Текст книги "Сталкер-югенд"

Автор книги: Федорцов Владимирович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

  Варушу о чем-то спрашивали. Он не отвечал, чтобы не разрушить шаткой внутренней сбалансированности: Не хочу, не буду, не могу и не надо. Какая-то женщина скромно ему улыбнулась. В другое время он конечно бы ответил. Он, конечно, попытался бы свести с ней короткое знакомство. Он, конечно, угостил бы её знаменитым здешним карпаччо. Он напросился бы её проводить. Он, конечно, настоял бы по пути зайти к нему. Он бы оставил её ночевать у себя. Он долго бы её раздевал, путаясь в её пуговицах, застежках, крючках и резинках. Толкался бы носом в шею, в яремную ямку, в грудь, в пупок, в... Блаженствовал, вдыхая смесь запахов разгоряченного тела, духов и непослушных волос. Он бы провел бессонную ночь. Возможно, лучшую. Волшебную. Он бы сделал женщину счастливой, ибо обходился бы с ней, как с женщиной, а не как с приложением к пиз...е. Возможно, сам был, сделался счастлив, забывшись сном не от спиртного, а от приятной усталости, доброй опустошенности, от её запаха и её вскриков. Так бы оно все и происходило. Но не сегодня. Сегодня он топил себя в алкоголе и не желал впускать посторонних в душу. Ни за ласки, ни за деньги, ни за дружбу. Когда закончилась выпивка и заполнилось место, куда её вливать, он воспринял как доказательство, у него ничего не осталось. Варуша вывалился на улицу под неугомонный дождь. На востоке бледнел горизонт. В сером небе ни грамма розового. Светло-серо и всего лишь. В нем четче проступали контуры крыш домов, уполовиненный силуэт телемачты, виделась облупившаяся зеркальность высоток и черная звезда одной из башен. Но это вверху. Внизу все та же темень, сырость и удручающая тишина.

  Варуша пошатываясь, брел по улице. Все его планы – полчаса добраться до дому. Два часа поспать. Полчаса привести себя в божеский вид. Еще полчаса до хором Богуша. Он так планировал, пока в одной из подворотен не увидел знакомую фигуру. За оружием не полез. Даже не сделал попытки. Сморгнув с век слепившие дождинки, криво улыбнулся.

  − Что белоглазый? Намокнуть боишься? Тогда лезь обратно, − Варуша указал в землю.

  Фигура подалась назад и слилась с мраком. Варуша сделал несколько шагов в темноту, убедится, не померещилось ли? Но зачем убеждаться, если он твердо знал, видел белоглазого. Гусятник задрал лицо к небу. В этом мире у него остался только дождь.

  ***

  9.

  Чтобы поспевать за Пахой, шагал как заведенный, Чили затеяла с ним разговор. В основном спрашивала. Парню пришлось сбавить темп хода. Не орать же за пятьдесят метров.

  − А сколько еще идти?

  − На вал подымимся, − Паха указал подъем. – Там по ровному месту километра три.

  То, что еще пылить по полынному полю добрых полверсты, он уже в расчет не брал. Половину отмахали.

  − А зачем нам туда?

  − Потолковать с одним человеком, прежде чем в город соваться. Кто под кем ходит. Кто чью сторону держит. Полезно знать. К тому же надо Панде отдать Крабовую Вонь. Он из нее мазь сварганит.

  − Тебе?

  − Нет, − Паха рассмеялся. – Мне пока не надо.

  − А чего его Пандой зовут?

  − Диван любит давить.

  − А что панды на диванах живут? – не одобрила Чили наговор на симпотных мишек.

  − Настоящие не знаю, а этот только на них и толчется.

  − А всамделишное имя как?

  − Кто его знает. Он не говорит, я не спрашиваю. Хороший человек, да и ладно.

  − Откуда известно, что хороший?

  − Кто? Панда? Хлебом-водой делился и ничего не просил, в ночлеге не отказывал и в спину не стрелял, уже хороший.

  − Странный критерий.

  − А других здесь не существует. Может где и по-другому о человеке судят, а в этих краях так.

  Паха остановился. Среди полыни небольшой бугор сплошь в землянике. Ярко-алая россыпь радовала глаз.

  − Ух, ты, куда спряталась!

  Он собрал несколько спелых крупных ягод. Пожевал, причмокнул от удовольствия. Смотри, какой гурман, выискался!

  − А мне можно попробовать? – напомнила Чили о себе.

  − А кто не дает?

