицо девушки выражало неподдельную решимость стрелять, пес встал в стойку, напружинился. По загривку перекатилась волна вздыбленной шерсти. Низко рыкнул.
− Если вы не против, я помогу, − раздалось над самым ухом у девушки.
От неожиданности Чили нажала курок. Автомат громыхнул, пугая тишину. Пуля с чмоком впилась в березу. Полетели листья и веточки.
− Выстрел не назвать удачным.
Девушка повернула голову. Невероятно толстый мужчина, одетый весьма легкомысленно. В простую цветастую рубашку с коротким рукавом, шорты до колен и шлепанцы из старых сандалий с обрезанными задниками.
− Мгебо, − спокоен мужчина. – Это мое имя.
− Я − Чили, он − Паха.
− С ним я знаком.
− Так он шел к вам? – с облегчением вздохнула Чили.
− Очевидно.
− Ему срочно нужна помощь. Ему плохо. У него кончилось лекарство, − кратко описала очевидность девушка.
− Не трудно определить насколько ему хреново.
С появлением Мгебо динго пропал. Чили даже и не заметила куда. Пятнистая рыжая шкура отлично сливалась с желтым увядающим подлеском.
− Позвольте, возьму ваши вещи.
− Лучше его.
− Извините, но как раз его придется тащить вам, − ответил Мгебо, все так же, улыбаясь. – А все остальное донесу я.
− Я..., − растерялась Чили.
− При всем желании я не могу этого сделать. А носилок у нас нет.
ˮБеременным нельзя утруждаться, ˮ − недобро съязвила Чили о брюхатом.
Обидную мысль Мгебо угадал и прокомментировал.
− Физически не могу контактировать с людьми. Так что руку помощи протяну условно и относительно. Но вы справитесь. Иначе не добрались бы до сюда.
Мужчина забрал рюкзак, понягу и автомат. Положил перед Чили отломанную палку.
− Обопритесь.
− Да уж как-нибудь..., − отказалась Чили.
ˮПомошничек, называется. Шмотки подобрал, а человек пусть пропадает.ˮ
Чего ей стоило дотащить Паху до жилища, сможет оценить только тот, кто хоть однажды попадал в подобную ситуацию. Не обошлось без слез, нецензурщины и обещаний оторвать голову. Как справилась? Злость. Злость на Мгебо и на Паху, раскисшего столь не своевременно.
Симпатичный домишко прятался в тень выспевших красавцев кедров. За ними виден уступ скального излома и водопад в шапке радуги. Обласкав камни, поток собирался в чистый пруд.
На веранде гостеприимно встречал плетеный столик с креслом-качалкой. Внутри дома: в кухне, гостиной, двух спальнях, бесхитростное убранство. Много самодельной мебели. Стульчиков, шкафчиков, полок, этажерок заполнить углы и пространство стен. Грубовато, но функционально.
Чили тяжело сгрузила Паху на кровать. Как есть, в грязных штанах и рубахе. Если бы остались силы, пожалуй, пожалела чистые простыни. Но сил не осталось абсолютно, потому не до соблюдения чистоты. Плюхнулась рядом. Прислонилась к спинке кровати и вытянула ноги.
− Вы знаете, что надо делать? – спросила она толстяка, притащившего шмотки.
− К сожалению да, − не очень обрадовано произнес Мгебо. Вообще от момента встречи он несколько потускнел и не выглядел радостным визиту. − Пойдемте, приготовлю вам поесть. Вы голодны? И сварю чаю. Вы любите чай?
Странная привычка сперва обещать, потом спрашивать.
− А как с Пахой?
− Все что ему сейчас необходимо, немного покоя.
− Он три дня вообще ничего не ел.
− Тут я бессилен, − развел руками толстяк. − Но пока вожусь с готовкой, советую сходить, принять душ, − и со всей искренность добавил. – А вот от купания в пруду воздержитесь.
Чили понимающе кивнула головой. Приучилась. Предостерегают − слушайся.
До водопада доплелась, придерживаясь за стену, заборчик и кедры. Все тело болело. Скинула одежду. Запоздало сообразила, её хорошо видно из окна.
− Ну и пусть пялится, − отмахнулась она, вставая под подающие струи.
Вода шлепала по макушке, по плечам. Скатывалась по груди, по спине, обнимала бедра и икры, щекотано перебирала пальцы. Чили закрыла глаза. Ничего не делать, ни о чем не думать, ни о чем не тревожиться. Одно из состояний блаженства.
После душа, её ждал свернутый, очень поношенный, махровый халат с рыжим рисунком дракона. Она надела, окутавшись в мягкое облако ткани.
Вернувшись в дом с удивлением увидал, Мгебо держит дверь спальни, а Паха пытается её открыть.
− Что вы делаете? – возмутилась Чили.
− Не выпускаю.
− Открой! – надрывался Паха. – Мне надо! Слышишь? Надо!
Чили словно почувствовала боль терзающую Паху и то отчаяние, которое его охватило. Хворь дожала его.
− Паха! Паха! – звал Мгебо, желая вразумить. – Не дури! Туда нельзя одному! Нельзя! Потерпи еще маленько! Еще...
В двери долбанули. Короткое затишье. Грохот падающего тела.
− Ну-ка отойдите! – приказала Чили.
− Не ходите к нему сейчас!
− Пропустите!