  Ради любопытства девушка сорвала понравившуюся ягодку. Обдула пыль. Мммм! Вкуснота!

  − Интересно кого здесь зарыли? – вертелся вокруг ягодника Паха.

  Увидев удивление девушки, пояснил.

  −Это в лесу она по полянкам, да на буграх, на солнцепеке растет. А в таком месте обычно на могиле. Удобрение и все такое прочее. Мне фермеры рассказывали.

  Больше ягод Чили не рвала. Почему-то представился череп с земляничными глазами и земляничным носом.

  Поднявшись на вал, отдохнули в тени тополей.

  − Это что? Ровное? – возмутилась Чили пахиной дезинформацией.

  Поле в сплошных рытвинах, колдобинах, ямах. Идти, ноги переломаешь! Не поленилась, обошла дерево, разглядеть путь. Наткнулась на предупреждение: Мины!

  − Мы так пойдем? – засомневалась Чили. Надпись-то он хоть прочитает?

  − Чисто тут, − ворчит Паха. – Гусятники разминировали.

  Чили уже научилась различать по тону своего спасителя, когда хочет рассказывать, а когда нет, а когда и вовсе лучше и не допытываться. Правду узнала, спрашивая совсем о другом.

  − Ты про самоедов говорил в лесу. Кто они?

  − Люди. Обыкновенные. С загибом с небольшим.

  − С каким загибом? – Чили почему-то подумала перво-наперво о людоедстве.

  − Отказались от всего. Пользуются тем, что могут создать своими руками, а едят то, что дает лес и река.

  − Ходят в шкурах, занимаются собирательством и охотой, − пошутила Чили.

  − Огонь тоже сами добывают, − дополнил Паха.

  Девушке показалась, он воспринял её слова с некоторым раздражением. Будто она пошутила не просто над кем-то, а над его родней.

  − И где они сейчас?

  − А вот тут, − Паха кивнул на изрытое поле. − Их гусятники на два раза здесь прогнали.

  − Зачем?

  − Мешали.

  Чили не поняла, кто именно мешал гусятникам. Самоеды? Мины? Но гнать людей на верную смерть? Не может быть никаких уважительных... да что там! Никаких не может быть причин так поступить!

  Через полчаса ходьбы стали хорошо различимы первые улочки и дома.

  − Название у населенного пункта имеется?

  − Ага. Тот, что за полем.

  − Оригинально. Кто придумал?

  − Тот, кто выжил.

  К городку вел асфальт, продырявленный тополиной порослью. В кюветах разноцветные кузова легковушек.

  Вошли в первую улицу. Часть домов разрушено, и гадать не надо – людьми. Часть, растрескавшись стенами, развалилось от времени.

  − Нам туда, − показал Паха в сторону промышленного здания. Пятиэтажка с большими окнами из стеклянных блоков, где целых, где выбитых.

  − Твой Панда один живет?

  − Один.

  − Не очень-то тут здорово, − рассматривала Чили запустение.

  − А куда ему податься? Здесь кантуется. Раньше не так было. Народ кое-какой обитал. Потом уже тюхалы и кенты наповадились, вытаскали все, что хозяева побросали. И не только тюхалы. Тут многие поживились.

  − И ты в их числе? – догадалась Чили.

  − Вон в том доме столовый набор ложек и вилок, нашел. На двадцать четыре персоны! Сменял на кексы.

  − На сладенькое прибило?

  − Матери хотел отнести, − обиженно произнес Паха.

  Чили уловила. Не на нее обида. На себя. Не угостил.

  − Мне годов девять было.

  − Годов... Лет, − поправила его Чили.

  − Ну, лет, − не стал, спорит Паха. – Раза три здесь бывал. На первое оружие зарабатывал.

  Он заскочил на бетонный колодец. Оглядел в бинокль улицы, дворики, домики, чахлые садики. Не торопился. Торопыги долго не живут.

  − Тихо, − недоволен Паха.

  − А как должно быть? Оркестр?

  − Собака у Панды была. Брехливая. Может, съел.

  − Съел? – вознегодовала Чили. Собаки ей нравились. Маленькие особенно.

  − Очень запросто. В дожди, например. Носа не высунуть на улицу. Или остарела. Чего пропадать?

  Такая потребительская философия обескуражила Чили. В её понимании собака первый друг человека. А разве можно так поступать с другом?

  − А ты ел?

  − Кого? Собак? Ел. Мясо и мясо. Как приготовить.

  − Бяяяя! – продемонстрировала она свое отношение к его кулинарному преступлению.

  − Будет тебе бяяя.... Вот скажи. К примеру нас трое. Ты, я и собака. И надо чего-то поесть иначе подохнешь, помощи не дождавшись. Кого выберешь на обед?

  − Тебя!

  − Буду помнить, − рассмеялся Паха.

  Они свернули в улицу. Фасад симпатичного домика вывалился и хорошо видно внутреннее убранство. Почему не подглянуть? На первом этаже кухня. На месте печки черная копоть. Через стену − ванная. Трубка душа весит в ожидание помывщиков. Часть гостиной завалено рухнувшим потолком, но шкаф в глубине как новый. Стекла в дверцах целы. На втором этаже одинаковые квадраты спален. Обои, очевидно детской, выгорели от солнца до белезны. Только в углах угадывался цвет − розовый. Во взрослой здоровенная кровать. Из матраца, что цветочки на лужайке, торчат пружины. Но Чили понравился комод с зеркалом. Самого зеркало нет только рама, но не трудно представить, как здорово в него смотреться.

  Следующий дом сложился стенами внутрь и просел в подвал. Из склепа перископом торчит водопроводная труба. Напротив, в квадрате палисадника бурьян в пояс и угол высокого фундамента.

  Пятачок детской полянки. Качели, лесенки лазать, горки кататься. Все металлическое потому и уцелело. Посередине песочницы подозрительный холмик и забит крест – штакетина с лагой-поперечиной.

  − Нашли место, − недоумевает Чили.

  − Раньше не было, − искренне тревожиться Паха.

  Они опять повернули. На стене дома четкие следы пуль. Номер словно мишень в тире, сплошь дыры. Вход разворочен взрывом. Рама окна первого этажа выломана.

  − Не припомню такого, − Паха перевесил автомат поудобней.

  Следуя его примеру, Чили достала пистолет.

  − Ты не торопи события, − попросил Паха. – Выдержку делай.

  Чили согласна с ним от и до. Улица напоминала один из уровней Armpit. Не такой живописный, но все же.

  Новый поворот. Теперь пятиэтажка осталась слева и виден торец. Стекла повыхлестаны, в стене пятна брешей. В прорехах покореженные переходы галерей, лестничные пролеты и сами, чуть ли не в узел, завязанные взрывами лестницы. Металлическая труба, когда-то торчавшая метров на двадцать над крышей, сломилась в нижней четверти и лежала макушкой на гаражный бокс. Стены бокса сдвинулись и прогнулись, но выстояли.

  Одолели следующие полквартала, и Паха подошел к калиточке. Сгнившая решетка не на петлях, а приставлена к столбам. Он громко стукнул в жестяной почтовый ящик.

  − Эй! Панда! Ты дома?

  Никто не ответил, и Паха, отставив калитку вошел.

  Часть деревянного настила дорожки пропало. Через заросли ,,пустотˮ Паха перепрыгнул. Поднялся на крыльцо, толкнул дверь.

  − Понятно, − развернулся Паха.

  − Нет дома?

  − Будем думать, переехал.

  − А там что?

  − Что?

  − Воняет?

  − Надеюсь не Панда.

  Они прошли еще квартал. Паха вновь постучал в калитку. Во дворике ухожено. Даже цветник из покрышки сооружен.

  − От безделья, − не оценил он старания своего знакомого.

  На взгляд Чили все очень симпатично. А старый пляжный зонт весьма к месту. На таких лужайках бабушки приглядывают за внуками и варят свое фирменное варенье. Смородиновое или малиновое.

  − Не светись из-за меня, − попросил Паха.

  Девушка постаралась держаться за пахиной спиной, но любопытство одолело и она привставала на цыпочки подглядывать.

   На этот раз дверь дома заперта. Паха нагнулся, задрал доску у порога, достал ключ. Пошурудил. Замок плохо срабатывал. Открыл, впустил спутницу и зашел сам. Дверь закрыл на задвижку.

  Сгорая от любопытства, Чили проскользнула в узкий коридорчик. Дальше должна быть гостиная.

  Она самая. Роскошный стол на лапах-ножках. На столе салфетка, ваза для фруктов и графин.

  Чили уже здесь нравилось. Дом. Это чувствуешь. Атмосфера доверия, покоя и надежности. Вдоль стены диван, продавленный, но все еще вполне пригодный к эксплуатации. Над ним настоящая картина ,,Псовая охотаˮ. В углу гостиной столик, кресло-качалка и камин! На полках бутылки, давно пустые и собранные исключительно ради этикеток. На видном месте, на пьедестале, обнаженная женская скульптура. Промежность и подмышки зачернены окурком.