− Не ходите!
− Отойди, сказано!
− Вам не следует так поступать...
Предостережение запоздало, а оттолкнуть Мгебо не получилось. Касание.... Сознание отключилось моментально. Ни слух, ни зрение, ни обоняние не воспринимали окружающее. Бытие остановило бег.
Когда восприятие вернулось, Чили продолжала стоять возле двери, а Мгебо накидывал на ручки что-то вроде веревочной петли.
− Я предупреждал, − с сочувствием произнес Мгебо.
Чили постаралась собраться с мыслями. В голове разброд и ломит в висках, как с похмелья.
Мгебо оценив работу, подергал концы шнура.
− Пойдемте лучше на кухню. Вы поедите, а потом поговорим о Пахе. И о вас.
− Обо мне? – Чили никак не могла прийти в себя после внезапной отключки.
− О вас в первую очередь, − Мгебо вздохнул. – У него очень мало времени. День или два. Он рассказывал, зачем шел сюда?
Чили замотала головой.
− Я так и понял. Что же... Пройдемте, еда на столе и чай тоже.
Чили расхотелось находиться в этом доме. Не так уж он и гостеприимен. Во всяком случае к ним. Не доверяла она и этому слишком уж добродушному толстяку.
− И все-таки прошу вас пройти, − настаивал Мгебо. – Ваше упрямство объяснимо, но упрямясь, вы не поможете ему нисколько. А ему потребуется ваша помощь. Впрочем, даже если вы хотите помочь, я не уверен, что сможете. А без моих пояснений уж точно у вас никаких шансов вытянуть его с того света.
Мгебо не нагнетал страха, он говорил сущую правду. Чили вынуждено согласилась.
− Хорошо.
− Возможно, у него имеются причины не посвящать вас в аспекты предстоящей процедуры. А возможно он поступал так из обычного собственного упрямства. Сколько его знаю, Паха всегда отличался упрямством, − рассердился Мгебо, но рассердился .... Как-то по-доброму. Как отец сердится на сына.
− Я все сделаю, − заверила Чили, хотя и представления не имела, какие умения и знания необходимы.
− Погодите-погодите, − Мгебо жестом предложил пройти.
Чили последовал за ним, хотя и с оглядкой на дверь. Подозрительно тихо.
− С ним в порядке. Относительно, − обнадежил Мгебо.
Хозяин усадил Чили за стол, пододвинул тарелку, и стакан с чаем.
− Я не знаю ваши вкусы, но думаю, чай с мелиссой будет кстати. Почти с лимоном.
Девушка взяла ложку. Есть в одного, без Пахи она отвыкла.
− Ему сейчас этого не нужно. А вам... вам просто необходимо.
Мгебо терпеливо ждал, пока она поест. Чили торопилась. И яичница, и лепешки, и чай − все вкусно. Их бы следовало смаковать, жевать каждый кусочек, наслаждаться всяким глотком. Но там за дверью загибался Паха, поэтому она глотала еду почти, не жуя, а чай выдула в три глотка.
− Это делает вам честь, − он взглядом указал на оставленную половину порции, − но ему сейчас нельзя, ни еды, ни питья.
− Говорите что надо, − потребовала Чили.
− Вы так решительны... что же... раз так... начну с объяснений.
− Только короче.
− Как могу.
Мгебо встал и отошел, выбирая дистанцию, откуда хорошо видно, и расстегнул рубаху. Чили ожидала какого-нибудь подвоха или дикой выходки, увиденное оказалось...
Она сжала губы. Поглощенный обед вознамерился выпрыгнуть обратно. Девушка прижала руку к губам.
Живот Мгебо представлял собой огромный пузырь. Под тонкой, стекловидной прозрачности кожей... Чили сперва показалось, видит внутренности, а на самом же деле... на самом деле внутри, как в аквариуме плавали... сразу и не определишь что именно.
− Выглядит отвратно, но это обыкновенные дождевые черви. Мутация. Одна из... Человек натворил столько, что невозможно не удивляться последствиям его глупостей. Если по порядку..., − Мгебо застегнулся и присел за стол, − ...если по порядку, это займет чуть больше времени, но вы получите более ясную картину, за что возьметесь, если конечно возьметесь. В давней моей жизни мы жили по соседству. Я и семья Пахи. С его отцом я дружил, − Мгебо горько вздохнул. – До определенного момента. Мы были фермеры. Не только мы, а добрых полторы тысячи человек. Байдаха так называлась и думаю, называется по сию пору наша деревня. Жить с земли и сохранять цивилизованность в мире, который в цивилизации уже не нуждался, трудно. Забот хватало всем. Но основная... основная... как не странно прозвучит... Знаете, извести род человеческий совсем необязательно травить его радиацией и изводить уйму патронов. Достаточно ограничить рождаемость. Женщина, родившая двоих из области фантастики. Простая арифметика Двое порождают одного. Каждое последующие поколения в половину меньше предыдущих. В семье Пахи детей было двое. Он и Лусса. На всю Байдаху шестая или седьмая семья, имеющая двоих наследников. Когда смертность превосходит рождаемость это финал. Быстрый или долгий, но не хэппи энд, точно. Поэтому первое правило, что мы выучили, бороться за каждого человека. Не оставлять своих. Паха именно такой. Он еще много какой. В нем много рационального и еще больше упрямства.