  − Эстет, − восхитилась Чили хозяйственностью Панды.

  − Ага, босяк, − согласился Паха. Не понял, про что сказали или озвучил свое мнение.

  Под лестницей на второй этаж, дверь. Паха дернул. Заперто.

  − Подняться можно? Посмотреть? – умоляюще попросилась Чили.

  − Смотри, − разрешил Паха недоумевая. А чего смотреть-то? – Только на кровать не ложись. У него клопов тьма-тьмущая.

  Предупреждение девушку не расстроило. Она стремительно вбежала по скрипучим ступенькам.

  Паха стоял озабоченный увиденным. В доме давно не жили. Месяц или больше. Пыль повсюду. Даже на диване. Учитывая, что Панда не слазил с него все свободное время... Толок, пока не развалится.

  Куда мог деваться старик? Ушел? Некуда ему уходить. Врагов у него не было. Врагов не было, а дураков вокруг полно. Стреляй с закрытыми глазами, не промахнешься. Паха еще раз для успокоения дернул ручку двери под лестницей. Закрыто на замок, а не на засов. Вспомнил одну из привычек хозяина. Прошел на кухню. Открыл пару шкафов, выдвинул ящики. Все на месте. Только вот и кухня не выглядела обитаемой. Разве что тараканы. Из еды не опознаваемые крошки на столе.

  Чили поднялась наверх. Ступени скрипели-пели под каждым шагом. Перила потрескивали и при касании оставляли пыль на пальцах. Комната. Сквозь занавеси сеется свет. В углу письменный стол, к нему приставлен стул. Полка с книгами. Библия. Предсказания Нострадамуса. Как сохранить хорошую фигуру. Сто уроков фитнеса.

  Вторая спальня. Широкая кровать, по стенам репродукции Стива Хэнкса и развороты глянцевого журнала. Hustler – прочитала Чили название издания. Сразу понятно, берлога одинокого мужчины. Вокруг по углам, у окна, одна на одной, пуфики и банкетки. Десятка полтора не меньше. Должно быть собраны со всего городка. Заглянула в ванную. Шикарное джакузи черно от грязи. На полу душ: ведро и черпак в нем. В туалете сумрачно и дурно пахнет. На гвоздь наздеваны выдранные страницы книг – туалетка? На стене надпись: Не тяни время!

  Исследовательница не пропустила ничего. Залезла даже в маленькую кладовку. Помещение отведено под хранения двух вещей: гладильной доски и ... фрака!..

  Закончив со вторым этажом, насмелилась подняться на чердак, в паутину и сумрак. Прокралась к окошку, окончательно вывозившись в пыли. Отсюда практически не видно разрушений. Облезлые кровли, верхушки деревьев, углы домов. Городок не кажется вымершим, скорее замершим в ожидании чего-то. Лучших времен? Чили невольно вспомнила песню Феликса и Джилли.

  ...Всех нас ждут когда-то лучшие времена!

  Наливай по полной и пей до дна!

  Получил счастливый на погост билет?!

  Вот они лучшие и лучше их нет!..

  − Чили! – позвал её снизу Паха. – Чили! Пошли я знаю, где он. В пятиэтажке.

  Девушка быстро спустилась. Впопыхах прищемила палец чердачной лестницей, едва не скатилась по ступенькам.

  − Ищет вход в подвалы, старый хрыч. Говорит, оружие там спрятали. Не уймется, пока шею не свернет.

  − Правда, спрятали?

  − Было бы правдой, городские или гусятники по кирпичику, до фундамента, здание разобрали бы.

  − А что за здание?

  − Вроде вычислительный центр был.

  Сердце Чили ёкнуло. Вдруг оборудование осталось. Вдруг не все растащили. Не позарились.

  До пятиэтажки добрались быстро. Проход загораживал забор из стальных решеток.

  − Круголя топать некогда. Давай подсажу.

  Чили зацепилась за верх, попробовала подтянуться.

  − Что? Задница тяжелая?

  − Ничего не тяжелая, − пыхтела Чили. Паха подставил колено и плечо. Чили оперлась и с трудом залезла на забор.

  − Я на...

  Паха подтолкнул. Она едва не упала на другую сторону. Следом перекинул её поклажу. Сам по-армейски, подпрыгнул, подтянулся, сделал выход силой, перевалился с упором на руку и преодолел препятствие. Тихо охнул, но вида не подал.

  Чили с ехидцей посмотрела на парня. Еще как можешь?

  Паха пожалел что выпендрился. Заныл бок.

  Пересекли небольшую площадь. Не считая раскатанных покрышек чисто. Паха высматривал признаки присутствия своего приятеля.

  Вошли в здание.

  − Эй! Панда! – позвал Паха не слишком громко.

  Унылое эхо пустых помещений вторило зову. Высоко захлопали крыльями голуби, сорвались лететь.

  Чили поднялась по шаткой лестнице на второй этаж, высунулась в разбитое окно и отпрянула. У забора мелькнул человек. Чили не поверилось. Показалось? Увидела второго.

  − Там кто-то есть.

  Паха моментально взлетел к ней. Спрятавшись за оконный угол, наблюдал за улицей. Людей высмотрел. Они и не скрывались особо. Числом задавят.

  − Гусятники.

  − За нами?

  − Тюхалы наняли. Самим слабо. Я боялся динго не отвяжутся, а тут эти. Га-га-га.

  − И под пули полезут? – засомневалась Чили.

  − Полезут. Заказали − сделают. Работа такая.

  Уходить с позиции Паха не торопился. Прислушивался к звукам. Их не много, но важно не пропустить не один.

  − Семь или восемь, − приблизительно оценил он численность преследователей. − Плюс у них Нос.

  То, что его больше тревожил безызвестный ей ,,Носˮ, Чили определила по тону сказанного.

  − Не торчи у окна, − наставлял Паха девушку, продолжая наблюдать. − В отряде всегда снайпер есть.

  Чили стало не по себе. Казалось, вот-вот грохнет выстрел. Она даже представила полет пули. Вот вырывается из дула сноп огня, вылетает кусок свинца и, накаляясь об воздух, стремительно летит к ней. Мягко рикошетит о раму, чуть, но не критично, изменяет полет и впивается ей в сердце. Девушка даже руки подняла защититься.

  Паха спустился, пробрался к двери, в которую вошли. Достал жестянку с Крабовой Вонью и осторожно капая секретом, попятился. Подобрал выбитый кирпич, поставил на бок прикрыть, а затем вытряхнул железу. Хотел половину, но выпало все содержимое. Подбирать не стал. Из похожей жестянки, только поменьше, уронил сверху несколько черных ягодин. Щепкой утопил плоды в Крабовой Вони. Встал, отошел в сторону посмотреть. От входа ловушки из-за кирпича не видно.

   Паха вернулся к Чили. Понаблюдал с минуту в окно.

  − Наверх полезем. Потом перейдем в другое крыло и в подвал. Там посмотрим.

  − А кто это Нос?

  − Шакал. Их слепыми из помета забирают, учат след вести. Зверя или человека.

  − Они нас найдут?

  − Я ему угощение оставил, − рассказывал Паха на ходу.

  − Какое?

   − Крабовую Вонь.

  Чили вспомнила отвратный запах железы.

  − Будет он тебе её жрать.

  Паха вздохнул. Темень! Ну, как объяснить, что Вонь специфическая железа. Половая. Из нее лекарство делают. Для тех, у кого ,,не маячитˮ. А Нос сука. Только у сук хороший нюх. Так что она эту Вонь заглотит и добавки попросит. А вот ягодки...

  Они быстро поднялись на этаж, затем следующий. На четвертом Паха задержался. Протяжно завыл, а затем визгнул Нос. Очевидно шакала добили, чтобы не мучилась. Но утешительного мало, гусятники уже в здании.

  ˮЭх, раньше бы их просечь!ˮ – сокрушался Паха. Хотя чего сокрушаться. Мог бы догадаться. Убийство своего тюхалы не спустят.

  В межэтажном переходе замешкались. Под ногой сыграл плохо прикрепленный железный лист. Грохот подхватило эхо.

  − Тише ты! – придержал Паха девушку, собравшуюся скакать дальше.

  − Тут они! – раздался ободряющий крик. – Давай наверх!

  Паха потянул Чили за собой. Они нырнули в коридор. Хрустя битым стеклом пронеслись к пожарной лестнице. Не полезли. Паха первый перепрыгнул провал в переходе, подстраховал Чили. Спустились ниже и снова в коридор. Грохнул выстрел. Чили пригнулась.

  − Это они так. На понт берут. Вдруг ответим или кинемся бежать безоглядно.

  На этаже как после танкового сражения. Завалы, провалы, бреши. Идти трудно. Поврежденные межэтажные перекрытия проседали под ногами, осыпались. В одном месте двигались как по болоту. Раскрошившийся бетон держался на провисшей арматуре.

  − Не стой, − поторопил Паха.

  Какой там ,,не стойˮ! Чили от страха хотелось бежать сломя голову.

  Коридоры пересекались в конференц-зале. Экран не убран. Огонь и осколки здорово его попортили. Звездное небо наоборот. Черные дыры на белейшем (когда-то) фоне.

  Паха для бегства выбрал самый захламленный. Часть этажа преодолели, маневрируя между выброшенной из помещений мебелью, часть по сообщающимся комнатам, в одном месте, хоронясь, перелезли по балкону. Спустились на этаж ниже.

  − В подвал не сунуться, − обнадежил Паха девушку.

  План спасения сорвался за малым. Уже у последнего пролета наткнулись на газон карага.

  − Вот бляха! – вырвалось у Пахи. Он опустился на колени. – Панда!??

  В колышущейся поросли обнаружил медальон из старой монеты. Забрал, обжигая руку ядовитой зеленью.

  Времени прощаться и отдавать последние почести, нет. Путь в подвал отпадал. Слышно бежит и плескает вода из порванных труб. Под зданием уже целое озеро. А в озере....

  Беготня с этажа на этаж напоминала Чили путешествие по заброшенным уровням Термитника. Только светло. И взаправду опасно.

  Их постепенно теснили. До стрельбы и перестрелок еще не дошло, но все к тому катилось.

  В обходной галереи над машинным залом большущий провал. Не перепрыгнуть. Безызвестный любитель острых ощущений (не Панда ли?) перебросил трубу. Если придерживаться за стеночку и не спеша можно попробовать пройти. Но то не спеша! Гусятники ждать не будут.

  Паха наступил на трубу. Тонка и шатается.

  − У меня не получится, − честно призналась Чили.

  − Попробуй! – не очень настойчиво потребовал Паха. Он и сам-то пройдет ли?

  − Не получится! Честно-честно!− замотала головой Чили. – Ты один.

  Сказала и испугалась. А вдруг точно один пойдет?!

  − Вон там поднимемся.... Правее?.. Да-да..., − перекликались гусятники.

  Опять бухнул выстрел. Сверху кувыркнулся мертвый голубь.

  − На нервы давят.

  Паха и Чили кинулись обратно. Запоздало заметались по все сужающемуся пространству. Выход и проходы отсекались. Прятки для них вот-вот закончатся.

  Паха крутился на месте, выбирая куда идти. Потянул Чили обратно на галерею. Остановился под выводом вентиляции. Сбил решетку, подставил сцепленные в замок ладони.

  − Лезь.

  −А как же ты?

  − Живо! Одному мне сподручней.

  Чили не стала спорить, влезла в трубу. Паха подал ей рюкзак.

  − Держи. Ногами аккуратно упирайся. В петли. Иначе вывалится. Руками придерживайся. В распор. Поняла?

  Он поставил решетку на место и поворотом регулятора потока прикрыл щели.

  − Что бы ни звука, − наказал он, убегая.

  Паха прошмыгнул на площадку и спустился на этаж. Мысль попробовать проскочить по трубе все же показалась ему перспективной. Но время упущено, путь отрезан. Он буквально налетел на гусятника. Отскочил, попятился, нажимая на курок...

  Автомат заклинило. Тут его и достали. Тяжелый удар кулака откинул Паху к стене, второй выбросил на галерею над машинным залом, где он чуть не перевалился за перила. Пришлось бросить оружие. Крепкий пинок протолкнул его еще дальше. Уже лежа, Паха увидел, он под вентиляцией, где прячется Чили. И девушка, скорей всего, наблюдает происходящее.

  Паха попробовал убраться из зоны видимости, но его зажали с двух сторон. Он сразу схлопотал несколько чувствительных ударов. Его сгребли за грудки и поставили на ноги.

  − Не падай! Мы лежачих не бьем, но добиваем. Правда Кеча? – обратился тот, что поздоровей ко второму.

  − Угу! – лаконичен гусятник.

  Отобрали понягу, нож, хлопнули по карманам, нет ли чего. Нет. И Пахе в зубы. Для понимания ситуации и будущих, отнюдь не блестящих перспектив.

  − Че, убегал сука? Че скакал? Нос твоя работа, а? По роже вижу, твоя...

  Для оживления разговора Пахе отпустили зуботычин.

  − Ты знаешь, сколько Нос стоит? Десять таких как ты! − пояснил Здоровяк. Больно словоохотлив для гусятника. Видно недавно у них.

  Сам Паха предпочитал отмалчиваться.

  Подошел третий, с пахиным автоматом. Потому как держался, понятно – главный.

  − Пушка-то капут, − усмехнулся он. – Ударник заклинило в затворе.

  Пахе припомнили попытку стрелять и чувствительно приложили по ребрам. Еле успел убрать раненый бок.

  − Че ты крутишься, гнида? – кипел Кеча.

  Пахе опять приложили. По сопатке. Аж в голове зазвенело.

  − Слышь, Кох. Нос его работа, − уведомил главного Здоровяк.

  Тот на секунду задумался, но спросил о другом.

  − Баба где?

  Молчать дальше опасно, начнут метелить, кости затрешат.

  − Какая еще баба? – ,,не понялˮ Паха.

  − Та, что с тобой.

  − Не было со мной никого.

  − А следы? Вторую пару ботинок на руки обувал? Где спрашиваю?

  − То Варан, друган мой, − вспомнил Паха. − Испугался.

  − А что же твой друган ссать садиться? – кивает Кох своим парням.

  И опять Паху по ребрам бац! бац!

  – Кому сучонок мозги крутишь! – давит ,,на слабоˮ Кеча.

  Здоровяк схватил Паху за горло. Сдавил, перекрывая дыхание. Паха засипел, смаргивая навернувшиеся слезы.

  − Так где? – Кох похлопал Здоровяка по руке. Тише-тише! Не удави раньше срока.

  − Не знаю, про что толкуешь.

  − Не знаешь?

  Пахе досталось с двух сторон. Когда ударили по раненому боку, он вскрикнул. Кох присмотрелся. Заинтересовался.

  − Ну-ка..., − и в один мах распластал рубаху, только пуговицы полетели.

  Внимательно изучал швы и шрамы на пахином боку. Даже пальцем провел.

  − Тасман*? – спросил Кох.

  От его слов Кечу и Здоровяка шатнуло в стороны. Чуть не упустили пленника.

  Паха кивнул.

  − Где?

  − В Речном...

  ...План бы прост. Простые планы чаще всего удаются. Меньше допущений и возможностей облажаться на ровном месте.

  − Подытоживаю, − по-дирижерски обвел круг Головач. – Балт и Гоголь прикроете левую ветку. Там тупик, так, что от туда сюрпризов не ждем, но и не спим. Варуша! За тобой правая. С тобой, – палец командира гусятников тыкнул в пятерых кому идти. – Со мной, к завалу, Жлоб, Карлик и Пыжа....

  В тесную комнату, бочком, не шуметь, вошел еще одни из членов отряда.

  − Босой, как там? – оторвался от речи Головач.

  − Стучать. Тихохонько.

  − Тихохонько..., − недоволен Карлик. − У белоглазых уши не хуже наших. А то и лучше.

  − Так. Ты, Босой, − Головач продолжил тыкать, распределяя своих людей. − Харпик и Паха прикрывают. Встанете в начало тоннеля, где сбойка. Приглядите, − пауза выслушать возражения. Нет таковых. – Вытаскиваем кротов и отходим. Острый момент! Могут вдарить! Смотрите в оба. Белоглазые спасибо скажут, что завал за них разобрали.

  − А я им, пожалуйста, − похлопал по ручному пулемету Карлик.

  Карлик парень боевой, но росточком со свой пулемет и не выше.

  Головач жестом призвал к тишине.

  − Выводим кротов к станции, к их основной группе, и всех гужом за реку, к фермерам. Они их подберут. Там и расчет.

  Гусятники заулыбались. Фермеры обещались знатно угостить. Сверх так сказать платы. Выпивка, жрачка. Опять же бабенки у фермеров покладистые, а сами они не жадные.

  − В Роскож поведем?

  − Уговора на то не было, но допустимо и такое. Ежели не обмараемся...

  Ребята обиженно загудели. Чего они обмараются? Не первый раз в деле. Белоглазых положили (а скольких своих потеряли?) не один десяток.

  − Кончай, хай справлять! – успокоил возмущение Головач. – Два часа на покурить, попить, покимарить и выходим.

  Пахе не до сна. Все любопытно в подземке. Он прошелся по перрону, посмотрел лепнину потолочных украшений. Помыкал-попыкал, но так и не прочитал название станций на красочной карте. Полюбовался люстрой с висюльками. Половину обдергали, но все равно впечатляет. Зашел в вагон поезда. Наверное, быстро мчался. Попробовал представить мелькание тоннельных огней, вспышки остановок, грохот колес о рельсы. Не смог. Посидел в кресле. Жопе мягко, спине удобно. Выбрался на перрон. Пропетлял линию столбов, спустился-поднялся по неработающему эскалатору. Съехал по перилам. Как тут живут? Сумрачно, пусто, всякий шум с эхом вдогонку. Ни былинки, ни травинки. Тесно − камень давит. Сырость – одежда липнет к телу. Затхлость − свербит нос и сбивается дыхание. Паха недоумевал. Променять жизнь под небом на существование в каменной норе? Лично он бы ни за что! Вспомнил слова отца. К месту ли? Вправе ли?

  ˮЖить, согнувшись,ˮ − Паха задрал голову к потолку, − ˮпривыкаешь быстро. Распрямится потом тяжело...ˮ

  Верно поэтому он, чего кривить душой, считал кротов трусами.

  То, что белоглазые совсем кротов одолели и те хотят уйти из подземки, гусятники узнали от фермеров. Те же и заплатили. Им нужны рабочие руки на полях. Приживутся кроты под чистым небом − трудный вопрос, но, то, что не будет житья от белоглазых − факт.

  Под ноги попался мальчишка. Сколько ему? Три? От силы четыре. В драной обдергайке, бледный. Паха достал и сунул мальцу кусок хлеба. Посоленную горбушку. Мальчика невнятно поблагодарил.

  − С..п..с..бо, − и прижал хлеб к губам обеими руками, не просыпать крошки.

  Переход от лагеря кротов до ветвления путей занял двадцать минут. Оттуда разошлись по позициям. Через пять все были готовы. Паха передернул раму затвора. Звук раскатился по всей поземке. Босой и Харпик выдвинулись вперед.

  ˮПовоюешь еще,ˮ − вот и весь сказ от стариков.

  Все шло по намеченному. Динамит к стене заложили. Грохнул взрыв, полетела пыль и камень, открывая проход.

  − Эй вы! Давай наружу! – позвал Головач.

  Белоглазые ударили с трех сторон. Слева, где вроде бы должны бездельничать Балт и Гоголь, справа, где стояли ребята Варуши и из пробитой в стене дыры.

  − Засада! Засада! – заголосили гусятники, поливая свинцом мерзкие ломкие фигуры.

  Всеобщий гвалт и грохот перекрыл полный ужаса крик.

  − Тасмаааан!

  Серая тень метнулась к Босому. Старик не дрогнул, принял смерть, расстреливая обойму. Тасман сбил с ног, вырвал горло и, перепрыгнув тело, кинулся на Харпика. В оскаленной окровавленной пасти лес тонких исходящих ядом-слюной клыков.

  Старик опоздал с перезарядкой, потому обхватил тасмана руками и пытался удержать.

  − Бей! – орал Харпик умирая в безжалостной схватке. – Бей, сынок!

  Паха выпустил всю обойму. С короткого расстояния пули прошили насквозь и пса и гусятника...

  Выбравшись из ослабевшего захвата, пес рванул дальше.

  Не надо объяснять что произойдет. Кроты не бойцы. Против тасмана они никто! Сами погибнут и баб с детишками не оборонят.

  Паха ввалил вторую обойму. Все тридцать пуль пес словил, но не остановился. Паха дернул нож, успел накрутить на руку для защиты ремень с оружия и принял бросок. Он бил пса, пес рвал его. Кто быстрее сделает свое дело. Кто уступит, отшатнется. Три жизни достаточная цена за жизнь мутанта? Знать бы кто назначил цену эту.

  Визжа, тасман опрокинул не поддавшегося противника и попробовал прорваться. Паха вцепился в лапу псу и волочился за ним. Он не чувствовал боли, лишь теряя ясность сознания, твердил себе. Удержать! Удержать! Удержать! Пока подоспеют ребята! Они подоспеют...

  Он мог бы посторонится, пропустить тасмана и бежать, стреляя вслед. Он мог не ввязываться в ножевой бой. С ножом на тасмана? Дурак ты парень! Безнадежно. Он мог отпустить пса, ведь сам истекал кровью. Он мог все это сделать и остаться чистым перед собой и другими. Но он поступил обратно. Потому что там, в конце ветки, болтая ногами с платформы, под скупым сеянным сквозь пролом светом, бледный, не видевший солнца, мальчишка, грызет соленую горбушку. Соленую...